В основном это была информация с Американского континента от надежных агентов, не затронутых предательством Бентли (о котором речь впереди) из Великобритании, где успешно вели разведку члены «пятерки» во главе с К.Филби и ряд других наших ценных агентов; из Франции, где эффективно действовала резидентура под руководством Н.П.Лысенкова. Не менее результативно решала информационные задачи внешняя разведка и в Западной Германии, хотя американцы широко использовали против нас кадры бывших фашистских спецслужб. Особенно актуальной наша работа в Германии стала после того, как в сентябре 1949 года образовалось сепаратное западногерманское государство.
   Создание в апреле 1949 года НАТО потребовало концентрации усилий внешней разведки на выявлении планов и замыслов этой организации Запада. Возникновение СЭВ в 1949 году выдвинуло другую достаточно сложную задачу: защиту экономических интересов государств Восточной Европы.
   На фоне этих международных событий и напряженной борьбы двух противостоящих мировых политических систем многие события внутренней жизни страны не привлекали внимания нашей службы. Нас, разведчиков, интересовало прежде всего то, что находило отражение на международной арене. Например, постановления ЦК КПСС о творческой интеллигенции (в 1946 году о журналах «Звезда» и «Ленинград», о репертуарах театров; в 1948 году об опере «Великая дружба» Мурадели), совещания и дискуссии (по философии в 1947 году, биологии в 1948 году, филологии и языкознанию в 1950 году, политэкономии в 1951 году), поскольку все они вызывали бурную реакцию на Западе и отражались на оперативной обстановке в капиталистических странах. Но должен признаться, что мы как-то спокойно реагировали на события внутри страны (может быть потому, что не знали всей их подноготной). Разумеется, в свете нынешней информации эти события воспринимаются совершенно по-иному. Для меня лично было большим откровением то, что всплыло сейчас в области биологических наук, и особенно было горько узнать о трагической участи гениального ученого Николая Ивановича Вавилова.
   Припоминаю, что в то время недоумение вызвало у нас вторжение Сталина в область языкознания. Вероятно, потому, что хотя мы и не были профессионалами-филологами, но, изучая иностранные языки, знакомились и с этой наукой. Понимая, что Сталин мог опираться в своих суждениях на знания экспертов-ученых и использовать результаты их научных изысканий, мы не особенно вдавались в тонкости державной критики, тем более что она не затрагивала нас практически, мы видели свою задачу лишь в том, чтобы давать объективную информацию о реакции в мире на события нашей внутренней жизни.
   Несмотря на потерю в первые послевоенные годы некоторых важных информационных возможностей, в частности, из-за консервации резидентуры Рида и других ценных источников в США, поток разведывательных данных не уменьшался, а возрастал. Было видно, как объем сведений, растущий во всем мире и ведущий к «взрыву информации», неизбежно увеличивает и долю ее секретной части. А это уже объект интересов всех спецслужб мира, так же как и нашей внешней разведки. Только в 1960 году на Западе вышло более 60 тысяч названий периодики, многие из которых содержали секретные данные, требовавшие нашего внимания.
   Важным разделом информационно-аналитической работы являлось разоблачение дезинформации Запада. Еще в первые послевоенные годы, когда внешняя разведка МГБ не имела специального подразделения для так называемых активных мероприятий, наши западные оппоненты вели широкомасштабную дезинформационную деятельность. Это не помешало им позднее, в 60-е и последующие годы, кричать об угрозе советской дезинформации. Между тем родоначальниками этой ветви психологической войны против Советского Союза были именно спецслужбы ведущих капиталистических стран. О масштабах этой работы можно судить по появлению серии таких капитальных «научных трудов», как «Пропаганда, средства передачи информации и общественное мнение» Смита, Ласуэлла и Кази, «Пересмотренная психологическая война» Спайера или «Стратегические психологические операции и американская внешняя политика» Холта и фон де Велде.
   В чем состояла стратегия американских пропагандистов психологической войны? Ее авторы выделяют четыре вида механизмов и четыре доступные тактики.
   К механизмам относятся: пропаганда, распространение слухов, прямое сообщение «от лица к лицу» и, наконец, символические акты. Доступные тактики: обман, разъяснение, террор и ободрение.
   Тут есть все: от обмана до террора, и говорится об этом от крыто. На поддержку такой тактики были призваны перебежчики Голицын, Левченко и Биттман, причем Голицын так заврался, что хозяева поручили Левченко и Биттману немного скорректировать его, дабы продемонстрировать свою «объективность». Но, как говорит польский писатель-юморист Станислав Ежи Лец, «всегда найдутся эскимосы, которые разработают для жителей Конго инструкцию, как вести себя во время жары».
   Разветвленный пропагандистский аппарат создавал мощную психологическую базу «холодной войны». Для ее разжигания требовался все новый и новый горючий материал. С одной, особенно вонючей, порцией «масла в огонь», подброшенной ФБР, мне довелось столкнуться в ту пору, когда с образованием Комитета информации я возглавил американское отделение информационно-аналитической группы.
   В 1948 году начался большой судебный процесс над «советскими шпионами» в США. Их назвала властям наш бывший агент Элизабет Бентли. История же этого провала такова. Еще в предвоенные годы, когда руководитель нелегальной группы Джекоб Голос стал сотрудничать с легальной резидентурой, он привлек к работе большое количество американцев, служивших в различных ведомствах США. Наиболее ценных агентов легальная резидентура брала к себе на связь и после необходимой проверки самых надежных передавала в нелегальную резидентуру Рида.
   Голос был перегружен работой. Поэтому он решил часть агентов, которые не требовали постоянного руководства, переключить на свою связную Бентли. Поначалу он не раскрывал перед ней личных данных и род занятий своих секретных помощников, передававших свои сообщения в запечатанных пакетах. Но постепенно стал больше доверять этой женщине. И это неудивительно: они вступили в любовную связь. Так Бентли узнала многое о нелегальной группе. К тому же еще Г.Б.Овакимян, а затем В.М.Зарубин иногда встречались с этой женщиной как с курьером Д.Голоса. Таким образом для нее перестало быть секретом, кто в США возглавлял легальную резидентуру советской внешней разведки. Когда же Голос тяжело заболел, он вынужден был еще больше прибегать к помощи Бентли, и она смогла узнать некоторых из его агентов. Ей стали известны и фамилии тех американцев, которые в какой-то мере интересовали нашу службу, хотя и не сотрудничали с ней.
   После смерти Голоса резидентура пыталась получить у Бентли оставшиеся после него материалы, но она тянула время и даже пыталась нас шантажировать. Приняв предварительно все необходимые меры к защите агентов, сотрудничавших в свое время с Голосом, связь с Э.Бентли полностью прекратили в декабре 1944 года. Эта мера оказалась своевременной.
   Спустя год Бентли добровольно явилась с повинной в ФБР, рассказала о себе как о курьере советской разведки, густо переплетая известные ей факты с ложью и фантастическими вы думками.
   Как только нам стало известно о явке Бентли в американскую контрразведку и еще до придания этого факта гласности, все дела, имевшие отношение к группе Д. Голоса, пришлось вновь тщательно проанализировать. Поскольку не было полной уверенности в том, что Бентли не расшифровала некоторых ценных агентов, связь с ними была прекращена. Нам надо было внести ясность в то, как идет расследование в ФБР.
   По громкой шумихе дело Бентли во многом напоминало «историю с Гузенко». Что же касается конкретных доказательств, то у Бентли, в отличие от Гузенко, на руках не было ни одного документа или других улик. Внешняя разведка по своим каналам внимательно следила за ходом дела в ФБР и на каждое намечавшееся там мероприятие реагировала заранее, чтобы блокировать любую провокацию.
   Так, было известно, что директор ФБР Эдгар Гувер придает особое значение показаниям Бентли и списку названных ею более чем ста американцев, будто бы причастных к «советскому шпионажу». В большинстве это были прогрессивно настроенные люди, демократы и антифашисты, к нашей агентуре никакого отношения не имевшие, но в этом списке, конечно, оказались и агенты внешней разведки. Нам удалось своевременно предупредить их об опасности.
   Поскольку один из агентов, руководящий сотрудник госдепартамента, был привлечен к работе еще Н.М.Бородиным, а во время войны входил в резидентуру Рида, было признано целесообразным отозвать из США Рида, а его резидентуру законсервировать. Решили, чтобы уехал и В.М.Зарубин.
   Между тем «дело Бентли» было использовано Вашингтоном, чтобы организовать шумную кампанию против тех американских граждан, которых Бентли одним махом зачислила в шпионы только потому, что от Д.Голоса ей были известны их антифашистские настроения. Из названных ею более ста человек пятьдесят один американец, как говорилось в официальном документе ФБР, представили «большой интерес» для этого ведомства, а двадцать семь человек являлись сотрудниками правительственных учреждений. По указанию Гувера бюро бросило свои наиболее квалифицированные кадры на получение изобличающих доказательств. Пытались использовать в этих целях и саму Бентли. Ей присвоили псевдоним «Грегори» и подсылали с провокационными целями к названным ею лицам. Два года безуспешных попыток в этом направлении так ничего и не дали. Американская контрразведка не могла и заподозрить, что мы имели возможность с помощью агентуры внимательно следить за каждым шагом ФБР. Подавляющее большинство подозреваемых, естественно, никак не реагировало на «подходы» провокаторов, в том числе и самой Бентли, так как действительно не сотрудничало с нами.
   На помощь ФБР поспешила и комиссия конгресса по расследованию антиамериканской деятельности. Она вызывала каждого подозреваемого и подвергала унизительным и изнурительным допросам. Насколько нам известно, никто из них так и не признал своего участия в «советском шпионаже».
   Хочу сказать, что большинство ценных источников информации, сотрудничавших с внешней разведкой на идейной основе, были истинными американскими патриотами. Свою помощь Советской России в борьбе с гитлеровской Германией они рассматривали как долг перед демократической Америкой, поскольку США и СССР сражались вместе против общего врага.
   Навязывая миру «холодную войну», известные силы в Соединенных Штатах заимствовали многое из гитлеровского арсенала психологических подрывных акций. Дело в том, что немецкая разведка многие годы активно поддерживала пронацистские настроения в США и Англии. Своими происками в руководящих кругах Лондона она стремилась удержать Великобританию от выступления против Германии, именно поэтому нам важно было активизировать работу известной «пятерки» агентов, возглавляемой К.Филби, с тем чтобы знать об этих происках и вовремя предупреждать советское правительство о возможных маневрах реакционных кругов Альбиона.
   Еще с большим размахом психологическую войну немецкая разведка вела в США. По документальным данным известного американского исследователя разведслужб Ладислава Фараго, в 1938 году гитлеровцы располагали за океаном десятками опытных шпионов — больше чем в любой другой стране, за исключением Польши и Франции.
   Нацистская разведка завербовала президента Конгресса производственных профсоюзов Джона Л. Льюиса, игравшего главную роль в проведении трех крупных акций:
   — в 1938 году благодаря его стараниям было налажено снабжение Германии мексиканской нефтью;
   — в 1939 году Льюис помогал безуспешным тайным усилиям немцев привлечь Рузвельта к участию в кампании по установлению «мира» в Европе на условиях, продиктованных Гитлером;
   — в 1940 году Льюис принимал самое активное участие в закулисных интригах с целью не допустить избрания Рузвельта президентом на третий срок. Это была самая крупная операция нацистов в Соединенных Штатах. Попутно хотел бы привлечь внимание читателя к некоторым соображениям Ладислава Фараго. Он считал, что «ни одна разведка, какой бы разветвленной и эффективной она ни была, не в состоянии предугадать неумолимый ход событий». И приводит такой пример: абвер — немецкая военная разведка и контрразведка — располагали сотнями агентов в районе, прилегающем к западной части Средиземного моря, однако не смог предупредить о времени высадки союзных войск в Северной Африке осенью 1942 года. Тем не менее, отмечает Фараго, разведывательные службы оказывают «гораздо большее влияние на ход истории, нежели на историков. За любым крупным событием, за спиной каждого государственного деятеля, причастного к этим событиям, стоят разведчики, однако авторы научных хроник то ли из-за высокомерия, то ли из чувства брезгливости игнорируют их вклад и редко называют их имена».
   Можно только поддержать такую позицию американского исследователя. Примеры тому — Зорге и некоторые другие наши разведчики, предупреждавшие об угрозе нападения Германии на Советский Союз и даже называвшие точную дату начала агрессии. Другой пример — вскрытие крупных подрывных акций Запада Блейком и Филби, между тем как роль этих разведчиков игнорировалась в нашей исторической литературе. Правда, виной во многом была и чрезмерная секретность, но чаще такое отношение диктуется желанием присвоить чужие лавры. Иногда умолчание о действительных инспираторах операций внешней разведки объясняется желанием контрразведки приписать себе побольше заслуг. Сошлюсь на разоблачение шпиона Пеньковского. Первоначальный сигнал получили сотрудники внешней разведки. Все остальное, как говорится, было «делом техники». Или обнаружение подслушивания и перехвата советских стратегических линий связи американцами приписывается внутренним органам госбезопасности, в то время как об этом советской разведке дал исчерпывающие материалы ее агент Рональд Пелтон, сотрудник Агентства национальной безопасности США[28].
   В работе по анализу информации мой, тогда еще не большой, опыт уже подсказывал немало соображений, проверенных в беседах с такими опытными коллегами, как В.М.Зарубин и И.А.Ахмеров. Считается, что приблизительно 50 процентов разведывательной информации поступает из открытых источников, 40 процентов добывается с помощью технических средств: через спутники, авиаразведку, подслушивание, радиоперехват и так далее. Остальные 10 процентов приходятся на человеческий фактор — на добытчиков информации. Но, как показывает жизнь, именно эти 10 процентов самые ценные.
   Не случайно бывший директор ЦРУ Уильям Уэбстер назвал человеческие ресурсы «наиболее жизненно важной частью разведывательной деятельности — только с их помощью можно вскрывать намерения».
   А раз речь идет о человеке, то вступают в силу закономерности психологии, надо сказать, достаточно эффективно использованные поджигателями «холодной войны». Учитывая страх людей перед опасностью возникновения нового мирового вооруженного конфликта, Запад изображал инициатором «холодной войны» Советский Союз, несмотря на то, что с первых послевоенных дней наша страна на всех встречах своих руководителей с западными лидерами неустанно вносила все новые мирные предложения и шла на компромиссы. Так, в начале 1949 года, когда североатлантические союзники решили создать сепаратное западногерманское государство, Советский Союз выступал за объединение Германии и старался предотвратить бессмысленную гонку вооружений, а западные союзники следовали курсу конфронтации. Они, в частности, начали широко практиковать похищения советских людей, в том числе и сотрудников внешней разведки. Сейчас трудно сказать, сколько из тех так называемых «добровольных» переходов к американцам и англичанам людей, фигурировавших в числе перебежчиков, были действительно добровольными и сделаны по собственной инициативе. Судя по выявленным внешней контрразведкой фактам насильственного захвата, а затем обработки известными и неизвестными, в том числе фармакологическими средствами, во многих случаях это были прямая провокация и насилие. Одно лишь «дело Гузенко» и то, как вокруг него западные средства массовой информации раскручивали спираль дезинформации, многому нас научило.
   Настораживали и приходившие к нам из разных источников сведения о том, что в интересах формирования общественного мнения США в духе «холодной войны» ЦРУ и ФБР использовали тот же метод провокаций и дезинформации против собственных граждан. Но так как всё тайное непременно становится явным, в 80-е годы такая деятельность спецслужб взбудоражила американское общество. Когда ФБР пошло на прямую провокацию против членов конгресса и сотрудников других властных органов, подставляя им свою агентуру с соблазнительными предложениями незаконных заработков, скандал вышел наружу.

Глава 5. Нелегальная — самая совершенная

   В созданном в 1920 году Иностранном отделе (ИНО) ВЧК грани между разведывательной работой с легальных и нелегальных позиций практически не существовало. Преобладал подход: есть конкретная задача — под нее и подбираются необходимые силы и средства. За кордон по нелегальным каналам направлялись и кадровые сотрудники ИНО, и агенты-иностранцы. Надо сказать, что в этот период разведка с нелегальных позиций активно использовала опыт дореволюционного большевистского подполья.
   В дополнение к заброске нелегалов, решавших, так сказать, конкретные разовые поручения, в некоторых странах создавались постоянные разведывательные точки. Уже в 1922 году небольшая нелегальная резидентура возникла во Франции, в следующем году — в США. И в ту, и в другую входили надежные агенты из числа иностранных граждан.
   Дальнейшее упрочение внутреннего и внешнего положения Советского Союза сопровождалось расширением внешней разведки в значительной мере с использованием нелегальных средств и методов. Так, в 1926 году в Скандинавские страны направили В.М.Зарубина. Это была его первая поездка за кордон. Созданная им нелегальная резидентура начала действовать уже через год. До войны такие точки возникли в Австрии, Германии, Англии и Китае.
   В Англии, когда с этой страной у СССР еще не было дипломатических отношений, особенно активно действовала группа нелегалов во главе с Б.Я.Базаровым. В ней были люди, имевшие доступ в правительственные и политические круги. Они добыли немало важной политической информации и военно-технической документации. Позднее, в 1939 году, там начала работать еще одна нелегальная резидентура — известная теперь пятерка К.Филби. Она переправила в Центр около 20 тысяч важных информационных материалов, из которых более 90 процентов составляли документы.
   В Италии в 1934 году нелегальную резидентуру возглавлял М.М.Аксельрод. С ним мне довелось познакомиться в 1938 году во время учебы в ШОН. Тогда он был заведующим учебной частью школы и читал очень интересные лекции.
   До установления дипломатических отношений между СССР и США в ноябре 1933 года разведывательная работа в этой стране проводилась главным образом с нелегальных позиций. Началась она, как я уже упоминал, в 1923 году.
   Франкистский мятеж в Испании в 1936 году и вооруженная интервенция в эту страну Германии и Италии, политика поощрения этой агрессии Англией и Францией под лицемерным лозунгом невмешательства сделали остро необходимым проникновение в стратегические планы и военные приготовления Лондона и Парижа, равно как и гитлеровского руководства, открыто провозгласившего программу расширения жизненного пространства за счет Советского Союза.
   В связи с обострением обстановки в Германии туда в 1934 году был направлен В.М.Зарубин.
   Короче говоря, в предвоенный период был создан эффективно действовавший нелегальный аппарат — до полутора десятка точек в различных странах.
   Решение задачи облегчало наличие кадров, имевших опыт подпольной борьбы с царским самодержавием, в том числе в условиях эмиграции, а также патриотов, закаленных в ходе гражданской войны и борьбы с контрреволюцией в первые годы советской власти. Благоприятствовало и то обстоятельство, что за рубежом было немало патриотически настроенных выходцев из России.
   Если же говорить о слабой стороне организации нелегальной разведки в 20-е и 30-е годы, то это была несовершенная связь между нелегалами и Центром. Сказывались и отсутствие необходимого числа легальных резидентур, и недостаточная активность уже созданных.
   Но, несомненно, огромный, если не сказать чудовищный, ущерб внешней разведке, особенно ее нелегальному аппарату, нанесли во второй половине 30-х годов сталинские репрессии, проводимые Ежовым и Берией, которые оказались в руководстве органов государственной безопасности. Не менее сложным для нелегальной службы был период, предшествовавший смерти Сталина и разоблачению Берии. В эти годы на грани уничтожения оказались многие зарубежные нелегальные структуры.
   С 1939 года нелегальной разведкой руководил 5-й отдел ГУГБ НКВД СССР, который в феврале 1941 года был преобразован в Первое (разведывательное) управление. Растущая угроза германской агрессии выдвинула перед внешней разведкой главную цель — обеспечить получение сведений о планах и намерениях Гитлера и его союзников, помешать им создать военные и разведывательные плацдармы на Американском и Азиатском континентах.
   В начале войны в Латинской Америке нам удалось задействовать нелегальную разведывательно-диверсионную группу во главе с Максимовым, который прибыл в Аргентину в канун 1941 года. Он имел опыт подпольной работы в буржуазной Литве, сражался за республиканскую Испанию в 1936-1937 годах, действовал в нелегальных условиях в других странах. Перед ним поставили задачу организовать диверсии на морских путях снабжения Германии стратегическим сырьем из латиноамериканских стран. За два с половиной года на судах, шедших в германские порты, было заложено более 150 мин, многие транспорты пошли ко дну. Удалось также уничтожить несколько складов в портах Аргентины. Я еще вернусь к рассказу об этом выдающемся разведчике.
   В США — я уже об этом говорил — всю войну успешно действовала нелегальная резидентура Рида. В октябре 1943 года в Италии развернула работу нелегальная точка, возглавлявшаяся Боевым. С этим замечательным разведчиком я познакомлю читателей ниже.
   Упоминаю о всех этих событиях, в которых мне довелось участвовать на разных этапах моей службы потому, что с той поры, когда я попал в ШОН, именно работа с нелегальных позиций привлекала меня больше всего. Видимо, судьба с самого начала определила мне этот путь в разведке как главный. Ведь еще в 1938 году меня стали готовить на роль нелегала, и только неблагоприятное стечение обстоятельств увело на несколько лет на другие тропы. А жаль. Ведь нелегальная разведка — это самый совершенный вид секретной службы.
   Встречи с И.А. Ахмеровым и В.М. Зарубиным вновь укрепили меня в убеждении, что нелегальные формы разведки — это то, к чему следует стремиться. И когда во второй половине 1949 года начальник нелегальной разведки А.М.Коротков предложил мне перейти в его службу, я без колебаний согласился. Так я стал старшим помощником начальника американского отдела нелегального управления внешней разведки.
   Здесь жизнь свела меня со знаменитым Рудольфом Абелем (его настоящее имя Вильям Фишер) и его семьей, а также с его коллегами по работе в США супругами Питером и Хелен Крогерами (Моррис и Леонтина Коэны). Я привлек на нелегальную стезю Конона Трофимовича Молодого, ставшего впоследствии резидентом в Англии Гордоном Лонсдейлом, и руководил его подготовкой, а также переброской к нему Крогеров.
   Мне довелось заниматься выводом за рубеж многих сотрудников нелегальных резидентур, руководить их работой. Среди них были и ставшие известными широкой общественности Сеп и Жанна, Халеф и Бир, Патрия и Боевой и многие другие, о ком пока говорить еще не время — их разведывательный ресурс далеко не исчерпан. Но о некоторых разведчиках, тех, кто попал в поле зрения иностранных спецслужб, я намерен рассказать ту правду, которую наши противники либо скрыли, либо преднамеренно исказили.
   И пусть читателя не смущает тот факт, что в большинстве случаев рассказ мой коснется именно таких сотрудников, ибо о других, успешно действующих, я, по понятным причинам, говорить не могу. Многих моих славных коллег, о ком я собираюсь рассказать, к сожалению, уже нет в живых, но всей своей жизнью они заслужили добрую память.
   Начался один из самых интересных периодов моей разведывательной карьеры. Он продолжался до 1961 года. Двенадцать лет я активно участвовал в организации работы нелегальной разведки. Большую часть этого времени моим начальником был А.М.Коротков. Поэтому мне хотелось бы представить подробнее этого выдающегося разведчика. Он занимал в разведслужбе какое-то особенное место. Способность быстро и без колебаний принимать ответственные решения, стремление не уклоняться от ответственности за порою рискованные ходы заметно выделяли его среди других руководителей. Напомню, как вел себя Коротков на совещании у Берии в 1940 году. Тогда он отвечал наркому твердо и уверенно, без тени смущения. И, наверное, за такое смелое поведение буквально через несколько недель его направили в Берлин.