Страница:
Этот вечер не был исключением. Отец выставил на стол бутылку и завел свою вечную песню про то, какой раньше кругом был порядок, а сейчас — полный бардак.
Старостин-младший сидел молча, не проронив ни слова. Отца он не слушал — мысли его витали очень далеко.
Родителю это не понравилось. Ему требовалась аудитория, и он довольно грубо потребовал:
— Слушай меня, не отвлекайся!
— Отец, — неожиданно прервал его сын, — я хочу задать тебе один вопрос.
— Задавай, — с тревожной готовностью согласился Старостин — старший.
— Раньше я никогда у тебя не спрашивал… Скажи, а почему тебя тогда, в конце семидесятых, перевели на Смоленщину?
Отец смутился, что на него было совсем не похоже.
— С чего бы это тебя заинтересовало? Было одно дело, понимаешь… Как бы тебе сказать? Сцепился я с секретарем обкома по одному вопросу.
Принципиальному…
— Из-за той аварии на шоссе? — подсказал сын. Мгновенная перемена, которая произошла с отцом, была пугающей — словно черная туча обволокла непроглядной тенью его лицо. Майор успел пожалеть о своем вопросе. Но то, что произошло дальше, было совершенно неожиданно для него: глаза отца налились кровью, и вместо слов оправдания он разразился черной руганью:
— Сопляк! Не твое это дело! Грязные ублюдки, привыкли копать под всех и мешать жить заслуженным людям. Ничего ты не докажешь. Ты ничего не знаешь и не можешь знать! Свидетелей нет, никто ничего не видел!
— Замолчи! — крикнул сын, возможно, впервые проявив волю, давая понять, что он уже давно не мальчишка. Вся обида, которая давно накопилась у него внутри, наконец вырвалась наружу. Обида за мать, которую, как утверждали все без исключения соседи, довел до могилы его отец, обида за себя и свою непростую судьбу, в чем он мысленно также винил отца. — Были свидетели, понимаешь? И не один — несколько. Все все знают! Первый же пенсионер в Калининграде, к которому я обратился, все мне рассказал и назвал твою — и мою — фамилию. И про то, как ты возвращался после гулянки с бл…ми, как сидел за рулем «Волги» и был пьян!
Старостин-старший схватился за сердце и часто задышал. Но сын еще не успел испугаться, как тот с ненавистью в глазах прохрипел:
— Так ты уже под отца родного копаешь, сыщик?! Отца родного за решетку решил упрятать? Ничего не выйдет, щенок! Ровно двадцать лет прошло, ровнехонько! Так что за сроком давности…
Майор Старостин неожиданно поник, почувствовав смертельную усталость.
— Успокойся, я не Павлик Морозов, — тихо произнес он. — Не копал я под тебя. Я узнал все совершенно случайно. Меня интересовала судьба одной женщины.
Она оказалась дочерью тех людей, которые тогда погибли.
Он поднял стакан и залпом осушил его. И тут Старостин заметил, как отец, неестественно запрокинув голову, стал грузно опускаться вдоль стены на пол.
— Батя, батя! — закричал майор, бросившись к нему.
Он приподнял его веки и тут же отпрянул, встретившись с пустым «взглядом» закатившихся глаз.
Схватив трубку телефона, он дрожащими пальцами набрал 03 и прокричал в микрофон:
— «Скорая»? Говорит майор уголовного розыска Старостин. Необходима срочная медицинская помощь!..
Назвав адрес, он снова метнулся к отцу, расстегнул ворот его рубашки и принялся массировать ему сердце.
«Что они там тянут?»
Услышав гул подъезжающей машины, он нервно закусил губу.
Возле офиса остановился «Ягуар», из которого вышел Андрей Ольшанский.
Он сразу же направился к металлической двери. Дернув за ручку и убедившись, что офис заперт, нажал на кнопку звонка. Дверь не открывали.
— Да что они там, спят, что ли? — вслух произнес Ольшанский.
Подождав еще немного, он достал из кармана ключи и, выбрав среди них нужный, сунул в замочную скважину. Открыв замок, вошел внутрь.
«Что он здесь делает посреди ночи? Вот уж этого я не ждал. Ну, все…»
— подумал Федор, выдергивая из-за пояса пистолет. Выскочив из машины, он бросился на помощь подельникам. Словно в подтверждение его худших опасений, из офиса донеслись два приглушенных хлопка.
Распахнув незапертую дверь, он влетел в длинный, узкий коридор и, пробежав несколько метров, лоб в лоб столкнулся со своим младшим братом.
Леня направил на него. пистолет, и только крик Цыгаря спас положение:
— Стой! Это же Федор!
Тяжело дыша, Михайлюк-младший опустил руку.
— Грохнул я его, — просипел он, облизывая пересохшие губы.
Федор бросился в комнату, где на полу, раскинув руки, лежал Андрей Ольшанский. Вокруг головы расплывалось большое темное пятно. В руке был зажат пистолет.
В стене чернел зев распахнутого сейфа. Цыгарь с растерянным видом оправдывался: .
— Я только-только дверцу вскрыл, а тут этот вбегает!.. — Он показал на тело Ольшанского. — Пушка у него в руке была. Он пальнул сразу… Только Леня точнее оказался. Ну и…
— Идиоты, — прошипел Федор, вырывая из руки младшего брата пистолет. — Сматываться надо побыстрее.
— А как же бабки? — махнул рукой в сторону сейфа Леня.
— Там баксов — не счесть! — подтвердил Цыганков.
— Быстро в машину! — скомандовал Федор. — Я сам тут разберусь.
Он подхватив лежащую на полу спортивную сумку, метнулся к сейфу и стал торопливо запихивать в нее тугие пачки зеленых банкнот. После этого бросился к шкафу с папками, в беспорядке сбросил на пол все бумаги, облил их дорогим виски из бутылки и поджег, чиркнув зажигалкой.
Огоньки пламени, быстро разрастаясь, поползли по полу. Держа в одной руке сумку с деньгами, а в другой пистолет, Федор выбежал из кабинета.
Подельники ждали его в машине. Леня сидел, обхватив голову руками, Цыгарь непрестанно матерился. Федор швырнул сумку на заднее сиденье и сел за руль. Не включая фар, он вывел машину со двора и принялся петлять по каким-то закоулкам. Потом, держа одну руку на руле, закурил и жадно затянулся.
— Цыгарь, в бардачке лежит мобильник, — внезапно осипшим голосом произнес он. — Позвони Мазуровой. Помнишь номер?
— Помню. И что сказать? — спросил Цыгарь, набирая номер.
— Ничего, — зло бросил Михайлюк. — Скажи, чтобы ложилась на дно.
— Натаха, это ты? — сдавленно произнес Цыгарь, услышав голос в трубке.
— Тут у нас такое дело… Облом, в общем. Потом расскажу. Ты где?
Глаза его округлились, и он ошеломленно посмотрел на Федора.
— Слышишь, шеф? Она у этого… Которого мы только что…
— Дай сюда! — Михайлюк вырвал у него трубку и прокричал:
— Быстро сматывайся оттуда! И чтобы никаких следов! Ясно? Все, больше ничего объяснять не буду. На связь выйду сам.
Пожар охватил уже половину кабинетов в офисе Ольшанского, когда рядом с его одиноко маячившим во дворе «Ягуаром» остановился хищно ощетинившийся хромовыми дугами джип. Вышедшие из него четверо крепких парней направились к распахнутой двери офиса, но вскоре остановились, настороженно прислушиваясь к странному потрескиванию и вглядываясь в неясное мерцание за окнами.
— Что за хрень? — растерянно пробасил один из них.
В это время стекла стали с треском лопаться, и из окон вырвались языки пламени.
— Да там все полыхает, пацаны! Бля буду…
— Так че делать?
— Ноги делать! Тут пожарных скоро будет, как грязи, и менты понаедут.
Нам это надо?
— А как же бабки?
— Какие, на хрен, бабки?!
Солнцевские, как сайгаки, попрыгали в джип и, резко развернувшись, рванули со двора.
Было раннее утро.
Свернув в глубь Кусковского лесопарка, он направился в сторону Большого пруда. На ходу нагнулся и отстегнул карабин поводка. Почуяв свободу, ньюфаундленд радостно подпрыгнул и помчался вперед по сырой от утренней росы траве, подняв в воздух стайку воробьев.
— Джек! — позвал собаку хозяин. — Ты куда? Я за тобой не угонюсь.
Умный пес тут же замер и обернулся на голос. Немного подождав прихрамывающего хозяина, снова рванул с места, пробежал несколько десятков метров и вдруг остановился как вкопанный. Поведя носом, бросился в сторону кустов, росших неподалеку, остановился, слегка присел, но тут же выпрямился и громко залаял.
— Джек, ты что это? — Хозяин собаки прибавил, насколько мог, шагу.
Пес побежал было к нему, но снова вернулся, заливаясь лаем.
— Да что ты там такое нашел? — Мужчина приблизился к собаке, раздвинул руками ветки, заглянул в заросли и тут же отпрянул:
— О боже!
Он сунул трость под мышку и принялся креститься. В кустах, неестественно закинув руки за голову, лежала раздетая до пояса молодая женщина.
Все ее тело было измазано запекшейся, почерневшей кровью.
— Вляпались по самую глотку. Леня, как всегда, переборщил.
— Так в чем все-таки дело?
— Ты что — не врубаешься? Перекрыли, в общем, кислород «карасю». Он теперь на Луне отдыхает.
— Что? — Наталья ошеломленно молчала. — Вы его?..
— А че оставалось делать? Ты это… короче, ничего не знаешь, ничего не видела и не слышала. Он про тебя никому не рассказывал?
— Как же так?.. — Наталья не ответила на его вопрос. Она не смогла сдержать слезы и расплакалась навзрыд.
— Не надо, Натаха. Успокойся… Потом созвонимся. Я просто хотел, чтобы ты знала. Пока, в общем.
Глава 19
Старостин-младший сидел молча, не проронив ни слова. Отца он не слушал — мысли его витали очень далеко.
Родителю это не понравилось. Ему требовалась аудитория, и он довольно грубо потребовал:
— Слушай меня, не отвлекайся!
— Отец, — неожиданно прервал его сын, — я хочу задать тебе один вопрос.
— Задавай, — с тревожной готовностью согласился Старостин — старший.
— Раньше я никогда у тебя не спрашивал… Скажи, а почему тебя тогда, в конце семидесятых, перевели на Смоленщину?
Отец смутился, что на него было совсем не похоже.
— С чего бы это тебя заинтересовало? Было одно дело, понимаешь… Как бы тебе сказать? Сцепился я с секретарем обкома по одному вопросу.
Принципиальному…
— Из-за той аварии на шоссе? — подсказал сын. Мгновенная перемена, которая произошла с отцом, была пугающей — словно черная туча обволокла непроглядной тенью его лицо. Майор успел пожалеть о своем вопросе. Но то, что произошло дальше, было совершенно неожиданно для него: глаза отца налились кровью, и вместо слов оправдания он разразился черной руганью:
— Сопляк! Не твое это дело! Грязные ублюдки, привыкли копать под всех и мешать жить заслуженным людям. Ничего ты не докажешь. Ты ничего не знаешь и не можешь знать! Свидетелей нет, никто ничего не видел!
— Замолчи! — крикнул сын, возможно, впервые проявив волю, давая понять, что он уже давно не мальчишка. Вся обида, которая давно накопилась у него внутри, наконец вырвалась наружу. Обида за мать, которую, как утверждали все без исключения соседи, довел до могилы его отец, обида за себя и свою непростую судьбу, в чем он мысленно также винил отца. — Были свидетели, понимаешь? И не один — несколько. Все все знают! Первый же пенсионер в Калининграде, к которому я обратился, все мне рассказал и назвал твою — и мою — фамилию. И про то, как ты возвращался после гулянки с бл…ми, как сидел за рулем «Волги» и был пьян!
Старостин-старший схватился за сердце и часто задышал. Но сын еще не успел испугаться, как тот с ненавистью в глазах прохрипел:
— Так ты уже под отца родного копаешь, сыщик?! Отца родного за решетку решил упрятать? Ничего не выйдет, щенок! Ровно двадцать лет прошло, ровнехонько! Так что за сроком давности…
Майор Старостин неожиданно поник, почувствовав смертельную усталость.
— Успокойся, я не Павлик Морозов, — тихо произнес он. — Не копал я под тебя. Я узнал все совершенно случайно. Меня интересовала судьба одной женщины.
Она оказалась дочерью тех людей, которые тогда погибли.
Он поднял стакан и залпом осушил его. И тут Старостин заметил, как отец, неестественно запрокинув голову, стал грузно опускаться вдоль стены на пол.
— Батя, батя! — закричал майор, бросившись к нему.
Он приподнял его веки и тут же отпрянул, встретившись с пустым «взглядом» закатившихся глаз.
Схватив трубку телефона, он дрожащими пальцами набрал 03 и прокричал в микрофон:
— «Скорая»? Говорит майор уголовного розыска Старостин. Необходима срочная медицинская помощь!..
Назвав адрес, он снова метнулся к отцу, расстегнул ворот его рубашки и принялся массировать ему сердце.
* * *
Цыгарь с Леней задерживались в офисе. Федор, сидевший в машине в глубине двора, нервно поглядывал на часы.«Что они там тянут?»
Услышав гул подъезжающей машины, он нервно закусил губу.
Возле офиса остановился «Ягуар», из которого вышел Андрей Ольшанский.
Он сразу же направился к металлической двери. Дернув за ручку и убедившись, что офис заперт, нажал на кнопку звонка. Дверь не открывали.
— Да что они там, спят, что ли? — вслух произнес Ольшанский.
Подождав еще немного, он достал из кармана ключи и, выбрав среди них нужный, сунул в замочную скважину. Открыв замок, вошел внутрь.
«Что он здесь делает посреди ночи? Вот уж этого я не ждал. Ну, все…»
— подумал Федор, выдергивая из-за пояса пистолет. Выскочив из машины, он бросился на помощь подельникам. Словно в подтверждение его худших опасений, из офиса донеслись два приглушенных хлопка.
Распахнув незапертую дверь, он влетел в длинный, узкий коридор и, пробежав несколько метров, лоб в лоб столкнулся со своим младшим братом.
Леня направил на него. пистолет, и только крик Цыгаря спас положение:
— Стой! Это же Федор!
Тяжело дыша, Михайлюк-младший опустил руку.
— Грохнул я его, — просипел он, облизывая пересохшие губы.
Федор бросился в комнату, где на полу, раскинув руки, лежал Андрей Ольшанский. Вокруг головы расплывалось большое темное пятно. В руке был зажат пистолет.
В стене чернел зев распахнутого сейфа. Цыгарь с растерянным видом оправдывался: .
— Я только-только дверцу вскрыл, а тут этот вбегает!.. — Он показал на тело Ольшанского. — Пушка у него в руке была. Он пальнул сразу… Только Леня точнее оказался. Ну и…
— Идиоты, — прошипел Федор, вырывая из руки младшего брата пистолет. — Сматываться надо побыстрее.
— А как же бабки? — махнул рукой в сторону сейфа Леня.
— Там баксов — не счесть! — подтвердил Цыганков.
— Быстро в машину! — скомандовал Федор. — Я сам тут разберусь.
Он подхватив лежащую на полу спортивную сумку, метнулся к сейфу и стал торопливо запихивать в нее тугие пачки зеленых банкнот. После этого бросился к шкафу с папками, в беспорядке сбросил на пол все бумаги, облил их дорогим виски из бутылки и поджег, чиркнув зажигалкой.
Огоньки пламени, быстро разрастаясь, поползли по полу. Держа в одной руке сумку с деньгами, а в другой пистолет, Федор выбежал из кабинета.
Подельники ждали его в машине. Леня сидел, обхватив голову руками, Цыгарь непрестанно матерился. Федор швырнул сумку на заднее сиденье и сел за руль. Не включая фар, он вывел машину со двора и принялся петлять по каким-то закоулкам. Потом, держа одну руку на руле, закурил и жадно затянулся.
— Цыгарь, в бардачке лежит мобильник, — внезапно осипшим голосом произнес он. — Позвони Мазуровой. Помнишь номер?
— Помню. И что сказать? — спросил Цыгарь, набирая номер.
— Ничего, — зло бросил Михайлюк. — Скажи, чтобы ложилась на дно.
— Натаха, это ты? — сдавленно произнес Цыгарь, услышав голос в трубке.
— Тут у нас такое дело… Облом, в общем. Потом расскажу. Ты где?
Глаза его округлились, и он ошеломленно посмотрел на Федора.
— Слышишь, шеф? Она у этого… Которого мы только что…
— Дай сюда! — Михайлюк вырвал у него трубку и прокричал:
— Быстро сматывайся оттуда! И чтобы никаких следов! Ясно? Все, больше ничего объяснять не буду. На связь выйду сам.
Пожар охватил уже половину кабинетов в офисе Ольшанского, когда рядом с его одиноко маячившим во дворе «Ягуаром» остановился хищно ощетинившийся хромовыми дугами джип. Вышедшие из него четверо крепких парней направились к распахнутой двери офиса, но вскоре остановились, настороженно прислушиваясь к странному потрескиванию и вглядываясь в неясное мерцание за окнами.
— Что за хрень? — растерянно пробасил один из них.
В это время стекла стали с треском лопаться, и из окон вырвались языки пламени.
— Да там все полыхает, пацаны! Бля буду…
— Так че делать?
— Ноги делать! Тут пожарных скоро будет, как грязи, и менты понаедут.
Нам это надо?
— А как же бабки?
— Какие, на хрен, бабки?!
Солнцевские, как сайгаки, попрыгали в джип и, резко развернувшись, рванули со двора.
* * *
Высокий седовласый мужчина с тростью в руке неторопливо шел вдоль улицы Юности, ведя на поводке большую лохматую черную собаку.Было раннее утро.
Свернув в глубь Кусковского лесопарка, он направился в сторону Большого пруда. На ходу нагнулся и отстегнул карабин поводка. Почуяв свободу, ньюфаундленд радостно подпрыгнул и помчался вперед по сырой от утренней росы траве, подняв в воздух стайку воробьев.
— Джек! — позвал собаку хозяин. — Ты куда? Я за тобой не угонюсь.
Умный пес тут же замер и обернулся на голос. Немного подождав прихрамывающего хозяина, снова рванул с места, пробежал несколько десятков метров и вдруг остановился как вкопанный. Поведя носом, бросился в сторону кустов, росших неподалеку, остановился, слегка присел, но тут же выпрямился и громко залаял.
— Джек, ты что это? — Хозяин собаки прибавил, насколько мог, шагу.
Пес побежал было к нему, но снова вернулся, заливаясь лаем.
— Да что ты там такое нашел? — Мужчина приблизился к собаке, раздвинул руками ветки, заглянул в заросли и тут же отпрянул:
— О боже!
Он сунул трость под мышку и принялся креститься. В кустах, неестественно закинув руки за голову, лежала раздетая до пояса молодая женщина.
Все ее тело было измазано запекшейся, почерневшей кровью.
* * *
О том, что случилось, Наталья узнала лишь на следующий день — утром ей позвонил Цыганков. —Степа, что у вас произошло?— Вляпались по самую глотку. Леня, как всегда, переборщил.
— Так в чем все-таки дело?
— Ты что — не врубаешься? Перекрыли, в общем, кислород «карасю». Он теперь на Луне отдыхает.
— Что? — Наталья ошеломленно молчала. — Вы его?..
— А че оставалось делать? Ты это… короче, ничего не знаешь, ничего не видела и не слышала. Он про тебя никому не рассказывал?
— Как же так?.. — Наталья не ответила на его вопрос. Она не смогла сдержать слезы и расплакалась навзрыд.
— Не надо, Натаха. Успокойся… Потом созвонимся. Я просто хотел, чтобы ты знала. Пока, в общем.
Глава 19
Как только Старостин вернулся с места убийства в Кусковском лесопарке, он, не теряя ни минуты, направился к полковнику Арсеньеву.
— Виктор Васильевич, — сказал он, поздоровавшись, — думаю, вам уже доложили о новом убийстве. Судя по предварительной информации, почерк тот же, что и в Битцеве. Личность жертвы не определена, возраст — около тридцати, в крови — небольшое содержание алкоголя. На теле двадцать пять ножевых ранений, на лице большой слой косметики, на щеках — порезы в виде креста. Прямых следов изнасилования не обнаружено. Нет никаких сомнений в том, что убийца — Гример.
Мы имеем дело с маньяком, товарищ полковник, я в этом абсолютно убежден. Считаю необходимым проведение полного комплекса оперативно-следственных мероприятий в отношении подозреваемой Мазуровой.
— Эк куда загнул, — откидываясь на спинку стула, начальственно сказал Арсеньев. — Не гони лошадей, Владимир Викторович. Сначала вдумайся в то, что ты мне предлагаешь. Ты предлагаешь проводить отработку какой-то соплячки, против которой у нас нет даже косвенных улик. Допустим, у нее не совсем ясное прошлое, допустим, у нее нет прочного алиби, но ведь это еще ничего не значит. И вообще, ты слыхал когда-нибудь, чтобы маньяком-убийцей была женщина?
— В истории криминалистики есть такие примеры.
— Ну-ка напомни…
— Например, Майра Хиндли, которая вместе со своим дружком, любителем фашистской символики и магнитофонных речей Гитлера, насиловала и убивала детей.
Была некая Мэри Энн Коттон, которая отравила около двадцати человек… Или, к примеру, Бонни Паркер, Эльза Кох, Ульрика Майнхофф…
Полковник принялся нетерпеливо постукивать пальцами по столу:
— Ты хочешь сказать…
— Да, женщины с маниакальными наклонностями — не такая уж редкость.
— Допустим, — перебил Старостина начальник. — Я тебя выслушал, а теперь послушай ты меня. Это все, конечно, невероятно интересно. Я давно знал, что ты, Владимир Викторович, — ходячая энциклопедия. Вот только объясни мне, какое отношение все это имеет к твоей Мазуровой?
— Самое непосредственное, — оживился Старостин. — Как раз об этом я и хотел вам рассказать. Мне удалось получить кое-какую информацию из Калининграда… Со слов знакомых Мазуровой я знал, что она питает неприязнь к своей тетке-опекунше. Но почему? Теперь прояснилось. Дело в том, что ее тетка, — Старостин заглянул в блокнот, — Леокадия Кошелева, известная в определенных кругах как Ляля…
— Ляля? — переспросил полковник.
— Вот именно. Прозвище, весьма характерное для женщин определенного рода занятий. Так вот, Ляля Кошелева неоднократно подвергалась административному задержанию за сводничество, иными словами, была сутенершей.
Кроме того, она употребляла наркотики и приторговывала ими. Но и это не самое главное. Она была еще и лесбиянкой, и Наталья Мазурова, судя по всему, не раз подвергалась с ее стороны вполне определенному давлению. По всей видимости, племянница тетку просто ненавидела. По показаниям соседей, они часто ссорились, Наталье не нравился образ жизни, который ей пыталась навязать, а может быть, и навязала ее опекунша. Во время очередной ссоры Наталья толкнула тетку, та упала, ударилась головой и с тяжелой черепно-мозговой травмой попала в больницу. Испугавшись, девчонка сбежала. Ляля, правда, осталась жива и заявлять на племянницу не стала. Я думаю, она просто побоялась, что наружу выплывет нечто такое, о чем милиция не знала. Было это десять лет назад. Так что можно с уверенностью утверждать, что Мазурова пережила в детстве и юности тяжелую психологическую травму.
— Таких людей, Володя, гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. У кого-то отец был алкоголиком, у кого-то родители ненавидели друг друга. Подобное встречается сплошь и рядом. Это еще не причина для того, чтобы подозревать всех в маниакальных наклонностях.
— Конечно, — согласился Старостин. — Но, Виктор Васильевич, поверьте мне. Я беседовал с Мазуровой два раза. Она явно что-то скрывает. Неизвестно, где она была и чем занималась с момента побега из дому и до своего появления в Москве. Шрам на лице в виде креста… Она говорит, что это след сведенной татуировки. Странная татуировка… В истории криминалистики известны случаи, когда в некоторых преступных группировках подобные «мушки» выкалывали киллерам.
К тому же ненависть к проституткам — у Мазуровой есть для этого все основания.
— У нас пока нет оснований заявлять, что жертвы — проститутки.
— Но и обратное тоже не доказано. Далее: лица жертв густо измазаны косметикой. А Мазурова — гример. Тут уж связь прямая. Мы не имеем права просто отмахнуться от этого факта. К тому же, товарищ полковник, я хочу показать вам еще кое-что. — Старостин достал из папки карту Москвы и развернул ее перед начальником. — Обратите внимание: и Битцево, и Кусково находятся недалеко от железной дороги. На первый взгляд, это два совершенно разных направления. Одна линия ведет на юг, другая — на юго-восток. Но вот о чем я подумал: они сходятся в одной точке — на Курском вокзале. Поэтому можно предположить, что убийца «снимал» жертвы именно здесь, а затем садился с ними в электричку…
— Но какое отношение это имеет к Мазуровой? — стал терять терпение полковник.
— Самое непосредственное. Дело в том, что недалеко от Курского вокзала начинается шоссе Энтузиастов, в районе которого и проживает Мазурова. Если бы она жила в каком-нибудь другом конце города… Но, как видите, и тут все сходится.
— Все это очень сыро. — Начальник отодвинул от себя карту. — Все твои подозрения, Владимир Викторович, основываются лишь на предположениях. Поимей в виду, что часто обвинения, построенные даже на вполне логичной цепи косвенных доказательств, приводили к абсолютно неверным выводам. Это только у Шерлока Холмса с его дедукцией все выглядит красиво и неоспоримо, но мы имеем дело не с литературными героями, а с реальными людьми. В жизни все гораздо сложнее.
По-твоему, то, что перед смертью жертвы не были изнасилованы, доказывает, что убийца — женщина. А я тебе говорю: убийца — импотент. И мое утверждение гораздо обоснованнее твоего. Сексуальные маньяки в большинстве случаев были импотентами. А женщин, серийных убийц, я все же не припоминаю…
— Ну как же! Я перечислил столько имен…
— Все эти имена… — Полковник поморщился. — Давай разберемся. У Бонни Паркер был любовник и сообщник Клайд, уж не помню его фамилию, а мужа Эльзы Кох — Карла Коха — расстреляли сами эсэсовцы за зверские расправы над узниками. Они обвиняли его в том, что Кох утратил человеческий облик. Ха! Коха присудили к расстрелу люди, разработавшие планы уничтожения целых наций, которые проводили исследования по нахождению наиболее быстрого и дешевого способа уничтожения людей. Дальше кто там у тебя по списку? Ах да — Ульрика Майнхофф. Эта вовсе из другой оперы. Вспомни, какие времена тогда были: по Парижу бегали студенты с автоматами в руках, по всей Европе и Америке таскались заросшие, как дикобразы, засранцы, обкурившиеся «травки» либо обожравшиеся ЛСД, трахались без стыда на каждом углу — сексуальная революция! Твоя Ульрика — одна из них. Помешавшаяся на маоизме и троцкизме перманентная революционерка, левачка, которой скучно было жить, если вокруг что-нибудь не взрывалось и кого-нибудь не разносило в клочья. Но и у нее был дружок — левак и террорист Баадер. Так что видишь, Владимир Викторович, я историю преступного мира тоже неплохо знаю. Что ж, даже психологи до сих пор не могут понять, как и почему иногда самый заурядный человечек превращается в монстра. Но только все эти извращенки, о ком мы сейчас с тобой говорили, не относятся к разряду серийных убийц. Они проходят по другому разделу криминалистики — преступным союзам. Союзам Сатаны и Антихриста, как я это называю. Вот если бы у твоей Мазуровой был сообщник…
— Так именно к этому я и вел, — оправдываясь, заявил Старостин, — когда просил разрешение для проведения полного комплекса мероприятий. Должен быть у Мазуровой сообщник, как пить дать, должен. Свою связь они, по-видимому, тщательно скрывают. Мне нужны люди и технические средства.
Полковник Арсеньев отрицательно покачал головой:
— Нет, майор Старостин. Твоих подозрений недостаточно для того, чтобы снимать людей с других участков. Будете отрабатывать все версии сразу. Как положено, по плану. Проверить все сумасшедшие дома: кого из психов выписали, кто сбежал. Сначала Московскую область, а затем и дальше… То же самое с тюрьмами. Привлечь психологов — пусть составят портрет. Работы — выше крыши.
Поймать маньяка — дело серьезное. Конечно, если бы мы сделали это, отцы-командиры были бы очень довольны. Можно надеяться и на существенные поощрения… Глядишь, и твоя благоверная, Владимир Викторович, оценила бы тебя по достоинству. Все это очень заманчиво… Вот только в случае неудачи тебе почти ничего не грозит, а я получу по шапке. И крепко получу. А мне этого совсем не хочется. Так что, Владимир Викторович, не обессудь. Ничем тебе помочь не могу.
— Ну что ж, — вздохнул Старостин. — Вы не оставляете мне ничего другого, как просить санкцию на административное задержание Мазуровой. Если она не сможет предъявить твердое алиби, я упрячу ее за решетку и попытаюсь расколоть на признание. Пусть расскажет о сообщнике, который, ничуть не сомневаюсь, у нее имеется. Нутром чую, Виктор Васильевич, что Мазурова не чиста. Если даже не в этом, так в чем-нибудь другом замешана.
— Веришь в свой дар предвидения? Ну-ну, прорицатель. Глоба нашелся, — усмехнулся полковник. — Торопишься, Старостин, поверь моему опыту. Я понимаю, ты парень молодой, о карьере мечтаешь, а тут такое дело — маньяк! Еще неделька-две, и прокуратура это дело у нас заберет. Вот ты и торопишься, надеешься ухватить удачу за хвост. Но поверь моему опыту, Старостин, маньяк за три дня не ловится, на это уходят годы. Разве что случайность какая подвернется. А так, по горячим следам, его удается схватить только в кино. Ну да ладно, действуй. Бери свою Мазурову в оборот, авось что и получится. И еще: все твои доводы — от лукавого, но у тебя, знаю, интуиция есть. Может, она и вывезет.
Старостин вздохнул с облегчением. Он своего добился. Теперь главное для него было — чтобы не всплыла история с его отцом, который лежал сейчас в реанимации…
И все же невыносимо было сидеть день-деньской в четырех стенах. Она не находила себе места, пока наконец не вышла однажды побродить по городу. Но не успела она сделать и нескольких шагов, как за спиной раздался скрип тормозов подъехавшей машины. Хлопнула дверца, и Наталья услышала голос Старостина:
— Вас подвезти?
От неожиданности она вздрогнула, но, стараясь держать себя в руках, медленно обернулась.
— Я уже дважды вам говорила, что нам не по пути, — отозвалась она неприветливо.
— На этот раз вы ошиблись, — ледяным тоном произнес Старостин. — Вам придется проехать со мной, чтобы побеседовать в официальной обстановке.
Наталья почувствовала холодок в груди. Ноги слегка подкосились, привычная уверенность на мгновение покинула ее, и она без возражений села в служебную «Волгу». За всю дорогу до Петровки Старостин не произнес ни слова.
Взаимная неприязнь между следователем и подозреваемой приобрела почти материальные очертания.
Миновав ворота, «Волга» притормозила у служебного подъезда. Пропустив Наталью вперед, Старостин бросил дежурному:
— Эта — со мной.
Официальная обстановка кабинета Старостина не располагала к задушевной 6'еседе. Указав Наталье на стул, следователь сел напротив нее за стол, закурил и, глубоко затянувшись, выдохнул под потолок целое облако дыма.
— В ночь с 27-го на 28 июля, — безо всяких предисловий начал он, — произошло убийство…
Наталья почувствовала, как ее сковал неподдельный страх. «Откуда ему известно о моем знакомстве с Ольшанским? — с ужасом подумала она. — Неужели меня сдал Михайлюк?» Но услышанное дальше принесло ей некоторое облегчение.
— В Кусковском лесопарке был найден труп женщины с множественными ножевыми ранениями. Почерк тот же, что и в Битцеве: лицо жертвы изуродовано порезами в форме креста. — Говоря это, Старостин достал из выдвижного ящика стола несколько фотографий и разложил их перед Натальей.
Она мельком глянула на снимки и отвернулась.
— Неприятно смотреть?
— Разве это может быть приятно? «Опять эти убийства. Бред какой-то…»
— Я вам уже говорила, что ничего не знаю об этом. Что вам еще нужно?
— А я у вас и не спрашиваю, имеете вы к этому отношение или нет. Все покажет следствие.
— Тогда что же вам от меня нужно?
— Я хочу знать, где вы были в ночь с 27-го на 28 июля. — В ожидании ответа Старостин вопросительно смотрел на нее.
«В ту ночь произошло убийство Андрея, а незадолго до этого я была с ним у него дома. Как быть? Скажу правду — на меня повесят соучастие в его убийстве, солгу — окажусь виновной в смерти этой несчастной».
Некоторое время Наталья сидела молча, не зная, какое из двух зол ей выбрать.
— Я была одна у себя дома, спала.
— Кто это может подтвердить?
— Никто, — сдавленно сказала она.
— Я бы на вашем месте крепко подумал, прежде чем произносить эти слова.
Вы сознаете всю серьезность своего положения?
— Допустим.
— У вас нет алиби. — А у вас нет никаких улик против меня. Их нет потому, что не может быть.
Еще раз повторяю: никакого отношения к этим убийствам в лесопарках я не имею. И вообще мне непонятно, на каком основании вы меня задержали и допрашиваете.
— Хотите знать основания, на которых я вас задержал? Пожалуйста. Вот — Уголовный кодекс Российской Федерации, а вот — Указ Президента Российской Федерации о борьбе с преступностью. Я имею право задержать вас на срок до трех суток.
— Только потому, что вы следователь?
— Вам этого мало? Да, только потому, что я следователь и имею вполне определенные основания подозревать вас в совершении тяжких преступлений.
Наталья долгим, испытующим взглядом посмотрела в глаза Старостину.
— Вы это серьезно? — с трудом сдерживаясь, чтобы не наговорить грубостей, усмехнулась она.
— Уж куда серьезнее, — нахмурился Старостин.
— Завидую вашей уверенности. Похоже, вы даже не сомневаетесь в вашей правоте. Из ваших слов получается, что каждого, у кого нет надежного алиби на ночь с 27-го на 28 июля, вы можете арестовать и посадить в тюрьму.
— В общем, да, — согласился следователь.
— У вас мест в тюрьмах не хватит.
— А вы за нас, гражданка Мазурова, не беспокойтесь. Вы о себе лучше подумайте.
Как ни странно, чем дольше длился этот разговор, тем спокойнее начинала чувствовать себя Наталья. Неуверенность исчезала, растворялась в душной атмосфере муровского кабинета. Оставалось лишь холодное недоумение и презрение к этому невзрачному человечку, упивающемуся своей властью.
— О чем, по-вашему, я должна думать? — На лице Натальи появилось некое подобие улыбки. — Я ничего не должна доказывать. Если мне не изменяет память, в нашей стране пока еще действует принцип презумпции невиновности. Это не я должна доказывать свою невиновность, а вы — мою причастность к преступлению. — И докажу, — угрюмо сказал Старостин. «Но не сейчас, — думал он. — Проведи-ка, девочка, ночь в КПЗ, а завтра утром я на тебя погляжу. К тому времени у меня будут результаты обыска в твоей квартире».
Достав из папки чистый бланк, Старостин занялся оформлением протокола о задержании, после чего, не говоря ни слова, вызвал охрану.
— Виктор Васильевич, — сказал он, поздоровавшись, — думаю, вам уже доложили о новом убийстве. Судя по предварительной информации, почерк тот же, что и в Битцеве. Личность жертвы не определена, возраст — около тридцати, в крови — небольшое содержание алкоголя. На теле двадцать пять ножевых ранений, на лице большой слой косметики, на щеках — порезы в виде креста. Прямых следов изнасилования не обнаружено. Нет никаких сомнений в том, что убийца — Гример.
Мы имеем дело с маньяком, товарищ полковник, я в этом абсолютно убежден. Считаю необходимым проведение полного комплекса оперативно-следственных мероприятий в отношении подозреваемой Мазуровой.
— Эк куда загнул, — откидываясь на спинку стула, начальственно сказал Арсеньев. — Не гони лошадей, Владимир Викторович. Сначала вдумайся в то, что ты мне предлагаешь. Ты предлагаешь проводить отработку какой-то соплячки, против которой у нас нет даже косвенных улик. Допустим, у нее не совсем ясное прошлое, допустим, у нее нет прочного алиби, но ведь это еще ничего не значит. И вообще, ты слыхал когда-нибудь, чтобы маньяком-убийцей была женщина?
— В истории криминалистики есть такие примеры.
— Ну-ка напомни…
— Например, Майра Хиндли, которая вместе со своим дружком, любителем фашистской символики и магнитофонных речей Гитлера, насиловала и убивала детей.
Была некая Мэри Энн Коттон, которая отравила около двадцати человек… Или, к примеру, Бонни Паркер, Эльза Кох, Ульрика Майнхофф…
Полковник принялся нетерпеливо постукивать пальцами по столу:
— Ты хочешь сказать…
— Да, женщины с маниакальными наклонностями — не такая уж редкость.
— Допустим, — перебил Старостина начальник. — Я тебя выслушал, а теперь послушай ты меня. Это все, конечно, невероятно интересно. Я давно знал, что ты, Владимир Викторович, — ходячая энциклопедия. Вот только объясни мне, какое отношение все это имеет к твоей Мазуровой?
— Самое непосредственное, — оживился Старостин. — Как раз об этом я и хотел вам рассказать. Мне удалось получить кое-какую информацию из Калининграда… Со слов знакомых Мазуровой я знал, что она питает неприязнь к своей тетке-опекунше. Но почему? Теперь прояснилось. Дело в том, что ее тетка, — Старостин заглянул в блокнот, — Леокадия Кошелева, известная в определенных кругах как Ляля…
— Ляля? — переспросил полковник.
— Вот именно. Прозвище, весьма характерное для женщин определенного рода занятий. Так вот, Ляля Кошелева неоднократно подвергалась административному задержанию за сводничество, иными словами, была сутенершей.
Кроме того, она употребляла наркотики и приторговывала ими. Но и это не самое главное. Она была еще и лесбиянкой, и Наталья Мазурова, судя по всему, не раз подвергалась с ее стороны вполне определенному давлению. По всей видимости, племянница тетку просто ненавидела. По показаниям соседей, они часто ссорились, Наталье не нравился образ жизни, который ей пыталась навязать, а может быть, и навязала ее опекунша. Во время очередной ссоры Наталья толкнула тетку, та упала, ударилась головой и с тяжелой черепно-мозговой травмой попала в больницу. Испугавшись, девчонка сбежала. Ляля, правда, осталась жива и заявлять на племянницу не стала. Я думаю, она просто побоялась, что наружу выплывет нечто такое, о чем милиция не знала. Было это десять лет назад. Так что можно с уверенностью утверждать, что Мазурова пережила в детстве и юности тяжелую психологическую травму.
— Таких людей, Володя, гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. У кого-то отец был алкоголиком, у кого-то родители ненавидели друг друга. Подобное встречается сплошь и рядом. Это еще не причина для того, чтобы подозревать всех в маниакальных наклонностях.
— Конечно, — согласился Старостин. — Но, Виктор Васильевич, поверьте мне. Я беседовал с Мазуровой два раза. Она явно что-то скрывает. Неизвестно, где она была и чем занималась с момента побега из дому и до своего появления в Москве. Шрам на лице в виде креста… Она говорит, что это след сведенной татуировки. Странная татуировка… В истории криминалистики известны случаи, когда в некоторых преступных группировках подобные «мушки» выкалывали киллерам.
К тому же ненависть к проституткам — у Мазуровой есть для этого все основания.
— У нас пока нет оснований заявлять, что жертвы — проститутки.
— Но и обратное тоже не доказано. Далее: лица жертв густо измазаны косметикой. А Мазурова — гример. Тут уж связь прямая. Мы не имеем права просто отмахнуться от этого факта. К тому же, товарищ полковник, я хочу показать вам еще кое-что. — Старостин достал из папки карту Москвы и развернул ее перед начальником. — Обратите внимание: и Битцево, и Кусково находятся недалеко от железной дороги. На первый взгляд, это два совершенно разных направления. Одна линия ведет на юг, другая — на юго-восток. Но вот о чем я подумал: они сходятся в одной точке — на Курском вокзале. Поэтому можно предположить, что убийца «снимал» жертвы именно здесь, а затем садился с ними в электричку…
— Но какое отношение это имеет к Мазуровой? — стал терять терпение полковник.
— Самое непосредственное. Дело в том, что недалеко от Курского вокзала начинается шоссе Энтузиастов, в районе которого и проживает Мазурова. Если бы она жила в каком-нибудь другом конце города… Но, как видите, и тут все сходится.
— Все это очень сыро. — Начальник отодвинул от себя карту. — Все твои подозрения, Владимир Викторович, основываются лишь на предположениях. Поимей в виду, что часто обвинения, построенные даже на вполне логичной цепи косвенных доказательств, приводили к абсолютно неверным выводам. Это только у Шерлока Холмса с его дедукцией все выглядит красиво и неоспоримо, но мы имеем дело не с литературными героями, а с реальными людьми. В жизни все гораздо сложнее.
По-твоему, то, что перед смертью жертвы не были изнасилованы, доказывает, что убийца — женщина. А я тебе говорю: убийца — импотент. И мое утверждение гораздо обоснованнее твоего. Сексуальные маньяки в большинстве случаев были импотентами. А женщин, серийных убийц, я все же не припоминаю…
— Ну как же! Я перечислил столько имен…
— Все эти имена… — Полковник поморщился. — Давай разберемся. У Бонни Паркер был любовник и сообщник Клайд, уж не помню его фамилию, а мужа Эльзы Кох — Карла Коха — расстреляли сами эсэсовцы за зверские расправы над узниками. Они обвиняли его в том, что Кох утратил человеческий облик. Ха! Коха присудили к расстрелу люди, разработавшие планы уничтожения целых наций, которые проводили исследования по нахождению наиболее быстрого и дешевого способа уничтожения людей. Дальше кто там у тебя по списку? Ах да — Ульрика Майнхофф. Эта вовсе из другой оперы. Вспомни, какие времена тогда были: по Парижу бегали студенты с автоматами в руках, по всей Европе и Америке таскались заросшие, как дикобразы, засранцы, обкурившиеся «травки» либо обожравшиеся ЛСД, трахались без стыда на каждом углу — сексуальная революция! Твоя Ульрика — одна из них. Помешавшаяся на маоизме и троцкизме перманентная революционерка, левачка, которой скучно было жить, если вокруг что-нибудь не взрывалось и кого-нибудь не разносило в клочья. Но и у нее был дружок — левак и террорист Баадер. Так что видишь, Владимир Викторович, я историю преступного мира тоже неплохо знаю. Что ж, даже психологи до сих пор не могут понять, как и почему иногда самый заурядный человечек превращается в монстра. Но только все эти извращенки, о ком мы сейчас с тобой говорили, не относятся к разряду серийных убийц. Они проходят по другому разделу криминалистики — преступным союзам. Союзам Сатаны и Антихриста, как я это называю. Вот если бы у твоей Мазуровой был сообщник…
— Так именно к этому я и вел, — оправдываясь, заявил Старостин, — когда просил разрешение для проведения полного комплекса мероприятий. Должен быть у Мазуровой сообщник, как пить дать, должен. Свою связь они, по-видимому, тщательно скрывают. Мне нужны люди и технические средства.
Полковник Арсеньев отрицательно покачал головой:
— Нет, майор Старостин. Твоих подозрений недостаточно для того, чтобы снимать людей с других участков. Будете отрабатывать все версии сразу. Как положено, по плану. Проверить все сумасшедшие дома: кого из психов выписали, кто сбежал. Сначала Московскую область, а затем и дальше… То же самое с тюрьмами. Привлечь психологов — пусть составят портрет. Работы — выше крыши.
Поймать маньяка — дело серьезное. Конечно, если бы мы сделали это, отцы-командиры были бы очень довольны. Можно надеяться и на существенные поощрения… Глядишь, и твоя благоверная, Владимир Викторович, оценила бы тебя по достоинству. Все это очень заманчиво… Вот только в случае неудачи тебе почти ничего не грозит, а я получу по шапке. И крепко получу. А мне этого совсем не хочется. Так что, Владимир Викторович, не обессудь. Ничем тебе помочь не могу.
— Ну что ж, — вздохнул Старостин. — Вы не оставляете мне ничего другого, как просить санкцию на административное задержание Мазуровой. Если она не сможет предъявить твердое алиби, я упрячу ее за решетку и попытаюсь расколоть на признание. Пусть расскажет о сообщнике, который, ничуть не сомневаюсь, у нее имеется. Нутром чую, Виктор Васильевич, что Мазурова не чиста. Если даже не в этом, так в чем-нибудь другом замешана.
— Веришь в свой дар предвидения? Ну-ну, прорицатель. Глоба нашелся, — усмехнулся полковник. — Торопишься, Старостин, поверь моему опыту. Я понимаю, ты парень молодой, о карьере мечтаешь, а тут такое дело — маньяк! Еще неделька-две, и прокуратура это дело у нас заберет. Вот ты и торопишься, надеешься ухватить удачу за хвост. Но поверь моему опыту, Старостин, маньяк за три дня не ловится, на это уходят годы. Разве что случайность какая подвернется. А так, по горячим следам, его удается схватить только в кино. Ну да ладно, действуй. Бери свою Мазурову в оборот, авось что и получится. И еще: все твои доводы — от лукавого, но у тебя, знаю, интуиция есть. Может, она и вывезет.
Старостин вздохнул с облегчением. Он своего добился. Теперь главное для него было — чтобы не всплыла история с его отцом, который лежал сейчас в реанимации…
* * *
Пошли уже третьи сутки с тех пор, как Наталья видела Федора Михайлюка в последний раз. За это время он ни разу не позвонил и не напомнил о себе. Но это было только к лучшему — после того, что произошло с Андреем Ольшанским, Наталья не испытывала ни малейшего желания не то что видеть, но даже и слышать своих подельников.И все же невыносимо было сидеть день-деньской в четырех стенах. Она не находила себе места, пока наконец не вышла однажды побродить по городу. Но не успела она сделать и нескольких шагов, как за спиной раздался скрип тормозов подъехавшей машины. Хлопнула дверца, и Наталья услышала голос Старостина:
— Вас подвезти?
От неожиданности она вздрогнула, но, стараясь держать себя в руках, медленно обернулась.
— Я уже дважды вам говорила, что нам не по пути, — отозвалась она неприветливо.
— На этот раз вы ошиблись, — ледяным тоном произнес Старостин. — Вам придется проехать со мной, чтобы побеседовать в официальной обстановке.
Наталья почувствовала холодок в груди. Ноги слегка подкосились, привычная уверенность на мгновение покинула ее, и она без возражений села в служебную «Волгу». За всю дорогу до Петровки Старостин не произнес ни слова.
Взаимная неприязнь между следователем и подозреваемой приобрела почти материальные очертания.
Миновав ворота, «Волга» притормозила у служебного подъезда. Пропустив Наталью вперед, Старостин бросил дежурному:
— Эта — со мной.
Официальная обстановка кабинета Старостина не располагала к задушевной 6'еседе. Указав Наталье на стул, следователь сел напротив нее за стол, закурил и, глубоко затянувшись, выдохнул под потолок целое облако дыма.
— В ночь с 27-го на 28 июля, — безо всяких предисловий начал он, — произошло убийство…
Наталья почувствовала, как ее сковал неподдельный страх. «Откуда ему известно о моем знакомстве с Ольшанским? — с ужасом подумала она. — Неужели меня сдал Михайлюк?» Но услышанное дальше принесло ей некоторое облегчение.
— В Кусковском лесопарке был найден труп женщины с множественными ножевыми ранениями. Почерк тот же, что и в Битцеве: лицо жертвы изуродовано порезами в форме креста. — Говоря это, Старостин достал из выдвижного ящика стола несколько фотографий и разложил их перед Натальей.
Она мельком глянула на снимки и отвернулась.
— Неприятно смотреть?
— Разве это может быть приятно? «Опять эти убийства. Бред какой-то…»
— Я вам уже говорила, что ничего не знаю об этом. Что вам еще нужно?
— А я у вас и не спрашиваю, имеете вы к этому отношение или нет. Все покажет следствие.
— Тогда что же вам от меня нужно?
— Я хочу знать, где вы были в ночь с 27-го на 28 июля. — В ожидании ответа Старостин вопросительно смотрел на нее.
«В ту ночь произошло убийство Андрея, а незадолго до этого я была с ним у него дома. Как быть? Скажу правду — на меня повесят соучастие в его убийстве, солгу — окажусь виновной в смерти этой несчастной».
Некоторое время Наталья сидела молча, не зная, какое из двух зол ей выбрать.
— Я была одна у себя дома, спала.
— Кто это может подтвердить?
— Никто, — сдавленно сказала она.
— Я бы на вашем месте крепко подумал, прежде чем произносить эти слова.
Вы сознаете всю серьезность своего положения?
— Допустим.
— У вас нет алиби. — А у вас нет никаких улик против меня. Их нет потому, что не может быть.
Еще раз повторяю: никакого отношения к этим убийствам в лесопарках я не имею. И вообще мне непонятно, на каком основании вы меня задержали и допрашиваете.
— Хотите знать основания, на которых я вас задержал? Пожалуйста. Вот — Уголовный кодекс Российской Федерации, а вот — Указ Президента Российской Федерации о борьбе с преступностью. Я имею право задержать вас на срок до трех суток.
— Только потому, что вы следователь?
— Вам этого мало? Да, только потому, что я следователь и имею вполне определенные основания подозревать вас в совершении тяжких преступлений.
Наталья долгим, испытующим взглядом посмотрела в глаза Старостину.
— Вы это серьезно? — с трудом сдерживаясь, чтобы не наговорить грубостей, усмехнулась она.
— Уж куда серьезнее, — нахмурился Старостин.
— Завидую вашей уверенности. Похоже, вы даже не сомневаетесь в вашей правоте. Из ваших слов получается, что каждого, у кого нет надежного алиби на ночь с 27-го на 28 июля, вы можете арестовать и посадить в тюрьму.
— В общем, да, — согласился следователь.
— У вас мест в тюрьмах не хватит.
— А вы за нас, гражданка Мазурова, не беспокойтесь. Вы о себе лучше подумайте.
Как ни странно, чем дольше длился этот разговор, тем спокойнее начинала чувствовать себя Наталья. Неуверенность исчезала, растворялась в душной атмосфере муровского кабинета. Оставалось лишь холодное недоумение и презрение к этому невзрачному человечку, упивающемуся своей властью.
— О чем, по-вашему, я должна думать? — На лице Натальи появилось некое подобие улыбки. — Я ничего не должна доказывать. Если мне не изменяет память, в нашей стране пока еще действует принцип презумпции невиновности. Это не я должна доказывать свою невиновность, а вы — мою причастность к преступлению. — И докажу, — угрюмо сказал Старостин. «Но не сейчас, — думал он. — Проведи-ка, девочка, ночь в КПЗ, а завтра утром я на тебя погляжу. К тому времени у меня будут результаты обыска в твоей квартире».
Достав из папки чистый бланк, Старостин занялся оформлением протокола о задержании, после чего, не говоря ни слова, вызвал охрану.