Страница:
Атари поднялся по лестнице, сопровождаемый могучим топотом шести десятков пар ног и вошел в покои гостя.
Старший Брат сидел в кресле, смотрел на лес, и по случаю жары обмахиваясь легкомысленным веером, украшенным изображение водопада на Фосском ручье. Такие веера были в моде у Братьев до тех пор, пока на ручье не поселился Отшельник и не отбил у праздношатающихся ремесленников любоваться водопадами. За то время, пока хозяина не было, он успел подумать о многом, и теперь в его голове теснились некие мысли. Он готов был повернуть дело так, что бы из оплошности Дьявола проистекла бы польза для Братства.
— Он согласился? — спросил Амаха, едва Атари показался в дверях.
Брат Атари опустился в глубокое кресло.
— Конечно. Ведь я говорил, что по-другому не будет.
— Твой авторитет у этого безбожника так велик? Или это страх перед нами?
Брат Атари отрицательно качнул головой.
— К сожалению ни то, ни другое.
Он дотянулся до веера и медленно раскрыл его, скрывая лицо. То, что гость считал оконченным, таковым еще не было. Он не мог позволить себе расслабиться. Его разговор еще не окончился.
— К счастью для нас он не испытывает страха. Им сейчас движут два чувства — желание сбежать от нас и разожженное мной любопытство.
Брат Амаха понимающе кивнул. Бесстрашие безбожника перед гневом Божьим было вполне объяснимо. Не понятной, правда, оставалось побудительная причина. В бескорыстии врагов Веры Старший Брат давно разуверился.
— Но, наверное, пришлось что-нибудь все-таки пообещать нечестивцу? Не верю я в такое вот внезапное раскаяние и желание помочь Братству…
Хозяин кивнул, одобряя проницательность гостя.
— Я пообещал ему свободу и нашу снисходительность.
Старший Брат Амаха поморщился слегка. По его мнению, обещано было слишком много. Даже если глава общины и не собирался выполнять обещанное, все равно можно было бы пообещать и поменьше.
— И что он?
— Не думаю, что он во все это поверил.
Хозяин замолчал, сосредоточенно сдвинув брови.
— А ты действительно собираешься отпустить его, когда он вернуться?
— Отпустить? — брови Старшего Брата Атари взлетели вверх. — С чего ты взял? Место грешника либо в аду, либо в уздилище.
— Да-да-да, — вновь одобрительно покивал головой брат Амаха. Он был рад, что не ошибся в брате Атари. Брат по Вере оказался далеко не дураком и верно понимал свои обязанности перед Братством. — Ты прав. Грех надо осуждать, а грешника — наказывать. Это единственно верный путь к благости… Особенно если, идя этим путем, и Братство может извлечь выгоду из исправления грешника….
Старший Брат Атари промолчал и только вопросительно сощурил глаза. Гость, похоже, и сам поворачивал в нужную сторону.
Хоть жара не располагала к ведению беседы, но, тем не менее, брат Амаха не смог удержаться и заговорил о том, что его в данную минуту интересовало больше всего.
— Скажи-ка, брат, каковы твои отношения с эркмассом? Имеешь ли ты влияние на этого грешника?
Брат Атари усмехнулся.
— Мне кажется, мы думаем об одном и том же.
— Возможно. Скажи, в таком случае, о чем думаешь ты.
Атари не спешил открыться и ответил уклончиво. Произнесенные слова ни к чему его не обязывали.
— Я думаю о том, как увеличить богатство и силу Братства.
— Ты прав, — живо отозвался брат Амаха. — Я думаю о том же. А как ты себе это представляешь?
Брат Атари не ответил. Глядя в окно, он думал, до какого предела он может положиться на брата Амаху в задуманном им щекотливом деле.
Перспективы, открывающиеся в случае выполнения плана, открывались ослепительные, но провернуть его в одиночку он был не в состоянии. Ему нужна была помощь в столице.
— Ты уснул? — подал голос брат Амаха.
— Нет, — отозвался Атари, — я думаю. Я думаю о мудрости Кархи, дающего в руки немногих возможность оказать Братству услуги, и об их судьбе.
— Эти люди избранны Богом и судьба их достойна зависти, — твердо ответил Брат Амаха, — ибо на них изольется щедрость Кархи и Братства!
— Ты в этом уверен? — быстро спросил хозяин.
— Иначе не может быть! — категорично заявил брат Амаха.
— Хотел бы я разделить твою уверенность, — вздохнул Атари. После недолгого молчания, когда каждый обдумывал сказанное, отыскивая в словах собеседника скрытый смысл, гость мягко потребовал:
— Я вижу, у тебя опять есть и план и люди. Расскажи-ка мне о нем!
— План? — переспросил Атари, все еще колеблясь. — Нет. Пока это только отдельные мысли. А что касается людей, то они действительно есть. Это ты и я.
Старший Брат Амаха поднялся, бросив веер. Прислонившись спиной к прохладной стене, сказал.
— Ну, ну, смелее, брат мой.
Старший Брат колебался недолго. Он знал, что такое счастливый случай и знал, что эти случаи нельзя упускать — они не имели привычки возвращаться. Упущенная удача не ходила кругами, как взбесившаяся рыба, в ожидании, когда на нее обратят внимание, а норовила подплыть к кому-нибудь другому и предложить себя кому-то более расторопному. Он чувствовал, что именно сейчас она уже махала хвостом, что бы уплыть в другие руки.
— Я знаю эркмасса, — начал Атари. — Он мыслит категориями главаря провинциального отряда наемников: сила, сила и еще раз сила. Он будет посылать в лес лазутчиков и войска. Ничего другого ему в голову прийти не может. И продолжаться это будет до тех пор, пока он не смириться с этим.
Старший Брат Атари поднял вверх палец, подчеркивая важность сказанного.
— Когда же это время наступит, нам нужно будет убедить его в бесцельности борьбы с Дьяволом с помощью военной силы.
Гость наклонился вперед и понизил голос.
— Все-таки с Дьяволом?
— Именно с Дьяволом. Я не знаю, что там будет на самом деле, но эркмасс должен думать именно так! И именно так должен будет доложить обо всем Императору. Иначе упрямство его утроиться и дело кончиться войной с неведомыми захватчиками. В любом случае, кто бы там ни был, нам проще будет договориться с ними, нежели этому солдафону.
Он заходил по комнате, размышляя в слух:
— Я думаю в этом случае, нам удастся убедить Императора передать Дурбанский лес Братству. Для борьбы с нечистым, разумеется. А когда это произойдет… Когда на документе будет стоять Императорская печать…
Он вздохнул.
— Я буду считать, что наш план реализовался полной мерой.
Слушая хозяина, брат Амаха задумчиво теребил кисточку веера. Когда тот умолк он спросил:
— Это возможно?
— В этом мире, к счастью, возможно все. Разумеется, если есть достаточно сильное желание. А уж если желание подкреплено возможностями…
И гость, и хозяин отлично знали, что может Братство.
— Это будет тонкая игра.. — мечтательно сказал брат Амаха. — Придется обращаться в Имперский Совет, или даже….
Он поднял палец вверх.
— Разумеется. Зато, какую награду можно получить в результате!
Они переглянулись уже как соучастники, взявшиеся за одно дело. Лицо брата Амахи вдруг сделалось серьезным.
— Но мы сами должны знать правду. Мы должны знать то, что там твориться на самом деле и что никогда и не при каких обстоятельствах не узнает ни эркмасс, ни Император.
Они понимали друг друга.
— Конечно. Поэтому все то, что узнает безбожник не должно уйти дальше наших ушей.
В раздумье Амаха подошел к окну посмотрел на лес, на монахов, поднимавших пыль во дворе монастыря, и сказал, подводя итог:
— Что нужно Братству, то нужно и нам.
Подняв светильник выше головы, брат Така первым шагнул в темноту, жестом приглашая следовать за собой Старшего Брата. Атари шагнул следом и уже на правах хорошего хозяина по-свойски, за рукав, потянул внутрь Шумона.
Запах кожи и слежавшейся материи заполнял келью так плотно, что казалось, неизбежно должен был просачиваться сквозь каменные стены к соседям.
Горло у Шумона перехватило, он закашлялся и, морщась, стал оглядываться.
Сапоги и плащи, что лежали тут поменяли за свою жизнь не одного хозяина. Шумон представил, сколько людей таскало это на себе, и передернул плечами. Словно прочитав его мысли, брат Атари улыбнулся.
— Не нравится?
Шумон не стал скрывать своих чувств.
— Нет.
— Это не для тебя, — успокоил его монах.
— А зачем тебе это… Ну, чтоб я ушел отсюда как паломник?
— Потому что из монастыря должны уйти монах и паломник. А ты пока на него не похож…
Их темноты появился брат Така. В одной руке он держал сапоги, а на другой висел плащ. Не новый, но чистый и свежий.
— Это мой, — объяснил Атари.
— Высокая честь для меня, — съязвил Шумон.
— Ничего, отработаешь, — отозвался монах и повернулся к Младшему Брату. — Шляпу…
— В лесу? — с сомнением отозвался монах.
— Именно. Чтоб никто не подумал, что вы идете в лес…
Брат Така кивнул и опять скрылся в темноте. Его шаги удалились, в темноте заскрипела еще одна дверь.
— У меня есть несколько слов только для твоих ушей, — негромко сказал Атари. Он снял с шеи и ожерелье с двумя фигурками и одел на шею Шумону.
— Мне это не поможет, — серьезно сказал безбожник, узнав оберег. — Отдай лучше своему монаху…
— Поможет. Не так, как ты думаешь, но поможет.
В темноте что-то заскрипело и с шелестом посыпалось на пол. Атари оглянулся и придвинулся ближе к безбожнику.
— Я вот о чем… Я не знаю, что вы там найдете, но вполне может случиться, что брату Таке все станет ясно, раньше чем тебе…
Шумон оглянулся. Монах за стеной что-то перекладывал с места на место.
— По-моему он и сейчас уже все знает…
— Да. Он проще, и суждения у него несложные. Потому-то я и говорю с тобой без него. Возможно, что получится так, что он захочет вернуться в Гэйль раньше, чем ты выяснишь там все для себя. Если ты посчитаешь, что нужно остаться….
Шумон усмехнулся.
— Для того, что выяснить все окончательно, — невозмутимо продолжил монах. — Тогда покажи ему это ожерелье и скажи, что твое желание — это мое желание. Он поймет.
Экс-библиотекарь пожал плечами и всем видом своим показывая, что идет на нешуточную уступку, спрятал ожерелье под одежу.
По распоряжению главы общины к нему по очереди привели лазутчиков и Шумон почти пол ночи слушал их россказни о несметном числе нечисти, невесть откуда появляющейся и неизвестно куда исчезающей, о личной святости лазутчиков, уберегшей их от несчастий.
Рассказы их были похожи друг на друга, и вскоре он сам уже подсказывал монахам и солдатам, что произошло вслед за тем-то и тем-то.
Не поленившись, Шумон все-таки выслушал их всех и уселся думать.
Как не крутил он в голове рассказы монастырских героев об их приключениях, выходила явная несуразица. Существо, обладающее согласно догматам Братства возможностью творить ничем неограниченное зло действовало на редкость неумело и даже добродушно. Только этим можно было объяснить, что среди героев не было ни одной жертвы! Ни одной! Никто не потерял не то, что души — а даже руки или ноги. Все осталось при них.
Все как один возвращались в город целыми и невредимыми — исцарапанные, перепуганные, но целые. Только один ухитрился сломать ногу, да и то по собственной глупости. Дело там обошлось без Пеговых помощников и их злых козней. Да и этот случай с одноногим героем скорее вызывал удивление, чем восхищение его смелостью. Не было ни погони, со щелкающими за спиной зубами, ни преследования, ни удивительных чудес и знамений. Просто бежал человек, да споткнулся. Да и споткнулся-то он уже подбегая к Гэйлю, на глазах у братии. Может быть, споткнись он тремя-четырьмя поприщами раньше, рассказ получился бы совсем другой, более красочный. Появилась бы в нем и схватка с самим Пегой и соблазнение большими деньгами и заморскими принцессами (бродили такие рассказы в народе после Саарского инцидента, бродили…) и грозный отказ от всех предложений и посрамление врага рода человеческого, и удачное бегство на одной ноге, но все вышло, как вышло, и приврать монах не решился.
Слов было сказано много, но пользы из разговоров Шумон не извлек.
Оставались еще, правда охотники и ловчие, что первыми вышли из леса, но разговоры с ними безбожник отложил на следующий день. Эти должны были не только рассказать о том, что видели своими глазами, но и о Дурбанском лесе и Замских болотах.
Постояв несколько минут на солнце, он подошел к воротам, перед которыми его ждал брат Така.
Вчерашней мрачности на его лицо не было, хотя и дружелюбным его назвать он не решился бы.
— Здравствуй, брат!
— Черт тебе брат, — угрюмо ответил монах. Шумон на секунду задумался.
— Ну, здравствуй друг.
— Черт тебе друг.
— Нда-а-а-а, — озадаченно протянул Шумон. — Сердит ты приятель.
— Черт тебе приятель, — монотонно ответил монах. Шумон понял, что любое обращение его к монаху у того есть готовый ответ.
— А вот Старший Брат обещал, что мне с тобой веселее будет.
— На кол бы тебя, для всеобщего веселья, — злорадно сказал монах.
Младший Брат Така чувствовал себя униженным поручением Старшего Брата Атари. Обида переполняла его. Будущее рисовалось темным и неопределенным. Единственным светлым пятном в нем было обещание Старшего Брата сделать его по возвращении в монастырь Средним Братом.
В очередной раз вспомнив об этом он подумал, светлея лицом:
«Нет, братья, есть на этом свете польза и от безбожников, есть…»
Понимая, что твориться в душе у монаха, и оттого сочувственно улыбаясь, Шумон все же был настроен решительно — он хотел, как можно скорее уйти в лес, подальше от гостеприимства Старшего Брата. Была бы его воля, он на руках отнес бы Младшего Брата к городским воротам, но, увы…. Монах казался неподъемным.
— Сколь странен мир, — сказал тогда экс-библиотекарь, разглядывая спутника. — Безбожник стремится умножить славу Братства, а Младший Брат сидит в праздности и ругается!
Укор не подействовал. Монах даже не пошевелился. На его лице, хранившем вид оскорбленной добродетели, ничего не дрогнуло. Шумону показалось даже, что тот вовсе и не слушает его. Оглянувшись, он увидел башенки монастырской тюрьмы, что поднимались над стеной, вспомнил сырость каземата и невольно поежился. Каждое мгновение, что не отдаляло его от этой скорбной обители, он считал напрасно прошедшим. Тем более, что Старший Брат вполне мог и передумать.
Поняв, что монаха так просто сдвинуть с места не удастся, он зашел с другого бока.
— Между прочим, твоя задница не лучшая подпорка для этих ворот, — сообщил он ему. Младший Брат только плечом повел — не хватало еще выговора от безбожника выслушивать.
— Хотя, это твое дело. Можешь подпирать их и дальше, а я пошел. Так и передай Старшему Брату: «Ушел, мол, в лес Шумон. Велел добром поминать. Обещал вернуться».
Услышав это, а главное, увидев, что Шумон действительно направился прочь от монастыря, брат Така живо сбросил одолевавшую его меланхолию.
— Стой, безбожник! — крикнул он удаляющейся спине. Тот остановился, дружелюбно глядя на насупившегося монаха.
— Так. Как ты ко мне будешь обращаться, мы определились. А я, с твоего, конечно разрешения, буду обращаться к тебе по-прежнему — брат Така. Не возражаешь?
У монаха было, чем возразить, но безбожник, не дожидаясь возражений, пошел дальше.
Идти к болоту теми дорогами, которыми уже ходили Братья и наёмники эркмасса Шумон не хотел. Чтобы он там не встретил, повторять их дорогу не имело смысла. Он решил идти своей дорогой, благо Старший Брат не настаивал на каком-то конкретном пути. Атари было важно, чтоб они дошли, и возможно он считал, что извращенная логика безбожника поможет там, где не могла помочь искренняя вера. Единственное на чем настаивал монах, так это на том, что они должны были найти малый охотничий домик эркмасса и часовню при нем.
— От дьявола она вас защитит, а уж от альригийцев сами поберегитесь! — напутствовал их Старший Брат. — Кто знает, что там еще бродит…
Предстояло как можно скорее выяснить как можно больше о том, что представляет собой Дурбанский лес, а особенно те его части, что лежат в стороне от Большой дороги. Помочь им разобраться в этом мог только кто-нибудь из ловчих или охотников за драконами.
Старший Брат рекомендовал Шумону найти охотника Хилкмерина, который теперь, когда лес стал недоступен, дни и ночи проводил в харчевне «Под хвостом дракона».
В это время возле харчевни было малолюдно и тихо. Лошади у коновязи изредка ржали и били копытами в стену соседнего дома. Из открытой двери тянуло запахом свежего хлеба и пива.
Хилкмерина они увидели сразу, как только вошли. Они лежали рядом — он и его широкополая шляпа с украшениями из чешуи дракона. Три пустых кувшина из-под местного вина объясняли причину неподвижности старого охотника. Шумон в нерешительности застыл, разглядывая, уткнувшегося лицом в объедки охотника и раздумывал, как быть дальше.
— Это он? — спросил Младший Брат, одобрительно разглядывая неподвижное тело. Взгляд монаха говорил том, что нынешнее состояние охотника знакомо ему самому до тонкостей и что он молча переживает этот приятный момент вместе с ним.
— Он, — с досадой ответил Шумон. Безбожник не был суеверен, но такое начало не предвещало ничего хорошего. Вряд ли сейчас старый охотник был разговорчивее своей шляпы, а как раз разговор с ним и интересовал Шумона более всего. Ждать, когда старый охотник проспится, и терять из-за этого еще один день Шумону не хотелось. Задерживаться в городе еще на сутки, рискуя вновь испытать гостеприимство брата Атари, он никак не улыбалось. Выход нашел брат Така.
— Эй, хозяин! — зычно крикнул он. Хозяин вышел из-за стойки и, в знак уважения, подошел к монаху.
Приподняв голову Хилкмерина за волосы, он спросил:
— Он давно у тебя?
— Нет, только спустился, — хозяин показал рукой вверх, где были жилые комнаты постояльцев. Монах довольно кивнул.
— Когда успел? — в отчаянии пробормотал Шумон. Монах отвечать не стал. Умный бы спрашивать не стал, а дураку, как не ответь, он все не поймет.
— Тебе заплачено?
— Да.
Брат Така оглянулся на столы, выбирая, чем тут можно поживиться. В воздухе промелькнул запах жареной птицы.
— Тогда дай нам два кувшина вина и курицу.
Он не стал раздумывать как Шумон над тем, что нужно делать. Ощущая состояние охотника как свое, он отлично знал, как ему его из него вывести. Монах подхватил Хилкмерина на плечо и двинулся к двери. Шумон словно лодка за большим кораблем пошел следом. У порога их нагнал хозяин с корзиной. Руки у брата Таки были заняты и её пришлось взять экс-библиотекарю. Выйдя из дверей харчевни Брат Така покрутил головой, что-то отыскивая, скомандовал:
— Бреди за мной, греховное семя…
Сквозь кусты, росшие левее харчевни, они вышли на берег протоки. Брат Така снял все еще спящего охотника с плеча и, поудобнее устроившись на камне, начал макать его в воду.
После первого окунания Хилкмерин проснулся. Как положено в таких случаях он заорал, попытался вырваться, но монах перехватил его половчее и продолжил экзекуцию.
Хилкмерин хлебал воду.
Через некоторое время он перестал орать, так как брат Така вынимал его из воды все реже и реже и тех мгновений, что старый охотник был на воздухе, ему едва хватало на то, чтобы вздохнуть. Когда он перестал кричать и начал дергаться, брат Така поднял его и перевернул вверх ногами. Изо рта охотника хлынула вода и брань. Он кашлял, шумно извергая из себя потоки воды пополам с вином, а воздух выходил из него руганью и нечленораздельными проклятьями.
— Что же ты делаешь, ногой тебя в грудь!!?
Слова выблевывались вместе с водой, тиной и пузырьками воздуха. Намокшая борода падала на лицо, и Хилкмерин безуспешно отбрасывал ее нетвердой еще рукой. Брат Така приподнял его над водой так, чтоб можно было заглянуть в лицо. Глаза охотника вращались в орбитах, словно жили сами по себе, но каждый смотрел вполне осмысленно.
— Ожил, — довольно сказал монах, — говорить способен. Спрашивай, что хотел.
Он аккуратно поставил охотника на ноги и даже отряхнул водоросли, прилипшие к одежде. Однако вместо делового разговора, в ответ на такую заботу со стороны Братства, старик закатил скандал, требуя от них денег за три кувшина вина, которые он выпил. Вцепившись в рясу Младшего Брата, он взывал к его совести:
— Девять монет! Кто мне их вернет, ногой тебя в грудь? Я платил деньги за вино, а ты наполнил меня водой, словно я коровье вымя!
— Не до конца отрезвел, — озабоченно сказал брат Така Шумону, услышав про вымя. — Заговаривается. Видать, всосаться успело.
— Это я не протрезвел, ногой тебя в грудь? — зашелся Хилкмерин, безуспешно пытаясь трясти Младшего Брата. — Я трезв как ребенок!
Устав от шума брат Така легко поднял охотника и тряхнул. Зубы охотника лязгнули.
— Не зуди, мирянин, а то еще окуну.
Хилкмерин умолк, даже с полупьяну понимая, что монах легко выполнит угрозу. Воспользовавшись этим, Шумон убрал кнут и пустил в ход пряник:
— У нас есть два кувшина вина. Один из них твой.
— Один? — возмущенно переспросил Хилкмерин, тараща глаза.
— Послушай, мирянин, — внушительно сказал брат Така. — Мы ждем от тебя помощи.
— Двоим за один кувшин? — упрямо переспросил охотник, для верности пересчитав их. Чувствуя его правоту в этой странной арифметике, Шумон хотел, было уступить, но Брат Така равнодушно сказал:
— Да, ты прав. У нас есть два кувшина.
Он демонстративно провел ладонью по запотевшему боку, смахивая влагу делавшую кувшины прохладно— матовыми.
— Но если ты не захочешь помочь нам, я оба разобью о твою голову. В этом случае оба кувшина станут твоими, но в твое брюхо попадет лишь несколько капель. А потом мы отведем тебя в монастырскую тюрьму. Выбирай…
Эти слова побудили охотника к сотрудничеству. Хилкмерин понял, что силой ничего не добьется.
— Что нужно вам от старого трезвого человека? — плаксиво и жалобно спросил он.
— Нам нужна дорога к Замским болотам.
Хилкмерин свистнул, тут же позабыв о своих слабостях.
— В лес идете, ногой вас в грудь? — Он вроде бы даже как-то воодушевился. — Дорога-то вон она. Проторена. По ней драконов возим.
— Сам знаешь, что теперь по ней идти — назад вернуться. Другой путь есть?
Хилкмерин почесался, ему очень хотелось потребовать вина, и он даже набрел в грудь воздуху, что бы это сделать, но монах, уловив его желание, качнул перед лицом кулаком и охотник махнул рукой.
— А ладно! Расскажу. Только что бы без обмана — оба кувшина. — Торопливо сказал он, уже ощущая, как вино смачивает горло, и как пальцы слипаются от жирного мяса.
Опасаясь, что они передумают Хилкмерин, разровняв песок прутиком, начал рисовать план Дурбанского леса и пути к Замским болотам. Шумон смотрел, как прутик бегает по песку, и время от времени спрашивал:
— Река? Так. А это что? Понятно. А сколько до нее?
Хилкмерин знал лес, и план получился подробный, а выпив вина и съев курицу, он еще более подобрел и костью начертил ту его часть, которой владели Альригийцы, находившуюся за Внешним Поясом Обороны.
— Туда лучше не ходите, — предупредил он их. — Ребята там крутые. Повесят за ноги, и спрашивать не будут, чего это вам там понадобилось.
— Ой ли? — весело спросил Шумон, довольный оборотом дела.
— Вот за ноги подвесят, тогда и ойкать будешь, — осадил его Хилкмерин. — Ты свою прыть поубавь. Дорогу-то знаешь да вот только пройдешь ли?
— Пройду, — уверенно сказал Шумон, — вон у меня какой заступник! — и он показал на брата Таку.
— А Пеговы помощники? — поинтересовался Хилкмерин. — Там, говорят, их видимо-невидимо? Куда ни плюнь — черт сидит!
— А молитва? — в тон ему ответил Шумон.
В силу молитвы старый охотник почему-то не верил и, покосившись на брата Таку, сказал:
— Так не всякого черта молитвой возьмешь.
— Кого молитвой не усмирим, того брат Така кулаком усовестит, — отшутился безбожник. Перспектива вернуться назад, в подземелье стремительно отдалялась.
Сердце его радостно стучало, губы сам собой улыбались. Задержки удалось избежать. Хоть сейчас они могли покинуть город, грозивший ему столькими бедами.
— Ну-ну, — хмыкнул Хилкмерин, неверно истолковавший улыбку экс-библиотекаря, — попробуй. Там черти кулаков не бояться. Зуппа вон, ножом одного ткнул со страху, и то ничего.
— Какой такой Зуппа? — сразу став серьезным, спросил Шумон.
— Как какой? Тот самый. Он один и есть. Младший ловчий в моей ватаге.
Старший Брат сидел в кресле, смотрел на лес, и по случаю жары обмахиваясь легкомысленным веером, украшенным изображение водопада на Фосском ручье. Такие веера были в моде у Братьев до тех пор, пока на ручье не поселился Отшельник и не отбил у праздношатающихся ремесленников любоваться водопадами. За то время, пока хозяина не было, он успел подумать о многом, и теперь в его голове теснились некие мысли. Он готов был повернуть дело так, что бы из оплошности Дьявола проистекла бы польза для Братства.
— Он согласился? — спросил Амаха, едва Атари показался в дверях.
Брат Атари опустился в глубокое кресло.
— Конечно. Ведь я говорил, что по-другому не будет.
— Твой авторитет у этого безбожника так велик? Или это страх перед нами?
Брат Атари отрицательно качнул головой.
— К сожалению ни то, ни другое.
Он дотянулся до веера и медленно раскрыл его, скрывая лицо. То, что гость считал оконченным, таковым еще не было. Он не мог позволить себе расслабиться. Его разговор еще не окончился.
— К счастью для нас он не испытывает страха. Им сейчас движут два чувства — желание сбежать от нас и разожженное мной любопытство.
Брат Амаха понимающе кивнул. Бесстрашие безбожника перед гневом Божьим было вполне объяснимо. Не понятной, правда, оставалось побудительная причина. В бескорыстии врагов Веры Старший Брат давно разуверился.
— Но, наверное, пришлось что-нибудь все-таки пообещать нечестивцу? Не верю я в такое вот внезапное раскаяние и желание помочь Братству…
Хозяин кивнул, одобряя проницательность гостя.
— Я пообещал ему свободу и нашу снисходительность.
Старший Брат Амаха поморщился слегка. По его мнению, обещано было слишком много. Даже если глава общины и не собирался выполнять обещанное, все равно можно было бы пообещать и поменьше.
— И что он?
— Не думаю, что он во все это поверил.
Хозяин замолчал, сосредоточенно сдвинув брови.
— А ты действительно собираешься отпустить его, когда он вернуться?
— Отпустить? — брови Старшего Брата Атари взлетели вверх. — С чего ты взял? Место грешника либо в аду, либо в уздилище.
— Да-да-да, — вновь одобрительно покивал головой брат Амаха. Он был рад, что не ошибся в брате Атари. Брат по Вере оказался далеко не дураком и верно понимал свои обязанности перед Братством. — Ты прав. Грех надо осуждать, а грешника — наказывать. Это единственно верный путь к благости… Особенно если, идя этим путем, и Братство может извлечь выгоду из исправления грешника….
Старший Брат Атари промолчал и только вопросительно сощурил глаза. Гость, похоже, и сам поворачивал в нужную сторону.
Хоть жара не располагала к ведению беседы, но, тем не менее, брат Амаха не смог удержаться и заговорил о том, что его в данную минуту интересовало больше всего.
— Скажи-ка, брат, каковы твои отношения с эркмассом? Имеешь ли ты влияние на этого грешника?
Брат Атари усмехнулся.
— Мне кажется, мы думаем об одном и том же.
— Возможно. Скажи, в таком случае, о чем думаешь ты.
Атари не спешил открыться и ответил уклончиво. Произнесенные слова ни к чему его не обязывали.
— Я думаю о том, как увеличить богатство и силу Братства.
— Ты прав, — живо отозвался брат Амаха. — Я думаю о том же. А как ты себе это представляешь?
Брат Атари не ответил. Глядя в окно, он думал, до какого предела он может положиться на брата Амаху в задуманном им щекотливом деле.
Перспективы, открывающиеся в случае выполнения плана, открывались ослепительные, но провернуть его в одиночку он был не в состоянии. Ему нужна была помощь в столице.
— Ты уснул? — подал голос брат Амаха.
— Нет, — отозвался Атари, — я думаю. Я думаю о мудрости Кархи, дающего в руки немногих возможность оказать Братству услуги, и об их судьбе.
— Эти люди избранны Богом и судьба их достойна зависти, — твердо ответил Брат Амаха, — ибо на них изольется щедрость Кархи и Братства!
— Ты в этом уверен? — быстро спросил хозяин.
— Иначе не может быть! — категорично заявил брат Амаха.
— Хотел бы я разделить твою уверенность, — вздохнул Атари. После недолгого молчания, когда каждый обдумывал сказанное, отыскивая в словах собеседника скрытый смысл, гость мягко потребовал:
— Я вижу, у тебя опять есть и план и люди. Расскажи-ка мне о нем!
— План? — переспросил Атари, все еще колеблясь. — Нет. Пока это только отдельные мысли. А что касается людей, то они действительно есть. Это ты и я.
Старший Брат Амаха поднялся, бросив веер. Прислонившись спиной к прохладной стене, сказал.
— Ну, ну, смелее, брат мой.
Старший Брат колебался недолго. Он знал, что такое счастливый случай и знал, что эти случаи нельзя упускать — они не имели привычки возвращаться. Упущенная удача не ходила кругами, как взбесившаяся рыба, в ожидании, когда на нее обратят внимание, а норовила подплыть к кому-нибудь другому и предложить себя кому-то более расторопному. Он чувствовал, что именно сейчас она уже махала хвостом, что бы уплыть в другие руки.
— Я знаю эркмасса, — начал Атари. — Он мыслит категориями главаря провинциального отряда наемников: сила, сила и еще раз сила. Он будет посылать в лес лазутчиков и войска. Ничего другого ему в голову прийти не может. И продолжаться это будет до тех пор, пока он не смириться с этим.
Старший Брат Атари поднял вверх палец, подчеркивая важность сказанного.
— Когда же это время наступит, нам нужно будет убедить его в бесцельности борьбы с Дьяволом с помощью военной силы.
Гость наклонился вперед и понизил голос.
— Все-таки с Дьяволом?
— Именно с Дьяволом. Я не знаю, что там будет на самом деле, но эркмасс должен думать именно так! И именно так должен будет доложить обо всем Императору. Иначе упрямство его утроиться и дело кончиться войной с неведомыми захватчиками. В любом случае, кто бы там ни был, нам проще будет договориться с ними, нежели этому солдафону.
Он заходил по комнате, размышляя в слух:
— Я думаю в этом случае, нам удастся убедить Императора передать Дурбанский лес Братству. Для борьбы с нечистым, разумеется. А когда это произойдет… Когда на документе будет стоять Императорская печать…
Он вздохнул.
— Я буду считать, что наш план реализовался полной мерой.
Слушая хозяина, брат Амаха задумчиво теребил кисточку веера. Когда тот умолк он спросил:
— Это возможно?
— В этом мире, к счастью, возможно все. Разумеется, если есть достаточно сильное желание. А уж если желание подкреплено возможностями…
И гость, и хозяин отлично знали, что может Братство.
— Это будет тонкая игра.. — мечтательно сказал брат Амаха. — Придется обращаться в Имперский Совет, или даже….
Он поднял палец вверх.
— Разумеется. Зато, какую награду можно получить в результате!
Они переглянулись уже как соучастники, взявшиеся за одно дело. Лицо брата Амахи вдруг сделалось серьезным.
— Но мы сами должны знать правду. Мы должны знать то, что там твориться на самом деле и что никогда и не при каких обстоятельствах не узнает ни эркмасс, ни Император.
Они понимали друг друга.
— Конечно. Поэтому все то, что узнает безбожник не должно уйти дальше наших ушей.
В раздумье Амаха подошел к окну посмотрел на лес, на монахов, поднимавших пыль во дворе монастыря, и сказал, подводя итог:
— Что нужно Братству, то нужно и нам.
Имперский город Гэйль.
Гэйльскй монастырь Братства.
Подвал.
Дверь, как ей и полагалось, заскрипела и отошла в сторону.Подняв светильник выше головы, брат Така первым шагнул в темноту, жестом приглашая следовать за собой Старшего Брата. Атари шагнул следом и уже на правах хорошего хозяина по-свойски, за рукав, потянул внутрь Шумона.
Запах кожи и слежавшейся материи заполнял келью так плотно, что казалось, неизбежно должен был просачиваться сквозь каменные стены к соседям.
Горло у Шумона перехватило, он закашлялся и, морщась, стал оглядываться.
Сапоги и плащи, что лежали тут поменяли за свою жизнь не одного хозяина. Шумон представил, сколько людей таскало это на себе, и передернул плечами. Словно прочитав его мысли, брат Атари улыбнулся.
— Не нравится?
Шумон не стал скрывать своих чувств.
— Нет.
— Это не для тебя, — успокоил его монах.
— А зачем тебе это… Ну, чтоб я ушел отсюда как паломник?
— Потому что из монастыря должны уйти монах и паломник. А ты пока на него не похож…
Их темноты появился брат Така. В одной руке он держал сапоги, а на другой висел плащ. Не новый, но чистый и свежий.
— Это мой, — объяснил Атари.
— Высокая честь для меня, — съязвил Шумон.
— Ничего, отработаешь, — отозвался монах и повернулся к Младшему Брату. — Шляпу…
— В лесу? — с сомнением отозвался монах.
— Именно. Чтоб никто не подумал, что вы идете в лес…
Брат Така кивнул и опять скрылся в темноте. Его шаги удалились, в темноте заскрипела еще одна дверь.
— У меня есть несколько слов только для твоих ушей, — негромко сказал Атари. Он снял с шеи и ожерелье с двумя фигурками и одел на шею Шумону.
— Мне это не поможет, — серьезно сказал безбожник, узнав оберег. — Отдай лучше своему монаху…
— Поможет. Не так, как ты думаешь, но поможет.
В темноте что-то заскрипело и с шелестом посыпалось на пол. Атари оглянулся и придвинулся ближе к безбожнику.
— Я вот о чем… Я не знаю, что вы там найдете, но вполне может случиться, что брату Таке все станет ясно, раньше чем тебе…
Шумон оглянулся. Монах за стеной что-то перекладывал с места на место.
— По-моему он и сейчас уже все знает…
— Да. Он проще, и суждения у него несложные. Потому-то я и говорю с тобой без него. Возможно, что получится так, что он захочет вернуться в Гэйль раньше, чем ты выяснишь там все для себя. Если ты посчитаешь, что нужно остаться….
Шумон усмехнулся.
— Для того, что выяснить все окончательно, — невозмутимо продолжил монах. — Тогда покажи ему это ожерелье и скажи, что твое желание — это мое желание. Он поймет.
Экс-библиотекарь пожал плечами и всем видом своим показывая, что идет на нешуточную уступку, спрятал ожерелье под одежу.
Имперский город Гэйль
Гэйльскй монастырь Братства.
Монастырский двор.
Выйдя утром на монастырский двор, Шумон с видимым удовольствием потянулся — эту ночь он провел с относительным комфортом и не в подземелье, а в одной из монастырских келий. После ухода Старшего Брата Атари его проводили в маленькую, скромно обставленную комнату, хоть и с зарешеченным окном, но зато сухую и с кроватью.По распоряжению главы общины к нему по очереди привели лазутчиков и Шумон почти пол ночи слушал их россказни о несметном числе нечисти, невесть откуда появляющейся и неизвестно куда исчезающей, о личной святости лазутчиков, уберегшей их от несчастий.
Рассказы их были похожи друг на друга, и вскоре он сам уже подсказывал монахам и солдатам, что произошло вслед за тем-то и тем-то.
Не поленившись, Шумон все-таки выслушал их всех и уселся думать.
Как не крутил он в голове рассказы монастырских героев об их приключениях, выходила явная несуразица. Существо, обладающее согласно догматам Братства возможностью творить ничем неограниченное зло действовало на редкость неумело и даже добродушно. Только этим можно было объяснить, что среди героев не было ни одной жертвы! Ни одной! Никто не потерял не то, что души — а даже руки или ноги. Все осталось при них.
Все как один возвращались в город целыми и невредимыми — исцарапанные, перепуганные, но целые. Только один ухитрился сломать ногу, да и то по собственной глупости. Дело там обошлось без Пеговых помощников и их злых козней. Да и этот случай с одноногим героем скорее вызывал удивление, чем восхищение его смелостью. Не было ни погони, со щелкающими за спиной зубами, ни преследования, ни удивительных чудес и знамений. Просто бежал человек, да споткнулся. Да и споткнулся-то он уже подбегая к Гэйлю, на глазах у братии. Может быть, споткнись он тремя-четырьмя поприщами раньше, рассказ получился бы совсем другой, более красочный. Появилась бы в нем и схватка с самим Пегой и соблазнение большими деньгами и заморскими принцессами (бродили такие рассказы в народе после Саарского инцидента, бродили…) и грозный отказ от всех предложений и посрамление врага рода человеческого, и удачное бегство на одной ноге, но все вышло, как вышло, и приврать монах не решился.
Слов было сказано много, но пользы из разговоров Шумон не извлек.
Оставались еще, правда охотники и ловчие, что первыми вышли из леса, но разговоры с ними безбожник отложил на следующий день. Эти должны были не только рассказать о том, что видели своими глазами, но и о Дурбанском лесе и Замских болотах.
Постояв несколько минут на солнце, он подошел к воротам, перед которыми его ждал брат Така.
Вчерашней мрачности на его лицо не было, хотя и дружелюбным его назвать он не решился бы.
— Здравствуй, брат!
— Черт тебе брат, — угрюмо ответил монах. Шумон на секунду задумался.
— Ну, здравствуй друг.
— Черт тебе друг.
— Нда-а-а-а, — озадаченно протянул Шумон. — Сердит ты приятель.
— Черт тебе приятель, — монотонно ответил монах. Шумон понял, что любое обращение его к монаху у того есть готовый ответ.
— А вот Старший Брат обещал, что мне с тобой веселее будет.
— На кол бы тебя, для всеобщего веселья, — злорадно сказал монах.
Младший Брат Така чувствовал себя униженным поручением Старшего Брата Атари. Обида переполняла его. Будущее рисовалось темным и неопределенным. Единственным светлым пятном в нем было обещание Старшего Брата сделать его по возвращении в монастырь Средним Братом.
В очередной раз вспомнив об этом он подумал, светлея лицом:
«Нет, братья, есть на этом свете польза и от безбожников, есть…»
Понимая, что твориться в душе у монаха, и оттого сочувственно улыбаясь, Шумон все же был настроен решительно — он хотел, как можно скорее уйти в лес, подальше от гостеприимства Старшего Брата. Была бы его воля, он на руках отнес бы Младшего Брата к городским воротам, но, увы…. Монах казался неподъемным.
— Сколь странен мир, — сказал тогда экс-библиотекарь, разглядывая спутника. — Безбожник стремится умножить славу Братства, а Младший Брат сидит в праздности и ругается!
Укор не подействовал. Монах даже не пошевелился. На его лице, хранившем вид оскорбленной добродетели, ничего не дрогнуло. Шумону показалось даже, что тот вовсе и не слушает его. Оглянувшись, он увидел башенки монастырской тюрьмы, что поднимались над стеной, вспомнил сырость каземата и невольно поежился. Каждое мгновение, что не отдаляло его от этой скорбной обители, он считал напрасно прошедшим. Тем более, что Старший Брат вполне мог и передумать.
Поняв, что монаха так просто сдвинуть с места не удастся, он зашел с другого бока.
— Между прочим, твоя задница не лучшая подпорка для этих ворот, — сообщил он ему. Младший Брат только плечом повел — не хватало еще выговора от безбожника выслушивать.
— Хотя, это твое дело. Можешь подпирать их и дальше, а я пошел. Так и передай Старшему Брату: «Ушел, мол, в лес Шумон. Велел добром поминать. Обещал вернуться».
Услышав это, а главное, увидев, что Шумон действительно направился прочь от монастыря, брат Така живо сбросил одолевавшую его меланхолию.
— Стой, безбожник! — крикнул он удаляющейся спине. Тот остановился, дружелюбно глядя на насупившегося монаха.
— Так. Как ты ко мне будешь обращаться, мы определились. А я, с твоего, конечно разрешения, буду обращаться к тебе по-прежнему — брат Така. Не возражаешь?
У монаха было, чем возразить, но безбожник, не дожидаясь возражений, пошел дальше.
Идти к болоту теми дорогами, которыми уже ходили Братья и наёмники эркмасса Шумон не хотел. Чтобы он там не встретил, повторять их дорогу не имело смысла. Он решил идти своей дорогой, благо Старший Брат не настаивал на каком-то конкретном пути. Атари было важно, чтоб они дошли, и возможно он считал, что извращенная логика безбожника поможет там, где не могла помочь искренняя вера. Единственное на чем настаивал монах, так это на том, что они должны были найти малый охотничий домик эркмасса и часовню при нем.
— От дьявола она вас защитит, а уж от альригийцев сами поберегитесь! — напутствовал их Старший Брат. — Кто знает, что там еще бродит…
Предстояло как можно скорее выяснить как можно больше о том, что представляет собой Дурбанский лес, а особенно те его части, что лежат в стороне от Большой дороги. Помочь им разобраться в этом мог только кто-нибудь из ловчих или охотников за драконами.
Старший Брат рекомендовал Шумону найти охотника Хилкмерина, который теперь, когда лес стал недоступен, дни и ночи проводил в харчевне «Под хвостом дракона».
Имперский город Гэйль.
Харчевня «Под хвостом дракона».
Общий зал.
Харчевня стояла на другом конце города, у протоки, отводившей воду из реки в замковый ров. Среди окрестных добротных каменных строений она выделялась только вывеской, изображавшей драконий хвост, из-под которого на землю валились грудами золотые монеты, и тем, что к ней вела самая широкая и самая утоптанная дорога.В это время возле харчевни было малолюдно и тихо. Лошади у коновязи изредка ржали и били копытами в стену соседнего дома. Из открытой двери тянуло запахом свежего хлеба и пива.
Хилкмерина они увидели сразу, как только вошли. Они лежали рядом — он и его широкополая шляпа с украшениями из чешуи дракона. Три пустых кувшина из-под местного вина объясняли причину неподвижности старого охотника. Шумон в нерешительности застыл, разглядывая, уткнувшегося лицом в объедки охотника и раздумывал, как быть дальше.
— Это он? — спросил Младший Брат, одобрительно разглядывая неподвижное тело. Взгляд монаха говорил том, что нынешнее состояние охотника знакомо ему самому до тонкостей и что он молча переживает этот приятный момент вместе с ним.
— Он, — с досадой ответил Шумон. Безбожник не был суеверен, но такое начало не предвещало ничего хорошего. Вряд ли сейчас старый охотник был разговорчивее своей шляпы, а как раз разговор с ним и интересовал Шумона более всего. Ждать, когда старый охотник проспится, и терять из-за этого еще один день Шумону не хотелось. Задерживаться в городе еще на сутки, рискуя вновь испытать гостеприимство брата Атари, он никак не улыбалось. Выход нашел брат Така.
— Эй, хозяин! — зычно крикнул он. Хозяин вышел из-за стойки и, в знак уважения, подошел к монаху.
Приподняв голову Хилкмерина за волосы, он спросил:
— Он давно у тебя?
— Нет, только спустился, — хозяин показал рукой вверх, где были жилые комнаты постояльцев. Монах довольно кивнул.
— Когда успел? — в отчаянии пробормотал Шумон. Монах отвечать не стал. Умный бы спрашивать не стал, а дураку, как не ответь, он все не поймет.
— Тебе заплачено?
— Да.
Брат Така оглянулся на столы, выбирая, чем тут можно поживиться. В воздухе промелькнул запах жареной птицы.
— Тогда дай нам два кувшина вина и курицу.
Он не стал раздумывать как Шумон над тем, что нужно делать. Ощущая состояние охотника как свое, он отлично знал, как ему его из него вывести. Монах подхватил Хилкмерина на плечо и двинулся к двери. Шумон словно лодка за большим кораблем пошел следом. У порога их нагнал хозяин с корзиной. Руки у брата Таки были заняты и её пришлось взять экс-библиотекарю. Выйдя из дверей харчевни Брат Така покрутил головой, что-то отыскивая, скомандовал:
— Бреди за мной, греховное семя…
Сквозь кусты, росшие левее харчевни, они вышли на берег протоки. Брат Така снял все еще спящего охотника с плеча и, поудобнее устроившись на камне, начал макать его в воду.
После первого окунания Хилкмерин проснулся. Как положено в таких случаях он заорал, попытался вырваться, но монах перехватил его половчее и продолжил экзекуцию.
Хилкмерин хлебал воду.
Через некоторое время он перестал орать, так как брат Така вынимал его из воды все реже и реже и тех мгновений, что старый охотник был на воздухе, ему едва хватало на то, чтобы вздохнуть. Когда он перестал кричать и начал дергаться, брат Така поднял его и перевернул вверх ногами. Изо рта охотника хлынула вода и брань. Он кашлял, шумно извергая из себя потоки воды пополам с вином, а воздух выходил из него руганью и нечленораздельными проклятьями.
— Что же ты делаешь, ногой тебя в грудь!!?
Слова выблевывались вместе с водой, тиной и пузырьками воздуха. Намокшая борода падала на лицо, и Хилкмерин безуспешно отбрасывал ее нетвердой еще рукой. Брат Така приподнял его над водой так, чтоб можно было заглянуть в лицо. Глаза охотника вращались в орбитах, словно жили сами по себе, но каждый смотрел вполне осмысленно.
— Ожил, — довольно сказал монах, — говорить способен. Спрашивай, что хотел.
Он аккуратно поставил охотника на ноги и даже отряхнул водоросли, прилипшие к одежде. Однако вместо делового разговора, в ответ на такую заботу со стороны Братства, старик закатил скандал, требуя от них денег за три кувшина вина, которые он выпил. Вцепившись в рясу Младшего Брата, он взывал к его совести:
— Девять монет! Кто мне их вернет, ногой тебя в грудь? Я платил деньги за вино, а ты наполнил меня водой, словно я коровье вымя!
— Не до конца отрезвел, — озабоченно сказал брат Така Шумону, услышав про вымя. — Заговаривается. Видать, всосаться успело.
— Это я не протрезвел, ногой тебя в грудь? — зашелся Хилкмерин, безуспешно пытаясь трясти Младшего Брата. — Я трезв как ребенок!
Устав от шума брат Така легко поднял охотника и тряхнул. Зубы охотника лязгнули.
— Не зуди, мирянин, а то еще окуну.
Хилкмерин умолк, даже с полупьяну понимая, что монах легко выполнит угрозу. Воспользовавшись этим, Шумон убрал кнут и пустил в ход пряник:
— У нас есть два кувшина вина. Один из них твой.
— Один? — возмущенно переспросил Хилкмерин, тараща глаза.
— Послушай, мирянин, — внушительно сказал брат Така. — Мы ждем от тебя помощи.
— Двоим за один кувшин? — упрямо переспросил охотник, для верности пересчитав их. Чувствуя его правоту в этой странной арифметике, Шумон хотел, было уступить, но Брат Така равнодушно сказал:
— Да, ты прав. У нас есть два кувшина.
Он демонстративно провел ладонью по запотевшему боку, смахивая влагу делавшую кувшины прохладно— матовыми.
— Но если ты не захочешь помочь нам, я оба разобью о твою голову. В этом случае оба кувшина станут твоими, но в твое брюхо попадет лишь несколько капель. А потом мы отведем тебя в монастырскую тюрьму. Выбирай…
Эти слова побудили охотника к сотрудничеству. Хилкмерин понял, что силой ничего не добьется.
— Что нужно вам от старого трезвого человека? — плаксиво и жалобно спросил он.
— Нам нужна дорога к Замским болотам.
Хилкмерин свистнул, тут же позабыв о своих слабостях.
— В лес идете, ногой вас в грудь? — Он вроде бы даже как-то воодушевился. — Дорога-то вон она. Проторена. По ней драконов возим.
— Сам знаешь, что теперь по ней идти — назад вернуться. Другой путь есть?
Хилкмерин почесался, ему очень хотелось потребовать вина, и он даже набрел в грудь воздуху, что бы это сделать, но монах, уловив его желание, качнул перед лицом кулаком и охотник махнул рукой.
— А ладно! Расскажу. Только что бы без обмана — оба кувшина. — Торопливо сказал он, уже ощущая, как вино смачивает горло, и как пальцы слипаются от жирного мяса.
Опасаясь, что они передумают Хилкмерин, разровняв песок прутиком, начал рисовать план Дурбанского леса и пути к Замским болотам. Шумон смотрел, как прутик бегает по песку, и время от времени спрашивал:
— Река? Так. А это что? Понятно. А сколько до нее?
Хилкмерин знал лес, и план получился подробный, а выпив вина и съев курицу, он еще более подобрел и костью начертил ту его часть, которой владели Альригийцы, находившуюся за Внешним Поясом Обороны.
— Туда лучше не ходите, — предупредил он их. — Ребята там крутые. Повесят за ноги, и спрашивать не будут, чего это вам там понадобилось.
— Ой ли? — весело спросил Шумон, довольный оборотом дела.
— Вот за ноги подвесят, тогда и ойкать будешь, — осадил его Хилкмерин. — Ты свою прыть поубавь. Дорогу-то знаешь да вот только пройдешь ли?
— Пройду, — уверенно сказал Шумон, — вон у меня какой заступник! — и он показал на брата Таку.
— А Пеговы помощники? — поинтересовался Хилкмерин. — Там, говорят, их видимо-невидимо? Куда ни плюнь — черт сидит!
— А молитва? — в тон ему ответил Шумон.
В силу молитвы старый охотник почему-то не верил и, покосившись на брата Таку, сказал:
— Так не всякого черта молитвой возьмешь.
— Кого молитвой не усмирим, того брат Така кулаком усовестит, — отшутился безбожник. Перспектива вернуться назад, в подземелье стремительно отдалялась.
Сердце его радостно стучало, губы сам собой улыбались. Задержки удалось избежать. Хоть сейчас они могли покинуть город, грозивший ему столькими бедами.
— Ну-ну, — хмыкнул Хилкмерин, неверно истолковавший улыбку экс-библиотекаря, — попробуй. Там черти кулаков не бояться. Зуппа вон, ножом одного ткнул со страху, и то ничего.
— Какой такой Зуппа? — сразу став серьезным, спросил Шумон.
— Как какой? Тот самый. Он один и есть. Младший ловчий в моей ватаге.