Лида Зорина, усадив свое звено на скамейку, сидела сбоку с напряженным, страдальческим выражением лица, склонив набок черную, гладко причесанную головку. Синицына, расталкивая локтями соседок, уселась посередине скамейки и смотрела на Митю и учителя так, чтобы они могли прочесть на ее лице, что она ни в чем не виновата. За ее спиной слышалось короткое, взволнованное дыхание Малютина - он только что спорил с кем-то из ребят и никак не мог успокоиться.
   - Малютин, сядь! - шептала ему Валя Степанова.
   Когда наступила полная тишина, Митя порывисто встал, с шумом отодвинув стул:
   - Ребята! На сегодняшнем сборе мы должны обсудить поведение председателя совета отряда Трубачева. Ни для кого не секрет, что последнее время Трубачев ведет себя плохо...
   По комнате пронесся неясный шум - все повернули головы в сторону Трубачева. Трубачев двинулся вперед. Лицо у него побелело, и рыжий чуб загорелся на лбу.
   "Эх, жалко парня!" - с досадой подумал Митя и тут же, рассердившись на себя, крепко стукнул кулаком по столу:
   - Да, плохо! Недостойно пионера! Срывает дисциплину в классе, самовольно уходит с уроков, не является в школу и в конце концов зачеркивает свою фамилию в статье Одинцова...
   - Я не зачеркивал! - с силой выкрикнул Васек.
   Кучка ребят дрогнула и сдвинулась тесней. Кто-то из девочек громко вздохнул. Валя Степанова смахнула со лба разлетающиеся ниточки волос и крепко сжала ладони. У Нади Глушковой на круглом лице выступила легкая испарина. Лида не шелохнулась.
   - Трубачев! Подойди сюда поближе!
   Васек подошел к столу и стал перед Митей.
   Сергей Николаевич вдруг вспомнил, как доверчиво и решительно пошел с ним Трубачев на этот сбор - может быть, он надеялся, что учитель будет защищать его.
   Сергей Николаевич поднял голову и посмотрел на ребят.
   "Если бы они знали, как мне больно за этого мальчишку", - с горечью подумал он, переводя на Трубачева спокойный и строгий взгляд.
   Этот взгляд говорил: "Ты виноват - отвечай!"
   Но Васек не искал поддержки учителя. Он не отрываясь смотрел в лицо Мити и только иногда повторял: "Я не зачеркивал фамилии".
   Митя внимательно посмотрел на него:
   - Допустим, что так. Мы это разберем. Но это не снимает с тебя ответственности за другие поступки. Ты ссоришься с Сашей Булгаковым, обижаешь товарища, которого мы все уважаем за то, что он помогает своей матери. О помощи в семье мы здесь говорили не раз, а ты позволяешь себе бросать какие-то глупые насмешки. - Митя смел со стола попавшуюся ему под руку промокашку. - Это поступок нетоварищеский и непионерский. Я не знаю, как ты себя ведешь дома по отношению к своим домашним... (Васек вспомнил сморщенное обиженное лицо тетки и густо покраснел.) Об этом нужно тебе подумать, Трубачев! И крепко подумать! Стыдно! Ты меня понимаешь?..
   Васек молчал, упрямо сдвинув брови.
   - Я говорю не с дошкольником, а с человеком, который должен отвечать за себя. Я говорю с пионером, председателем совета отряда, Трубачев!
   Васек крепко прижал к бокам опущенные руки.
   - Есть... - чуть слышно сказал он.
   - Хорошо. Это не все. Я хочу знать еще, Трубачев, как ты смел уйти самовольно с урока и на другой день не явиться в класс? Что это тебе, шутки, что ли?.. - Митя второпях не подобрал другого выражения и, снова рассердившись на себя, напал на Трубачева: - Учебу срываешь, нарушаешь дисциплину, роняешь свой авторитет в глазах товарищей! Мы тебя выбрали председателем совета отряда!.. Что это, Трубачев?
   Васек молчал.
   - Я спрашиваю тебя: почему ты ушел с урока? - настойчиво повторил Митя.
   - Я ушел, потому что все думали на меня...
   - Что думали на тебя?
   - Что я зачеркнул фамилию...
   - Не понимаю, - нетерпеливо сказал Митя, - объяснись... Ребята зашумели, задвигались. Сбоку, оттирая от стола Трубачева, поспешно вырос Мазин.
   - Надо разобраться... - хрипло сказал он. - С самого начала. Тут виноват мел, понятно?
   Ребята вытянули головы:
   - Чего, чего?
   Митя нахмурился:
   - В чем дело, Мазин?
   Сергей Николаевич с интересом смотрел на крепкую, коренастую фигуру Мазина, на живые, острые щелочки его глаз и спокойное упорство в лице.
   - Из-за чего вышла ссора в классе? Из-за мела. Вот он! - Мазин вытащил из кармана кусок мела и положил его на стол.
   Девочки ахнули и зашептались. Ребята заглядывали через головы друг другу - каждому хотелось посмотреть на тоненький, длинный кусочек мела.
   - Вот он, проклятый мел! Трубачев тут ни при чем. В тот день Русакова должны были вызвать, а он не знал... как это... глаголов, что ли... И я стащил мел, чтобы Русакова не успели спросить... Это раз. - Он обернулся, поглядел на испуганное лицо Пети и усмехнулся: - Ладно, я все на себя беру... А насчет ссоры... Это тоже надо разобраться. И Булгакову нечего обиженного из себя строить. Если ко всему придираться, так мы друг другу много насчитать можем. А по мне так: взял да ответил хорошенько, а то и другим способом расквитался за обиду, а цацкаться с этим... - Мазин презрительно скривил губы и пожал плечами. Разбираться так разбираться. Вот Одинцов статью написал и все на Трубачева свалил, а Булгаков тоже не молчал. Он сам Трубачева обозлил! Ты, говорит, весь класс подвел, а тому, может, это хуже всего на свете! И мел он клал? Клал. А я стащил... И дело с концом...
   - Ты все сказал? - спросил Митя.
   - Нет, не все. - Мазин заспешил: - Одинцов тоже... не разберется, а пишет. А потом кто-то фамилию зачеркнул, и опять все на Трубачева... Мазин кашлянул в кулак, говорить ему было больше нечего. - Проклятый мел! - пробормотал он, не выдержав пристального взгляда учителя.
   - Мазин, сядь! Мы с тобой еще поговорим. Просто стыдно перед Сергеем Николаевичем, какие возмутительные вещи тут открываются!
   - Прошу слова! - крикнул кто-то из ребят.
   Митя поднял руку.
   - Я еще не кончил. Когда кончу, кто хочет - возьмет слово... Так вот, Трубачев, я хочу, чтобы ты ответил мне сам: почему ты ушел с урока? Если даже тебя заподозрили в том, что ты зачеркнул свою фамилию, а ты, скажем, этого не делал, так неужели ты не мог найти способ выяснить это? Почему ты не пришел ко мне, к Сергею Николаевичу?
   Трубачев молчал.
   - Я не думаю, Трубачев, что ты трус, но я боюсь, что ты и в этом виноват. Я думаю, что если ты не сам зачеркнул свою фамилию, то ты хорошо знаешь, кто это сделал.
   - Я не знаю, - твердо сказал Трубачев, сжимая зубы. "Пусть Мазин сам сознается, если хочет", - подумал он.
   - Трубачев, ты знаешь, - тихо и настойчиво сказал Митя.
   Трубачев опустил голову.
   Ребята заволновались:
   - Трубачев, сознавайся!
   - Трубачев, говори!
   Малютин протиснулся через толпу и вытянул вперед худенькую руку.
   - Я прошу слова, Митя! Митя, слова! - прорываясь к столу, кричал он.
   - Дайте ему слово, - шепнул Мите учитель.
   - Сергей Николаевич, это не он! Митя правильно сказал. Я Трубачева знаю - про себя он бы сразу сказал. Это кто-то другой... Ребята! - Сева повернулся к молчаливым, взволнованным ребятам. - Если сейчас здесь сидит человек, который сделал это, и если он молчит, то этот человек... последний...
   Петя Русаков вдруг вынырнул из кучки ребят и бросился к Малютину:
   - Ты... не твое дело... Я не последний человек... Я сам скажу... Петя поискал глазами Мазина. - Мазин! Мазин! Это я зачеркнул фамилию! Я хотел сделать лучше, я не думал, что скажут на Трубачева!..
   Петя весь дрожал, поворачиваясь во все стороны. Мазин, расталкивая ребят, подошел к нему и обнял его за плечи.
   - Не реви, - сказал он, отводя его в сторонку и смахивая с его щек слезы. - Ну, не реви...
   Васек стоял ошеломленный и смотрел им вслед. Тишина внезапно прорвалась шумом голосов. Ребята поднимали руки, требовали слова. Митя быстро взглянул на учителя и сел:
   - Степанова, говори!
   - Ребята, я хочу сказать... - голос у Вали сорвался, она глубоко вздохнула, - что мы мало знаем друг друга...
   - Что? Почему? Как? - зашумели ребята.
   Валя поправила на лбу волосы, перекинула через плечо косу.
   - Потому что вот Мазин и Русаков сейчас как-то так хорошо поступили, что у меня просто... ну... Я их обоих как будто знала и раньше, в классе, а по-настоящему узнала только сейчас... Но я... мне... - Она остановилась, подыскивая слова.
   - Говори! Говори! - одобрительно зашумели опять ребята.
   - И все равно мне многое непонятно. Например, почему Русаков фамилию зачеркнул? И еще... Знал или не знал об этом Трубачев? Если не знал, то почему он как-то странно молчал? Как будто что-то скрывал, что ли... Вот, ребята, если кто понял, - скажите, или пусть Трубачев сам все расскажет!
   - Верно! Верно!..
   - Трубачев, говори!
   - Мы тоже не поняли!
   - Я и сам ничего не понял, - неожиданно сказал Васек, все еще глядя на Русакова и Мазина. - Я сейчас все начистоту расскажу, как было. Я пришел, а фамилия зачеркнута... А вечером... ну, перед этим... Мазин меня около дома ждал, поздно уже... Я после редколлегии так себе гулял... А он пришел ко мне и говорит: "Мы тебя выручим". Я и думал, что это он выручил. - Васек грустно усмехнулся и посмотрел на ребят. - Не мог же я про него говорить.
   - Ты про меня думал? - вдруг отозвался Мазин. - А я про тебя! Эх, жизнь! - Он хлопнул себя ладонью по щеке и засмеялся. - А это Русаков Петька!
   - А при чем Русаков?
   - Пусть Русаков говорит!
   - Разбираться так разбираться!
   - Тише!
   - Говори, Петя!
   Митя и учитель сидели молча, с интересом слушая разбор дела. Ребята разгорелись, заспорили, останавливая друг друга:
   - Тише! Тише!
   - Не мешайте! Пусть сами скажут!
   Кто-то тихонько подтолкнул к столу Петю Русакова.
   - Это я... - Петя взмахнул длинными ресницами в сторону Мазина. - Для Мазина я это сделал... И еще потому, что из-за нас у Трубачева ссора вышла. И про него статью написали. - Петя развел руками. - Только я, ребята, когда зачеркивал, не думал, что на него подумают.
   - А что же ты думал? - крикнул Белкин.
   - Просто... ничего не думал... Я хотел выручить.
   Кто-то засмеялся. Петя махнул рукой и отошел от стола.
   - Что у нас только делается! - всплеснула руками Синицына. - Один за другого... один за другого... И все виноваты. - Она всхлипнула в платочек и, заметив взгляд Вали Степановой, быстро отвернулась.
   В комнате снова поднялся шум:
   - Подожди, Русаков!
   - Спросите его, почему он в классе молчал?
   - Почему Мазину не сказал сразу?
   - Русаков, почему ты молчал, когда мы на Трубачева думали? - крикнул бледный от волнения Одинцов.
   Петя покраснел и опустил голову.
   - Я не мог... Я боялся...
   В комнате стало тихо.
   - Эх! - с презрением бросил кто-то. - Боялся! А товарища подвести не боялся?
   Петя вспыхнул, сморщился, губы у него задрожали. Надя Глушкова взволновалась, вскочила с места:
   - Ребята, нехорошо так! Он же сознался все-таки!
   - Не защищай! - строго сказала Лида Зорина. - Пусть сам скажет.
   - Он сам ничего не скажет, - вступился Мазин. - Потому что тут история другая. Степанова правильно сказала: мы мало знаем друг друга. Как Петька живет, что у него есть и чего он боится, - это из всего класса знаю один я.
   Ребята притихли.
   Сергей Николаевич написал на клочке бумаги: "Это обвинение нас тоже касается".
   Митя прочитал, скомкал бумажку. Он был расстроен, светлые волосы липли к его мокрому лбу. Он силился вспомнить домашнюю обстановку Пети Русакова и сердился на себя и на Мазина, который знал больше, чем он, Митя.
   А в наступившей тишине ребята уже решали по-своему вопрос о Пете Русакове:
   - Мазин знает, что говорит! И кончено!
   - А ты, Петя, на нас не обижайся! - Ребята сорвались с мест и окружили Петю.
   - Тише! - крикнул Митя. - Сергей Николаевич будет говорить.
   Ребята затихли.
   - Я не буду разбирать всю эту историю в подробностях. Мне кажется, всем вам уже ясно, как произошло то, что Трубачев, председатель совета отряда, оказался в таком тяжелом положении. Вас, конечно, интересует больше всего вопрос, кто виноват. Ну, виноваты тут многие. Прежде всего и больше всего, несмотря ни на что, сам Трубачев. Потом, конечно, Мазин - в этой пропаже мела - и Русаков...
   - И Одинцов тоже, - подсказал кто-то.
   - Одинцов? - переспросил Сергей Николаевич.
   - Одинцов! Одинцов! - крикнул Мазин.
   - Не вижу вины Одинцова. В чем ты его обвиняешь? - спросил учитель Мазина.
   - Я уже говорил. Он не разобрался и написал. Да еще про своего товарища.
   - Что он не разобрался, куда делся мел, то в этом его обвинять нельзя, потому что мел лежал у тебя в кармане и этого Одинцов предполагать, конечно, не мог. А что он совершенно точно и честно описал все происшедшее в классе, несмотря на то что в этом участвовал его лучший товарищ, то за это, по-моему, Одинцова можно только уважать. Как вы думаете?
   Белкин вытянул вперед руку.
   - Пусть ребята думают как хотят, а я скажу про Одинцова так... что мы, когда... вообще... это было, думали: Одинцов вообще не напишет про своего товарища... И решили считать его... ну, вообще, если напишет честным пионером, а если скроет - нечестным. И вот он написал. И мы считаем - это честно! - волнуясь, сказал Белкин.
   Сергей Николаевич кивнул головой:
   - Скажи ты, Малютин!
   - Мне кажется, что он поступил честно, но как-то не по-товарищески все-таки. Потому что Трубачев не ожидал, а когда пришел на редколлегию, то сразу увидел, и это на него тоже подействовало.
   - Верно! - крикнул Мазин. - Предупреди, а потом пиши. Да разберись раньше, где мел. А не знаешь, где он, - так не пиши!
   Кто-то засмеялся.
   Одинцов поднял руку:
   - Я не писал про мел. Я всегда пишу то, что вижу и слышу. И потом, думал так: если не напишу, то какой же я пионер, а если напишу, то какой же я товарищ? - Одинцов посмотрел на всех. - Я все думал... А тут ребята меня спросили прямо в упор. И я сразу как-то понял, что должен написать. Только я не предупредил Трубачева... Это верно. Мне не пришлось как-то с ним поговорить.
   - В этом ты, конечно, неправ, Одинцов. Такие вещи надо делать открыто, - сказал Сергей Николаевич. - Но все-таки из виноватых мы тебя исключаем!.. Верно? - улыбнулся он.
   - Верно, верно! - закричали ребята, обрадованные его улыбкой.
   Сергей Николаевич взглянул на часы.
   - И так как теперь уже очень поздно, то давайте пока буду говорить я один, и уж только в том случае, если моим противником окажется такой отчаянный спорщик, как Мазин, мы дадим ему слово, - пошутил учитель. Так вот что я хотел вам сказать - и это, по-моему, самое главное. Для меня сегодня выяснилось, что вы неправильно понимаете слова "товарищество", "дружба". Отсюда и поступки у вас неправильные. Например, Мазин выручает Русакова, чтобы я не обнаружил, что Русаков лентяй, что он плохо учится, не знает урока... Мазин хочет, очевидно, чтобы Русаков с его товарищеской помощью остался на второй год... Подожди, Мазин, я все знаю, что ты хочешь сказать.
   - Мазин, не мешай! - крикнула Зорина.
   - Я хочу сказать! - Мазин выставил вперед одну ногу, но, увидев Митин взгляд, убрал ногу и махнул рукой. - Я, Сергей Николаевич, еще докажу, какой я товарищ! - крикнул он, отходя от стола.
   - Это очень хорошо, - спокойно сказал Сергей Николаевич, - но то, как ты сейчас доказал нам, это плохо, это называется ложным товариществом. И, к сожалению, вся эта история построена на ложном товариществе. Русаков зачеркивает фамилию Трубачева - глупо и не нужно, он тем самым ставит Трубачева в тяжелое положение подозреваемого. А почему Русаков это делает? Я уверен, что из любви к товарищу... Так вот что я хочу сказать вам, ребята! Учтите это на будущее. Есть прямое, честное пионерское товарищество - и есть мелкое, трусливое, ложное выручательство. Это вещи разные, их никак нельзя путать. К товарищу надо относиться бережно и серьезно... Ну вот, я все сказал, что хотел. Подумайте над этим хорошенько. Думаю, что даже Мазин со мной согласен сейчас... А, Мазин? - улыбаясь, спросил Сергей Николаевич.
   Никто не засмеялся. Лица у ребят были серьезные. Расходились молча. Каждый торопился домой, чтобы обдумать про себя что-то очень важное и необходимое.
   В коридоре Васек столкнулся лицом к лицу с Сашей Булгаковым. Одинцов схватил обоих за руки.
   - Помиритесь, ребята! Васек! Саша! - умоляюще шептал он, стараясь соединить руки товарищей.
   - Я с ним не ссорился, - сказал Васек.
   - Ты не ссорился? - вспыхнул Саша, вырвал свою руку и побежал вниз по лестнице.
   * * *
   Митя шел с учителем. Перед ними маячила одинокая темная фигурка, то возникающая при свете фонаря, то исчезающая в темноте улицы.
   - Трубачев... - усмехнулся Митя. - Домой бежит... Тяжко ему пришлось сегодня, бедняге.
   Сергей Николаевич вздохнул полной грудью свежий вечерний воздух:
   - Трудно растет человек...
   Митя ждал, что учитель скажет еще что-нибудь, но тот молчал. Сбоку его твердый, резко очерченный подбородок и рот с сухими, крепко сжатыми губами казались чужими и холодными.
   "Недоволен мной, ребятами? - взглядывая на учителя, пытался угадать Митя. - "Трудно растет человек"... Конечно, трудно... Так чего же он хочет от ребят?"
   От обиды нижняя губа у Мити чуть-чуть припухла. Молчание становилось тягостным.
   - Вы не думайте, они все-таки неплохие ребята...
   Сергей Николаевич повернулся к нему и с живостью сказал:
   - Хорошие ребята! Особенно этот... Трубачев и его товарищи.
   * * *
   Васек шел один. После сбора в темной раздевалке его поймал Грозный и, легонько потянув за рукав, шепотом спросил:
   - Проштрафился, Мухомор?
   - Проштрафился, Иван Васильевич!
   - Да, прочесали тебя, брат, вдоль и поперек... Раньше, бывало, ремнем учили, попроще вроде, а теперь - ишь ты! Ну, авось обойдется... Ступай домой. Макушку в подушку, а утром на душе легче.
   Васек попрощался со стариком и вышел на улицу. Он устал, в голове было так много мыслей, что ни на одной не хотелось останавливаться.
   В конце своей улицы Васек увидел тетку. Она, суетливо и неловко обходя лужи, шла вдоль забора, придерживая обеими руками концы полушалка. Васек вспомнил, что тетка плохо видит, и бросился к ней навстречу:
   - Тетя!
   - Васек! Батюшки! Где ты запропал? Девятый час пошел...
   - Я на сборе был... Нас вожатый собирал.
   - "Вожатый, вожатый"! С ума он сошел, твой вожатый! Детей до полуночи держать!
   - Да он не виноват. Дела у нас такие были... пока разберешься... Не сюда, не сюда, тетя. Давай руку!
   - Погоди, не тащи... Это чего блестит?
   - Тут лужа,- держа ее за руку, говорил Васек. - А вот камень... ставь ногу...
   - Ишь ты, глазастый. А я шла, небось забрызгалась вся... Ну, какие же у вас дела разбирали? - благополучно минуя лужу, спросила тетка.
   - Кто что натворил, - уклончиво сказал Васек.
   - Кто что натворил... А ты бы домой шел.
   Васек засмеялся.
   - Да меня, тетя, больше всех ругали там, - сознался он. - За поведение и всякие разные слова дурацкие... за грубость...
   - А-а, - подняв кверху брови, протянула тетка, - за грубость?
   - Ну да. Вот и тебя я тоже обидел.
   - Ну... это что... Мы свои - не чужие! - заволновалась тетка. - А вожатый, он, конечно, знает, что делает. Коли задержал, значит, нужно было... это на пользу.
   Васек крепко прижал к себе теткину руку.
   - Ладно, ладно... Идем уж. Там тебе ужин приготовлен, а под тарелочкой... - Она остановилась и подняла вверх палец: - Суприз!
   Глава 34.
   Р. М. 3. С.
   Мазин сидел на берегу пруда и напевал свою любимую песенку:
   Кто весел - тот смеется,
   Кто хочет - тот добьется,
   Кто ищет - тот всегда найдет!
   Он смотрел, как у края берега в темной воде отражаются набухшие почками ветки березы, как, переплетаясь с ними, вытягиваются тонкие иглистые сосны и громадной тенью ложатся мохнатые лапы старой ели. Теперь под этой елью чернеет глубокая яма, залитая водой. Это бывшая землянка Мазина и Русакова. Когда снег начал таять, в нее хлынули со всех сторон ручьи. Хорошо, что к тому времени у мальчиков появился новый приют...
   Мазин вспомнил, как они с Петей шли домой со сбора. Петя ждал, что Митя вызовет в школу отца. Наказания он не боялся - он боялся потерять свою новую мать.
   - Она уйдет! - тоскливо повторял он всю дорогу.
   - Не уйдет! - лениво утешал его Мазин: ему не хотелось заниматься Петькиными делами. Он хотел разобраться в настоящем товариществе, о котором говорил учитель, а потому, не глядя на расстроенное лицо Русакова, нехотя бубнил, идя с ним рядом: - Птичья голова у тебя, Петька... И вообще, ты только о себе одном думаешь. Брось ты с этим делом нянчиться... Уйдет - так другая найдется!
   - Другая? - Петька даже остановился. - Другая?! - От волнения у него перехватило горло. - А ты себе другую мать хочешь, Мазин?
   - При чем тут это? - тоже останавливаясь, недовольно спросил Мазин?
   - А при том, что ты... ничего не понимаешь в моей жизни, - с усилием сказал Петя, - а я... один. И ты лучше ничего не говори, если так...
   - Как - так?
   Петя молчал. Мазин почувствовал, что Петька вдруг отделился от него со всеми своими горестями и теперь уже будет решать свои дела тихо, про себя, не обращаясь за помощью к товарищу.
   - Ладно, - сказал он прежним снисходительным тоном. - Я пошутил. Сейчас придумаем что-нибудь...
   - Не надо.
   - Что - не надо? Собери ее вещи и спрячь, а пока она будет искать, отец сам уговорит остаться. Понял?
   - Не надо, - тихо повторил Петя. - Ничего не надо мне, Мазин! Это не такое, чтобы придумывать что-нибудь. - Он отвернулся и сломал голую ветку у забора. - Этого ты не можешь... и не надо.
   - Да ну тебя! - рассердился Мазин. - "Не можешь, не можешь"! Я все могу!
   Когда Петя ушел, Мазин долго стоял во дворе и смотрел на его окна.
   "Есть прямое, честное товарищество, а есть мелкое, трусливое выручательство", - вспомнил он слова учителя.
   "Эх, жизнь! Пойду завтра к его мачехе и напрямки начну действовать", - решил Мазин.
   * * *
   За ночь решение окрепло. Мазин застал Екатерину Алексеевну одну. Она сидела за работой - подшивала Петины брюки. Изо рта ее торчали булавки, а в длинных ловких пальцах мелькала иголка. Мазин поздоровался и, оглядев новые Петины брюки, вежливо сказал:
   - Симпатичные брючки.
   Мачеха засмеялась с закрытым ртом, булавки запрыгали на ее губах.
   "Еще подавится!" - с тревогой подумал Мазин и сказал:
   - Выньте изо рта булавки. Я к вам по делу пришел.
   С тех пор как Петя первый раз привел к себе Мазина, прошло много времени. Екатерина Алексеевна уже хорошо знала этого смешного, толстого, спокойного мальчика, товарища Пети. Она с интересом прислушивалась к коротким фразам, которые бросал Мазин Пете во время игры или занятий. Ей нравился Мазин, но где-то про себя она опасалась того влияния, которое он имел на Петю.
   "Если хорошенько браться за Петю, то сначала нужно взяться за Мазина", - нередко думала она, наблюдая их вместе. Но до сих пор Мазин был неуловим, никогда не обращался к ней с вопросами и сам отделывался короткими ответами.
   - Какое же у тебя ко мне дело? - опуская на колени шитье, спросила Екатерина Алексеевна.
   - А вот какое. - Мазин придвинул стул и сел прямо против нее. - Я, как настоящий товарищ Пети Русакова, считаю, что нам надо прямо и честно объясниться. - Он заметил смешливые искорки в глазах Петиной мачехи и насупился: - Вы не смейтесь. Это не такое, чтобы смеяться. Это такое, что заплакать можно, если вы для Петьки как мать родная. Мазин вспыхнул и рассердился: - Мне тоже, как товарищу, не очень-то легко!
   Екатерина Алексеевна сложила руки на коленях и умоляюще посмотрела на него:
   - Коля, если что-нибудь случилось, ты говори сразу... ну, сразу!
   - Не бросайте Петьку никогда, если даже отец его выпорет! Понятно? выпалил Мазин.
   * * *
   В темной воде один за другим исчезали камешки, брошенные Мазиным. От камешков расходились ровные спиральные круги.
   "Плакала, - вспомнил Мазин. - И Петька плакал... - И, удивленно поглядев на свое отражение в воде, Мазин скорчил гримасу. - И я плакал... Эх, жизнь!"
   Но зато не только Петина мачеха осталась навсегда в Петином доме, а и все имущество из землянки перекочевало в русаковский дом, который стал теперь самым прочным местом на свете. И даже Русаков-отец потерял свой грозный вид.
   "Не то он был черный, а стал каштановый; не то он раньше с бородой ходил, а теперь усы у него. Петьку по плечу хлопает, смеется, шутит. Одним словом, наверно, его фабрика сто пар ботинок в секунду делает. Придется и нам себя показать, - озабоченно подумал Мазин, устраиваясь поудобнее на бревне и отводя глаза от темной глубины пруда. - Даешь учебу!"
   Он вытащил из кармана свернутую в трубочку тетрадь. Но поучиться ему не пришлось.
   Около прежней землянки послышались тихие голоса.
   - Я думаю, что это нора лисы, - сказала девочка в белом фартуке, с пучком подснежников, торчащих из кармана на животе.
   - А я думаю - медвежья, - серьезно ответил, приседая на корточки, стриженый мальчик с круглой головой и черными глазами. - Я даже сейчас потыкаю медведя палкой.
   - Не надо. Он затонул, - сказала девочка.
   Но мальчик достал прут и наклонился над ямой.
   - Эй, ты, упадешь! - крикнул Мазин и, перескочив через бревно, пошел к детям. - Вам что тут надо? Это не нора, а землянка. Убирайтесь отсюда!
   - Мы сейчас уберемся, - сказала девочка.
   Но мальчик продолжал сидеть на корточках.
   Мазин поднял его за шиворот и поставил подальше от ямы.
   - А чья землянка? - спросил мальчик, нисколько не смутившись.
   - Это землянка, - сказал Мазин, скрестив на груди руки, - двух знаменитых следопытов: Русакова и Мазина - Р. М. 3. С. Понятно? А теперь ступайте отсюда оба к своей бабушке!
   Когда малыши удалились, Мазин вынул перочинный ножик и на толстом стволе березы вырезал четыре буквы: Р. М. 3. С.
   Полюбовавшись своей работой, Мазин сделал еще один глубокий надрез на белом стволе березы и припал к нему губами.
   Он напился свежего березового соку, вытер рукавом рот и смачно сказал:
   - Эх, жизнь!