Страница:
Сдержанная реакция Берлина на авансы Лондона чрезвычайно огорчала британского премьера. В середине декабря Чемберлен сетовал в своем дневнике на то, что Гитлер не сделал «ни малейшего дружеского жеста». Премьера осенила мысль еще раз обратиться к содействию Муссолини.
«Я чувствую, – записал он в дневнике 6 ноября 1938 г., – что в настоящий момент Рим является тем концом „оси“, где легче произвести впечатление…
Часок-другой беседы с Муссо t?te ? t?te [89]могут быть исключительно полезны».
В январе 1939 г. Чемберлен в сопровождении Галифакса совершил паломничество в Рим. В одной из бесед с Муссолини он с «деликатностью» поднял вопрос о дальнейших намерениях фашистского рейха. Ходят слухи, сказал он, будто Германия готовит новый «удар» против Запада. «Муссо» отрицательно покачал головой. Другие, продолжал премьер, говорят об организации «похода на Украину». По его млению, такой «поход» не обязательно вызвал бы всеобщую войну в Европе.
Нельзя было более откровенно дать понять Гитлеру, что дальнейшая экспансия Германии на Востоке не встретит противодействия Англии.
Впечатление, которое произвел визит британских политиков в Рим, было не в пользу Англии. «На фоне блестящих мундиров и орденов, какими щеголяет окружение Муссолини, наши долговязые и сухопарые министры, облаченные в черное, напоминали наемных участников похоронной процессии», – записал один из очевидцев. Разумеется, не внешний облик Чемберлена и его спутников, а политический курс определил такое впечатление. Выслушав речи британского премьера, Муссолини заметил Чиано: «Эти люди уже совсем не из того материала, что Фрэнсис Дрэйк и другие великолепные авантюристы, которые создали империю. Они являются утомленными потомками длинного ряда богатых поколений. Они потеряют свою империю».
Позиция Чемберлена на переговорах убедила «дуче» и его коллег в слабости Англии и подтолкнула к еще большему сближению с Германией « Японией для реализации разбойничьих замыслов.
Агрессоры сбросили маску
«Вычеркнуть Польшу из истории!»
«Я чувствую, – записал он в дневнике 6 ноября 1938 г., – что в настоящий момент Рим является тем концом „оси“, где легче произвести впечатление…
Часок-другой беседы с Муссо t?te ? t?te [89]могут быть исключительно полезны».
В январе 1939 г. Чемберлен в сопровождении Галифакса совершил паломничество в Рим. В одной из бесед с Муссолини он с «деликатностью» поднял вопрос о дальнейших намерениях фашистского рейха. Ходят слухи, сказал он, будто Германия готовит новый «удар» против Запада. «Муссо» отрицательно покачал головой. Другие, продолжал премьер, говорят об организации «похода на Украину». По его млению, такой «поход» не обязательно вызвал бы всеобщую войну в Европе.
Нельзя было более откровенно дать понять Гитлеру, что дальнейшая экспансия Германии на Востоке не встретит противодействия Англии.
Впечатление, которое произвел визит британских политиков в Рим, было не в пользу Англии. «На фоне блестящих мундиров и орденов, какими щеголяет окружение Муссолини, наши долговязые и сухопарые министры, облаченные в черное, напоминали наемных участников похоронной процессии», – записал один из очевидцев. Разумеется, не внешний облик Чемберлена и его спутников, а политический курс определил такое впечатление. Выслушав речи британского премьера, Муссолини заметил Чиано: «Эти люди уже совсем не из того материала, что Фрэнсис Дрэйк и другие великолепные авантюристы, которые создали империю. Они являются утомленными потомками длинного ряда богатых поколений. Они потеряют свою империю».
Позиция Чемберлена на переговорах убедила «дуче» и его коллег в слабости Англии и подтолкнула к еще большему сближению с Германией « Японией для реализации разбойничьих замыслов.
«Глубокое беспокойство, проявленное англичанами, убедило нас в том, – записал в дневнике министр иностранных дел Чиано, – что тройственный союз необходим. Располагая таким орудием, мы сможем получить все, чего желаем. Англичане не хотят воевать. Они пытаются отступать как можно медленнее, но воевать не хотят».Таким образом, авантюристический курс западных держав толкал мир в пропасть новой войны, поощрял фашистских диктаторов к новым актам агрессии. Международная реакция лелеяла надежды на уничтожение Советского государства.
«…Потеряв, в случае поражения, Украину, самую богатую часть своей территории, – писала „Гренгуар“, – большевистский режим, по-видимому, рухнет. Что касается нас, мы с большой радостью будем приветствовать его исчезновение». (1)
Агрессоры сбросили маску
Единственным участником Мюнхена, который оказался недоволен его результатами, был Гитлер. «Этот тип, – заявил о» в кругу своих приспешников, имея в виду Чемберлена, – испортил мне вступление в Прагу!» Капитулянтская позиция западных держав убедила агрессоров в их безнаказанности. 21 октября «фюрер» подписал директиву для вермахта, предусматривавшую ликвидацию оставшейся части Чехословакии.
К агрессивной авантюре привлекли и хортистскую Венгрию, которая в феврале 1939 г. присоединилась к «Антикоминтерновскому пакту». Чтобы покрепче связать ее правителей с разбойничьим блоком, гитлеровцы разрешили им захватить Закарпатскую Украину, входившую в состав Чехословакии.
Неделей позже, 22 марта, гитлеровские войска захватили принадлежавший Литве порт Клайпеда (Мемель). 23 марта Германия навязала Румынии соглашение, ставившее ее экономику на службу военной машины рейха. В те же дни завершилась испанская трагедия. Фашистские державы и помогавшие им «западные демократии» потопили в крови Испанскую республику. 28 марта в Мадрид вступили войска Франко. Фашистская Испания стала членом «Антикоминтерновского пакта».
За успехами Гитлера с завистью следил итальянский диктатор. Не близится ли время, размышлял «дуче», «вернуть» Италии наследие древнего Рима? Муссолини принялся за разработку экспансионистской программы, которой дал броское название «Марш к океану». Она предусматривала превращение Средиземного моря в «итальянское озеро», захват государств Северной и Центральной Африки, создание обширной колониальной империи от Красного моря до Атлантического океана. Итальянские монополисты претендовали получить в наследство от Англии и Франции их заморские владения и рынки сбыта.
4 февраля Муссолини созвал в «Палаццо Венеция» секретное заседание Большого фашистского совета. По характеру и значению для последующей политики Италии его можно сравнить с совещанием у Гитлера 5 ноября 1937 г.
«Дуче» делает соответствующие выводы. Он идет навстречу стремлениям Чемберлена «умиротворить» Италию. 16 апреля 1938 г. состоялось подписание «джентльменского соглашения» с Англией. Британское правительство признало итальянский суверенитет над Эфиопией, за что Муссолини обещал вывести своих «добровольцев» из Испании после окончания гражданской войны. Тем самым. Англия признала законным разбой в отношении Эфиопии.
16 ноября 1938 г. англо-итальянское соглашение вступило в силу, явившись своего рода параллелью англо-германской декларации от 30 сентября того же года. Ступенька за ступенькой английская дипломатия прокладывала путь к «Пакту четырех».
Французские правящие круги последовали английскому примеру. Они предложили Италии заключить подобное же соглашение. В мае 1938 г. Муссолини ответил отказом. Тогда, заискивая перед ним, французское правительство направило вскоре после Мюнхена нового посла в Рим. До этого Франсуа-Понсе представлял Францию в Берлине и оказал весьма ценные услуги Бонне при подготовке мюнхенского предательства. В Риме он вручил верительные грамоты, адресованные «королю Италии и императору Эфиопии». Но французских мюнхенцев ожидало глубокое разочарование. Узнав о намечавшемся подписании в Париже 6 декабря франко-германской декларации (сближение Франции и Германии мало импонировало «дуче»), Муссолини устроил антифранцузскую демонстрацию. Когда 30 ноября 1938 г. министр иностранных дел Чиано упомянул в парламенте о «естественных притязаниях Италии», депутаты вскочили с мест и принялись кричать: «Тунис! Корсика! Ницца! Савойя!» Спектакль разыграли специально для присутствовавшего на заседании посла Франции. 17 декабря МИД Италии официально информировал Кэ д’Орсе, что правительство не считает более имеющими силу соглашения, подписанные в Риме 8 января 1935 г., и, следовательно, «уже не существует более какой-либо основы для итало-французской дружбы». Заискивания французской дипломатии перед «дуче», таким образом, давали обратные результаты.
При попустительстве западных держав Муссолини все более наглел. Используя аппарат принуждения фашистского государства, монополистический капитал вовлекал народ Италии в чуждые ему захватнические авантюры. «Чтобы сделать народ великим, – заявил Муссолини в одной из бесед с Чиано, – надо послать его на битву, хотя бы даже пинком ноги в зад. Именно так я и сделаю…»
Испытывая личную неприязнь к Франции (в ее архивах хранились компрометирующие его документы [91]), Муссолини рисовал себе картины победоносного похода войск под его руководством и поражения ненавистного врага. Тогда он покажет итальянцам, как следует устраивать мир в Европе! «Он не потребует никакой компенсации, – записал Чиано слова „дуче“, – но он уничтожит все и многие города сотрет, как губкой». Но прежде он рассчитывал упрочить европейские позиции Италии с помощью третьего рейха. «Было бы глупо пытаться разрешить эту проблему, – указывал Муссолини, говоря о „походе к океану“, – не обеспечив наши тылы на континенте. Политика оси Рим – Берлин отвечает исторической необходимости первостепенного значения».
Несмотря на шумные заявления о солидарности двух фашистских империй, взаимоотношения партнеров по «оси» были далеко не безоблачными. Бескровные «победы» Гитлера отодвинули «дуче» на второй план и глубоко задевали его самолюбие. К этому добавлялись соображения более реалистического порядка. Муссолини не возражал против продвижения фашистского рейха на Восток, в сторону СССР, но с беспокойством наблюдал за быстрым усилением германского влияния в районе дунайского бассейна.
Характерный эпизод произошел в марте 1939 г. Оккупация Праги, осуществленная Гитлером без уведомления своего партнера, была встречена в Риме с неудовольствием. Она подрывала престиж «дуче», всерьез уверовавшего в то, что он выступал в Мюнхене в роли «арбитра».
Одновременно стало известно о деятельности нацистской агентуры в Югославии. Кроатия, как сообщалось, была намерена объявить «независимость» и просить рейх взять ее под свою «защиту». Муссолини и его окружение негодовали. 18 марта итальянский посол в Берлине Аттолико предложил Чиано «обстоятельно выяснить» у Гитлера – существует ли равенство прав и обязанностей между державами «оси» и во что превратили немцы элементарную обязанность информации и консультации с партнером? Намереваются ли они изгнать Италию с Балкан, «оставив за ней лишь воды Средиземного моря»?
За день до этого Чиано пригласил германского посла Макензена и сделал ему решительное заявление: условием создания «оси» служит признание Германией незаинтересованности в районе Средиземного моря; ее вмешательство в дела кроатов будет автоматически означать ликвидацию «оси».
19 марта Муссолини отдал приказ сосредоточить войска в Венеции. «Если в Кроатии произойдет революция, – записал Чиано в своем дневнике, – мы вмешаемся. И если немцы попытаются нас остановить, мы будем в них стрелять. Я все более убеждаюсь, что это могло бы произойти. События последних дней изменили мое мнение о фюрере и Германии; о» коварен и вероломен, и никакую политику нельзя проводить с ним совместно».
На следующий день поступил успокоительный ответ из Берлина. Средиземное море «не является, не может и не должно быть германским морем». Муссолини воспринял это заверение с известным скептицизмом. Так выглядела «дружба» двух фашистских хищников, объединившихся для разбоя.
Давним объектом вожделений империалистов Италии являлась Албания. Еще в годы первой мировой войны, торгуясь в отношении платы за выступление на стороне Антанты, дипломатия Рима добилась согласия Англии и Франции на установление итальянского протектората над Албанией. Это условие было зафиксировано в Лондонском договоре 1915 г. По решению Версальской конференции Италия получила мандат на Албанию. Подъем национально-освободительной борьбы в стране заставил итальянских империалистов отказаться от него в 1920 г. Но они не отказались от своих агрессивных замыслов. В последующие годы Италия навязала ряд договоров, которые обеспечили ей решающие позиции в экономической и политической жизни Албании.
Активную роль в подготовке агрессии против Албании сыграл Чиано. Молодой министр иностранных дел был весьма характерной для фашистской Италии фигурой. Знакомство с его портретом поможет понять, что в действительности скрывалось за высокопарными выражениями «дуче» о стремлении страны «вырваться из тюрьмы».
Сын адмирала Констанцо Чиано, графа Кортелаццо, председателя Палаты корпораций и личного друга «дуче», одного из богатейших людей Италии, Галеаццо Чиано сначала подвизался на поприще журналистики, а затем занимал скромные дипломатические посты. Брак с дочерью диктатора – Эддой Муссолини положил начало его феерической карьере. Поставленный во главе министерства пропаганды, он искусно руководил хором похвал в адрес тестя. В 1936 г. Чиано занял кресло министра иностранных дел.
Несмотря на отсутствие серьезного образования и поверхностность суждений, Чиано был полон честолюбивых замыслов. Необычайно тщеславный, он не упускал ни одного случая, чтобы показаться рядом с тестем. Выставляя грудь, украшенную орденами и знаками отличия, выпячивая по примеру Муссолини нижнюю челюсть, Чиано быстро приобрел прозвище «маленький дуче».
Как пишет в своих мемуарах один из главарей фашистской политической полиции Лето, Чиано надеялся стать наследником тестя и занять его место. Ловко используя покровительство диктатора, Чиано сколотил колоссальное состояние, пожалуй, самое крупное в Италии, и занял одну из ключевых позиций в государственном аппарате.
Правящая клика Италии непосредственно участвовала в ограблении захваченных стран. Поэтому Чиано и его группировка, куда входили крупные чиновники, был» лично заинтересованы в разбойничьем нападении на соседнюю маленькую страну. Используя свое положение, Чиано установил абсолютный и безоговорочный запрет полиции заниматься любыми, касающимися Албании делами. «Албания, – сказал однажды начальник полиции Боккини, – вотчина Чиано, и я не хочу с ним ссориться».
Это свидетельство помогает раскрыть значение некоторых записей в дневнике Чиано относительно его участия в подготовке агрессии.
«Чемберлен прислал дуче письмо, – записал Чиано 23 марта. – Он излагает свою озабоченность в связи с международным положением и предлагает ему содействовать восстановлению доверия и сохранению мира, Муссолини даст ответ после удара в Албании: это письмо поощряет его к действию, так как он видит в нем новое доказательство инертности демократий».
Ранним утром 7 апреля итальянские войска начали вторжение в Албанию с моря. Чиано наблюдал за высадкой войск с самолета. «Великолепный спектакль», – отметил он.
Убедившись в своей безнаказанности, агрессоры окончательно сбросили маску. 22 мая в Берлине состоялось подписание военного союза между Германией и Италией. Муссолини, с его пристрастием к риторике, предложил назвать договор «Пактом крови». Остановились на более «спокойном» наименовании – «Стальной пакт».
Это был откровенный разбойничий союз двух империалистических хищников, которые заявляли о своем намерении «бок о бок и объединив силы отстаивать сферу своих жизненных интересов».
Первая и вторая статьи предусматривали постоянный контакт между сторонами по затрагивающим их вопросам и немедленные консультации, если бы возникла какая-либо угроза.
Статья третья говорила об условиях оказания взаимопомощи. Отброшена была «оборонительная» маскировка, к которой обычно прибегает буржуазная дипломатия. Откровенно шла речь не о взаимной обороне, а о совместном участии в войне, когда одна из сторон окажется «вовлеченной» в конфликт. Повод для такого «вовлечения» каждый из агрессоров мог выбрать по своему вкусу.
Текст «Стального пакта» был разработан в Берлине. «Я никогда не видел подобного договора, – записал Чиано, ознакомившись с германским проектом, – это подлинный динамит».
Подписав договор, Италия предоставила Гитлеру возможность в любую минуту, по его усмотрению, спровоцировать мировой пожар (2).
«Организация, порядок построения и готовность частей, предназначенных для этой цели, – указывалось в директиве, – должны быть определены еще в мирное время для осуществления внезапного нападения с таким расчетом, чтобы Чехословакия была полностью лишена возможности организованного сопротивления».Требовался лишь предлог для вторжения. Для этого использовали фашистскую агентуру в Словакии в лице так называемой народной партии. По указанию из Берлина сепаратисты подготовили мятеж и ждали сигнала для провозглашения «независимости» Словакии.
К агрессивной авантюре привлекли и хортистскую Венгрию, которая в феврале 1939 г. присоединилась к «Антикоминтерновскому пакту». Чтобы покрепче связать ее правителей с разбойничьим блоком, гитлеровцы разрешили им захватить Закарпатскую Украину, входившую в состав Чехословакии.
«Мы с энтузиазмом принимаем предложение участвовать в этом деле, – ответил Хорти Гитлеру 13 марта. – Уже даны указания о том, что в четверг, 16 числа этого месяца, на границе будет спровоцирован инцидент с тем, чтобы иметь возможность нанести большой и сильный удар в субботу».14 марта Словакия провозгласила независимость. Печать и радио рейха вновь развернули бешеную кампанию против чехов. Обеспокоенный развитием событий, президент Гаха [90]отправился в Берлин. Пока он находился в дороге, германские войска вторглись на территорию Чехословакии, Под предлогом ликвидации гнезда «большевизма» и «беспорядков» 15 марта 1939 г. они оккупировали Прагу. «Чехословакия перестала существовать», – заявил «фюрер» в обращении к немецкому народу.
Неделей позже, 22 марта, гитлеровские войска захватили принадлежавший Литве порт Клайпеда (Мемель). 23 марта Германия навязала Румынии соглашение, ставившее ее экономику на службу военной машины рейха. В те же дни завершилась испанская трагедия. Фашистские державы и помогавшие им «западные демократии» потопили в крови Испанскую республику. 28 марта в Мадрид вступили войска Франко. Фашистская Испания стала членом «Антикоминтерновского пакта».
За успехами Гитлера с завистью следил итальянский диктатор. Не близится ли время, размышлял «дуче», «вернуть» Италии наследие древнего Рима? Муссолини принялся за разработку экспансионистской программы, которой дал броское название «Марш к океану». Она предусматривала превращение Средиземного моря в «итальянское озеро», захват государств Северной и Центральной Африки, создание обширной колониальной империи от Красного моря до Атлантического океана. Итальянские монополисты претендовали получить в наследство от Англии и Франции их заморские владения и рынки сбыта.
4 февраля Муссолини созвал в «Палаццо Венеция» секретное заседание Большого фашистского совета. По характеру и значению для последующей политики Италии его можно сравнить с совещанием у Гитлера 5 ноября 1937 г.
«Я пригласил вас, – заявил „дуче“ фашистским иерархам, – для того, чтобы сообщить мои намерения и ориентировать вас на ближайшее время или, возможно, на длительный период, может быть, на очень длительный… Италия омывается внутренним морем, сообщающимся с океаном при помощи Суэцкого канала, который легко может быть перекрыт, и Гибралтарского пролива, контролируемого Англией. Таким образом, Италия не имеет свободного выхода в океан. Она заперта в Средиземном море. Чем больше будут расти ее население и мощь, тем больший ущерб будет приносить ее заточение. Брусьями решетки ее тюрьмы служат Корсика, Тунис, Мальта и Кипр. Ее сторожами являются Гибралтар и Суэц.Италия, разумеется, пока слишком слаба, чтобы выступить сразу против обоих противников. Англия располагает в Средиземном море сильным флотом, который в случае конфликта может сразу же наделать немало неприятностей. С этим приходится считаться. Более уязвима позиция Франции – ее внимание целиком поглощено событиями за Рейном.
Задача итальянской политики заключается прежде всего в том, чтобы взломать решетку ее тюрьмы. После этого у нее будет одна цель – марш к океану. Но к какому океану? К Индийскому, через Судан, который связывает Ливию с Абиссинией? Или к океану Атлантическому, через французскую Северную Африку? И в том и в другом случае мы встретим, сопротивление как англичан, так и французов».
«Дуче» делает соответствующие выводы. Он идет навстречу стремлениям Чемберлена «умиротворить» Италию. 16 апреля 1938 г. состоялось подписание «джентльменского соглашения» с Англией. Британское правительство признало итальянский суверенитет над Эфиопией, за что Муссолини обещал вывести своих «добровольцев» из Испании после окончания гражданской войны. Тем самым. Англия признала законным разбой в отношении Эфиопии.
16 ноября 1938 г. англо-итальянское соглашение вступило в силу, явившись своего рода параллелью англо-германской декларации от 30 сентября того же года. Ступенька за ступенькой английская дипломатия прокладывала путь к «Пакту четырех».
Французские правящие круги последовали английскому примеру. Они предложили Италии заключить подобное же соглашение. В мае 1938 г. Муссолини ответил отказом. Тогда, заискивая перед ним, французское правительство направило вскоре после Мюнхена нового посла в Рим. До этого Франсуа-Понсе представлял Францию в Берлине и оказал весьма ценные услуги Бонне при подготовке мюнхенского предательства. В Риме он вручил верительные грамоты, адресованные «королю Италии и императору Эфиопии». Но французских мюнхенцев ожидало глубокое разочарование. Узнав о намечавшемся подписании в Париже 6 декабря франко-германской декларации (сближение Франции и Германии мало импонировало «дуче»), Муссолини устроил антифранцузскую демонстрацию. Когда 30 ноября 1938 г. министр иностранных дел Чиано упомянул в парламенте о «естественных притязаниях Италии», депутаты вскочили с мест и принялись кричать: «Тунис! Корсика! Ницца! Савойя!» Спектакль разыграли специально для присутствовавшего на заседании посла Франции. 17 декабря МИД Италии официально информировал Кэ д’Орсе, что правительство не считает более имеющими силу соглашения, подписанные в Риме 8 января 1935 г., и, следовательно, «уже не существует более какой-либо основы для итало-французской дружбы». Заискивания французской дипломатии перед «дуче», таким образом, давали обратные результаты.
При попустительстве западных держав Муссолини все более наглел. Используя аппарат принуждения фашистского государства, монополистический капитал вовлекал народ Италии в чуждые ему захватнические авантюры. «Чтобы сделать народ великим, – заявил Муссолини в одной из бесед с Чиано, – надо послать его на битву, хотя бы даже пинком ноги в зад. Именно так я и сделаю…»
Испытывая личную неприязнь к Франции (в ее архивах хранились компрометирующие его документы [91]), Муссолини рисовал себе картины победоносного похода войск под его руководством и поражения ненавистного врага. Тогда он покажет итальянцам, как следует устраивать мир в Европе! «Он не потребует никакой компенсации, – записал Чиано слова „дуче“, – но он уничтожит все и многие города сотрет, как губкой». Но прежде он рассчитывал упрочить европейские позиции Италии с помощью третьего рейха. «Было бы глупо пытаться разрешить эту проблему, – указывал Муссолини, говоря о „походе к океану“, – не обеспечив наши тылы на континенте. Политика оси Рим – Берлин отвечает исторической необходимости первостепенного значения».
Несмотря на шумные заявления о солидарности двух фашистских империй, взаимоотношения партнеров по «оси» были далеко не безоблачными. Бескровные «победы» Гитлера отодвинули «дуче» на второй план и глубоко задевали его самолюбие. К этому добавлялись соображения более реалистического порядка. Муссолини не возражал против продвижения фашистского рейха на Восток, в сторону СССР, но с беспокойством наблюдал за быстрым усилением германского влияния в районе дунайского бассейна.
Характерный эпизод произошел в марте 1939 г. Оккупация Праги, осуществленная Гитлером без уведомления своего партнера, была встречена в Риме с неудовольствием. Она подрывала престиж «дуче», всерьез уверовавшего в то, что он выступал в Мюнхене в роли «арбитра».
Одновременно стало известно о деятельности нацистской агентуры в Югославии. Кроатия, как сообщалось, была намерена объявить «независимость» и просить рейх взять ее под свою «защиту». Муссолини и его окружение негодовали. 18 марта итальянский посол в Берлине Аттолико предложил Чиано «обстоятельно выяснить» у Гитлера – существует ли равенство прав и обязанностей между державами «оси» и во что превратили немцы элементарную обязанность информации и консультации с партнером? Намереваются ли они изгнать Италию с Балкан, «оставив за ней лишь воды Средиземного моря»?
За день до этого Чиано пригласил германского посла Макензена и сделал ему решительное заявление: условием создания «оси» служит признание Германией незаинтересованности в районе Средиземного моря; ее вмешательство в дела кроатов будет автоматически означать ликвидацию «оси».
19 марта Муссолини отдал приказ сосредоточить войска в Венеции. «Если в Кроатии произойдет революция, – записал Чиано в своем дневнике, – мы вмешаемся. И если немцы попытаются нас остановить, мы будем в них стрелять. Я все более убеждаюсь, что это могло бы произойти. События последних дней изменили мое мнение о фюрере и Германии; о» коварен и вероломен, и никакую политику нельзя проводить с ним совместно».
На следующий день поступил успокоительный ответ из Берлина. Средиземное море «не является, не может и не должно быть германским морем». Муссолини воспринял это заверение с известным скептицизмом. Так выглядела «дружба» двух фашистских хищников, объединившихся для разбоя.
Давним объектом вожделений империалистов Италии являлась Албания. Еще в годы первой мировой войны, торгуясь в отношении платы за выступление на стороне Антанты, дипломатия Рима добилась согласия Англии и Франции на установление итальянского протектората над Албанией. Это условие было зафиксировано в Лондонском договоре 1915 г. По решению Версальской конференции Италия получила мандат на Албанию. Подъем национально-освободительной борьбы в стране заставил итальянских империалистов отказаться от него в 1920 г. Но они не отказались от своих агрессивных замыслов. В последующие годы Италия навязала ряд договоров, которые обеспечили ей решающие позиции в экономической и политической жизни Албании.
Активную роль в подготовке агрессии против Албании сыграл Чиано. Молодой министр иностранных дел был весьма характерной для фашистской Италии фигурой. Знакомство с его портретом поможет понять, что в действительности скрывалось за высокопарными выражениями «дуче» о стремлении страны «вырваться из тюрьмы».
Сын адмирала Констанцо Чиано, графа Кортелаццо, председателя Палаты корпораций и личного друга «дуче», одного из богатейших людей Италии, Галеаццо Чиано сначала подвизался на поприще журналистики, а затем занимал скромные дипломатические посты. Брак с дочерью диктатора – Эддой Муссолини положил начало его феерической карьере. Поставленный во главе министерства пропаганды, он искусно руководил хором похвал в адрес тестя. В 1936 г. Чиано занял кресло министра иностранных дел.
Несмотря на отсутствие серьезного образования и поверхностность суждений, Чиано был полон честолюбивых замыслов. Необычайно тщеславный, он не упускал ни одного случая, чтобы показаться рядом с тестем. Выставляя грудь, украшенную орденами и знаками отличия, выпячивая по примеру Муссолини нижнюю челюсть, Чиано быстро приобрел прозвище «маленький дуче».
Как пишет в своих мемуарах один из главарей фашистской политической полиции Лето, Чиано надеялся стать наследником тестя и занять его место. Ловко используя покровительство диктатора, Чиано сколотил колоссальное состояние, пожалуй, самое крупное в Италии, и занял одну из ключевых позиций в государственном аппарате.
Правящая клика Италии непосредственно участвовала в ограблении захваченных стран. Поэтому Чиано и его группировка, куда входили крупные чиновники, был» лично заинтересованы в разбойничьем нападении на соседнюю маленькую страну. Используя свое положение, Чиано установил абсолютный и безоговорочный запрет полиции заниматься любыми, касающимися Албании делами. «Албания, – сказал однажды начальник полиции Боккини, – вотчина Чиано, и я не хочу с ним ссориться».
Это свидетельство помогает раскрыть значение некоторых записей в дневнике Чиано относительно его участия в подготовке агрессии.
«Подготовка в Албании быстро продвигается вперед, – отметил он 27 октября 1938 г. – Акция начинает ясно вырисовываться: убийство короля (вероятно, Кочи возьмется осуществить это за вознаграждение в 10 млн.); уличные беспорядки; войска, верные нам (практически все начальники и в том числе Кмиа), спускаются с гор; обращение к Италии с просьбой политического и, в случае необходимости, военного вмешательства; предложение короны Королю-Императору (титул, присвоенный Виктору-Эммануилу III после захвата Эфиопии и провозглашения Италии империей. – Авт.) и в дальнейшем аннексия. Яакомони [92]гарантирует, что все может быть точно выполнено с предупреждением за месяц».После оккупации гитлеровскими войсками всей Чехословакии Муссолини решил ускорить операцию против Албании.
«Чемберлен прислал дуче письмо, – записал Чиано 23 марта. – Он излагает свою озабоченность в связи с международным положением и предлагает ему содействовать восстановлению доверия и сохранению мира, Муссолини даст ответ после удара в Албании: это письмо поощряет его к действию, так как он видит в нем новое доказательство инертности демократий».
Ранним утром 7 апреля итальянские войска начали вторжение в Албанию с моря. Чиано наблюдал за высадкой войск с самолета. «Великолепный спектакль», – отметил он.
Убедившись в своей безнаказанности, агрессоры окончательно сбросили маску. 22 мая в Берлине состоялось подписание военного союза между Германией и Италией. Муссолини, с его пристрастием к риторике, предложил назвать договор «Пактом крови». Остановились на более «спокойном» наименовании – «Стальной пакт».
Это был откровенный разбойничий союз двух империалистических хищников, которые заявляли о своем намерении «бок о бок и объединив силы отстаивать сферу своих жизненных интересов».
Первая и вторая статьи предусматривали постоянный контакт между сторонами по затрагивающим их вопросам и немедленные консультации, если бы возникла какая-либо угроза.
Статья третья говорила об условиях оказания взаимопомощи. Отброшена была «оборонительная» маскировка, к которой обычно прибегает буржуазная дипломатия. Откровенно шла речь не о взаимной обороне, а о совместном участии в войне, когда одна из сторон окажется «вовлеченной» в конфликт. Повод для такого «вовлечения» каждый из агрессоров мог выбрать по своему вкусу.
Текст «Стального пакта» был разработан в Берлине. «Я никогда не видел подобного договора, – записал Чиано, ознакомившись с германским проектом, – это подлинный динамит».
Подписав договор, Италия предоставила Гитлеру возможность в любую минуту, по его усмотрению, спровоцировать мировой пожар (2).
«Вычеркнуть Польшу из истории!»
Судьба польского народа в те годы складывалась чрезвычайно трагично.
Неужели нельзя было предотвратить сентябрьскую катастрофу 1939 г.? Ставшие известными в последнее время секретные документы гитлеровского рейха приводят к выводу: Германия не рискнула бы в 1939 г. напасть на Польшу, если бы знала, что на границе встретит не только польские, но и советские войска. Что же помешало этому?
Гитлеровцы понимали, что сближение Польши и СССР создало бы непреодолимую преграду на пути осуществления их замыслов. Маневры нацистской дипломатии преследовали цель заставить польское правительство «вырыть ров» в отношениях с Советским Союзом. Эту работу выполнила находившаяся у власти клика пилсудчиков во главе с маршалом Рыдз-Смиглы, президентом Мосьцицким и министром иностранных дел Беком.
Насколько грубо велась игра, свидетельствуют документы, связанные, например, с визитом Геринга в Польшу в январе – феврале 1935 г. Приглашение на охоту в Беловежской пуще он использовал для того, чтобы с необычной откровенностью «поделиться своими мыслями».
Буржуазная Польша тем самым копала себе собственную могилу.
На внешнеполитический курс, диктовавшийся кучкой крупных магнатов и помещиков, большое влияние оказывала внутриполитическая обстановка. Несмотря на введение в 1935 г. конституции, которая узаконила жестокие репрессии против трудящихся и широкое использование шовинистической пропаганды в отношении нацменьшинств, режим «санации» переживал глубокий кризис. В стране росло демократическое движение. Прогрессивные силы во главе с коммунистами призывали к свержению правящей клики, разрыву с реакционным курсом и заключению союза с СССР.
Не имея опоры внутри страны, группа «полковников», захвативших власть, искала выхода во внешнеполитических авантюрах. В дни Мюнхена польские руководители приняли участие в гитлеровской агрессии против Чехословакии и захватили Тешинскую Силезию. Немалые надежды они связывали и с походом нацистов на восток, против СССР.
Когда политические стратеги Запада усиленно обсуждали после Мюнхена различные варианты расчленения СССР, гитлеровцы не упускали случая, чтобы подогреть у своих «друзей» в Варшаве антисоветские настроения. Так, в ноябре 1938 г. они намекнули о желании узнать, «не имеет ли Польша проектов в отношении кавказской нефти и вообще существует ли у Польши план экономического проникновения в Россию».
Наряду с этим, осенью 1938 г. нацистская дипломатия стала заблаговременно готовить предлог для провоцирования кризиса в германо-польских отношениях и «оправдания» агрессии. 24 октября Риббентроп пригласил Липского на завтрак и сообщил о намерении в строго доверительном порядке, включив в число информированных лиц еще Бека, обсудить «проблему общего характера». Риббентроп высказал мысль, что пришло время найти «общее решение» для устранения спорных вопросов в отношениях двух стран. Он предложил, чтобы Польша передала Германии Гданьск (Данциг) и в Поморье (так называемом польском «коридоре») экстерриториальную полосу для сооружения автострады и многоколейной железной дороги, которая соединила бы Восточную Пруссию с Германией. Чтобы позолотить пилюлю, Риббентроп добавил: рейх будет согласен гарантировать германо-польскую границу и продлить на 25 лет договор 1934 г. В заключение Польше предложили выработать общую с Германией позицию в отношении СССР и присоединиться к «Антикоминтерновскому пакту».
Поднимая вопрос о Гданьске и «коридоре», гитлеровцы заранее рассчитывали, что польское правительство не примет их предложения. Экономика послеверсальской Польши, созданной как одно из звеньев в «санитарном» кордоне против СССР, умышленно была ориентирована на Запад. Около 70% ее торгового оборота проходило через Гданьск и расположенный рядом порт Гдыню. Захватив устье Вислы, а тем более отрезав Поморье от Балтики, гитлеровцы поставили бы под свой контроль экономику страны.
Польское правительство сообщило о готовности пойти на ряд уступок: признать Гданьск чисто немецким городом, обеспечить связь между Восточной Пруссией и рейхом. Но, сославшись на внутриполитические причины, оно отклонило идею включить Гданьск в состав Германии. Это и требовалось гитлеровцам. Предлог для провоцирования кризиса в отношениях с Польшей был обеспечен.
Еще несколько месяцев в официальных заявлениях гитлеровцев продолжали звучать лицемерные заверения в дружественных чувствах к Польше. Но после захвата Праги они резко изменили тактику.
Неужели нельзя было предотвратить сентябрьскую катастрофу 1939 г.? Ставшие известными в последнее время секретные документы гитлеровского рейха приводят к выводу: Германия не рискнула бы в 1939 г. напасть на Польшу, если бы знала, что на границе встретит не только польские, но и советские войска. Что же помешало этому?
Гитлеровцы понимали, что сближение Польши и СССР создало бы непреодолимую преграду на пути осуществления их замыслов. Маневры нацистской дипломатии преследовали цель заставить польское правительство «вырыть ров» в отношениях с Советским Союзом. Эту работу выполнила находившаяся у власти клика пилсудчиков во главе с маршалом Рыдз-Смиглы, президентом Мосьцицким и министром иностранных дел Беком.
Насколько грубо велась игра, свидетельствуют документы, связанные, например, с визитом Геринга в Польшу в январе – феврале 1935 г. Приглашение на охоту в Беловежской пуще он использовал для того, чтобы с необычной откровенностью «поделиться своими мыслями».
«В своих беседах Геринг проявил себя значительно более откровенным, чем принято, – записал в дневнике заместитель польского министра иностранных дел граф Шембек. – Особенно это относится к его беседам с генералами, и в частности с генералом Соснковским. Он зашел настолько далеко, что почти предложил нам антирусский союз и совместный поход на Москву. При этом он высказал мнение, что Украина стала бы зоной влияния Польши, а северо-запад России – зоной Германии».Большие куски советской территории, которые гитлеровцы предлагали польским панам, стали дежурным блюдом германской дипломатической кухни в отношениях с Польшей. Так, Геринг, беседуя в августе 1938 г. с Липским, опять сделал ряд провокационных антисоветских намеков.
«Относительно русской проблемы, – сообщал польский посол в Варшаву, – он в общих чертах сказал, что она, после решения чешского вопроса, станет актуальной. Он вернулся к своей мысли, что в случае советско-польского конфликта Германия не могла бы остаться нейтральной, не предоставив помощи Польше… Польша, по его мнению, может иметь известные интересы непосредственно в России, например на Украине».Коварные речи гитлеровцев находили в Варшаве благожелательный отклик. Польские санационные круги, проводя политику антикоммунизма, искали сближения с фашистской Германией.
Буржуазная Польша тем самым копала себе собственную могилу.
На внешнеполитический курс, диктовавшийся кучкой крупных магнатов и помещиков, большое влияние оказывала внутриполитическая обстановка. Несмотря на введение в 1935 г. конституции, которая узаконила жестокие репрессии против трудящихся и широкое использование шовинистической пропаганды в отношении нацменьшинств, режим «санации» переживал глубокий кризис. В стране росло демократическое движение. Прогрессивные силы во главе с коммунистами призывали к свержению правящей клики, разрыву с реакционным курсом и заключению союза с СССР.
Не имея опоры внутри страны, группа «полковников», захвативших власть, искала выхода во внешнеполитических авантюрах. В дни Мюнхена польские руководители приняли участие в гитлеровской агрессии против Чехословакии и захватили Тешинскую Силезию. Немалые надежды они связывали и с походом нацистов на восток, против СССР.
«Нам чрезвычайно трудно сохранять равновесие между Россией и Германией, – объяснял Шембек польскому послу в Москве Гржибовскому 10 декабря 1938 г. – Наши отношения с последней полностью основываются на концепции наиболее ответственных лиц третьего рейха, которые утверждают, что в будущем конфликте между Германией и Россией Польша явится естественным союзником Германии».Не желая раскрывать свое подлинное лицо во взаимоотношениях с СССР и боясь собственного народа, польская клика не рискнула пойти на прямой сговор с фашистской Германией. Она строила авантюристические планы, намереваясь при случае воспользоваться обстановкой и захватить советские земли.
Когда политические стратеги Запада усиленно обсуждали после Мюнхена различные варианты расчленения СССР, гитлеровцы не упускали случая, чтобы подогреть у своих «друзей» в Варшаве антисоветские настроения. Так, в ноябре 1938 г. они намекнули о желании узнать, «не имеет ли Польша проектов в отношении кавказской нефти и вообще существует ли у Польши план экономического проникновения в Россию».
Наряду с этим, осенью 1938 г. нацистская дипломатия стала заблаговременно готовить предлог для провоцирования кризиса в германо-польских отношениях и «оправдания» агрессии. 24 октября Риббентроп пригласил Липского на завтрак и сообщил о намерении в строго доверительном порядке, включив в число информированных лиц еще Бека, обсудить «проблему общего характера». Риббентроп высказал мысль, что пришло время найти «общее решение» для устранения спорных вопросов в отношениях двух стран. Он предложил, чтобы Польша передала Германии Гданьск (Данциг) и в Поморье (так называемом польском «коридоре») экстерриториальную полосу для сооружения автострады и многоколейной железной дороги, которая соединила бы Восточную Пруссию с Германией. Чтобы позолотить пилюлю, Риббентроп добавил: рейх будет согласен гарантировать германо-польскую границу и продлить на 25 лет договор 1934 г. В заключение Польше предложили выработать общую с Германией позицию в отношении СССР и присоединиться к «Антикоминтерновскому пакту».
Поднимая вопрос о Гданьске и «коридоре», гитлеровцы заранее рассчитывали, что польское правительство не примет их предложения. Экономика послеверсальской Польши, созданной как одно из звеньев в «санитарном» кордоне против СССР, умышленно была ориентирована на Запад. Около 70% ее торгового оборота проходило через Гданьск и расположенный рядом порт Гдыню. Захватив устье Вислы, а тем более отрезав Поморье от Балтики, гитлеровцы поставили бы под свой контроль экономику страны.
Польское правительство сообщило о готовности пойти на ряд уступок: признать Гданьск чисто немецким городом, обеспечить связь между Восточной Пруссией и рейхом. Но, сославшись на внутриполитические причины, оно отклонило идею включить Гданьск в состав Германии. Это и требовалось гитлеровцам. Предлог для провоцирования кризиса в отношениях с Польшей был обеспечен.
Еще несколько месяцев в официальных заявлениях гитлеровцев продолжали звучать лицемерные заверения в дружественных чувствах к Польше. Но после захвата Праги они резко изменили тактику.