— Ну, если так интерпретировать… — со скрытой насмешкой протянул Всезнайгель.
   — А как еще? О, это был великий пейзанин…
   — Он не был крестьянином.
   — Под пейзанами мы понимаем всех недочеловеков.
   — Тех, кто не отмечен даром колдовать?
   — Точно.
   — А вы, значит, сверхлюди.
   — Именно.
   — А где же просто человек?.. Извини, я слишком слаб, чтобы продолжать нашу беседу.
   — Да, ты слишком слаб, враг.
   Старик наложил на Иоганна заклятье сна, но ушел не сразу. Его, мага высокого уровня, поразили способности Всезнайгеля. Еще вчера казалось, что пленник не выживет, а сейчас он был почти как новенький.
   Покинув камеру, где спал Иоганн, седой колдун прямо в коридоре положил руку на кулон-пузырек и прошептал:
   — Дункельонкель, откликнись.
   Кулон потеплел. Маг услышал глухой голос Вождя:
   — Я послал Адольфа. Пленный готов?
   — Готов.
   — Отлично, ты будешь награжден. Не тревожь меня больше.
   Пузырек похолодел.
   Вскоре прилетел черный громила. Он молча проследовал в поселковую тюрьму, взвалил на плечо Иоганна, подобно мешку с картошкой, и удалился.
   Адольф не торопился: Вождь запланировал разговор с пленником на следующее утро.
 
   Утро в Наменлосе, столице Наменлоса, выдалось солнечным. Король Томас Бесфамиллюр счел это добрым знаком. Сегодня монархи четырех королевств должны были решить судьбу военного союза.
   Альбрехт Труппенплацкий и Генрих Вальденрайхский прибыли накануне. Томас успел побеседовать с каждым из них. Настрой обоих радовал. Даже король Труппенплаца, чью столицу недавно сровняли с землей, бодрился и рвался в бой.
   Генрих наконец-то лично благословил брак золотоволосой падчерицы и Бесфамиллюра-младшего. Семейный ужин прошел душевно. Томас убедился: у Вальденрайха и Наменлоса общее будущее.
   Вот почему нынешнее утро внушало королю Бесфамиллюру оптимизм.
   Венценосного соседа из Дриттенкенихрайха Томас ждал назавтра. Безвольный Аустринкен-Андер-Брудершафт помешал бы переговорам. А вот подлинный властитель государства — Рамштайнт — должен был пожаловать с минуты на минуту. Тилль Всезнайгель заранее послал почтового голубя с сообщением о времени приезда.
   Само имя Рамштайнта раздражало Бесфамиллюра. Договариваться с висельником, с жестоким убийцей, подчинившим себе не только дриттенкенихрайхских, но и часть наменлосских преступников, было унизительно. Скажи лет двадцать назад кто-нибудь молодому Томасу, что он пойдет на союз с главой бандитов, он рассмеялся бы, а то и поколотил фантазера. Однако юный рыцарь, гроза турниров, давно превратился в мудрого короля. Он понимал: Дункельонкель силен, его фокусы с армией гомункулусов, бомбежками и зеркалами — лишь начало. «Проворонили, — признавал король. — Хотя Всезнайгели предупреждали…»
   Томас стоял у окна, когда в его покои вошел слуга и сообщил, что прибыла делегация Дриттенкенихрайха. Монарх распорядился разместить гостей, а через час созвать всех в тронный зал.

Глава 11.
Коля Лавочкин в тылу врага, или Железный Ганс спешит на помощь

   Коля рассудил так: покидать подземелье рискованно, ведь известный путь — туннель — длинный и темный, двигаться быстро не получится, и погоня, оснащенная факелами, мигом настигнет беглеца.
   Оставалось затаиться под носом врага.
   — Вскрыть ящик да залезть внутрь? — шептал солдат, шагая вглубь «квартала». — Нечем ломать, и заметно будет… Отыскать какой-нибудь тайничок-тупичок? А если не повезет? Местные-то знают помещение лучше тебя, Колян… Единственный выход — смешаться с двойниками, пробраться в казарму и не попадаться на глаза магам. Иначе проколюсь, как перед этим… Панцером. И где же чертов Всезнайгель?
   Парень принял решение вернуться, пошел на размеренные звуки ударов и скрежета.
   Между тем по рельсам пронеслись три дрезины с бойцами. Вероятно, кто-то толковый догадался-таки приказать обшарить туннель. Поиски вот-вот должны были переметнуться на половину, где прятался Коля.
   Он ускорил движение. Далеко впереди уже маячил просвет. В сторону Лавочкина смотрел клон. Солдат резко прижался к стенке ящика.
   — Блин! Оцепление же! — сквозь сжатые зубы проговорил парень. — Пойдешь прямо, начнется переполох. Или нет? Ты же в форме… Может, выманить на себя?
   Солдат критически оценил меч.
   — Тупой и кривой, да… Таким и убить можно, — пошутил рядовой.
   Убивать не хотелось, не умел он убивать. Даже на тупые копии рука не поднялась бы.
   — Увы, Колян, ты не герой боевика, — признал Лавочкин. — Здесь не отсидишься. Рискни и просто сделай вид, мол, так и надо. Давай!
   Расстояние между парнем и часовым медленно сокращалось. Коля обливался потом, гомункулус безмолвствовал.
   Наконец россиянин поравнялся с краем последнего ящика, замер, осматривая округу. Черные мундиры и колдуны крутились вдалеке, возле сборочного участка, где солдат наделал шума.
   Лавочкин уверенно шагнул на открытое пространство.
   — Тебя не должно быть здесь, — монотонно провякал постовой.
   «Господи, какие вы все придурки!» — мысленно воскликнул солдат.
   — Я исполняю приказ, — соврал он и побрел дальше.
   Двигаться нужно было не спеша, не вызывая подозрений.
   Коля начал переходить через широкие рельсовые развязки. Он ориентировался на зеленую будку, стоившую впереди.
   Как назло, из будки вышел офицер.
   «Что делать?! Вдруг фюрерок дотошный? — запаниковал Лавочкин. — А, ничего! Ты дурачок из их армии, и точка».
   Он нагло попер мимо офицера, сосредоточив внимание на усердном ковылянии.
   — Стой! — скомандовал «фюрерок». Солдат тормознул.
   — Назови себя!
   — ZZZ-135, — выдал парень, сообразив, что имя раздетого им часового лучше изменить.
   — Куда идешь?
   — Несу вещи Мангельштамму, — подражая дебильной манере гомункулусов, промолвил Коля.
   — Хозяину Мангельштамму, урод, хозяину! — раздраженно бросил офицер.
   — Несу вещи хозяину Мангельштамму, урод, хозяину,- медленно «исправился» Лавочкин.
   — Прочь отсюда, чурбан! — «Фюрерка» чуть не колотило.
   Что ж, его можно было понять: армия неразумных кукол кого угодно сведет с ума.
   Солдат поковылял дальше. Когда брань офицера утихла, парень свернул к ангару. Дошел без приключений. Заглянул через приоткрытую дверь внутрь.
   Огромная казарма. Тусклое освещение, ряды кроватей. Часть коек пустовала, другая была заполнена гомункулусами. Чурбанам тоже требуется отдых.
   Недалеко от входа располагался продолговатый ангар. Логика подсказывала, что там подсобка, столовая или туалет. Лавочкин шмыгнул туда.
   Ему повезло: здесь устроили склад. Потолка не было, свет проникал беспрепятственно. Нагромождение кроватей, аккуратно сложенные горы скатанных матрасов…
   Парень пробрался в самый дальний и почти неприступный угол, расстелил на полу матрас, лег и почти сразу заснул.
   Самый благословенный вариант — спрятаться и спать, пока преследователи мечутся в твоих поисках.
   На поверхности окончилась морозная ночь, и рядовой Лавочкин проснулся готовым свернуть горы.
   Постоянный производственный шум уже стал привычным: долбят и долбят.
   Коля перекусил, поглядел в карту Всезнайгеля. Мысленно пожелал Иоганну удачи.
   «Теперь позаботимся о себе, — приступил к планированию солдат. — Они тут далеко не глупцы. Давным-давно обнаружили связанного ZZZ-065. Поняли, кто ходит в его робе. Осознали, что мне смешаться с клонами — раз плюнуть. И кордоны дырявые, и суматоха была. Значит, сейчас местные маги должны проверять каждого моего двойника. Вероятность запалиться чертовски высока. Одновременно я бы на их месте начал глобальный обыск. И что делать мне на моем месте? При таких раскладах безопаснее отсидеться, а не вылезать на тамошние просторы».
   Лавочкин впервые обратил внимание на внешнюю стенку ангара. Материя! Аккуратно проковыряв дырочку, разведчик получил возможность подглядывать за обширным куском площадки с ящиками, между которыми бегал накануне. Сегодня возле них торчали усиленные посты, вдоль них блуждали черные фигуры.
   Просматривался и железнодорожный путь, ведущий к туннелю. Солдат стал свидетелем прибытия поезда. Вчерашний это был состав или нет, Коля не знал. На паровозе не было никаких отличительных знаков.
   Поезд прибыл порожняком — локомотив да пустые платформы. «Наверняка будут грузить ящики», — предположил Коля. Состав прокатился куда-то за ангар.
   Рядом с ангаром прошагал офицер. За ним протопал отряд гомункулусов.
   — Вот, елки-ковырялки, и сбежал в самоволку, — еле слышно проговорил рядовой. — Угодил в другую армию.
   Вспомнилась байка про побег из тюрьмы некоего американского зэка. Хитрец воспользовался ротозейством охранников и спрятался в белье, которое стирали в местной прачечной. Узник полагал, что бельишко отвезут в больницу или еще куда-нибудь, а оказалось, шмотки были из соседней тюряги. Зэк вылез из контейнера и совершил ужасное открытие: он сменил одну клетку на другую.
   Ситуация Лавочкина была не лучше. Пожалев себя, он продолжил мозговой штурм: «Итак, лучше пересидеть. Залечь, как говорится, на матрасы. Замаскируемся на всякий пожарный и отоспимся. А как спадет ажиотаж, двинемся дальше».
   Стараясь действовать тихо, Коля построил вокруг себя высокую баррикаду из скатанных в рулоны матрасов. Теперь его не заметят, а если подойдут, то подумают, что матрасы навалены вплотную к внешней стене.
   Впервые за многие дни рядовой Лавочкин предался чистому, ничем не омраченному дуракавалянию.
   Он повалялся, поподглядывал за суетой врага, порылся в мешке Иоганна. Там, кроме карты и двух свитков, лежала толстенная книга. Солдат достал фолиант, раскрыл на титульной странице. «Происхождение и жизнеописание Николаса фон Зингершухера, прозванного соратниками Дырявыми Штанами», — гласило название.
   — Тезка, значит, — хмыкнул солдат, перевернул страницу и начал чтение.
   «На севере жила королевская чета Зингершухеров. Жили они в полном согласии и крепкой любви, именно поэтому у них было двенадцать сыновей.
   В то время государствами управляли женщины, а мужчины им подчинялись. Это была странная эпоха. Войн тогда почти не случалось, ведь если начнут враждовать женщины, то противостояние будет жесточайшим и беспощаднейшим.
   Так или иначе, жены, а не мужья вершили судьбы мира.
   Вот почему в один прекрасный день король сказал королеве:
   — Любовь и госпожа моя! Если тринадцатый ребенок, коего ты родишь, окажется девочкой, то двенадцать мальчиков надо будет убить, чтобы у нашей наследницы осталась вся казна, коль скоро девочка обязательно станет королевой.
   Супруга приняла доводы мужа.
   Он повелел сколотить двенадцать гробов, насыпать в них стружек, положить по маленькой трогательной подушечке. Готовые гробы заперли в особой комнате, ключ от которой король отдал королеве.
   С тех пор королева день-деньской сидела в светлице и плакала, ожидая следующих родов.
   Младший сын, Николас, заприметил матушкину грусть. Он подглядел, как она проливает слезы, крутя в руках заветный ключ.
   Мальчик дождался ночи, мать уснула, и он похитил ключ. Придя со свечкой к потайной комнате, он открыл дверь и узрел гробы. Самая крохотная домовина приходилась ему впору.
   Дрожащий отрок стоял на пороге, пораженный ужасной догадкой, как вдруг ему на плечо легла рука, и громкий голос произнес:
   — Ну, что тут у нас?
   Николас был настолько напуган, что в нашей истории начало фигурировать его первое прозвище, связанное со штанами, — Зингершухер Мокрые Штаны.
   Обернувшись, мальчик увидел фею-крестную…»
   — Е-мое, неслабое же у паренька выдалось детство — промолвил Лавочкин. — И фея изрядная шутница была… А родители вообще маньяки. Иван Грозный отдыхает.
   Он перевернул несколько страниц, мельком ухватил, что юный Николас последовал совету феи и пустился в бега. Солдат полностью пропустил главу, в которой рассказывалось, как король с королевой заполнили одиннадцать гробиков, так как девчонка все-таки родилась.
   Затем начались главы, раскрывающие личность Зингершухера с такой стороны, что сразу стало ясно: он был сыном, достойным своих родителей. Правда, ему ни разу не пришло в голову сначала нарожать роту сыновей, а потом запланировать и подготовить массовое детоубийство.
   Чтение разозлило и утомило россиянина. Он отложил книгу, улегся на спину.
   «Что за народ такой? — думал рядовой.- Помнится, Хельга Страхолюдлих спела балладу о своем предке-карлике. Полный отморозок. Эти вот Зингершухеры тоже… Убийца на убийце. Логики в преступлениях абсолютно никакой, галимая психиатрия. Впрочем, наши сказки, насколько я помню, тоже не отчеты общества пацифистов».
   Постепенно Коля задремал.
   Он проснулся, когда в подземелье раздался низкий протяжный гудок. Шум работ мгновенно стих. Бряцания железок и долбежки стало не хватать. Собственно, поэтому солдат и очнулся.
   В казарме торопливо зашаркали ногами гомункулусы.
   Лавочкин прильнул к дырочке.
   На площадку выходили клоны, строились в каре под окрики офицеров. Несколько магов и Железный Ганс тоже присутствовали. Последними вышли гномы. Их конвоировали нормальные живые солдаты.
   Строй сомкнулся, скрывая руководителей от Колиного взгляда.
   Парень озадачился. Эвакуация? Или готовят облаву?
   Вскоре началось перестроение, и рядовой понял: колдуны проверяют каждого гомункулуса.
   Тогда зачем вывели гномов?
   — Чтобы они меня не спрятали, наверное, — предположил Лавочкин.
   Тем временем осмотр личного чурбанского состава закончился. Трое офицеров, несколько «натуральных», как их окрестил Лавочкин, бойцов и старик Мангельштамм остались с подчиненными, а остальные разбились на группы и отправились прочесывать постройки. Даже Железного Ганса припахали.
   «Пинцет тебе, Колян, — подумал парень. — Лишь бы все вверх дном не перевернули».
   Он еще раз оценил заслон из матрасов. Вроде бы все в порядке. Теперь — затаиться и ждать.
   Через несколько мучительно долгих минут входная дверь ангара скрипнула, и по казарме разнеслись звуки шагов.
   — Проверять внимательно, не пропускать ни одного труднодоступного уголка, — раздался властный голос за стеной Колиной подсобки.
   Лавочкин задержал дыхание. Он узнал тембр Панцера.
   Дробь шагов то затихала, то становилась громче. Изредка досмотрщики тихо переговаривались. Затем кто-то зашел в подсобку.
   Топ… Топ… Топ…
   Парень вжался в пол, будто кот, прячущийся от собак.
   Шуршание, приглушенные ругательства.
   — Здесь никого, — звонко доложил боец. — Кровати да матрасы.
   — Перевернуть там все! — приказал Панцер.
   Вояка запыхтел, двигая кроватную гору. Дерево заскрипело, пирамида рухнула. Проверщик завизжал:
   — Ой, нога! Ногу больно! Он выскочил из подсобки.
   — Что пейзане, что чурбаны, — раздраженно пробурчал колдун. — Сверху посмотрите! Вот ты, верзила.
   Коля услышал, как к стеночке придвигают кровать. Он с ужасом уставился вверх.
   Мелькнула мысль: «Все, приплыли!»
   Над загородкой возникла рыжая косматая голова Железного Ганса.
   Великан скользнул взглядом по подсобке и обнаружил беглеца. Укоризненно посмотрел ему в выпученные от ужаса глаза. Беззвучно усмехнулся.
   — Нет, ваше магическое благородие, никого туточки не имеется, — отрапортовал Ганс.
   Подмигнул рядовому, проговорил одними губами: «Жди здесь».
   Парень мелко закивал.
   Голова исчезла.
   Обыск закончился, враги вымелись из ангара. Лавочкин облегченно вздохнул.
   На площадке все так же толпились гомункулусы, гномы и их охрана. Обыск переместился дальше, на сборочные участки.
   Коле наскучило бесплодное подглядывание. Он продолжил чтение биографии Зингершухера.
   Спустя четыре часа жители подземелья вернулись к обычному графику. Клоны притопали в казарму, улеглись, засопели. Рядового тоже потянуло в сон. И немудрено: время было позднее.
   Где-то около полуночи в подсобку протиснулся рыжий верзила.
   — Эй, Николас, — шепотом позвал он. — Это я, Ганс.
   Солдат проснулся, выбрался из-за мягкой баррикады.
   — Ну, ты и везунчик, — тихо сказал Железный Ганс. — Хорошо, я Панцеру подвернулся. На вот, поешь.
   Громила дал парню кувшин с пивом и краюху хлеба. Лавочкин принялся за еду.
   — Нельзя тебе тут оставаться ни в коем разе, — продолжил Колин спаситель. — Панцер доложил в столицу, мол, ты тут появлялся. А здесь ощутительно солидная секретность действует. Три слоя защиты от магической разведки. Панцер думает, ты давно исчез. Болтают, ты можешь появляться и испаряться. Я как-то не заметил. А они мыслят просто: если нарисовался единожды, жди второго визита. Так вот, с часу на час прибудут серьезные господа, а то и сам Дункельонкель. Между прочим, я подслушал, дескать, твоего соратника полонили.
   — Всезнайгеля?! Не может быть! — воскликнул солдат.
   — Тихо ты! Разорался.
   — Да-да, извини, — перешел на шепот беглец. — Если Иоганн не совладал со Дункельонкелем, то я и подавно пока не готов с ним драться.
   — Посему удирать тебе надобно. Наружу нельзя, вдруг в туннеле или подле перестренут. Я тебе покажу лазок заветный, ты уж схоронись пока, а там разберемся.
   — Что за лазок? Железный Ганс вздохнул:
   — Это же моя пещера-то. Жил себе, не тужил, пока Дункельонкель не припожаловал. Пришлось подчиниться, чтобы жизнь не потерять… В общем, отдал я ему помещеньице, а маленько секретов все ж оставил. Ладушки, доедай, и айда прятаться.
   — А зачем ты мне помогаешь? — поинтересовался жующий Коля.
   — Чрезмерно напомнил ты мне мальчика одного. Из далекого прошлого. Тот, когда мячик у меня просил, такие же круглые глазищи, как ты намедни, сделал. Я аккурат в клетке сидел, а ключ у его мамки-королевы хранился… Скрал малец ключик, а я уволок паренька к себе. С мячиком, ключиком и еще кое-какими ценностями. Сыном мне был. Здесь, в этих стенах, я его вырастил. Очень уж вы похожи.
   Лавочкин мысленно вернулся к истории Зингершухера.
   — Слушай, Ганс! А почему у местных королей принято ключи женам отдавать?
   Верзила почесал лоб:
   — Сам всегда недоумевал. Ладно, прикинься большим чурбаном, чем ты есть, и за мной!
   — Минутку.
   Коля слазил за вещами, засунул мешок Всезнайгеля в свой. Громила спрятал кувшин.
   Они покинули подсобку и направились к дальнему выходу, в противоположную часть ангара-казармы. Железный Ганс двигался прогулочным шагом, сзади ковылял солдат.
   Гомункулусы спали, часовые не проявляли излишнего рвения. Идут себе мастер с сопровождающим, значит, так надо. Миновав ряды кушеток, заговорщики выбрались из ангара. Было тихо.
   Пройдя между рядами накрытых материей махин, они подошли к стене зала. По пути Ганс прихватил ломик.
   В горе через равные промежутки были выдолблены узкие невысокие коридоры. Остановившись возле одного из них, рыжий великан вручил рядовому Лавочкину ломик и сказал:
   — Чеши туда. Шагов через сто будет стальная решетка. Там калитка на замке. Сломаешь. Еще через сто увидишь в полу пещеры лаз. Ну, лучше будет, если увидишь. Падать долго, хе-хе.
   — Спасибо, Ганс!
   — Иди, иди. Вот, держи еще светильник. Удачи. Громила посмотрел вслед удаляющемуся солдату.
   — Нет, точно везунчик. Как-то же наткнулся на мою пещеру… Это место настолько засекречено да запечатано разными заклятьями, что его сам черт не найдет, — пробормотал Железный Ганс, не подозревая, насколько прав.
   Черт вторые сутки не мог разыскать Лавочкина.
   Очнувшись после бутылочного перелета, Аршкопф не сразу вспомнил, кто он сам и зачем у него в руках запечатанный пузырь. Все-таки приземление пришлось на рогатую голову.
   Бесенок выкарабкался из сугроба, встал на ватные ноги, пошатнулся. Острые копыта проткнули снег. Со стороны домов к нечистому опасливо подбирались крестьяне, вооруженные кольями да косами.
   — Э-э-э, вы чего? — пискнул Аршкопф.
   — Сгинь, нечистый! — нестройно заголосили крестьяне.
   Тут-то черт и вспомнил, кто он, откуда прилетел и что за груз в бутылке.
   — Товарищ прапорщик просил доставить его к Николасу!
   К вящей радости людей нечистый исчез.
   Аршкопф облазил все доступные его волшебному зрению места. Розовый пятачок трепетал, втягивая воздух. Не почуял рогатый россиянина. Но уважение к товарищу прапорщику не позволяло черту забросить поиски. Он решил прерваться на сутки. Лавочкин как сквозь землю провалился.
   Впрочем, почему «как»?

Глава 12.
Встреча на высшем уровне, или «Ничего не сказал проклятый Всезнайгель!»

   В пустом тронном зале наменлосского дворца стояли четыре одинаковых кресла. Они как бы образовывали вершины квадрата. Все подчеркивало равенство между теми, кто сядет «вершить судьбы мира.
   Отворились створки высоких дверей. В зал вошел король Томас. За ним проследовали несколько советников. Бесфамиллюр остановился возле ближайшего к выходу кресла. Вельможи сгрудились за спиной повелителя.
   Граф Нихткапитулирен почти впорхнул. Его узкое лицо было под цвет камзола — такое же пурпурное. Граф, на которого возложили обязанность проследить за этикетом, нечеловечески волновался.
   — Его монаршее величество Генрих Вальденрайхский! — провозгласил он.
   Генрих оделся без излишеств, но сразу было ясно: его платье стоит больших денег. Томас не сдержал улыбки. Он и сам выбрал дорогой наряд, справленный из редкой, почти драгоценной ткани.
   Глава Наменлоса жестом пригласил Генриха занять место у свободного кресла. Короля Вальденрайха сопровождали пятеро министров.
   — Его монаршее величество Альбрехт Труппенплацкий! — дрожащим голосом произнес граф.
   Альбрехт был в мундире. Короли знали: с тех пор как теперешний властитель Труппенплаца ушел из цирковой труппы, его никто не видел в иной одежде, нежели мундир. Энергичным шагом Альбрехт проследовал к третьему креслу. Вместе с монархом пожаловали два генерала лет сорока.
   Не успел Нихткапитулирен объявить последнего участника встречи, как в зал внесся Рамштайнт. В его руках был Барабан Власти. За королем преступности шел только Тилль Всезнайгель.
   Рамштайнт поставил Барабан рядом с четвертым креслом, накрыл артефакт пледом и развернулся к Монархам.
   Томас Бесфамиллюр опустил поднявшиеся брови. Сказал начальную речь:
   — Уважаемые соратники! Мы собрались здесь перед лицом общей угрозы. Да не смутит нас наше прошлое. Давайте строить будущее. Прошу садиться.
   Генрих кривил губы при слове «соратники» и просьбе забыть о неравенстве участников разговора, он еле сдерживался. Альбрехту, простолюдину по происхождению, было не до церемоний — он как никто другой понимал важность быстрого ответа Дункельонкелю. Рамштайнта откровенно забавляла скользкая ситуация, когда власть идет на переговоры с преступностью и пытается сохранить лицо.
   Король Наменлоса при всей ненависти к висельнику Рамштайнту осознавал: это очень полезный союзник. Альбрехт вызывал у Томаса неподдельное уважение, потому что построил Труппенплац собственными руками. Пусть циркач, зато огромной воли и таланта человек.
   Монархи сели в кресла, криминальный вождь Дриттенкенихрайха опустил необъятный зад на Барабан Власти.
   — С чего начнем? — спросил Генрих таким тоном, будто ему приходится терпеть встречу как неприятную, но нужную процедуру.
   Ответил Томас:
   — Прежде всего поздравляю присутствующих с маленькой победой. Три дня назад вальденрайхский чародей Пауль, известный как Повелитель Тьмы, разгромил в Дробенланде армию гомункулусов. Однако я знаю, Всезнайгель не разделяет народного ликования по поводу этой победы.
   — Да, ваше величество, — кивнул Тилль.
   — Кстати, мне поистине любопытно, почему мой придворный колдун стоит по правую руку преступника, а не своего короля, — пробурчал Генрих.
   — Ваше величество, я был и остаюсь вашим слугой. Ситуация развивалась таким образом, что мне пришлось находиться близко к Барабану Власти. Мы подозреваем: за волшебным артефактом все еще ведется охота. Но позвольте мне говорить о войне, а не о церемониях.
   Король Вальденрайха аристократично махнул рукой, мол, давай.
   Всезнайгель выступил вперед:
   — Я видел армию, поверженную Паулем, ваши величества. И наблюдал за второй армией. Она стоит на расстоянии дневного перехода от первой. По качеству бойцов и мастерству управления — это два абсолютно разных войска. Первое — тупое, неповоротливое и слабое. Второе — более мобильное, выносливое и составлено из сильных бойцов. Да, гомункулусы, но гомункулусы нового сорта.
   — Что, они не похожи на барона Николаса? — поинтересовался Генрих.
   — Похожи. Суть не в этом. Их внутреннее устройство значительно удачнее, вот я о чем.
   — Постойте-ка! — воскликнул Альбрехт. — Полчища врагов, о которых бродит столько страшных слухов, похожи на барона? Но почему?
   Всезнайгель немного смутился:
   — Дело в том, уважаемый король, что прихвостень Дункельонкеля колдун Улькхемикер брал Николаса и мою племянницу Марлен в плен. Он успел взять по фрагменту их плоти. Из этих кусочков он и взрастил в ретортах армию гомункулусов.
   — А правда ли, что ваша племянница перешла на сторону врага? — не отставал Альбрехт.
   Тилль вздохнул:
   — Да, Марлен — соратница Дункельонкеля. С тех пор как она убежала, прошло немало времени. Иоганн отправлял дочери письма, но ответов не было. После того как Марлен прислала отцу его почтовых голубей со свернутыми шейками, он понял: девочка так его и не простила. Брат сделал непростительную ошибку — стал решать за дочь. Ей это надоело. Дункельонкель умело сыграл на ее обиде. Не менее трех лет она пудрила головы гномам, выдавая себя за Белоснежку. Барон Николас Могучий разоблачил и лишил ее магических способностей. Мы с братом полагаем, что девочка попала под действие чар черного колдуна…