Олден Марк. Демон

   — Вы думаете, проблемы Элен Силкс связаны с подслушиванием в ваших помещениях? — спросил Пенни.
   Фрэн Маклис закрыла глаза рукой.
   — Ч-черт. Мне эта мысль приходила в голову, но я сразу ее прогнала. Даже думать об этом и то больно. Слишком больно. Теперь вы знаете, почему я обратилась к вам доверительно — и нет, я ничего не говорила Элен Силкс о подслушивании. Вы единственный, с кем я это обсуждала. Единственный, с кем я могу это обсуждать.
   У Фрэн Маклис было еще два частных следователя в штате, оба подчинялись Эдварду Пенни. Но Пенни должен сам заниматься проблемой подслушивания, по крайней мере, пока не решит, что этим двум следователям можно доверять. Подразумевалось, что имя Элен Силкс нельзя упоминать ни в коем случае. Пенни уже доказал свои качества, выполняя другие поручения сенатора. В одной из поездок по Юго-Восточной Азии он спас ей жизнь — она там искала факты для одного сенатского расследования. А сейчас она доверила ему нечто еще более важное — свою политическую жизнь.
   Эдварду Пенни было лет тридцать пять — высокий худой мужчина с сонными глазами, темно-каштановыми волосами и короткой бородкой, скрывавшей относительно недавние следы ожогов. Его движения казались нарочито замедленными и растянутыми, но это были движения атлета, отточенные и с внутренним ритмом. Оставив дом в семнадцать лет, он служил в американских Специальных войсках, потом работал телохранителем, консультантом у торговца оружием, был наемником, успел также поработать в нескольких детективных агентствах. Кроме того, Пенни брали инструктором по боевым искусствам в элитные части в Соединенных Штатах, Азии, Европе и Центральной Америке.
   Что же до места начальника безопасности у сенатора, то это было чем-то вроде синекуры. Никакой физической опасности и никакой возможности проявить себя в боевых условиях, да еще надо часто являться на приемы в посольствах, надевая двубортный пиджак. Взялся он за эту работу потому, что потерял уверенность в себе и на прежние дела сейчас просто не годился. Пенни знал, как думают о нем другие: тот случай в Центральной Америке почти что его погубил.
   У него остались физические шрамы — больше всего обращали на себя внимание обожженные лицо, шея и плечи — и шрамы эмоциональные, и все это напоминало ему о самой большой неудаче в его жизни, ужасной неудаче, после которой он стал сомневаться в своих боевых искусствах, а ведь на них-то он и построил свою жизнь. А еще он получил всемирную известность. Известность нежелательную. И тяжелый груз вины и стыда. Пока Фрэн Маклис не уговорила его работать на нее, он боялся, что вообще работать не сможет.
   Вернувшись из Центральной Америки, он замкнулся в одиночестве, ибо все из него ушло: уверенность в себе, желания, энтузиазм. Однако Фрэн Маклис не пожелала считаться с его жалостью к себе — так она это назвала. Сенатор была обязана ему жизнью и без всяких угрызений использовала свой немалый дар убеждения, чтобы заставить Пенни взглянуть на ситуацию с другой стороны. А платить она обещала хорошо, работать же придется в Нью-Йорке и Вашингтоне, единственных цивилизованных городах страны. Для человека с его талантами работа не будет сложной, а пользу ему принесет — чем скорее он приступит к работе, тем лучше.
   Она заявила, что Пенни — самый лучший начальник безопасности, которого только можно представить, ибо у него хорошая речь, он знает несколько языков, прекрасно одевается, умеет применить насилие, когда это требуется. Он успел завести полезные контакты в темных уголках мира и он умеет держать рот закрытым. Сейчас, во времена терроризма и бессмысленного насилия, такой человек как Пенни стоит своего веса в золоте.
   Она его обрабатывала очень разумным образом. Зная, что Пенни собирает первые издания, послала ему стихи Лонгфелло и «Рождественский гимн» Диккенса в издании 1915 года, в книге были к тому же прекрасные иллюстрации Артура Рэкхэма. Ей было известно, что он является партнером в небольшом предприятии с бывшим агентом французской разведки, они производили яблочный сидр в Нормандии, где Пенни собирался когда-нибудь уйти на покой. И Фрэн Маклис устроила так, что ее друзья стали заказывать ящиками сидр у Пенни и Жоржа Канкаля, которым такая прибыль была очень нужна.
   А еще Пенни звонили по телефону. Звонили люди, которых он знал в военных колледжах, ЦРУ, иностранных посольствах и частных охранных агентствах, и говорили одно и то же: соглашайся работать у Фрэн Маклис, так как никто другой тебя не возьмет, пока не докажешь, что к тебе вернулась прежняя выдержка.

Поиски «клопов»

   На втором этаже Пенни начал обследование с библиотеки/столовой. Сенатор гордилась своим поваром и часто проводила здесь деловые встречи со своим штатом и многими нужными людьми. Проводила она в этой комнате и пресс-интервью, совершенно секретные совещания с партийными лидерами и финансистами. Здесь же она обедала с Элен Силкс.
   Как раз из-за Элен Силкс Пенни и решил обследовать все в Нью-Йорке и Вашингтоне сам, работая вечерами, когда офисы и жилые дома сенатора совсем или почти пусты. Если в подслушивании замешана Элен Силкс, лучше об этом никому постороннему не знать. Пенни даже не сказал троим из сенаторского штата, жившим в ее городском доме, зачем придет сегодня. Сообщил только, когда его ждать. И не предупредил, что сразу же вернется в Вашингтон, на ночь не останется.
   Он знал, что будет искать: скрытые магнитофоны, скрытые передающие системы, миниатюрные микрофоны. Возможно, «клоп» окажется столь изощренным, столь новым, что о его существовании может знать в профессиональной среде только сам изобретатель. Пенни надеялся, что это не так, что ему не попадется устройство, которое еще не научились нейтрализовать. В принципе любого «клопа» можно победить, каким бы он ни был усовершенствованным, нужно только время. Но на это время преимущество остается за изобретателем новой модели. Пока его творение не победили, он может слушать без помех.
   Пенни включил свет в библиотеке/столовой, ЭКР-1 положил на банкетку. Комната напомнила ему частный клуб для мужчин в Лондоне. По стенам стояли лакированные шкафы, наполненные книгами в кожаных переплетах. На столе под орех, вокруг которого стояли стулья в раннем георгианском стиле, располагался серебряный английский прибор, вилки с двумя зубьями. Английские табакерки из золота, слоновой кости и черепахи были разложены на небольшом столике, а на другом столике Пенни с удовольствием увидел украшение, которое ему особенно нравилось: агатовую тарелку на золоченой серебряной статуэтке греческого воина. Это был шедевр семнадцатого века, подарок лорда Оливера Ковидака, одного из старейших друзей сенатора.
   Пенни подумал, что и Ковидак должен фигурировать в записях разговоров Фрэн Маклис, он ведь ей каждую неделю звонит. Ковидаку это может показаться забавным; до недавнего времени он и сам занимался политикой и все грязные приемы знал хорошо. Он только что оставил парламент, собираясь закончить книгу, над которой работал уже давно. Пенни познакомился с ним в Вашингтоне, где Ковидак гостил в доме сенатора, когда работал в библиотеке Конгресса и собирал документы для книги.
   Ковидака Пенни считал интересным и очаровательным человеком, хотя и явно со странностями. В возрасте около семидесяти лет, когда большинство людей не вылезают из кресла-качалки, англичанин поднимался на горные вершины, гонял по сельским дорогам на мотоцикле, а не так давно устроил сенсацию в Англии, напав с луком и стрелами на двух мужчин, которые, по его мнению, издевались над животными. Два дня в неделю он питался исключительно персиками, считая это ключом к здоровью и долголетию. О своей книге Ковидак ничего не рассказывал, Фрэн Маклис тоже молчала — по его требованию — и лишь однажды обмолвилась Пенни, что речь идет о жене Ковидака, которая погибла в японском тюремном лагере лет сорок назад; Пенни сможет прочитать об этом, когда книга выйдет в следующем году. Ковидак, подчеркнула она, помешан на секретности.
   Рядом с банкеткой висели японские гравюры белых аистов и сада с прудом — подарки Элен Силкс. В том же углу стояла декоративная лампа, Элен Силкс прихватила ее недавно во Франции. Рядом с лампой располагалась наидрагоценнейшее для Пенни произведение искусства в этой комнате — картина — японская куртизанка девятнадцатого века кисти Акико Сяка, художницы из Японии, Пенни считал ее самой красивой женщиной, какую ему довелось увидеть за всю жизнь. Они познакомились в Вашингтоне десять лет назад, когда она стала каждый день приезжать из своей студии в Нью-Джерси — готовила выставку, ее картины заинтересовали местную галерею. Сенатор представила его Акико, гостившей у нее дома, и произошло невероятное. Пенни и она влюбились друг в друга почти мгновенно. В нем вспыхнули эмоции, которые он считал давно мертвыми, и сейчас Пенни чувствовал себя счастливым и возродившимся.
   Но его страсть к Акико была также одним из самых ужасных явлений в его жизни, ибо он постоянно боялся потерять ее. Она была огнем, который согревал его, светом, ведущим обратно в страну живых. Что же до Фрэн Маклис, то вслух сказано ничего не было, однако он чувствовал, что она к их отношениям относится неодобрительно. Пенни вовсе не волновало, что она там думает. Он знал, что ему нужна Акико, необходимо то, что она может ему дать, и он не желал с ней расставаться. Из-за Акико он и хотел сегодня же вернуться в Вашингтон, после того как обследует дом Фрэн Маклис и ее офис на Лексингтон-авеню.
   Он включил ЭКР-1, работавший на батарейках, и убедился, что дисплей функционирует хорошо. Затем проверил самое важное звено — мониторинговое устройство, позволяющее подслушивать подслушивающих. И здесь не было проблем.
   Пора заняться уничтожением «клопов».
   Он поднес ЭКР-1 к телефону рядом с креслом в стиле королевы Анны. Дисплей засветился. Монитор начал жужжать. ЭКР-1 не тратил времени, он сразу принялся выслеживать человека, подключившегося к телефону. Пенни ухмыльнулся. А это будет забавно. Он поднял трубку и набрал номер точного времени. Записанный на пленку женский голос сообщил ему, что сейчас ровно двенадцать ноль три, затем продолжал говорить, прибавляя секунды — а Пенни тем временем открутил внешнее кольцо трубки и осмотрел гнездившийся внутри миниатюрный микрофон. Он являл собою нечто новое — кусочек металла размером с детский ноготь. Прекрасный компактный микрофон. Сделал его способный человек. Очень способный.
   Чтобы слухач на том конце остался в неведении, Пенни оставил «клопа» на месте, опять свинтил трубку и положил на рычаг. Увеличил громкость на мониторе. Теперь уже скоро. Слухач где-то поблизости, он слушает, записывает и пьет много кофе, чтобы не уснуть. Он должен быть близко, потому что у такого «клопа» дальность действия не больше полутора тысяч футов. Через несколько секунд ЭКР-1 точно скажет Пенни, на каком расстоянии находится слухач.
   Визуальный дисплей сейчас показывал, что в комнате есть еще один «клоп». Пенни подошел к стене рядом с «ореховым» столиком, достал маленький карманный нож и отвернул металлическую крышку электрической розетки. Вот он. Совсем такой же, как в телефонном аппарате. Очень маленький, очень мощный. Если не знаешь, что именно искать, можно принять его за металлическую стружку. Пенни привинтил на место крышку розетки и вернулся к ЭКР-1. Монитор жужжал, показывая, что слухач находится практически над домом. Может быть, слева, в синагоге. Может быть, справа, в средневосточном посольстве — тогда совсем интересно. Пенни щелкнул пальцами. Конечно. Мерзавец сидит через улицу, в Арсенале. Самое подходящее место. К тому же очень легко войти и выйти, там полно дверей. Прошло несколько секунд, и монитор показал, что Пенни прав.
   Сначала монитор подхватил один голос, потом другой. Пенни чуть не расхохотался. Он их знает. Если хоть чуточку разбираешься в электронной слежке, то обязательно знаешь Аристотеля Белласа и его дочь Софи. Аристотель Беллас был гением электроники, лучшим слухачом в бизнесе, создателем нескольких превосходных устройств для подслушивания. На него смотрели как на легенду, в своем ремесле он был чем-то вроде Рембрандта в живописи. Пенни доводилось работать с «Греком», но работали с ним также ЦРУ, ФБР, Пентагон, мафия, дорогие адвокаты, различные многонациональные корпорации, профсоюзы, израильская разведка, репортеры.
   Дочь Белласа, Софи, была у него партнером, притом хорошим. Она унаследовала отцовский талант, а он еще обучил ее всем хитростям. И работала она настолько хорошо, что клиенты не колеблясь нанимали ее, если Беллас был занят. Он настаивал, чтобы она получала такие же высокие гонорары, как он, и к ней проявлялось такое же профессиональное уважение: естественно, Софи молилась на отца.
   Монитор передавал голос Аристотеля Белласа. Голос, хриплый от турецких сигарет и рецины, смолистого вина. — Больше ни слова, поняла? Кто-то нас слушает. Собирай все и уходи в фургон. Не произноси ни слова. Ни слова.
   Софи, очевидно, восприняла это всерьез, так как далее Пенни слышал только пустой эфир. Аристотель Беллас и его маленькая девочка ушли, не попрощавшись.
   Пенни выключил ЭКР-1 и погладил его, улыбаясь. Прекрасно справился, приятель. Никаких сомнений, несколько «клопов» было в офисе/центре связи. А также в спальнях, особенно в спальне хозяйки. И не какие-нибудь заурядные устройства, а нечто особенное, мaстерские творения Грека или Софи. Пенни был почти уверен, что Беллас изобрел новый сканер, потому что на рынке еще не появлялась никакая штука, способная засечь ЭКР-1. Такой сканер должен стоить целое состояние, а Грек всегда нуждался в деньгах.
   Проблема заключалась в том, что Грек играл на бирже. Вот просто не мог не играть и все. Он верил всем подсказкам относительно «надежных» акций и проигрывал на этом кучи денег. Чтобы покрыть недавние потери, Грек, как говорили, стал продавать снаряжение для подслушивания торговцам наркотиками — в пять раз дороже, чем платили ему правоохранительные органы. Некие кубинцы в Майами и Нью-Джерси и некие доминиканцы и колумбийцы в Нью-Йорке получали новейшие биперы, сканеры и уоки-токи и что так еще им было нужно для контр-слежки за полицией. Теперь они слушали полицейское радио, заранее узнавали о налетах — и не теряли миллионы долларов в виде наркотиков, наличных, оружия. Это маркетинговое решение, принятое Аристотелем Белласом, не сделало его популярным среди полицейских, зато помогло решить проблему с его брокером.
   Пенни выбежал из библиотеки/столовой, бегом спустился по лестнице и выскочил из дома, захлопнув за собой дверь. Вечер был теплый, тихий, темный, а улица пустая, если не считать одинокого велосипедиста, огибающего угол на Парк-авеню. Пенни мог покончить с этим делом прямо сейчас. Схватить Аристотеля Белласа и выжать из него два имени: имя его клиента и того человека в штате, кто впустил Грека в дом или пристроил для него «клопов».
   Беллас упомянул о фургоне. Он должен стоять недалеко от Арсенала, но в каком направлении? У Пенни бурлил адреналин в крови. Хоть какое-то действие, наконец.
   Думай.
   На улице со стороны Арсенала ни одной машины. Знаки показывали, что стоянка здесь разрешена только военным автомобилям.
   Запрещалась стоянка и на сенаторской стороне улицы, у ее дома, синагоги и средневосточного консульства. Перед консульством двадцать четыре часа в сутки стоял полицейский — охрана от еврейских боевиков. Ну, тут ясно, подумал Пенни. Аристотель и Софи на эту сторону улицы не сунутся из-за полицейского.
   Оставались три стороны Арсенала. Три квартала входов и выходов, много возможностей для этой динамичной пары. Пенни сразу исключил один из них — лицом к Парк-авеню. Там слишком много пешеходов и машин. Аристотеля и Софи могут увидеть.
   Но есть еще два квартала входов и выходов.
   Решения.
   Пенни принял решение. Он побежал вдоль квартала направо, к Лексингтон-авеню и задней стене Арсенала, собираясь охватить все остающиеся входы и выходы, уверенный, что легко может опередить Грека и Софи и успеет осмотреть не только Арсенал сзади, но и стену со стороны 71-й улицы. Черт возьми, они же не бегуны мирового класса, эти двое, к тому же им будут мешать чемоданы с аппаратурой.
   Пенни не ожидал каких-то осложнений с Греком, тот был из породы любовников, а не бойцов, любил молоденьких черных проституток. Чтобы проникнуть в Арсенал, он, наверное, подкупил охранника или воспользовался своими контактами в конторе мэра. Вряд ли арсенальский охранник вмешается, станет помогать Греку, но если это произойдет, Пенни решил идти самым простым путем. Он распахнет пиджак и покажет двенадцатизарядный «Браунинг», вот и все. Охранники в таких местах обычно без оружия, или у них стволы без патронов. Увидев настоящий ствол, почти любой человек замирает, на это Пенни и рассчитывал.
   Он бежал, и в нем росла радость действия, лихорадочное стремление к победе. Может быть, надо перейти на пятимильные пробежки каждый день; сейчас он ограничивался тремя. Он в неплохой форме, может, не в такой хорошей, как до Центральной Америки, но сойдет. Тренировался Пенни по часу в день: бег, тяжести, дзюдо/каратэ — это обычно с парнями помоложе, которые сильными противниками не были. Иногда работал один с танто, японским ножом, который любил и с которым познакомил некоторые элитные части.
   Однако же кое-что ему следовало делать, а он не делал. Например, ходить в тир, отрабатывать искусство вождения машины, особенно тактику ухода и защиты. Или освежить в памяти приемы работы с взрывчаткой, особенно обезвреживание бомб в машинах. Все это начальник безопасности должен знать для того, чтобы сберечь жизнь себе и клиенту. Но Пенни действовал сейчас не в том ритме, что шесть месяцев назад. Искры не было.
   Тем не менее профессионализм сработал в эту минуту, и он определенно горел нетерпением схватить Грека и Софи. Он пробежал мимо пожилого привратника, стоящего под навесом высотного здания, мимо частной школы для богатых девочек, мимо галереи искусств — сплошь подцвеченное стекло и сталь — и оказался на почти пустой Лексингтон-авеню. Остановился, выжидая, когда проедет длинный лимузин, быстро пересек улицу, у Арсенала пошел медленнее, держась близко к стене и подальше от уличных фонарей.
   Звук впереди — Пенни замер. Футах в двадцати, посреди квартала, приоткрылась металлическая дверь, выпустив полоску света в ночь. Затем дверь открылась шире, поскрипывая, и распахнулась, стукнув о стену Арсенала. Молодой человек в форме американской армии, в стальной каске и черных сапогах — к Пенни он был спиной — вышел на улицу и придержал дверь. Человек этот, с сержантскими нашивками, отбрасывал длинную тень в сторону Пенни. Арсенал проложил ярко-желтую полосу на сером асфальте, а на эту сияющую полосу ступили, обремененные тремя чемоданами и атташе-кейсом, Аристотель и Софи Беллас. Пенни подумал, что они похожи на пару, которая сбегает из отеля, не заплатив.
   Сержант помахал им рукой на прощанье и ушел обратно, захлопнувшаяся за ним дверь послала долгое эхо вдоль пустой улицы.
   Пенни потер глаза. Яркого света больше не было. А Грек — вот он, в пределах досягаемости. Под уличными фонарями Белласы стали силуэтами, спешившими к 71-й улице.
   Пенни побежал за ними бесшумно, на носках, заранее радуясь удару, который получит чувствительная гордость Грека — обидно, если тебя поймали.
   Пенни прибавил скорость, длинными прыжками обогнал Софи. Схватил Грека за воротник и сильно дернул. Грек остановился разом, а когда Пенни потянул назад, упал ему на руки. Он осторожно усадил Грека на мостовую вместе с его чемоданами, потом зашел Софи за спину, закрыл ей рот рукой, несколько раз проговорил ее имя, чувствуя, как она расслабляется. Шепотом приказал ей поставить чемодан и атташе-кейс и отойти к стене. Тихо, сказал он, а то отцу будет больно. Софи повиновалась, глаза у нее блестели от слез.
   Пенни осмотрел Аристотеля Белласа — мужчина лет пятидесяти с чем-нибудь, плотный, по курчавым седым волосам расползается лысина, подцвеченные розовым очки, костюм в полоску, туфли из крокодиловой кожи и пурпурная шелковая рубашка, открытая на шее, там поросль седых волос. Опираясь руками на один из чемоданов, он испуганно смотрел снизу вверх на Пенни, пытаясь узнать его в полутьме. Узнал, в общем, но уверен не был: Пенни похудел, да и бороду он раньше не носил никогда.
   Софи смотрела только на отца. Ежели судить по ее обеспокоенному лицу, Грек упал с крыши и сейчас умрет. Софи было тридцать с небольшим лет — полная женщина с перманентной завивкой, волосы рыжеватые, чуть заметные усики, черты лица расплываются в избыточной плоти. В слабом освещении Пенни показалось, что на ней темно-голубой парашютный костюм, но присмотревшись он увидел «Гараж Амстердам» на кармане: униформа механика в гараже, а с ней красные ковбойские сапожки. Но уж украшения Софи гараж нисколько не напоминали. Все строго от Картье — всегда. Сегодня на ней был кулон, кольцо и часы соответствующие.
   Пенни с уважением относился к ее талантам, но вообще-то она вызывала у него жалость. Он часто думал — живет ли она жизнью, которую кто-то выбрал для нее, или же ей эта игра действительно нравится. Кто-то должен был защищать ее: она часто становилась мишенью шуток из-за своей полноты, а к тому же страдала клаустрофобией, панически боялась закрытых пространств. Пенни слыхал, какая история приключилась с ней в Олбэни, где ей пришлось ночь провести в тюрьме, так как она не нашла денег на залог — она буквально свихнулась и потом долго ходила на специальную терапию, а ужас перед тюрьмой так и остался. Ну что ж, подумал Пенни, напрасно отец ее не предупредил, что подслушивание чужих разговоров имеет опасные стороны.
   Пенни спросил у Софи, в каком чемодане у них новый сканер, и она от испуга не сумела солгать и показала на тот, который несла сама. Пенни поднял его и усмехнулся. — Не обращай внимания на бороду, Грек. Это я, Эдвард Пенни.
   Аристотель Беллас кивнул, но прежде чем он успел заговорить, Пенни не желая слушать враки, прервал его. Он сказал Греку, что незаконное прослушивание сенатора Соединенных Штатов плохо отражается на карьере, а сейчас им троим лучше всего пройти в дом, там Грек и Софи смогут рассказать ему что-нибудь интересное. Например, кто натравил их на сенатора Маклис и почему.

* * *

   — Вы же считаетесь мертвым, — кисло проговорил Аристотель Беллас.
   — Преувеличение, — отмахнулся Пенни. Он потрогал свою бороду. — Вы с дочкой прослушиваете сенатора Маклис и должны знать, что я еще в стране живых. И вообще, лучше поговорим о тебе и твоей Софи — как вы проводите летний отпуск, например.
   Эдвард Пенни и Аристотель Беллас занимались одним бизнесом, частным сбором информации, но друзьями не были. Восхищаться Греком как чудесником — это одно, доверять ему свои секреты — совершенно другое. Мы оба просто игроки, сказал себе Пенни. Не больше, не меньше.
   Они сидели трое в кухне городского особняка, большой комнате с испанскими арками, плитками цвета ржавчины на полу, кирпичными стенами, увешанными медной утварью, и зарешеченными окнами на задний двор. Пенни не стал спрашивать, но Грек сам заверил его, что здесь чисто, «клопов» он сюда не сажал. Слишком шумно, пояснил он, к тому же люди не обсуждают важные вещи на кухне. Пенни ответил, что удостовериться все равно нужно, и приказал Греку быстренько это сделать. Тот приступил к работе, пользуясь локатором собственной модели. Когда Грек доставал его из чемодана, Пенни увидел там еще немало интересных штучек. Локатор ничего не обнаружил.
   Далее Пенни приходилось действовать очень осторожно. О связи Фрэн Маклис и Элен Силс не должны были узнать газеты, а значит, он обязан найти какой-то вариант договора с Греком и его дочерью, позволяющий им уйти. После того как они все расскажут. Пенни сможет это пережить, если получит копии всех записей — он знал, что Грек перед отправкой оригиналов клиенту копии для себя сделал. Это ведь материал, которым впоследствии можно шантажировать сенатора.
   Пенни налил кофе в уэджвудские чашки Греку, Софи и себе. Софи положила в свою чашку четыре куска сахара.
   — Без полиции, — пообещал он.
   — Разумеется. — Грек даже улыбнулся
   Пенни сел на столик для разделки мяса.
   — Вот в чем моя проблема. Я в этом деле должен выглядеть как можно лучше, потому что, откровенно говоря, мне сейчас не очень легко найти работу. Следовательно, я обязан давать результаты. Чтобы не возникало никаких вопросов.
   Грек улыбнулся и сказал, что понимает, ох как он понимает.
   Пенни сказал далее, что хотел бы избежать какой бы то ни было огласки, и получил от Грека еще одну улыбку. От Софи тоже. А это могло значить, что они знают об Элен Силкс, или же решили, что Пенни сильно сдал. Он не собирался отпускать Грека, поэтому сказал — ему необходимо сотрудничество Грека и он его получит. А если нет, то отдаст чемоданы Грека полицейским. Так что или Грек танцует в нужном ритме, или у его новых игрушек будет новый хозяин.
   Грек перестал улыбаться. Пенни продолжал:
   — Твои контакты с доминиканцами и колумбийцами сделали тебя очень интересным для ФБР и Бюро наркотиков. И эти чемоданы… Сколько денег, по-твоему, ты потеряешь?