На третий или на четвертый день нашего знакомства во время обычной дискуссии об отношениях между цивилизацией и христианством С.А. Нилус спросил меня, знаком ли я с «Протоколами сионских мудрецов», которые он издал. Я ответил отрицательно.
   Тогда С.А. Нилус взял в своей библиотеке книгу и стал переводить мне на французский наиболее замечательные части ее текста и своих комментариев. В то же время он следил за выражением моего лица, так как ожидал, что меня поразит это откровение. Самого его несколько смутило мое заявление о том, что в этом документе не было ничего нового для меня и он, видимо, должен быть в близком родстве с памфлетами Эдуара Дрюмона и с большой мистификацией Лео Токвиля, на которую поддался весь католический мир, не исключая Папу Льва XIII, человека столь умного и проницательного.
   С.А. Нилус был взволнован и обескуражен, он возразил мне, сказав, что мое суждение объясняется поверхностным и отрывочным знакомством с «Протоколами», что сверх того устный перевод ослабляет впечатление. Впрочем, мне нетрудно было бы познакомиться с «Протоколами», ибо их оригинал написан по-французски.
   Рукопись «Протоколов» Н.А. Нилус у себя дома, конечно, не хранил, опасаясь того, что ее выкрадут евреи. Я вспоминаю, как он позабавил меня и какое беспокойство охватило его, когда еврей-аптекарь из Козельска, желавший прогуляться вместе с кем-то из своих близких по монастырскому лесу, в поисках кратчайшего пути к речному парому случайно попал в сад Нилуса. Наш бедный Сергей Александрович долгое время был убежден в том, что аптекарь пришел на разведку.
   Позже я узнал, что тетрадь с «Протоколами» вплоть до января 1909 г. хранилась у иеромонаха Даниила Болотова (довольно известного в Петербурге портретиста), а после его смерти – в скиту Святого Иоанна Предтечи, находившемся в полверсте от монастыря, у монаха Алексия (бывшего инженера).
   Спустя некоторое время после нашего первого разговора, касавшегося «Протоколов сионских мудрецов», около четырех часов пополудни один из калек приюта Нилуса принес мне записку: С.А. просил меня прийти к нему по срочному делу.
   Я нашел Сергея Александровича в его рабочем кабинете, он был один, его жена и мадам К. отправились на вечернее богослужение. Наступили сумерки, но еще было светло, ибо землю покрывал снег. На его письменном столе я увидел нечто вроде большого черного матерчатого конверта, украшенного восьмиконечным крестом и надписью «Сим Победиши». На этот конверт была также наклеена бумажная икона Михаила Архангела. Видимо, все это имело магический характер.
   Сергей Александрович перекрестился три раза перед большой иконой Смоленской Богоматери, списка со знаменитой иконы, перед которой молились русские воины накануне Бородина, и открыл конверт, из которого вынул тетрадь в кожаном переплете. Впоследствии я узнал, что конверт и переплет были изготовлены в монастырской мастерской под непосредственным наблюдением Нилуса, который сам приносил и уносил рукопись, опасаясь того, что ее украдут. Крест и другие символы нарисовала Елена Александровная по указаниям супруга.
   «Вот, – сказал С.А. Нилус, – хартия Царствия Антихриста».
   Он раскрыл тетрадь. На первой ее странице можно было увидеть большое пятно, лиловое или бледно-лиловое. Мне показалось, что на тетрадь когда-то опрокинули чернильницу, но чернила затем оттерли и отмыли. Бумага была плотная и желтоватая; текст был написан рукой различных людей и, как я заметил, разными чернилами.
   «Дело в том, – сказал Нилус, – что во время заседаний Кагала секретарские функции выполняли различные люди, поэтому и почерк неодинаковый». Видимо, для Сергея Александровича эта особенность рукописи представлялась одним из доказательств того, что ее текст был подлинным. Однако по данному вопросу у него не было устоявшегося мнения, ибо в другой раз он мне говорил, что манускрипт – всего лишь копия.
   Показав мне рукопись, Сергей Александрович положил ее на стол, открыл на первой странице и, предложив мне свое кресло, сказал: «А вот теперь читайте!»
   При чтении рукописи меня поразили некоторые особенности ее текста. В нем попадались орфографические ошибки, а главное, обороты речи не были французскими. С тех пор прошло слишком много времени, чтобы я мог говорить о наличии в тексте «руссицизмов». Несомненно одно: рукопись была написана иностранцем.
   Чтение мое продолжалось два с половиной часа. Когда оно закончилось, С.А. Нилус взял тетрадку, положил ее в конверт и запер в ящике своего письменного стола. К тому моменту, когда я завершил чтение, Елена Александровна Нилус и мадам К. уже возвратились из церкви, и был подан чай. Я не знал, сколь полно мадам К. была посвящена в тайну рукописи, и поэтому сохранял молчание. Но Нилусу не терпелось узнать мое мнение, и, видя мое стеснение, он точно догадался о его причине.
   «Ну, Фома неверный, – сказал он шутливо, – верите ли вы теперь, что подержали в руках, увидели и прочитали «Протоколы»? Поделитесь с нами своим мнением. Чужих здесь нет, жена моя знает все, а что касается госпожи К., то именно благодаря ей были раскрыты заговоры врагов Христовых. Впрочем, секретов здесь нет». Меня это очень заинтересовало. Было ли возможно, чтобы «Протоколы» оказались в руках Нилуса благодаря госпоже К.? Мне казалось странной мысль о то, что эта женщина, невероятно толстая, почти потерявшая способность передвигаться, сломленная испытаниями и болезнями, могла проникнуть в «Секретный кагал Сионских мудрецов»[105].
   «Да, – сказал Нилус, – госпожа К. очень долго жила за границей, именно во Франции. Там, в Париже, она получила от одного русского генерала рукопись и мне ее передала. Этому генералу удалось извлечь «Протоколы» из масонских хранилищ».
   Я осведомился, является ли тайной имя этого генерала. «Нет, – ответил Нилус, – это генерал Рачковский[106], смелый человек, очень активный, который в свое время многое сделал, чтобы вырвать жало у врагов Христовых».
   Тогда я вспомнил, что еще во Франции, когда брал уроки русского языка и литературы у одного эмигранта, студента-филолога по фамилии Езопов, он рассказал мне, что русская политическая полиция не оставляла в покое революционеров даже на французской земле и что во главе этой полиции стоял некий Рачковский.
   Я спросил С.А. Нилуса, не являлся ли генерал Рачковский шефом русской политической полиции во Франции.
   Мой вопрос удивил Сергея Александровича и даже вызвал у него некоторое недовольство[107]; он ответил мне неопределенно, но решительно подчеркнул, что Рачковский самоотверженно боролся против масонства и сатанинских сект.
   Прежде всего Сергею Александровичу хотелось узнать о моих впечатлениях от прочтения «Протоколов».
   Я заявил ему без обиняков, что остаюсь на прежней позиции: не верю в «Сионских мудрецов». Все это – из области «Разоблаченного Сатаны», «Дьявола в XIX веке» и других мистификаций[108].
   Лицо Сергея Александровича омрачилось.
   «Вы в самом деле находитесь под дьявольским наваждением, – сказал он. – Самая большая хитрость Сатаны заключается в том, чтобы заставить отрицать не только свое влияние на земные дела, но даже свое существование. А что вы сказали бы, если бы я вам показал, как осуществляется то, о чем сказано в «Протоколах», как повсюду появляется таинственный знак близкого Антихриста, как повсюду ощущается грядущее пришествие его Царствия?»
   Сергей Александрович поднялся, и все мы прошли в его кабинет. Он взял свою книгу и папку, принес из своей комнаты сундучок, который позже я назвал «Музеем Антихриста». Он снова принялся читать куски из своей книги и материалы, приготовленные для ее издания. Нилус читал все, что могло выразить эсхатологические ожидания современного христианства: сновидения митрополита Филарета, цитаты из энциклики Пия X, предсказания святого Серафима и римско-католических святых, фрагменты из Ибсена, Соловьева и Мережковского.
   Чтение это продолжалось очень долго.
   Затем Нилус перешел к «вещественным доказательствам». Он открыл свой сундучок. В нем в неописуемом беспорядке находились пристегивающиеся воротнички, калоши, предметы домашнего обихода, значки различных технических школ, даже вензель императрицы Александры Федоровны и крест ордена Почетного легиона. На всех этих предметах воображение рисовало Нилусу «Антихристову печать» в форме треугольника или двух наложенных друг на друга треугольников.
   Не говоря о калошах рижской фабрики «Треугольник», сочетание двух стилизованных заглавных букв «А» и «θ» (фита), образующее вензель царствующей императрицы, а также пятиконечный крест Почетного легиона воспринимались в воспаленном сознании Нилуса как два скрещенных треугольника – знак Антихриста и печать Сионских мудрецов. Достаточно было наличия на каком-то предмете даже нечеткого изображения треугольника, чтобы он попал в его музей. Почти все эти наблюдения вошли в его издание «Протоколов» 1911 года.
   С волнением и беспокойством, которые усиливались под воздействием какого-то мистического страха, мой собеседник объяснил мне, что знак «Сына беззакония» все осквернил, он горит даже на рисунках, украшающих церкви, и даже на орнаменте великой иконы, установленной за престолом скитской церкви. Я почувствовал какой-то ужас.
   Близилась полночь. Взгляд Нилуса, его голос, его жесты, похожие на машинальные, – все это создавало ощущение того, что мы движемся по краю пропасти, что нужен еще лишь миг, и его рассудок растворится в безумии.
   Произошел психологически очень любопытный факт.
   Я старался успокоить С.А. Нилуса, доказать ему, что в самих «Протоколах» не идет речь об этом зловещем знаке, поэтому между ними нет никакой связи. Я пытался убедить его в том, что он ничего не открыл, ибо названный знак был замечен во всех работах по оккультизму, начиная с Гермеса Трисмегиста и Парацельса, которые не были «Сионскими мудрецами», и кончая нашими современниками, Папюсом, Станиславом де Гаита и другими, которые не были евреями. К тому же пресловутый «знак Антихриста» не содержал в себе ничего антихристианского, выражая сошествие Божественного в Человеческое и вознесение Человеческого в Божественное. Сергей Александрович лихорадочно реагировал на мои аргументы, и вскоре я понял, что моя попытка образумить его, отнюдь не достигнув цели, лишь до предела обострила его болезненные чувства.
   Через несколько дней он послал в Москву, в книжный магазин Готье, большой заказ на работы по герметизму, а два года спустя, в 1911 г., вышло в свет третье издание[109] «Протоколов», содержащее новые данные, взятые из оккультизма, и примеры, заимствованные у названных авторов. На обложке, под новым названием – «Близ грядущего Антихриста и царство дьявола на земле» – была помещена карта с изображением короля для игры в таро с надписью: «Вот он, Антихрист!»
   Таким образом, фигурировал даже его портрет.
   Я завершу эту главу, описав две черты, которые довольно четко характеризуют личность С.А. Нилуса.
   В 1909 г., во время моего пребывания в Оптиной пустыни, в Санкт-Петербурге проходил судебный процесс над государственным советником Лопухиным, бывшим директором полицейского департамента. Непроизвольно перед взорами любопытной публики открывались полицейские недра старого режима. Я спросил у Нилуса, напомнив ему то, что когда-то слышал о «генерале Рачковском»:
   «Не думаете ли вы, Сергей Александрович, что какой-нибудь Азеф смог обмануть генерала Рачковского и что вы производите опыты с фальшивкой?»
   «Вы знаете, – ответил он, – мои самые любимые слова, сказанные апостолом Павлом: «Сила Божия в немощи человеческой совершается». Допустим, что «Протоколы» подложны. Но разве Господь не может через их посредство раскрыть готовящуюся несправедливость? Разве не пророчествовала Валаамова ослица? Разве Господь, ради нашей веры, не может превратить собачьи кости в чудотворные мощи? И он, следовательно, может устами лжеца вещать истину!»
   В июне – июле 1909 г. русская печать сообщила о второй революции младотурков. Армия Махмуда Шефкета-паши приближалась к Константинополю. Однажды я зашел к Сергею Александровичу и увидел его в необыкновенном возбуждении. Перед ним была развернута карта Европы, приложение к журналу «Русское знамя», о которой идет речь во французском издании «Протоколов» (с. 128)[110]. На этой карте был изображен ползучий змей и начерчен его исторический путь через государства Европы. Константинополь был на этом пути последним этапом перед Иерусалимом.
   Я спросил у Сергея Александровича: “Что случилось”?
   “Голова змея приближается к Константинополю”, – ответил он.
   Затем С.А. Нилус отправился в церковь, чтобы заказать искупительную службу, умолить Бога даровать победу султану Абдул-Хамиду. Дежуривший на той неделе священник отказался славить его как слугу Божьего. Нилус пошел жаловаться старцу Варсонофию, которому пришлось, впрочем совершенно напрасно, приложить большие усилия, чтобы убедить Сергея Александровича в том, что «Кровавый султан» получал справедливое наказание за избиения христиан и за преследования наших единоверцев. Однако Сергей Александрович отнюдь не успокоился и возвратился, охваченный великим гневом и по-настоящему возмущенный доводами старца.

III. Как С.А. Нилус издал «Протоколы»

   Приступая к изложению моих воспоминаний о С.А. Нилусе и о «Протоколах сионских мудрецов», я понимал, что данные, которые у меня имеются, являются лишь материалами для тех людей, которые, опираясь на прояснение всех сторон проблемы, смогут решить вопрос о происхождении «Протоколов». Вот почему я твердо решил не вступать в полемику ни с французским издателем, ни с органами печати, занимавшимися этим вопросом.
   Однако прежде чем описывать переплетение обстоятельств, сделавшее С.А. Нилуса обладателем «Протоколов», я хочу обратить внимание читателя на одну особенность издания 1917 г., которую обнаружил монсеньор Жуэн. Я имею в виду заявление С.А. Нилуса о том, что рукопись ему якобы передал предводитель дворянства Алексей Николаевич Сухотин[111]. Эта версия противоречит другому заявлению, которое сделал мне Сергей Александрович: в соответствии с ним рукопись получила от Рачковского госпожа К. Будучи знакомым с личной жизнью Нилуса, я очень хорошо понимал, что он не мог назвать читающей публике имя этой таинственной дамы, которая упоминалась в его книгах.
   Я далек от мысли о том, что А.Н. Сухотин является каким-то мифическим персонажем, но я убежден в том, что он был посредником, курьером, которому мадам К., находившаяся тогда во Франции, поручила передать драгоценный манускрипт С.А. Нилусу, уже возвратившемуся в Россию. Из-за соображений личного порядка Сухотин стал ширмой, скрывавшей от читателей таинственную даму, госпожу К.
   Что касается передачи рукописи, то она произошла при следующих обстоятельствах.
   В 1900 г. Сергей Александрович Нилус, полностью разорившийся, возвратился в Россию обращенным. Он стал путешествовать, точнее, странствовать из одного монастыря в другой, иногда питаясь лишь освященными хлебцами. Именно тогда он написал «Великое в малом»[112]; это сочинение благодаря помощи архимандрита (затем епископа и архиепископа Вологодского Никона) было напечатано в журналы «Троицкие листки» в Сергиевом Посаде (70 верст от Москвы), а затем вышло отдельной брошюрой.
   На выход этой маленькой книжки, описывающей обращение интеллектуала-атеиста и процесс мистического возрождения, откликнулись директор «Московских новостей» Лев Тихомиров, обращенный русский революционер[113], архимандрит Никон (на страницах московской «Религиозной недели»). Отзывы благонамеренной прессы дошли до великой княгини Елизаветы Федоровны, которую заинтересовал автор книжки. Елизавета Федоровна всегда боролась против авантюристов-мистиков, окружавших Николая II, и особенно против влияния лионского магнетизера Филиппа[114]. Она не любила духовника их Величеств, протопресвитера Янышева, который не смог оградить царя от вредных мистических влияний. Великая княгиня полагала, что С.А. Нилус как русский православный христианин-мистик мог бы благотворно воздействовать на царя.
   Генерал-майор Михаил Петрович Степанов, брат Филиппа Петровича Степанова, прокурора отделения Синода в Москве и дальнего родственника семьи Озеровых, был привязан к личности Елизаветы Федоровны, которая полностью ему доверяла, так что он сохранил связи с ней даже тогда, когда великая княгиня приняла монашество. Именно благодаря его посредничеству Сергей Александрович был послан в Царское Село и представлен фрейлине Елене Александровне. Это происходило в 1901 г.
   Когда Сергей Александрович уезжал из Франции, он оставил в Париже очень близкую к нему особу, госпожу К. Эта несчастная женщина, потерявшая почти все свое состояние, удрученная разлукой, склонилась к мистицизму и заинтересовалась маленькими оккультистскими кружками, существовавшими в Париже. Как кажется, именно в этих обстоятельствах она получила от Рачковского, также посещавшего оккультистские собрания, рукопись «Протоколов сионских мудрецов», которую переслала Нилусу.
   Весьма вероятно, что Рачковский, как рассказывали, стремился в тот момент разрушить влияние Филиппа на Николая II; узнав о роли, предназначавшейся С.А. Нилусу, Рачковский захотел воспользоваться этим обстоятельством для того, чтобы окончательно устранить Филиппа и обеспечить себе расположение нового фаворита. Как бы то ни было, когда в 1901 г. С.А. Нилус приехал в Царское Село, «Протоколы» уже находились в его распоряжении.
   С.А. Нилус произвел сильное впечатление на Е.А. Озерову и на дворцовую группку, враждебную Филиппу. Именно благодаря помощи этих лиц Нилус выпустил в свет в 1902 г. первое издание «Протоколов», вошедших в качестве приложения в переделанный текст брошюры о собственных религиозных опытах. Книга появилась под названием «Великое в малом, и Антихрист как близкая политическая возможность»[115].
   Книгу представили тогда императрице и царю.
   Одновременно, в связи с кампанией, которая велась против Филиппа, его противники задумали следующую комбинацию: брак С.А. Нилуса и Е.А. Озеровой, его рукоположение и представление императору, духовником которого он бы стал. Дело шло так гладко, что Нилус уже заказал себе священническое платье.
   Вспоминаю, что весной 1909 г. на проветривание выставили различную одежду, и там можно было заметить сутаны Нилуса, сшитые в 1902 г.
   Однако партии Филиппа удалось отразить удар, сообщив духовным властям о каноническом препятствии рукоположению Нилуса; это препятствие, природа которого мне была известна, воспрепятствовало рукоположению С.А. Нилуса.
   После этого Нилус оказался в немилости, был вынужден покинуть Царское Село. Снова ему пришлось кочевать из одного монастыря в другой, не имея никаких средств, кроме скудных гонораров за сотрудничество в «Троицких листках». Брак с Е.А. Озеровой был невозможен, ибо она жила лишь на пенсию, связанную с ее нахождением при дворе и с дипломатической службой ее покойного батюшки, пенсию, выплата которой прекратилась, если бы ее получательница вышла замуж.
   В 1905 г. Филипп, враждебно относившийся к Нилусу, уже потерял свое влияние. Друзья Е.А. Озеровой при дворе добились от Николая II императорского согласия на сохранение за ней права на получение пенсии даже в случае ее замужества. И тогда же благодаря усилиям Е.А. Озеровой вышло в свет второе издание «Протоколов», с новыми материалами о святом Серафиме Саровском. Вспоминаю, что эта книга имела измененное название, она появилась в Царском Селе и, как кажется, печаталась под покровительством местного общества Красного Креста, с которым была связана Е.А. Озерова[116].
   С.А. Нилус женился на Е.А. Озеровой, но каноническое препятствие, о котором шла речь выше, оставалось в силе, и невозможно было помышлять о священническом сане или каком-то духовном влиянии на царя. К тому же С.А. Нилус был человеком слишком простым и слишком грубым, чтобы оказывать продолжительное влияние на царя, и я даже сомневаюсь, что у Нилуса имелось такое желание.
   После свадьбы супруги Нилус навсегда покинули Царское Село и Санкт-Петербург; первоначально они жили рядом с Валдайским монастырем, а затем, в 1907 г., обосновались рядом с Оптиной пустынью, где я с ними и встретился в 1909 г.
   Как я уже говорил, образ жизни семейства отличался самой большой простотой, и пенсия в шесть тысяч рублей, которую получала Елена Александровна, в значительной своей части шла на содержание странников, слабоумных и калек, находивших приют в их доме. И здесь же поселилась после своего окончательного разорения больная госпожа К., благодаря которой увидели свет, наделали столько шума и причинили столько вреда «Протоколы сионских мудрецов», замечательное открытие «генерала Рачковского».

IV. Русская церковь, русское общественное мнение и «Сионские протоколы»

   Два первых издания «Протоколов» (1902–1905)[117] прошли полностью незамеченными. Мне кажется, что только в 1907 г. Л. Тихомиров откликнулся на их появление, поместив в «Московских ведомостях» редакционную статью эсхатологического характера под заголовком «Ганнибал у ворот». Быть может, поводом для ее написания стало издание Бутми, появившееся в 1907 г.[118]