— О'кей, ребята, — сказал он. — Все вы знаете Джима Фаллона из убойного отдела. Он готов дать вам исчерпывающий отчет.
Все взгляды, в которых, несмотря на усталость, выразившуюся в мешках под глазами, тлели гнев и ярость, обратились к Фаллону. Мейсона, сидевшего в углу, никто не замечал. Он продолжал смотреть на пятно на противоположной стене, словно в нем были ответы на все проблемы бытия.
Фаллон, которого и друзья и враги знали под именем Большого Джима, небрежно присел на стол Аллера.
— Я рад, что комиссар созвал всех вас, — сказал он. — Нам потребуется вся ваша помощь — особенно от тебя, Дан. — Фаллон кивнул в сторону блондина, который сидел на краю кожаного дивана напротив. Это был Даниэль Гебхардт, директор отдела расследований Портовой комиссии. — Вся эта история завязана в узелок, который именуется «Порт».
— Имеет ли она отношение к порту лишь потому, что женщина избрала своей целью Рокки Мадженту? — спросил молодой человек в темно-синем камвольном костюме. У него был вид преуспевающего коммивояжера. Он являлся специальным помощником мэра. — А может, тут всего лишь сведение личных счетов?
— Разрешите изложить все, как мне это представляется, — вежливо сказал Большой Джим. — Вопросы потом, идет? Итак, все началось ранним утром в среду, когда полицейский Трасковер расстрелял четырех человек на станции подземки «Таймс-сквер» и сам был убит при попытке задержания его. История болезни Трасковера, которая у нас на руках, сообщает, что у него могла быть временная потеря рассудка. Похоже, что начатое дело можно закрывать. Трасковер убил четырех человек, но и сам он мертв. Вы понимаете, что тут не приходится спрашивать, кто убил кого. Хватает и свидетелей. Капитан Силвермен из пятьдесят первого участка с готовностью списал это дело, и оно попало в убойный отдел. Но брат Трасковера, который называет себя Мейсон Траск, — и Большой Джим кивнул в угол, — не был удовлетворен. О причинах потом можете спросить его. Я тут не буду вдаваться во все подробности, но Траск впутался в непростую ситуацию. После долгой болезни его брат оказался в трудном положении. Ему пришлось обратиться за помощью к торговцу свининой. Он…
— К торговцу свининой? — переспросил помощник мэра.
— К ростовщику, — объяснил Большой Джим. — К хорошо известному типу — Игроку Фланнери. Дан Гебхардт познакомит вас с его послужным списком. Примерно четыре месяца назад Трасковер одолжил у него пятьсот баксов. Вы знаете, как растет такая сумма из расчета шесть за пять. Патрульный Трасковер оказался в предельно тяжелом положении. Расплатиться он не мог. Но ему дали понять, что с ним могут быть в расчете, — для этого Трасковер должен был всего лишь в соответствующее время отвести взгляд в сторону. И таким образом рассчитаться. Был разработан план похищения драгоценностей примерно на пятьдесят кусков у кинозвезды, которая прибывала на «Принцессе Генриетте». Стюард на борту показал на соответствующий чемодан своему брату. Тот как раз был носильщиком на пирсе Р. Некий актер Гантри, которого в свое время поймали на героине, постарался отвлечь внимание мисс Шанд, актрисы. После того как ее багаж прошел таможню, носильщик подхватил нужный чемодан и пронес его через закрытый выход, который охранял Трасковер. Но он позволил носильщику воспользоваться им, а тому потребовалось лишь несколько секунд, чтобы изъять драгоценности. Тем же вечером в ходе встрече на станции подземки «Таймс-сквер» носильщик передал драгоценности кому-то еще. Он, как и актер, должен был тут же на месте получить свою долю — и Трасковер тоже. Но доля Трасковера пошла торговцу свининой Фланнери. И вот Трасковер не выдержал. Да, он слетел с катушек, но мы знаем причину, почему это случилось. Спустившись вниз, он разрушил их планы — или почти все планы. Он опоздал и не успел перехватить типа, который взял у Хоукинса драгоценности и расплатился с ними.
— Но ведь все драгоценности вернулись к мисс Шанд! — сказал помощник мэра. — И газеты говорят, что вся эта история была подстроена.
— Шли бы они к черту, эти газеты, — бросил Джим Фаллон.
— Но почему же драгоценности вернули?
Блондин, сидевший в углу дивана, Дан Гебхардт, поднял усталые карие глаза:
— Все совершенно понятно. С пятью трупами дело стало пахнуть жареным. Как только будет установлена связь между убитыми и драгоценностями, эти камешки начнут жечь руки. Могли ли преступники их сбыть? Стоило нам напасть на их след, мы прямиком вышли бы на самый центр. Поэтому они и вернули их, а пресса купилась на идею, что все это было лишь рекламным трюком.
— Не могу представить себе, что они так легко отказались от добычи стоимостью в пятьдесят тысяч долларов, — продолжал упорствовать молодой помощник мэра.
— Когда рэкет приносит им миллионы долларов в год? — безрадостно хмыкнул Гебхардт.
— И вот тут, да поможет нам Бог, мы и оказались в тупике, — сказал Большой Джим. — У мистера Траска появились идеи — броские, великолепные, в высшей степени похвальные идеи. Со слов Силвермена и других мистер Траск знал, что все это произошло во владениях Рокки Мадженты. Он знал так же, что кража драгоценностей не могла иметь место без одобрения на самом верху. И посему мистер Траск, будучи социальным философом, а не копом, сделал логический вывод, что Рокки лично повинен в этих пяти убийствах.
Рыжеватый человек, в очках с блестящей оправой белого золота, хмыкнул. Это был Джордж Хаггинс, заместитель окружного прокурора.
— Как было бы просто, работай закон таким образом.
— Кто бы сомневался? — сказал Большой Джим. — Словом, мистер Траск направился прямиком к Микки Фланнери — еще один тип, о котором вам сможет поведать Дан, — брату убитого торговца свининой. Мистер Траск попытался выяснить, сколько и кому был должен его брат. Исходя из своей теории, он решил, что настоящий ростовщик — это Рокки Маджента, и надеялся, что Микки Фланнери все ему выложит.
Большой Джим Фаллон вытащил из кармана черную курительную трубку и стал набивать ее табаком из желтого пластикового кисета.
— Трасковер оставил жену и двоих маленьких сынишек, — жестким, внезапно охрипшим голосом сказал он. — Дети гостили у родителей матери в Поулинге. Им рассказали о гибели отца. Сегодня бабушка и дедушка должны были доставить их в Нью-Йорк, потому что похороны намечены на завтрашний день. Вчера неизвестный человек подъехал ко двору, где играли ребята, и как-то уговорил их сесть к нему в машину. Соседи видели все это.
Большой Джим поднес спичку к чашечке трубки, и было заметно, как у него подрагивают массивные кисти рук.
— Миссис Трасковер узнала о происшедшем от своих родителей. Она позвонила капитану Силвермену, который был начальником и другом ее покойного мужа. Оба они сразу пришли к одному и тому же выводу. Ребят похитили, чтобы Мейсон Траск повсюду не совал свой нос. Они не сомневались, что Траск получит от похитителей приказы и указания. Он их не получил. Примерно в половине пятого дня экспресс-почта доставила миссис Трасковер сундук. Такого сундука у нее не было. Она его не ждала. Почтовая компания получила и ключи от него для передачи миссис Трасковер. Дальше. Почтовая компания всего лишь исполнила свои обязанности. Водитель работает в ней семнадцать лет. Мы, конечно, все проверили, и я уверен, компания тут ни при чем. Когда миссис Трасковер сказала все полагающиеся слова, что это не ее сундук и что она понятия о нем не имеет, водитель убедил женщину открыть сундук и заглянуть в него. Содержимое, решил он, все объяснит!
Кто-то со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Этот звук издал светловолосый мужчина на краю дивана — Дан Гебхардт.
Большой Джим Фаллон посмотрел на Мейсона. Тот продолжал рассматривать пятно на стене; лицо его все так же было покрыто сероватой бледностью.
Теперь Большой Джим говорил тихо и размеренно, с трудом перебарывая гневные спазмы:
— Она открыла сундук — и все объяснилось! Под грязным рваным одеялом лежали тела двух ее сыновей, семи и восьми лет.
— Сволочи! — Это единственное слово, как пистолетный выстрел, вырвалось у высокого смуглого горбоносого человека, который, пока говорил Большой Джим, мерил кабинет неслышными шагами. Это был Джейкоб Сассун, начальник отдела правовой защиты Портовой комиссии.
— Дети погибли от удушья, — тихо сказал Большой Джим. — Но из данных медиков вытекает, что они, кроме того, были сильно одурманены — обойдемся без медицинских терминов. Предполагается, что их положили в сундук живыми, но в бессознательном состоянии. И когда ребятишек плотно закутали в одеяло, они задохнулись — по пути домой! Их ма… — У Большого Джима прервался голос, и ему пришлось начать фразу снова. — Их матери досталось то, что человек вынести не в состоянии. Водителя, привезшего сундук, она послала за полицией, но сама ждать не стала. Трасковер держал дома еще один «полис-спешиал». Она взяла его и направилась прямиком в клуб Томаса Макналти. Понимаете ли, в самый ужасный момент своей жизни она приняла теорию брата своего мужа — за всем этим стоит Маджента. Она не хотела ничего, кроме одного: убить его и умереть самой! Ей это не удалось. Курок Макнаб, один из телохранителей Мадженты, увидел, как она, размахивая револьвером, ворвалась в клуб. Она не скрывала своих намерений. Ее не волновало, что с ней будет, после того как она доберется до Мадженты. Макнаб кинулся к ней, и она прострелила ему плечо. Но он повис на женщине, свалил на пол и вырвал у нее револьвер после того, как она три или четыре раза выпалила в стену. Он выкрутил ей запястье, но больше никто не пострадал.
Помощник мэра издал смешок.
— Невозможно поверить, что все это досталось на долю одной семьи, — сказал он. — Помню, читал что-то такое в «Нью-Йорк таймс». О семье… в Италии. Отец заметил, как кто-то залез на дерево в его саду, и выстрелил в него. Парень мертвым свалился с дерева. И тут отец увидел, что это его сын. Он пошел рассказать матери. Она положила на ступеньки лестницы грудного младенца, которого держала на руках, и кинулась помогать нести сына. Когда они вернулись с телом, то увидели, что свинья сожрала младенца. Они взяли длинную веревку…
— Заткнись! — У Сассуна вспыхнули его темные глаза. Он гневно кивнул в сторону Мейсона.
Из-под серой маски, которая была лицом Траска, послышался безжизненный голос:
— Обо мне можете не беспокоиться, джентльмены. Я ничего не чувствую. Вообще ничего. — Он повысил тон: — Ничего!
Даниэль Гебхардт, на лице которого отражалось глубокое сочувствие, встал и сделал шаг к Мейсону. Затем передумал.
— И вот завершение истории, — сказал Большой Джим. — На внешней поверхности сундука была масса отпечатков, некоторые размазанные, другие — нет. Внутри сундука — ни одного. Никаких следов ни на стенках сундука, ни на одеяле, ни на одежде, ни на телах. Ровным счетом ничего. Можно смело предположить, что отпечатки снаружи сундука будут принадлежать служащим компании… Миссис Трасковер… ничего не может помочь.
Комиссар Аллер промокнул взмокшее лицо платком с монограммой.
— Что можно извлечь из истории самого сундука, Джим? Как он попал в руки почтовой компании?
— Его доставило такси. На верхний уровень Главного Центрального вокзала, комиссар. Вы знаете это место. Машина, скорее всего, ехала с Вандербильдт-авеню. За рулем… то ли высокий, то ли маленький, толстый или худой… Нет ничего, даже возраста. В этом заказе на доставку не было ничего странного, чтобы водителя могли запомнить. Может, служащие компании и опознают клиента, если снова его увидят, а может, и нет. Но предъявить им мы никого не можем, комиссар.
— Есть точка, с которой стоит начинать, Джим, — тихо сказал Даниэль Гебхардт. — Совершенно ясно, что похищение и убийство двух мальчиков не имело целью удержать мистера Траска от его намерений, не так ли? Похоже, что тут чистая месть. Со стороны Микки Фланнери или кого-то из его младших братьев. Кто-то из семьи стюарда. Пиларсика. Гантри. Можно начать с предъявления всей этой публики служащим компании.
— Хорошая мысль, — сказал комиссар. — Ты согласен, Джим?
— Да, черт возьми. Для начала.
Бросив взгляд на Сассуна, Гебхардт продолжил:
— По пути сюда, комиссар, мы с Джейком поговорили на эту тему. Мы пришли к определенным выводам, которые могут вам не понравиться. Мы не думаем, что Рокки Маджента имеет какое-то отношение к этой истории. Мы знаем, что Силвермен задержал его как свидетеля и что Эйб Эбрамс, адвокат Мадженты, через полчаса вытащил его. Но я ставлю на кон свою годовую зарплату, что Рокки ничего не знает и вообще не прикладывал к этому рук.
Внезапно Мейсон, встав, пересек комнату и остановился перед Гебхардтом. Его трясло, как лист на ветру.
— Вы готовы тут же на месте выложить свою зарплату, Гебхардт?
Тот отшатнулся, будто от удара. Затем очень тихо ответил:
— Нет, мистер Траск, не готов.
— Вы — ребята, которые все знают, — сказал Мейсон, окинув взглядом Гебхардта и Сассуна. — Вы знаете, что в маленьком королевстве Мадженты ничего не делается без его одобрения. Какой смысл в том, чтобы обсуждать действия его пехоты? Лаура была права. Она рванулась прямо к сердцу всего этого, а вы тут стоите и объясняете мне, что Маджента ни при чем. Вы все знаете… и вы знаете, что это не так.
От лица Гебхардта отхлынула кровь, но в голосе его не было гнева.
— Да, я знаю, мистер Траск, — о Мадженте я знаю все. Такая у меня работа — одержать над ним верх и выкинуть из бизнеса. Я работаю над этим, я с этим сплю и ем. Никто в этом порту не занимает мысли мои и мистера Сассуна больше, чем Маджента. Но именно потому, что мы работаем над этим двадцать четыре часа в сутки, я говорю, что Маджента не имеет отношения к гибели детей. Я говорю не о краже драгоценностей. Это, мистер Траск, при всем трагизме последствий, случайная, мелкая операция. Небольшой навар для ребят; ну, отстегнут они долю Мадженте. Но убийство — убийство этих двух ребят? Детей полицейского? С точки зрения Мадженты, это крупная и опасная операция. Это взрыв с непредсказуемыми последствиями. Кто-то, не поставив Мадженту в известность, не получив его одобрения, позволил себе самовольные действия. — Повернувшись, он в упор посмотрел на Большого Джима Фаллона. — Это не секрет, Джим. Ты видел наше досье на Мадженту. Ты знаешь, что мы не спускаем с него глаз. Тебе это известно. И если бы с разрешения Мадженты совершилось убийство, ты бы не нашел его в задней комнате клуба Макналти за кружкой пива. Рокки там не было бы. Он бы сидел в своем доме на побережье Нью-Джерси, и дюжина уважаемых свидетелей обеспечила бы ему железное алиби. Поскольку его там не было, поскольку его захватили врасплох, поскольку он чуть не попал под пулю, я ставлю сто против одного, что он понятия ни о чем не имел. Рокки не убивает из-за мести. Он — бизнесмен, который получает миллионные откаты. О, если его власти или его долларам что-то угрожает, он может послать киллера. Но только не из-за мести — слишком рискованно. И уж во всяком случае, это делается при наличии железного алиби.
— Значит, вы отпустили его! — прошептал Мейсон.
— Лишь в данный момент, — мягко сказал Гебхардт. — Фаллон постарается найти чудовище, похитившее и убившее детей, тела которых он отослал их матери. Этим же будем заниматься и мы. Может случиться, что им окажется кто-то из окружения Мадженты. Но я хочу предложить тебе другое небольшое пари, Джим. Ручаюсь, что мы не найдем похитителя — живым. Рокки не простит человека, который действует, исходя лишь из своих эмоций, не думая о грядущем дне. Ему не нужны те, с кем связано слишком много беспокойств. Они за это платят.
— Надеюсь, что ты ошибаешься, — сказал Фаллон. — Этого типа я хотел бы заполучить к себе в руки живым — хоть на пять минут!
— Пока все, что вы делаете, — это болтаете, — полным отчаяния голосом произнес Мейсон. — Да кто не хотел бы наложить руки на человека, который убил Майкла и Дэвида? Все это смахивает на телевизионный диалог, Фаллон! «А теперь смотрите рекламу зубной пасты!» — Он обвел взглядом усталые и напряженные лица присутствующих. — У вас убийство — а вы знаете, кто оказался в тюрьме? Лаура Трасковер, мать, сошедшая с ума от горя! Ее единственную вы арестовали. За покушение на убийство! Против нее единственной выдвинули обвинение. Проклятие — и это называется справедливостью?
Хаггинс, представитель окружной прокуратуры, повернулся к Мейсону, и линзы его очков блеснули.
— Спокойнее, мистер Траск. Таков обычный порядок. Но можете быть уверены, что даже китайский адвокат, который не говорит по-английски, в два счета добьется ее освобождения, заявив, что у клиентки была временная потеря рассудка. Я понимаю, что вы хотите поскорее забрать ее из городской больницы. Это может быть сделано, как только медицина даст добро. Никто — никто! — не собирается преследовать миссис Трасковер. Это я вам обещаю.
— Просто протрясающе! — сказал Мейсон. — Можете передать доброму старому окружному прокурору, как глубоко я благодарен за этот пустячок! — Он выпалил последние слова, и они взорвались, как шутиха.
Комиссар с силой перевел дыхание:
— Послушайте, мистер Траск. Мы знаем, как вам досталось и что вы сейчас испытываете. Мы не осуждаем вас за то, что вы сетуете на нашу якобы медлительность. Но…
— Благодарю вас, сэр! — яростно взвился Мейсон. — И поскольку вы решили не осуждать меня, что же вы собираетесь делать? Представить несколько свидетелей испуганным сотрудникам почтовой компании? Получить прекрасные отпечатки пальцев совершенно чужих людей? Биться об заклад, кто не виновен и кому предстоит умереть? Почему бы нам всем не устроить тотализатор? Что-то вроде игры в счастливый номер — каждый ставит на кон по квотеру. А? Рокки тут совершенно ни при чем — он же не пьет послеобеденное шампанское на побережье Джерси. И об убийце мы можем не беспокоиться. О нем позаботится Рокки, поскольку дико зол на него. Так почему бы вам, ребята, не разойтись по домам? Рокки возьмет на себя все заботы. Вам не придется беспокоиться о законах, джентльмены. Это мир Рокки. И он для вас все сделает.
Добродушная ирландская физиономия Большого Джима Фаллона побагровела от гнева, но он сдержался.
— Думаю, мы сделаем все, о чем тут шла речь, — тихо сказал он. — Я буду ждать, что ты накопаешь, Дан.
— Конечно, — ответил Гебхардт.
— И ты, Джордж.
Заместитель прокурора кивнул.
Meйсон в упор посмотрел на комиссара:
— Как мне получить разрешение на оружие?
Чьи-то сильные пальцы взяли Мейсона за руку. Он дернулся в сторону, и его расширенные глаза удивленно уставились на Дана Гебхардта.
— Вам нужно основательно выпить, мистер Траск, — сказал тот. — Я вам поставлю. А когда вы выпьете, может быть, мы с мистером Сассуном познакомим вас с некоторыми фактами бытия.
— Опять пустые разговоры! — с горечью сказал Мейсон.
3
Все взгляды, в которых, несмотря на усталость, выразившуюся в мешках под глазами, тлели гнев и ярость, обратились к Фаллону. Мейсона, сидевшего в углу, никто не замечал. Он продолжал смотреть на пятно на противоположной стене, словно в нем были ответы на все проблемы бытия.
Фаллон, которого и друзья и враги знали под именем Большого Джима, небрежно присел на стол Аллера.
— Я рад, что комиссар созвал всех вас, — сказал он. — Нам потребуется вся ваша помощь — особенно от тебя, Дан. — Фаллон кивнул в сторону блондина, который сидел на краю кожаного дивана напротив. Это был Даниэль Гебхардт, директор отдела расследований Портовой комиссии. — Вся эта история завязана в узелок, который именуется «Порт».
— Имеет ли она отношение к порту лишь потому, что женщина избрала своей целью Рокки Мадженту? — спросил молодой человек в темно-синем камвольном костюме. У него был вид преуспевающего коммивояжера. Он являлся специальным помощником мэра. — А может, тут всего лишь сведение личных счетов?
— Разрешите изложить все, как мне это представляется, — вежливо сказал Большой Джим. — Вопросы потом, идет? Итак, все началось ранним утром в среду, когда полицейский Трасковер расстрелял четырех человек на станции подземки «Таймс-сквер» и сам был убит при попытке задержания его. История болезни Трасковера, которая у нас на руках, сообщает, что у него могла быть временная потеря рассудка. Похоже, что начатое дело можно закрывать. Трасковер убил четырех человек, но и сам он мертв. Вы понимаете, что тут не приходится спрашивать, кто убил кого. Хватает и свидетелей. Капитан Силвермен из пятьдесят первого участка с готовностью списал это дело, и оно попало в убойный отдел. Но брат Трасковера, который называет себя Мейсон Траск, — и Большой Джим кивнул в угол, — не был удовлетворен. О причинах потом можете спросить его. Я тут не буду вдаваться во все подробности, но Траск впутался в непростую ситуацию. После долгой болезни его брат оказался в трудном положении. Ему пришлось обратиться за помощью к торговцу свининой. Он…
— К торговцу свининой? — переспросил помощник мэра.
— К ростовщику, — объяснил Большой Джим. — К хорошо известному типу — Игроку Фланнери. Дан Гебхардт познакомит вас с его послужным списком. Примерно четыре месяца назад Трасковер одолжил у него пятьсот баксов. Вы знаете, как растет такая сумма из расчета шесть за пять. Патрульный Трасковер оказался в предельно тяжелом положении. Расплатиться он не мог. Но ему дали понять, что с ним могут быть в расчете, — для этого Трасковер должен был всего лишь в соответствующее время отвести взгляд в сторону. И таким образом рассчитаться. Был разработан план похищения драгоценностей примерно на пятьдесят кусков у кинозвезды, которая прибывала на «Принцессе Генриетте». Стюард на борту показал на соответствующий чемодан своему брату. Тот как раз был носильщиком на пирсе Р. Некий актер Гантри, которого в свое время поймали на героине, постарался отвлечь внимание мисс Шанд, актрисы. После того как ее багаж прошел таможню, носильщик подхватил нужный чемодан и пронес его через закрытый выход, который охранял Трасковер. Но он позволил носильщику воспользоваться им, а тому потребовалось лишь несколько секунд, чтобы изъять драгоценности. Тем же вечером в ходе встрече на станции подземки «Таймс-сквер» носильщик передал драгоценности кому-то еще. Он, как и актер, должен был тут же на месте получить свою долю — и Трасковер тоже. Но доля Трасковера пошла торговцу свининой Фланнери. И вот Трасковер не выдержал. Да, он слетел с катушек, но мы знаем причину, почему это случилось. Спустившись вниз, он разрушил их планы — или почти все планы. Он опоздал и не успел перехватить типа, который взял у Хоукинса драгоценности и расплатился с ними.
— Но ведь все драгоценности вернулись к мисс Шанд! — сказал помощник мэра. — И газеты говорят, что вся эта история была подстроена.
— Шли бы они к черту, эти газеты, — бросил Джим Фаллон.
— Но почему же драгоценности вернули?
Блондин, сидевший в углу дивана, Дан Гебхардт, поднял усталые карие глаза:
— Все совершенно понятно. С пятью трупами дело стало пахнуть жареным. Как только будет установлена связь между убитыми и драгоценностями, эти камешки начнут жечь руки. Могли ли преступники их сбыть? Стоило нам напасть на их след, мы прямиком вышли бы на самый центр. Поэтому они и вернули их, а пресса купилась на идею, что все это было лишь рекламным трюком.
— Не могу представить себе, что они так легко отказались от добычи стоимостью в пятьдесят тысяч долларов, — продолжал упорствовать молодой помощник мэра.
— Когда рэкет приносит им миллионы долларов в год? — безрадостно хмыкнул Гебхардт.
— И вот тут, да поможет нам Бог, мы и оказались в тупике, — сказал Большой Джим. — У мистера Траска появились идеи — броские, великолепные, в высшей степени похвальные идеи. Со слов Силвермена и других мистер Траск знал, что все это произошло во владениях Рокки Мадженты. Он знал так же, что кража драгоценностей не могла иметь место без одобрения на самом верху. И посему мистер Траск, будучи социальным философом, а не копом, сделал логический вывод, что Рокки лично повинен в этих пяти убийствах.
Рыжеватый человек, в очках с блестящей оправой белого золота, хмыкнул. Это был Джордж Хаггинс, заместитель окружного прокурора.
— Как было бы просто, работай закон таким образом.
— Кто бы сомневался? — сказал Большой Джим. — Словом, мистер Траск направился прямиком к Микки Фланнери — еще один тип, о котором вам сможет поведать Дан, — брату убитого торговца свининой. Мистер Траск попытался выяснить, сколько и кому был должен его брат. Исходя из своей теории, он решил, что настоящий ростовщик — это Рокки Маджента, и надеялся, что Микки Фланнери все ему выложит.
Большой Джим Фаллон вытащил из кармана черную курительную трубку и стал набивать ее табаком из желтого пластикового кисета.
— Трасковер оставил жену и двоих маленьких сынишек, — жестким, внезапно охрипшим голосом сказал он. — Дети гостили у родителей матери в Поулинге. Им рассказали о гибели отца. Сегодня бабушка и дедушка должны были доставить их в Нью-Йорк, потому что похороны намечены на завтрашний день. Вчера неизвестный человек подъехал ко двору, где играли ребята, и как-то уговорил их сесть к нему в машину. Соседи видели все это.
Большой Джим поднес спичку к чашечке трубки, и было заметно, как у него подрагивают массивные кисти рук.
— Миссис Трасковер узнала о происшедшем от своих родителей. Она позвонила капитану Силвермену, который был начальником и другом ее покойного мужа. Оба они сразу пришли к одному и тому же выводу. Ребят похитили, чтобы Мейсон Траск повсюду не совал свой нос. Они не сомневались, что Траск получит от похитителей приказы и указания. Он их не получил. Примерно в половине пятого дня экспресс-почта доставила миссис Трасковер сундук. Такого сундука у нее не было. Она его не ждала. Почтовая компания получила и ключи от него для передачи миссис Трасковер. Дальше. Почтовая компания всего лишь исполнила свои обязанности. Водитель работает в ней семнадцать лет. Мы, конечно, все проверили, и я уверен, компания тут ни при чем. Когда миссис Трасковер сказала все полагающиеся слова, что это не ее сундук и что она понятия о нем не имеет, водитель убедил женщину открыть сундук и заглянуть в него. Содержимое, решил он, все объяснит!
Кто-то со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Этот звук издал светловолосый мужчина на краю дивана — Дан Гебхардт.
Большой Джим Фаллон посмотрел на Мейсона. Тот продолжал рассматривать пятно на стене; лицо его все так же было покрыто сероватой бледностью.
Теперь Большой Джим говорил тихо и размеренно, с трудом перебарывая гневные спазмы:
— Она открыла сундук — и все объяснилось! Под грязным рваным одеялом лежали тела двух ее сыновей, семи и восьми лет.
— Сволочи! — Это единственное слово, как пистолетный выстрел, вырвалось у высокого смуглого горбоносого человека, который, пока говорил Большой Джим, мерил кабинет неслышными шагами. Это был Джейкоб Сассун, начальник отдела правовой защиты Портовой комиссии.
— Дети погибли от удушья, — тихо сказал Большой Джим. — Но из данных медиков вытекает, что они, кроме того, были сильно одурманены — обойдемся без медицинских терминов. Предполагается, что их положили в сундук живыми, но в бессознательном состоянии. И когда ребятишек плотно закутали в одеяло, они задохнулись — по пути домой! Их ма… — У Большого Джима прервался голос, и ему пришлось начать фразу снова. — Их матери досталось то, что человек вынести не в состоянии. Водителя, привезшего сундук, она послала за полицией, но сама ждать не стала. Трасковер держал дома еще один «полис-спешиал». Она взяла его и направилась прямиком в клуб Томаса Макналти. Понимаете ли, в самый ужасный момент своей жизни она приняла теорию брата своего мужа — за всем этим стоит Маджента. Она не хотела ничего, кроме одного: убить его и умереть самой! Ей это не удалось. Курок Макнаб, один из телохранителей Мадженты, увидел, как она, размахивая револьвером, ворвалась в клуб. Она не скрывала своих намерений. Ее не волновало, что с ней будет, после того как она доберется до Мадженты. Макнаб кинулся к ней, и она прострелила ему плечо. Но он повис на женщине, свалил на пол и вырвал у нее револьвер после того, как она три или четыре раза выпалила в стену. Он выкрутил ей запястье, но больше никто не пострадал.
Помощник мэра издал смешок.
— Невозможно поверить, что все это досталось на долю одной семьи, — сказал он. — Помню, читал что-то такое в «Нью-Йорк таймс». О семье… в Италии. Отец заметил, как кто-то залез на дерево в его саду, и выстрелил в него. Парень мертвым свалился с дерева. И тут отец увидел, что это его сын. Он пошел рассказать матери. Она положила на ступеньки лестницы грудного младенца, которого держала на руках, и кинулась помогать нести сына. Когда они вернулись с телом, то увидели, что свинья сожрала младенца. Они взяли длинную веревку…
— Заткнись! — У Сассуна вспыхнули его темные глаза. Он гневно кивнул в сторону Мейсона.
Из-под серой маски, которая была лицом Траска, послышался безжизненный голос:
— Обо мне можете не беспокоиться, джентльмены. Я ничего не чувствую. Вообще ничего. — Он повысил тон: — Ничего!
Даниэль Гебхардт, на лице которого отражалось глубокое сочувствие, встал и сделал шаг к Мейсону. Затем передумал.
— И вот завершение истории, — сказал Большой Джим. — На внешней поверхности сундука была масса отпечатков, некоторые размазанные, другие — нет. Внутри сундука — ни одного. Никаких следов ни на стенках сундука, ни на одеяле, ни на одежде, ни на телах. Ровным счетом ничего. Можно смело предположить, что отпечатки снаружи сундука будут принадлежать служащим компании… Миссис Трасковер… ничего не может помочь.
Комиссар Аллер промокнул взмокшее лицо платком с монограммой.
— Что можно извлечь из истории самого сундука, Джим? Как он попал в руки почтовой компании?
— Его доставило такси. На верхний уровень Главного Центрального вокзала, комиссар. Вы знаете это место. Машина, скорее всего, ехала с Вандербильдт-авеню. За рулем… то ли высокий, то ли маленький, толстый или худой… Нет ничего, даже возраста. В этом заказе на доставку не было ничего странного, чтобы водителя могли запомнить. Может, служащие компании и опознают клиента, если снова его увидят, а может, и нет. Но предъявить им мы никого не можем, комиссар.
— Есть точка, с которой стоит начинать, Джим, — тихо сказал Даниэль Гебхардт. — Совершенно ясно, что похищение и убийство двух мальчиков не имело целью удержать мистера Траска от его намерений, не так ли? Похоже, что тут чистая месть. Со стороны Микки Фланнери или кого-то из его младших братьев. Кто-то из семьи стюарда. Пиларсика. Гантри. Можно начать с предъявления всей этой публики служащим компании.
— Хорошая мысль, — сказал комиссар. — Ты согласен, Джим?
— Да, черт возьми. Для начала.
Бросив взгляд на Сассуна, Гебхардт продолжил:
— По пути сюда, комиссар, мы с Джейком поговорили на эту тему. Мы пришли к определенным выводам, которые могут вам не понравиться. Мы не думаем, что Рокки Маджента имеет какое-то отношение к этой истории. Мы знаем, что Силвермен задержал его как свидетеля и что Эйб Эбрамс, адвокат Мадженты, через полчаса вытащил его. Но я ставлю на кон свою годовую зарплату, что Рокки ничего не знает и вообще не прикладывал к этому рук.
Внезапно Мейсон, встав, пересек комнату и остановился перед Гебхардтом. Его трясло, как лист на ветру.
— Вы готовы тут же на месте выложить свою зарплату, Гебхардт?
Тот отшатнулся, будто от удара. Затем очень тихо ответил:
— Нет, мистер Траск, не готов.
— Вы — ребята, которые все знают, — сказал Мейсон, окинув взглядом Гебхардта и Сассуна. — Вы знаете, что в маленьком королевстве Мадженты ничего не делается без его одобрения. Какой смысл в том, чтобы обсуждать действия его пехоты? Лаура была права. Она рванулась прямо к сердцу всего этого, а вы тут стоите и объясняете мне, что Маджента ни при чем. Вы все знаете… и вы знаете, что это не так.
От лица Гебхардта отхлынула кровь, но в голосе его не было гнева.
— Да, я знаю, мистер Траск, — о Мадженте я знаю все. Такая у меня работа — одержать над ним верх и выкинуть из бизнеса. Я работаю над этим, я с этим сплю и ем. Никто в этом порту не занимает мысли мои и мистера Сассуна больше, чем Маджента. Но именно потому, что мы работаем над этим двадцать четыре часа в сутки, я говорю, что Маджента не имеет отношения к гибели детей. Я говорю не о краже драгоценностей. Это, мистер Траск, при всем трагизме последствий, случайная, мелкая операция. Небольшой навар для ребят; ну, отстегнут они долю Мадженте. Но убийство — убийство этих двух ребят? Детей полицейского? С точки зрения Мадженты, это крупная и опасная операция. Это взрыв с непредсказуемыми последствиями. Кто-то, не поставив Мадженту в известность, не получив его одобрения, позволил себе самовольные действия. — Повернувшись, он в упор посмотрел на Большого Джима Фаллона. — Это не секрет, Джим. Ты видел наше досье на Мадженту. Ты знаешь, что мы не спускаем с него глаз. Тебе это известно. И если бы с разрешения Мадженты совершилось убийство, ты бы не нашел его в задней комнате клуба Макналти за кружкой пива. Рокки там не было бы. Он бы сидел в своем доме на побережье Нью-Джерси, и дюжина уважаемых свидетелей обеспечила бы ему железное алиби. Поскольку его там не было, поскольку его захватили врасплох, поскольку он чуть не попал под пулю, я ставлю сто против одного, что он понятия ни о чем не имел. Рокки не убивает из-за мести. Он — бизнесмен, который получает миллионные откаты. О, если его власти или его долларам что-то угрожает, он может послать киллера. Но только не из-за мести — слишком рискованно. И уж во всяком случае, это делается при наличии железного алиби.
— Значит, вы отпустили его! — прошептал Мейсон.
— Лишь в данный момент, — мягко сказал Гебхардт. — Фаллон постарается найти чудовище, похитившее и убившее детей, тела которых он отослал их матери. Этим же будем заниматься и мы. Может случиться, что им окажется кто-то из окружения Мадженты. Но я хочу предложить тебе другое небольшое пари, Джим. Ручаюсь, что мы не найдем похитителя — живым. Рокки не простит человека, который действует, исходя лишь из своих эмоций, не думая о грядущем дне. Ему не нужны те, с кем связано слишком много беспокойств. Они за это платят.
— Надеюсь, что ты ошибаешься, — сказал Фаллон. — Этого типа я хотел бы заполучить к себе в руки живым — хоть на пять минут!
— Пока все, что вы делаете, — это болтаете, — полным отчаяния голосом произнес Мейсон. — Да кто не хотел бы наложить руки на человека, который убил Майкла и Дэвида? Все это смахивает на телевизионный диалог, Фаллон! «А теперь смотрите рекламу зубной пасты!» — Он обвел взглядом усталые и напряженные лица присутствующих. — У вас убийство — а вы знаете, кто оказался в тюрьме? Лаура Трасковер, мать, сошедшая с ума от горя! Ее единственную вы арестовали. За покушение на убийство! Против нее единственной выдвинули обвинение. Проклятие — и это называется справедливостью?
Хаггинс, представитель окружной прокуратуры, повернулся к Мейсону, и линзы его очков блеснули.
— Спокойнее, мистер Траск. Таков обычный порядок. Но можете быть уверены, что даже китайский адвокат, который не говорит по-английски, в два счета добьется ее освобождения, заявив, что у клиентки была временная потеря рассудка. Я понимаю, что вы хотите поскорее забрать ее из городской больницы. Это может быть сделано, как только медицина даст добро. Никто — никто! — не собирается преследовать миссис Трасковер. Это я вам обещаю.
— Просто протрясающе! — сказал Мейсон. — Можете передать доброму старому окружному прокурору, как глубоко я благодарен за этот пустячок! — Он выпалил последние слова, и они взорвались, как шутиха.
Комиссар с силой перевел дыхание:
— Послушайте, мистер Траск. Мы знаем, как вам досталось и что вы сейчас испытываете. Мы не осуждаем вас за то, что вы сетуете на нашу якобы медлительность. Но…
— Благодарю вас, сэр! — яростно взвился Мейсон. — И поскольку вы решили не осуждать меня, что же вы собираетесь делать? Представить несколько свидетелей испуганным сотрудникам почтовой компании? Получить прекрасные отпечатки пальцев совершенно чужих людей? Биться об заклад, кто не виновен и кому предстоит умереть? Почему бы нам всем не устроить тотализатор? Что-то вроде игры в счастливый номер — каждый ставит на кон по квотеру. А? Рокки тут совершенно ни при чем — он же не пьет послеобеденное шампанское на побережье Джерси. И об убийце мы можем не беспокоиться. О нем позаботится Рокки, поскольку дико зол на него. Так почему бы вам, ребята, не разойтись по домам? Рокки возьмет на себя все заботы. Вам не придется беспокоиться о законах, джентльмены. Это мир Рокки. И он для вас все сделает.
Добродушная ирландская физиономия Большого Джима Фаллона побагровела от гнева, но он сдержался.
— Думаю, мы сделаем все, о чем тут шла речь, — тихо сказал он. — Я буду ждать, что ты накопаешь, Дан.
— Конечно, — ответил Гебхардт.
— И ты, Джордж.
Заместитель прокурора кивнул.
Meйсон в упор посмотрел на комиссара:
— Как мне получить разрешение на оружие?
Чьи-то сильные пальцы взяли Мейсона за руку. Он дернулся в сторону, и его расширенные глаза удивленно уставились на Дана Гебхардта.
— Вам нужно основательно выпить, мистер Траск, — сказал тот. — Я вам поставлю. А когда вы выпьете, может быть, мы с мистером Сассуном познакомим вас с некоторыми фактами бытия.
— Опять пустые разговоры! — с горечью сказал Мейсон.
3
Сассун и Гебхардт, прихватив Мейсона, не стали заглядывать в бар, чтобы выпить. В такси они преодолели несколько кварталов до офиса Портовой комиссии, которая располагалась по другую сторону парка от Сити-Холла. Высокое старое здание конторы было почти пусто. Ночной лифтер впустил их и поднял на двадцать первый этаж. В приемной за конторкой сидел дежурный полицейский. По пути к кабинету Даниэля Гебхардта они миновали ряд пустых помещений. Светловолосый хозяин кабинета включил свет. Окна были открыты, и сквозь них тянуло прохладой реки.
Гебхардт открыл нижний ящик стола и вытащил оттуда бутылку бурбона с тремя стаканчиками старомодной формы. В каждый из них он плеснул по основательной порции.
— Если хотите воды, в углу стоит холодильник.
— У меня не так много времени для разговоров, — мрачно сказал Мейсон. — Сам не понимаю, почему я пошел с вами. Может, хотел выяснить, сколько еще вы будете сидеть сложа руки.
Гебхардт посмотрел на ястребиный профиль Сассуна, словно прикидывая, кто из них начнет. Тот, так и не присев, подошел к большой карте гавани Нью-Йорка на стене. Вынув из кармана золотой карандашик, Сассун показал на некую точку на карте.
— Для начала урок географии, мистер Траск. Вы живете в Манхэттене, не так ли?
— Послушайте, мистер Сассун, я…
— Вы когда-нибудь задумывались над тем фактом, что живете на острове, мистер Траск? Большинству это не приходит в голову. Остров в центре величайшего порта мира. Семьсот пятьдесят миль пирсов в Бруклине, — показал он карандашиком, — на Ист-Ривер, Гудзоне и здесь, в Статен-Айленде; на стороне Джерси — Порт-Ньюарк, Хобокен, Джерси-Сити. Посмотрите сюда — от Сорок второй улицы на север. Там причаливают главным образом роскошные круизные лайнеры. Вот здесь — круг забот Рокки Мадженты. К югу тянутся пирсы района Челси. Ими управляет другой король. За мысом Баттери — еще один король. Следующий король командует причалами на Ист-Ривер, где разгружаются фрукты. Вот тут, по сути, самая большая часть порта — Бруклин. Владения короля Статен-Айленда. Еще парочка их в стороне Джерси. Представьте себе географию, мистер Траск, этих маленьких королевств.
— Ну и что?
— А теперь кое-какие факты, мистер Траск. В дни, предшествующие появлению Портовой комиссии, по утрам на пирсах собирались люди, чтобы получить работу. Подъезжала машина. Из нее вылезал человек — типа, как вы догадываетесь, Рокки Мадженты. Он заходил в толпу, вынимал револьвер, хладнокровно пристреливал какого-нибудь человека, возвращался к своей машине и уезжал. Все это видели двести или триста человек. Думаете, копы могли найти хоть одного свидетеля, который опознал бы убийцу? Им этого не удавалось. В таких маленьких королевствах существовали свои законы и свои правила. Конечно, у нас имелись и полиция, и окружная прокуратура, и комиссар полиции. Но они были бессильны. Чтобы представить в суд обвинение, нужны свидетели. Из докеров выжимали деньги до последнего цента — их подрядчики, ростовщики, букмекеры и держатели лотерей. До появления комиссии, если какой-нибудь капитан или стивидор хотел арендовать у города пирс, ему объясняли, что надо обращаться к трем величинам — прорабу, ростовщику и букмекеру. Противозаконно? Конечно. Но вам приходилось платить им — или ваше судно оставалось неразгруженным; содержимое его трюмов нельзя было выгрузить на пирс. Так что приходилось соглашаться. И вы закрывали глаза на определенный урон от мелких краж; поскольку ваш груз перемещался на берег, все это вас не касалось. Кое-что мы тут почистили, мистер Траск, но способы, которые мы при этом применяли, вас не устроили бы. Часть бандитов, убийц, вымогателей и взяточников ушли отсюда подобру-поздорову, потому что мы здорово осложнили им жизнь. Мы стали регистрировать докеров. Мы ввели ежеквартальный аудит бухгалтерских отчетов — профсоюзных, стивидорских. Вы думаете о копах, об окружном прокуроре, о тех борцах с криминалом, которых напридумывали писатели. Самые крупные борцы с преступностью в этом порту — бухгалтеры-аудиторы. Кое-кто издевательски хохочет, когда видит фильмы об Аль Капоне, — он-то знает, что этот кровавый убийца так никогда и не был осужден за насильственные преступления. Прихватили его бухгалтеры. За уклонение от уплаты налогов. Стараниями таких бухгалтеров из этих микрокоролевств, — Сассун показал карандашиком на карту, — стало трудно извлекать крупные прибыли. Рокки Маджента куда больше боится маленького человечка, который каждые три месяца роется в бухгалтерских книгах, после чего ему может прийти судебная повестка, чем Большого Джима Фаллона и убойного отдела. Не прижмете его с этой стороны, можно подобраться с другой. У Дана на весь порт всего лишь чуть больше пятидесяти следователей. Но он ухитряется ежедневно выжимать из них все соки, мистер Траск. Половина его людей работают под прикрытием. Другая половина ежедневно патрулирует порт. Но комиссия — не убойный отдел. На такие дела есть Фаллон и есть окружная прокуратура. Но если вы думаете, что они найдут свидетелей убийства ваших маленьких племянников, забудьте об этом. Сто против одного, что они не обнаружат доказательств, которые можно предложить обвинению, — разве что Рокки захочет кого-нибудь кинуть волкам на съедение. Но мы с Даном ведем долгую битву, мистер Траск, и я обещаю вам, что рано или поздно Рокки будет в наших руках. Да, вы не испытываете удовлетворения. В этот мрачный для вас день вы хотите возмездия — око за око. Вас не устроит, если Рокки пойдет в тюрьму за махинации с налогами, за неуважение к суду, за вымогательство, за нарушение банковского законодательства и тому подобное. Вы хотите, чтобы его поджарили за убийство. Но рано или поздно его власти придет конец, и он исчезнет со сцены. Больше ничего не спрашивайте, мистер Траск, ибо ответы вас не устроят.
Сассун подошел к столу Гебхардта и налил себе еще выпить, разбавив порцию ледяной водой.
— Таковы жизненные факты, мистер Траск, — тихо сказал Гебхардт. — Они не очень приятны. Я знаю, они вас не устраивают. Но с портовыми королями можно бороться только так — день за днем, шаг за шагом.
— Не может быть, чтобы они обладали такой властью, — усомнился Мейсон.
— Нет? — На симпатичном лице Гебхардта лежала печать откровенной усталости. — Вы когда-нибудь слышали историю Косого Данна? Он был одним из тех немногих негодяев, кому удалось предъявить обвинение в убийстве. Поступило сообщение, что его и еще одного киллера наняли, чтобы убить какого-то подрядчика. Но тот, умирая, нарушил неписаный закон порта и назвал Косого Данна. Окружной прокурор предъявил обвинение и потребовал смертного приговора. И тут Данн сказал, что готов пойти на сделку. Он заговорит. Он назовет имена — кто настоящий король порта и кто из политиков помог ему стать королем, — если смертный приговор будет заменен пожизненным заключением. Тут были технические сложности. Окружной прокурор настаивал, чтобы Данн дал свои показания еще до помилования. Дело было в том, что если губернатор Дьюи отменит приговор, а Данн откажется от своего обещания, то по закону губернатор уже не сможет дать помилованию обратный ход. Данн продолжал сидеть в камере смертников, бесконечно торгуясь с честным окружным прокурором, а порт и его духи зла трепетали. Косой Данн в самом деле многое знал. Может, это было совпадением, мистер Траск, но, пока Данн колебался, говорить ему или нет, крупный городской политик объявил, что не будет баллотироваться на очередной срок. И может, это в самом деле было совпадением: когда Данн, наконец отказавшись откровенничать, умер на электрическом стуле, тот же политик сразу переменил свои намерения и объявил, что таки будет баллотироваться на следующий срок. — Гебхардт вздохнул. — Мы ведем борьбу, мистер Траск, медленно и неторопливо, мелочь за мелочью. Мы боремся с помощью бухгалтеров. Мы боремся, неуклонно и жестко отслеживая все мелкие нарушения, пока в сумме они не обретут ценность и Мадженте придется нелегко. Рано или поздно мы сорвем с него маску. Но не завтра, мистер Траск, — как бы нам ни хотелось отомстить за жену вашего брата.
Гебхардт открыл нижний ящик стола и вытащил оттуда бутылку бурбона с тремя стаканчиками старомодной формы. В каждый из них он плеснул по основательной порции.
— Если хотите воды, в углу стоит холодильник.
— У меня не так много времени для разговоров, — мрачно сказал Мейсон. — Сам не понимаю, почему я пошел с вами. Может, хотел выяснить, сколько еще вы будете сидеть сложа руки.
Гебхардт посмотрел на ястребиный профиль Сассуна, словно прикидывая, кто из них начнет. Тот, так и не присев, подошел к большой карте гавани Нью-Йорка на стене. Вынув из кармана золотой карандашик, Сассун показал на некую точку на карте.
— Для начала урок географии, мистер Траск. Вы живете в Манхэттене, не так ли?
— Послушайте, мистер Сассун, я…
— Вы когда-нибудь задумывались над тем фактом, что живете на острове, мистер Траск? Большинству это не приходит в голову. Остров в центре величайшего порта мира. Семьсот пятьдесят миль пирсов в Бруклине, — показал он карандашиком, — на Ист-Ривер, Гудзоне и здесь, в Статен-Айленде; на стороне Джерси — Порт-Ньюарк, Хобокен, Джерси-Сити. Посмотрите сюда — от Сорок второй улицы на север. Там причаливают главным образом роскошные круизные лайнеры. Вот здесь — круг забот Рокки Мадженты. К югу тянутся пирсы района Челси. Ими управляет другой король. За мысом Баттери — еще один король. Следующий король командует причалами на Ист-Ривер, где разгружаются фрукты. Вот тут, по сути, самая большая часть порта — Бруклин. Владения короля Статен-Айленда. Еще парочка их в стороне Джерси. Представьте себе географию, мистер Траск, этих маленьких королевств.
— Ну и что?
— А теперь кое-какие факты, мистер Траск. В дни, предшествующие появлению Портовой комиссии, по утрам на пирсах собирались люди, чтобы получить работу. Подъезжала машина. Из нее вылезал человек — типа, как вы догадываетесь, Рокки Мадженты. Он заходил в толпу, вынимал револьвер, хладнокровно пристреливал какого-нибудь человека, возвращался к своей машине и уезжал. Все это видели двести или триста человек. Думаете, копы могли найти хоть одного свидетеля, который опознал бы убийцу? Им этого не удавалось. В таких маленьких королевствах существовали свои законы и свои правила. Конечно, у нас имелись и полиция, и окружная прокуратура, и комиссар полиции. Но они были бессильны. Чтобы представить в суд обвинение, нужны свидетели. Из докеров выжимали деньги до последнего цента — их подрядчики, ростовщики, букмекеры и держатели лотерей. До появления комиссии, если какой-нибудь капитан или стивидор хотел арендовать у города пирс, ему объясняли, что надо обращаться к трем величинам — прорабу, ростовщику и букмекеру. Противозаконно? Конечно. Но вам приходилось платить им — или ваше судно оставалось неразгруженным; содержимое его трюмов нельзя было выгрузить на пирс. Так что приходилось соглашаться. И вы закрывали глаза на определенный урон от мелких краж; поскольку ваш груз перемещался на берег, все это вас не касалось. Кое-что мы тут почистили, мистер Траск, но способы, которые мы при этом применяли, вас не устроили бы. Часть бандитов, убийц, вымогателей и взяточников ушли отсюда подобру-поздорову, потому что мы здорово осложнили им жизнь. Мы стали регистрировать докеров. Мы ввели ежеквартальный аудит бухгалтерских отчетов — профсоюзных, стивидорских. Вы думаете о копах, об окружном прокуроре, о тех борцах с криминалом, которых напридумывали писатели. Самые крупные борцы с преступностью в этом порту — бухгалтеры-аудиторы. Кое-кто издевательски хохочет, когда видит фильмы об Аль Капоне, — он-то знает, что этот кровавый убийца так никогда и не был осужден за насильственные преступления. Прихватили его бухгалтеры. За уклонение от уплаты налогов. Стараниями таких бухгалтеров из этих микрокоролевств, — Сассун показал карандашиком на карту, — стало трудно извлекать крупные прибыли. Рокки Маджента куда больше боится маленького человечка, который каждые три месяца роется в бухгалтерских книгах, после чего ему может прийти судебная повестка, чем Большого Джима Фаллона и убойного отдела. Не прижмете его с этой стороны, можно подобраться с другой. У Дана на весь порт всего лишь чуть больше пятидесяти следователей. Но он ухитряется ежедневно выжимать из них все соки, мистер Траск. Половина его людей работают под прикрытием. Другая половина ежедневно патрулирует порт. Но комиссия — не убойный отдел. На такие дела есть Фаллон и есть окружная прокуратура. Но если вы думаете, что они найдут свидетелей убийства ваших маленьких племянников, забудьте об этом. Сто против одного, что они не обнаружат доказательств, которые можно предложить обвинению, — разве что Рокки захочет кого-нибудь кинуть волкам на съедение. Но мы с Даном ведем долгую битву, мистер Траск, и я обещаю вам, что рано или поздно Рокки будет в наших руках. Да, вы не испытываете удовлетворения. В этот мрачный для вас день вы хотите возмездия — око за око. Вас не устроит, если Рокки пойдет в тюрьму за махинации с налогами, за неуважение к суду, за вымогательство, за нарушение банковского законодательства и тому подобное. Вы хотите, чтобы его поджарили за убийство. Но рано или поздно его власти придет конец, и он исчезнет со сцены. Больше ничего не спрашивайте, мистер Траск, ибо ответы вас не устроят.
Сассун подошел к столу Гебхардта и налил себе еще выпить, разбавив порцию ледяной водой.
— Таковы жизненные факты, мистер Траск, — тихо сказал Гебхардт. — Они не очень приятны. Я знаю, они вас не устраивают. Но с портовыми королями можно бороться только так — день за днем, шаг за шагом.
— Не может быть, чтобы они обладали такой властью, — усомнился Мейсон.
— Нет? — На симпатичном лице Гебхардта лежала печать откровенной усталости. — Вы когда-нибудь слышали историю Косого Данна? Он был одним из тех немногих негодяев, кому удалось предъявить обвинение в убийстве. Поступило сообщение, что его и еще одного киллера наняли, чтобы убить какого-то подрядчика. Но тот, умирая, нарушил неписаный закон порта и назвал Косого Данна. Окружной прокурор предъявил обвинение и потребовал смертного приговора. И тут Данн сказал, что готов пойти на сделку. Он заговорит. Он назовет имена — кто настоящий король порта и кто из политиков помог ему стать королем, — если смертный приговор будет заменен пожизненным заключением. Тут были технические сложности. Окружной прокурор настаивал, чтобы Данн дал свои показания еще до помилования. Дело было в том, что если губернатор Дьюи отменит приговор, а Данн откажется от своего обещания, то по закону губернатор уже не сможет дать помилованию обратный ход. Данн продолжал сидеть в камере смертников, бесконечно торгуясь с честным окружным прокурором, а порт и его духи зла трепетали. Косой Данн в самом деле многое знал. Может, это было совпадением, мистер Траск, но, пока Данн колебался, говорить ему или нет, крупный городской политик объявил, что не будет баллотироваться на очередной срок. И может, это в самом деле было совпадением: когда Данн, наконец отказавшись откровенничать, умер на электрическом стуле, тот же политик сразу переменил свои намерения и объявил, что таки будет баллотироваться на следующий срок. — Гебхардт вздохнул. — Мы ведем борьбу, мистер Траск, медленно и неторопливо, мелочь за мелочью. Мы боремся с помощью бухгалтеров. Мы боремся, неуклонно и жестко отслеживая все мелкие нарушения, пока в сумме они не обретут ценность и Мадженте придется нелегко. Рано или поздно мы сорвем с него маску. Но не завтра, мистер Траск, — как бы нам ни хотелось отомстить за жену вашего брата.