Итальянское солнце, нега, разлитая в воздухе, завораживали Марго и помогали постигать неведомые доселе тайны, извлекать из своего тела новые острые и сладостные ощущения. Прозоров осторожно и постепенно вводил молодую женщину в этот загадочный для нее мир.
Пробыв в Италии два месяца, осенью супруги вернулись домой, и началась обычная семейная жизнь. Маргарита быстро, уверенно усвоила роль жены богатого столичного промышленника. Их дом на Казанской улице всегда был гостеприимен и щедр. Старые приятели Прозорова и новые общие знакомые с удовольствием частенько бывали тут. По-прежнему заходил запросто и доктор Литвиненко. Его отношения с госпожой Прозоровой на первый взгляд казались безоблачными.
И впрямь на самом деле, что неблаговидного померещилось доктору в поведении молодой женщины? Отчего он невзлюбил ее? Валентин Михайлович и сам не знал. Ведь он оставался домашним доктором, и ему теперь подобало лечить и хозяйку. Правда, пока в его услугах она не нуждалась, но Платон Петрович очень надеялся, что этот час настанет.
– Должен заметить тебе, дорогой друг, – сказал как-то Литвиненко, – что твои надежды могут остаться несбыточны. Спору нет, для своего возраста ты вполне здоров, но это не значит, что тебе удастся получить от судьбы подарок – наследника. Хотя, все в руках Божьих, старайтесь! – со смехом заключил он.
Вопрос о возможности рождения Маргаритой ребенка волновал всю семью. Естественно, дитя хотели сами Прозоровы. Об этом постоянно дума-; ли Варя и Гривин, понимая, что их шансы контролировать весь Прозоровский капитал уменьшаются. Он с досадой замечал, что Маргарита превратилась в примерную супругу – нежно любящую, верную и преданную. Дмитрий не находил даже следа от их былой страсти, Марго относилась к нему приветливо ровно, как к родственнику, и не более того.
Это действительно было так. Маргарита, прожив полгода с Прозоровым, поняла, что значит удачный брак. Супругам не нужно было проходить мучительного пути узнавания привычек, скрытых пороков друг друга, привыкания и притирания, на который уходят многие годы. Они прошли этот путь всей предыдущей жизнью Марго в доме своего благодетеля. Поэтому они счастливо избежали разочарований и разрушения иллюзий, столь неизбежных на пути любой семьи.
Судьба уготовила им редкий подарок взаимного узнавания заново, отчего их нарождающаяся любовь становилась все сильнее день ото дня. Конечно, людей без пороков и плохих привычек не бывает. Хоть немножко червоточинки да есть в каждом. Другое дело, как на это посмотреть, можно ли простить, притерпеться, не замечать?
У новоиспеченной госпожи Прозоровой на этот счет оказался просто талант, ведь муж ее относился к категории людей страстных, талантливых в своем деле, работящих, но вместе с тем он частенько бывал резок и даже грубоват. Раздражаясь, он кричал. Однако быстро отходил и, если был виноват, щедро искупал свою вину всевозможными подношениями и водопадом нежного внимания. Сама же Марго превратилась просто в пленительную кошечку, мурлыкающую свою песенку от радости и полноты жизни. И ничто в ее облике уже не напоминало несчастную сироту, живущую добротой посторонних людей.
Маргарита иногда спрашивала себя: счастлива ли она? И боялась ответа, зная, что боги не любят счастливых, а удача изменчива и коварна.
Она старалась не думать о судьбе, не заглядывать в будущее. Если бы она узрела свое будущее, то леденящий ужас охватил бы ее!
Дни проходили за днями, недели за неделями.
Жизнь протекала размеренно и спокойно. С Гривиным Прозоровы виделись теперь нечасто, Дмитрий наведывался в столицу по делам постоянно, а Варя почти не покидала Цветочного, слишком хлопотным всегда являлся ее переезд, да и самочувствие бедной калеки что-то стало резко ухудшаться. Доктор Литвиненко, курсируя между столицей и усадьбой Прозоровых, пребывал в недоумении.
По его мнению, на состоянии больной отражается угрюмое настроение, приступы уныния и отчаяния, которые становились все чаще. Причины всем были известны, но из деликатности о них не говорили.
Гривин все более и более тяготился своей ролью благородного возлюбленного. Он продолжал по-прежнему ухаживать за женой, предупреждать всякое ее желание. В доме весь быт был продуман им до мелочей, чтобы ни что не могло стать помехой для Варвары. Отношения супругов продолжали оставаться добрыми и дружескими, однако незримо копилось напряжение.
Гривин злился на себя, что дал себя околпачить, на бедную свою жену, которую угораздило так неудачно свалиться с лошади, и на Марго, которая предала их тайную страсть. Что она нашла в этом старике? Неужели он действительно способен пробудить сильные чувства? Это потому, что бедняжке не с чем сравнить, вот если бы она оказалась в его, Гривина, объятиях…
В Петербурге снова стояла зима, кис под ногами снег вперемешку с конским навозом, оставляемым на столичных тротуарах многотысячной армией лихачей, «ванек», ломовиков. Маргарита в пушистой шубке, высоко поднимая «пажом» подол богатого платья, осторожно ступала остроносыми ботиночками, проклиная себя за то, что не надела калош. Наконец ей удалось преодолеть обледенелое пространство, отделявшее ее от порога собственного дома. Размышляя о том, что надо бы выбранить дворника, молодая женщина прямо в дверях столкнулась с Гривиным.
– А, Митя! Рада видеть тебя! – приветливо-равнодушно сказала Маргарита.
– Наше почтеньице, дорогая маменька! – иронично произнес управляющий, наклоняясь над протянутой для поцелуя рукой.
Марго бесил этот тон, который в последнее время стал позволять себе Гривин, когда их разговор никто не слышал. Стараясь отделаться от визита родственника, Марго быстро заговорила:
– Платон Петрович уехал засветло, сказал к обеду не ждать, а будет поздно. Поехал на Выборгскую сторону, на фабрику, оттуда в Сенат, потом в Биржевой комитет, потом еще куда-то, говорил утром, да я уж не упомнила всего. Так ты уж завтра зайди, Митя!
– Стало быть, хозяина не будет к обеду. Отчего бы вам, моя дорогая, не пригласить меня отобедать в вашем обществе? Одной кушать скучно, не так ли?
– Пожалуй, – без всякого радушия согласилась Марго и жестом пригласила Гривина.
Обед подали скоро. Наклонясь над тарелкой и вполуха слушая речи Дмитрия, Маргарита недоумевала. Зачем он здесь, вряд ли муж не уговорился о встрече заранее, вряд ли Гривин не знал, что тестя нет? А может, потому и пришел, что знал, Прозорова не будет до ночи. От этой мысли ей стало не по себе, она положила ложку и молча смотрела на Дмитрия.
– Маргарита Павловна, у вас плохой аппетит! Уж не захворали ли вы? – участливо осведомился гость.
– Нет, просто есть не хочется.
– Напрасно, напрасно! Кухарка ваша отменно готовит, обидится, когда узнает, что хозяйка только ложкой поковыряла! – усмехнулся Гривин.
Прозоровская кухарка Степанида готовила отменно и потому среди прислуги занимала особое положение. Могла даже поспорить с самим Прозоровым или легонько побранить хозяйку. Марго вздохнула и снова принялась за еду.
После кофе она надеялась, что Гривин уйдет. Он продолжал листать газету в гостиной, когда зашла горничная Настя.
– Маргарита Павловна, вы обещались нынче и меня, и Степаниду до вечера отпустить, покуда хозяина нет, – напомнила девушка.
Маргарита ни за что не хотела оставаться с Гривиным наедине, но нарушить обещание, данное женщинам, тоже не могла.
– Хорошо, ступайте, я сама провожу Дмитрия Ивановича! – ответила хозяйка, намекая гостю, что и ему пора собираться, но Гривин сделал вид, что не понял этих слов.
Прислуга ушла, в доме стало совсем тихо.
Видя, что Гривин удобно расположился в кресле и никуда не собирается уходить, Марго взяла шитье и устроилась за столом под абажуром.
– Ты довольна своей жизнью? – вдруг тихо спросил Дмитрий.
Маргарита вздрогнула, они давно уже были на «вы». Она пожала плечами, что тут говорить!
– Но хоть иногда ты думаешь обо мне? – продолжал Дмитрий.
– Зачем мучить себя воспоминаниями о боли, об унижении, о предательстве? – стараясь не волноваться, ответила Марго, – Разве ты помнишь, только боль? Боль от моих поцелуев осталась на твоих губах? Боль от моих чувств?
– Оставим этот разговор, Дмитрий, это ни к чему! Что теперь ворошить прошлое! – Она с досадой бросила работу и встала. Вскочил и Гривин.
– Прошлое? Это вовсе не прошлое! Я и теперь живу моей любовью к тебе!
– Прошу тебя, не надо начинать все заново! – воскликнула Марго.
– Но ведь ничего и не кончалось! Пусть формально я женат, ты замужем, но мы по-прежнему любим друг друга! Мы должны принадлежать друг другу!
Вот в чем дело! Принадлежать друг другу!
Видать совсем измучился с больной женой, вот и потянуло в чужой огород!
Маргарита разозлилась. Да, конечно, она думала о Дмитрие, иногда ее фантазии рисовали грешные картины. Но никогда она не хотела обрести их в реальности. Слишком дорого достались ей благополучие и тихая семейная радость, чтобы принести их в жертву минутной страсти.
Молодая женщина попыталась выйти из комнаты, но Гривин резко схватил ее за руку:
– Нет! Ты не уйдешь! Ты не посмеешь отмахнуться от моих страданий! Я думаю о тебе постоянно, каждый миг! Вспоминаю наши встречи, твои губы, твое гибкое тело! По ночам я изнемогаю, когда представляю тебя в его объятиях, его руки на твоей груди, его губы на твоих нежных устах!
– Замолчи! Замолчи! – Маргарита вырвалась и побежала в спальню с надеждой запереться там. Гривин ринулся следом и ворвался в комнату.
Маргарита не на шутку испугалась. Кричать?
Звать на помощь? Прибегут дворник, швейцар, и что она скажет о своем обидчике? Надо успокоить Гривина, отвлечь его! Но Дмитрий, казалось, обезумел. Вся долго скрываемая страсть закипела в нем, кровь бросилась в голову, он ничего не видел, кроме мечущейся Марго. Не слышал ее слов, которыми она пыталась остановить насилие над собою. Гривин схватил Маргариту, терзая на ней роскошное платье и дорогое белье, поволок свою жертву на широкую постель и овладел ее телом. Овладел грубо, неистово, потом упал на подушки и замер в изнеможении.
Потрясенная, раздавленная, распластанная на простынях Марго лежала молча, она даже не плакала и не кричала, ей хотелось умереть, прямо сейчас.
– Я застрелюсь, ей-богу! Не могу жить без тебя! – простонал Дмитрий, не решаясь более дотрагиваться до нее.
Марго не ответила, она пыталась понять, что происходит внутри ее. Да, иногда, будучи в постели с мужем, она представляла на его месте Гривина, и тогда ее ощущения приобретали особую остроту. Сейчас же ее тело чувствовало только резкую боль, а душа – стыд и мерзость. Она, продолжая молчать, поднялась и стала демонстративно резко сдирать c'-себя оскверненную одежду.
Гривин с колотящимся сердцем смотрел на эту зовущую наготу. Вокруг разлеталось кружево разодранного белья, тяжелое платье растоптано на полу. Волна неутолимого возбуждения снова подступила к Дмитрию. Не совладав со своим естеством, он резко прислонил Марго к стене, с силой удерживая ее руки по сторонам. Его колено бесцеремонно раздвинуло ее полные ноги, а губы впились в рот Марго. На этот раз Маргарита не билась в его руках, потому что темная сила животной страсти охватила и ее. Слияние их тел было бурным, долгим и мучительно сладострастным.
Неизвестно, сколько прошло времени, только любовники очнулись от грохота проезжающего за окном ломовика. Реальность совершенного ужасного греха обступала, как ночная темнота. Говорить не хотелось. Гривин быстро оделся и выскользнул прочь из дома. Маргарита с трудом поднялась и стала собирать по комнате остатки белья и изуродованное платье, чтобы эти преступные следы не попались на глаза горничной. Платье придется тихонько отдать старьевщику, а мужу сказать… Боже, что сказать! В глаза как глядеть! Провалиться сквозь землю! Умереть!
Маргарита опустилась на край кровати. Как теперь жить с грузом такого греха? Но ведь она не виновата, он взял ее силой! Не-е-е-т! Еще как виновата! Ведь ты испытала такое блаженство, которого никогда не знала с Прозоровым!
Марго застонала и закрыла лицо руками. Тихая семейная идиллия рухнула.
Глава тринадцатая
Вернувшись поздно домой, Платон Петрович подошел к спальне жены и с изумлением обнаружил, что дверь заперта. Он нерешительно поскребся:
– Маргоша, милая, ты уже спишь?
– Да, дорогой, ступай нынче к себе, мне что-то нездоровится! – раздался в ответ слабый голос Маргариты.
Прозоров еще какое-то время потоптался нерешительно, а потом ушел спать, пытаясь вспомнить, не приходится ли на сегодняшний день обычное женское недомогание.
Маргарита после ухода Гривина долго не могла прийти в себя. Первой была мысль о смерти.
Она не могла теперь жить с человеком, которого обманула, предала. Пусть муж намного старше, пусть не было между ними дикой неимоверной страсти, но были уважение, теплота и нежность.
Теперь она сама растоптала все это, смешала с пороком, с чудовищной животной чувственностью! Смерть, только смерть спасет ее от позора, от его презрения и ненависти!
С этими мыслями Маргарита открыла комод, желая пока там укрыть испорченную одежду, и взор ее упал на старую юбку, одиноко висевшую в уголке. Именно в этой юбке была она в тот страшный день, когда свершила свой злой умысел против Варвары. Лихорадочным движением руки она проверила карман. Есть! В глубине, в складках так и осталось несколько таинственных крупинок, несущих погибель. Руки молодой женщины затряслись от волнения, она никак не могла вытащить заговоренную соль. И именно в этот момент раздался стук в дверь и прозвучал голос мужа. Маргарита изобразила, что уже спит, она боялась открыть дверь и посмотреть в глаза Прозорову. Замерев, слушала она, как затихли тяжелые шаги по коридору. Крупинки оставались в кармане юбки, а стремление наложить на себя руки как-то неожиданно прошло. Маргарита легла в постель и продолжала думать. Под утро она пришла к мысли, что Платон Петрович должен все узнать. И пусть казнит ее, она снесет от него любое наказание, унижение, изгнание, развод. Это и будет искуплением ее вины. Решив поступить таким образом, несчастная задремала..
Проснулась Маргарита поздно. Настя уже два раза приходила будить хозяйку. Марго вышла к завтраку в дурном расположении духа. С утра мысль о признании уже не казалась ей такой неоспоримой. Как объяснить неожиданный порыв Гривина? Изобразить его насильником? Вряд ли Прозоров поверит, что ненаглядный, разумный, благородный зять, в котором он души не чаял, вдруг ни с того ни с сего изнасиловал свою мачеху! Значит, это она повела себя неподобающим образом!
– Выспалась, душенька? – прервал ее размышления супруг. – Как твое здоровье? Я беспокоился о тебе вчера.
– Спасибо, милый, голова немного болит, – вяло ответила жена.
– Верно, вчера за обедом много выпили вина с Митей, – продолжал Платон Петрович.
Так! Стало быть, прислуга уже доложила!
– И что это ему приспичило искать меня вчера, он знал, что я буду занят весь день? – недоумевал Прозоров.
– Он вовсе и не к тебе приезжал, а ко мне, – неожиданно для самой себя солгала Марго. – Он хотел поговорить о Варе.
– А что тут говорить? – удивился муж.
– Видишь ли, есть вещи в жизни женщин, которые понятны только им. А так как Митя при Варе не только муж, но и сиделка, он хотел поговорить о некоторых деликатных проблемах Вари.
– Хм, – Прозоров поковырял вилкой в тарелке, – и что же, поговорили?
– Нет, разговора не получилось. Трудно им приходится.
Платон Петрович, еще думая о неожиданном визите зятя, спросил:
– Видно все же, что говорили вы долго, и ушел он поздненько. Дворник Анисим не видал вроде, как Митя удалился.
Ох уж этот Анисим, точно сторожевая собака!
– Твой Анисим лучше бы под ноги себе смотрел да на тротуар, свою работу бы делал как следует! – вдруг неожиданно зло вскричала Марго. – Я вчера чуть не упала на льду, прямо у порога!
– Полно, полно матушка! Чего раскричалась!
Ты и верно не с той ноги встала! А Аниська уже с рассвета лед скалывает, я и сам поскользнулся. – Прозоров примирительно поцеловал жену в макушку и поднялся из-за стола. – Пора уже, поеду, к обеду не жди!
Маргарита осталась сидеть за своей остывающей чашкой кофе. Вот и все. Произнесены первые слова лжи, теперь потянется эта пакостная паутина на всю жизнь!
Последующие дни проходили для молодой женщины в тяжких раздумьях. Гривин уехал в имение, и они почти не виделись. Поэтому постепенно острота переживания прошла, боль притупилась, стыд поутих. Марго находила все больше и больше оправданий для своего преступления, которое уже не казалось ей таковым. Отношения ее с мужем оставались прежними, и Марго успокоилась. Во всяком случае, она уже не искала способы свести счеты с жизнью или обнародовать нелицеприятную правду. Однажды на обед приехал доктор Литвиненко. Разговор за столом вертелся вокруг политики, которая хозяйку дома интересовала мало, поэтому Марго все больше молчала.
И так же в полном безмолвии она вдруг выронила из рук чашку и мягко скользнула на пол. Несколько секунд муж и гость ошарашенно смотрели на пустой стул, а потом бросились ей на помощь.
Платон Петрович отнес жену в спальню и по требованию доктора оставил их вдвоем. Через какое-то время Литвиненко снова позвал Прозорова.
– Марго уже пришла в себя и полулежала на кровати. Лицо по-прежнему оставалось бледным, но имело смущенный вид. Зато доктор просто сиял.
– Ну, Платон Петрович, любит тебя судьба! Поздравляю! Будет у тебя наследник или наследница!
– Господи ты Боже мой! – Потрясенный Прозоров кинулся обнимать жену.
– Тихо, тихо! Не тереби ее так! – засмеялся Литвиненко.
– Так я тогда тебя обниму, дорогой ты мой! – И Платон Петрович принялся мять доктора в объятиях.
Вошла горничная, и хозяин с гостем пошли в гостиную, чтобы дружным возлиянием отметить радостную новость. Настя поздравляла хозяйку и что-то весело щебетала. Маргарита же пребывала в размышлениях. Сомнения закрались в ее душу – уж не Гривин ли истинный отец будущего ребеночка?
Новое свое состояние Маргарита переносила довольно легко. Правда, ее мучила тошнота, но это скоро прошло. Фигура долго продолжала сохранять стройность. Только уж ближе к концу необходимого срока стал расти аккуратненький животик, который приводил Прозорова в неописуемый восторг. Платон Петрович теперь просто молился на свою жену, буквально носил се на руках, бросался выполнять самые несуразные капризы и требования. Маргарита округлилась, подурнела лицом, но для мужа оставалась воплощением красоты и женственности. Доктор Литвиненко приходил часто.
– Осмотры всегда смущали Марго. С пунцовыми щеками она удалялась вслед за доктором в спальню, стараясь приурочить его визиты на то время, когда мужа не бывало дома.
Гривины узнали новость из первых рук. Сам –Платон Петрович, раздуваясь от гордости, сообщил радостное известие Гривину. Тот долго тряс руку тестя и ушел в глубокой задумчивости. Вскоре Маргарите пришло письмо от Варвары.
«Дорогая Марго! Чего греха таить, ваша новость потрясла меня, хотя нельзя сказать, что она явилась для всех неожиданностью. Я долго думала о жизни нашей семьи в последнее время, о тебе, об отце, вашем браке, своем замужестве. Мне было очень трудно переоценить свое место в нашем маленьком изменившемся мире. Конечно, для папы теперь важней всего ты и новый маленький человек. Я больше не смысл и суть его жизни, как это было раньше. Трудно признавать подобное, но приходится. Еще трудней постоянно сравнивать твою жизнь и мою, особенно памятуя прошлое. Но все-таки я заставила себя, я честно признаюсь тебе в этом, принять с открытой душой и сердцем тебя в роли нашей мачехи и по-прежнему моей подруги, а также того, кто скоро придет в этот мир. Он придет и станет центром нашей семьи. И единственным наследником. Это тоже надо произнести вслух, чтобы не было недомолвок между всеми нами. Мне трудно писать все это, но я все-таки люблю тебя и верю, что и ты любишь меня, как в юности. Ведь между нами ничего не стоит, верно?»
«Верно, верно», – усмехнулась про себя Марго. Конечно, теперь она царица положения, с ней нельзя не считаться, ее надо любить, ведь мало ли как жизнь обернется!
Наступило питерское лето, душное, знойное.
На мебели появилась ненавистная неизбежная в эту пору рыжая пыль от высохшего конского навоза, «аромат» которого разливался по всему городу. Марго почти не выходила из дому. Доктор настаивал на поездке в Цветочное на все лето, ведь загородный воздух так полезен. Но молодая женщина наотрез отказалась покидать дом на Казанской улице, говоря, что боится оказаться в нужный момент без врачебной помощи, что в дороге ее, не дай Бог, растрясет. Доктор уверял ее, что ей ровным счетом ничего не грозит, а ближе к сроку он сам приедет в Цветочное, но все уговоры остались безрезультатны. Маргарита даже помыслить не могла, чтобы остаться наедине с Гривиными и погрузиться в пучину лжи и лицемерия. Один раз Прозоровы заезжали в усадьбу на несколько дней. Молодые женщины встретились со странным чувством. Несмотря на искреннее письмо Вари, прежней теплоты между ними так и не возникло. Слишком явно переменилось положение Маргариты. Они как бы поменялись местами. Теперь молодая мачеха стала царицей положения. Дмитрий тоже не знал, что ему и думать. Рухнула его надежда на возрождение в душе Маргариты прежней страсти. После того безумного визита они стали еще дальше друг от друга. Маргарита всячески подчеркивала это Гривину, когда предоставлялась возможность.
Она не оставляла ему ровно никаких надежд на возобновление свиданий или просто на ответное чувство. Будущий ребенок стал щитом, за которым она укрылась от его домогательств. Гривин несколько раз пытался заговорить с Марго, но всегда получал равнодушный взор и полное нежелание понимать предмет беседы. Но такая тактика на самом деле давалась Маргарите с трудом. Всякий раз, когда Гривин говорил с нею или просто смотрел на нее, сердце Марго начинало бешено стучать, кровь приливала к щекам, ноги подкашивались. Все это пугало ее, так как могло отразиться на здоровье малыша. Поэтому Маргарита всячески избегала общения с Гривиными и предпочла спокойствие в знойном пыльном городе.
Между тем положенный природой срок стремительно подходил к концу. Молодая женщина почти не выходила из дому, доктор приезжал каждый день и всегда оставлял записку, куда за ним послать в случае надобности. Прозоров, уезжая в контору фабрики на Выборгскую сторону, весь день потом пребывал в тревожном ожидании. Несколько раз уже заходил он помолиться Казанской Божьей матери, чего не делал очень давно.
Подъезжая в очередной раз к дому, Платон Петрович увидал коляску доктора, и сердце его екнуло. Взлетев через две ступени по лестнице, он остановился, не решаясь войти в спальню жены, Оттуда доносились какие-то звуки, взволнованные голоса и быстрые шаги. «Господи, помилуй, только бы жива! Только бы все было благополучно!» – подумал Прозоров, и в это время дверь отворилась и выглянула пожилая акушерка. Увидев перекошенное лицо хозяина дома, она улыбнулась и жестом позвала его войти. Прозоров на цыпочках вошел и замер у изголовья кровати жены. Глаза ее были закрыты, и под одеялом уже не проступал круглый живот.
– Неужто свершилось? – прошептал Платон Петрович.
Маргарита открыла глаза и устало улыбнулась мужу. Платон Петрович оглянулся, ища глазами виновника суматохи. И только тут он заметил в углу Настю, которой был на время поручен новорожденный младенец, туго завернутый в пеленки. Вошел, вытирая руки, Литвиненко.
– Вот, брат Платон Петрович, поздравляю тебя с сыночком! Все обошлось, а то я уж было заволновался – быстро он на свет Божий выбрался! Мать его всласть и накричаться не успела, а он уже тут как тут!
Прозоров затуманенными от слез глазами смотрел на доктора, на жену, на сына и не верил своему счастью. Маргарита стала дремать, и все вышли потихоньку. Ребенка унесли в детскую, которая уже давно была приготовлена, а кухарка Степанида побежала за своей дальней родственницей, которую решено было взять нянькой для младенца.
Платон Петрович и Валентин Михайлович поспешили в хозяйский кабинет, куда в скорости был принесен по их требованию огромный поднос с закусками и графин с водкой. Там они и заперлись надолго. Поздно вечером, когда Маргарита кормила малыша грудью, она спросила горничную о муже.
– Не может, барыня, Платон Петрович прийти-с к вам!
– Да отчего? Уехал куда?
– Никак нет, не могут они в таком состоянии никуда ни ехать, ни ходить. В кабинете изволили почивать.
– Ax, вот в чем дело! – засмеялась Маргарита. – А доктор?
– Ну, доктор крепче, видать, оказались. К себе уехали, приказывали позвать, ежели чего.
Через несколько дней явился Гривин, нагруженный подарками и цветами, с поздравлениями от себя и своей жены. Маргарита была еще слаба и встретила посетителя лежа на кушетке.