Островская Марина. Черная вдова

   — Да, был прокол, — согласился Старостин. — Тем не менее Кошелева не захотела писать заявление и от своих слов в отношении племянницы отказалась: она, мол, накануне выпила и точного хода событий не помнит. А на племянницу наговорила из-за ссоры, которая произошла между ними в тот вечер. Однако Наталья не объявилась в Калининграде ни в ближайшие дни, ни впоследствии.
   Вообще-то калининградской милиции следовало заняться поисками поактивнее, но сами, Виктор Васильевич, понимаете, что это были за времена: рядом Польша, прибалты втянулись в борьбу за независимость, все разваливалось прямо на глазах.
   — Можешь не напоминать, — вяло отмахнулся Арсеньев. — А почему, напомни, тебя эта девица заинтересовала?
   — Сейчас она живет в Москве, работает в театре гримером. Я про ее прошлое еле раскопал. Она всем говорит, что родом из Риги. Уверен, и там за ней темные делишки ведутся. Возможно, мелочовка всякая, раз не побоялась говорить.
   А про Калининград скрывала.
   — И что?
   — У женщины, убитой в Битцевском лесопарке, на щеках были порезы в форме креста. Так вот, у Мазуровой на щеке тоже шрам в виде креста, правда, небольших размеров.
   — Подозреваешь, что она жертва, скрывшая факт нападения?
   — Как знать, Виктор Васильевич, вполне возможно.
   — А еще что-нибудь у тебя на этот счет есть?
   — Ну не то чтобы…
   — И ты надеешься раскрутить дело, уцепившись за эту единственную деталь? — с сомнением в голосе поинтересовался полковник.
   — Дело в том, Виктор Васильевич, что я связывался с Информационным центром и попросил их поднять данные по зависшим делам, схожим с убийством в лесопарке. Выяснился весьма и весьма интересный факт: в сентябре 1989 года в городе Светлогорске Калининградской области было совершено аналогичное преступление. Была убита женщина. Почерк тот же: многочисленные ножевые ранения, на щеках — порезы в форме креста. Найти убийцу следствию не удалось.
   — Хм, это уже более существенная информация. Но все равно — шелуха.
   — Виктор Васильевич, помните, убитая после смерти была измазана косметикой?
   — Что-то припоминаю…
   — Так вот, эта Мазурова с крестом на лице — гример. Понимаете — гример!
   Полковник надолго задумался.
   — Виктор Васильевич, я хочу попросить командировку в Калининград. Хочу на месте разобраться, что к чему.
   — У тебя и здесь дел хватает.
   — Два убийства с одинаковым почерком — это уже похоже на серию.
   — С разбежкой в десять лет, — напомнил полковник и глянул на часы. — Никаких командировок.

* * *

   Выслушав рассказ Натальи, Федор Михайлюк удовлетворенно кивнул:
   — Попробую выяснить по своим каналам, какие у него проблемы с рэкетирами. А ты продолжай раскручивать его, и давай побыстрее, побыстрее. Не тяни резину.
   — Все идет как по писаному. Скорее он сам проявляет инициативу…
   Наталья, сидевшая рядом с Михайлюком в салоне «Мерседеса», отвернулась.
   Федор взял ее за плечо, заглянул в глаза.
   — А что это с тобой? Запала, что ли, на него?
   Наталья почувствовала, как лицо заливает краска смущения.
   — Что я вижу? — засмеялся Федор. — Неужто клиент понравился?
   — По крайней мере, не какой-нибудь депутат убогий…
   — Интересно, чем он тебя купил?
   — Просто нормальный мужик.
   — Ты эти глупости брось! — зло рубанул Михайлюк. — Глазки «карасю» строить — одно, а шашни с ним крутить — совсем другое. Ни к чему тебе это.
   Делай только то, что говорят. Будешь ерундой заниматься, — я тебя быстро на место поставлю. Не забывай, чем повязана…
   Наталья встречалась с Ольшанским уже несколько раз. В дайв-клубе он взял на себя обязанности ее личного инструктора: учил, как правильно погружаться, как вести себя в экстремальных ситуациях и не поддаваться панике, как плавать без маски, как дышать вдвоем из одного баллона.
   После занятий в «Аквамире» они каждый раз пили кофе, проводя время в непринужденных беседах. Однако Ольшанский больше не возвращался к однажды затронутой неприятной теме.
   Вскоре Наталье стало известно от Михайлюка о том, что Андрей Ольшанский имел неосторожность взять как-то у своих солнцевских опекунов крупную сумму «на развитие». Когда подошло время возвращать долг, денег у Ольшанского не оказалось. Они были вложены в несколько различных проектов, и Андрей оказался на финансовом крючке.
   По нескольким случайно проскользнувшим в разговорах фразам Наталья поняла, что Ольшанскому все же удалось собрать нужную сумму, но кредиторы неожиданно исчезли и пока не объявлялись. Однажды за чашкой кофе Андрей сказал:
   — У меня свободен завтрашний вечер. Мы могли бы поужинать в хорошем ресторане, а потом поехать ко мне.
   — Это — намек? — улыбнулась Мазурова.
   — Это предложение.
   — Руки и сердца?
   — Об этом пока говорить рано, — честно признался он, — но я ничего не исключаю.
   — Интересно, а что по этому поводу думает Анжелика?
   — Завтра утром она улетает в Лондон. Там в российском посольстве работает ее папаня. Он хочет повидаться с дочерью.
   — Твоя подруга знает о том, что происходит… между нами?
   — Между нами пока еще ничего не происходит… Просто «стороны проявляют взаимный интерес».
   — Я думала, этот интерес сугубо профессиональный.
   — Я тоже сначала так думал. Но ты… Ты не такая, как она.
   — Я не ревнива.
   — Дело не только в этом. Анжелика, конечно, эффектная женщина. У нее много достоинств. Она образованна, эрудированна… Но ей не хватает воображения. Понимаешь, есть люди, которые, обзаведясь определенной суммой знаний, не способны ими распорядиться. Может быть, это влияние ее матери — жены бывшего партийного работника, а ныне дипломата. А может быть, что-то другое…
   Я не знаю. Близость с Анжеликой начинает меня обременять…
   После некоторой паузы Наталья кивнула:
   — Хорошо, завтра я свободна.

Глава 18

   — Давненько я по командировкам не ездил, — вслух произнес Старостин, осмотревшись в тесном номере ведомственной гостиницы, в которой остановился, прибыв в Калининград.
   Это была небольшая комнатка со скрипучей кроватью, старым телевизором «Рекорд» на тумбочке, письменным столом с керамической пепельницей и телефонным аппаратом, а также акварелью какого-то местного художника на стене, изображавшей морской пейзаж с серым силуэтом военного судна на горизонте. В комнате стоял невыветриваемый запах табака, а из-за входной двери раздавались громкие голоса уборщиц и кастелянши. Все было привычно казенным и неуютным.
   Бросив саквояж в низкое кресло с деревянными подлокотниками, Старостин прихватил папку с бумагами и вышел из номера. Он решил не откладывая взяться за дело и сразу направился в городской отдел милиции.
   Насчет командировки Старостин лгал самому себе — в Калининграде он оказался по собственной инициативе. Просто случай подвернулся: полковник Арсеньев укатил по приглашению в Германию на встречу руководителей муниципальной полиции. Воспользовавшись его отсутствием, Старостину удалось у зама, с которым он был в приятельских отношениях, выпросить два дня отгулов.
   Затем он соврал жене про срочную служебную поездку, одолжил денег у товарищей на авиабилеты и оказался на берегу Балтийского моря.
   Встретили его с плохо скрываемой неприязнью — столичных визитеров нигде не любят. Пришлось почти оправдываться, говорить, что родился здесь, что детство прошло в Калининградской области. Это немного помогло, но все равно пришлось довольно долго ходить из кабинета в кабинет, прежде чем появилась какая-то зацепка.
   За последние несколько лет состав сотрудников сильно изменился, на смену старому поколению оперативников пришло много молодых ребят, которые ничего не знали о делах десятилетней давности. Старостину все-таки удалось побеседовать с одним из старожилов — тот с трудом припомнил убийство в Светлогорске. О тетке Натальи Мазуровой он ничего не знал, но посоветовал Старостину обратиться к бывшему следователю, а ныне пенсионеру Петру Ивановичу Данилину.
   Отправившись на поиски Данилина на автобусе, Старостин скоро пожалел, что не воспользовался такси: выйдя на названной ему остановке, он еще долго волочился пешком по очень напоминавшей фильмы про войну бывшей городской окраине, то и дело интересуясь у прохожих, как найти нужную ему улицу. Это было непросто: даже местные жители не слишком хорошо ориентировались в названиях улочек и переулков, застроенных еще до войны аккуратными коттеджами, которые все как один напоминали уютное жилье штандартенфюрера Штирлица. Поэтому, обнаружив табличку с надписью искомой улицы, Старостин несказанно обрадовался.
   Дом, в котором жил Данилин, в отличие от соседних коттеджей оказался скромным одноэтажным строением со старой черепичной крышей и небольшой кирпичной верандой. Хозяин в огороде окучивал тяпкой картошку.

* * *

   Данилин был одет в выцветшее трико с отвисшими коленями, застиранную майку и довольно забавную пляжную панаму.
   — Петр Иванович? — перегнувшись через калитку, окликнул его Старостин.
   Мужчина замер, обернулся, некоторое время всматривался в незнакомца, после чего неторопливо направился к нему.
   — Он самый, — приближаясь, отозвался Данилин. — С кем имею честь?
   — Майор Старостин, Московский уголовный розыск, — представился гость, демонстрируя удостоверение.
   — Ну и ну! — удивился Данилин. — Я-то в вас сразу следователя вычислил, но не предполагал, что из такого далека пожаловали. Это по какому ж поводу старика вспомнили?
   — По служебному, Петр Иванович.
   — Так ведь я давно на пенсии.
   — Меня привели к вам, так сказать, дела давно минувших дней.
   — Тогда входите, — Данилин открыл калитку, пропуская гостя во двор. — Присядем?
   Они прошли к вкопанному в землю столу с двумя небольшими скамейками возле него.
   — Рассказывайте, что вас в такую даль забросило.
   — Я, Петр Иванович, расследую убийство, недавно происшедшее в Москве. В одном лесопарке нашли труп женщины, на теле которой обнаружено двадцать восемь ножевых ран. Есть одна интересная деталь: на обеих щеках жертвы были также порезы в виде креста. К тому же лицо сильно измалевано косметикой: губы в помаде тени всякие, белила. Все говорит о том, что убийство совершено человеком с патологическими отклонениями в психике. Я поинтересовался, не случалось ли что-либо подобное раньше. И мне удалось выяснить, что ровно десять лет назад здесь, в Калининградской области…
   — Да-да, припоминаю, — перебил его Данилин. — Было нечто подобное в Светлогорске. Я тогда работал в уголовном розыске, и этим занимался наш отдел.
   Однако убийцу мы так и не нашли. Помнится, как раз много шума было по поводу Чикатило и витебского дела. Наше начальство перепугалось: вдруг и у нас в области завелся подобный монстр? Понятно, кому хотелось прогреметь на весь Союз, как Ростов и Витебск? Тем более что город — курортный. Но все обошлось, ничего подобного больше не случалось. Во всяком случае, пока я работал, убийств с подобным почерком не было.
   — А деталей каких-нибудь не припомните? Кем была погибшая, найдено ли орудие преступления?
   — Нет, ножа не нашли. А насчет убитой… Фамилию забыл, а вот род занятий — портовая проститутка, как нам удалось выяснить. У нас их к тому времени много развелось. Моряки, понимаете ли, все при деньгах, да после воздержания… И иностранцы тоже. Немцы ж в свой Кениг, как арабы в Мекку, ломятся. Но не думаю, что между этими делами существует некая связь. Все-таки десять лет прошло. К тому же от Светлогорска до Москвы приличное расстояние…
   — Расстояние в наше время не препятствие.
   Данилина слова майора не убедили:
   — Даже если в обоих случаях убийца — один и тот же человек, сомневаюсь, что вам удастся найти зацепку и свести эти два дела воедино.
   Старостин хитро посмотрел на собеседника.
   — Это как сказать… Видите ли, Петр Иванович, кое-какая зацепка у меня уже есть. Поэтому и сижу тут перед вами. Не припомните ли еще такого: 11 июля того же 1989 года в реанимацию попала некая Леокадия Кошелева — зав постановочной частью вашего областного драмтеатра. Эта фамилия вам ни о чем не говорит?
   Данилин усмехнулся:
   — Ляля Кошелева? Как же, как же, небезызвестная личность.
   В предчувствии удачи Старостин нервно пошарил рукой в кармане и достал сигареты.
   — Богема… Эта публика, — продолжал Данилин, — никогда не отличалась высокой нравственностью. К Ляле Кошелевой это имеет прямое отношение. К тому же город у нас — портовый, а потому проблемы с наркотиками, проституцией, сводниками, фарцовщиками всякими были всегда. Вот и за Лялей грешки велись: она покуривала «травку» и приторговывала ею заодно. Правда, надо отдать должное: с поличным схватить нам ее ни разу не удалось. А вот административные задержания за сводничество случались, но без серьезных последствий для Ляли. То руководство театра ее отмазывало, то еще кто-нибудь сверху звонил…
   — Кошелева была таким ценным работником? — поинтересовался Старостин.
   — Да кто их там разберет? Обеспечивала, так сказать, весь комплекс услуг. Кому надо…
   — И как же ей опекунство доверили над племянницей?
   — Вы и про это знаете? — удивился Данилин.
   — Работаем.
   — Так ведь не было оснований для отказа: судимостей за ней не водилось, а девчонке она была ближайшей родственницей. Ох и намучилась она с ней!
   — Кто с кем?
   — Племянница с теткой. У той квартира была — настоящий притон.
   Постоянно «девочки» ее собирались, пьянствовали, дебоширили. А Натаха в школу ходила, уроки надо было делать… Училась она плохо, да это и понятно — ходила вечно полуголодная… В одном ей повезло: в театре ее любили, выросла, можно сказать, при нем. Пока не подросла. А там уже произошла эта история с теткой.

* * *

   «Вот они откуда — самостоятельность, любовь к театру и скрытность», — подумал Старостин.
   — Вы так хорошо помните о какой-то там девчонке-подростке.
   — Так ведь моя дочка младшая с нею в одном классе училась, — усмехнулся пенсионер. — Наташа и дома у нас нередко бывала. Город-то у нас не очень большой. Военных, конечно, много, но они всегда особняком держались. Да и вообще — мир тесен.
   — Это точно, — согласился Старостин и решил быть поаккуратнее в своих расспросах.
   — А что между ними произошло в тот вечер? — поинтересовался он. — Между, как вы говорите, Лялей и ее племянницей.
   — Нам удалось узнать немногое. Судя по тому, что рассказали соседи, подрались они тогда. Видно, девчонка толкнула тетку, та упала и разбила голову.
   — А на какой почве могла возникнуть ссора?
   — Почва?.. — Данилин как-то странно усмехнулся и посмотрел в сторону. — Почва… В принципе об этом многие знали. Дело в том, что Кошелева была, как сейчас принято говорить, нетрадиционной сексуальной ориентации.
   — Лесбиянка? — уточнил Старостин.
   — Именно. Видимо, потому она и не стала писать заявление на племянницу, чтобы не вытаскивать все это на свет божий. А девчонка, как я предполагаю, испугалась и убежала из дому. Мы ее пытались разыскать. Работал по этому делу капитан Михайлюк — сосед их, кстати, по дому. Но все безуспешно. А потом я ушел на пенсию…
   — А капитан Михайлюк еще работает?
   — Нет, он еще при мне уволился, уехал куда-то.
   — Куда, не подскажете?
   — Понятия не имею, — вздохнул Данилин. — Может, на родину — он с Украины родом. А может, еще куда… Кто их знает. Разбросало людей по свету.
   Вот один мой сослуживец в Белграде осел.
   — В Белграде?
   — Уехал в девяносто втором в Боснию добровольцем, с сербами против мусульман воевал, да так в этой Югославии и остался. Приженился вроде на местной, теперь вот и гражданство югославское получил. Вот как оно все поворачивается…
   Старостин постарался вернуть разговор в прежнее русло:
   — Скажите, Петр Иванович, а как случилось, что Наталье пришлось жить с такой опекуншей? Как она осиротела, иными словами?
   Данилин отвел глаза и заговорил, глядя куда-то в сторону:
   — Нехорошая история приключилась. Ехали ее родители на машине и врезались на скорости в дерево. Оба погибли.
   — Да, — вздохнул Старостин, — неприятная история. Ну да что ж теперь…
   С каждым такая случайность приключиться может.
   — Так ведь в том-то и дело, что вовсе не случайность виновата.
   Виноватым оказался один большой партийный работник — ехал пьяным за рулем служебной «Волги». Из-за него все и произошло. Ну, дело замяли, как полагается, перевели его с повышением в другое место.
   — Вот, оказывается, в чем дело.
   — Именно в этом. Кстати, как вас, простите? Майор Старостин? Первым секретарем был ваш однофамилец…

* * *

   Утром следующего дня Наталья встретилась с Михайлюком.
   — Я все узнал. — Федор был необычайно оживлен и то и дело взмахивал руками. — Шеф вчера по пьяной лавочке проболтался. У него ведь общие дела с Ольшанским по рекламной части. Гатаулин в счет аванса выдал Ольшанскому крупную сумму денег… Наличкой! И не просто наличкой, а «зеленью». Правда, сколько там, точно сказать не могу. Ольшанский держит их в своем офисном сейфе.
   — Ну и что?
   — Как что? — выкатил глаза Михайлюк. — Ты, может, порвала с ним?!
   — Нет. И сегодня Андрей пригласил меня в ресторан. Но я не стану заниматься вымогательством, — с неожиданной твердостью заявила Наталья, — и на вашу хату его не поведу, хоть ты, дядя Федор, что хочешь со мной делай.
   — Заткнись, дура! — грубо рявкнул на нее Михайлюк. — Или предпочитаешь зону топтать? Она напряженно молчала.
   — Ладно, — неожиданно смягчился он, — от тебя ничего такого и не требуется. Хочешь крутить с ним — крути. Погуляйте в кабаке, пригласит к себе — да ради бога, иди. В общем, не будем торопить события. Я еще покумекаю.
   Оставшись в машине один, Федор некоторое время молча сидел за рулем и курил. Он солгал, успокаивая Наталью. Еще накануне вечером, узнав, что в офисе Ольшанского хранится крупная сумма денег в американской валюте, он составил план действий. Намерение рекламщика провести сегодняшний вечер и, возможно, ночь с Натальей было ему только на руку и ускоряло развязку.
   «Пускай побарахтаются в постели, — думал Федор, — а Цыгарь с Леней тем временем пошарят в офисе. Главное — обойтись без лишнего шума. С охраной проблемы могут возникнуть… Надо нейтрализовать… Нет, лучше обойти. Ладно, на месте разберемся».

* * *

   Офис Ольшанского располагался на первом этаже невысокого здания, большую часть которого занимали помещения Института повышения квалификации работников машиностроительной отрасли. Над отдельным входом в офис рекламного агентства висела камера видеонаблюдения. В небольшой комнатке за тяжелой металлической дверью перед монитором скучали два охранника. Один из них, услышав трель телефонного аппарата, стоявшего на столе, снял трубку.
   — Ну да, я. А что такое? Что, прямо сейчас? Да я не могу, у меня служба. — Оторвавшись на секунду от телефона и закрыв трубку рукой, он обратился к напарнику:
   — Иваныч, слушай, тут такое дело… Начинается!
   — Рожает?
   — Вроде как схватки…
   Второй охранник, мужчина средних лет с внешностью отставного милиционера, глянул на наручные часы.
   — Начало двенадцатого…
   — Может, отпустишь? Все-таки дело нешуточное, а родственники все, как назло, на дачу съехали из-за этой жары.
   — Валяй. Здесь, тьфу-тьфу, все спокойно, а до утра как-нибудь один управлюсь.
   Степан Цыганков и Леонид Михайлюк, сидевшие вместе с Федором в неказистых «Жигулях» в глубине двора неподалеку от офиса Ольшанского, внимательно наблюдали за происходящим.
   Им было хорошо видно, как стальная двери офиса распахнулась и оттуда вышли два охранника. Пожав друг другу руки, они распрощались. Тот, что помоложе, сел в старенький «Москвич» и быстро уехал. Второй спустился с крыльца и, закурив, стал прохаживаться, поглядывая на усыпанное мерцающими звездами ясное небо.
   — Чертова жара, — выругался он вслух, — третий месяц уже. Дом раскалился, как печка…
   Цыгарь возбужденно заерзал, наблюдая за одиноким охранником.
   — Леня, давай рискнем! — Он дернул подельника за рукав.
   — Федя, а ты что скажешь? — обратился Михайлюк-младший к брату, сидевшему за рулем. Тот молчал.
   — Федор, решайся скорее, — горячо зашептал Цыгарь. — Видишь, он там один остался! Оприходуем его без шума и пыли, под алкашей сработаем.
   — Добро, — откликнулся наконец Федор Михайлюк, — только аккуратно…
   Спустя минуту, когда охранник уже затушил окурок ногой и собирался вернуться на свой пост, к нему шатающейся походкой подошли двое мужчин, разминая на ходу сигареты.
   — Слышь, браток, у тебя огонька не найдется? — заплетающимся языком спросил один из них — молодой парень довольно хлипкого на вид телосложения.
   Второй, повыше ростом и покрупнее, держался сзади. Охранник подозрительным взглядом смерил подгулявших мужичков и, на всякий случай положив одну руку на кобуру с пистолетом, второй протянул зажигалку.
   — Вот спасибо! — Парень потянулся к зажигалке и неожиданно нанес хлесткий удар охраннику в пах.
   От резкой боли тот перегнулся пополам, и мгновенно подскочивший к нему Леня Михайлюк довершил дело мощнейшим ударом ребром ладони по шее.
   Наблюдавший за происходящим Федор поспешил к ним.
   — Не задерживайтесь во дворе! — громко прошептал он, дрожащей рукой нащупывая пистолет на поясе.
   Цыгарь и Леня затащили охранника в офис и захлопнули за собой дверь.
   Федор вернулся в машину.

* * *

   Наталья лежала в постели, нежно поглаживая Андрея, который свернулся рядом в позе младенца во чреве матери.
   — Ты когда брился в последний раз?
   — Утром.
   — У тебя не лицо, а наждачная бумага.
   — Что я могу поделать? — негромко засмеялся он. — Природа…
   — Мне из-за твоей природы утром придется тонну грима на лицо накладывать.
   — Я оплачиваю все расходы на косметику, — шутливо откликнулся он. — Ты же знаешь, средства у меня есть. Мы можем вести вполне обеспеченный образ жизни.
   — Мне от тебя совсем иное нужно.
   — Что именно?
   — То, что требуется любой женщине, — тепло и внимание.
   — Неужели ты можешь пожаловаться на отсутствие внимания со стороны мужчин? По-моему, такой женщине, как ты, чаще хочется отдохнуть от них…
   — …в твоих объятиях.
   Он перевернулся на спину, взял с прикроватной тумбы сигареты и закурил.
   Его долгое молчание заставило Наталью осторожно спросить:
   — Тебя что-то беспокоит?
   — Дела… Помнишь, я тебе как-то говорил о неприятностях?
   — Я думала, все уже разрешилось.
   — Нет. Просто затихло. Вот это меня больше всего и волнует… Поскорей бы развязать этот узел и больше никогда не связываться. Ты понимаешь, какое дело… Я тогда был на мели, срочно требовалась финансовая подпитка. Сначала пытался по знакомым занять, бизнесмена одного просил, нефтеторговца. Но и у него свободных денег не оказалось. А тут они объявились, братва. Пришлось согласиться. Вот так все и началось…
   Раздалась мелодичная трель сотового телефона. Наталья машинально взглянула на мерцающий циферблат электронного будильника. Время шло к полуночи.
   — Кто это? — обеспокоено спросила она.
   — В такое время могут звонить только они, — ответил Андрей, протянув руку за телефоном. — Да, я слушаю. А где вы были раньше? Нет-нет, все готово.
   Где? У меня в офисе. Что, прямо сейчас? Хорошо, подъезжайте, буду там через пятнадцать минут.
   Он отключил телефон, тяжело вздохнул и, встав с кровати, начал одеваться.
   — Куда ты?
   — Подожди меня здесь. Я вернусь через час. Мне надо съездить в офис… развязать узел.
   Ничего больше не объясняя, Ольшанский вышел из комнаты. В прихожей задержался, открыл дверцу платяного шкафа и, пошарив рукой по одной из полок, достал пистолет. Сунув его под рубашку за пояс джинсов, Он вышел из квартиры.

* * *

   В тот вечер майор Старостин поехал навестить отца. Он не любил бывать дома у Старостина-старшего, и ему всякий раз приходилось делать усилие над собой, чтобы выполнить сыновний долг.
   У сына были претензии к родителю. Когда-то тот сумел сделать довольно успешную карьеру по партийной линии, занимал высокий пост в одном из райкомов партии в Калининградской области. Юный Володя был абсолютно уверен в своем светлом будущем. Но затем что-то произошло… У отца случились крупные неприятности, и в итоге его перевели в поселок Глинка Смоленской области. Вроде бы на повышение, но переезд с Балтийского взморья в глухую отсталую деревню поверг молодого человека в шок. Да и отца — тоже. Батька запил горькую, и карьере его вскоре пришел конец. Сыну еще удалось поступить на юридический, но дальше приходилось пробиваться самостоятельно, без какой-либо поддержки. А после смерти матери отец вовсе стал плох, буквально загоняя себя в могилу.
   Пришлось перетащить его за собой в Москву.
   Здесь Старостину-старшему полегчало. Как ни крути, а сбылась мечта его юности — жить в столице. Уважили его и бывшие друзья-коллеги, пристроили на приличную работу. Батька окреп, и в нем с новой силой стали проявляться былые диктаторские замашки. Да и водку снова стал пить, как в прежние времена.
   Встречи с отцом для майора Старостина означали бесконечные поучения, разговоры о политике, набившая оскомину ругань в адрес Горбачева, Ельцина и демократов, обещания всем им что-то еще там показать.