Страница:
Толмак выпил. Закусить забыл – задумался.
– Я обещаю поддержку, если будешь работать на меня. Говори «костоломам» что хочешь, но не о нашей беседе. Выиграем время – отлично. Не пройдет и недели – тебя освободят. Нам нужны решительные люди, Лексус. Соглашайся – отличное денежное содержание, прекрасный дом, прислуга, автомобиль. Бытовые блага – но не те, которые предлагают гражданам нынешние правители…
А замок на Дамане? А Прух в качестве «управляющего конюшней»?
А как насчет ненависти? Ненавидишь ты меня, Толмак, ненавидишь. Словно не я тянул твою мокрую задницу из болота. И слова твои – красивая обертка, под которой конфетка из дерьма.
Вот и вариант развития событий: Толмак тянет время, сообщает начальству о засылке агента, о том, что именно он, а никто иной перевербовал перспективного кадра. И план военной операции: пускается слух, будто Цитадель и сопутствующая ей Лаборатория взорваны отважными диверсантами, процесс управления Нечистью прерван. В рядах агрессора паника. Воюющие государства радостно подтягивают к линии фронта последние резервы – одним ударом добить Нечисть – и попадают в засаду, где легко и просто уничтожаются. Дорога на Колокус открыта: орды зверюг и человеческого отребья рвутся на восток…
– Почему вы уничтожаете целые государства? Пусть ущербные, но цивилизации. За что вы их так?
Толмак с готовностью кивнул.
– Очень правильный вопрос. Мы не уничтожаем под корень государства. Это пропаганда. Ликвидируются администрации, вредные структуры и непокорные граждане. Промышленность не трогается. Большие человеческие жертвы – ну что ж. На то и война, чтобы гибли люди. Зато через несколько лет воцарится мир и благоденствие. Прекрасные города, дороги, автомобили. Исключительно мирное и веселое население. Достаток пищи – повсеместно. Никакой преступности, чужаков и нечеловеческой мрази. Электрические провода опутают Тунгнор, один грамм специфического вещества обогреет город. Это то, против чего выступает церковь Эрмаса. Это то, о чем мечтала двадцать лет назад группа молодых людей, отягощенных знаниями, прибывшая из другого мира для переустройства вашей планеты!
– А оборудование для переустройства вы с собой привезли?
– Ничуть. Столь явные вмешательства миров вызывают некрасивые всплески энергии. Мы привезли светлые головы. Использована существующая промышленная база: Лагории, Карабара, Эрминеи. Многое приходилось переделывать, открывать новые месторождения: золота, титана, меди; с нуля строить лаборатории. Никуда, собственно, и не спешили – вся жизнь впереди, а в медленном перевоплощении тоже есть очарование – острее чувствуешь свое рукоприкладство. В первую очередь мы захватили рудники, где добывали фанж. Обучили несколько сот головорезов, захватили порт Монугу, наладили бартер – фанж плюс какая-то мелочь вроде шкур и кож – на станки и оружие. Наладили связи с тайными обществами на континенте и островах, создав планетарную агентурную сеть, благодаря чему и удавалось скрывать, КУДА поступают станки и оружие. Организовали вербовку, и к началу гражданской войны в Империи не составило труда набрать военных и технических специалистов, а также наладить через порты доставку сырья. Континент охвачен гражданской войной – делят Империю, кого интересует, что происходит под боком?
– И вам потребовалась новая кровавая бойня?
Смутиться при этих словах мог кто угодно. Только не Толмак.
– Война на захват континента – единственный выход. Резерв рабсилы в Фанжере конечен. Запасы сырья – тоже. Промышленно развитой державы мы не создали. Нужны тысячи новых специалистов, новые заводы. А сил едва хватает на то, что есть. Даже сильно расширившись, мы едва вытягиваем. Рабсилу, сырье, технику – всё надо ввозить. Блокада с моря и суши силами двух-трех государств – и мы в агонии.
– Ладно, Толмак, накормил, – он бросил на стол последнюю обглоданную кость и поднялся. – Спасибочки за угощение. Где там твой пещерный народец? Заждался, поди?
– Так да или нет? – нахмурился Толмак.
Боится, не без удовольствия обнаружил Верест. Проболтаюсь костоломам – и будет ему карьера.
– Скорее да, чем нет, – туманно пообещал он. – Но, если ты не против, разреши подумать. Мы на пожар не гоним, нет?
– Подумай, – согласился Толмак. – Желания есть?
Верест минутку наблюдал за оплывающими свечами. Эти осветительные приборы, похоже, лепили из козьего сала. Воняли противно.
– Есть, – кивнул он. – Дай Пруху выпить. А Арике организуй помывку. Баба же.
Вернувшись, он обнаружил трогательную картину: Прух и Арика стояли посреди камеры и вопрошали глазами: кукушка, кукушка… Он обнял их, коротышку похлопал по плечу, а Арику поцеловал в шейку и пошутил нескладно на предмет, что отдельным частям ее тела не помешал бы дополнительный объем.
– Нас убьют? – вздрогнула она.
– Не уверен, – успокоил он. – Впрочем, поживем – увидим. Не будем зарекаться.
– С конюшней моей, как понимаю, полный провал, – печально вздохнул Прух. – А знаешь, Лексус, я уже подумывал завести парочку лагорийских пони. На одном бы сам катался, на другом Арику катал. Они ведь как дети – ножки пухлые, грива до земли…
Толмак, похоже, решил всерьез потянуть удачу за хвост. Поползло резиновое время. Часы, дни. Дважды в сутки пещерники приносили быстро надоевшую козлятину, по мере потребности выводили к отхожей яме. Бить не били, но и разговорами не услаждали. Поди догадайся, что происходит. Толмак явно куда-то срулил. Три дня тянулись бесконечной вереницей. Обговорили все темы, заживили раны, отзубоскалили, пришли к согласию, что бывший товарищ Толмак – парень неплохой, и со своей позиции поступает логично.
На третий день уже не хотелось ни есть, ни шевелиться. В обеденное время в камере появился внушительный кувшин с самогоном – верный признак того, что в окрестностях замерцал Толмак, причем в настроении. И две баклажки.
– А мне? – обиделась Арика.
– А тебе зачем? – встревожился Прух, беря кувшин под полный контроль.
– Напиться хочу… – блестя слезинками, прошептала девушка.
Что в итоге и состоялось. Крепость напитка позволяла назюзюкаться всем троим. К утру они представляли крепко спитый коллектив, не помнящий родства, а также своих имен и вчерашнего свинства.
– Эрмас, господи, как я нахреначился… – стонал Прух, катаясь по полу. Арика сидела, заткнув глаза и уши, и конвульсивно дрыгалась. Верест под грудой тряпья неистово мечтал о пиве. О любом.
В этот страшный час за ними и пришли.
Подлее выдумать не могли. Заскрипела решетка, и плечистый, огненнобородый пещерник в халате, подпоясанном ослиным хвостом, ступил внутрь.
– Встать!
– Ты чё, ошибся комнатой? – заныл Прух. – Сам же опоил, червяк ты пещерный…
– Встать!
Хамство с видом на розги. Верест выбрался из тряпья, поднял Пруха. Следы от последних побоев не успели затянуться – рановато работать на новые.
Вошли Толмак и какой-то бритый хлопец в черной щеголеватой униформе. На поясе – кобура, на плечах – нечто вроде плащ-палатки из серого брезента.
– Это Макстер, – представил черного Толмак. – Поедет с нами.
– А лучшего времени не… – начал было Прух, но тут вошли сразу трое. Двое встали по бокам, набыченно уставясь на арестантов, третий замер напротив. Типаж, конечно, неприятный. Столетний дед, всклокоченный, вылитый шаман. Грязный, копченый, глазки презлющие. На шее бусы из камений. Старик поднял руку – ладонью вперед, плавно обрисовал круг. Дряблые синюшные губы что-то прошамкали. Из ладони, пористой, как пемза, вырвался зеленый прозрачный луч – разбился о череп Пруха и осыпался изумрудными снежинками. Коротышка застыл с открытым ртом. Арика было дернулась, но тоже оцепенела – колдун повернул ладонь, и она заискрилась, осыпанная зеленым «конфетти».
«Влип», – испугался Верест. Живот напрягся. Он ничего не почувствовал, кроме шевеления волос на голове. Но шароглазое лицо сделал. Главное, не перестараться…
– Вперед! – рявкнул огненнобородый.
Коротышка с зачарованной мордашкой полез через решетку. Нелепо перебирая ножками, Арика уже толкала его в спину. Верест опомнился – завершил кучу-малу и принялся отдавливать Арике пятки. Будь, как все…
Транспортировали их на двух телегах, запряженных лошадьми. Пещерники ругались на гнусаво-гортанном наречии, возницы щелкали кнутами. Дорога по дну ущелья была укатана, но состояла из сплошных взлетов и падений. Первая телега, набитая вояками, как тачанка махновцами, тряслась метрах в двадцати. Устрашающий пулемет с раструбом на конце торчал в небо несуразным фаллосом. Назначение его было, в общем-то, понятно: по команде «воздух!» сбивать драконов, как ворон. В другой телеге вооружение попроще.
Пленников затолкали в дальний угол, забросав рюкзаками, а над душой воцарили диковатого придурка с заячьей губой – он то щерился, то кривлялся, то беспричинно ржал. Охрану, впрочем, могли и не ставить: одурманенные заклятьем меньше всего помышляли о побеге. Установка на повиновение забивала способность мыслить. Им приказали сидеть, и они сидели, невзирая на невыносимую болтанку. Несколько раз пещерники открывали огонь над головой, а потом грязно ругались, брызжа слюнями. Оживал пулемет в авангарде, окатывая «махновцев» стреляными гильзами. За пулеметом следовали дружные залпы, носившие, видимо, профилактический характер – дракон не появлялся, что естественно. Накатить на команду такого отмороженного «спецназа» не отважился бы даже самый безмозглый.
Племя пещерников обитало почти на краю хребта. Достаточно лихо колонна проскочила раскрытую пасть долины, миновала предгорья – вереницу причудливых холмов, и съехала на равнину. Дорога продолжала прыгать, оттого Вересту и удалось окинуть взглядом обстановку. Ковыль да клевер – пахучая степь, редкие перелески. На горизонте – сплошной массив леса, расстеленный по холмам. Вездесущие олени-курычи, сбившись в табун, перебегали овраг. Дорога укатана автомобилями – видимо, на этой грунтовке время от времени и происходили взаимовыгодные контакты с Нечистью.
До очередного контакта оставались минуты.
Телеги встали у симпатичной лиственной рощицы. Слева овраг, справа обгоревшие строения – не то хутора, не то заставы.
– Ждут, – удовлетворенно молвил бритый Макстер. – Полковник Эрзах по обыкновению пунктуален.
– Не знаю такого, – буркнул Толмак. – Твое начальство. Эй, Лексус! – свесившись с лавки, он хлопнул Вереста по колену. – Приехали! Хороша погодка, а?
Погодка на равнине стояла великолепная. Жаль, позагорать нельзя. Близился момент истины. И рожу надо делать адекватную, не забывая, что над тобой довлеет заклятье.
– Всем наружу! – скомандовал Макстер.
Вышесказанное относилось, очевидно, только к пленникам. Сопровождаемые любопытными взорами, они «отбортовались», взвалили на себя рюкзаки. Гортанный окрик прозвучал, как выстрел. Заржали кони – под дружный рев «махновцев» возницы приложили лошадок кнутами.
– Хороши, – критично оглядел пленников и засмеялся Толмак. – Какие послушные дети.
– Вперед шагайте! – рявкнул Макстер.
На дороге, лицом к Змеиному хребту – машина. Тридцать метров – и безо всякого гака. Зашитый стальными листами рыдван. Массивнее «газели», но помельче «пазика». Приземистая такая тушка, колеса широкие, кабина заподлицо с кузовом и, видимо, являет с ней, подобно салону микроавтобуса, неразрывное целое. Стекла только в кабине – выпуклое лобовое и немного по бокам. За стеклом физиономия шофера – скучно парню. У машины в позе эсэсовца – бугай в черном. Редкое сочетание мозгов и мускульной массы. Лобище высокий, глаза жгучие. Неприятно, аж жуть. Двое впереди, двое сзади, а тут еще друзья-товарищи под ногами путаются. Прух зенки таращит и плетется с отрицательным ускорением. Арика дышит тяжело, бледна, неустойчива. Ничего, бабы живучие.
– Шире шаг!
Коротышка словно проснулся: согнул ручонки в локтях и зачастил в отрыв от коллектива. Бугай у капота, положив руку на кобуру, подошел к боковой дверце, распахнул.
– Стоять! – приказал Макстер. Коротышка запнулся, замер. Верест налетел на Арику – ничего, для пущей достоверности. Забычил глаза, словно и не видел, как она упала, завозилась в пыли. Поднялась, как ни в чем не бывало, даже не отряхнулась.
Бугай взобрался на подножку, кивнул – то ли Макстеру, то ли Толмаку.
– По одному этих гавриков в машину.
И первым пролез в салон.
Бритоголовый подтолкнул коротышку.
– Давай, рюкзак с ногами – двигай…
Застучало сердце, как ненормальное. Верест намеренно держался последним, ловя момент. Пока момента не было. Пистолеты – у всех. Парни не промах, дело знают. Вырубит одного – тут ему и кузькина мать. В салоне проступали грубые лавки поперек движения. Бугай, согнувшись, пристроился справа, у дальнего борта. Пистолет уже на взводе, сам внимательно следит, как коротышка покоряет подножку (не верят они, что ли, в силу заклятия?).
– Назад, сядешь слева, – показал пальцем, куда именно.
Теперь Арика. Поднялась в салон – маленькая, грязная. Сердце сжалось…
– Назад, сядешь справа.
– Топай, Лексус, – Толмак ударил в плечо.
Подножка – гладкий лист железа. Бугай сидит напротив, пистолет в руке, но ствол слегка отвернут. Справа – затылком выражая полнейшую скуку – шофер. За спиной еще двое: Толмак у двери, бритоголовый – подальше…
Он задержался в проходе.
– Назад, сядешь между ними, – распорядился бугай.
Рука уже лежала на левом запястье. «Змейка Рубика» – потянешь, будет нож. Назад идти нельзя: при движении отсек с пленниками перегораживается решеткой.
– Хорошо, иду, – негромко сказал он.
Сопровождающий вскинул изумленные глаза. Заодно и голову – обнажив шею, защищенную стоячим воротом. Вот он – момент. Свежеиспеченное лезвие чиркнуло по горлу. Попридержал – чур не заваливаться… Кровь рекой, орать нечем. Аллах с ним. Пока бугай таращил глаза, издавая клокочущие звуки, Верест перехватил пистолет и влепил рукоятью в висок зевающему шоферу. Тело куда-то завалилось, а он уже вращался, не покидая полусогнутого положения. Толмак в дверях слишком поздно прозрел: рука тянулась к кобуре, а Верест уже спускал курок…
Мгновенный страх в глазах, а спустя момент, когда стало ясно, кто кого – отчаяние крайнее. За карьеру, за распахнутые горизонты и беременную жену-красавицу, которую не любить – просто уродство… Пуля расквасила переносицу и половину затылка. Толмак рухнул на спину.
– Стоять! – Верест выдернул руку с пистолетом из салона.
Расписанный мозгами Толмака, Макстер медленно убрал пальцы с кобуры. Губы дрожали, но пытались разъехаться в презрительную усмешку.
– Вот так и стой, – приказал Верест. – А не то пулей по сусалам получишь.
Держа Макстера на стволе, он нащупал подножку, перенес тяжесть… И поскользнулся! Как последний лох! Слишком гладкая железяка, будь она неладна! Нога соскочила, хрякнулась о землю, он больно ударился спиной и выронил пистолет. Сквозь брызги в глазах не ускользнуло движение: бритый Макстер бросился в атаку. Пистолет не вынимал – действительно, пока провозишься… Кулаки у него и без того внушительные, а Верест пока сообразит да поднимет ватные руки…
И не сообразил бы. Истошный лай сбил атакующего с толку. Кто-то рыжий, лохматый выскочил из оврага, настиг Макстера в два прыжка и вскочил ему на спину.
Подняться офицер уже не смог. Собака стояла у него на спине, сжав челюстями шею, и при малейшем движении впивалась в нее клыками.
– Ворчун? – удивился Верест. Поднял с земли пистолет.
Пёс согласно проурчал, чуть ослабив хватку. Макстер дернулся – и захрипел, как глухонемой, когда челюсти чуть не сомкнулись на горле.
– Молодец, – одобрил Верест. – Выходит, это ты бежал за нами по ущелью и от пуль уворачивался?
Ворчун повилял хвостом.
– Умница, – вторично похвалил Верест. – Ну хорошо, оторвись от этого засранца, я ему сам засандалю.
Пес разжал зубы, попятился.
– Вставай, – Верест вынул из кобуры лежащего пистолет, а когда тот поднялся, бледный, издерганный, испачканный кровью, понял, что абсолютно не хочет его бить. Надоело всё до смерти – бить, резать, стрелять, сеять смерть только ради того, чтобы еще чуток пожить.
– Ладно, Рем с тобой, – махнул он рукой. – Живи. Но давай договоримся, парень: ты по-хорошему и я по-хорошему. А сейчас отойди вон на ту полянку, сядь на колени и сделай руки за голову, хорошо? А чтобы не скучал, с тобой собачка посидит, договорились? – он потрепал доверчиво виляющего хвостом Ворчуна. – Понял, друг? Я тут с делами поковыряюсь, а как кликну, тащи этого за руль, покатаемся.
Дорога была пустынная. Пыль от тачанок еще не улеглась – висела облаком.
Арика с Прухом, прилежно сложив руки на коленях, сидели и не шевелились. Он поводил ладошкой у Пруха перед глазами. Пусто. И разговаривать бессмысленно – не поддержат.
Покарябав затылок, Верест пожал плечами и пошел заниматься другими делами. Собрал оружие, извлек из карманов документы (металлические жетоны, фото нет, а надписи на языке символов). Собственный пояс с ампулами в собственном же рюкзаке – чему очень обрадовался, немедленно нацепив на себя. Чертыхаясь, сдирал униформу с мертвого бугая и живого шофера (парень миниатюрный, для Арики в самую пору). Убивать уже не было сил – треснул служивого по кумполу, чтобы подольше не просыпался, тело сбросил в овраг – не помрет, ушибами обойдется. Туда же скинул трупы, замаскировав всё это дело космами травы, и перекрестился.
– Эй, садись за баранку! – крикнул Макстеру. – Прогуляемся по вашим нечистям!
Ни о какой прогулке по Залесью речь не шла до полного пробуждения подельников. Верест заставил Макстера свернуть с дороги и въехать в широколиственный лесок. Деревья посторонились – обнаружилась обширная поляна со звонким ручьем. Никаких тварей, всё мирно, пасторально. Травка зеленеет, солнышко местами. Водичка с камня на камень, красные цветы на кустах – точь-в-точь клешни рака. Деревья похожи на ностальгические березки, но листья кленовые, с выпуклой прожилью, а ветви с листвой опадают к земле, точно ивовые.
– Как снимается заклятье? – сурово спросил Верест.
Бритоголовый отвел лицо.
– Не знаю.
Верест задумчиво покарябал стволом висок.
– А если я тебе челюсть немного переставлю?
«Военнопленный» сжал зубы, словно уже оборонялся. Процедил:
– Не поможет.
– Ах, вот мы какие, – хмыкнул Верест. – Я тебе очень рекомендую, офицер, будь попроще. Нам с тобой еще работать долго и продуктивно. Ладно, посиди пока. Но умоляю – не дури. Учти, моя собачка натренирована на отрывание мужских аксессуаров. Ворчун, охранять!
Он вынул из замка зажигания увесистый плоский ключ, бросил в карман и покинул машину. Распахнул дверь в салон.
– Выходите…
Цирк, да и только. Арику мучить не стал. Натерпелась девочка. Усадил на камень у ручья, придал задумчивую позу, стянув шапчонку, разложил золотые кудряшки по плечам – на солнышке и сочном желтоцветье очень даже эстетично. А вот на Прухе отыгрался. Врезал под дых – не шутя, но и не с силой – не проняло. Оплеух навешал – бесполезно. Коротышка вертел головой, услужливо подставляя щеки. Купание тоже не принесло избавления: он держал Пруха за шиворот, а тот, погрузившись в ручей, издавал веселые звуки, однако по придании вертикали оставался туп и нем.
Порядочно вспотев, он оставил коротышку в покое. Сделал суровое лицо и направился к машине. Бритоголовый скрывал злорадную ухмылку, но неубедительно. Ворчун возлежал на сидении пассажира, свернувшись клубком – такой домашний и безвредный. Зевал.
Верест ударил в висок. Макстер отлетел к коробке передач. Ворчун отпрыгнул, спросив глазами: ты что, хозяин, офонарел?
– Это начало, – зловеще поведал Верест. – Я некоторым образом твое Возмездие, офицер. Иначе говоря, карающий меч Добра.
– Да пошел ты, – выплюнул Макстер, выпрямляясь. Второй удар вернул его на коробку передач.
«Ты точно псих, хозяин, – сказал глазами Ворчун. – Ну, намекнул бы мне, я бы с ним разобрался».
– Я не шучу, – молвил Верест. – Если ты помнишь из детских книжек, Добро всегда побеждает Зло. Ставит на колени, надругается и зверски убивает.
Он решительно поднял кулак. Лицо Макстера приобрело цвет пятнистой зелени.
– Что ты хочешь?
Решительный кулак помедлил.
– Как снять заклятие?
– Послушай, карающий меч… – переливаясь камуфляжными красками, Макстер излучал и страх, и язвительность. – Ты слишком крут, да? А мозгами пошевелить никак? Хоть ушами пошевели, раз мозги выключил… В чем смысл наложенного заклятия?
Верест решил повременить с избиением.
– Послушание…
– Слава Богу, – Макстер криво усмехнулся. – Иначе, что они делают?
– Выполняют приказания.
– Какие?
– Любые… Тьфу ты, черт, – Верест хлопнул себя по лбу. – Ты прав, приятель, мозгами я сегодня не богат. Знаешь, ты мне даже нравишься. Но учти, слепил горбатого – буду бить долго и счастливо.
Он опять отправился на выручку друзьям. Арика сидела на камне, печально созерцая игру воды и света. Прух обтекал. Он ткнул ему пальцем в грудь.
– Прух, очнись. Да поживее.
Коротышка вздрогнул, как будто подавился. Внимательно осмотрел себя с ног до ушей, затем с укором глянул на Вереста.
– Твоя работа?
Арика бросилась ему на шею, принялась целовать с таким остервенением, что он оторопел от неожиданности. Ни одна любовница, включая Пуэму и леди Эспареллу, не целовала его столь яростно и самозабвенно. А эта вроде пока и не любовница…
Он забыл обо всем, обернулся в соляной столб. Стоял, сдавленный, не брыкаясь. Через минуту признал, что происходящее ему по сердцу, и вопрос с дорожным романом можно оставить открытым. Коротышка пару раз пытался что-то сказать, но затыкался на полуслове. Откуда-то взялся Ворчун, запрыгал, радостно виляя хвостиком.
Потом опять в черепную коробку постучал Прух.
– Я, конечно, извиняюсь, Лексус, но там какой-то парень выпрыгнул из кабины и убегает. Это нормально?
Это возмутительно. Верест оттолкнулся от Арики. Бритоголовый уже добежал до края поляны, когда он вырвал пистолет, дважды надавив неуклюжий курок.
– Лежать! – пули прожужжали над беглецом. Тот споткнулся, растемяшился, закрыл голову руками.
Отдуваясь, Верест дошагал до лежащего, поднял за воротник и заорал в пространство:
– Ворчун, тебе выговор! И мне тоже, – после чего пнул дрожащего Макстера пониже спины. – Шагай давай, стайер хренов, да помни мою доброту неземную…
Обстановка расслабляла. Запах воли и лесная идиллия доводили до помрачения. Ума хватило лишь привязать Макстера к дереву. Плескались, как дети, наплевав на опасность. Когда Арика вступила в воду, оставив ворох грязных одежд на отлогом берегу, Верест с Прухом стали делать вид, что они не подглядывают. Причем Пруха это дело быстро умучило: он с тоской доложил, что уже не может, и без оглядки побрел охранять пленника. Арика лежала в ручье. Серебристая вода обтекала ее, как валун на перекате. Размышлять о том, что некоторым ее частям не помешал бы все-таки дополнительный объем, уже не было сил. Он подошел и взял ее на руки.
– Отнеси меня вон за тот лесок, – попросила Арика. – Видишь, ручей загибается?
Он отнес. А спустя некоторое время вынес. Положил, где взял, и улегся рядом. Кусты жалобно воздыхали. Чирикали птички на ветвях. Поругивался Макстер, привязанный к дереву. Через полчаса коротышка заявил, что его нервная система полностью уничтожена, ей требуются витамины, и он категорически против стирать форму, которую ему сует некий Лексус, тем более, что ему ее не носить. Формально он был прав. Пока он шарахался по лесу, изображая лешего, Верест с Арикой выстирали трофейную униформу и развесили на кустах. Когда приступили к допросу Макстера, злобы в душе не осталось. И сам привязанный к дереву являл достойное жалости зрелище. С распухшим лицом, зеленый, поеденный муравьями – еле ворочал челюстью и готов был продать родную маму, лишь бы его развязали.
– Ты, Макс, сам виноват, – добродушно приговаривал Верест, распутывая веревку. – Просили по-доброму – отказался. Исчерпал лимит доверия, а теперь смотришь на нас волчонком. Мы-то в чем перед тобой виноваты, объясни?
Объяснять Макстеру пришлось долго и с расстановкой. Про двести криллов до Цитадели и три кольца охраны, про глухой лес и неприступную Лабораторию, штампующую зверюг. Про городок Кроул посреди Вороньей пущи и живущий в нем зомбированный персонал. Про несметные полчища зомби – натасканных в тренировочных лагерях на западе Фанжера и в обязательном порядке пропущенных через «Тоннель-28» (коридор с мощнейшим ультра-излучателем, где волонтеры превращаются в полнейших идиотов). Про офицеров отдела «А» – убежденных апологетов переустройства мира, и службу безопасности «Бахтар», к коей имеет честь относиться и сам. Про запуганное гражданское население и невыносимый тонкий гул, вгрызающийся в уши всякий раз, когда работает Генератор…
Не надо думать, что все эти бесценные сведения он предоставил по доброй воле и неистовому желанию помочь. Но Макстер оказался нормальным человеком – в первую очередь ценил жизнь, а уж потом – сомнительные постулаты Рема.
– Так вот почему я в этом, – прозревшая Арика в ужасе уставилась на черный прикид шофера, который сидел на ней почти нормально.
– Я обещаю поддержку, если будешь работать на меня. Говори «костоломам» что хочешь, но не о нашей беседе. Выиграем время – отлично. Не пройдет и недели – тебя освободят. Нам нужны решительные люди, Лексус. Соглашайся – отличное денежное содержание, прекрасный дом, прислуга, автомобиль. Бытовые блага – но не те, которые предлагают гражданам нынешние правители…
А замок на Дамане? А Прух в качестве «управляющего конюшней»?
А как насчет ненависти? Ненавидишь ты меня, Толмак, ненавидишь. Словно не я тянул твою мокрую задницу из болота. И слова твои – красивая обертка, под которой конфетка из дерьма.
Вот и вариант развития событий: Толмак тянет время, сообщает начальству о засылке агента, о том, что именно он, а никто иной перевербовал перспективного кадра. И план военной операции: пускается слух, будто Цитадель и сопутствующая ей Лаборатория взорваны отважными диверсантами, процесс управления Нечистью прерван. В рядах агрессора паника. Воюющие государства радостно подтягивают к линии фронта последние резервы – одним ударом добить Нечисть – и попадают в засаду, где легко и просто уничтожаются. Дорога на Колокус открыта: орды зверюг и человеческого отребья рвутся на восток…
– Почему вы уничтожаете целые государства? Пусть ущербные, но цивилизации. За что вы их так?
Толмак с готовностью кивнул.
– Очень правильный вопрос. Мы не уничтожаем под корень государства. Это пропаганда. Ликвидируются администрации, вредные структуры и непокорные граждане. Промышленность не трогается. Большие человеческие жертвы – ну что ж. На то и война, чтобы гибли люди. Зато через несколько лет воцарится мир и благоденствие. Прекрасные города, дороги, автомобили. Исключительно мирное и веселое население. Достаток пищи – повсеместно. Никакой преступности, чужаков и нечеловеческой мрази. Электрические провода опутают Тунгнор, один грамм специфического вещества обогреет город. Это то, против чего выступает церковь Эрмаса. Это то, о чем мечтала двадцать лет назад группа молодых людей, отягощенных знаниями, прибывшая из другого мира для переустройства вашей планеты!
– А оборудование для переустройства вы с собой привезли?
– Ничуть. Столь явные вмешательства миров вызывают некрасивые всплески энергии. Мы привезли светлые головы. Использована существующая промышленная база: Лагории, Карабара, Эрминеи. Многое приходилось переделывать, открывать новые месторождения: золота, титана, меди; с нуля строить лаборатории. Никуда, собственно, и не спешили – вся жизнь впереди, а в медленном перевоплощении тоже есть очарование – острее чувствуешь свое рукоприкладство. В первую очередь мы захватили рудники, где добывали фанж. Обучили несколько сот головорезов, захватили порт Монугу, наладили бартер – фанж плюс какая-то мелочь вроде шкур и кож – на станки и оружие. Наладили связи с тайными обществами на континенте и островах, создав планетарную агентурную сеть, благодаря чему и удавалось скрывать, КУДА поступают станки и оружие. Организовали вербовку, и к началу гражданской войны в Империи не составило труда набрать военных и технических специалистов, а также наладить через порты доставку сырья. Континент охвачен гражданской войной – делят Империю, кого интересует, что происходит под боком?
– И вам потребовалась новая кровавая бойня?
Смутиться при этих словах мог кто угодно. Только не Толмак.
– Война на захват континента – единственный выход. Резерв рабсилы в Фанжере конечен. Запасы сырья – тоже. Промышленно развитой державы мы не создали. Нужны тысячи новых специалистов, новые заводы. А сил едва хватает на то, что есть. Даже сильно расширившись, мы едва вытягиваем. Рабсилу, сырье, технику – всё надо ввозить. Блокада с моря и суши силами двух-трех государств – и мы в агонии.
– Ладно, Толмак, накормил, – он бросил на стол последнюю обглоданную кость и поднялся. – Спасибочки за угощение. Где там твой пещерный народец? Заждался, поди?
– Так да или нет? – нахмурился Толмак.
Боится, не без удовольствия обнаружил Верест. Проболтаюсь костоломам – и будет ему карьера.
– Скорее да, чем нет, – туманно пообещал он. – Но, если ты не против, разреши подумать. Мы на пожар не гоним, нет?
– Подумай, – согласился Толмак. – Желания есть?
Верест минутку наблюдал за оплывающими свечами. Эти осветительные приборы, похоже, лепили из козьего сала. Воняли противно.
– Есть, – кивнул он. – Дай Пруху выпить. А Арике организуй помывку. Баба же.
Вернувшись, он обнаружил трогательную картину: Прух и Арика стояли посреди камеры и вопрошали глазами: кукушка, кукушка… Он обнял их, коротышку похлопал по плечу, а Арику поцеловал в шейку и пошутил нескладно на предмет, что отдельным частям ее тела не помешал бы дополнительный объем.
– Нас убьют? – вздрогнула она.
– Не уверен, – успокоил он. – Впрочем, поживем – увидим. Не будем зарекаться.
– С конюшней моей, как понимаю, полный провал, – печально вздохнул Прух. – А знаешь, Лексус, я уже подумывал завести парочку лагорийских пони. На одном бы сам катался, на другом Арику катал. Они ведь как дети – ножки пухлые, грива до земли…
Толмак, похоже, решил всерьез потянуть удачу за хвост. Поползло резиновое время. Часы, дни. Дважды в сутки пещерники приносили быстро надоевшую козлятину, по мере потребности выводили к отхожей яме. Бить не били, но и разговорами не услаждали. Поди догадайся, что происходит. Толмак явно куда-то срулил. Три дня тянулись бесконечной вереницей. Обговорили все темы, заживили раны, отзубоскалили, пришли к согласию, что бывший товарищ Толмак – парень неплохой, и со своей позиции поступает логично.
На третий день уже не хотелось ни есть, ни шевелиться. В обеденное время в камере появился внушительный кувшин с самогоном – верный признак того, что в окрестностях замерцал Толмак, причем в настроении. И две баклажки.
– А мне? – обиделась Арика.
– А тебе зачем? – встревожился Прух, беря кувшин под полный контроль.
– Напиться хочу… – блестя слезинками, прошептала девушка.
Что в итоге и состоялось. Крепость напитка позволяла назюзюкаться всем троим. К утру они представляли крепко спитый коллектив, не помнящий родства, а также своих имен и вчерашнего свинства.
– Эрмас, господи, как я нахреначился… – стонал Прух, катаясь по полу. Арика сидела, заткнув глаза и уши, и конвульсивно дрыгалась. Верест под грудой тряпья неистово мечтал о пиве. О любом.
В этот страшный час за ними и пришли.
Подлее выдумать не могли. Заскрипела решетка, и плечистый, огненнобородый пещерник в халате, подпоясанном ослиным хвостом, ступил внутрь.
– Встать!
– Ты чё, ошибся комнатой? – заныл Прух. – Сам же опоил, червяк ты пещерный…
– Встать!
Хамство с видом на розги. Верест выбрался из тряпья, поднял Пруха. Следы от последних побоев не успели затянуться – рановато работать на новые.
Вошли Толмак и какой-то бритый хлопец в черной щеголеватой униформе. На поясе – кобура, на плечах – нечто вроде плащ-палатки из серого брезента.
– Это Макстер, – представил черного Толмак. – Поедет с нами.
– А лучшего времени не… – начал было Прух, но тут вошли сразу трое. Двое встали по бокам, набыченно уставясь на арестантов, третий замер напротив. Типаж, конечно, неприятный. Столетний дед, всклокоченный, вылитый шаман. Грязный, копченый, глазки презлющие. На шее бусы из камений. Старик поднял руку – ладонью вперед, плавно обрисовал круг. Дряблые синюшные губы что-то прошамкали. Из ладони, пористой, как пемза, вырвался зеленый прозрачный луч – разбился о череп Пруха и осыпался изумрудными снежинками. Коротышка застыл с открытым ртом. Арика было дернулась, но тоже оцепенела – колдун повернул ладонь, и она заискрилась, осыпанная зеленым «конфетти».
«Влип», – испугался Верест. Живот напрягся. Он ничего не почувствовал, кроме шевеления волос на голове. Но шароглазое лицо сделал. Главное, не перестараться…
– Вперед! – рявкнул огненнобородый.
Коротышка с зачарованной мордашкой полез через решетку. Нелепо перебирая ножками, Арика уже толкала его в спину. Верест опомнился – завершил кучу-малу и принялся отдавливать Арике пятки. Будь, как все…
Транспортировали их на двух телегах, запряженных лошадьми. Пещерники ругались на гнусаво-гортанном наречии, возницы щелкали кнутами. Дорога по дну ущелья была укатана, но состояла из сплошных взлетов и падений. Первая телега, набитая вояками, как тачанка махновцами, тряслась метрах в двадцати. Устрашающий пулемет с раструбом на конце торчал в небо несуразным фаллосом. Назначение его было, в общем-то, понятно: по команде «воздух!» сбивать драконов, как ворон. В другой телеге вооружение попроще.
Пленников затолкали в дальний угол, забросав рюкзаками, а над душой воцарили диковатого придурка с заячьей губой – он то щерился, то кривлялся, то беспричинно ржал. Охрану, впрочем, могли и не ставить: одурманенные заклятьем меньше всего помышляли о побеге. Установка на повиновение забивала способность мыслить. Им приказали сидеть, и они сидели, невзирая на невыносимую болтанку. Несколько раз пещерники открывали огонь над головой, а потом грязно ругались, брызжа слюнями. Оживал пулемет в авангарде, окатывая «махновцев» стреляными гильзами. За пулеметом следовали дружные залпы, носившие, видимо, профилактический характер – дракон не появлялся, что естественно. Накатить на команду такого отмороженного «спецназа» не отважился бы даже самый безмозглый.
Племя пещерников обитало почти на краю хребта. Достаточно лихо колонна проскочила раскрытую пасть долины, миновала предгорья – вереницу причудливых холмов, и съехала на равнину. Дорога продолжала прыгать, оттого Вересту и удалось окинуть взглядом обстановку. Ковыль да клевер – пахучая степь, редкие перелески. На горизонте – сплошной массив леса, расстеленный по холмам. Вездесущие олени-курычи, сбившись в табун, перебегали овраг. Дорога укатана автомобилями – видимо, на этой грунтовке время от времени и происходили взаимовыгодные контакты с Нечистью.
До очередного контакта оставались минуты.
Телеги встали у симпатичной лиственной рощицы. Слева овраг, справа обгоревшие строения – не то хутора, не то заставы.
– Ждут, – удовлетворенно молвил бритый Макстер. – Полковник Эрзах по обыкновению пунктуален.
– Не знаю такого, – буркнул Толмак. – Твое начальство. Эй, Лексус! – свесившись с лавки, он хлопнул Вереста по колену. – Приехали! Хороша погодка, а?
Погодка на равнине стояла великолепная. Жаль, позагорать нельзя. Близился момент истины. И рожу надо делать адекватную, не забывая, что над тобой довлеет заклятье.
– Всем наружу! – скомандовал Макстер.
Вышесказанное относилось, очевидно, только к пленникам. Сопровождаемые любопытными взорами, они «отбортовались», взвалили на себя рюкзаки. Гортанный окрик прозвучал, как выстрел. Заржали кони – под дружный рев «махновцев» возницы приложили лошадок кнутами.
– Хороши, – критично оглядел пленников и засмеялся Толмак. – Какие послушные дети.
– Вперед шагайте! – рявкнул Макстер.
На дороге, лицом к Змеиному хребту – машина. Тридцать метров – и безо всякого гака. Зашитый стальными листами рыдван. Массивнее «газели», но помельче «пазика». Приземистая такая тушка, колеса широкие, кабина заподлицо с кузовом и, видимо, являет с ней, подобно салону микроавтобуса, неразрывное целое. Стекла только в кабине – выпуклое лобовое и немного по бокам. За стеклом физиономия шофера – скучно парню. У машины в позе эсэсовца – бугай в черном. Редкое сочетание мозгов и мускульной массы. Лобище высокий, глаза жгучие. Неприятно, аж жуть. Двое впереди, двое сзади, а тут еще друзья-товарищи под ногами путаются. Прух зенки таращит и плетется с отрицательным ускорением. Арика дышит тяжело, бледна, неустойчива. Ничего, бабы живучие.
– Шире шаг!
Коротышка словно проснулся: согнул ручонки в локтях и зачастил в отрыв от коллектива. Бугай у капота, положив руку на кобуру, подошел к боковой дверце, распахнул.
– Стоять! – приказал Макстер. Коротышка запнулся, замер. Верест налетел на Арику – ничего, для пущей достоверности. Забычил глаза, словно и не видел, как она упала, завозилась в пыли. Поднялась, как ни в чем не бывало, даже не отряхнулась.
Бугай взобрался на подножку, кивнул – то ли Макстеру, то ли Толмаку.
– По одному этих гавриков в машину.
И первым пролез в салон.
Бритоголовый подтолкнул коротышку.
– Давай, рюкзак с ногами – двигай…
Застучало сердце, как ненормальное. Верест намеренно держался последним, ловя момент. Пока момента не было. Пистолеты – у всех. Парни не промах, дело знают. Вырубит одного – тут ему и кузькина мать. В салоне проступали грубые лавки поперек движения. Бугай, согнувшись, пристроился справа, у дальнего борта. Пистолет уже на взводе, сам внимательно следит, как коротышка покоряет подножку (не верят они, что ли, в силу заклятия?).
– Назад, сядешь слева, – показал пальцем, куда именно.
Теперь Арика. Поднялась в салон – маленькая, грязная. Сердце сжалось…
– Назад, сядешь справа.
– Топай, Лексус, – Толмак ударил в плечо.
Подножка – гладкий лист железа. Бугай сидит напротив, пистолет в руке, но ствол слегка отвернут. Справа – затылком выражая полнейшую скуку – шофер. За спиной еще двое: Толмак у двери, бритоголовый – подальше…
Он задержался в проходе.
– Назад, сядешь между ними, – распорядился бугай.
Рука уже лежала на левом запястье. «Змейка Рубика» – потянешь, будет нож. Назад идти нельзя: при движении отсек с пленниками перегораживается решеткой.
– Хорошо, иду, – негромко сказал он.
Сопровождающий вскинул изумленные глаза. Заодно и голову – обнажив шею, защищенную стоячим воротом. Вот он – момент. Свежеиспеченное лезвие чиркнуло по горлу. Попридержал – чур не заваливаться… Кровь рекой, орать нечем. Аллах с ним. Пока бугай таращил глаза, издавая клокочущие звуки, Верест перехватил пистолет и влепил рукоятью в висок зевающему шоферу. Тело куда-то завалилось, а он уже вращался, не покидая полусогнутого положения. Толмак в дверях слишком поздно прозрел: рука тянулась к кобуре, а Верест уже спускал курок…
Мгновенный страх в глазах, а спустя момент, когда стало ясно, кто кого – отчаяние крайнее. За карьеру, за распахнутые горизонты и беременную жену-красавицу, которую не любить – просто уродство… Пуля расквасила переносицу и половину затылка. Толмак рухнул на спину.
– Стоять! – Верест выдернул руку с пистолетом из салона.
Расписанный мозгами Толмака, Макстер медленно убрал пальцы с кобуры. Губы дрожали, но пытались разъехаться в презрительную усмешку.
– Вот так и стой, – приказал Верест. – А не то пулей по сусалам получишь.
Держа Макстера на стволе, он нащупал подножку, перенес тяжесть… И поскользнулся! Как последний лох! Слишком гладкая железяка, будь она неладна! Нога соскочила, хрякнулась о землю, он больно ударился спиной и выронил пистолет. Сквозь брызги в глазах не ускользнуло движение: бритый Макстер бросился в атаку. Пистолет не вынимал – действительно, пока провозишься… Кулаки у него и без того внушительные, а Верест пока сообразит да поднимет ватные руки…
И не сообразил бы. Истошный лай сбил атакующего с толку. Кто-то рыжий, лохматый выскочил из оврага, настиг Макстера в два прыжка и вскочил ему на спину.
Подняться офицер уже не смог. Собака стояла у него на спине, сжав челюстями шею, и при малейшем движении впивалась в нее клыками.
– Ворчун? – удивился Верест. Поднял с земли пистолет.
Пёс согласно проурчал, чуть ослабив хватку. Макстер дернулся – и захрипел, как глухонемой, когда челюсти чуть не сомкнулись на горле.
– Молодец, – одобрил Верест. – Выходит, это ты бежал за нами по ущелью и от пуль уворачивался?
Ворчун повилял хвостом.
– Умница, – вторично похвалил Верест. – Ну хорошо, оторвись от этого засранца, я ему сам засандалю.
Пес разжал зубы, попятился.
– Вставай, – Верест вынул из кобуры лежащего пистолет, а когда тот поднялся, бледный, издерганный, испачканный кровью, понял, что абсолютно не хочет его бить. Надоело всё до смерти – бить, резать, стрелять, сеять смерть только ради того, чтобы еще чуток пожить.
– Ладно, Рем с тобой, – махнул он рукой. – Живи. Но давай договоримся, парень: ты по-хорошему и я по-хорошему. А сейчас отойди вон на ту полянку, сядь на колени и сделай руки за голову, хорошо? А чтобы не скучал, с тобой собачка посидит, договорились? – он потрепал доверчиво виляющего хвостом Ворчуна. – Понял, друг? Я тут с делами поковыряюсь, а как кликну, тащи этого за руль, покатаемся.
Дорога была пустынная. Пыль от тачанок еще не улеглась – висела облаком.
Арика с Прухом, прилежно сложив руки на коленях, сидели и не шевелились. Он поводил ладошкой у Пруха перед глазами. Пусто. И разговаривать бессмысленно – не поддержат.
Покарябав затылок, Верест пожал плечами и пошел заниматься другими делами. Собрал оружие, извлек из карманов документы (металлические жетоны, фото нет, а надписи на языке символов). Собственный пояс с ампулами в собственном же рюкзаке – чему очень обрадовался, немедленно нацепив на себя. Чертыхаясь, сдирал униформу с мертвого бугая и живого шофера (парень миниатюрный, для Арики в самую пору). Убивать уже не было сил – треснул служивого по кумполу, чтобы подольше не просыпался, тело сбросил в овраг – не помрет, ушибами обойдется. Туда же скинул трупы, замаскировав всё это дело космами травы, и перекрестился.
– Эй, садись за баранку! – крикнул Макстеру. – Прогуляемся по вашим нечистям!
Ни о какой прогулке по Залесью речь не шла до полного пробуждения подельников. Верест заставил Макстера свернуть с дороги и въехать в широколиственный лесок. Деревья посторонились – обнаружилась обширная поляна со звонким ручьем. Никаких тварей, всё мирно, пасторально. Травка зеленеет, солнышко местами. Водичка с камня на камень, красные цветы на кустах – точь-в-точь клешни рака. Деревья похожи на ностальгические березки, но листья кленовые, с выпуклой прожилью, а ветви с листвой опадают к земле, точно ивовые.
– Как снимается заклятье? – сурово спросил Верест.
Бритоголовый отвел лицо.
– Не знаю.
Верест задумчиво покарябал стволом висок.
– А если я тебе челюсть немного переставлю?
«Военнопленный» сжал зубы, словно уже оборонялся. Процедил:
– Не поможет.
– Ах, вот мы какие, – хмыкнул Верест. – Я тебе очень рекомендую, офицер, будь попроще. Нам с тобой еще работать долго и продуктивно. Ладно, посиди пока. Но умоляю – не дури. Учти, моя собачка натренирована на отрывание мужских аксессуаров. Ворчун, охранять!
Он вынул из замка зажигания увесистый плоский ключ, бросил в карман и покинул машину. Распахнул дверь в салон.
– Выходите…
Цирк, да и только. Арику мучить не стал. Натерпелась девочка. Усадил на камень у ручья, придал задумчивую позу, стянув шапчонку, разложил золотые кудряшки по плечам – на солнышке и сочном желтоцветье очень даже эстетично. А вот на Прухе отыгрался. Врезал под дых – не шутя, но и не с силой – не проняло. Оплеух навешал – бесполезно. Коротышка вертел головой, услужливо подставляя щеки. Купание тоже не принесло избавления: он держал Пруха за шиворот, а тот, погрузившись в ручей, издавал веселые звуки, однако по придании вертикали оставался туп и нем.
Порядочно вспотев, он оставил коротышку в покое. Сделал суровое лицо и направился к машине. Бритоголовый скрывал злорадную ухмылку, но неубедительно. Ворчун возлежал на сидении пассажира, свернувшись клубком – такой домашний и безвредный. Зевал.
Верест ударил в висок. Макстер отлетел к коробке передач. Ворчун отпрыгнул, спросив глазами: ты что, хозяин, офонарел?
– Это начало, – зловеще поведал Верест. – Я некоторым образом твое Возмездие, офицер. Иначе говоря, карающий меч Добра.
– Да пошел ты, – выплюнул Макстер, выпрямляясь. Второй удар вернул его на коробку передач.
«Ты точно псих, хозяин, – сказал глазами Ворчун. – Ну, намекнул бы мне, я бы с ним разобрался».
– Я не шучу, – молвил Верест. – Если ты помнишь из детских книжек, Добро всегда побеждает Зло. Ставит на колени, надругается и зверски убивает.
Он решительно поднял кулак. Лицо Макстера приобрело цвет пятнистой зелени.
– Что ты хочешь?
Решительный кулак помедлил.
– Как снять заклятие?
– Послушай, карающий меч… – переливаясь камуфляжными красками, Макстер излучал и страх, и язвительность. – Ты слишком крут, да? А мозгами пошевелить никак? Хоть ушами пошевели, раз мозги выключил… В чем смысл наложенного заклятия?
Верест решил повременить с избиением.
– Послушание…
– Слава Богу, – Макстер криво усмехнулся. – Иначе, что они делают?
– Выполняют приказания.
– Какие?
– Любые… Тьфу ты, черт, – Верест хлопнул себя по лбу. – Ты прав, приятель, мозгами я сегодня не богат. Знаешь, ты мне даже нравишься. Но учти, слепил горбатого – буду бить долго и счастливо.
Он опять отправился на выручку друзьям. Арика сидела на камне, печально созерцая игру воды и света. Прух обтекал. Он ткнул ему пальцем в грудь.
– Прух, очнись. Да поживее.
Коротышка вздрогнул, как будто подавился. Внимательно осмотрел себя с ног до ушей, затем с укором глянул на Вереста.
– Твоя работа?
Арика бросилась ему на шею, принялась целовать с таким остервенением, что он оторопел от неожиданности. Ни одна любовница, включая Пуэму и леди Эспареллу, не целовала его столь яростно и самозабвенно. А эта вроде пока и не любовница…
Он забыл обо всем, обернулся в соляной столб. Стоял, сдавленный, не брыкаясь. Через минуту признал, что происходящее ему по сердцу, и вопрос с дорожным романом можно оставить открытым. Коротышка пару раз пытался что-то сказать, но затыкался на полуслове. Откуда-то взялся Ворчун, запрыгал, радостно виляя хвостиком.
Потом опять в черепную коробку постучал Прух.
– Я, конечно, извиняюсь, Лексус, но там какой-то парень выпрыгнул из кабины и убегает. Это нормально?
Это возмутительно. Верест оттолкнулся от Арики. Бритоголовый уже добежал до края поляны, когда он вырвал пистолет, дважды надавив неуклюжий курок.
– Лежать! – пули прожужжали над беглецом. Тот споткнулся, растемяшился, закрыл голову руками.
Отдуваясь, Верест дошагал до лежащего, поднял за воротник и заорал в пространство:
– Ворчун, тебе выговор! И мне тоже, – после чего пнул дрожащего Макстера пониже спины. – Шагай давай, стайер хренов, да помни мою доброту неземную…
Обстановка расслабляла. Запах воли и лесная идиллия доводили до помрачения. Ума хватило лишь привязать Макстера к дереву. Плескались, как дети, наплевав на опасность. Когда Арика вступила в воду, оставив ворох грязных одежд на отлогом берегу, Верест с Прухом стали делать вид, что они не подглядывают. Причем Пруха это дело быстро умучило: он с тоской доложил, что уже не может, и без оглядки побрел охранять пленника. Арика лежала в ручье. Серебристая вода обтекала ее, как валун на перекате. Размышлять о том, что некоторым ее частям не помешал бы все-таки дополнительный объем, уже не было сил. Он подошел и взял ее на руки.
– Отнеси меня вон за тот лесок, – попросила Арика. – Видишь, ручей загибается?
Он отнес. А спустя некоторое время вынес. Положил, где взял, и улегся рядом. Кусты жалобно воздыхали. Чирикали птички на ветвях. Поругивался Макстер, привязанный к дереву. Через полчаса коротышка заявил, что его нервная система полностью уничтожена, ей требуются витамины, и он категорически против стирать форму, которую ему сует некий Лексус, тем более, что ему ее не носить. Формально он был прав. Пока он шарахался по лесу, изображая лешего, Верест с Арикой выстирали трофейную униформу и развесили на кустах. Когда приступили к допросу Макстера, злобы в душе не осталось. И сам привязанный к дереву являл достойное жалости зрелище. С распухшим лицом, зеленый, поеденный муравьями – еле ворочал челюстью и готов был продать родную маму, лишь бы его развязали.
– Ты, Макс, сам виноват, – добродушно приговаривал Верест, распутывая веревку. – Просили по-доброму – отказался. Исчерпал лимит доверия, а теперь смотришь на нас волчонком. Мы-то в чем перед тобой виноваты, объясни?
Объяснять Макстеру пришлось долго и с расстановкой. Про двести криллов до Цитадели и три кольца охраны, про глухой лес и неприступную Лабораторию, штампующую зверюг. Про городок Кроул посреди Вороньей пущи и живущий в нем зомбированный персонал. Про несметные полчища зомби – натасканных в тренировочных лагерях на западе Фанжера и в обязательном порядке пропущенных через «Тоннель-28» (коридор с мощнейшим ультра-излучателем, где волонтеры превращаются в полнейших идиотов). Про офицеров отдела «А» – убежденных апологетов переустройства мира, и службу безопасности «Бахтар», к коей имеет честь относиться и сам. Про запуганное гражданское население и невыносимый тонкий гул, вгрызающийся в уши всякий раз, когда работает Генератор…
Не надо думать, что все эти бесценные сведения он предоставил по доброй воле и неистовому желанию помочь. Но Макстер оказался нормальным человеком – в первую очередь ценил жизнь, а уж потом – сомнительные постулаты Рема.
– Так вот почему я в этом, – прозревшая Арика в ужасе уставилась на черный прикид шофера, который сидел на ней почти нормально.