– Немедленно убирайтесь отсюда! Да как вы посмели вторгнуться…
   – Мистер Аппл, это мои гости, – перебила леди Паджет. У мистера Аппла отвисла челюсть, а Кэтрин, взглянув на служанок, появившихся в дверях, продолжала: – Идите наверх и приготовьте комнаты для джентльменов в зеленых апартаментах, а для… леди – в розовых. Это все. – Служанки побежали вверх по лестнице, то и дело оглядываясь через плечо. – Мистер Аппл, вы мне понадобитесь на несколько минут, после того как устроите наших гостей. Я хотела бы узнать, почему леди Трембл приходится вместо вас открывать входную дверь.
   Мистер Аппл побледнел и съежился под гневным взглядом миледи. Кэтрин же повернулась к Моутону:
   – Отнесите тетушку Трембл наверх, пожалуйста. Мистер Аппл покажет вам ее комнату и вызовет горничную. Мистер Аппл, распорядитесь, чтобы мистер Блем занес в дом багаж наших гостей. Если вы последуете за мной, – взгляд леди Кэтрин на мгновение остановился на Изабелле, – я покажу вам ваши комнаты.
   Все поспешили подняться наверх, и Блу осталась в холле одна. Бросив взгляд в сторону лестницы, она увидела, что леди Кэтрин остановилась и пристально посмотрела на нее. Хотя мать не произнесла ни слова, ее взгляд был достаточно красноречив; казалось, она говорила: «Присоединяйся к остальным – или оставайся стоять здесь, мне все равно».
   Щеки девушки вспыхнули. Черт бы побрал эту надменную леди! Подобрав юбки, Блу стала подниматься вверх по лестнице. Вскоре все прошли по коридору и остановились перед блестящими дверями.
   – Зеленые апартаменты, – объяснила леди Кэтрин, знаком приглашая Месье войти. – А это – розовые апартаменты, – добавила она, указывая на противоположную дверь.
   Блу заглянула в розовые комнаты, и у нее перехватило дыхание. Она и вообразить себе не могла, что бывает такая красота. В немом благоговении она осторожно вошла и протянула дрожащую руку к столбику кровати. Покрывало на постели было темно-розовым, а изящные легкие занавеси – более бледного оттенка. В ковре же розовые нити переплетались с темно-синими. На стенах, обитых дорогим муаром, висели картины, а окна украшали парчовые и бархатные драпировки. Еще Блу заметила камин и поразилась количеству стульев. Она и не подозревала, что на свете существует столько стульев. Но самое удивительное – это множество блестящих безделушек, расставленных повсюду. Блу представления не имела, для чего они нужны, и боялась к ним прикоснуться.
   – Надеюсь, вам здесь будет удобно. – Судя по снисходительному тону леди Кэтрин, она отлично понимала, что Блу никогда в жизни не видела таких комнат даже в мечтах.
   При других обстоятельствах Блу непременно пришла бы в ярость, но сейчас она чувствовала себя словно птица, у которой подрезаны крылья, или рыба, выброшенная волной на песок. Девушка понимала, что здесь она не на своей территории, а в полной власти леди Паджет, и от этой мысли ее бросило в дрожь. Одна во вражеском лагере… Совершенно беззащитная… Облизнув, пересохшие губы, Блу молча повернулась к леди Кэтрин; она не знала, что говорят в подобных случаях.
   Но тут рядом с леди Паджет появилась молодая женщина. Она была всего на год или два старше Блу и сидела в странном кресле на колесах, которое толкала служанка. У девушки были васильковые глаза, как у леди Кэтрин, и такие же блестящие золотистые локоны. Она с любопытством посмотрела на Блу, и ее лицо осветилось робкой улыбкой. Леди Кэтрин поджала губы и вздохнула.
   – Я надеялась отложить эту встречу до более подходящего момента, – произнесла она, глядя на девушку в кресле. Впервые в голосе леди Кэтрин послышались напряженные нотки.
   – Ты Блузетт, не так ли? – по-прежнему улыбаясь, сказала де пушка.
   Блу сдержанно кивнула.
   – Что ж, видно, вам известно обо мне больше, чем мне о вас.
   Она пыталась вспомнить, нужно ли делать реверанс, приветствуя особу своих лет. Хотя молодая женщина оказалась единственной в доме, кто держался приветливо, она не делала попытки встать со своего странного кресла, и Блу решила, что обмен реверансами не обязателен. Последовав примеру молодой леди, она просто вежливо кивнула и улыбнулась.
   Леди Кэтрин снова взглянула на девушку в кресле и сказала:
   – Разрешите представить вам мою дочь, леди Сесил Паджет. – Блу в растерянности раскрыла рот и с шумом втянула в себя воздух. Леди Кэтрин, перехватив ее взгляд, добавила: – Твою единоутробную сестру.
   – Чтоб я сдохла! – выдохнула Блу, глядя на девушку во все глаза.
   Лицо леди Кэтрин приняло ледяное выражение, а губы снова поджались. Она шагнула к диковинному креслу на колесах и развернула его в сторону холла.
   – Нам предстоит многое обсудить, – сказала она, повернувшись к Блу. – Но мы отложим все разговоры до того времени, когда вы отдохнете после путешествия. Я прикажу, чтобы вам подали ужин в комнаты. Мы поговорим завтра утром. – Бросив последний взгляд на фижмы Блу и на испещренное мушками лицо Изабеллы, леди Кэтрин отвернулась и покатила кресло в сторону лестницы.
   – Черт побери, – прошептала Блу, глядя вслед матери и сестре. – Черт, разрази меня гром!

Глава 8

   В розовых апартаментах было множество чудес и загадок. Простая, но изящно обставленная комната для прислуги была, вероятно, предназначена для Изабеллы, однако ни в ней, ни в апартаментах Блузетт не было ни одного гвоздя, чтобы вешать одежду. Когда дорожный сундук Блу подняли наверх, горничная ограничилась тем, что открыла его, предоставив остальную работу Изабелле. Это ей, как камеристке леди, надлежало распорядиться содержимым сундука. Испанка же пожимала плечами; если бы на стене были гвозди или крючки, она бы уже давно распаковала все платья. Окончательно отчаявшись найти что-нибудь хотя бы отдаленно напоминающее гвозди, Изабелла решила оставить вещи в сундуках. Горничная, не переставая таращиться на странных гостей, наполнила водой кувшины и поспешно ретировалась.
   В хижине Блу на Морганз-Маунд не было ничего, кроме соломенного тюфяка, скамьи и кедрового сундука, где девушка хранила вещи, поэтому изобилие мебели в розовой комнате показалось Блу совершенно необъяснимым. Здесь было множество предметов, которые ей никогда прежде не доводилось видеть. Разглядывая их, Блу так и не смогла догадаться, для чего они предназначены. Более того, Блу вообще не была уверена, что все эти роскошные вещи для чего-то нужны.
   После беглого осмотра комнат Блу решила, что все великое множество слуг, носившихся вверх и вниз по лестнице, следовало бы высечь за нерадивость. Этими мыслями она и поделилась с Изабеллой. В комнатах было предостаточно свечей, но зажечь их было нечем. Кроме того, девушки обнаружили чудесные фарфоровые вазы, в точности такие же, как их кувшины и лохани для воды, но какой-то недоумок поставил их на пол, под кровать. И наконец, в очаге не оказалось никакой кухонной утвари, не нашлось и провизии. Справедливости ради стоило отметить, что комнаты были безупречно чисты, красиво убраны и обставлены, а из окон открывался вид на великолепные сады.
   Безучастная ко всему, Блу стояла у окна и смотрела на реку. Ей страстно хотелось на Морганз-Маунд, подальше от этого дома, полного богатства и роскоши, но чужого.
   Блу уже заметила, что ни леди Кэтрин, ни Сесил не надевали на себя тяжелую парчу, их юбки не были прикреплены к запястьям, а декольте выглядели гораздо скромнее. Обе дамы носили высокие прически и не оставляли волосы распущенными. Вряд ли нежный румянец на их щеках был естественным, но румянами они пользовались совсем иначе, чем Блу, гораздо более деликатно и тонко. Во всяком случае, леди с Гросвенор-сквер не выглядели так, будто весь день поджаривались на солнце.
   Блу в задумчивости обвела взглядом компанию, молча поглощавшую остатки ужина. Почти все, что девушке пришлось съесть в этом доме, было ей незнакомо, и теперь она чувствовала непривычную тяжесть в желудке.
   – Леди Кэтрин считает нас жалким сбродом, – проворчала Блу. – Даже слуги так думают, – добавила она, вспомнив, как смотрели на них горничные и мистер Аппл.
   Погруженный в меланхолию, Месье неохотно поднял голову.
   – Видишь ли, дорогая, последние веяния моды до Морганз-Маунд не доходят. – Француз кивнул в сторону дорожного сундука Блу. – Я советую тебе надеть завтра голубое платье. Без фижм. – Он перевел взгляд на Моутона. – А тебе надо будет купить рубашку и чулки. – Месье умолк и снова склонился над своей тарелкой.
   Моутон подошел к окну и стал рядом с Блу. «Леди Кэтрин также растеряна, как и ты», – показал он при помощи знаков.
   – Нисколько она не растеряна, – возразила Блу. – А что ты думаешь о ее дочери? – Девушка повернулась к Месье: – Ты знал про леди Сесил?
   – До сегодняшнего дня я видел ее дважды, – признался Месье. – Но я не знал о том, что она приходится дочерью леди Кэтрин. – Француз сконфуженно пожал плечами. – Я думал, это ее племянница.
   Моутон коснулся плеча Блу, привлекая ее внимание.
   – Леди Сесил – калека, – пояснил Моутон и рассказал, как столкнулся с леди Сесил в комнате тетушки Трембл. Золотоволосая девушка явно вызывала у него симпатию, чего нельзя было сказать о старухе Трембл – при упоминании о ней лицо Моутона исказилось от гнева.
   – Леди Сесил не может ни стоять, ни ходить? – Блу такого даже представить себе не могла. Быть прикованной к креслу, хотя бы даже и на колесах! Не иметь возможности побегать, станцевать джигу, подраться на дуэли или вскарабкаться на дерево. – Вот дьявольщина! – пробормотала Блу. Теперь вместо изумления и любопытства она испытывала сочувствие к своей новоявленной сестре. Внезапно лицо девушки приняло озабоченное выражение. – Черт возьми, как же мне зажечь свечи?
   – Позови слугу, – откликнулся Месье.
   Блу стремительно подошла к двери, распахнула ее и крикнула в коридор:
   – Зажгите нам, пожалуйста, свет! Будьте так любезны! А ну, тащите сюда свои ленивые задницы!
   Вернувшись в комнату, Блу заметила бархатный шнур, на который показывал Месье.
   – Если дернуть за этот шнур, под лестницей зазвенит колокольчик, – объяснил он.
   Стоило потянуть за шнур, как в комнате почти мгновенно появилась служанка, одна из тех, кого Блу видела сегодня в холле.
   – Как тебя зовут? – поинтересовалась Блу.
   – Мэри, мисс.
   – Хорошо, Мэри. Принеси мне… чем можно разжечь свечи. И забери то, что осталось от ужина. – Блу на минуту задумалась. – И захвати-ка нам всем джина.
   Но даже добрая кружка разведенного джина не смогла заставить ее заснуть. Во-первых, постель оказалась слишком мягкой. Во-вторых, из-за соседней двери доносился могучий храп Изабеллы. К тому же был слышен шум экипажей на улице. Кроме того, в доме все время раздавались какие-то странные скрипы, и Блу боялась, что на нее вот-вот обрушатся верхние этажи. И разумеется, она ни на секунду не могла забыть, что где-то поблизости находилась ее мать.
   Раскинувшись на подушках, Блу лежала с открытыми глазами и смотрела в темноту. Впервые, сколько она себя помнила, ей довелось спать под одной крышей с матерью. Была ли она здесь желанной гостьей? Блу показалось, что нет. А разве у нее меньше прав находиться здесь, чем у леди Сесил? Множество вопросов – и ни одного ответа.
   С одной стороны, ей страстно хотелось отвергнуть мать, как та отвергла ее. С другой стороны, Блу сгорала от любопытства. Кто такая эта леди Кэтрин, если в глазах Бо Билли появляется мечтательное выражение, стоит лишь произнести ее имя? Неужели она ни разу не вспомнила о покинутой ею дочери? Неужели она не испытывала сожалений?
   В конце концов Блу поняла, что заснуть ей все равно не удастся. Что ж, очень хорошо. В таком случае она получит ответы на кое-какие вопросы. К черту все эти церемонии! Не станет она дожидаться утра!
   В блюдце с водой рядом с кроватью горела единственная свеча, и Блу взяла ее с собой. Она подошла к двери и решительно распахнула ее. На ковре в коридоре, у самого порога, спал Моутон. Он мгновенно вскочил на ноги и принял стойку, готовый броситься в бой. Блу коснулась его руки и объяснила, что хочет всего лишь поговорить с матерью. Черные глаза Моутона долго изучали Блу, потом верный страж повернулся и кивнул на дверь в дальнем конце коридора. Из-под нее выбивалась тонкая полоска света.
   – Жди здесь, – прошептала Блу.
   Но Моутон остался верен себе и сделал вид, что ничего не слышал. Сохраняя полнейшую невозмутимость, он проводил Блу до самой двери леди Кэтрин. Там он опустился на пол, прислонился к обитой шелком стене, сложил руки на могучей груди и приготовился ждать.
   Теперь, когда Блу стояла у двери в комнату матери, ее начали терзать сомнения. Столько раз она представляла себе, как выскажет леди Кэтрин все, что думает, выскажет, как только представится случай. Но сейчас Блу почему-то не могла вспомнить ни единого слова из своей давно отрепетированной речи. Если бы не Моутон, она потихоньку вернулась бы к себе в комнату и спряталась бы под одеяло. Но теперь отступать было поздно.
   Блу в раздражении взглянула на массивную дверь. Почему, черт побери, рядом с этой женщиной она чувствует себя такой робкой? Девушка расправила плечи и, собравшись с духом, постучала.
   – Входи, – раздался приглушенный голос леди Кэтрин. Она стояла у окна спиной к двери. – Ох, Сесил, это даже хуже, чем я могла себе вообразить.
   – Это не Сесил.
   Леди Кэтрин резко обернулась, взметнув облако распущенных волос, свободно струившихся по спине до самой талии. Ее пальцы, сжимавшие золоченую щетку для волос, внезапно разжались, и изящная вещица упала на пол.
   – Да, вижу, – пробормотала она, разглядывая Блу в трепещущем свете свечей. – Да, это ты. – Леди Паджет тихо вздохнула. – Я прикажу принести шоколад.
   В ожидании шоколада мать с дочерью молчали. Леди Кэтрин по-прежнему стояла у окна. Блу же была слишком взволнована, чтобы оставаться на одном месте, поэтому она принялась расхаживать по комнате, разглядывая мебель и убранство. В комнате матери преобладали лиловые, розовые и зеленые тона. Мебель была покрыта черным лаком на японский манер и отполирована до зеркального блеска, что вызвало восхищение Блу. Один из огромных деревянных ящиков был чуть приоткрыт, и девушка заметила, что внутри висит одежда. Блу решила взять это себе на заметку. Следовало проверить, есть ли и в ее комнате такой же ящик для одежды.
   Туалетный столик леди Кэтрин привел девушку в восторг. Ей никогда не приходилось видеть такого количества хрустальных флаконов и всевозможных маленьких баночек и коробочек. Ей ужасно хотелось спросить, для чего нужны некоторые из них, но было бы глупо явиться к матери среди ночи ради такого разговора.
   Сонная служанка, с трудом удерживаясь от зевоты, принесла поднос с шоколадом и исчезла. Но мать с дочерью по-прежнему хранили молчание. Наконец Блу не выдержала и, подняв чашку с шоколадом, провозгласила любимый тост Бо Билли:
   – Что ж, выпьем за то, что у мужчины в штанах и у дам под юбкой.
   Леди Кэтрин побелела, и ей пришлось ухватиться за подоконник, чтобы не упасть.
   – Твоя речь отвратительна и вульгарна! – воскликнула она.
   Задетая за живое, Блу гордо вскинула голову.
   – Может, все дело в том, что рядом со мной не было матери, чтобы научить меня хорошим манерам, – проговорила она, с презрением глядя на леди Кэтрин. Да как смеет эта женщина делать ей замечания?
   Леди Кэтрин наконец-то отошла от окна и опустилась в бледно-лиловое кресло. Она закрыла глаза и прижала пальцы к вискам.
   – Я уверена, что Уильям объяснил тебе, почему мне пришлось тебя оставить.
   – Да, объяснил. Но мне хотелось бы услышать эту историю от вас. – Руки девушки так сильно дрожали, что чашка в ее руке задребезжала на блюдце. Блу сделала глубокий вдох и спросила: – Так почему же вы меня отшвырнули?
   Леди Кэтрин встретила обвиняющий взгляд дочери и опустила глаза.
   – Я знала, что когда-нибудь это случится. Хотя мы с Уильямом договорились, что ты никогда… Но я знала.
   Блу поклялась, что будет молчать, но гневные слова так и рвались наружу.
   – Вы лгали! Все ваши слова – сплошное вранье! Вы сказали Бо Билли, что не можете вернуться в Англию соломенной вдовой. Но вы вовсе не были неопытной девственницей! Ведь у вас в Англии имелась дочь!
   Леди Кэтрин подняла голову.
   – Ты права, – тихо сказала она. – Я скрыла, что у меня есть муж и ребенок. И Уильям думал, что до него у меня не было другого мужчины. – Она отвернулась к камину. Прошло не меньше минуты, прежде чем леди Кэтрин вновь заговорила: – Я навещала родственников в колониях. Неподалеку от Бостона наш корабль захватили пираты, а меня похитили. Это самые ужасные воспоминания в моей жизни. Когда Моутон привел меня и других женщин на палубу, я увидела горы убитых и раненых, И еще мужчин, таких же страшных на вид, как Моутон. Я подумала, что пираты сначала изнасилуют нас, а потом убьют.
   – Мой отец никогда не брал женщину силой! – заявила Блу. – Он против этого! Только не он! И не его люди!
   – Тогда я об этом не знала. Я видела перед собой пиратов, для которых чужая жизнь ничего не стоила. Я была всего лишь женщиной, юной и неискушенной, и мне стало очень страшно. Я решила: если удастся убедить их, что я – девственница, то мне, возможно, удастся избежать и насилия.
   Блу недоверчиво покачала головой.
   – Если какой-нибудь негодяй надумает овладеть женщиной против ее воли, он не станет разбираться, кто перед ним – девственница или шлюха!
   – Я была наивна, и я была очень напугана, Блузетт. В этом кошмаре я провела долгие недели. Я верила, что только девственность мешала им изнасиловать меня.
   – С вами действительно жестоко обращались? – спросила Блу, заранее зная ответ. Недаром ее отца прозвали Джентльменом Биллом.
   – Откровенно говоря, нет. – Отставив в сторону чашку, леди Кэтрин встала и вернулась к окну. Она отодвинула портьеру и стала вглядываться в темноту за стеклом. – Уильям не допускал никаких грубостей. С женщинами на корабле обращались с должным уважением. – Она помедлила и добавила: – Вначале я была поражена, потом прониклась благодарностью.
   – Почему же вы тогда не сказали правду?
   – Переговоры о выкупе начались сразу же. – Леди Кэтрин тяжело вздохнула. – Если бы Уильям узнал о лорде Паджете и Сесил, он потребовал бы выкуп с моего мужа, а не с родителей. А я не была уверена, что Паджет заплатил бы за мое возвращение. – Брови Блу поползли вверх, и Кэтрин пояснила: – Муж никогда не поверил бы, что я вернулась из пиратского плена нетронутой. Ни один английский лорд не простил бы жене неверности. И не допустил бы скандала. Паджету легче было бы смириться с мыслью, что я умерла, чем представить себе, что мною обладал такой человек, как твой отец.
   – Как, собственно, и было, – резко бросила Блу.
   Леди Кэтрин на мгновение прикрыла глаза.
   – Да, я принадлежала Уильяму. – Она взглянула в глаза дочери. – Но ты, конечно же, понимаешь, почему я вынуждена была тебя оставить. Если бы я взяла тебя с собой в Англию, к лорду Паджету, он, безусловно, развелся бы со мной. Скандал погубил бы мою репутацию. Для меня оказались бы закрыты псе двери. Неужели ты не понимаешь, что у меня просто не было выбора?
   Блу давно отставила в сторону свой шоколад. Ее руки нервно сжимались и разжимались.
   – Вы бросили меня, потому что боялись сплетен?
   – Я потеряла бы все. Уильям это понимал.
   – А я не понимаю. – Леди Кэтрин придавала очень большое значение тому, чего она, Блу, никак не могла постичь. Но Блузетт не сомневалась, что мать говорит правду. Вернее – свою правду. Губы девушки скривились в презрительной усмешке. – Паджет так никогда и не узнал обо мне?
   – Я не говорила никому. Лорду Паджету было сказано, что корабль потерпел крушение, а те, кому удалось выжить, провели несколько месяцев на необитаемом острове. О пиратах не было и речи. Я никогда не упоминала об Уильяме и о тебе. – Леди Кэтрин снова прижала ладони к вискам и закрыла глаза. – Когда я получила письмо Месье, где говорилось, что вы вот-вот прибудете сюда, мне пришлось рассказать все тете Трембл и Сесил.
   – И они вас осудили? – Блу прекрасно понимала, что разговор причиняет боль леди Кэтрин, но все же продолжала допрос.
   – Леди Трембл, конечно, была страшно возмущена. Что же касается Сесил, то это великодушная и романтическая натура. – Губы леди Кэтрин тронула легкая улыбка. – Сесил идеализирует Морганз-Маунд. Когда прошло первое потрясение, девочка пришла в восторг, оттого что у нее появилась сестра. Ты увидишь, ей не терпится поскорее с тобой познакомиться.
   «Чего нельзя сказать о тебе», – подумала Блу. Леди Кэтрин не задала ни одного вопроса. Похоже, она не испытывала ни малейшего интереса к новоявленной дочери.
   – Вы хоть когда-нибудь думали обо мне? – Глаза Блу лихорадочно блестели, когда она задала вопрос, который поклялась никогда не задавать. – Неужели вы никогда не жалели, что оставили меня?
   Леди Кэтрин отвернулась и проговорила:
   – Если бы я позволила себе думать о тебе, я бы сошла с ума. Мне оставалось только одно – забыть.
   Снова воцарилось гнетущее молчание. И вдруг Блу схватила чашку и запустила ею в камин. Леди Кэтрин вздрогнула, но ничего не сказала. Казалось, она не заметила отчаянного жеста Блу, и девушке от этого стало еще больнее.
   – Вам всего лишь удалось выиграть время. – В голосе Блу звучала ярость. – Но теперь я здесь, нравится вам это или нет. И что теперь станет с вашей драгоценной репутацией? Вы вели нечестную игру и проиграли, вот так-то. Если вы станете дурно обращаться со мной, Месье предаст гласности документ, где говорится, что вы сочетались браком с Бо Билли. И это – при живом муже. Тогда вас обвинят в нарушении закона. Если же вы оставите меня у себя, придется рассказать правду, и тогда разразится скандал.
   – Я представлю тебя как свою племянницу.
   – Как племянницу? – Темные глаза Блу вспыхнули от гнева. Девушка невольно потянулась к эфесу шпаги, но пальцы схватили лишь воздух. – Вы готовы снова предать меня! Принести в жертву ради своей бесценной репутации!
   – Я прошу тебя понять, Блузетт. Здесь, в нашем мире, для леди нет ничего важнее репутации. Я не могу открыто признать тебя как дочь. Разразится скандал не менее ужасный, чем был бы девятнадцать лет назад. У меня просто нет выбора.
   Блу окинула мать презрительным взглядом:
   – Так что же вы решили?
   – Видишь ли, Блузетт, предстоит немало потрудиться, прежде чем тебе можно будет показаться в обществе. Твои манеры, речь, твоя одежда…
   – Заткнись!
   Леди Кэтрин вздрогнула, но Блу и не подумала извиниться. Напротив, ей еще многое хотелось бы высказать. Но что толку обмениваться оскорблениями, когда в руках у тебя нет оружия, а в голове – полнейшая путаница от гнева и обиды? Блу направилась к двери. Уже стоя на пороге, она бросила через плечо:
   – Вы принадлежали моему отцу. Так вы его любили?
   – Любовь? Какая может быть любовь между английской леди и обыкновенным пиратом? – Впервые за этот день на лице леди Кэтрин отразилось искреннее изумление. – Нет, Блузетт. Подобное просто невозможно. Немыслимо. – Она опустила голову и бросила взгляд на свою постель. Потом снова отвернулась к окну. – Могу сказать тебе только одно. Время, проведенное с Уильямом на Морганз-Маунд, я не забуду никогда. Все, что было в моей жизни после этого, казалось мне пресным и лишенным красок.
   Дверь у нее за спиной громко хлопнула. Когда же леди Паджет обернулась, Блу уже не было в комнате. Пытаясь унять сотрясавшую ее дрожь, Кэтрин принялась расхаживать по комнате и гасить свечи. Наконец осталась лишь одна зажженная свеча в канделябре на туалетном столике. Леди Паджет уселась перед зеркалом и посмотрела на свое отражение.
   Все-таки они с дочерью немного похожи. Хотя это сходство и не бросается в глаза. Блузетт унаследовала от нее изящный нос и высокие скулы. У нее тот же овал лица. И то же жуткое упрямство, хотя, надо признать, и Уильяму его не занимать.
   Уильям… Уронив голову на руки, Кэтрин закрыла глаза и погрузилась в воспоминания. Уильям… Все эти годы она видела перед собой его статную фигуру на палубе горящего корабля. Видела, как он стоял со шпагой в руке, а из раны на его плече струилась кровь. В его темных глазах было столько жизненной силы и огня. И он был красив как молодой бог. Никогда в жизни она не встречала такого же мужчину, как он. Такого же страстного, восхитительного возлюбленного.
   Слава Богу, она легла в постель Бо Билли Моргана по своей воле и никогда, никогда не жалела об этом. Лишь в его объятиях она впервые узнала о том, что такое подлинное желание и истинное наслаждение. Унылые ласки и равнодушные поцелуи, к которым обязывает джентльмена супружеский долг, были не для него. Жизнь била в нем ключом. Он приходил к ней, разгоряченный, страстный, нетерпеливый, и пробуждал ответный трепет в ее теле. Прежде она не знала, что в постели можно смеяться и поддразнивать друг друга, не знала, что мужчина может быть таким нежным и неутомимым. В эти мгновения страстное желание стирало все различия между ними. В эти минуты Кэтрин наслаждалась жизнью во всей ее полноте и великолепии. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного. И никогда больше ей не довелось такого испытать. Леди Паджет вернулась в Англию, и буйство ярких красок сменилось бледными пастельными тонами.