Марго всегда удивляла сама Казанская улица.
Начинаясь от гениального творения Воронихина, величественного Казанского собора огромными массивными зданиями, она потом будто ломалась поворотом, и ближе к Гороховой дома стояли поменьше и попроще. Трехэтажный дом Прозорова был куплен еще его отцом. Фасадом в шесть окон он выходил на Казанскую улицу. Чтобы попасть внутрь, нужно было войти под своды квадратной арки, проделанной в стене почему-то не по центру фасада, а у самого его правого края. Арка вела во внутренний двор, в центре которого росло несколько старых деревьев. Во дворе располагались дворницкая, конюшня, сараи, дровянник. Массивная парадная дверь с бронзовой ручкой и электрическим звонком открывалась в просторный холл, украшенный нарядной люстрой, откуда наверх убегала лестница в жилые комнаты. На первом этаже помещалась прислуга и хозяйственные помещения, а на втором и третьем этажах жили хозяева. Многие комнаты давно пустовали.
Теперь и до них дошла пора. Маргарита могла по своему вкусу выбрать обивку на стены, ковры и занавеси, мебель в свою спальню, посуду и картины, словом, все, что душа пожелает. Платону Петровичу нравился вкус его будущей супруги, и он без сожаления оплачивал счета, приходившие из магазинов и лавок.
Особенно много переживаний было по поводу подвенечного платья. Марго оказалась требовательной заказчицей и совсем загоняла портниху, уже который раз приезжающую на дом для примерки.
Работа над платьем подходила к концу, оставались отдельные штрихи, делавшие его чудом портняжного искусства. Марго не напрасно ворчала, все, что она придумала, чрезвычайно украсило наряд. Портниха уже собиралась уходить, как прибыл жених. Столкнувшись с ней в дверях, Прозоров засмеялся:
– А, опять вы здесь! Совсем вас загоняла!
Привередливая мне достанется женушка! Никак ей не угодишь!
– Мамзель изволили проявить большой вкус и фантазию, но, сударь, не беспокойтесь, все будет сделано в срок! – И с этими словами женщина поклонилась и выпорхнула вон.
Прозоров, довольно улыбаясь, подошел к Маргарите и обнял ее, неожиданно сильно. Девушка охнула в его лапищах.
– Уж не задавил ли я свою красавицу? – Прозоров взял Маргариту за плечи. – Ох, не дотерпеть! Боюсь, боюсь согрешить с тобой, ненаглядная, до венца, кровь так и стучит во мне!
– Вы вольны в своих желаниях и поступках, – покорно произнесла она, заливаясь краской.
– Это ты брось, брось! – тихо, но твердо проговорил Платон Петрович, видя, как она дрожащими руками стала расстегивать платье. – Для меня жена прежде всего такой же человек, как и я сам!
И мне не надо ничего через силу, без желания, без чувств! Мне не надобно твоего унижения, я хочу уважать тебя и твое достоинство!
Услышав такие слова в первый раз в жизни, девушка обомлела и чуть было не разрыдалась, слезы уже висели на ресницах.
– Нечего слезы точить, – нарочито грубо сказал смущенный Прозоров. – Посмотри-ка лучше, понравится тебе или нет?
С этими словами он вынул из кармана сюртука изящный футляр, в котором оказались ожерелье, серьги и перстень. Крупные бриллианты, золото и мастерство ювелира моментально заставили слезы высохнуть.
– Ну как, нравится? – Платон Петрович защелкнул замочек на нежной шейке.
Вместо ответа Марго поднялась и прикоснулась к нему губами. Прозоров замер. После нелепой сцены в доме на Казанской, он боялся проявлений своих чувств. И боялся фальши со стороны Маргариты. Он понимал, что она может испытывать к нему благодарность, уважение, но до любви еще далеко. Поэтому их поцелуй был скорее дружеский, чем страстный. И тем не менее Маргарита вдруг ощутила, как в опаленной ее душе что-то родилось и затрепетало.
Неуклонно приближался день свадьбы. Прозоров хотел поменьше гостей и пышности, полагая, что излишества неуместны для свадьбы солидного человека. Марго в душе досадовала, ей так хотелось красоваться в своем наряде, чтобы как можно больше людей любовались ею и завидовали. Именно зависть и пошлое любопытство обуревали многих знакомых, которые в эти дни бесконечно появлялись и в доме на Казанской, и даже в покосившемся домишке на Васильевском.
Маргариту не обижала эта кутерьма. Она понимала, что женитьба такого известного богача, как Прозоров, почетного гражданина, поставщика Двора Его Императорского Величества, да еще на своей воспитаннице, не может не вызвать легкого ажиотажа в рядах любителей жареного. Она также понимала, что теперь будет все время на виду и ей придется играть ту роль хозяйки дома, которую долго исполняла Варя, ныне заточенная болезнью в безлюдной усадьбе. Злые языки судачили о преступном совращении сироты старым негодяем или о забывшей девичий стыд распутнице. Но очень скоро даже эти самые злые языки вынуждены были притушить свой пыл, потому как Маргарита держалась с изумительным достоинством, а нежное и уважительное отношение к ней суженого было видно невооруженным глазом. «Неужели и впрямь любовь?» – гадали кумушки. «Ах, шарман, шарман!»
Бедная Аграфена Тихоновна также стала средством утоления жадного любопытства. Правда, старушка схитрила и прикинулась совершенно выжившей из ума, чтобы избавиться от назойливых посетительниц.
Единственно, кто не проявлял ни малейшего любопытства, так это Гривины. Они получили от Прозорова указания по случаю венчания, и посему из Цветочного приходили письма, которые скорее напоминали отчеты о выполнении этих распоряжений. Писал их Дмитрий, сухо и деловито, Варя иногда отделывалась несколькими строками в конце. Из этого можно было понять, что она не приняла отцовского решения и не смирилась. Однако ни самого Прозорова, ни его невесту эти обстоятельства, кажется, совсем не расстраивали.
Оба они, не сговариваясь, каждый для себя решил во что бы то ни стало быть счастливым в этом браке.
И вот долгожданный день настал. Маргарита проснулась рано, она вообще плохо спала в эту ночь. Какое-то время она лежала с закрытыми глазами и думала о том, что уже сегодня вечером ляжет в постель не одна. Эта мысль пугала и волновала ее. Она была просвещенной девушкой и знала, что происходит между мужем и женой. Но именно это знание и мешало ей предаться романтическим мечтаниям, заставляя тревожно размышлять скорее о медицинских и физиологических материях. За окном медленно светало, начинался ясный весенний день, который должен был стать поворотным в судьбе сироты. В какой-то момент девушка подумала о своих покойных родителях, не доживших до ее свадьбы. Ей стало пронзительно грустно, и слезы потекли сами собой. Однако, пришлось быстро взять себя в руки, хороша же она будет в церкви с красными, заплаканными глазами и распухшим носом!
Дом потихоньку просыпался, послышались тяжелые шаги Платона Петровича, прокуренный кашель Гривина, резкий недовольный голос его жены, торопливые шаги горничной и стук в дверь.
– Барышня, просыпайтесь! Вставайте, Маргарита Павловна, а то собственную свадьбу проспите!
Когда Марго в подвенечном платье, с длинной фатой на голове и букетом флердоранжа в руках спустилась вниз, то выяснилось, что ждали только невесту. Прозоров с нескрываемым удовольствием оглядел ее и подал руку. Опершись о локоть жениха, Маргарита двинулась к выходу. Следом потянулись и остальные. Варвару вез Гривин, он же легко подхватил ее на руки и посадил в экипаж, за ними последовало и кресло. Дмитрий, а так же доктор Литвиненко были шаферами на свадьбе. Лошади бежали легко, утренний морозец еще сковывал дорогу, а весеннее солнце еще не проснулось и светило вполсилы. В экипаже с молодыми ехала и Аграфена Тихоновна, которая ради такого случая покинула свой домик, чего не случалось последние двадцать лет. Она даже не плакала, а только молча и радостно взирала по сторонам.
В церкви стоял холод и полумрак. Когда показались экипажи, служка стал зажигать все свечи, а замерзшие певчие потянулись на клирос.
Облаченный в подобающую по случаю ризу батюшка уже ждал молодоженов. Наконец жених, невеста и гости вступили в церковь, и таинство бракосочетания началось.
Прозоров, облаченный во фрак, с цветком в петлице и Маргарита в пене кружев и облаке тюля стояли перед аналоем. В руках они держали зажженные свечи, которыми их трижды благословил священник, как символ супружеской любви.
Марго пыталась слушать батюшку, но мысли ее путались, слова молитвы ускользали. После этого молодые обменялись кольцами, освященными на алтаре. Прозоров быстро надел на маленький пухлый пальчик Марго кольцо, а она замешкалась и от волнения чуть не выронила кольцо жениха. За обручением последовало венчание. Батюшка молил Господа благословить этот брак и ниспослать на вступающих в него Свою небесную благодать.
На голову жениха и невесты как знак этой благодати были возложены венцы. «Господи, Боже наш, славою и честию венчай я!» – трижды благословил их священник и стал читать Послание апостола Павла, а затем Евангелие. Маргарита искоса наблюдала за Платоном Петровичем и видела, как глубоко проникают в его душу слова Священного Писания о таинстве брака. Она снова попыталась внимательно слушать, но волнение мешало ей.
Маргарита обвела глазами алтарь, с икон которого на нее смотрели суровые лица Христа, Богоматери и святых. Но в этот момент они показались ей радостными и торжественными. А когда запел хор, ей почудилось, что грешная душа ее воспарила в пространстве храма, наполненного ароматом свечей и ладана. Потом они пили вино из одной чаши в знак того, что с этих пор они должны жить единодушно, деля вместе и горе и радость, и вслед за священником, который пел «Аллилуйя», трижды обошли вокруг аналоя, знаменуя тем самым духовную радость и торжество.
Обряд закончился, батюшка поздравил новобрачных и от своего имени, после чего Прозоров пригласил его отобедать за свадебным столом.
Стали подходить с поздравлениями и другие гости. Первыми к новобрачным приблизилась чета Гривиных. Варвара оставалась растерянной и смущенной. До последнего момента она надеялась, что отец образумится. И вот теперь Маргарита, Маргоша, ее детская подружка, девчонка на посылках – госпожа Прозорова, ее мачеха.
Как говорится, прошу любить и жаловать! Во время обряда Варвара не спускала глаз с новобрачных, отмечая про себя каждое движение, каждый взгляд, пытаясь убедить себя, что это несерьезно и ненавсегда, что она, дочь Варя, все равно вернет свое безраздельное господство в отцовском сердце. Однако ревнивый взгляд отметил, что венчальный наряд невесты оказался намного дороже и роскошней, чем ее собственное платье. А блеск подаренных женихом бриллиантов дразнил своей роскошной красотой. Молодые женщины поцеловались и сдержанно улыбнулись. Гривин же постарался как можно проникновенней посмотреть в глаза своей новой родственнице и как можно значительней поцеловать ручку, обтянутую прозрачной перчаткой, на которой теперь гордо красовалось обручальное кольцо. Молодые вышли на паперть. Здесь их приветствовали работники мастерских и их жены, бросавшие под ноги новобрачным цветы. По распоряжению Прозорова нищим раздавали щедрое подаяние, а всем работникам было поставлено угощение и выпивка за здоровье хозяина и его молодой жены. С колокольни полился радостный перезвон, весело сияло солнце. Весенний ветер затрепал и закружил фату, грозя сорвать ее и унести прочь. Платона Петровича охватило такое щемящее чувство радости, которое он не испытывал уже давно. Он подхватил жену на руки и под восторженный гул собравшихся двинулся к нарядному экипажу. Украшенная лентами лошадь заржала и ударила копытами.
– Смотри-ка, бессловесная тварь, а людскую радость тоже понимает! – заметил кто-то в толпе.
Гости расселись по местам и тронулись в имение.
Нет нужды говорить, что свадебный стол поразил своим великолепием, уставленный всевозможными кушаньями и изысканными напитками. Когда поутихли стук ножей и вилок, звон бокалов и гости опустошили свои тарелки, в соседней зале раздались звуки иного рода. Это настраивали инструменты приглашенные из Петербурга музыканты. Прозоров первым поднялся и помог Маргарите управиться со шлейфом и фатой. И хозяева, и гости проследовали в зад для танцев. Как только Прозоровы показались в распахнутых лакеем дверях, оркестр на секунду замолк, а потом понеслись нежнейшие звуки вальса. Первыми в этом танце полагалось быть молодоженам. Маргарита знала, что ее муж прекрасно справляется со всеми танцевальными па, хотя и не любитель балов.
Сама же она, сопровождая Варю на званые вечера и балы, танцевать умела и любила, но ей редко удавалось это продемонстрировать окружающим.
И вот теперь представился такой замечательный случай! Они поплыли по залу, взметнулись пышное шелковое платье невесты и кружева нижних юбок, закружилась невесомая прозрачная фата.
Уверенная и прямая стать Платона Петровича и пленительная изогнутая фигурка его жены составляли замечательное зрелище. Вдвоем они напоминали собой многочисленные парные статуэтки из фарфора, столь популярные в домах в это время. Варя, когда отец и молодая мачеха прокружились мимо ее кресла, подавила в себе рыдания и хотела развернуть свое кресло прочь от этого упоительного зрелища. Ей невыносимо было видеть то, что она так любила и чего лишилась навсегда. Дмитрий понял чувства жены и помог откатить кресло к стене, чтобы не мешать начавшимся общим танцам.
Было уже за полночь, когда усталые от угощения и веселья гости стали расходиться по комнатам. Новобрачные первыми покинули бал и удалились в дальнюю укромную часть дома, где Платон Петрович распорядился приготовить две комнаты для себя и своей жены. Сюда не долетали звуки и ничьи любопытный взгляд или нескромное ухо не мешали молодым. Маргариту раздевала горничная Настя, бойкая девушка, взятая Прозоровым по хорошей рекомендации.
Настя искренне радовалась за свою молодую хозяйку, ей очень хотелось обсудить с Маргаритой Павловной прошедшее событие, но она понимала, что сейчас барыне не до разговоров. Настя энергичными движениями расчесывала медную копну волос хозяйки, когда в комнату быстро вошел Прозоров. Марго вздрогнула, ей показалось, что муж даже не постучался. Платон Петрович выразительно кивнул горничной, и та, пожелав господам доброй ночи, тотчас исчезла.
Супруги остались наедине. Платон Петрович подошел к Марго, обнял и почувствовал дрожь ее тела.
– У кого тут зубы стучат от страха, так что за дверью слышно, а? – пошутил он.
Марго не ответила и только прерывисто дышала. Прозоров чуть отступил и мягким движением смахнул тонкую сорочку с плеч жены. Та бесшумно поползла вниз, обнажая прекрасную полную высокую грудь с вишневыми сосками.
Молодая женщина смутилась еще больше и попыталась рукой скрыть свою наготу, но муж властным жестом отстранил это препятствие и прильнул страстным поцелуем к долгожданному сокровищу. Марго нерешительно обняла широкую и крепкую шею мужа, он поднял ее на руки и положил на широкую постель. Долго и с упоением покрывали нежное лицо и тело супруги его поцелуи, то жгучие, то нежные, то совершенно безумно сладострастные. Марго изнемогала от водопада ощущений. Но она знала, что главное испытание впереди. И когда муж осторожно раздвинул ее стройные белые ножки, она испуганно напряглась.
– Ничего не бойся, – прошептал он, – доверься мне, сначала будет чуть больно, и, может, и не очень приятно, но потом ты узнаешь рай в моих объятиях!
Марго вздохнула и отдалась во власть этих сильных рук и крепкого, как выяснилось, совсем еще не старого тела. Боль действительно пронзила ее, она вытерпела и не вскрикнула, позволяя новым ощущениям проникать все глубже и глубже внутрь своего существа.
Позже она почти не спала. Лежа с открытыми глазами в темноте, она вновь и вновь переживала произошедшее с нею. Сказать, что она действительно испытала невиданное блаженство, пожалуй, было нельзя, но муж объяснил ей, что все еще впереди, и ей хотелось в это верить. Одна только мысль досаждала своей неприятной назойливостью. А как бы все это могло быть с Дмитрием?
Наутро она открыла глаза и поняла, что в постели она одна. Пока Марго, потягиваясь, раздумывала над этим, появился Платон Петрович."
– Ты проснулась, моя ягодка? – нежно проворковал муж. – Как ты себя чувствуешь? – И он внимательно посмотрел ей в глаза.
Марго покраснела, ее смущали кровавые пятна на простыне и определенный дискомфорт, который она испытывала. Прозоров скинул домашний халат и собирался лечь с нею рядом, но его остановили округлившиеся глаза супруги. Взгляду молодой женщины невольно предстало все мужское великолепие, коим обладал ее благоверный. Оба нерешительно засмеялись, Марго нырнула под одеяло, но ей не удалось там спрятаться от новых любовных утех.
Из своей спальни новобрачные вышли поздно, утомленные и довольные. Варвара разливала чай и долго ждала отца и мачеху к их первому семейному завтраку. С завистливой досадой отметила она молодой блеск в глазах Прозорова и круги под глазами у Марго. Гривин тоже усмехнулся украдкой, наблюдая за тестем, а главное, за своей бывшей возлюбленной. Теперь он корил себя за свою осторожность, которая не позволила и ему отпить из этого живительного источника.
Марго перехватила взгляд Гривина, и ей почудилась скрытая опасность, которую в тот момент она не поняла. Вечером того же дня супруги Прозоровы уехали в Петербург, а оттуда в Италию, где было решено провести медовый месяц.
Глава двенадцатая
Но прежде чем уехать в путешествие, пришлось отдать дань светским формальностям и вытерпеть многочисленные визиты всевозможной родни, знакомых, друзей и приятелей обоих полов. А также самим делать визиты высокопоставленным господам, которым Прозоров хотел представить свою жену. Маргарита с честью выдержала экзамен на звание светской дамы, потому как и ее наряды, пошитые с великолепным вкусом, и умение вести беседу на самые разные темы, и походка, и движения – все говорило о том, что Платону Петровичу и впрямь повезло. Ко всему надо добавить, что молодая жена и домашней хозяйкой оказалась толковой. Вся прислуга первой ощутила на себе требовательный взор и голос новой барыни, который звучал то в кладовой, то на кухне, то в гостиной. Прозоров был доволен. Домашняя жизнь приобрела комфорт и новизну. Ему не хотелось покидать квартиры, и он с особым удовольствием возвращался обратно. В Петербурге после свадьбы супруги прожили несколько недель, и наконец, покончив со светской суетой и неотложными делами на фабрике, отъехали под яркое итальянское солнце. На вокзале их провожал Гривин, который оставался управлять всеми делами в отсутствие тестя. Вещи уже были отправлены в багажный вагон, даны последние указания, Прозоровы и Дмитрий томились на перроне в ожидании отхода поезда. Платон Петрович находился в приподнятом настроении, последний раз за границей он бывал очень давно, только с покойной матерью Варвары. Маргариту же утомили сборы и суета, она хотела поскорее сесть в вагон и наслаждаться убегающими за окном пейзажами. Гривин пребывал в легком раздражении, которое тщательно скрывал, его настораживала растущая прямо на глазах чувственность и теплота между Прозоровыми. Маргарита могла вырваться из чар их прошлой любви, а это не входило в его планы. Раздался долгожданный последний удар колокола, пассажиры поспешили в вагоны. Прозоровы тоже зашли в свое купе первого класса, поезд тихо поплыл, а Гривин долго махал вслед своей шляпой.
Италия встретила путешественников ослепительным солнцем и ярчайшими красками, невозможными в холодном сером Петербурге. Прозоровы намеревались посетить Флоренцию, с ее знаменитыми шедеврами, загадочную, мистически красивую Венецию, город мертвых Помпеи, и, конечно же, Вечный город – Рим.
Путешествие началось с Флоренции. Ступая по мощеным узким улицам, Прозоровы с трепетом ощущали вокруг себя дыхание истории. Они поклонились всем живописным и архитектурным творениям великих итальянцев. Светящиеся лики мадонн Рафаэля, могучий «Давид» Микеланджело, то, что было знакомо с гимназических времен, предстало воочию. В один из дней супруги посетили церковь Санта Кроче. Там вдоль стен покоились люди, чьи деяния составили славу человечества:
Данте, Макиавелли, Галилей; символическое надгробие Леонардо. С благоговейным трепетом Прозоровы остановились около нескольких плит в полу, под которыми вечным сном спал Микеланджело. Всего несколько мраморных плит, иного цвета, чем весь пол храма, под ногами у потомков!
На знаменитом старинном крытом мосту через реку Арно, где издавна располагались лавки флорентийских ювелиров, Платон Петрович побаловал жену, купив в подарок прелестное золотое кольцо с камеей.
В Венеции, как и всякие путешественники, катались на гондоле по каналам, дивясь разнообразию и красоте палаццо, изогнутых мостов.., и неприятному запаху загнивающей воды. Площадь Святого Марка встретила их, конечно же, тучей наглых и сытых голубей, нахально садящихся на головы и шляпы. А на следующий день та же площадь поразила Прозоровых, полностью покрывшись водой, так, что передвигаться можно было только по деревянным мосткам, специально для этого приспособленным. Марго, хохоча от восторга, высоко поднимая подол, почти бежала вперед от мужа, а сверху на эту суету со своих гигантских постаментов-колонн взирали знаменитые крылатый лев и крокодил. Не обошлось и без посещения магазинов и лавок, торгующих знаменитым стеклом с острова Мурано. Сияние и блеск стоящих на прилавках чудных изделий, слепили глаза, горели разноцветными огнями, переливались тысячами граней, не хуже бриллиантов. Почему-то Марго в одном из магазинов запомнился кот, обычный живой кот. Черный и блестящий, с золотой цепочкой на шее, очень большой и ухоженный, он сидел на прилавке среди стеклянного великолепия и строго смотрел на посетителей своими огромными зелеными глазами. Так, что даже Маргарита не решилась его погладить.
Потом был Неаполь, почему-то показавшийся ужасно запущенным, неухоженным и грязным.
Протянутые через улицу веревки с бельем и домашним тряпьем ужасно веселили Прозорова, а Маргариту приводили в совершенное недоумение. Пришлось совершить восхождение на легендарный Везувий. Сама прогулка оказалась ужасно утомительной – взбираться вверх по нестерпимой жаре, а потом вниз! Кратер не подавал никаких угрожающих признаков, и это обстоятельство даже слегка разочаровало путешественников. Все-таки хотелось бы хоть одним глазком взглянуть на могучие и непреодолимые силы земли, вырывающиеся из вулкана! Зато с вершины открывался захватывающий по красоте вид на морс и город, залитый щедрым южным солнцем.
Из Неаполя двинулись в Помпеи. Застывший, замерший в своем последнем мгновении мертвый город поразил супругов. Раскопки представили путешественникам все многообразие далекой жизни. Тут были и роскошные дома богачей и жалкие лачуги, жилище поэта и бордель, театр и разнообразные мастерские, развалины храмов и бани, тоже в своем роде храмы, храмы чистоты и здоровья. Осматривая остатки жилищ, Марго невольно смутилась, наткнувшись взглядом на фрески весьма фривольного содержания. Хоть она теперь и была женщина замужняя, но все равно зарделась и поспешно отвернулась. Прозоров же детально рассмотрел изображения, довольно присвистнув и расхохотавшись над смущением жены.
Напоследок Платон Петрович и его жена прибыли в Рим, где провели много времени, тщательно и с удовольствием обходя все достопримечательности. Гигант Колизей, где легендарные гладиаторы бились за право жить и умирать. Форум Романум – остатки великой империи. Необъятный Пантеон, где покоится великий Рафаэль.
Святая Лестница, по которой восходил к Понтию Пилату сам Иисус Христос. Замок святого Ангела, куда великий Верди заключил своего Каварадосси. Величественный храм святого Петра, поразивший своими масштабами и убранством. Под его своды супруги вступили с особым чувством.
Ведь именно он стал источником вдохновения для создателя Казанского собора в Петербурге! Теперь, воротясь домой, в свой холодный и хмурый город, они, глядя на воронихинский шедевр, будут вспоминать свой медовый месяц под ласкающим итальянским солнцем. В храме Маргарита не удержалась и последовала языческому действу – потерла рукой ногу статуи святого Петра и загадала про себя тайное желание, о котором, впрочем, можно было бы и догадаться. Прозоров с усмешкой заметил, что многострадальная нога от многочисленных прикосновений поистерлась и потеряла свою первоначальную форму. Найдя еще одну святыню любопытных – Уста правды, – Марго, конечно же, тотчас опустила ручку в таинственную глубь изваяния.
– Смотри, жена, клянись хранить верность, а то рука твоя там и останется навеки!
Молодая женщина охнула и быстренько вытащила руку и с укоризной поглядела на мужа. Тот засмеялся и обнял ее за плечи.
Маргарита наслаждалась новыми впечатлениями. Ей все нравилось, все хотелось увидеть, попробовать, потрогать. Она по-детски непринужденно и искренне выражала свои любопытство и восторг. Прозорова это приводило в умиление.
Глаза его сверкали, походка была быстрой и упругой, жена с трудом поспевала за ним, когда они колесили по бесконечным старинным улочкам, церквям, лавкам, склонам гор и тропам в поисках все новых и новых впечатлений. Они оба загорели, на щеках красовался здоровый румянец, по вечерам подогреваемый божественным красным вином. Прислуга в отелях, случайные знакомые, все проявляли любопытство к этой яркой паре. Ибо по всему было видно, что ни ее неопытная молодость, ни его благородная седина не являются помехой, когда они остаются вдвоем.