Осборн Мэгги. Рыжая невеста

   — А у нее уже были деньги — наследство ее родителей. Моя мама была сказочно богата.
   Таннер медленно оглядел ее всю: поношенную шляпу, растрепанную косу, не по размеру большую и бесформенную рубашку, мужские брюки, подпоясанные веревкой, и старые стоптанные сапоги — Вы хотите сказать, что в каком-то банке у вас припрятано целое состояние?
   — Нет.
   Его недоверие разозлило ее, потому что теперь ей придется все ему объяснить. Хорошо бы сейчас выпить стакан виски — это помогло бы ей рассказать о таких вещах, о которых говорить не хотелось. Она уже не могла усидеть. Она вскочила и перешагнула через разложенное на траве оружие.
   — Я должна была бы унаследовать огромное состояние, но этого не случилось, хотя моя мать оставила свои деньги мне, назначив моего отчима опекуном. Но этот вонючка, мой хитрый отчим, не захотел распоряжаться моими деньгами в моих интересах, он хотел, чтобы они принадлежали ему. Поэтому в тот же день, как умерла моя мать, он отправил меня к ее двоюродной сестре и объявил, что мы с мамой обе погибли. А раз я погибла, то все мамины деньги переходят к нему.
   Таннер нахмурился:
   — Это воровство. Почему власти его не арестовали?
   — Никто не знал, что он сделал. Мне было шесть лет. Откуда мне было знать, что он объявил о моей смерти? Мне было лишь известно, что мне надо жить с кузиной мамы миссис Мод Уилсон. Отчим сказал миссис Уилсон, что моя мама назначила ее моей опекуншей, но денег никаких не оставила.
   Фокс с трудом выговаривала слова. Солнце вдруг исчезло, и она видела только маленькую девочку, которая с бьющимся сердцем стоит на крыльце рядом с суровой женщиной, смотрящей на нее с ненавистью.
   Таннер встал и обнял ее за талию.
   — Давайте прогуляемся.
   Его рука жгла, словно раскаленный утюг. Она была почти уверена, что подними она рубашку, на ее коже окажутся отпечатки его пальцев. А если он поднимет руку чуть выше, его большой палец коснется ее груди. Колени у нее подогнулись, и она споткнулась.
   — Моя жизнь была легче вашей. — Они шли поберегу, огибая заросли ивняка и время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть на воду. — Когда мне было десять лет, отец отправил меня в Бостон. Он собирался жениться во второй раз и посчитал, что самое лучшее будет познакомить меня с моим дядей. Все то время, что я учился, я жил в Бостоне. Своего отца, после того как он женился, я ни разу не видел. Мы встретились только после того, как его жена умерла, и то лето я провел в Сан-Франциско.
   — Вы когда-нибудь голодали? Вам приходилось мечтать об обуви, которая была бы вам впору? — Она в этом сомневалась, но все же спросила.
   — Нет. Моя жизнь была беззаботной. Я принимал это как должное до тех пор, пока не стал взрослым. Тогда я узнал лучше, как живут люди.
   Фокс хотела представить себе изобилие и роскошь его жизни, но не могла.
   — У кузины моей матери был полон дом своих детей, так что лишний рот ей был ни к чему. Я только что не голодала, а до остального ей не было дела.
   Говорить о том, что в доме тетки Фокс была кем-то вроде служанки, не было смысла. Зачем хныкать?
   — Но там я познакомилась с Пичем. И это было лучшим в моей жизни.
   — Он работал на миссис Уилсон?
   — Да. Она была вдовой, и ей нужен был человек, который бы все делал по дому. Мы с Пичем сразу сдружились. Миссис Уилсон было все равно, платил ли Пич соседу за то, что тот учил меня читать, или точить ножницы, или забивать гвозди. Когда я была с Пичем, я не путалась у нее под ногами и ей не надо было обо мне заботиться. А я тенью ходила за Пичем.
   — И в какой-то момент вы с Пичем решили сбежать?
   Мне надоело обо всем этом рассказывать. — Совсем не обязательно Таннеру знать всю ее историю. Во всяком случае, сразу. И уж конечно, ему не следует знать, как зовут ее отчима. Фокс все еще надеялась узнать от Таннера побольше о Хоббсе Дженнингсе. — Мне интереснее было бы узнать, когда начнется наша любовная связь.
   Поскольку они уже были в поле зрения мужчин, Таннер отпустил талию Фокс и расправил плечи.
   — Решение обычно принимает женщина. Фокс посчитала такое правило разумным.
   — Хорошо. Ваше ухаживание было очень приятным, и оно мне понравилось. Особенно холодная вода и глупый разговор. — Она зарделась. — Но я готова начать хоть сейчас…
   — Мне кажется, одного дня для ухаживания слишком мало.
   — Меня сбило с толку то, что вы почистили мое ружье. — Это была откровенная ложь. Она была готова к интимным отношениям с ним в первую же ночь, когда они об этом заговорили. А может, и с того самого момента, как она его увидела. — Раз уж нам придется остаться здесь еще на один день, я думаю, наша связь должна начаться завтра ночью. Если вы, конечно, согласны.
   Еще накануне Фокс обнаружила небольшой залив, где не было течения. Она могла бы искупаться и вымыть волосы, чтобы начать связь во всеоружии. Было важно, чтобы от нее не пахло, как от свиного окорока.
   Таннер смущенно откашлялся, но его голос все же прозвучал довольно резко:
   — Думаю, завтрашняя ночь подойдет. Я поищу место, где бы мы могли уединиться.
   — Хорошо. — Ей показалось, что мужчины смотрят на них так, будто поняли, что именно они с Таннером обсуждают. — Значит, завтра ночью. — Больше, при всем желании, она ничего не могла из себя выдавить.
   — Я буду ждать с нетерпением. — Взгляд Таннера остановился на ее губах, и ее, словно патока, окатила горячая волна. О Господи! Когда его глаза становились такого густого золотисто-коричневого цвета, ее сразу же начинали обуревать самые дикие фантазии.
   Облизнув губы, она потерла ладонь кончиком косы. В первый раз с того момента, как она познакомилась с Таннером, она не могла придумать, как просто и непринужденно с ним попрощаться.
   — Теперь вам надо уйти. — Черт. Она опять ляпнула не то. — До свидания.
   Она пошла прочь, чувствуя себя отвратительно. Люди не говорят «до свидания», когда отходят на несколько шагов. О чем она только думает? Было что-то странное и непонятное в том, что она просто глупеет в присутствии этого человека. Она взглянула на Ханратти и Брауна и вздрогнула от отвращения. Хорошо бы они сейчас сделали что-нибудь такое, за что она могла бы их выругать. Сейчас ей было необходимо напоминание о том, что она не сентиментальная дура.
   Злясь на себя, она подошла к навесу от солнца, который соорудил Ханратти.
   — Предупреждаю вас, если только вам вздумается выкинуть какую-нибудь штуку у меня за спиной, я вырву у вас печенку и сварю ее на завтрак.
   — Какого черта? — Ханратти в изумлении опустил на колени рубашку, которую чинил.
   — Тебя это тоже касается, — повернулась она к Джубалу Брауну. Тот зевнул и откинулся на седло. — Я с удовольствием переломала бы тебе ребра.
   — Таннер оказал бы нам услугу, если бы он поторопился с ухаживанием и приступил к главному, — парировал Браун.
   Он открыл один глаз, взглянул на Фокс и проворно увернулся от ее сапога.
   — Меня ты тоже собираешься поколотить? — поинтересовался Пич.
   — Все может быть, — буркнула она и пошла снимать с веток выстиранное белье.
 
   Фокс закончила мыть тарелки после ужина и, перехватив взгляд Таннера, сделала ему знак отойти от костра к лошадям.
   — Мне надо поговорить с вами о… ну, вы знаете… насчет завтрашней ночи.
   — Вы передумали?
   Голос Таннера прозвучал разочарованно, и это немного подняло ей настроение.
   — Нет, но меня кое-что беспокоит. Таннер погладил бок лошади.
   — Что именно?
   — Ну… — Она замялась. Как назло, темнота еще не наступила: дни становились все длиннее. — Мы с вами задумали начать завтра нашу любовную связь, а ведь мы ни разу даже не поцеловались. — Она бросила на него взгляд, а потом уставилась на большой глаз лошади. — Что, если мы начнем связь и окажется, что нам не нравится целоваться? Или обнаружим, что между нами не пробегает искра?
   Таннер сделал шаг ей навстречу, но она вытянула руку, останавливая его.
   — Нет, не надо сейчас меня целовать, а то я подумаю, что вымолила у вас поцелуй, и это сведет меня с ума.
   Он удивленно поднял бровь, и его внимательный взгляд снова остановился на ее губах.
   — И как же вы предлагаете решить эту проблему?
   — Вам лучше знать. Вы же отвечаете за ухаживание.
   — Мне понравится вас целовать, Фокс.
   — Зачем вы так говорите? А вдруг вам не понравится?
   — Ну хорошо. Я подумаю над этой проблемой. Что еще вас беспокоит?
   Черт. Такие вещи обсуждать не так-то легко.
   — Я подумала… — Она адресовала свои слова лошади, — Вы не ждете, что я девственница, не так ли? — Прежде чем он успел ответить, она поспешно добавила: — Потому что шесть лет назад был тот мужчина… Он и я…
   — Вам ничего не надо объяснять.
   У нее горели щеки, и она не смела поднять на него глаза.
   — Это случилось всего два раза. Первый раз был ужасным. — Закрыв глаза, она тряхнула головой. — Второй — проверкой: будет ли он таким же ужасным, как первый. Он оказался еще хуже.
   — Фокс…
   — Нет. Выслушайте меня. Вы и я… — Она все еще не отрывала взгляда от глаза лошади. — Это будет ужасно, я знаю. Во всяком случае, для меня. Я не умею этого делать. Может быть, у мужчин это по-другому. Тем не менее я не девственница, но и опыта у меня нет, так что не ожидайте от меня слишком многого.
   — Не буду.
   Она могла бы поклясться, что уловила в его голосе веселые нотки, но когда она сердито на него посмотрела, он был серьезен. Во всяком случае, ей так показалось.
   — Ну и ладно. Я просто подумала, что вам надо об этом знать. Если вы захотите сначала меня поцеловать — а я считаю, что это должно произойти до того, как мы пойдем дальше, — пусть это будет естественно… как будто мы об этом не говорили и мне не пришлось просить вас.
   По дороге к своей палатке она остановилась у костра, где мужчины пили кофе и курили.
   — Мы останемся здесь еще на один день.
   — Я же просил тебя не терять из-за меня целый день, — возразил Пич. Вид у него был усталый и виноватый.
   — Животным пойдет на пользу попастись и отдохнуть еще денек. — Фокс ободряюще сжала плечо Пича.
   Было еще слишком рано заползать в палатку, но Фокс хотелось побыть в одиночестве. Когда так долго находишься в пути и все время на людях, радуешься каждой минуте уединения. Поэтому Фокс ценила любую возможность хотя бы ненадолго остаться одной. Вытянувшись на спальном мешке, она притворилась, будто читает — на тот случай, если кто-нибудь заглянет в палатку. Но сначала она проверила место, где схоронила цветы, подаренные ей Таннером. Она не знала, что с ними делать.
   Смешно было думать, что в ее седельной сумке найдется ваза. Но выбросить их казалось ей верхом неблагодарности. Поэтому она их просто закопала.
   Положив книгу на грудь, она уставилась в остроконечный верх палатки и стала думать о том, что ей надо будет сделать завтра. Сначала она выполнит свою работу: проверит животных, подготовит тюки, продумает маршрут. Потом пойдет к заливу, искупается и вымоет голову. Вечером съест ужин, хотя в предвкушении того, что ее ждет, она вряд ли сможет проглотить даже кусочек. А потом Таннер, возможно, предложит ей прогуляться и поцелует ее. А если поцелуй окажется удачным…
   Дрожь пробежала по ее телу при этой мысли, но она не поняла почему. Предыдущий опыт был мало того что неудачным, он ее разочаровал, так что Фокс не жаждала его повторить. И сейчас ее приводило в замешательство желание вступить в любовную связь с Таннером.
   Она знала, что такое секс, и не стоило придавать ему такое значение. Единственным приятным моментом было предвкушение, во время которого было легко забыть о том, что сам секс был скорым, малоутешительным и вообще ужасным.
   С другой стороны, если все пойдет так, как она предполагала, Хоббс Дженнингс умрет, а она будет болтаться на виселице вскоре после того, как они прибудут в Денвер. Так что если ей хочется сделать для себя что-либо хорошее, надо делать это сейчас.
   А Таннер был именно этим хорошим.
 
   Таннеру не требовалось напоминание о том, что они с Фокс еще не целовались. Возможно, он подумал о поцелуях раньше ее, но не знал, как будет встречен его поцелуй. Узнав, что преграды не существует, он стал усиленно думать о том, как им с Фокс уединиться.
   Убрав принадлежности для бритья, Таннер стал изучать небо. На голубом небосклоне пока не было ни единого облачка. Однако неожиданный дождь или еще одна весенняя снежная буря могут оказаться препятствием для намеченного на вечер свидания с Фокс. К счастью, ничто не предвещало нежелательного изменения погоды. Здесь, на равнине, дни были жаркими, а ночи хотя и прохладными, но не такими неприятными, как в горах.
   Вечером он побреется еще раз. Он искупается в реке и наденет чистое белье, которое он вчера выстирал. Вчера вечером он начистил сапоги. Перед самым рассветом он обнаружил идеальное место, где они смогут уединиться, — на пологом берегу реки в зарослях ивняка и травы. Утром он постепенно перенесет туда одеяла и подушки.
   Он оглядел стоянку, где остальные занимались каждый своим делом. Но когда вечером после ужина они с Фокс исчезнут, мужчины поймут, в чем дело. Это было неприятно, но с этим ничего нельзя поделать.
   Фокс вылезла из палатки с полотенцем и куском мыла. У Таннера перехватило дыхание. Сегодня ночью он узнает, какие сокровища скрываются за ее мешковатой одеждой. Правда, однако, была в том, что она нравилась ему независимо от того, во что она была одета. Он снова удивился, какая она маленькая. От того, что у нее была гордая осанка, она всегда казалась ему выше ростом.
   Обычно она заплетала волосы в косу и перекидывала ее на спину, но раза два она подколола их под шляпу, замотав в небрежный пучок, и Таннер мечтал о том, чтобы вынуть шпильки и ощутить в своих руках тяжесть этой шелковистой массы волос. Он всегда питал слабость к рыжим волосам, хотя и не понимал почему. Те немногие рыжеволосые женщины, которых он знал, всегда казались ему более энергичными и жизнерадостными. Это описание идеально подходило Фокс.
   Он не мог бы назвать ни одной женщины, которая высказывалась так прямо и откровенно. Вместо того чтобы осудить эти качества как неподходящие для женщины, он ими восхищался. Впервые в жизни он узнал, о чем вообще думает женщина, потому что Фокс всегда без обиняков высказывала свое мнение.
   Он восхищался ее бесстрашной независимостью. Ему нравилась ее уверенность, позволившая ей взять на себя ответственность за их экспедицию, и ее вера в то, что нет лучше проводника, чем она.
   И наконец, ему нравились ее глаза и то, как менялся их цвет в зависимости от ее настроения. Теперь он знал, что серый цвет означал приближающуюся бурю, а голубой — что в мире все спокойно. Когда она, улыбаясь, поднимала лицо к солнцу, у него захватывало дух.
   В душу Таннера закралось подозрение, что до конца своей жизни он будет сравнивать с Фокс каждую женщину, которую встретит. Нахмурясь, он смотрел, как она, покинув лагерь, идет вдоль берега реки.
   Настало время отбросить сомнения по поводу поцелуев. Он больше не мог жать ни минуты.
 
   Фокс не слышала, что Таннер идет за ней, до тех пор, пока он не подошел вплотную. Обернувшись, она улыбнулась и показала полотенце и мыло.
   — Я собираюсь…
   — Не говорите ни слова.
   От его напряженного взгляда и выражения лица ее сердце оказалось где-то совсем внизу. Во рту неожиданно пересохло. Вот оно. Он собирается ее поцеловать.
   Таннер взял из ее дрожащих рук мыло и полотенце и, уронив их на землю, отвел ее за старый тополь.
   Он прислонил ее к стволу, а потом, сделав шаг вперед, прижался к ней всем телом. Она смотрела на него в упор, чувствуя, как ей в живот уперлась его твердая плоть. Внезапная дрожь пробежала по ее телу снизу вверх — до самой макушки.
   — Таннер…
   Ее шепот прервался. Она затаила дыхание. Его руки скользнули ей под рубашку и коснулись голой талии, а большие пальцы стали гладить ее кожу, почти касаясь нижней округлости груди. Она закрыла глаза и с шумом выдохнула. Именно это «почти» привело ее в неописуемый трепет.
   Она попыталась пошевелиться, но его губы пригвоздили ее к стволу. Все, что ей удалось, — это потереться о его плоть, от чего ее собственная плоть сразу же стала влажной.
   — О Господи.
   Он вытащил руки из-под рубашки и, нежно взяв в ладони ее подбородок, провел большим пальцем по контуру ее губ. Фокс осмелилась поднять взгляд и увидела, как потемнели его карие глаза, став почти черными.
   Когда его губы прижались к ее рту, жаркая волна прокатилась по ее спине. Она непроизвольно чуть разомкнула губы, и Таннер, немедленно воспользовавшись этим, стал языком исследовать ее рот.
   Когда он наконец отступил, отпустив ее, она скользнула на землю, словно ее не держали ноги. Она вся обмякла, голова кружилась, губы припухли и горели.
   К тому времени как она очнулась, Танкера уже не было.
   С трудом поднявшись, Фокс, словно в бреду, пошла к реке, чтобы поднять с земли полотенце и мыло.
   О Боже… Она потрогала пальцем губы.
   Можно было не сомневаться, что искра между ними была. Теперь она точно знала, что ей понравится целоваться с ним.

Глава 12

   Это был самый длинный день в ее жизни. Фокс все время смотрела на небо, совершенно уверенная в том, что солнце остановилось.
   Все свои дела она закончила в рекордное время. Начистила до невероятного блеска сапоги. Несколько раз закалывала, распускала и снова закалывала волосы. Спросила Пича, не знает ли он какого-нибудь лосьона, в который не входил бы свиной жир. Хотелось бы, чтобы он был более ароматным, сказала она, но, к несчастью, под рукой у Пича не было необходимых ингредиентов, чтобы немедленно изготовить такой лосьон. Потом она стала обдумывать, как ей одеться.
   Что надевает женщина, когда ей предстоят интимные отношения? Скорее всего то, чего у Фокс не было. Забравшись в палатку с седельными сумками, Фокс стала перебирать скудный запас своих вещей. Панталоны, которые она надевала под брюки, были из простого полотна без всякой отделки. Такими же были и сорочки. Никаких кружев, которые смогли бы возбудить воображение мужчины.
   Вздохнув, она обратила внимание на свои брюки и рубашки. Выбор брюк был между черными, коричневыми и серыми. Все три рубашки были белыми и больше подходили для крупного мужчины. Единственными более стильными предметами были два больших жилета: один — непонятного цвета — для ежедневного ношения, другой — с замысловатым рисунком — для города.
   Фокс предполагала, что на женщине, готовой к любовной связи, должна быть воздушная кружевная ночная рубашка до пят. Но у Фокс никогда такой не было.
   Тяжело вздохнув, она оглядела разбросанные вокруг нее вещи. Скорее всего не имело значения, что на ней будет надето, поскольку это будет ненадолго.
   Это соображение навело ее на мысль о своем теле. Была ли она слишком толстая или слишком худая, слишком маленькая или слишком высокая? Кто знает, каких предпочитает Таннер? Будет ли он разочарован, или его, наоборот, возбудит то, что у нее пышная грудь и бедра? Какие ему больше нравятся женщины — мягкие и полные или с крепкими и сильными руками и ногами? Опять же веснушки… Как у большинства рыжеволосых женщин, веснушками были осыпаны не только нос и щеки, но и грудь и плечи. Очаруют ли Таннера эти веснушки, или он посчитает их недостатком?
   Фокс вздохнула. Господи, скорее бы эта ночь закончилась. А то она просто с ума сойдет.
   Как она и предполагала, за ужином она едва смогла проглотить несколько кусочков.
   — Похоже, я зря старался сделать этого кролика особенно вкусным, — заметил Пич, глядя, как Фокс ест без всякого аппетита.
   — Все доедай, — посоветовал Джубал Браун. — Тебе понадобятся силы.
   Ханратти и Браун тихо ржали до тех пор, пока, взглянув на Таннера, не умолкли и не уткнулись в свои тарелки.
   Конечно, мужчины догадались, что сегодняшняя ночь будет особенной. И Фокс, и Таннер сияли чистотой и принарядились в городскую одежду. Таннер гладко зачесал волосы, разделив их пробором, а Фокс заколола свои в пучок на затылке. С таким же успехом они могли бы повесить себе на шею таблички, возвещающие: любовная связь начнется сегодня ночью.
   После ужина Таннер разжег сигару, всем своим видом показывая, что он не торопится. Когда Фокс поняла, что он никуда не уходит, она тоже закурила. И хотя внутри у нее все дрожало от нетерпения, она понимала, что лучше дождаться захода солнца, до которого было еще не менее сорока пяти минут.
   Пич предложил сыграть с кем-нибудь в шахматы или шашки, но желающих не нашлось. Выкурив сигару, он достал губную гармошку и исполнил несколько заунывных мелодий. Фокс остановила свой взгляд на далеких вершинах гор, чтобы ни на кого не смотреть, особенно на Таннера.
   — А ты не можешь сыграть что-нибудь более веселое? — наконец не выдержал Ханратти.
   Пока Пич обдумывал предложение Ханратти, Таннер протянул руку Фокс.
   — Не хотите ли прогуляться? — неожиданно охрипшим голосом спросил он.
   Несколько мгновений она разглядывала оранжево-красный закат, будто не решаясь взять его руку, но потом встала.
   — Почему бы и нет? — Ее щеки были того же цвета, что и закат.
   — Мне тоже не мешало бы прогуляться, — ухмыльнулся Джубал. — А ты как, Ханратти? Давай к ним присоединимся.
   — Будет вам, — одернул его Пич. — Никуда вы не пойдете. Я вам сейчас сыграю что-нибудь танцевальное.
   — Вы уверены, что не хотите потанцевать? — крикнул Браун вдогонку Фокс и Таннеру.
   — Хотя это я рассказала им про все, мне тошно от того, что они все знают.
   Было слышно, как Пич играет на гармошке, а Ханратти и Браун хохочут, но слов уже нельзя было разобрать.
   — Они и так догадались бы. Вы были правы: в такой маленькой компании секреты невозможны.
   — А мы далеко идем?
   — Нет, еще пару минут.
   Когда Таннер взял ее за руку, Фокс напомнила себе, что надо дышать. Поскольку она все еще не могла заставить себя смотреть на него, она взглянула на небо.
   — А вон вечерняя звезда. Вы показали мне ее, когда мы были в лагере бандитов, помните?
   Таннер рассмеялся:
   — Вы можете определить, в каком месте появится Большая Медведица?
   Конечно же, она могла. Каким бы она была проводником, если бы не обладала шестым чувством — безошибочно определять направление. Но она вдруг засмущалась, как девочка, и неожиданно соврала.
   — Я не уверена, — каким-то не своим голосом сказала она. — Можете мне показать?
   Таннер указал на небо. Фокс, затаив дыхание, сделала шаг в сторону, так что ее щека почти коснулась его плеча, и посмотрела по направлению его руки. Небо уже потемнело, и начали появляться звезды.
   Но Фокс ничего не увидела. Все ее внимание было сосредоточено на том дюйме, который отделял ее спину от груди Таннера. Его рубашка пахла водой и мылом, и она чувствовала его дыхание на своих волосах, когда он опустил голову. Она закрыла глаза и молилась, чтобы у нее не подогнулись колени.
   — Ваши волосы пахнут лимоном и солнцем, — пробормотал он и, обняв ее за талию, притянул к себе. С минуту он так и стоял, прижавшись щекой к ее голове.
   Потом он осторожно повернул ее к себе и пальцем приподнял ее подбородок. Сердце Фокс встрепенулось, и она вздохнула. На этот раз поцелуй был нежным, неспешным.
   Что изумило Фокс, так это то, что он ее не трогает. Не хватает ни за попку, ни за грудь, не набрасывается на нее, словно ему надо уложиться в две минуты и покончить с этим. Он целовал ее так, будто просто целоваться было само по себе приятным делом.
   Он вдруг отстранил ее и, нахмурившись, спросил:
   — Вы плачете?
   — Нет, — ответила она, изо всех сил моргая. Ее так поразило, что он ее не тискает, что у нее и вправду навернулись на глаза слезы. — Я не плачу.
   Таннер внимательно посмотрел на ее мокрые глаза и повел в густой ивняк недалеко от берега реки.
   — Только бы найти вход. — Он зажег фонарь и высоко его поднял.
   Кто-то — Таннер, разумеется, — срезал кусты почти до уровня земли, освободив проход в самую середину зарослей.
   — Подождите минутку.
   Фокс задержала дыхание и прислушалась к биению своего сердца. Хотя она знала, что сейчас происходит самое лучшее из того, что ее ждет, что их совместный приход сюда наверняка обернется разочарованием, все же ей хотелось, чтобы все продолжалось. Ей хотелось прикоснуться к его голой груди и посмотреть на его бедра. Ведь у мужчин такие красивые ноги — длинные, мускулистые и сильные.
   В глубине зарослей забрезжил огонек. Фокс быстро проверила, не пробивается ли он сквозь густую листву, и поняла, что в лагере его не заметят.
   Таннер появился перед ней и взял ее за плечи.
   — Если вы передумаете… в любой момент… скажите об этом.
   — Я не передумаю, — прошептала Фокс.
   Он подвел ее ко входу в заросли, и она увидела, что источником света был фонарь, освещавший небольшое пространство круглой формы, напомнившее Фокс гнездо. Таннер срезал ветки и застелил ими землю. Поверх веток лежали одеяла и пара подушек.
   — Как чудесно, — пробормотала Фокс. Воздух был наполнен ароматом свежесрезанной зелени, а за зарослями был слышен шум воды, стрекотание сверчков и кваканье лягушек.
   — У нас есть кувшин кофе и вода. — Он склонился над корзинкой, которую она до этого не заметила. — Мистер Эрнандес испек пирожки с курагой.
   Корзина с пирожками удивила ее. Интересно, когда он собирается все это съесть? Изысканные господа вряд ли поступают в подобных ситуациях так, как простые люди. В этом Фокс была абсолютно уверена. Мужчины, с которыми она была знакома, уже со всем покончили бы и отправились в салун пить виски. Они бы не стали тратить время на пикник. Им бы вообще это не пришло в голову.