2) Логике рассуждения, выраженного в простых и ясных терминах.
   3) Объяснению, которое он дает международной политике.
   4) Тому факту, что события, которые там предсказаны, уже давно произошли[207].
   5) Пятый этап аргументации фактически представляет собой дополнительную аргументацию; она появляется отнюдь не в одиночку, ее функция состоит или в расчистке поля для доказательства подлинности, или в открытии возможности распространяться тайне, что идет на пользу презумпции подлинности или «достоверности». Так, например, Г. де Врис де Хекелинген вводит следующий пассаж в ответ достопочтенному отцу Шарлю:
   О. Шарль убежден, что «Протоколы» являются фальшивкой. Это его право. Но почему бы не обсудить факты, на которые я опираюсь, когда констатирую, что доказательство этой подделки никогда не было представлено[208].
   Эта релятивизация «мнений» о «Протоколах» позволяет возобновить дискуссию, как если бы доказательство плагиата не было предъявлено. И автор-антисемит берется за «установление подлинности» «Протоколов», приводя предостережения, сделанные «христианскому миру» «обращенными евреями» (цитируется лишь один из них, бывший раввин Драх)[209]. Мы видим здесь тот же самый тип «ремня безопасности», который встретили в статье, посвященной «Протоколам» и напечатанной в 1967 г. в Lectures françaises, журнале, основанном Анри Костоном; ее автор рисует фигуру сомнения, колеблясь между двумя тезисами – или подчеркивая отсутствие доказательств подлинности (известна стратегия, состоящая в том, чтобы требовать вещественных доказательств, представить которые по различным причинам невозможно), или внешне соглашаясь с тем, что неподлинность является столь же сомнительной, как и подлинность[210].
   Еще один вариант аргументативной позиции состоит в том, что на какой-то срок допускается неподлинность документа, но в то же время признается, что он не лишен интересных положений. Образчиком такого подхода является рецензия Анри Мазеля на переиздание «Протоколов», осуществленное Гойе (февраль 1927 г.). Выразив первоначальное свое удивление тем, что «одна и та же вера в Бога порождает столько враждебности и что еврейский монотеизм не может ужиться ни с мусульманским монотеизмом, ни с христианской Троицей, как, впрочем, и с античным многобожием», Мазель сразу же пускается в спор:
   В качестве подтверждения этой непримиримости приводят «Протоколы сионских мудрецов», которые только что вновь опубликовал с обширными комментариями г-н Ю. Гойе и где кипит особая гордыня, питающая лишь презрение и ненависть ко всему, что является не твоим. Впрочем, ничто не подтверждает подлинность этого документа, и те, кто ее допускают, подобно господину аббату Жуэну в его книге «Иудео-масонская опасность», представили лишь утверждения без серьезных доказательств; следовало бы установить, что речь идет именно о копиях записей заседаний Базельского конгресса 1897 г., которые якобы были похищены неизвестно каким образом и благодаря посредничеству русского дворянина, князя Сухотина [sic], попали к русским публицистам С. Нилусу и Бутми. Для получения более пространных сведений можно, следовательно, допустить, что эти документы являются ненастоящими, но что они, подобно историческим фразам, имеющим, конечно, апокрифический характер, обладают большой ценностью, и можно задаться вопросом о том, не содержит ли эта программа еврейских притязаний, хотя и составленная каким-то недоброжелателем, взгляды, которые следует рассмотреть[211].
   Допуская неподлинность документа, Мазель, таким образом, открывает дискуссию, выдвигая идею о том, что могло сойти в данном контексте за осторожную, разумную или умеренную позицию лишь из-за уступок, которые делаются разоблачителям «Протоколов».
   Не веря глупостям тех, кто повсюду видит черную руку иудействующих масонов, не веря даже тому, что именно евреи задумали и осуществили большевистскую революцию, невозможно отрицать, с одной стороны, что евреи господствуют в финансах, а они сами господствуют в мире, и с другой стороны – что евреи оказывают на эволюцию мира влияние, не всегда совпадающее с этническими и этическими традициями народов, которые оказывают им гостеприимство […][212].
   В той мере, в какой можно было бы градуировать интенсивность и систематичность утвердившегося антисемитизма[213], приведенный пассаж Мазеля поддается интерпретации как пример «умеренного» антисемитского дискурса и в этом качестве является показателем идеологической приемлемости антисемитских взглядов во Франции 1920-х гг.
   6) Наконец, свидетельством подлинности «Протоколов» становится отсутствие материальных признаков этой подлинности, или отсутствие ясных и решающих доказательств – предельный парадокс. Аргумент в его самой изощренной форме состоит в том, что постулируется следующее: действительно серьезная тайная организация «никогда не оставляет позади себя письменных документов»[214]. В этих условиях подлинность документа может быть лишь подлинностью по духу, что возвращает нас к варианту доказательства № 4. И тогда не исключены избыточные интерпретации, например антисемитская, отвлекающие действия, сознательно вызванные псевдоеврейским характером документа, предназначение которого – запутать следы, ведущие к действительным «неизвестным высшим лицам». «Протоколы» вроде бы сами превращаются в инструмент «оккультной войны». Через призму названного документа решается, таким образом, следующая задача: «почувствовать силы, для которых современный иудаизм мог быть лишь инструментом[215], даже жертвой «тактики козла отпущения»[216].

3. Отклики на резюме Times и его превратности. От Гойе до Костона: французская традиция

3.1. Риторические вопросы Times и их будущее. Французский пример

   Статья, опубликованная в газете Times 8 мая 1920 г., содержала постановку ряда весьма показательных, иногда лукавых, скажем, риторических вопросов, способных косвенным образом утвердить темы, могущие показаться скандальными или просто шокирующими. Эти вопросы, играющие на недомолвках, касающиеся «еврейской опасности», будут цитироваться и использоваться антиеврейской пропагандой в не меньшей мере, чем стандартное резюме «документа»:
   Что же означают эти «Протоколы»? Являются ли они подлинными? Если да, то какое недоброжелательное собрание состряпало эти планы и радуется именно сейчас их осуществлению? Являются ли они фальшивкой? Но каким образом объяснить тогда эту таинственную ноту пророчества, пророчества, отчасти сбывшегося, отчасти сбывающегося? И не сражались ли мы в течение этих трагических лет с целью сломать и вырвать с корнем секретную организацию всемирного господства Германии лишь для того, чтобы обнаружить за ней другую организацию, более опасную, ибо более засекреченную? И не избежали ли мы, напрягая каждый мускул нашего национального тела, Pax Germanica лишь для того, чтобыпопасть под владычество Pax Judaica? «Сионские мудрецы» – в том виде, в котором они нарисованы в их «Протоколах», – ни с какой точки зрения не являются более мягкими хозяевами, чем могли бы ими быть Вильгельм II и его приспешники[217].
   И автор передовицы продолжал в том же духе, утверждая, что документ правдоподобен, ставя коварный вопрос, легитимирующий тезис о подлинности «Протоколов»:
   «Как показывает внутренний анализ, они, как кажется, написаны евреями, для евреев или представлены в форме лекций или заметок, сделанных евреями, для евреев. Если дело обстоит таким образом, то при каких обстоятельствах они были написаны и к какой ситуации внутри еврейского мира они должны были его подготовить?»[218]
   Теперь, в 1920 г., Ю. Гойе мог довольствоваться формулированием «альтернативы», допущенной почтенной Times:
   «– Или «Протоколы» действительно являются произведением Старейшин Израиля, тогда все, что можно сказать, замыслить, сделать против евреев, становится законным, необходимым, неотложным.
   – Или же «Протоколы» есть дело рук некоего фальсификатора, но этот фальсификатор был необыкновенно прозорливым человеком, поскольку он описывал уже с 1906 г. и очень детально все события, находящиеся «на пути осуществления» в Центральной и Западной Европе»[219].
   В 1925 г., в своем переиздании «Протоколов» Гойе добавлял, зачеркивая, таким образом, альтернативу: «Эта гипотеза о вдохновенном пророке отнюдь не является правдоподобной»[220]. И теперь читатель сам мог легко сделать вывод…
   Анри Костон, осуществивший издание «Протоколов» в конце 30-х гг. (фактически – в 1938 г.) под заголовком «Еврейская опасность: Полный текст Протоколов сионских мудрецов»[221], будет его распространять (через «Центр действия и документации», CAD, который он организует в марте 1941 г.) во время немецкой оккупации с помощью La Libre Parole («органа французского антииудейства»), которым Костон руководил (как и «Службой национальной пропаганды», OPN, располагавшейся по тому же адресу: 5, rue Cardinal Mercier, Paris-9). В указанной книге, в кратком (неподписанном) предисловии буквально воспроизводятся отрывки из передовицы Times, которую превратил в пропагандистский текст Ю. Гойе, непосредственный предшественник и наставник Костена. Упомянув «сенсационную статью», появившуюся в этой газете «8 мая 1921 г.» (sic; профессиональный антисемит обнаруживает здесь свой весьма невысокий профессионализм: ошибается на целый год!), анонимный автор предисловия пишет:
   Мы извлечем из нее несколько блестящих пассажей: «Что означают эти «Протоколы»? Являются ли они подлинными? Не кучка ли преступников разработала эти дьявольские планы? Не испытывает ли она сегодня радость, видя их осуществление? Являются ли они фальшивкой? Но как тогда объяснить этот пророческий дар, позволивший описать события, их предвосхищая? И не сражались ли мы в течение этих ужасных лет против германского империализма лишь для того, чтобы столкнуться сегодня с еще более грозной Державой? Как! Не спаслись ли мы ценой громадных усилий от Pax GERMANIA [sic] лишь для того, чтобы попасть затем под иго PAX JUDAICA?» Times заключает статью следующими словами: «Если «Протоколы» действительно являются произведением Мудрецов Израиля, то все, что можно будет сказать, предпринять и осуществить против евреев, становится законным, необходимым и неотложным!» Между тем все то, что написано в «Протоколах», реализуется: сделайте вывод![222]
   На последней полосе обложки «Еврейской опасности» в варианте Костона можно было прочесть информацию о «работах по еврейству и франкмасонству», «имеющихся в продаже у г-на А. Костона», со следующим уточнением: «Посылайте заказы и средства А. Костону, директору OPN»[223]. В списке предлагаемых трудов можно было увидеть две знаменитые фальшивки, написанные Ю. Гойе под псевдонимом «Исаак Блюмхен», – «Еврей вам говорит (Право высшей расы)» и «Даешь Францию» – брошюру П. Милеса («Еврейство…»), две книжки Жака Плонкара – «Разоблаченный еврей (признания евреев, взятые из еврейской прессы» и «Почему я против евреев», – а также серию книг и брошюр директора Анри Костона: «Знаменитые франкмасоны», «Евреи против Франции», «Еврейский сговор», «Франция – еврейская колония», «Тайны франкмасонства»[224].
   К этому списку скоро надо будет добавить новые сочинения того же автора: «Двести семей» (P.: OPN, 1938); «Евреи и их преступления» (P.: OPN, 1938); «Евреи во Франции» (P.: CAD, 1941, Cahiers de la France nouvelle, № 1); «Когда франкмасонство правило Францией» (P.: CAD, 1941, Cahiers de la France Nouvelle, № 2); «Америка, бастион Израиля» (P.: CAD, 1942, Cahiers de la France Nouvelle, № 3); «Еврейская финансовая верхушка и тресты» (P.: Ed. Jean Renard, 1942)4 «Франкмассонство при III Республике» (P.: CAD [конец 1942 г. или 1943 г.]) и т. д.
   Завершая чтение «24-го заседания» «Протоколов» в варианте Libre Parole/OPN, можно было не удивляться, встретив следующее рекламное объявление:
   «Если вы поняли серьезность еврейской опасности, приходите к нам! Служба Национальной Пропаганды […] находится в вашем распоряжении»[225].
   Когда в апреле 1944 г. появится на свет злобная антиеврейская брошюра «Я вас ненавижу!»[226] (150 страниц, 500 документов, абсолютно сенсационная книга, читаем мы на первой странице обложки), не вызовет удивления ни сообщение о том, что статьи и документы для данной публикации собрал Анри Костон, директор CAD[227], ни подписанная им вводная статья на тему, самую дорогую для него, которую он профессионально эксплуатировал всю свою жизнь[228]: «От Талмуда до “Протоколов”. Еврейский план господства появился не вчера». Статья открывается обращением к среднему французу или, если употребить язык Дрюмона, к рядовому «арийцу», человеку наивному, которого легко обмануть, в особенности если его враг, подобно еврею, не объявлен, принадлежит к невидимой чужой «расе».
   Средний француз, впитавший в себя христианство, не в состоянии вообразить, что существуют другие расы людей, имеющие совершенно отличные от его собственных и даже противоположные представления о добре и зле. Христос сказал ВОЗЛЮБИТЕ ДРУГ ДРУГА, эту максиму восприняли европейские народы, и поэтому средний француз совершенно наивно полагает, что имеет здесь дело с универсальным моральным принципом. Конечно, этот француз знает, что в глубине Африки сохранились негры, отнюдь не практикующие любовь к ближнему, и они доходят до того, что лакомятся самими вкусными кусками мяса, отрезанными от какого-либо путешественника или миссионера, заблудившихся в их краях. Но ведь это дикари. Как же мог бы он подозревать, что каждодневно, на улице, в театре или на стадионе, встречается с другими людьми, прекрасно приобщившимися к культуре, но исповедующими взгляды, которые не слишком отличаются от каннибальских, хотя и более лицемерны. И однако же это чистая правда: еврей ненавидит нееврея – гоя, как он называет его на своем ивритском жаргоне, – столь же сильно, если не сильнее, чем негр-людоед из глубин Африки. Но эта ненависть еврея к арийцу отличается от последней из названных тем, что она умело культивируется, поддерживается, развивается в душах маленьких израильтян, тогда как ненависть Момбутту к цивилизационному человеку имеет чисто животный и инстинктивный интерес. С помощью своего лицемерия еврей смог долгое время прятать от неевреев истинные чувства, которые вдохновляют весь народ Израиля. Библия, упоминающая о бесчисленных избиениях, виновниками которых были сыновья Авраама и Иакова, дает лишь слабое представление об этой ненависти, которой четыре тысячи лет. Именно в Талмуде следует искать свидетельства этой неприязни, этой враждебности по отношению к гою. Это собрание религиозных и общественных законов иудейства нельзя сравнить ни с одной из священных книг других религий. Талмуд – не только догматический трактат, он является также КНИГОЙ ЕВРЕЙСКОЙ МОРАЛИ. Именно в Талмуде израильтяне черпают доводы в пользу своей религиозной, национальной и этнической исключительности, превратившей их в индивидов, четко отличающихся от других людей, соседствующих с ними, исключительности, в которой они черпают непомерную гордыню и страсть к владычеству, хорошо нам известные[229].
   Повторив основные антиеврейские клише и стереотипы, распространявшиеся классиками антиталмудизма[230], А. Костон представляет «манифест», с которым в 1860 г. основатели Всемирного еврейского альянса «обратились к евреям всего мира» в качестве «замечательного, но сжатого изложения плана еврейского владычества, который необходимо было значительно развить и доработать в знаменитых «Протоколах сионских мудрецов», составленных примерно сорок лет спустя»[231].
   Затем Костон включает в брошюру набор выдержек из «Протоколов»; это прекрасный образчик ортодоксального дискурса по данному вопросу, употребляемого в кругах антисемитов-профессионалов:
   Не стоит говорить о том, что «Протоколы» сразу же были отвергнуты евреями, которые дошли до того, что в 1935 г. затеяли в Берне судебный процесс против швейцарских издателей книги, воспроизводившей основные пассажи этого документа. Но им не повезло, так называемые фальсификаторы были оправданы, поскольку евреям не удалось доказать, что «Протоколы» являются подделкой, а адвокаты защиты, напротив, показали, что начиная с 1905 г. – даты издания на русском языке (зарегистрированного в лондонском Британском музее в 1906 г.) – все события, которые произошли: война, русская, венгерская и германская революции, экономический кризис – были предсказаны и описаны в этой так называемой фальшивке. 80-страничные «Протоколы» не уместились бы в одном выпуске этого журнала. Но да будет нам позволено, однако, извлечь из них несколько показательных пассажей, напомнив, что речь идет о плане, составленном в 1897 г.[232]
   Краткую комментируемую аналогию в тексте, опубликованном весной 1944 г. (!), заключает последний призыв к мобилизации против «евреев и их “союзников”»:
   Авторы «Протоколов» доходят до того, что желают войны ради скорейшего наступления всемирной еврейской Революции: «Интенсификация вооружения и увеличение полицейских сил существенны для реализации планов, упомянутых выше… Во всей Европе и с помощью Европы, на других континентах нам следует вызывать мятежи, раздоры и взаимную враждебность…» А вот прямая угроза: «Мы должны быть в состоянии ответить на любое сопротивление войной с соседями той стране, которая осмелится стать на нашей дороге; но если и соседи эти, в свою очередь, задумают стать коллективно против нас, то мы должны дать отпор всеобщей войной…» Прежде всего надо покорить Европу: «Короче говоря, для доказательства того, что все правительства неверных Европы нами покорены, мы продемонстрируем нашу власть одному из них при помощи преступлений, насилия, то есть режима террора, и в том случае, если бы они все восстали против нас, то мы ответили бы американскими, китайскими или японскими ружьями…» Япония, сознающая опасность, не вошла в поле зрения Израиля. Напротив, она поднялась против его претензий на мировую диктатуру. Но разве еврейский план не реализовался частично в том, что касается Америки Ф. Рузвельта, еврея по происхождению, и Китая Чан Кайши? Разве не были предоставлены американские и китайские ружья в распоряжение Израиля для борьбы с врагом евреев Гитлером и с арийской Европой? Эта война представляет собой заключительную фазу тысячелетней борьбы, которую иудейство ведет против нееврейских народов. Не будет ли означать победа евреев и их «союзников» полное закабаление нашей планеты «Сионскими мудрецами». Француз, желаешь ли ты стать рабом еврея?[233]
   Еще долго будут удивляться тому, что какому-то Костону удалось избежать максимального наказания, тогда как столько других писателей и журналистов, менее вовлеченных по сравнению с ним в антисемитизм, призывающий к убийствам, и в активный литературный коллаборационизм, подверглись преследованиям и понесли суровые наказания – от тюремного заключения до смертной казни. Костон мирно завершил наполненную событиями жизнь, регулярно переиздавая свои многочисленные работы 50-х и 60-х гг., конечно, в более презентабельном виде, но содержавшие все ту же теорию о всемирном еврейском заговоре – иудео-плутократическом, иудео-большевистском и иудео-масонском одновременно; костонизм есть синтетизм…[234]