Страница:
Большой Брат любил абсолютную власть. А казалось бы, чего ее любить-то? Сидишь себе на троне и в Недреманное Око за подданными подсекаешь. Ни отпуска, ни личной жизни. Маньяк, наверное.
Именно маниакальное чутье нашептывало Большому Брату: вскоре произойдет страшное. Око разладилось: оно прогнозировало то «Возвращение Будулая» по Первому, то полный крах Империи по всем фронтам. Изредка оно пылко фальцетило о смерти некоего Сталина, чаще предрекало баритоном: «Буря, скоро грянет буря!»
Рожденный ползать не разобьется. Так считал прагматичный Большой Брат. Слишком уж высоко метит Бабаянус… Парадоксально: вместе с этим беспредельщиком могли потерпеть поражение все!
Большой Брат истово желал победы Зла в этом мире, но продолговатый мозг зудил: «Эй, парень! Твое пребывание у власти явно подходит к концу. Победят наши — будет тебе в хозяева Чистое Воплощение. Одержит верх соперник — устроят тебе показательный процесс в Нюрнберге с заслушиванием, повешением и засушиванием. Куда ни кинь, всюду бедному Ванюшке камушки. Куй железо, Корчагин!»
— Лимби-и-ическая система! — матюгнулся Большой Брат, начиная ворожбу.
Сначала предстояло реанимировать Недреманное Око…
Амадеус фон Лохкарт проснулся на хладном трупе волчицы. Маг вскочил, брезгливо отряхиваясь и бормоча. Успокоившись, он осмотрел тело усопшей.
Получалось, он, Лохкарт, ночью выпил ее кровь!
Невзирая на утреннюю прохладу, зверомаг облился потом.
— Я — чудовище! — воскликнул он, намереваясь наложить на себя руки.
Но остановился. Во-первых, очень хотелось жить. А во-вторых, предстояло довести до конца дело, порученное Мастдаем. Компас тыкал стрелкой в сторону Обиталища. Лохкарт обернулся волком и потрусил за объектом слежки.
В пустыне он покинул дорогу, дабы не смущать караваны. Зной мучил оборотня, уж очень теплой была его шкура.
За одним из барханов Лохкарт услышал причитания:
— Бедный Йода, плохой Йода, неадекватный Йода! Что ты наделал?! Недоглядел, недобдил… Какой ты после этого джедай? Ы-ы-ы-ы…
Лохкарт вышел к плачущему эльфу-домовому, предварительно очеловечившись.
— А где твои спутники? — спросил он.
Йода вздрогнул от неожиданности, поглядел на мага и разревелся громче прежнего:
— Уполз подлечиться, возвращаюсь, а их нету у-у-у…
Оборотень долго утешал Йоду, потом эльф напросился в спутники к Лохкарту , и они направились к Обиталищу.
Мастдай Глюкообильный удовлетворенно покивал, поглаживая брюхо глобуса: его агент шел верным путем.
— Замутилась неплохая история, — обратился ректор Хоботаста к призраку Штирлица. — В Обиталище произойдут важные события, и моя задача состоит в том, чтобы…
В дверь постучал острый кулачок мисс Маннис Пфенингз, затем секретарша впорхнула с докладом:
— Шеф, вас хочет видеть Бабаянус Двуликий.
— Впускай! — улыбнулся Мастдай, потирая руки.
Тощий мастер-маг, облаченный в парадный плащ, прямо с порога начал пылкую речь, помахивая кулаком в такт словам:
— Господин ректор, мне срочно, архисрочно нужен отпуск! Промедление смерти подобно! Я просто обязан отлучиться!
— Что же такое стряслось ?! — встревожился Мастдай.
— Я… я женюсь!
— Опаньки!.. — выдохнул Мастдай, падая в кресло.
Ректор был поражен, он даже не заметил, как смахнул со стола книжку Викториуса Пелениума «Деникин и Полнота», которую любил изредка перечитать.
— А что? — нахмурился Двуликий. — Любви все возрасты покорны! Мастдай, я вам так скажу. Любовь зла — полюбишь и козла. Любовь добра полюбишь и бобра. Любовь — она разная. Главное, чтоб не заразная.
— Э… Кто бы спорил, дружище? я — за! Поздравляю! — Мастдай встал и, схватив мастера-алхимика за руку, принялся трясти ее с частотой около тысячи семисот мегагерц.
Через полминуты ректор остановился, смахивая слезу умиления.
— И кто же счастливица, коей достается такой… такой… клад.
Бабаянус потупил взор и застенчиво произнес:
— Алисия Сильверзнева.
— Алисия Селезстоун? — переспросил ректор.
— Нет, Сильверзнева, — поправил Бабаянус. — Наша прошлогодняя гостья из Будущего.
— Да-да-да, припоминаю, — сощурился Мастдай. — И даму, и ее деревню. Да, Будущее. Отличное местечко. Что ж, совет вам да свекровь! Ой, то есть морк…
— Мастдай, избавьте меня от своих каламбуров хоть ради праздника! — взмолился Бабаянус.
— Конечно, не смею вас задерживать! Но, надеюсь, вы помните о моем заказе, о мозговом эликсире?
— Вернусь с женой, и будет вам эликсир! — заверил Мастдая Бабаянус и незамедлительно телепортировался восвояси.
— Вот тебе и Бабаянус… — промолвил ректор, потирая подбородок.
Как выразилась бы еще одна Алиса, всё чудесатее и чудесатее…
III
Когда все возможные варианты ругани в адрес РАО «ВС» закончились, ребятам стало скучно и немного страшно.
— Могу поведать античный миф о Терминарии и Робокопулюсе, — нарушил тишину Харри.
— Нет, лучше давай про Тайсона и Холифилда, — попросила Молли Козазель. — Она короче и веселее.
— Ну, слушайте…
Сошлись как-то в честном боксерском бою витязи Тайсон и Холифилд. Уговорились сразиться не на жизнь, а на бабки. Бьются боксеры раунд, бьются другой. Ударил Холифилд Тайсона, и ушел Тайсон в нокдаун по щиколотку. Ударил Тайсон Холифилда, и ушел Холифилд в нокдаун по колено. Ударил арбитр в гонг, и ушли Холифилд с Тайсоном в разные углы ринга. Так вот раунд за раундом и пролетели. Наступил решающий двенадцатый. Изловчился Холифилд и нанес Тайсону удар силы немереной. Ударился Тайсон оземь и обернулся на тренера своего. Понял тренер, что богатырь слегка нехорошо себя чувствует, выкинул на ринг белый рушник. Тут и бою конец весел, а кто на ногах устоял — чемпион Мира в супертяжелом весе.
— Стоп, а где про ухо откушенное? — встрепенулась Козазель.
— Ха, это же в матче-реванше приключилось, — пояснил Харри. — В другой раз расскажу.
— Тогда объясни, в чем мораль, — напал на Проглоттера с другой стороны Джеймс.
Тот почесал нос, поправил совершенно ненужные сейчас очки и ответил:
— А в том, что никакие бабки не стоят потерянного здоровья. Хотя…
— Чего «хотя»? Пустая история, а мораль ты сейчас пристегнул, — отмахнулась Молли, впотьмах задевая Джеймса.
— «Амораль», хе-хе… Ладно, вот вам другой сказ, короче и с моралью, — «смилостивился» Харри. — Было у царя три сына. Настала пора им жениться. Уговорились, как обычно, из лука стрелять. Попал старший сын на боярский двор — и женился на юной боярыне. Попал средний сын на княжий двор — и женился на прекрасной княжне. Попал младший сын в Василису Премудрую. В глаз. Насмерть… Но делать нечего: уговор дороже денег…
Все помолчали.
— Да, этот, пожалуй, лучше, — кивнул Барахлоу. — Но скучно всё равно.
— Давайте тогда анекдоты травить по-новому! — предложила Молли.
— Гы, дустом? — хмыкнул Джеймс.
— Нет, вот зацени: круглое хлебобулочное изделие, изготовленное бездетной парой пенсионеров, совершило акт суицида с помощью веревки и крюка в потолке.
— «Колобок повесился», что ли?
— Точно!
— А чего хорошего-то? — загрустил Барахлоу. Неожиданно дали свет. Молли сотворила заклинание «Кондиционериум» и убедилась, что подул прохладный ветерок. Магия вернулась. Молли выдохнула:
— Фу-у-ух… Когда нельзя было ворожить, я чувствовала себя, словно безденежный шмугл у Диснейленда. Словно стриптизерша в скафандре. Словно…
— Козазель! — крикнул Джеймс. — Очнись! Всё позади. Теперь вопрос в том, какую из трех дверей выбрать.
Решили начать с левой. Дернули, оказалась не запертой. За дверью была белая-белая комната с полом в черную клетку. Посредине стояла скамейка.
На скамейке сидел глубокий старец, облаченный в синие одежды. Даже туфли и волшебная палочка его были синими. Создавалось впечатление, что сохраняющий неподвижность маг дремал, но затянутые медитативной поволокой очи старца оставались полуоткрытыми. На плече седовласого мага восседал синий попугай.
— Как тебя звать? — спросил Харри почтенного волшебника.
— Мерлин, — ответил старец.
— А по— русски?
— Дата.
— Не обращайте на него внимания, он так шутит с тех пор, как полюбил новый российский кинематограф, — махнул лапкой попугай.
— Понятно… — на всякий случай сказал Харри Проглоттер.
На помощь Харри поспешила умница-Молли:
— А! Вы тот самый Мерлин, который большой спец по картам!
— Нет, девочка, — покачал головой старик. — По картам у нас дока бойкий маг… Дворкин. Правда, я читал, он с катушек съехал… Пасьянс янтарный не сошелся… Или еще есть слушок, что нарисовал он таро с клубничными сюжетцами и втянулся, в общем… Да… А я-то сам по шахматам спец.
— То есть?! — вступил в беседу Барахлоу.
— То есть, хотите пройти дальше — сразитесь со мной в шахматном поединке.
— Ха! Чего уж проще? — хохотнул Джеймс.
— Ах так, молодой человек? — взорвался старец (от негодования у него затряслась бородка). — Вы думаете, шахматы — это легко?! Знай себе, фишки двигай, да?!! А вы вот эти кровавые мозоли на пальцах видели?!!
Ребята поглядели на руки Мерлина и удостоверились: да, шахматы — тяжелый труд.
— Но не станем отвлекаться! — просиял маг. — Давайте-ка партишечку… в натуральную величину…
Он достал из широкого рукава волшебную палочку. По ее мановению вокруг появились шахматные фигуры: чудесные магические големы ростом с человека.
— Чур, мы играем белыми! — застолбила Козазель.
— Извольте, — пригласил Мерлин. — Выбирайте роли.
Харри и Молли ждали решения от Джеймса серебряного призера Виммбилльдора по «Чапаеву». Они вообще ничем не могли похвастаться.
— Ну, Молли, прыгунья наша, — задумчиво протянул Барахлоу. — Встанешь вместо коня…
Один из белых коней тут же растворился в воздухе. Харри под шумок хотел спрятаться, но зоркий Джеймс его окликнул:
— Тпру, Проглоттер! Оставайся с нами, будешь нашим королем. Оборонять тебя надо. Да и толку-то от тебя, как от Шандыбиуса перхоти.
Себя Джеймс назначил ферзем. Две армии построились, и Мерлин, тоже ферзь, но черный, воздел руки к потолку и громогласно возвестил о начале боя:
— Сарынь на кичку!!!..
IV
Сеча выдалась похлеще ледового побоища. К пятнадцатому ходу никто не завоевал весомого преимущества. Мерлин был суперстратегом, игроком экстра-класса, он даже превосходил знаменитых друзей Карпиуса с Каспариусом. Но блестящие и безукоризненные комбинации старого мага разбивались о кристально-невинную глупость Барахлоу.
Однако после двадцатого хода стало ясно: белым скоро придет полный эндшпилец.
Посему, когда Мерлин в очередной раз склонился над свитком, куда дотошно вносил каждый ход, Джеймс выхватил палочку и, коснувшись ею черной ладьи, прошептал: «Катурадж-массаракш-киргуду!»
Фигура растворилась в воздухе.
— Только что на этом месте стояла моя ладья! — закричал Мерлин, осмотревшись. — А теперь ее уже нет!
— Нет, значит, и не было! — хамски ответил Джеймс.
— Позвольте, у…
— Ага, у тебя все ходы записаны, — еще более грубо закончил мысль мага Барахлоу.
Затем он схватил за грудки ближайшую к себе черную пешку и вмазал ей в морду. Мгновенно вспыхнула драка.
— Тикай, ребза! — гикнул Джеймс, убегая к единственной двери в комнате.
К той, через которую юные искатели Чмошища сюда и попали. Барахлоу навалился на нее всем весом, но было заперто! Харри и Молли поняли с первого раза, хотя девчонка замешкалась, расправляясь со слоном и… королем. Стоило пасть монарху черных, как дверь открылась! То есть формально получалось, что дети выиграли партию! Мерлин кричал им вслед безобидные заклятия вроде «А как же фэйр плей?!», но кто его слушал?
Выбежав из комнаты Мерлина, ребята закрыли дверь и навалились на нее, гадая, нет ли погони.
Не было.
— Джеймс! — обратился к другу Харри Проглоттер. — А где ты подцепил такой гениальный ход?
Барахлоу снисходительно улыбнулся, похлопывая Харри по плечу:
— Эту шахматную хитрость я вычитал у легендарного Ильфиш-Петровеума. Вот и смекай, Проглоттер. Пока мы в библиотеке сидели, ты в столовой загружался. Пожинай теперь скудные плоды своего просвещения.
— Ладно, герои, — деловито бросила Молли Козазель, вытирая кинжалы о специальную тряпочку. — Мат-то я поставила.
Она победоносно поглядела на притихших пацанов:
— Десять очков Виммбилльдору!!! По-любому!
Отсмеявшись, путники вспомнили о том, что остались еще две двери.
— Пойдем в правую, — скорее констатировал, нежели предложил Барахлоу. — Наше дело правое, мы победим!
С этими словами Джеймс взялся за ручку и распахнул дверь. За ней обнаружилась кирпичная стена и надпись «Sorry, this агеа is under construction. Please, соmе back later. Your's sincerely, Admin»
— Обломатушки-перепрятушки, — хмыкнула Шаурма в желудке у Харри.
— Вы слышали? — перепуганный Проглоттер схватил друзей за локти.
— Ты чего, Проглоттер? Шаурмы объелся? — схохмил Джеймс, не замечая, насколько метко попал.
— Нет, вы точно не слышали?
— Ничего, — ответила Козазель. — А ты?
Пухлый маг немного успокоился:
— Да… так, почудилось…
— Ври больше, — заржала Шаурма.
— Она еще и говорящая!.. — Проглоттер испугался, что сходит с ума.
— Ты это о ком? — спросили Молли и Шаурма. Хором.
Харри зажмурился.
— Я… я молчу.
— Кой-где торчу, — продолжала издеваться стряпня Бабаянуса.
Джеймс открыл среднюю дверь. Снова коридор.
— Куда лучше, чем кирпичный тупик или шахматный маньяк, — рассудил он, и троица двинулась вперед,
Через несколько десятков метров коридор заметно расширился, стены снова были увешаны картинами. Одной из них, чрезвычайно героической, Харри дал название «Мальчик-с-пальчик разрывает пасть таракана». Другую он нарек «Иван Грозный оказывает первую помощь своему сыну». Третья: «Техасские ковбои пишут письмо индейскому вождю», поражала размахом. Остальные полотна почти не уступали перечисленным.
После картин ребята увидели зеркало.
— Подойди, Проглоттер, погляди на себя и ужаснись! — зудела Шаурма.
Харри сделал несколько шагов к зеркалу и остолбенел: «Где мое отражение?!» Пустое место. Даже улыбка пропала!
«Я опоздал!» — волна разочарования и страха накатила на Проглоттера. Он скинул рюкзак и выхватил из него флакон с таблетками. Глотал, не жуя, то и дело заглядывая в зеркало. Без результатов. Вот Джеймс, вот Молли, а где Харри?!
Стоп! С Молли творилось неладное. Сразу поражали сине-зеленые волосы, уложенные по типу «куст после бури». Милое личико девочки было увешано маленькими серебряными колечками. Были проткнуты брови, уши, ноздри и нижняя губа. Пирсинг захватил не только лицо. Пара колец притаилась и в пупке. На самой Козазель были надеты кислотный топик, прошитый бесконечно мерцающими неоновыми светоидами, и сногсшибательная миниюбка, спонтанно меняющая расцветку.
Картину дополняли туфли на высокой платформе и покоящаяся у ног Молли роликовая доска с турбонаддувом. В ушах школьницы торчали наушники. Харри пригляделся повнимательнее и увидел татуировки на плечах и запястьях подруги. Одну пухлый маг успел рассмотреть. Это был тонущий«Титаник», в одном из иллюминаторов которого маячила испуганная физиономия Леонардуса Дикаприуса.
Кто бы мог предположить? Синий чулок Молли Козазель… Харри оторвался от отражения и посмотрел на подругу. Молли стояла, нормальная и по обыкновению строго одетая, и озадаченно пялилась в зеркало.
Тогда несчастный шаурмоед глянул на Джеймса. Стекло показывало, как Барахлоу превращает его, Харри Проглоттера, то в летающую лягушку на гусеничном ходу, то в Хохмо Сапиенса — неописуемого уродца, вызывающего у зрителя безудержный смех. «Сколь мало человеку надо для счастья!» — совершил открытие Харри.
Барахлоу так же растерянно, как и Молли, вылупился на зеркало.
«Вот тебе и свет мой, зеркальце, скажи, всех, в натуре, заложи!..» — подумал Проглоттер.
— Ну, колитесь, какое у меня отражение? — вымолвил наконец Харри.
— Вспомнила! — подняла палец в потолок Молли. — Это ЗЗЗВМ — завороженное зеркало заднего вида мысли! Оно демонстрирует другим твои самые сокровенные мечты.
Джеймс почесал нос:
— Молли… Харри… Давайте просто пойдем дальше и не будем даже заикаться друг другу о том, что узнали, а?
— Заметано!
V
Жизнь устроена так, чтобы никто в ней до конца не разобрался.
Пока юные маги плутали по Обиталищу, мир катился вперед во времени и в разные стороны в пространстве.
Историки-филологи Хоботаста выдвинули смелую гипотезу. По их мнению, слово «обеспечить» в древности означало «оставить без печи», то есть «разорить наглухо». Свою теорию волшебники от словообразования назвали ретроспективно-смысловой инверсией. Научная общественность рукоплескала. У нее так принято.
В Империи Зла закончился очередной кинофестиваль. Семь золотых Оскарид получила самая трогательная мелодрама года «Сеющие смерть и разрушения гадкие склизкие зловонные монстры тоже влюбляются».
Президент одной из стран далекого загадочного Эсэнгэ издал пакет указов: «О порядке разрешения споров о вкусах», «О попе и работнике его Балде», «Кстати, о птичках (Дополнения к закону „Об охране памятников“)» и другие, столь же насущные и жизненно важные.
Родную улицу Харри Проглоттера — Глючиновую Аллею — раскопали водопроводчики-кладоискатели. За пределами нашей галактики зажглась сверхновая звезда, столкнулись две солнечные системы и лопнул воздушный шарик на демонстрации бесчеловечных черт-вероногов против легализации демоно-полизации как асоциального извращения.
В общем, всё текло своим чередом. Мастдай Глюкообильный был уже немолод и довольно сносно знал этот мир. Он не поверил Бабаянусу. Приступ любви к Алисии Сильверзневой испытывали все мужчины, но хворь эта была исключительно возрастной.
Ректор понимал: Двуликий стремится в Обиталище. И при всём доверии к Амадеусу фон Лохкарту Мастдай не мог пустить дело на самотек. Необходимо быть в центре событий, решил Глюкообильный.
— Мисс Маннис Пфенингз, я в отъезде, — сказал он секретарше, высунув перебинтованную голову из кабинета.
Она судорожно кивнула, надеясь, что шеф не видит на ее столе авантюрный женский роман Марьи Монцовой «Умертвие в экстазе».
— Если кто, то я вот… — пояснил Мастдай и отправился к камину. — Да, и хватит читать на работе художественную литературу!
Когда мисс Маннис Пфенингз услышала телепортационный хлопок, она позволила себе пару едких оркских выражений в адрес Мастдая.
И вернулась к чтению: там аккурат Глаша Васюткина и Иван Перинин бросились вызволять Евлампочку Ильиничну Эпопееву из длинных щупальцев мафии. Ой, что будет!..
Недреманное Око Большого Брата не желало проясняться. Он впал в черную депрессию, кляня каких-то сапожников и японский кинематограф. Выпив цистерну пива, Большой Брат вернул себе более-менее бодрое расположение духа.
— Всё самому, всё самому, — простонал Лорд Тьмы.
Затем он встал, превозмогая боль в боку и конечностях, и сплел заклинание перемещения.
Амадеус фон Лохкарт был готов задушить Йоду. Эльф-домовой трещал, не замолкая. Пустынный зной вкупе с его речами разрушали волю Лохкарта. Он шел в мучительной полудреме, а Йода как ни в чем не бывало трепался о том, что Великая Сила равна Великому Напряжению, деленному на Великое Сопротивление, и из этого следуют очень интересные и перспективные выводы…
«Стать волком и порвать его! — прикидывал маг. — Taк я же за Добро…»
Когда стемнело, Лохкарт впал в вампиризм. Болтающий домовой беспечно шагал чуть впереди, Амадеус склонился над его шеей, ликуя, что убьет двух зайцев: и поест, и заткнет наконец этого коротышку. Но кровь эльфа была холодна и вонюча. Вампиромаг порадовался: « Спасибо случаю, я не укусил его, а почувствовал неладное раньше…»
Чтобы хоть как-то отвлечься, Лохкарт запел старинную вампирскую песню:
Ой, то не вечер, а скорее утречко…
Ой, мне в гробу мало спалось,
Ой, мне малым-мало спалось,
Ой, да во сне привиделось…
Налетела злая Баффи,
Ой, да с Америки-страны,
Ой, да вонзила кол осинов,
В грудь мою левую, увы…
Амадеус распалялся, всё громче и проникновеннее продолжая безысходную песнь:
Дракула-граф, он ведь догадлив был,
Он сумел сон мой разгадать…
— Друг мой, — прервал песню Амадеуса Йода. — Уж не вампир ли вы?
— А если и вампир, — недобро блеснул клыками в сумерках Лохкарт. — Ты кто, скинхед? Бить будешь?
— Нет, что вы. Нам, истинным эльфийцам, всё равно. А вот если вы от вампиризма избавиться захотите, то мой вам совет: найдите в полнолуние хорошего стоматолога из наших. Он вам клыки-то и вырвет. Будете снова нормаль…
Йода не успел договорить: разъяренный Лохкарт наотмашь шлепнул его по глупой лысой голове.
Эльф описал в воздухе идеальную дугу и приземлился к воротам Обиталища.
— Какую песню запоганил! — досадливо сплюнул Амадеус. — Ничего, зато Харри близко…
Дрожащий эльф прижался к воротам. Ему отнюдь не улыбалось погибнуть. от рук вампира.
Вампиро-маг навалился на створку, и та потихоньку начала открываться. Йода прошмыгнул в щель и припустил по темному коридору, ориентируясь при помощи ультразвука. Вскоре зажегся свет: Лохкарт вошел.
Через несколько мгновений Йода был отброшен в сторону огромным черным волком. Волк несся с невообразимой скоростью.
Эльф-домовой помахал ушами, приходя в чувства, и побежал вслед за зверем.
— Харри… грозит… опасность… — шептал он в такт шагам и зачем-то добавлял: — Моя пр-р-релесть …
В комнате трех дверей Йода ринулся сразу в среднюю, попросту не заметив две другие. Он получил фору, ведь Лохкарт начал осмотр с левой, так же как и ребята несколькими часами ранее…
Мерлин пережил второе унижение за ночь, когда покусанные волком-упырем фигуры стали нападать на еще не зараженные, не разбирая цвета. И даже на хозяина…
VI
Коридор никак не хотел заканчиваться. Он несколько раз круто поворачивал и просто продолжался: ни дверей, ни комнат.
Шаурма не замолкала:
— Иди на «Астру»… Иди на «Астру»… Балаклава, Балаклава, вы меня слышите или вы меня не слышите?. Передаем сигналы точного времени, начало шестого сигнала соответствует приходу Чистого Зла… Заяц! Ты слышишь меня?.. Ну, заяц, погоди!!!
Харри, естественно, нервничал. Болтающий продукт выводил его из себя, хотелось заорать, задушить кого-нибудь или взорвать Обиталище. Измученный злыми эмоциями Проглоттер ограничился тем, что дал впереди идущему Джеймсу Барахлоу вдумчивого, основательного пендаля.
— Эй, пухлый! Совсем офонарел?! — вспыхнул Джеймс (всё же было слегка неожиданно и довольно-таки больно).
Барахлоу развернулся и врезал Харри в подбородок. Талантливо исполненный хук поверг Проглоттера в бессознательное состояние. Молли еле успела увернуться от тяжелого падающего тела.
— Хм, а переговорами нельзя такие ситуации разруливать? — спросила она Джеймса.
— Прости, погорячился, — извинился без всякого энтузиазма Барахлоу, потирая то место, где спина встречается с ногами.
…Харри шел по незнакомому городу. Было чрезвычайно жарко, как это водится в летние вечера. Мальчик был до того худо одет, что ему сделалось мерзко, когда он оценил свои лохмотья.
Неизвестный пьянчуга крикнул: «Эй ты, немецкий шляпник» Харри остановился и судорожно сорвал с себя шляпу — высокую, островерхую хоботастовскую шляпу… «Надо же, учудил ходить среди шмуглов в одежде волшебника!» — устыдился Харри, комкая головной убор и засовывая его за пазуху.
Под мышкой у Проглоттера была зажата радиола «Романтика». Пальто оттягивал здоровенный топор, висевший на нарочитой петле, приделанной к изнанке.
Зайдя в подъезд преогромнейшего дома, впрочем, невзрачного, как и любой другой на этой улице, Харри поднялся по темной узкой лестнице на четвертый этаж и постучал в дверь с табличкой «Старушка-процентщица».
— Кто там? — послышался из-за двери дребезжащий голос.
— Я вам денежки принес. За квартиру… За январь… — вкрадчиво соврал Харри.
Дверь открылась. Перед Проглоттером предстала крошечная, сухонькая старушонка шести десятков лет, с острыми и злыми глазками. Белые, почти не поседевшие волосы ее были обильно смазаны маслом.
Одернув кацавейку, тонкошеяя старушка почти пропела:
— Вот и славно, хорошо, положите на комод.
И, шаркая тапками, направилась в глубь квартиры.
Харри проследовал за ней, положил радиолу на стол и выхватил топор. Бабка что-то говорила, но парень не слушал. Он размахнулся и всадил топор в голову несчастной процентщицы.
Именно маниакальное чутье нашептывало Большому Брату: вскоре произойдет страшное. Око разладилось: оно прогнозировало то «Возвращение Будулая» по Первому, то полный крах Империи по всем фронтам. Изредка оно пылко фальцетило о смерти некоего Сталина, чаще предрекало баритоном: «Буря, скоро грянет буря!»
Рожденный ползать не разобьется. Так считал прагматичный Большой Брат. Слишком уж высоко метит Бабаянус… Парадоксально: вместе с этим беспредельщиком могли потерпеть поражение все!
Большой Брат истово желал победы Зла в этом мире, но продолговатый мозг зудил: «Эй, парень! Твое пребывание у власти явно подходит к концу. Победят наши — будет тебе в хозяева Чистое Воплощение. Одержит верх соперник — устроят тебе показательный процесс в Нюрнберге с заслушиванием, повешением и засушиванием. Куда ни кинь, всюду бедному Ванюшке камушки. Куй железо, Корчагин!»
— Лимби-и-ическая система! — матюгнулся Большой Брат, начиная ворожбу.
Сначала предстояло реанимировать Недреманное Око…
Амадеус фон Лохкарт проснулся на хладном трупе волчицы. Маг вскочил, брезгливо отряхиваясь и бормоча. Успокоившись, он осмотрел тело усопшей.
Получалось, он, Лохкарт, ночью выпил ее кровь!
Невзирая на утреннюю прохладу, зверомаг облился потом.
— Я — чудовище! — воскликнул он, намереваясь наложить на себя руки.
Но остановился. Во-первых, очень хотелось жить. А во-вторых, предстояло довести до конца дело, порученное Мастдаем. Компас тыкал стрелкой в сторону Обиталища. Лохкарт обернулся волком и потрусил за объектом слежки.
В пустыне он покинул дорогу, дабы не смущать караваны. Зной мучил оборотня, уж очень теплой была его шкура.
За одним из барханов Лохкарт услышал причитания:
— Бедный Йода, плохой Йода, неадекватный Йода! Что ты наделал?! Недоглядел, недобдил… Какой ты после этого джедай? Ы-ы-ы-ы…
Лохкарт вышел к плачущему эльфу-домовому, предварительно очеловечившись.
— А где твои спутники? — спросил он.
Йода вздрогнул от неожиданности, поглядел на мага и разревелся громче прежнего:
— Уполз подлечиться, возвращаюсь, а их нету у-у-у…
Оборотень долго утешал Йоду, потом эльф напросился в спутники к Лохкарту , и они направились к Обиталищу.
Мастдай Глюкообильный удовлетворенно покивал, поглаживая брюхо глобуса: его агент шел верным путем.
— Замутилась неплохая история, — обратился ректор Хоботаста к призраку Штирлица. — В Обиталище произойдут важные события, и моя задача состоит в том, чтобы…
В дверь постучал острый кулачок мисс Маннис Пфенингз, затем секретарша впорхнула с докладом:
— Шеф, вас хочет видеть Бабаянус Двуликий.
— Впускай! — улыбнулся Мастдай, потирая руки.
Тощий мастер-маг, облаченный в парадный плащ, прямо с порога начал пылкую речь, помахивая кулаком в такт словам:
— Господин ректор, мне срочно, архисрочно нужен отпуск! Промедление смерти подобно! Я просто обязан отлучиться!
— Что же такое стряслось ?! — встревожился Мастдай.
— Я… я женюсь!
— Опаньки!.. — выдохнул Мастдай, падая в кресло.
Ректор был поражен, он даже не заметил, как смахнул со стола книжку Викториуса Пелениума «Деникин и Полнота», которую любил изредка перечитать.
— А что? — нахмурился Двуликий. — Любви все возрасты покорны! Мастдай, я вам так скажу. Любовь зла — полюбишь и козла. Любовь добра полюбишь и бобра. Любовь — она разная. Главное, чтоб не заразная.
— Э… Кто бы спорил, дружище? я — за! Поздравляю! — Мастдай встал и, схватив мастера-алхимика за руку, принялся трясти ее с частотой около тысячи семисот мегагерц.
Через полминуты ректор остановился, смахивая слезу умиления.
— И кто же счастливица, коей достается такой… такой… клад.
Бабаянус потупил взор и застенчиво произнес:
— Алисия Сильверзнева.
— Алисия Селезстоун? — переспросил ректор.
— Нет, Сильверзнева, — поправил Бабаянус. — Наша прошлогодняя гостья из Будущего.
— Да-да-да, припоминаю, — сощурился Мастдай. — И даму, и ее деревню. Да, Будущее. Отличное местечко. Что ж, совет вам да свекровь! Ой, то есть морк…
— Мастдай, избавьте меня от своих каламбуров хоть ради праздника! — взмолился Бабаянус.
— Конечно, не смею вас задерживать! Но, надеюсь, вы помните о моем заказе, о мозговом эликсире?
— Вернусь с женой, и будет вам эликсир! — заверил Мастдая Бабаянус и незамедлительно телепортировался восвояси.
— Вот тебе и Бабаянус… — промолвил ректор, потирая подбородок.
Как выразилась бы еще одна Алиса, всё чудесатее и чудесатее…
III
Есть что-то милое такое
в работах Агнии Барто.
То ли геройство удалое,
то ли еще не знаю что.
Красная бурда
Когда все возможные варианты ругани в адрес РАО «ВС» закончились, ребятам стало скучно и немного страшно.
— Могу поведать античный миф о Терминарии и Робокопулюсе, — нарушил тишину Харри.
— Нет, лучше давай про Тайсона и Холифилда, — попросила Молли Козазель. — Она короче и веселее.
— Ну, слушайте…
Сошлись как-то в честном боксерском бою витязи Тайсон и Холифилд. Уговорились сразиться не на жизнь, а на бабки. Бьются боксеры раунд, бьются другой. Ударил Холифилд Тайсона, и ушел Тайсон в нокдаун по щиколотку. Ударил Тайсон Холифилда, и ушел Холифилд в нокдаун по колено. Ударил арбитр в гонг, и ушли Холифилд с Тайсоном в разные углы ринга. Так вот раунд за раундом и пролетели. Наступил решающий двенадцатый. Изловчился Холифилд и нанес Тайсону удар силы немереной. Ударился Тайсон оземь и обернулся на тренера своего. Понял тренер, что богатырь слегка нехорошо себя чувствует, выкинул на ринг белый рушник. Тут и бою конец весел, а кто на ногах устоял — чемпион Мира в супертяжелом весе.
— Стоп, а где про ухо откушенное? — встрепенулась Козазель.
— Ха, это же в матче-реванше приключилось, — пояснил Харри. — В другой раз расскажу.
— Тогда объясни, в чем мораль, — напал на Проглоттера с другой стороны Джеймс.
Тот почесал нос, поправил совершенно ненужные сейчас очки и ответил:
— А в том, что никакие бабки не стоят потерянного здоровья. Хотя…
— Чего «хотя»? Пустая история, а мораль ты сейчас пристегнул, — отмахнулась Молли, впотьмах задевая Джеймса.
— «Амораль», хе-хе… Ладно, вот вам другой сказ, короче и с моралью, — «смилостивился» Харри. — Было у царя три сына. Настала пора им жениться. Уговорились, как обычно, из лука стрелять. Попал старший сын на боярский двор — и женился на юной боярыне. Попал средний сын на княжий двор — и женился на прекрасной княжне. Попал младший сын в Василису Премудрую. В глаз. Насмерть… Но делать нечего: уговор дороже денег…
Все помолчали.
— Да, этот, пожалуй, лучше, — кивнул Барахлоу. — Но скучно всё равно.
— Давайте тогда анекдоты травить по-новому! — предложила Молли.
— Гы, дустом? — хмыкнул Джеймс.
— Нет, вот зацени: круглое хлебобулочное изделие, изготовленное бездетной парой пенсионеров, совершило акт суицида с помощью веревки и крюка в потолке.
— «Колобок повесился», что ли?
— Точно!
— А чего хорошего-то? — загрустил Барахлоу. Неожиданно дали свет. Молли сотворила заклинание «Кондиционериум» и убедилась, что подул прохладный ветерок. Магия вернулась. Молли выдохнула:
— Фу-у-ух… Когда нельзя было ворожить, я чувствовала себя, словно безденежный шмугл у Диснейленда. Словно стриптизерша в скафандре. Словно…
— Козазель! — крикнул Джеймс. — Очнись! Всё позади. Теперь вопрос в том, какую из трех дверей выбрать.
Решили начать с левой. Дернули, оказалась не запертой. За дверью была белая-белая комната с полом в черную клетку. Посредине стояла скамейка.
На скамейке сидел глубокий старец, облаченный в синие одежды. Даже туфли и волшебная палочка его были синими. Создавалось впечатление, что сохраняющий неподвижность маг дремал, но затянутые медитативной поволокой очи старца оставались полуоткрытыми. На плече седовласого мага восседал синий попугай.
— Как тебя звать? — спросил Харри почтенного волшебника.
— Мерлин, — ответил старец.
— А по— русски?
— Дата.
— Не обращайте на него внимания, он так шутит с тех пор, как полюбил новый российский кинематограф, — махнул лапкой попугай.
— Понятно… — на всякий случай сказал Харри Проглоттер.
На помощь Харри поспешила умница-Молли:
— А! Вы тот самый Мерлин, который большой спец по картам!
— Нет, девочка, — покачал головой старик. — По картам у нас дока бойкий маг… Дворкин. Правда, я читал, он с катушек съехал… Пасьянс янтарный не сошелся… Или еще есть слушок, что нарисовал он таро с клубничными сюжетцами и втянулся, в общем… Да… А я-то сам по шахматам спец.
— То есть?! — вступил в беседу Барахлоу.
— То есть, хотите пройти дальше — сразитесь со мной в шахматном поединке.
— Ха! Чего уж проще? — хохотнул Джеймс.
— Ах так, молодой человек? — взорвался старец (от негодования у него затряслась бородка). — Вы думаете, шахматы — это легко?! Знай себе, фишки двигай, да?!! А вы вот эти кровавые мозоли на пальцах видели?!!
Ребята поглядели на руки Мерлина и удостоверились: да, шахматы — тяжелый труд.
— Но не станем отвлекаться! — просиял маг. — Давайте-ка партишечку… в натуральную величину…
Он достал из широкого рукава волшебную палочку. По ее мановению вокруг появились шахматные фигуры: чудесные магические големы ростом с человека.
— Чур, мы играем белыми! — застолбила Козазель.
— Извольте, — пригласил Мерлин. — Выбирайте роли.
Харри и Молли ждали решения от Джеймса серебряного призера Виммбилльдора по «Чапаеву». Они вообще ничем не могли похвастаться.
— Ну, Молли, прыгунья наша, — задумчиво протянул Барахлоу. — Встанешь вместо коня…
Один из белых коней тут же растворился в воздухе. Харри под шумок хотел спрятаться, но зоркий Джеймс его окликнул:
— Тпру, Проглоттер! Оставайся с нами, будешь нашим королем. Оборонять тебя надо. Да и толку-то от тебя, как от Шандыбиуса перхоти.
Себя Джеймс назначил ферзем. Две армии построились, и Мерлин, тоже ферзь, но черный, воздел руки к потолку и громогласно возвестил о начале боя:
— Сарынь на кичку!!!..
IV
Счастье достигается различными путями; поэтому нельзя определить и выбрать какой-нибудь одной этики.
Ф. Ницше
Сеча выдалась похлеще ледового побоища. К пятнадцатому ходу никто не завоевал весомого преимущества. Мерлин был суперстратегом, игроком экстра-класса, он даже превосходил знаменитых друзей Карпиуса с Каспариусом. Но блестящие и безукоризненные комбинации старого мага разбивались о кристально-невинную глупость Барахлоу.
Однако после двадцатого хода стало ясно: белым скоро придет полный эндшпилец.
Посему, когда Мерлин в очередной раз склонился над свитком, куда дотошно вносил каждый ход, Джеймс выхватил палочку и, коснувшись ею черной ладьи, прошептал: «Катурадж-массаракш-киргуду!»
Фигура растворилась в воздухе.
— Только что на этом месте стояла моя ладья! — закричал Мерлин, осмотревшись. — А теперь ее уже нет!
— Нет, значит, и не было! — хамски ответил Джеймс.
— Позвольте, у…
— Ага, у тебя все ходы записаны, — еще более грубо закончил мысль мага Барахлоу.
Затем он схватил за грудки ближайшую к себе черную пешку и вмазал ей в морду. Мгновенно вспыхнула драка.
— Тикай, ребза! — гикнул Джеймс, убегая к единственной двери в комнате.
К той, через которую юные искатели Чмошища сюда и попали. Барахлоу навалился на нее всем весом, но было заперто! Харри и Молли поняли с первого раза, хотя девчонка замешкалась, расправляясь со слоном и… королем. Стоило пасть монарху черных, как дверь открылась! То есть формально получалось, что дети выиграли партию! Мерлин кричал им вслед безобидные заклятия вроде «А как же фэйр плей?!», но кто его слушал?
Выбежав из комнаты Мерлина, ребята закрыли дверь и навалились на нее, гадая, нет ли погони.
Не было.
— Джеймс! — обратился к другу Харри Проглоттер. — А где ты подцепил такой гениальный ход?
Барахлоу снисходительно улыбнулся, похлопывая Харри по плечу:
— Эту шахматную хитрость я вычитал у легендарного Ильфиш-Петровеума. Вот и смекай, Проглоттер. Пока мы в библиотеке сидели, ты в столовой загружался. Пожинай теперь скудные плоды своего просвещения.
— Ладно, герои, — деловито бросила Молли Козазель, вытирая кинжалы о специальную тряпочку. — Мат-то я поставила.
Она победоносно поглядела на притихших пацанов:
— Десять очков Виммбилльдору!!! По-любому!
Отсмеявшись, путники вспомнили о том, что остались еще две двери.
— Пойдем в правую, — скорее констатировал, нежели предложил Барахлоу. — Наше дело правое, мы победим!
С этими словами Джеймс взялся за ручку и распахнул дверь. За ней обнаружилась кирпичная стена и надпись «Sorry, this агеа is under construction. Please, соmе back later. Your's sincerely, Admin»
— Обломатушки-перепрятушки, — хмыкнула Шаурма в желудке у Харри.
— Вы слышали? — перепуганный Проглоттер схватил друзей за локти.
— Ты чего, Проглоттер? Шаурмы объелся? — схохмил Джеймс, не замечая, насколько метко попал.
— Нет, вы точно не слышали?
— Ничего, — ответила Козазель. — А ты?
Пухлый маг немного успокоился:
— Да… так, почудилось…
— Ври больше, — заржала Шаурма.
— Она еще и говорящая!.. — Проглоттер испугался, что сходит с ума.
— Ты это о ком? — спросили Молли и Шаурма. Хором.
Харри зажмурился.
— Я… я молчу.
— Кой-где торчу, — продолжала издеваться стряпня Бабаянуса.
Джеймс открыл среднюю дверь. Снова коридор.
— Куда лучше, чем кирпичный тупик или шахматный маньяк, — рассудил он, и троица двинулась вперед,
Через несколько десятков метров коридор заметно расширился, стены снова были увешаны картинами. Одной из них, чрезвычайно героической, Харри дал название «Мальчик-с-пальчик разрывает пасть таракана». Другую он нарек «Иван Грозный оказывает первую помощь своему сыну». Третья: «Техасские ковбои пишут письмо индейскому вождю», поражала размахом. Остальные полотна почти не уступали перечисленным.
После картин ребята увидели зеркало.
— Подойди, Проглоттер, погляди на себя и ужаснись! — зудела Шаурма.
Харри сделал несколько шагов к зеркалу и остолбенел: «Где мое отражение?!» Пустое место. Даже улыбка пропала!
«Я опоздал!» — волна разочарования и страха накатила на Проглоттера. Он скинул рюкзак и выхватил из него флакон с таблетками. Глотал, не жуя, то и дело заглядывая в зеркало. Без результатов. Вот Джеймс, вот Молли, а где Харри?!
Стоп! С Молли творилось неладное. Сразу поражали сине-зеленые волосы, уложенные по типу «куст после бури». Милое личико девочки было увешано маленькими серебряными колечками. Были проткнуты брови, уши, ноздри и нижняя губа. Пирсинг захватил не только лицо. Пара колец притаилась и в пупке. На самой Козазель были надеты кислотный топик, прошитый бесконечно мерцающими неоновыми светоидами, и сногсшибательная миниюбка, спонтанно меняющая расцветку.
Картину дополняли туфли на высокой платформе и покоящаяся у ног Молли роликовая доска с турбонаддувом. В ушах школьницы торчали наушники. Харри пригляделся повнимательнее и увидел татуировки на плечах и запястьях подруги. Одну пухлый маг успел рассмотреть. Это был тонущий«Титаник», в одном из иллюминаторов которого маячила испуганная физиономия Леонардуса Дикаприуса.
Кто бы мог предположить? Синий чулок Молли Козазель… Харри оторвался от отражения и посмотрел на подругу. Молли стояла, нормальная и по обыкновению строго одетая, и озадаченно пялилась в зеркало.
Тогда несчастный шаурмоед глянул на Джеймса. Стекло показывало, как Барахлоу превращает его, Харри Проглоттера, то в летающую лягушку на гусеничном ходу, то в Хохмо Сапиенса — неописуемого уродца, вызывающего у зрителя безудержный смех. «Сколь мало человеку надо для счастья!» — совершил открытие Харри.
Барахлоу так же растерянно, как и Молли, вылупился на зеркало.
«Вот тебе и свет мой, зеркальце, скажи, всех, в натуре, заложи!..» — подумал Проглоттер.
— Ну, колитесь, какое у меня отражение? — вымолвил наконец Харри.
— Вспомнила! — подняла палец в потолок Молли. — Это ЗЗЗВМ — завороженное зеркало заднего вида мысли! Оно демонстрирует другим твои самые сокровенные мечты.
Джеймс почесал нос:
— Молли… Харри… Давайте просто пойдем дальше и не будем даже заикаться друг другу о том, что узнали, а?
— Заметано!
V
Lеt's соmе together, right now!..
The Beatles
Жизнь устроена так, чтобы никто в ней до конца не разобрался.
Пока юные маги плутали по Обиталищу, мир катился вперед во времени и в разные стороны в пространстве.
Историки-филологи Хоботаста выдвинули смелую гипотезу. По их мнению, слово «обеспечить» в древности означало «оставить без печи», то есть «разорить наглухо». Свою теорию волшебники от словообразования назвали ретроспективно-смысловой инверсией. Научная общественность рукоплескала. У нее так принято.
В Империи Зла закончился очередной кинофестиваль. Семь золотых Оскарид получила самая трогательная мелодрама года «Сеющие смерть и разрушения гадкие склизкие зловонные монстры тоже влюбляются».
Президент одной из стран далекого загадочного Эсэнгэ издал пакет указов: «О порядке разрешения споров о вкусах», «О попе и работнике его Балде», «Кстати, о птичках (Дополнения к закону „Об охране памятников“)» и другие, столь же насущные и жизненно важные.
Родную улицу Харри Проглоттера — Глючиновую Аллею — раскопали водопроводчики-кладоискатели. За пределами нашей галактики зажглась сверхновая звезда, столкнулись две солнечные системы и лопнул воздушный шарик на демонстрации бесчеловечных черт-вероногов против легализации демоно-полизации как асоциального извращения.
В общем, всё текло своим чередом. Мастдай Глюкообильный был уже немолод и довольно сносно знал этот мир. Он не поверил Бабаянусу. Приступ любви к Алисии Сильверзневой испытывали все мужчины, но хворь эта была исключительно возрастной.
Ректор понимал: Двуликий стремится в Обиталище. И при всём доверии к Амадеусу фон Лохкарту Мастдай не мог пустить дело на самотек. Необходимо быть в центре событий, решил Глюкообильный.
— Мисс Маннис Пфенингз, я в отъезде, — сказал он секретарше, высунув перебинтованную голову из кабинета.
Она судорожно кивнула, надеясь, что шеф не видит на ее столе авантюрный женский роман Марьи Монцовой «Умертвие в экстазе».
— Если кто, то я вот… — пояснил Мастдай и отправился к камину. — Да, и хватит читать на работе художественную литературу!
Когда мисс Маннис Пфенингз услышала телепортационный хлопок, она позволила себе пару едких оркских выражений в адрес Мастдая.
И вернулась к чтению: там аккурат Глаша Васюткина и Иван Перинин бросились вызволять Евлампочку Ильиничну Эпопееву из длинных щупальцев мафии. Ой, что будет!..
Недреманное Око Большого Брата не желало проясняться. Он впал в черную депрессию, кляня каких-то сапожников и японский кинематограф. Выпив цистерну пива, Большой Брат вернул себе более-менее бодрое расположение духа.
— Всё самому, всё самому, — простонал Лорд Тьмы.
Затем он встал, превозмогая боль в боку и конечностях, и сплел заклинание перемещения.
Амадеус фон Лохкарт был готов задушить Йоду. Эльф-домовой трещал, не замолкая. Пустынный зной вкупе с его речами разрушали волю Лохкарта. Он шел в мучительной полудреме, а Йода как ни в чем не бывало трепался о том, что Великая Сила равна Великому Напряжению, деленному на Великое Сопротивление, и из этого следуют очень интересные и перспективные выводы…
«Стать волком и порвать его! — прикидывал маг. — Taк я же за Добро…»
Когда стемнело, Лохкарт впал в вампиризм. Болтающий домовой беспечно шагал чуть впереди, Амадеус склонился над его шеей, ликуя, что убьет двух зайцев: и поест, и заткнет наконец этого коротышку. Но кровь эльфа была холодна и вонюча. Вампиромаг порадовался: « Спасибо случаю, я не укусил его, а почувствовал неладное раньше…»
Чтобы хоть как-то отвлечься, Лохкарт запел старинную вампирскую песню:
Ой, то не вечер, а скорее утречко…
Ой, мне в гробу мало спалось,
Ой, мне малым-мало спалось,
Ой, да во сне привиделось…
Налетела злая Баффи,
Ой, да с Америки-страны,
Ой, да вонзила кол осинов,
В грудь мою левую, увы…
Амадеус распалялся, всё громче и проникновеннее продолжая безысходную песнь:
Дракула-граф, он ведь догадлив был,
Он сумел сон мой разгадать…
— Друг мой, — прервал песню Амадеуса Йода. — Уж не вампир ли вы?
— А если и вампир, — недобро блеснул клыками в сумерках Лохкарт. — Ты кто, скинхед? Бить будешь?
— Нет, что вы. Нам, истинным эльфийцам, всё равно. А вот если вы от вампиризма избавиться захотите, то мой вам совет: найдите в полнолуние хорошего стоматолога из наших. Он вам клыки-то и вырвет. Будете снова нормаль…
Йода не успел договорить: разъяренный Лохкарт наотмашь шлепнул его по глупой лысой голове.
Эльф описал в воздухе идеальную дугу и приземлился к воротам Обиталища.
— Какую песню запоганил! — досадливо сплюнул Амадеус. — Ничего, зато Харри близко…
Дрожащий эльф прижался к воротам. Ему отнюдь не улыбалось погибнуть. от рук вампира.
Вампиро-маг навалился на створку, и та потихоньку начала открываться. Йода прошмыгнул в щель и припустил по темному коридору, ориентируясь при помощи ультразвука. Вскоре зажегся свет: Лохкарт вошел.
Через несколько мгновений Йода был отброшен в сторону огромным черным волком. Волк несся с невообразимой скоростью.
Эльф-домовой помахал ушами, приходя в чувства, и побежал вслед за зверем.
— Харри… грозит… опасность… — шептал он в такт шагам и зачем-то добавлял: — Моя пр-р-релесть …
В комнате трех дверей Йода ринулся сразу в среднюю, попросту не заметив две другие. Он получил фору, ведь Лохкарт начал осмотр с левой, так же как и ребята несколькими часами ранее…
Мерлин пережил второе унижение за ночь, когда покусанные волком-упырем фигуры стали нападать на еще не зараженные, не разбирая цвета. И даже на хозяина…
VI
«Всё-таки как сильно магия меняет человека» — сказал Гарри Поттер и почесал хоботом плавник.
Анекдот
Коридор никак не хотел заканчиваться. Он несколько раз круто поворачивал и просто продолжался: ни дверей, ни комнат.
Шаурма не замолкала:
— Иди на «Астру»… Иди на «Астру»… Балаклава, Балаклава, вы меня слышите или вы меня не слышите?. Передаем сигналы точного времени, начало шестого сигнала соответствует приходу Чистого Зла… Заяц! Ты слышишь меня?.. Ну, заяц, погоди!!!
Харри, естественно, нервничал. Болтающий продукт выводил его из себя, хотелось заорать, задушить кого-нибудь или взорвать Обиталище. Измученный злыми эмоциями Проглоттер ограничился тем, что дал впереди идущему Джеймсу Барахлоу вдумчивого, основательного пендаля.
— Эй, пухлый! Совсем офонарел?! — вспыхнул Джеймс (всё же было слегка неожиданно и довольно-таки больно).
Барахлоу развернулся и врезал Харри в подбородок. Талантливо исполненный хук поверг Проглоттера в бессознательное состояние. Молли еле успела увернуться от тяжелого падающего тела.
— Хм, а переговорами нельзя такие ситуации разруливать? — спросила она Джеймса.
— Прости, погорячился, — извинился без всякого энтузиазма Барахлоу, потирая то место, где спина встречается с ногами.
…Харри шел по незнакомому городу. Было чрезвычайно жарко, как это водится в летние вечера. Мальчик был до того худо одет, что ему сделалось мерзко, когда он оценил свои лохмотья.
Неизвестный пьянчуга крикнул: «Эй ты, немецкий шляпник» Харри остановился и судорожно сорвал с себя шляпу — высокую, островерхую хоботастовскую шляпу… «Надо же, учудил ходить среди шмуглов в одежде волшебника!» — устыдился Харри, комкая головной убор и засовывая его за пазуху.
Под мышкой у Проглоттера была зажата радиола «Романтика». Пальто оттягивал здоровенный топор, висевший на нарочитой петле, приделанной к изнанке.
Зайдя в подъезд преогромнейшего дома, впрочем, невзрачного, как и любой другой на этой улице, Харри поднялся по темной узкой лестнице на четвертый этаж и постучал в дверь с табличкой «Старушка-процентщица».
— Кто там? — послышался из-за двери дребезжащий голос.
— Я вам денежки принес. За квартиру… За январь… — вкрадчиво соврал Харри.
Дверь открылась. Перед Проглоттером предстала крошечная, сухонькая старушонка шести десятков лет, с острыми и злыми глазками. Белые, почти не поседевшие волосы ее были обильно смазаны маслом.
Одернув кацавейку, тонкошеяя старушка почти пропела:
— Вот и славно, хорошо, положите на комод.
И, шаркая тапками, направилась в глубь квартиры.
Харри проследовал за ней, положил радиолу на стол и выхватил топор. Бабка что-то говорила, но парень не слушал. Он размахнулся и всадил топор в голову несчастной процентщицы.