Присев рядом с Фокс, он поднял ее лицо к свету костра. Пуля задела край уха. Он смотрел на кровь, но ничего на самом деле не видел, а представил себе, что случилось бы, если пуля пролетела на дюйм ближе к ее лицу. Лицо было бы изуродовано. А может быть, она вообще была бы сейчас мертва.
   — Мне очень жаль, — сказал он угрюмо.
   — Почему? Это же не вы в меня стреляли. — Она прижала свою бандану к уху. — Я бы сказала, что дешево отделалась. Тот, кто выстрелил в меня, мертв, а у меня всего-навсего небольшая царапина.
   — Это не просто царапина. Он отстрелил вам небольшой кусочек уха. — Его поразило то, что она не плачет от боли или от уязвленного самолюбия — все-таки ее внешности нанесен урон. — Разве вам не больно?
   — Начинает побаливать, — сморщилась она. — Говорите, не хватает кусочка? Но ведь небольшого, так?
   — Да.
   Она пощупала ухо под банданой.
   — Все не так уж страшно. Мне никогда не приходило в голову сравнивать обе мочки.
   Но поскольку это были ее мочки, Таннеру было не все равно. Если кто и должен был быть убит, так это он. Это было его золото, его отец, его проблемы. Сняв шляпу, он стряхнул с нее снег, провел рукой по волосам и чертыхнулся. Это была его вина.
   — По-моему, кровь уже не идет. — Фокс встала и, сунув окровавленную бандану в карман куртки, натянула перчатки.
   — Давайте оттащим трупы этих негодяев куда-нибудь в сторону, подальше от костра, а потом проверим, сварили ли они мало-мальски приличный кофе.
   Таннер пытался рассмотреть ее ухо, хотя из-за снега ничего не было видно. Проклятие! Он заплатил Ханратти и Брауну за то, чтобы они охраняли его золото от воров, а вместо этого от воров пострадала Фокс.
   — Или вы предпочитаете отъехать немного подальше и разжечь свой костер? Что до меня, то я устала и хочу есть. И хочется выпить чего-нибудь горячего. По-моему, нет смысла бросать эту стоянку.
   Он не возражал. Единственной причиной, по которой он не предложил ей то же самое, было сомнение — захочет ли она остаться на этом проклятом месте.
   Похоже, она опять прочитала его мысли.
   — Я горжусь тем, мистер Таннер, что я практичная женщина, — закончила она, улыбнувшись и пожав плечами.
   — Практичные женщины — это благословение Божье. — Возможно, он даже знал еще одну, кроме Фокс.
   Совместными усилиями они оттащили трупы бандитов от лагеря. Если он найдет лопату, решил Таннер, утром он их закопает. Пока он подводил лошадей ближе к костру и расседлывал их, Фокс рылась в вещах бандитов.
   — Я нашла палатку, правда, только одну, но она защитит нас от снега. — Потом она поднесла к огню одеяла, чтобы проверить, не рваные ли они и нет ли вшей. Осмотр удовлетворил ее, и она принялась ставить палатку.
   Время от времени Таннер по привычке воспитанного человека порывался помочь Фокс, но тут же сдерживал свои импульсы. Каждый раз, когда он вставал, если она подходила к костру, или протягивал руку, чтобы помочь ей сесть на лошадь или спешиться, или хотел сделать вместо нее какую-нибудь работу, наградой ему был хмурый взгляд или удивленно изогнутая бровь.
   Все же стоять рядом и смотреть, как Палатку ставит женщина — пусть даже такая умелая, — было неприятно. К тому же его поразила неожиданная мысль: палатка была одноместной. Им предстояла долгая зимняя ночь. Он, конечно, предоставит палатку Фокс, а сам завернется в одеяла у костра. Если повезет, его не занесет снегом, а пламя, несмотря на ветер, не перекинется на одеяла и они не загорятся.
   Когда Фокс села рядом с ним у костра, она дала ему одеяло и он, последовав ее примеру, завернулся в него, накинув поверх шляпы. Они сидели на стволе поваленного дерева и жевали хлеб с вяленым мясом и сыром.
   — Кофе оказался отвратительным, и я заварил свежий. Они молча ели, наблюдая за тем, как снег с шипением таял в пламени костра. Теперь, когда золото было благополучно возвращено, Таннер мог себе позволить подумать о том, какой катастрофой все могло обернуться, если бы им не удалось найти бандитов. Ведь жизнь его отца зависела от того, сумеет ли он доставить золото в Денвер к сроку.
   Он разлил кофе по кружкам, которые Фокс вымыла снегом, уже лежавшим вокруг костра толстым слоем.
   — Вам достаточно тепло? — спросил Таннер.
   — Нет. А вам? Я просто жутко замерзла, но ветер такой сильный, что я боюсь сесть поближе к огню. — Она обхватила руками горячую кружку. — Так вы скажете наконец об этом?
   — О чем?
   — Что я была права, когда говорила, что кто-то попытается украсть ваше золото?
   Фокс не была ни хрупкой, ни утонченной, но в одном она была похожа на тех женщин, которых он знал, — она не могла отказать себе в удовольствии услышать от мужчины, что он был не прав.
   — Вы были правы, — неохотно процедил он сквозь зубы. — Теперь вы довольны?
   — На самом деле мне бы хотелось, чтобы правы были вы, — усмехнулась она.
   — Я уже все вспомнил. Элфи Хинтон был служащим отеля «Сент-Чарлз» в Карсон-Сити. Я оставлял золото на ночь в сейфе отеля. Видимо, управляющий проболтался. — Таннер глотнул горячего кофе. — Как вы и предсказывали.
   — Вы собираетесь и дальше пользоваться услугами Ханратти? Таннер отпил еще один глоток.
   — На него уже нападали бандиты, так что ему не впервой, — наконец ответил он и немного подвинулся, чтобы видеть ее лицо, но одеяло, накинутое на шляпу, скрывало почти весь ее профиль.
   Она кивнула.
   — Украсть деньги у одного мужчины и старого человека, страдающего ревматизмом, было также легко, как выковырять косточки из дыни. Так что выхода нет — Ханратти и Браун нам нужны.
   — Возможно, Ханратти достаточно унижен тем, что произошло, — сказала Фокс, глядя на пляшущее на ветру пламя. — Думаю, он не допустит, чтобы такое повторилось.
   Снег шел все сильнее. Как это обычно бывает весной, снежинки были большими и мокрыми и быстро покрывали землю. Таннеру казалось, что с тех пор, как он отмокал в горячей ванне, прошли миллионы лет. Фокс, наверное, пришла в голову та же мысль, но она ее не высказала.
   — Вы могли бы забраться в палатку и поспать. — Сон был единственным целебным средством. Кроме того, насколько он помнил, она собиралась лечь пораньше. — Фокс, вы сегодня были восхитительны. — Он знал, что одного из бандитов убила Фокс. — Спасибо, что поехали со мной, и мне очень жаль, что вы пострадали.
   — Не стоит благодарности. — В ее голосе слышались странные нотки, появлявшиеся всякий раз, когда он делал ей комплимент. — Это была всего лишь царапина. Ладно, пусть небольшой кусочек, отсутствие которого я никогда не замечу. — Она допила кофе и отодвинула кофейник подальше от огня. — Оставим немного на утро. Черт, как холодно. — Поднявшись, она плотнее закуталась в одеяло, потопталась на месте, стуча сапогами, и направилась к палатке. — Так вы идете?
   — Идите в палатку. Я буду спать здесь. — Он не мог найти свой спальный мешок. Почему-то он не увидел его, когда снимал седло.
   — Не глупите. Я постелила ваш мешок в палатке.

Глава 8

   Фокс и Таннер очень скоро поняли, что палатка была слишком маленькой, чтобы они оба могли лежать на спине. Фокс легла на бок и оказалась носом в двух дюймах от стенки палатки. Брезент, наверное, свернули мокрым, и теперь от него пахло плесенью.
   Таннер поворочался и наконец улегся на тот же бок, что и Фокс. Она напряглась, но он прошептал ей на ухо:
   — В таком положении нам обоим будет удобно и мы сможем согреться. — После неловкой паузы он добавил: — Но если вы предпочитаете, чтобы я забрал свой мешок и…
   — Я же сказала вам, что я практичная женщина. — Фокс уставилась в брезентовую стенку палатки. Из всех положений, которые они попробовали, это действительно было самым удобным, но…
   Их отделяло много слоев одежды и одеял, тем не менее Фокс могла бы поклясться, что чувствует каждый мускул его тела. Она уверяла себя, что это невозможно. И тут рука Таннера в перчатке скользнула поверх ее куртки и остановилась на талии.
   — Я не знаю, куда еще ее положить, — объяснил он довольно раздраженно.
   Через свое одеяло и одеяло Таннера Фокс почувствовала, как его колени уперлись в ее ноги. Его рука обнимала ее. Она облизнула губы и сглотнула. Прошло не менее двух лет с тех пор, как она была так близко от мужчины.
   — Наверное, нет легкого способа уместить в одноместную палатку двоих, — пробормотала она. Но он был прав в том, что «так было теплее. Как только Таннер обнял ее и оказался так близко, ее окатила волна жара.
   — У нас не было бы этой проблемы, если бы со мной поехал Ханратти.
   Тогда бы они оба или один из них спали бы на снегу.
   — Я просто предполагала, что это я должна поехать с вами. Ведь это я должна доставить вас и золото в Денвер.
   — У вас явная склонность к предположениям.
   От его теплого дыхания, щекотавшего шею, у нее закружилась голова.
   — Возможно, мне следовало спросить у вас, с кем вы хотите ехать, до того, как я приказала Пичу привести наших лошадей.
   — Вообще-то я был рад, что вы были со мной. До этого момента.
   — Я понимаю, что вы имеете в виду. — Необходимость делить с ней палатку. Через минуту она спросила: — Моя коса вам мешает? Ее надо отвести в сторону.
   Рука Таннера крепче обняла ее, и он теснее прижался к ней, словно устраиваясь удобнее перед тем, как уснуть. Ее попка оказалась прижатой к низу его живота, и этого было достаточно, чтобы у Фокс перехватило дыхание. Она занервничала и неожиданно затараторила:
   — Вы замечали, как все вокруг становится тихо, когда идет снег, и вместе с тем вы слышите, как он падает? — Она говорила громко, даже слишком, но это помогало ей отвлечься от того, что, возможно, происходило с его плотью.
   — Замечал. — По голосу было очевидно, что он улыбается. — Ваше ухо болит?
   — Немного саднит, — призналась она. — Но не сильно. Когда сломаешь ногу, болит гораздо больше. Порезы и ожоги тоже здорово болят. А какую самую большую боль испытали вы?
   Если Таннер и чувствует что-либо ниже пояса, это наверняка приведет его в замешательство, решила она. С другой стороны, если бы в той части его тела ничего не происходило, она почувствовала бы себя униженной. К несчастью, из-за отделявших их друг от друга одеял было невозможно определить, происходит там что-либо или нет.
   — Самую большую боль? — переспросил он. — Когда-то мы с друзьями устроили гонки на двуколках. Мы были довольно молоды и выпили слишком много бренди, чтобы подумать о том, что устраивать такие скачки опасно. Моя двуколка не вписалась в поворот, лошадь упала, и мы все скатились в канаву. — Он немного помолчал. — Я сломал ключицу, руку и лодыжку. Но больше всего пострадала моя лошадь: из-за моей глупости ее пришлось пристрелить.
   — Да, это плохо, — согласилась Фокс. — А вам приходилось быть в шахте во время аварии? — Она не шевелилась. Если она хотя бы чуть-чуть двинется, он может посчитать это за приглашение. Конечно, Таннер — джентльмен, но в такой ситуации, как эта, непонимание может… так сказать…
   — Я несколько раз попадал в завалы в шахтах. Это довольно страшно.
   — И вы пострадали?
   — Мне везло — Бог миловал. Хотите повернуться на другой бок?
   — Нет, так удобно. Если только вы…
   — Мне тоже удобно.
   Лежать в его объятиях на самом деле было приятно. Она призналась себе, что в данный момент она не хотела бы быть в другом месте. Они были защищены от ветра и снега. От тела Таннера и его дыхания по ее телу разливалось тепло. В ее власти было представить себе, что и ему нравится быть рядом с ней, что и у него от их близости возникают греховные мысли.
   — Я не помню, говорили ли вы мне — вы женаты? — спросила она, представляя себе, насколько компрометирующей была обстановка, которая может стать еще более напряженной.
   — Я никогда не был женат. Черт, у меня затекла левая рука. — Он немного повозился, а потом устроился в прежнем положении.
   — А почему вы не женились? По-моему, вы как раз в том возрасте, когда мужчины женятся. К тому же у вас есть приличная работа и деньги.
   Ветер рвал палатку, и пыль от ее брезентовых стен щекотала ноздри Фокс. Лучше бы ее нос был прижат к шее Таннера, чтобы она могла вдыхать приятный аромат мыла.
   — Единственная женщина, на которой я едва не женился, оказалась, по мнению моего отца, слишком яркая, и свадьба не состоялась. Мне казалось, что вы хотите спать…
   — Так оно и было, но сейчас я что-то разгулялась. — Она пожала плечом и сразу же об этом пожалела. Что будет, если он истолкует это движение как тонкий намек на то, что она готова и на большее? Проклятие! — А что значит — она была яркая?
   — Давайте лучше поговорим о другом. Вы можете мне сказать, кто назвал Хоббса Дженнингса нечистым на руку сукиным сыном?
   — А почему для вас так важно, чтобы отец признал вашу жену? — не сдавалась Фокс. — Ведь жить с ней вам, а не ему.
   Значит, вы не хотите этого сказать? — Она ощутила его дыхание на своей щеке. — Во-первых, мой отец ради меня многим пожертвовал. Я ему обязан. Во-вторых, если я женюсь, мы с женой, по всей вероятности, будем жить вместе с отцом.
   — Какая жуткая перспектива! — Фокс приподнялась и попыталась взглянуть через плечо, но в палатке было слишком темно, и он все равно не увидел бы хмурое выражение ее лица. — Ваша жена выйдет замуж за вас, а не за вас и вашего отца. Вы не должны заставлять ее жить в одном доме с вашим отцом!
   — Фокс, меня иногда не бывает дома месяцами. Я не буду о ней беспокоиться, если буду знать, что она не одна и что мой отец о ней заботится.
   — Значит, вы сделаете несчастной ее, потому что вы не хотите беспокоиться? Какой же вы эгоист!
   На этот раз ей удалось сесть и уставиться на него — даже если он не видит ее лица.
   — Вовсе нет, и с чего вы взяли, что она будет несчастна? Ей не придется жить одной целыми месяцами.
   — Черта с два! Могу поспорить на что угодно, что она предпочтет быть одна. Вам следовало бы знать, что каждая женщина заслуживает того, чтобы иметь свой дом. И ваша бедная жена — тоже! И ей не придется играть роль няньки у вашего привередливого отца. — Одному Богу известно, что бы его отец подумал о такой, как она. Да у него от страха душа уйдет в пятки при одном ее виде!
   — Я не говорил, что жене придется играть роль няньки, — сердито возразил Таннер. Он тоже сумел сесть. — Но я не хотел бы, чтобы она одна взвалила на себя ответственность за домашнее хозяйство.
   — Ах так! Теперь вы говорите, что бедная женщина настолько глупа, что не сможет платить поставщикам? Или домашней прислуге? Что она не сможет вести свой собственный дом?
   — Черт побери, я не говорил, что она глупа.
   Но вы это подразумевали. — Заступаясь за его жену, она с силой ткнула ему пальцем в грудь. — Я знаю, почему она не вышла за вас замуж! Вы отказали ей в доме, сплавили ее к своему отцу, сами уехали, а теперь еще называете ее глупой! Я не останусь в этой палатке ни минуты дольше с таким эгоистичным и равнодушным человеком, как вы.
   Откинув одеяла, Фокс выползла из палатки прямо в снег. Потом поняла, что оставила там свою шляпу, и решила вползти обратно. Однако прежде чем она успела что-либо сообразить, ее шляпа вылетела из палатки и упала возле нее.
   — Спасибо! — крикнула она, нахлобучивая шляпу. Этот маленький жест предупредительности ничего не изменил. Он плохо обращался со своей женой.
   — Фокс?
   Когда она увидела сквозь снежную метель, что он приближается к ней, она опустила лицо в ладони и глубоко вдохнула холодный влажный воздух.
   Он остановился перед ней и подбоченился.
   — Что, скажите на милость, происходит? С чего вы так распалились? У меня нет жены. И я совершенно уверен, что не хочу жениться.
   — Но если бы вы женились… — слабым голосом возразила она. — А вы уверены, что у вас нет жены? — На какой-то момент эта жена показалась ей такой реальной…
   Таннер беспомощно развел руками.
   — Если бы у меня действительно была жена, я бы хотел, чтобы она и мой отец понравились друг другу и подружились. Я не вижу в этом ничего плохого или необычного. Эти два человека были бы моей семьей, и поэтому важно, чтобы они одобряли и уважали друг друга. — Он наклонился, так что они оказались почти нос к носу. — Это все, что я хочу сказать на тему о женах.
   — Все равно остается одна важная проблема — вы хотите заставить ее жить с вашим отцом. — Фокс посмотрела ему в глаза с твердым намерением не отводить взгляд первой.
   — Я не собираюсь спорить с вами о несуществующей жене, которая, уверяю вас, будет в восторге от того, что живет в одном доме с моим отцом. — Таннер стоял так близко, что она ощущала его дыхание на своих губах.
   Позже она уже не могла вспомнить, кто из них первым издал этот фыркающий звук подавляемого смеха, но он оказался заразительным. Через мгновение они уже оба хохотали как безумные, падая друг на друга и вытирая слезы. Пока у них обоих не закололо в боку.
   — Никогда в жизни у меня не было такого идиотского спора, — сказал Таннер, когда наконец обрел дар речи.
   — Думаете, у меня был? Господи, у меня скулы свело от смеха. — К тому же она замерзла. Но она была рада, что ушла из палатки и больше не лежит в его объятиях. Вытащив палку из кучи сухого валежника, она стала ворошить тлеющие угли и подбрасывать в огонь сухие ветки, пока костер снова не разгорелся. — Прошу меня простить. Это я затеяла дурацкий спор. Подогреть кофе?
   — Было бы неплохо, — откликнулся он, протягивая руки к огню. — Вряд ли нам сегодня удастся уснуть.
   Вот и хорошо. Она боялась, что он предложит попытаться снова залезть вдвоем в палатку.
   Они сидели на поваленном дереве, завернувшись в одеяла, плечом к плечу и смотрели на пламя костра, в котором кружились и таяли снежинки. Фокс показалось, что метель утихает, но уверена она не была.
   — Вы сказали, что ваш отец многим ради вас пожертвовал… чем же?
   — Он не всегда был богатым, — после некоторого колебания сказал Таннер. — Ему, должно быть, было нелегко платить за частную школу, где я учился десять лет, до того, как он сколотил свое состояние. Он никогда не говорил, на какие ему пришлось пойти жертвы, но было очевидно, что они стоили ему немалых компромиссов.
   Он пошел на них, видимо, потому, что считал важным дать вам образование. — Фокс все отдала бы зато, чтобы получить образование. Если у нее когда-нибудь будет ребенок, она сделает для него то же самое, что отец Таннера сделал для своего сына. Если будет надо, она пойдет на любые жертвы, чтобы дать своему ребенку самое лучшее, какое только возможно, образование. Но у нее никогда не будет детей. Ее будущее окончится в Денвере — на виселице.
   — Так оно и было, — подтвердил Таннер. — Но он всегда был недоволен моими отметками. И я не использовал все возможности, которые давало путешествие по Европе по окончании школы, и этим отец тоже был недоволен. У меня иногда возникало впечатление, что он жалеет о том, что ему многое пришлось принести в жертву ради меня.
   Фокс посмотрела на него искоса.
   — А кем он хотел бы вас видеть? Ради чего он так стремился дать вам хорошее образование?
   — Я думаю, он ожидал, что я стану влиятельным и процветающим финансистом. Или по крайней мере займу должность в деловом секторе его компании.
   — А вы не хотели должности в компании отца? — Фокс выпростала руку из-под одеяла и потянулась за кофейником. — Почему?
   Таннер протянул свою кружку и не спешил с ответом.
   — Мне нравится работа в поле. Я предпочитаю работать на свежем воздухе весь день. Я ненавижу работу с бумагами в конторе. А бизнес связан с бесконечными деловыми встречами и документами.
   — Кажется, я вас понимаю.
   — В конечном счете я уйду из инженеров. Может быть, буду искать ископаемые. А как насчет вас? Вы всегда хотели быть проводником? И собираетесь заниматься этим всю жизнь?
   Она еле удержалась от смеха. Что сказал бы Таннер, если бы узнал, что она собирается в Денвере убить человека? Его босса, если быть точной. Он ужаснулся бы и подумал, что она сошла с ума.
   Она подержала во рту глоток кофе, обдумывая ответ.
   — Я хороший проводник, но это не то дело, которым человек хотел бы заниматься всю жизнь. Это путешествие через горы и долины будет последним.
   — А что потом? Мы говорили о том, какой будет моя жена. А вас где-то ждет ваш суженый? .
   Она удивленно посмотрела на него, а потом весело рассмеялась:
   — Какой же мужчина захочет жениться на такой жен шине, как я? Мужчине не нужна женщина, которая лучше его стреляет, может больше его выпить, ругается, как мужик, ни разу в жизни не надевала корсет и предпочитает мужские брюки женскому платью.
   — Вы несправедливы к себе, Фокс. — Его взгляд остановился на ее губах. — Я считаю, что вы красивая и необычная женщина, достойная восхищения.
   Как и раньше, услышав комплимент, она нахмурилась и почувствовала себя неловко. Она отвернулась к огню, и разговор между ними как-то сам собой кончился.
   Частично он был прав, но в остальном его мнение было неверным. Возможно, где-то и существует мужчина, который женился бы на такой женщине, как она. Но это будет отщепенец, такой, например, как Каттер Ханратти. Он не будет образованным и честным человеком, как Мэтью Таннер. А главная проблема заключалась в том, что ее никогда не притягивали мужчины, которые принимали ее такой, какая она есть. А те, что вызывали в ней внутренний трепет, те, которые обратили бы на нее внимание, если бы она жила той жизнью, которую украл у нее Дженнингс, были вне ее досягаемости, и ей было больно даже думать о них.
   Они выпили кофе, и настало время принимать решение: сварить еще один кофейник или залезть снова в тесную палатку?
   — Еще кофе? — спросила Фокс. Пусть Таннер принимает решение.
   Таннер замялся, но потом кивнул.
   Что бы это значило? — подумала Фокс. Он не желает вернуться в палатку из-за того, что она его возбуждает? И это ему не нравится? Или палатка слишком мала и он не может в ней удобно устроиться? Может быть, ее шея пахнет чем-то неприятным? Или она слишком много болтает и не дает ему заснуть? Все же она надеялась, что причина в первом.
   С другой стороны, она почувствовала огромное облегчение. Зачем себя мучить, если в этом нет необходимости?
   — Ночь будет длинной, — заметила она, подкидывая в костер сухие ветки. — И холодной. Поэтому, — добавила она, усаживаясь обратно на ствол дерева и слегка прислоняясь к его плечу, — покажите мне созвездия. Пич сказал, что вы знаете названия созвездий, о которых он никогда не слыхал.
   — Простите? — с коротким смешком отозвался он. — В случае, если вы не заметили, снег все еще идет.
   — Он уже не такой густой. К тому же Пич уверял, что вы настолько хорошо все знаете, что можете показать созвездия, даже если небо в облаках.
   Таннер рассмеялся и, вытянув руку, ткнул пальцем в небо.
   — Большая Медведица должна быть где-то здесь. Фокс откинулась, положив голову ему на плечо.
   — Про Большую Медведицу я все знаю. Покажите мне созвездие, о котором я не знаю.
   — Как насчет Кассиопеи?
   — Название вроде знакомое, но я не знаю, где оно. Покажите мне его и расскажите все, что знаете.
   Перед самым рассветом снег прекратился и Фокс уснула у костра, положив голову на плечо Таннеру. Ей снились звезды и мужчина, который обнимал ее за талию.
 
   Даже если бы Таннер нашел лопату среди вещей бандитов, выкопать две могилы в промерзшей за ночь земле было бы трудно, да и отняло бы слишком много времени. Поэтому они с Фокс набрали камней и завалили ими тела преступников.
   — Вы не будете возражать, если мы отпустим на свободу их лошадей? — спросила Фокс. — Или вы хотите отвести их в поселок?
   Животные были молодые и в отличном состоянии. За них, возможно, дадут неплохую цену. Но Таннер знал, что в Неваде дикие лошади ходят табунами.
   — Отпустите их.
   Фокс шлепнула лошадей по крупу, и они побежали рысцой по рыхлому снегу.
   — Вам здесь что-нибудь нужно?
   Таннер оглядел палатку, седла и седельные сумки, принадлежавшие бандитам.
   — Нет. Только мое золото.
   Он погрузил золото на мула и вскочил в седло. Фокс уже была на своем мустанге и ждала его, отчаянно зевая.
   Они поехали размеренным шагом, радуясь тому, что солнце появилось из-за гор, а небо было ясным. Еще до полудня они приехали в поселок, где их встретили Ханратти и Браун, явно обрадованные тем, что увидели Джекки, груженного мешками с золотом.
   Улыбающийся во весь рот Пич принял у них лошадей.
   — Я знал, что вы найдете этих негодяев. — Но тут он увидел кровь на куртке Фокс и перестал улыбаться. — Я займусь лошадьми, а ты, Мисси, найди мою аптечку.
   — Все, что мне нужно, — это поспать.
   Отдав Пичу поводья, Таннер грозно взглянул на своих охранников. Оба выглядели такими же помятыми, как после драки в Форт-Черчилле. Порезы, разбитые кулаки, а у Джубала Брауна заплыл один глаз. Похоже, ему досталось больше.
   — Мы вернули золото, но, как видите, без вашей помощи. — Ханратти и Браун разом заговорили, но Таннер поднял руку. — С этого момента вы оба будете постоянно находиться рядом с грузом. Никаких отлучек в город, рядом с которым мы разобьем лагерь, и никакого поочередного дежурства. Вас наняли как охранников, и это ваша единственная забота. Пока что я не вижу, чтобы кто-нибудь из вас отнесся к своему делу настолько серьезно, чтобы оправдать деньги, которые я вам плачу.
   — Бандиты могут напасть на любого, — с жаром запротестовал Ханратти. Он злобно посмотрел на Брауна. — Если бы ты вернулся тогда, когда должен был, все могло обернуться по-другому.
   — Вот как? — ухмыльнулся Браун. — Ты хочешь сказать, что ты остался бы в лагере и отказался от своей очереди пойти в салун?