Страница:
Теперь девушка привела его к главной батарейке Доцланда. Иоганн, вдоволь напившийся целительной энергии, смотрел на Великий Разлом внутренним взором и по-своему восхищался масштабами задумок Дункельонкеля.
Потоки магии непрерывно струились, словно по невидимым трубам. Многочисленные ответвления поворачивали к дворцу, другие устремлялись вглубь страны, к тайным заводикам.
Иоганн оценил работу черного колдуна. Каждый «трубопровод» был тщательно заключен в сотни остроумных заклинаний, которые, в свою очередь, питались из того же Разлома. Вокруг ущелья Дункельонкель соорудил беспрецедентную охранную сеть. То, что отец и дочь Всезнайгели были на краю ущелья, давало им большое преимущество: защитная ворожба им не грозила. Наоборот, они представляли опасность для магических потоков Доцланда.
Заклятья, управляющие большими и маленькими реками энергии, были изощренными, но однотипными. Иоганн легко вник в суть их работы. Он не стал умничать, а просто занялся разрушением «трубопроводов». Крупные он лишал магических рамок, и они прекращали существование. В мелкие колдун подавал избыток энергии, и связывающие их заклятья разрывало внутренним давлением. Всезнайгель надеялся, что при увеличении напряжения уничтожались и приборы, к которым текла магия. Так оно и случилось.
Марлен быстро ухватила суть. Присоединилась к отцу. Спустя час их баловства энергетическая система Доцланда была приведена в полную негодность.
Потому-то и погас изумрудный кристалл.
Исчез свет и в коридорах темницы.
Глад, Мор, Брань и Смерть, проплутавшие в лабиринтах подземелья, как раз выбрели к камерам. Здесь Марлен Всезнайгель оставила впечатляющие следы. Девушка, явившаяся за отцом, жестоко обошлась с усиленной охраной. Дункельонкель мог бы гордиться ученицей, если бы она не выступила против него.
Четыре всадника принялись открывать дверь за дверью, пока не наткнулись на своих детей.
Мальчик и три девочки шести лет, прикованные за ноги к кроватям, испуганно взглянули на родителей, не узнавая их. И тут погас свет.
— Нас обнаружили! — крикнул Глад, зажигая магическую лампу.
Брань и Смерть подлетели к детям, стали их успокаивать, шепча и плача от радости. Мор занялся оковами. К счастью, на мальчике и девочках были не зачарованные браслеты. Лидер всадников освободил их ножки. Женщины подхватили детей на руки.
— Уходим! — скомандовал Мор. Здесь удача изменила четверке.
Они вывалились из камеры и столкнулись со сменой караула. Стража как раз подошла к камере Всезнайгеля. Увидев в свете факелов, что устроила Марлен, колдуны и пейзане застыли на месте. Тут и выскочили из соседней двери Мор, Глад и ведьмы с детьми.
Начальник караула приказал атаковать. Стражники выступили нестройно, но и Четыре всадника не на шутку растерялись. Завязался бой.
Прикрывая Смерть и Брань, мужчины отступали вглубь подземелья, а охранники пытались уязвить неизвестных диверсантов. Стража потеряла нескольких солдат. Мор с Гладом получили ранения.
Вольфшрамме докладывали обстановку каждые пять минут. Министры собрались в зале, ожидая, чем закончится энергетический кризис. Уже было точно установлено: кто-то поорудовал в Великом Разломе.
Вскоре пришла информация, что Иоганн Всезнайгель совершил побег. Получалось, это он стоял за диверсией. Тогда кто воевал в подземелье? На поверхности организовали сплошной магический поиск, но следов беглеца нигде не было.
В этот смутный момент вернулся Дункельонкель. Он возник рядом с потухшим кристаллом. Появление Вождя и Учителя не отличалось эффектностью: черный колдун попросту свалился на пол бесформенным кулем. Боль, испытанная Дункельонкелем при перемещении через узкое зеркальце, лишила его чувств.
Министры ахнули, подхватили владыку, уложили его на кровать Вольфшрамме. Сам заместитель сел па ступени подиума, на котором покоился трон.
Когда Вождю оказали помощь, он очнулся злой и деятельный. Оттолкнув заботливые руки соратников, Дункельонкель вскочил. Ломило кости, ныли суставы, в мышцах словно иглы застряли. Гневный взгляд буравил слуг, вызывая страх. Покачивающийся на ногах властитель Доцланда жестко проговорил:
— Я хочу полный доклад. Все, что известно.
— Хорошо, — сказала Грюне Коле Лавочкину. — Я передам тебе все, что мне известно о ведьме Гретель и колдуне Дункельонкеле. Между хранительницами нет секретов.
Жизнь Гензеля и Гретель была ничем не примечательной историей брата и сестры из бедной семьи. До тех пор пока они не заблудились в Зачарованном лесу. После трех дней скитаний они вышли на опушку, на краю которой стояла удивительная избушка.
Вместо черепицы крышу покрывали пряники, степы были из хлеба, а окна из леденцов. Голодные дети стали лакомиться свежайшими стройматериалами.
Из избушки появилась ведьма — злобная старушенция с магическими талантами.
Она прикинулась добренькой, пригласила детишек в дом. Накормила, напоила, спать уложила.
Утром Гретелъ обнаружила, что брат сидит запертый в кованой клетке.
— Отпусти его! — потребовала девочка у ведьмы, но та, разумеется, имела другие планы.
— Я откормлю твоего братца до беконной упитанности, — заявила она. — А когда он наберет нужный вес, съем его. Ты же, противная девчонка, будешь помогать мне по хозяйству.
С этого дня Гретель стала таскать воду, готовить пищу, убирать в пряничном домике и ухаживать за небольшим огородиком ведьмы.
Гензель получал самую отборную еду, а его сестра довольствовалась объедками.
Ведьма часто отлучалась по своим темным делишкам. Девочка пыталась взломать замок клетки или отогнуть прутья, но западня, в которую угодил брат, была завороженной. В ту пору ни Гензель, ни Гретель не замечали за собой колдовских талантов. Однажды девочка нашла сундук с магическими книгами. Оба ребенка умели читать, притом быстро все схватывали. Началось обучение.
Старая колдунья каждое утро проверяла упитанность Гензеля. Сама она была подслеповата, поэтому заставляла мальчика просовывать меж прутьями палец. Ведьма ждала момента, когда он станет пухлым, как сарделька.
Гензель подсовывал мерзавке тонкую куриную косточку, и ведьма не могла взять в толк, почему малый не жиреет.
Кроме книжек в сундуке обнаружились всякие магические вещицы. С ними дети тоже много экспериментировали. Девочке приглянулось волшебное зеркальце, а парню — маленький амулет темного стекла. Амулет имел форму маленького пузырька. В конце концов, Гензель отказался возвращать сестре вещицу, надел ее на шею и больше не расставался.
Ведьма стала подозревать, что в ее отлучки дети заняты чем-то опасным. Кроме того, ей страстно хотелось отведать молодого человечьего мясца. Она велела Гретель готовить печь. Девочка исполнила волю старушенции.
— Полезай-ка внутрь, — сказала ведьма. — Я хочу удостовериться, влезет ли твой брат в мою печурку.
— Фрау, — вежливо обратилась к ней Гретель. — Я никогда не лазила в печи. Мне нужно понять, как лучше сложить ручки-ножки и прижать головку.
Зверская бабка была хитрой, но глуповатой.
— Учись, замарашка, — промолвила она и влезла внутрь.
Девочка захлопнула печь и подперла заслонку ухватом.
Ведьма кричала, молила, заклинала, вопила, стонала, билась в заслонку, но плачущая Гретель навалилась на ухват. Она не запомнила ни слова мерзкой старухи, зато в ее памяти навсегда остались горящие глаза брата, пухлые пальцы, сжимающие прутья клетки, и слова: «Давай, сестра! Зажарь гадину! Но не сожги, она и так жесткая…»
Избавившись от ведьмы, дети так и не открыли замок.
Они продолжали обучаться, однако книги давали им лишь обрывки великой магической науки. Гретель научилась полету, но не умела останавливать кровь. Гензель овладел ворожбой, вызывающей огненные шары, только не умел их тушить. Пряничный домик несколько раз чуть не сгорел.
Гретель с ужасом замечала перемены в характере брата. Гензель сделался злым, капризным, он обвинял сестру в том, что она не желает его выпустить. Обзывался, укорял, доводил своими капризами до слез. Девочка не могла его бросить, боясь оставить даже на день. А так хотелось сходить за помощью!
— Ты меня бросить хочешь, — шипел из клетки брат. — Я знаю, ты меня ненавидишь, Гретель. Уразумела куда больше, чем я. Даешь не все книги, кормишь хуже и хуже… Ты гнобишь брата!
Когда Гретель смотрела на растолстевшего паренька, ее смешили его домыслы. Чтобы опровергнуть ложь, сестра принялась учить его магии зеркальца.
Достав из чулана большое зеркало, девочка установила его перед клеткой Гензеля. Он увлекся ворожбой, перечитал несколько фолиантов. Там он зацепился за пару намеков, которые пропустила Гретель, и стал экспериментировать с зеркалом. Скоро он смог получить изображение большой спальни в доме, где женщины оказывали мужчинам знаки внимания и получали за это деньги. Зеркало из чулана имело магическую связь с таким же, установленном в борделе. Некий колдун когда-то устроил себе бесплатную трансляцию развратных сцен.
Тамошние оргии произвели на мальчика неизгладимое впечатление. У паренька крышу снесло, чему, естественно, способствовал эльфийский кулон на шее. Наконец, Гретель застала брата за просмотром гадких сцен. Она накрыла зеркало плотной материей и, поковырявшись несколько часов, развеяла соединительные чары.
Гензель бранился и рвал на себе волосы. Девочка попробовала его успокоить, но нарвалась на встречное магическое воздействие. Паренек оттолкнул сестру с такой силой, что Гретель выбила спиной дверь домика.
«Он тяготится заточением», — решила девочка. Она вернула разряженное зеркало брату. И Гензель превзошел самого себя. С маниакальным рвением он приступил к ворожбе. Восстановил связь, открыл, что можно не только подглядывать, но и проходить сквозь стекло. Косточка, которую он запулил из клетки в бордель, угодила в одну из жриц любви и чертовски ее напугала.
Потом Гензель решил добиться того, чтобы его зеркало соединялось с любым другим. Он не преуспел, хотя тратил уйму сил и времени. Но его старания не пропали даром. Случай вывел мальчугана на поистине чудесное изображение. Гензель не представлял, как он получил зрительный доступ в мир, где летали самолеты, носились по железным дорогам поезда, катились по полям мощные танки. В загадочной реальности бушевала война. Настоящая, не та, что описывается в сказках. Паренек наблюдал за гибелью сотен и восхищался могуществом железа.
Великолепные механизмы завладели воспаленным воображением Гензеля.
— Я изменю этот мир, подлейшая моя сестра, — высокомерно заявил он.
Гретель посмотрела на отражение и все поняла. Бронированные уроды, уничтожающие людей, вселили в душу девочки ледяной ужас. В безотчетном омерзении Гретель схватила со стола горшок и запулила им в зеркало.
Стекло разлетелось, случайно полученное изображение погибло.
Проклятия, насланные близкими родственниками, чаще всего нельзя снять даже после смерти проклявшего. Гензель проклял сестру от всего сердца, со всей неистовостью маньяка, потерявшего любимую игрушку.
Неконтролируемая злоба разорвала клетку в клочья. Гретель мгновенно постарела и упала наземь.
— Оставайся одна, гадина.
Будущий Дункельонкель сплюнул и покинул пряничную тюрьму.
Глава 29.
Потоки магии непрерывно струились, словно по невидимым трубам. Многочисленные ответвления поворачивали к дворцу, другие устремлялись вглубь страны, к тайным заводикам.
Иоганн оценил работу черного колдуна. Каждый «трубопровод» был тщательно заключен в сотни остроумных заклинаний, которые, в свою очередь, питались из того же Разлома. Вокруг ущелья Дункельонкель соорудил беспрецедентную охранную сеть. То, что отец и дочь Всезнайгели были на краю ущелья, давало им большое преимущество: защитная ворожба им не грозила. Наоборот, они представляли опасность для магических потоков Доцланда.
Заклятья, управляющие большими и маленькими реками энергии, были изощренными, но однотипными. Иоганн легко вник в суть их работы. Он не стал умничать, а просто занялся разрушением «трубопроводов». Крупные он лишал магических рамок, и они прекращали существование. В мелкие колдун подавал избыток энергии, и связывающие их заклятья разрывало внутренним давлением. Всезнайгель надеялся, что при увеличении напряжения уничтожались и приборы, к которым текла магия. Так оно и случилось.
Марлен быстро ухватила суть. Присоединилась к отцу. Спустя час их баловства энергетическая система Доцланда была приведена в полную негодность.
Потому-то и погас изумрудный кристалл.
Исчез свет и в коридорах темницы.
Глад, Мор, Брань и Смерть, проплутавшие в лабиринтах подземелья, как раз выбрели к камерам. Здесь Марлен Всезнайгель оставила впечатляющие следы. Девушка, явившаяся за отцом, жестоко обошлась с усиленной охраной. Дункельонкель мог бы гордиться ученицей, если бы она не выступила против него.
Четыре всадника принялись открывать дверь за дверью, пока не наткнулись на своих детей.
Мальчик и три девочки шести лет, прикованные за ноги к кроватям, испуганно взглянули на родителей, не узнавая их. И тут погас свет.
— Нас обнаружили! — крикнул Глад, зажигая магическую лампу.
Брань и Смерть подлетели к детям, стали их успокаивать, шепча и плача от радости. Мор занялся оковами. К счастью, на мальчике и девочках были не зачарованные браслеты. Лидер всадников освободил их ножки. Женщины подхватили детей на руки.
— Уходим! — скомандовал Мор. Здесь удача изменила четверке.
Они вывалились из камеры и столкнулись со сменой караула. Стража как раз подошла к камере Всезнайгеля. Увидев в свете факелов, что устроила Марлен, колдуны и пейзане застыли на месте. Тут и выскочили из соседней двери Мор, Глад и ведьмы с детьми.
Начальник караула приказал атаковать. Стражники выступили нестройно, но и Четыре всадника не на шутку растерялись. Завязался бой.
Прикрывая Смерть и Брань, мужчины отступали вглубь подземелья, а охранники пытались уязвить неизвестных диверсантов. Стража потеряла нескольких солдат. Мор с Гладом получили ранения.
Вольфшрамме докладывали обстановку каждые пять минут. Министры собрались в зале, ожидая, чем закончится энергетический кризис. Уже было точно установлено: кто-то поорудовал в Великом Разломе.
Вскоре пришла информация, что Иоганн Всезнайгель совершил побег. Получалось, это он стоял за диверсией. Тогда кто воевал в подземелье? На поверхности организовали сплошной магический поиск, но следов беглеца нигде не было.
В этот смутный момент вернулся Дункельонкель. Он возник рядом с потухшим кристаллом. Появление Вождя и Учителя не отличалось эффектностью: черный колдун попросту свалился на пол бесформенным кулем. Боль, испытанная Дункельонкелем при перемещении через узкое зеркальце, лишила его чувств.
Министры ахнули, подхватили владыку, уложили его на кровать Вольфшрамме. Сам заместитель сел па ступени подиума, на котором покоился трон.
Когда Вождю оказали помощь, он очнулся злой и деятельный. Оттолкнув заботливые руки соратников, Дункельонкель вскочил. Ломило кости, ныли суставы, в мышцах словно иглы застряли. Гневный взгляд буравил слуг, вызывая страх. Покачивающийся на ногах властитель Доцланда жестко проговорил:
— Я хочу полный доклад. Все, что известно.
— Хорошо, — сказала Грюне Коле Лавочкину. — Я передам тебе все, что мне известно о ведьме Гретель и колдуне Дункельонкеле. Между хранительницами нет секретов.
Жизнь Гензеля и Гретель была ничем не примечательной историей брата и сестры из бедной семьи. До тех пор пока они не заблудились в Зачарованном лесу. После трех дней скитаний они вышли на опушку, на краю которой стояла удивительная избушка.
Вместо черепицы крышу покрывали пряники, степы были из хлеба, а окна из леденцов. Голодные дети стали лакомиться свежайшими стройматериалами.
Из избушки появилась ведьма — злобная старушенция с магическими талантами.
Она прикинулась добренькой, пригласила детишек в дом. Накормила, напоила, спать уложила.
Утром Гретелъ обнаружила, что брат сидит запертый в кованой клетке.
— Отпусти его! — потребовала девочка у ведьмы, но та, разумеется, имела другие планы.
— Я откормлю твоего братца до беконной упитанности, — заявила она. — А когда он наберет нужный вес, съем его. Ты же, противная девчонка, будешь помогать мне по хозяйству.
С этого дня Гретель стала таскать воду, готовить пищу, убирать в пряничном домике и ухаживать за небольшим огородиком ведьмы.
Гензель получал самую отборную еду, а его сестра довольствовалась объедками.
Ведьма часто отлучалась по своим темным делишкам. Девочка пыталась взломать замок клетки или отогнуть прутья, но западня, в которую угодил брат, была завороженной. В ту пору ни Гензель, ни Гретель не замечали за собой колдовских талантов. Однажды девочка нашла сундук с магическими книгами. Оба ребенка умели читать, притом быстро все схватывали. Началось обучение.
Старая колдунья каждое утро проверяла упитанность Гензеля. Сама она была подслеповата, поэтому заставляла мальчика просовывать меж прутьями палец. Ведьма ждала момента, когда он станет пухлым, как сарделька.
Гензель подсовывал мерзавке тонкую куриную косточку, и ведьма не могла взять в толк, почему малый не жиреет.
Кроме книжек в сундуке обнаружились всякие магические вещицы. С ними дети тоже много экспериментировали. Девочке приглянулось волшебное зеркальце, а парню — маленький амулет темного стекла. Амулет имел форму маленького пузырька. В конце концов, Гензель отказался возвращать сестре вещицу, надел ее на шею и больше не расставался.
Ведьма стала подозревать, что в ее отлучки дети заняты чем-то опасным. Кроме того, ей страстно хотелось отведать молодого человечьего мясца. Она велела Гретель готовить печь. Девочка исполнила волю старушенции.
— Полезай-ка внутрь, — сказала ведьма. — Я хочу удостовериться, влезет ли твой брат в мою печурку.
— Фрау, — вежливо обратилась к ней Гретель. — Я никогда не лазила в печи. Мне нужно понять, как лучше сложить ручки-ножки и прижать головку.
Зверская бабка была хитрой, но глуповатой.
— Учись, замарашка, — промолвила она и влезла внутрь.
Девочка захлопнула печь и подперла заслонку ухватом.
Ведьма кричала, молила, заклинала, вопила, стонала, билась в заслонку, но плачущая Гретель навалилась на ухват. Она не запомнила ни слова мерзкой старухи, зато в ее памяти навсегда остались горящие глаза брата, пухлые пальцы, сжимающие прутья клетки, и слова: «Давай, сестра! Зажарь гадину! Но не сожги, она и так жесткая…»
Избавившись от ведьмы, дети так и не открыли замок.
Они продолжали обучаться, однако книги давали им лишь обрывки великой магической науки. Гретель научилась полету, но не умела останавливать кровь. Гензель овладел ворожбой, вызывающей огненные шары, только не умел их тушить. Пряничный домик несколько раз чуть не сгорел.
Гретель с ужасом замечала перемены в характере брата. Гензель сделался злым, капризным, он обвинял сестру в том, что она не желает его выпустить. Обзывался, укорял, доводил своими капризами до слез. Девочка не могла его бросить, боясь оставить даже на день. А так хотелось сходить за помощью!
— Ты меня бросить хочешь, — шипел из клетки брат. — Я знаю, ты меня ненавидишь, Гретель. Уразумела куда больше, чем я. Даешь не все книги, кормишь хуже и хуже… Ты гнобишь брата!
Когда Гретель смотрела на растолстевшего паренька, ее смешили его домыслы. Чтобы опровергнуть ложь, сестра принялась учить его магии зеркальца.
Достав из чулана большое зеркало, девочка установила его перед клеткой Гензеля. Он увлекся ворожбой, перечитал несколько фолиантов. Там он зацепился за пару намеков, которые пропустила Гретель, и стал экспериментировать с зеркалом. Скоро он смог получить изображение большой спальни в доме, где женщины оказывали мужчинам знаки внимания и получали за это деньги. Зеркало из чулана имело магическую связь с таким же, установленном в борделе. Некий колдун когда-то устроил себе бесплатную трансляцию развратных сцен.
Тамошние оргии произвели на мальчика неизгладимое впечатление. У паренька крышу снесло, чему, естественно, способствовал эльфийский кулон на шее. Наконец, Гретель застала брата за просмотром гадких сцен. Она накрыла зеркало плотной материей и, поковырявшись несколько часов, развеяла соединительные чары.
Гензель бранился и рвал на себе волосы. Девочка попробовала его успокоить, но нарвалась на встречное магическое воздействие. Паренек оттолкнул сестру с такой силой, что Гретель выбила спиной дверь домика.
«Он тяготится заточением», — решила девочка. Она вернула разряженное зеркало брату. И Гензель превзошел самого себя. С маниакальным рвением он приступил к ворожбе. Восстановил связь, открыл, что можно не только подглядывать, но и проходить сквозь стекло. Косточка, которую он запулил из клетки в бордель, угодила в одну из жриц любви и чертовски ее напугала.
Потом Гензель решил добиться того, чтобы его зеркало соединялось с любым другим. Он не преуспел, хотя тратил уйму сил и времени. Но его старания не пропали даром. Случай вывел мальчугана на поистине чудесное изображение. Гензель не представлял, как он получил зрительный доступ в мир, где летали самолеты, носились по железным дорогам поезда, катились по полям мощные танки. В загадочной реальности бушевала война. Настоящая, не та, что описывается в сказках. Паренек наблюдал за гибелью сотен и восхищался могуществом железа.
Великолепные механизмы завладели воспаленным воображением Гензеля.
— Я изменю этот мир, подлейшая моя сестра, — высокомерно заявил он.
Гретель посмотрела на отражение и все поняла. Бронированные уроды, уничтожающие людей, вселили в душу девочки ледяной ужас. В безотчетном омерзении Гретель схватила со стола горшок и запулила им в зеркало.
Стекло разлетелось, случайно полученное изображение погибло.
Проклятия, насланные близкими родственниками, чаще всего нельзя снять даже после смерти проклявшего. Гензель проклял сестру от всего сердца, со всей неистовостью маньяка, потерявшего любимую игрушку.
Неконтролируемая злоба разорвала клетку в клочья. Гретель мгновенно постарела и упала наземь.
— Оставайся одна, гадина.
Будущий Дункельонкель сплюнул и покинул пряничную тюрьму.
Глава 29.
События ускоряются, или Прошлое и будущее встретятся по-настоящему
— Что дальше, дочка? — спросил Иоганн, когда Всезнайгели уничтожили магические потоки до конца.
— Отсидимся в пещере до ночи и улетим, — предложила Марлен.
— Куда?
— Наверное, в Наменлос. Надеюсь, он еще не пал.
— Вот! — Колдун поднял палец. — Расскажешь, что произошло в мире, пока я уходил в себя.
— Боюсь, я немного знаю. Мы с Шлюпфригом…
— С Шлюпфригом?! — Всезнайгель-старший принялся метать молнии. — С этим грязным…
— Подожди, — тихо промолвила виконтесса. — Я же его люблю, и нам нужна твоя помощь…
Это был печальный рассказ, но Иоганн пару раз улыбнулся:
— Ай да Шванценмайстер! Не кобель, так эльф. Не бойся, девочка моя, что-нибудь придумаем.
— Не боись, Груня, как-нибудь выкрутимся, — бодро сказал рядовой Лавочкин, разглядывая Молот Ведьм.
Хранительница прервала повесть о детстве Дункельонкеля, когда впереди замаячил артефакт. Грюне вдруг озадачилась: как доставить Молот к месту боев, если она не сможет тащить его по воздуху, а магические шестистенные комнаты имеют слишком узкие лазы.
Коля утешал разволновавшуюся ведьму, а сам ужасался ничуть не меньше. Здоровенный отесанный булыжник, надетый на подобие лома, казался неподъемным. «И они верят, что этим столярным инструментом может орудовать простой человек, а не циклоп? Больные люди», — подумалось парню.
— Не отчаивайся, ведь твоим подругам удалось его сюда дотащить, — продолжил он сеанс психотерапии.
— Ты издеваешься? Над его полетом трудилось не меньше двух десятков хранительниц! А теперь обрати внимание на пол.
Мраморная плита была расколота надвое. Значит, ведьмы уронили Молот, не справившись с весом.
— Елки-ковырялки… — Рядовой совсем растерялся.
— Ну, попробуй его взять в руки, рыцарь, — промолвила Грюне.
Лавочкин обернулся. Издевается? Нет.
Неуверенно приблизился к артефакту. Ощущая себя редкостным кретином, возложил длань на лом-ручку. Стиснул пальцы.
— Давай, — скомандовала ведьма.
Коля дернул ручку вверх, и инструмент легко оторвался от пола. Солдат потерял равновесие и сел. Ушибленный копчик прострелило, парень выронил оружие.
Молот бабахнул по плите. По ней пробежали трещины.
— Ни фига себе, — пролепетал рядовой и снова взялся за металлическую рукоять.
Ощущение было, будто держишь простой молоток.
Грюне отбежала подальше. Лавочкин повертел Молотом Ведьм над головой, размахнулся, остановил замах. Подкинул, ловко поймал. Законы физики попросту умерли.
— Слышь, Грунь, — окликнул хранительницу парень. — Как же так? Плиты ломает, а мне не тяжело.
— Понимаешь, относительно тебя он почти ничего не весит, а относительно остального мира — очень даже.
— Ух ты, у тебя целая теория относительности получилась. Теперь осталось, согласно теории, отнести Молот к месту боевых действий.
Грюне не оценила каламбурчика, насупилась еще сильнее:
— Я заглядываю в будущее и вижу артефакт в бою. Вовремя. Но как?
— Попробуй поднять меня в воздух, — велел солдат.
Стоило хранительнице навести на Колю чары, и он легко взлетел.
— Вот тебе и относительность, — рассмеялся он над озадаченной прорицательницей. — Сама же говоришь, мне Молот — пушинка. А ты без труда таскаешь меня.
— Дуралей ты, рядовой Лавочкин, — раздался голос в сознании парня. — И физику учил плоховато. Я ей помогаю. Еще чуть-чуть, и заиграем в полную силу, часовой!
— Епишкин башмак! Знамя заговорило! — обрадовался Коля.
Ведьма аккуратно приземлила восторженного россиянина:
— Ты меня пугаешь, Николас. В любом случае сейчас поедим и ляжем спать, а завтра — вылетаем.
— Есть, товарищ командир, — шутливо откозырял солдат. — А что будем лопать и где будем почивать?
— В обжитой башне, разумеется.
Грюне повела рядового по переходам. Лавочкин положил инструмент на плечо, зашагал вслед, насвистывая мотивчик «Не кочегары мы, не плотники…»
— Кстати, Груня! — окликнул парень. — А спать в каком смысле?
— Котяра мартовский, — пробурчала очаровательная хранительница.
Мудрейший Гроссешланге неторопливо поднял одну из голов, не отрывая взгляда от короля драконов, и пробрюзжал:
— Что, Шуппентайль, пришел ранней весны просить?
Зрелый дракон уважительно посмотрел на старого. Выцветшая чешуя, одряхлевшие крылья, сморщенная кожа… Лишь глаза Гроссешланге не потеряли свежего янтарного блеска. На солнце это было особенно заметно.
— Приш-ш-шел, ты прав, — прошипел Шуппентайль.
— Будет тебе ранняя весна, — сварливо пообещал древний ящер. — Только поздно, прости за каламбур. Ты позволил Дункельонкелю подтолкнуть этот мир к пропасти. Осталось совсем немного.
— Не будь занудой, старый чемодан, — подначил драконий король.
— Многого ты от людей набрался. Плохо. Увлекся ими, не замечаешь вопиющего, — проворчал Гроссешланге. — Безответственная вы молодежь.
— Уж как вы, «стародежь», воспитали. Впрочем, хватит болтовни. Нужна такая весна, чтобы… — Шуппентайль ударил хвостом по гладкой плите, аж земля задрожала.
— Я же сказал, будет. Займемся сегодня же всем советом.
Король драконов покинул арену, а мудрый змей вновь уложил голову на нагретую солнцем каменную поверхность.
— Слишком мы умные, — пробормотал Гроссешланге. — Одна голова хорошо, три — хуже. Шуппентайль, Шуппентайль, зачем время упустил?..
Он смежил веки.
Млеть в тепле. Что еще нужно старому ящеру?
Драконья магия — штука грандиозная. Вечером погода в людских королевствах резко изменилась. Подул мощнейший, почти южный ураганный ветер. Резко потеплело. Всю ночь таял снег, утром на небе ходили тяжелые облака, а уже к обеду начался долгий дождь.
Доцландский генералитет растерялся. В планах Черного королевства столь ранней весны не значилось. Потепление расценивалось как временная трудность, вояки ждали возвращения морозов. Иначе танки увязли бы в смеси грязи и рыхлого снега. С учетом опоздания (надо же было заправить энергоблохи!) каждый день простоя отдалял командиров от сроков, установленных Дункельонкелем.
Черный колдун был жестким руководителем. Запланировав раз, он не терпел отклонений и карал самым строжайшим образом. В первый теплый день из столицы не приходило никаких директив. Командиры роптали, а Адольф, имевший прямую связь с Вождем и Учителем, хранил хмурое молчание.
Он-то знал: Дункельонкель занят восстановлением магической подпитки дворца и заводов. Кроме того, хозяин вызверился на громилу помощника, обвинив его: «Ты недоглядел за Четырьмя всадниками!»
Владыка Доцланда быстро выяснил: в камерах побывали именно они. Пропали их дети. Вероятно, четверка захватила и Всезнайгеля. Тогда кто разрушил магические потоки? Всю ночь и последующий день возле Великого Разлома и в замке Дункельонкеля усиленно искали шпионов.
Четыре всадника отбились от преследователей и запутали следы, скрывшись в подземных лабиринтах. Вождь выставил по дозору у всех известных выходов. А бывшие наемные убийцы не спешили выбираться из катакомб. Они предусмотрительно взяли с собой трехсуточный запас еды и питья.
Дункельонкель был чудовищно собой недоволен. Миссия с Молотом провалилась. Партию, разыгранную вокруг артефакта, не удалось свести даже к ничьей. И этот Николас Могучий… Теперь темный колдун убедился воочию, что нескладный долговязый паренек ой как не прост. Совершенно точно, промедли Вождь с бегством — и не отбился бы. Ворожба, с которой столкнулся Дункельонкель, не походила ни на одну известную ему технику. Барон явно не прилагал абсолютно никаких усилий, а ведь сумел привлечь ужасные для человека силы!
Было чертовски некогда, но, отодвинув дела, колдун сел и тщательно проанализировал то, что открылось ему в северной цитадели. Никто не способен управлять такими энергиями. А Николас — ухитрился. Самое ужасное, в момент атаки он собирал ее из окружающего пространства. Опытный чародей Дункельонкель чувствовал, как его собственный запас магии уменьшился при приближении проклятого иномирца. Это было похоже на нехватку воздуха: заклинания либо ослаблялись, либо вообще рассыпались.
Черный колдун и сам умел втягивать энергию, но по сравнению с бароном в этом фокусе он был просто слабак.
«Что-то новенькое. Что-то опасное, — крутилось на уме у Вождя. — Срочно требуется противовес. Да, у меня есть Великий Разлом. Здесь я смогу черпать энергию для своих заклинаний. Биться с выскочкой Николасом придется здесь. Иначе — проиграю».
В голове Дункельонкеля начали вызревать планы. Требовалось заманить барона в сердце Доцланда. Вождь и Учитель не представлял, как он это сделает.
— Хорошо, позже, — прошептал колдун и заставил себя вернуться к более насущным проблемам.
Тронув амулет, он вызвал Адольфа.
— Да, Учитель, — послышался ответ.
— Мальчик мой, пришла пора операции «Разрыв». Как только выйдете на позиции, действуй.
— Будет исполнено.
Дункельонкель покинул трон и зашагал к выходу. Предстояло восстановить магическое питание. На душе черного колдуна было пакостно. Слишком много щелчков по носу он получил.
Барон Николас, напротив, чувствовал себя вольготно.
Если бы Коля Лавочкин был бабником и сластолюбцем, то он мгновенно сошел бы с ума, увидев обитательниц замка ведьм. Хранительницы были все как на подбор красивыми и юными.
Восточная башня оказалась обжитой не в пример остальным. Здесь была удобная, хоть и простая, мебель, ковры и куча разных мелочей, отличающих женское обиталище. Еще тут было тепло. В общем, если не зацикливаться на высоченных потолках и огромных площадях комнат, у ведьмочек получилось уютное гнездышко.
Солдат положил Молот в прихожей. Фрау Грюне провела гостя на кухню, усадила к очагу.
— Побудь здесь, рыцарь, — церемонно сказала она.
— Тебе надо припудрить носик? — схохмил рядовой. Его не поняли. Да он уже привык. Лавочкина оставили в одиночестве. Разумеется, несколько колдуний тайком подглядывали за ним, но были слишком далеко, чтобы завести с ними знакомство. От очага растекались соблазнительные ароматы: на вертелах жарились толстые куриные тушки. У парня потекли слюнки. Вспомнилась незамысловатая гастрономическая песенка-пародия:
Вернулась Грюне. Позвала на ужин. Вместе с Лавочкиным за длинный стол сел десяток ведьм. Хранительницы не сводили глаз с парня, отчего он поначалу сильно стеснялся, а потом голод взял свое, и солдат перестал смущаться.
Было приятно: столько юных красавиц… И он в центре внимания… В голову невольно пришли мысли эротического содержания.
Ведьмы тут же захихикали. Коля покраснел.
«Елки-ковырялки, они же читают мысли!» — спохватился рядовой.
Хранительницы рассмеялись в голос.
Впрочем, хозяйки проявили такт. Быстро закончив трапезу, одна за другой девушки упорхнули из-за стола. Остались лишь Лавочкин и Грюне.
— Как же вы друг друга терпите, если, что ни подумай, все услышат? — спросил парень.
— Умеем закрываться. Ты, кстати, тоже закрылся.
— В смысле?
— Издеваешься? Ты же сам скрыл мысли после того, как опростоволосился.
— Но я… не умею.
— Значит, Знамя.
Солдат поблагодарил полковую реликвию.
— Теперь — спать, — скомандовала хранительница. — В простом смысле этого слова.
Спозаранку Грюне и рядовой стартовали на запад. Предстоял длительный пятисуточный путь. Дул сильный боковой ветер, и ведьма хмурилась: на борьбу с ним придется тратить силы. Теплые порывы сбивали ковер-самолет с курса.
Лавочкин последний раз посмотрел на замок ведьм.
— Прямо как наша Россия, — сказал солдат. — Такая же огромная, красивая, но холодная, необустроенная, и черт ее знает, зачем она вообще. И самое интересное, от нее непостижимым образом все зависит! — Потом пораскинул мозгами и добавил: — А еще все на бабах держится.
Ковер-самолет нес пассажиров, у одного из которых на плече покоился карикатурно огромный молот. Невольный зритель решил бы, что сходит с ума, но, к счастью, в тундре мало зрителей.
Дорога была неблизкая, и Коля Лавочкин попросил фрау Грюне закончить историю Дункельонкеля и его сестры.
Хранительница была не против продолжить прерванный в замке рассказ. Солдат узнал все, что поведала Гретель хранительницам.
Будущий повелитель Доцланда покинул пряничный домик и отправился в скитания.
Темный пузырек на шее превратил Гензеля в очень плохого мальчика. Паренек ставил цели и достигал их самыми подлыми и вероломными способами. Поучившись у нескольких далеко не слабых магов, он лишал их способностей, обкрадывал и перекочевывал в другой город.
Он зациклился на видениях из зеркала. Сначала он помнил каждую деталь чудесных машин, потом почувствовал, что подробности стираются. Юный колдун раздобыл бумагу и исступленно рисовал, рисовал танки, самолеты и паровозы, но он был лишен таланта художника. Гензель злился, рвал листы, снова хватался за уголь. Не выходило.
Тогда паренек нашел настоящего рисовальщика. Пообещав ему денег, Гензель напрямую вкачал в сознание художника образы. Мастер сделал сотню точнейших эскизов. Рисовальщик искренне счел заказчика сумасшедшим и, в общем-то, не сильно ошибся. Когда чародей получил все, что хотел, он умертвил художника. О тайне замечательного мира никто не должен был узнать.
Через несколько лет Гензель снял амулет, обнаружил и сумел разрушить эльфийские заклинания, которые изменяли сознание хозяина. К этому времени парень восполнил многие пробелы в магическом образовании. Мальчик был классическим самоучкой: читал то, что считал нужным, не обращал внимания на догматы, мыслил нетрадиционно и на все имел совершенно оригинальное мнение.
— Отсидимся в пещере до ночи и улетим, — предложила Марлен.
— Куда?
— Наверное, в Наменлос. Надеюсь, он еще не пал.
— Вот! — Колдун поднял палец. — Расскажешь, что произошло в мире, пока я уходил в себя.
— Боюсь, я немного знаю. Мы с Шлюпфригом…
— С Шлюпфригом?! — Всезнайгель-старший принялся метать молнии. — С этим грязным…
— Подожди, — тихо промолвила виконтесса. — Я же его люблю, и нам нужна твоя помощь…
Это был печальный рассказ, но Иоганн пару раз улыбнулся:
— Ай да Шванценмайстер! Не кобель, так эльф. Не бойся, девочка моя, что-нибудь придумаем.
— Не боись, Груня, как-нибудь выкрутимся, — бодро сказал рядовой Лавочкин, разглядывая Молот Ведьм.
Хранительница прервала повесть о детстве Дункельонкеля, когда впереди замаячил артефакт. Грюне вдруг озадачилась: как доставить Молот к месту боев, если она не сможет тащить его по воздуху, а магические шестистенные комнаты имеют слишком узкие лазы.
Коля утешал разволновавшуюся ведьму, а сам ужасался ничуть не меньше. Здоровенный отесанный булыжник, надетый на подобие лома, казался неподъемным. «И они верят, что этим столярным инструментом может орудовать простой человек, а не циклоп? Больные люди», — подумалось парню.
— Не отчаивайся, ведь твоим подругам удалось его сюда дотащить, — продолжил он сеанс психотерапии.
— Ты издеваешься? Над его полетом трудилось не меньше двух десятков хранительниц! А теперь обрати внимание на пол.
Мраморная плита была расколота надвое. Значит, ведьмы уронили Молот, не справившись с весом.
— Елки-ковырялки… — Рядовой совсем растерялся.
— Ну, попробуй его взять в руки, рыцарь, — промолвила Грюне.
Лавочкин обернулся. Издевается? Нет.
Неуверенно приблизился к артефакту. Ощущая себя редкостным кретином, возложил длань на лом-ручку. Стиснул пальцы.
— Давай, — скомандовала ведьма.
Коля дернул ручку вверх, и инструмент легко оторвался от пола. Солдат потерял равновесие и сел. Ушибленный копчик прострелило, парень выронил оружие.
Молот бабахнул по плите. По ней пробежали трещины.
— Ни фига себе, — пролепетал рядовой и снова взялся за металлическую рукоять.
Ощущение было, будто держишь простой молоток.
Грюне отбежала подальше. Лавочкин повертел Молотом Ведьм над головой, размахнулся, остановил замах. Подкинул, ловко поймал. Законы физики попросту умерли.
— Слышь, Грунь, — окликнул хранительницу парень. — Как же так? Плиты ломает, а мне не тяжело.
— Понимаешь, относительно тебя он почти ничего не весит, а относительно остального мира — очень даже.
— Ух ты, у тебя целая теория относительности получилась. Теперь осталось, согласно теории, отнести Молот к месту боевых действий.
Грюне не оценила каламбурчика, насупилась еще сильнее:
— Я заглядываю в будущее и вижу артефакт в бою. Вовремя. Но как?
— Попробуй поднять меня в воздух, — велел солдат.
Стоило хранительнице навести на Колю чары, и он легко взлетел.
— Вот тебе и относительность, — рассмеялся он над озадаченной прорицательницей. — Сама же говоришь, мне Молот — пушинка. А ты без труда таскаешь меня.
— Дуралей ты, рядовой Лавочкин, — раздался голос в сознании парня. — И физику учил плоховато. Я ей помогаю. Еще чуть-чуть, и заиграем в полную силу, часовой!
— Епишкин башмак! Знамя заговорило! — обрадовался Коля.
Ведьма аккуратно приземлила восторженного россиянина:
— Ты меня пугаешь, Николас. В любом случае сейчас поедим и ляжем спать, а завтра — вылетаем.
— Есть, товарищ командир, — шутливо откозырял солдат. — А что будем лопать и где будем почивать?
— В обжитой башне, разумеется.
Грюне повела рядового по переходам. Лавочкин положил инструмент на плечо, зашагал вслед, насвистывая мотивчик «Не кочегары мы, не плотники…»
— Кстати, Груня! — окликнул парень. — А спать в каком смысле?
— Котяра мартовский, — пробурчала очаровательная хранительница.
Мудрейший Гроссешланге неторопливо поднял одну из голов, не отрывая взгляда от короля драконов, и пробрюзжал:
— Что, Шуппентайль, пришел ранней весны просить?
Зрелый дракон уважительно посмотрел на старого. Выцветшая чешуя, одряхлевшие крылья, сморщенная кожа… Лишь глаза Гроссешланге не потеряли свежего янтарного блеска. На солнце это было особенно заметно.
— Приш-ш-шел, ты прав, — прошипел Шуппентайль.
— Будет тебе ранняя весна, — сварливо пообещал древний ящер. — Только поздно, прости за каламбур. Ты позволил Дункельонкелю подтолкнуть этот мир к пропасти. Осталось совсем немного.
— Не будь занудой, старый чемодан, — подначил драконий король.
— Многого ты от людей набрался. Плохо. Увлекся ими, не замечаешь вопиющего, — проворчал Гроссешланге. — Безответственная вы молодежь.
— Уж как вы, «стародежь», воспитали. Впрочем, хватит болтовни. Нужна такая весна, чтобы… — Шуппентайль ударил хвостом по гладкой плите, аж земля задрожала.
— Я же сказал, будет. Займемся сегодня же всем советом.
Король драконов покинул арену, а мудрый змей вновь уложил голову на нагретую солнцем каменную поверхность.
— Слишком мы умные, — пробормотал Гроссешланге. — Одна голова хорошо, три — хуже. Шуппентайль, Шуппентайль, зачем время упустил?..
Он смежил веки.
Млеть в тепле. Что еще нужно старому ящеру?
Драконья магия — штука грандиозная. Вечером погода в людских королевствах резко изменилась. Подул мощнейший, почти южный ураганный ветер. Резко потеплело. Всю ночь таял снег, утром на небе ходили тяжелые облака, а уже к обеду начался долгий дождь.
Доцландский генералитет растерялся. В планах Черного королевства столь ранней весны не значилось. Потепление расценивалось как временная трудность, вояки ждали возвращения морозов. Иначе танки увязли бы в смеси грязи и рыхлого снега. С учетом опоздания (надо же было заправить энергоблохи!) каждый день простоя отдалял командиров от сроков, установленных Дункельонкелем.
Черный колдун был жестким руководителем. Запланировав раз, он не терпел отклонений и карал самым строжайшим образом. В первый теплый день из столицы не приходило никаких директив. Командиры роптали, а Адольф, имевший прямую связь с Вождем и Учителем, хранил хмурое молчание.
Он-то знал: Дункельонкель занят восстановлением магической подпитки дворца и заводов. Кроме того, хозяин вызверился на громилу помощника, обвинив его: «Ты недоглядел за Четырьмя всадниками!»
Владыка Доцланда быстро выяснил: в камерах побывали именно они. Пропали их дети. Вероятно, четверка захватила и Всезнайгеля. Тогда кто разрушил магические потоки? Всю ночь и последующий день возле Великого Разлома и в замке Дункельонкеля усиленно искали шпионов.
Четыре всадника отбились от преследователей и запутали следы, скрывшись в подземных лабиринтах. Вождь выставил по дозору у всех известных выходов. А бывшие наемные убийцы не спешили выбираться из катакомб. Они предусмотрительно взяли с собой трехсуточный запас еды и питья.
Дункельонкель был чудовищно собой недоволен. Миссия с Молотом провалилась. Партию, разыгранную вокруг артефакта, не удалось свести даже к ничьей. И этот Николас Могучий… Теперь темный колдун убедился воочию, что нескладный долговязый паренек ой как не прост. Совершенно точно, промедли Вождь с бегством — и не отбился бы. Ворожба, с которой столкнулся Дункельонкель, не походила ни на одну известную ему технику. Барон явно не прилагал абсолютно никаких усилий, а ведь сумел привлечь ужасные для человека силы!
Было чертовски некогда, но, отодвинув дела, колдун сел и тщательно проанализировал то, что открылось ему в северной цитадели. Никто не способен управлять такими энергиями. А Николас — ухитрился. Самое ужасное, в момент атаки он собирал ее из окружающего пространства. Опытный чародей Дункельонкель чувствовал, как его собственный запас магии уменьшился при приближении проклятого иномирца. Это было похоже на нехватку воздуха: заклинания либо ослаблялись, либо вообще рассыпались.
Черный колдун и сам умел втягивать энергию, но по сравнению с бароном в этом фокусе он был просто слабак.
«Что-то новенькое. Что-то опасное, — крутилось на уме у Вождя. — Срочно требуется противовес. Да, у меня есть Великий Разлом. Здесь я смогу черпать энергию для своих заклинаний. Биться с выскочкой Николасом придется здесь. Иначе — проиграю».
В голове Дункельонкеля начали вызревать планы. Требовалось заманить барона в сердце Доцланда. Вождь и Учитель не представлял, как он это сделает.
— Хорошо, позже, — прошептал колдун и заставил себя вернуться к более насущным проблемам.
Тронув амулет, он вызвал Адольфа.
— Да, Учитель, — послышался ответ.
— Мальчик мой, пришла пора операции «Разрыв». Как только выйдете на позиции, действуй.
— Будет исполнено.
Дункельонкель покинул трон и зашагал к выходу. Предстояло восстановить магическое питание. На душе черного колдуна было пакостно. Слишком много щелчков по носу он получил.
Барон Николас, напротив, чувствовал себя вольготно.
Если бы Коля Лавочкин был бабником и сластолюбцем, то он мгновенно сошел бы с ума, увидев обитательниц замка ведьм. Хранительницы были все как на подбор красивыми и юными.
Восточная башня оказалась обжитой не в пример остальным. Здесь была удобная, хоть и простая, мебель, ковры и куча разных мелочей, отличающих женское обиталище. Еще тут было тепло. В общем, если не зацикливаться на высоченных потолках и огромных площадях комнат, у ведьмочек получилось уютное гнездышко.
Солдат положил Молот в прихожей. Фрау Грюне провела гостя на кухню, усадила к очагу.
— Побудь здесь, рыцарь, — церемонно сказала она.
— Тебе надо припудрить носик? — схохмил рядовой. Его не поняли. Да он уже привык. Лавочкина оставили в одиночестве. Разумеется, несколько колдуний тайком подглядывали за ним, но были слишком далеко, чтобы завести с ними знакомство. От очага растекались соблазнительные ароматы: на вертелах жарились толстые куриные тушки. У парня потекли слюнки. Вспомнилась незамысловатая гастрономическая песенка-пародия:
О чем поет в духовке птица?«Блин, в кои-то веки запел по-русски, а нате вам — хеппи-энды повылазили», — подумал Коля.
О том, что вот он — хеппи-энд.
О том, что надоела пицца,
А значит, птица на обед.
Я твой палач, я твой убийца,
Сгубивший молодость твою,
Но я совсем не кровопийца.
Шкварчи, я песню допою!..
Вернулась Грюне. Позвала на ужин. Вместе с Лавочкиным за длинный стол сел десяток ведьм. Хранительницы не сводили глаз с парня, отчего он поначалу сильно стеснялся, а потом голод взял свое, и солдат перестал смущаться.
Было приятно: столько юных красавиц… И он в центре внимания… В голову невольно пришли мысли эротического содержания.
Ведьмы тут же захихикали. Коля покраснел.
«Елки-ковырялки, они же читают мысли!» — спохватился рядовой.
Хранительницы рассмеялись в голос.
Впрочем, хозяйки проявили такт. Быстро закончив трапезу, одна за другой девушки упорхнули из-за стола. Остались лишь Лавочкин и Грюне.
— Как же вы друг друга терпите, если, что ни подумай, все услышат? — спросил парень.
— Умеем закрываться. Ты, кстати, тоже закрылся.
— В смысле?
— Издеваешься? Ты же сам скрыл мысли после того, как опростоволосился.
— Но я… не умею.
— Значит, Знамя.
Солдат поблагодарил полковую реликвию.
— Теперь — спать, — скомандовала хранительница. — В простом смысле этого слова.
Спозаранку Грюне и рядовой стартовали на запад. Предстоял длительный пятисуточный путь. Дул сильный боковой ветер, и ведьма хмурилась: на борьбу с ним придется тратить силы. Теплые порывы сбивали ковер-самолет с курса.
Лавочкин последний раз посмотрел на замок ведьм.
— Прямо как наша Россия, — сказал солдат. — Такая же огромная, красивая, но холодная, необустроенная, и черт ее знает, зачем она вообще. И самое интересное, от нее непостижимым образом все зависит! — Потом пораскинул мозгами и добавил: — А еще все на бабах держится.
Ковер-самолет нес пассажиров, у одного из которых на плече покоился карикатурно огромный молот. Невольный зритель решил бы, что сходит с ума, но, к счастью, в тундре мало зрителей.
Дорога была неблизкая, и Коля Лавочкин попросил фрау Грюне закончить историю Дункельонкеля и его сестры.
Хранительница была не против продолжить прерванный в замке рассказ. Солдат узнал все, что поведала Гретель хранительницам.
Будущий повелитель Доцланда покинул пряничный домик и отправился в скитания.
Темный пузырек на шее превратил Гензеля в очень плохого мальчика. Паренек ставил цели и достигал их самыми подлыми и вероломными способами. Поучившись у нескольких далеко не слабых магов, он лишал их способностей, обкрадывал и перекочевывал в другой город.
Он зациклился на видениях из зеркала. Сначала он помнил каждую деталь чудесных машин, потом почувствовал, что подробности стираются. Юный колдун раздобыл бумагу и исступленно рисовал, рисовал танки, самолеты и паровозы, но он был лишен таланта художника. Гензель злился, рвал листы, снова хватался за уголь. Не выходило.
Тогда паренек нашел настоящего рисовальщика. Пообещав ему денег, Гензель напрямую вкачал в сознание художника образы. Мастер сделал сотню точнейших эскизов. Рисовальщик искренне счел заказчика сумасшедшим и, в общем-то, не сильно ошибся. Когда чародей получил все, что хотел, он умертвил художника. О тайне замечательного мира никто не должен был узнать.
Через несколько лет Гензель снял амулет, обнаружил и сумел разрушить эльфийские заклинания, которые изменяли сознание хозяина. К этому времени парень восполнил многие пробелы в магическом образовании. Мальчик был классическим самоучкой: читал то, что считал нужным, не обращал внимания на догматы, мыслил нетрадиционно и на все имел совершенно оригинальное мнение.