Страница:
После того, как две эскадрильи F-14 по дюжине машин в каждой были размещены на палубе, на посадку зашли пять самолётов ДРЛО Е-2С «Хокай», отряд самолётов-заправщиков КА-6D «Интрудер» и эскадрилья самолётов радиоэлектронной борьбы EA-6B «Проулер».
С посадкой последнего самолёта авиакрыла на палубу авианосец «Джон Ф.Кеннеди» сменил свой статус: из корабля экстренного резерва он снова стал грозным повелителем морей и океанов, которому скоро предстояло отправиться в путь.
В конце концов штаб разместился в носовой части авианосца между галерейной [69]и ангарной [70]палубами в одном из жилых помещений, принадлежащих ремонтному дивизиону. Справа находился один из постов боевого управления, слева – лаборатория гироскопических устройств.
В помощь Риану выделили взвод обслуживающего персонала, и вскоре занятое им помещение действительно напоминало штаб – со своим оперативным табло, с устройствами внутренней связи, рабочими столами, компьютерами и планшетами.
Фоули поражался небывалой энергичности «независимого эксперта». Роберт знал, что в своё время Джек Риан служил военным лётчиком, но покалечился при неудачной посадке на палубу и был вынужден навсегда распрощаться с военно-морской авиацией. Он закончил Колумбийский университет и стал военным историком. После того, как в свет вышли его фундаментальные работы «Оперативное планирование военно-морских операций в ходе Второй мировой войны» и «Сравнительный анализ военных доктрин стран Варшавского Договора», им заинтересовалась разведка ВМФ. Адмирал Грир, глава этого серьёзного ведомства, заказал Риану несколько «закрытых» статей и понемногу втянул талантливого аналитика в работу на разведку. Потом случилось несколько политических кризисов, каждый из которых мог окончиться мировой катастрофой, но которые были разрешены, благодаря энергии и многочисленным талантам «независимого эксперта», каждый раз предлагавшего единственно правильный выход из сложной ситуации. Любопытно, что в отличие от большинства аналитиков, протирающих штаны в Лэнгли, Джек Риан любил сорваться с места и всплыть в какой-нибудь «банановой республике», чтобы прояснить лично для себя тот или иной нюанс существующего геополитического расклада. Его прихрамывающую фигуру можно было увидеть и в Колумбии, и в Саудовской Аравии, и в Западной Германии, и в Южной Африке, и в Сибири. Ещё одна редкая черта отличала Джека Риана от большинства других сотрудников ЦРУ – «независимый эксперт» был терпим к русским. Он неплохо знал русский язык, разбирался в истории России и Советского Союза, ценил самобытную культуру, созданную народами этой огромной страны, даже имел там друзей. Разумеется, подобное отношение к извечному геополитическому противнику США накладывало отпечаток на суждения, которые высказывал Джек Риан. Он считал, что если пренебречь предрассудками, сложившимися за годы Холодной войны, и адекватно подойти к проблемам, которые стоят перед современной Россией, можно в её лице найти столь мощного союзника, какого у Америки до сих пор не было и, скорее всего, никогда уже не будет. Он полагал (и как показали события 98–99 годов, совершенно справедливо полагал), что Госдепартамент «ставит» не на тех в российском руководстве, на кого нужно, и занимается самообманом, убеждая и себя, и американских налогоплательщиков, будто бы «дремучего русского медведя» можно утихомирить подачками в виде кредитов и гуманитарной помощи. Главной проблемой российско-американских отношений «независимый эксперт» называл отсутствие элементарного уважения американцев к партнёрам с российской стороны. Именно Джеку Риану принадлежало высказывание «Нас погубит только наше высокомерие», и оно более чем любое другое говорило о его оценке внешней политики Соединённых Штатов. В благословенные времена «маккартизма» [71]человек с такими «нетрадиционными» взглядами вполне мог угодить за решётку, но сегодня, к счастью (или к сожалению?), личные взгляды мало кого интересовали – во главу угла ставилось умение нестандартно мыслить, а уж этого у Джека Риана хватало в избытке.
Наблюдая за кипучей деятельностью, которую развернул «независимый эксперт» по прибытии на авианосец, Роберт Фоули никак не мог определить своего отношения к Риану. С одной стороны, он восхищался этим человеком, считал его образцом для подражания, с другой – памятуя о «нетрадиционных» взглядах эксперта, видел в нём главного подозреваемого в деле об утечке информации. Нет, разумеется, Джек Риан не мог быть предателем, более того – он сам настаивал на особом режиме секретности, который должен соблюдаться в ходе этой экспедиции… Но, чёрт возьми, даже будь ты сверхосторожным и сверхподозрительным профессионалом, ты не можешь быть застрахован от того, что не сболтнёшь лишнего. К примеру, у вас, мистер Риан, вполне могла быть запланирована встреча… с каким-нибудь русским другом, но вы её отменили под предлогом срочной командировки. Это уже информация, и на её основании опытный вражеский аналитик может сделать далеко идущие выводы.
«Но в таком случае, – сообразил Фоули, – ничего выяснить, а тем более доказать мне не удастся – если Риан где и сболтнул лишнего, он, скорее всего, об этом не вспомнит и мне не скажет. Что же делать?».
Роберт чувствовал себя дураком. «Независимый эксперт» совершенно сбивал его с толку.
Разумеется, Джек Риан сразу заметил странности в поведении молодого коллеги. Во время обеда в столовой для офицерского состава он отвёл Роберта за отдельный столик и спросил напрямик:
– Вы меня подозреваете, Боб?
– Никак нет, сэр! – голос Роберта дрогнул при ответе, и это выдало его с головой.
– Вижу, подозреваете, – Джек Риан удовлетворённо кивнул. – Что ж, вам нечего стесняться, Боб. Вы здесь для того, чтобы выявить утечку. Источником утечки может быть кто угодно, а значит, вы должны подозревать любого.
– Я очень рад, сэр, что вы это понимаете, – сказал Фоули сдержанно.
– Чтобы облегчить вам задачу, могу сказать: ещё неделю назад я ничего не знал о готовящейся экспедиции. Не знал о том, что меня назначат ответственным за выполнение её миссии.
– Но как же так? – удивился Фоули. – Такие решения не принимаются в последний момент.
– Скорее всего, оно и не принималось в последний момент, – согласился Риан. – Я даже допускаю, что моя кандидатура была лишь одной в длинном списке, который согласовывался как минимум полгода.
– Но выбрали почему-то именно вас! Почему?
– Попробую объяснить. И не только вам, но и самому себе. Экспедицию организовал Госдепартамент. Но при активной поддержке нашего Управления. Как вы прекрасно знаете, между Госдепартаментом и ЦРУ всегда существовали разногласия по множеству вопросов. Так и теперь – они не могут поделить эту самую нацистскую базу, на поиски которой мы отправляемся. А я – «независимый эксперт», лицо незаинтересованное и именно по этой причине моя кандидатура в конце концов устроила всех.
– А что находится на базе? – спросил Роберт.
– Интересный вопрос, – Риан вдруг лукаво улыбнулся. – А вы, Боб, не хотите ответить на него?
– Но я… не знаю.
– А что сообщил ваш агент?
– Очень мало. Меня ведь тогда интересовала не столько экспедиция сама по себе, сколько канал утечки. А потом агент погиб.
Риан нахмурился:
– Вот как? Последнего обстоятельства я не знал. Это может быть связано?
Роберт поймал себя на том, что мучительно соображает, как бы лучше ответить на поставленный вопрос, чтобы не выдать невзначай факт своего предательства – выходило, что Риан опять ведёт допрос, а он, Фоули, находится на положении подозреваемого. А ведь должно быть совсем наоборот!
Но отвечать что-то всё равно было нужно, и тогда Роберт пожал плечами и небрежно бросил:
– Может быть, да. Может быть, нет. Его застрелили русские солдаты, когда он пытался нелегально пересечь границу между Ингушетией и Чечнёй. Но это по официальной версии. Что там произошло на самом деле, не знаю даже я.
– Очень жаль, – сказал Риан. – Я рассчитывал на какую-нибудь зацепку…
Фоули захлопал глазами:
– То есть вы тоже ничего не знаете о конечной цели экспедиции?
– Кое-что знаю, – отозвался Риан. – Но кое-что нет. А, между прочим, уровень доступа к секретной информации у меня очень высокий. Возможно, даже более высокий, чем у Президента…
– Вы хотя бы имеете представление, что такое ударная группировка? – спросил он у «независимого эксперта» после того, как джин был продегустирован.
– Имею, – ответил Риан и вкратце пересказал свою биографию.
Взгляд контр-адмирала стал потеплел.
– Так это вы написали «Оперативное планирование военно-морских операций»?
– Да, господин адмирал.
Эллисон подобрел ещё больше.
– Хотел бы выразить вам свою благодарность, – сказал он, – за тот комментарий, который вы сделали касательно «Лексингтона». Я служил на нём в чине уорент-офицера.
– Я помню, – Риан вежливо улыбнулся. – А ещё я помню, что вы служили на «РТ-109» под началом лейтенанта Джона Кеннеди. [72]
Фоули с восторгом посмотрел на Эллисона. До этого момента он ничего не слышал о подробностях карьеры контр-адмирала. Эллисон покачал головой:
– Всё-то вы знаете. Это говорит о вашей квалификации, доктор Риан. Я думаю, мы сработаемся.
– Разумеется, сработаемся, господин адмирал. И называйте меня по имени – Джек.
– Тогда скажите мне, чего нам следует ожидать? Кто может оказать нам сопротивление? Индусы? Китайцы?
– Скорее всего, никакого сопротивления не будет, – заявил Риан. – Мне было сказано, что участие в экспедиции авианосной ударной группировки требуется не столько для защиты десанта, который мы собираемся высадить в Земле Королевы Мод, сколько для соблюдения определённых формальностей.
– Я не понимаю вас, Джек, – контр-адмирал даже отставил свой бокал. – Что вы подразумеваете под «соблюдением определённых формальностей»?
Фоули насторожился, поскольку обсуждаемый вопрос касался его самым непосредственным образом.
– Вы что-нибудь слышали о Ритуальной службе при Госдепартаменте?
– Очень странное название, – заметил контр-адмирал. – Так и видишь: аккуратно подстриженные аллеи, свежевырытую могилу и взвод морской пехоты, салютующий из карабинов.
– В образности мышления вам не откажешь, – признал Риан. – Но вы говорите о Церемониальной службе. Ритуальная служба занимается совсем другим.
– Чем же?
– Видите ли, господин адмирал, – впервые за короткий период их знакомства Фоули заметил, что Риан испытывает определённые затруднения, пытаясь сформулировать свою мысль, – Госдепартамент – это не только внешнеполитическое ведомство, но и учреждение, отвечающее за нашу идеологию. А у любой идеологии есть как видимая, декларируемая сторона, так и тайная, негласная. Ритуальная служба занимается именно тайными доктринами нашей государственной идеологии. И, по её требованию, экспедиция состоится в том виде, в каком состоится.
– Невероятно! – воскликнул контр-адмирал, он плеснул себе ещё джина. – Я и не подозревал, что у нас есть какие-то «тайные идеологические доктрины». Надеюсь, это никак не связано с сатанизмом, всеми этими чёрными мессами и жертвоприношениями? Иначе я откажусь от назначения – ведь я католик.
– Могу вас успокоить, господин адмирал, – сказал Риан. – К сатанизму это не имеет никакого отношения. Скажем так, доктрины, разрабатываемые Ритуальной службой Госдепартамента, умеренно космополитичны и основываются на христианских ценностях.
«А он действительно посвящён во многие тайны, – подумал Роберт о „независимом эксперте“. – Я вот, например, впервые слышу об этой самой Ритуальной службе. Хотя у меня уровень допуска категории Си».
– Поверю вам на слово, – сказал контр-адмирал. – В любом случае, именно вы, Джек, несёте ответственность за успех этой экспедиции.
– Тогда перейдём к делу, – сказал Риан. – Помещение под штаб нам уже выделили. Оборудование установили. Вскоре прибудут представители Госдепартамента и экспедиционная техника – с этим мы тоже разберёмся. Но только вы, господин адмирал, можете отдать приказ на формирование специального десантного отряда, который будет подчиняться непосредственно мне.
– Ваше право, – кивнул контр-адмирал. – Каким вы видите этот отряд?
– Двух десятков морских пехотинцев в унтер-офицерском звании под командованием толкового лейтенанта мне будет вполне достаточно.
– Но ведь это почти половина корабельного отряда морской пехоты, – заметил Эллисон..
– Я знаю, – кивнул Джек Риан. – И надеюсь, вы отберёте для меня лучших…
Попав на борт, они пренебрегли помощью вахтенных матросов, предложивших свои услуги по доставке саквояжей в каюты, а сразу направились в штаб к Риану.
Фоули и «независимый эксперт» работали. Джек писал какую-то статью, а Роберт, получив пароль от контр-адмирала, через локальную сеть авианосца просматривал личные дела членов команды «Джона Ф.Кеннеди»: он отрабатывал версию причастности к утечке кого-нибудь из членов команды авианосца и приписанного к нему авиакрыла. Дело это было явно безнадёжное: пять с половиной тысяч человек, и у каждого – своя биография, свои пристрастия, свои убеждения. Не говоря уже о том, что среди членов экипажа имеются специалисты из натурализовавшихся в первом поколении: сорок восемь китайцев, девять турок, шесть украинцев и двое русских. С другой стороны, даже первые опросы показали, что команда – от простых моряков до высших офицеров – имеет довольно смутное представление о том, куда и зачем отправляется экспедиция. Например, те, кто по чину или занимаемой должности находился ниже командиров расчётов, полагали, что «Джон Ф.Кеннеди» отправляется к берегам Южной Америки, чтобы принять участие в манёврах. Командиры расчётов, дивизионов и боевых частей знали, что пунктом назначения является Земля Королевы Мод, Антарктида, но их никто не поставил в известность о конечной цели экспедиции, и они придумывали причины одна другой фантастичнее. Офицеры походного штаба, командир авиакрыла и командир авианосца казались осведомленными больше других, но их знание, как очень быстро установил Фоули, было основано на слухах: кто-то где-то сказал, что экспедиция имеет целью вскрыть кубышку секретной военной базы, построенной ещё нацистами, и отразить возможное противодействие этой акции. Кто первым пустил этот слух, Роберту пока выяснить не удалось, но и это направление не казалось ему перспективным, поскольку слух мог появиться спонтанно, как одна из версий, излагаемых нижестоящими офицерами. Плотность информационных потоков, циркулирующих по кораблю, была сопоставима с плотностью информационной сферы средних размеров государства. Впрочем, это было вполне объяснимо: американский авианосец и есть своего рода государство в миниатюре – правда, совершенно лишённое оппозиции, недемократичное и до зубов вооружённое. С некоторым запаздыванием Фоули сообразил, что помимо авианосца в ударную группу входят ещё семь кораблей: два эсминца, два фрегата, два крейсера и один эскадренный корабль снабжения – и схватился за голову. Чтобы проверить всех, не хватило бы и целого отдела, а ему приходится действовать в одиночку, да ещё и не афишировать свой интерес. Ко всему Роберту не давала покоя фраза, обронённая русским резидентом. Как же он там сказал? « Есть вещи, о которых лучше не говорить и не думать. Чтобы не сойти с ума». Что он имел в виду? От каких тайн и бездн предостерегал?.. Роберту Фоули хотелось бросить всё и, как советовал тот же резидент, предаться безделью и простым развлечениям человека, убивающего время.
Представители Ритуальной службы вошли в штаб и вежливо поздоровались. Отличить их друг от друга было бы невозможно, если бы не цвет волос. Один из них оказался блондином, второй – брюнетом.
– Джонсон, – представился брюнет.
– Джонсон, – представился блондин.
– Джонсон и Джонсон? – не выказав удивления, уточнил Джек Риан.
«Братья, что ли?» – подумал Фоули озадаченно, но потом спохватился: какие, к чертям, братья! Джонсон – типичный оперативный псевдоним, вот только чего-то эти двое перемудрили с частотой его повторения.
– Очень рад познакомиться, – сказал Риан. – Если я правильно понимаю, в нашей экспедиции вы будете представлять Госдепартамент?
– Совершенно верно, сэр, – подтвердил Джонсон-блондин.
– Мы ждали вас и подготовились, – проинформировал Риан представителей. – Спецтранспорт прибыл и загружен. Штаб, как видите, оборудован. Охрана выставлена. Нам подчинены морские пехотинцы из корабельной команды.
– Очень хорошо, – одобрил Джонсон-брюнет.
Сразу же выявилось ещё одно отличие: если блондин говорил по-английски очень чисто, то в речи брюнета слышался едва уловимый акцент. Джек Риан внимательно посмотрел на Джонсона-брюнета, но спросил о другом.
– Теперь, когда мы готовы начать экспедицию, – сказал он, – мне хотелось бы знать, какой именно предмет вы собираетесь извлечь из нацистского тайника? И почему этот предмет столь важен?
– Вы уверены, что вам необходимоэто знать? – осведомился Джонсон-блондин.
– Абсолютно уверен.
– Нужный нам предмет называют Копьём Судьбы. Если это название о чём-нибудь вам говорит…
Ответив так, Джонсон-брюнет сделал паузу. Возможно, для того, чтобы в полной мере насладиться изумлением Риана и растерянностью Фоули.
Глава четвёртая
Луи происходил из старинного и весьма благородного рода, однако дела у его семейства, владевшего землями под Марселем, в последние сорок лет шли неважно, а Революция окончательно разорила Буагильберов, оставив единственному наследнику лишь старый дом с протекающей крышей да ворох долговых расписок. К тому же, на его плечи легла непомерная для столь юного возраста (а Луи тогда исполнилось девятнадцать лет) ответственность: он оказался вынужден следить за воспитанием младшей сестры и ухаживать за отцом, ослепшим в результате ранения, полученного им десять лет назад в Неервинденском сражении. [73]Парижские друзья отца, которые могли бы выхлопотать пенсию для ветерана-инвалида и как-то устроить карьеру юноши, сложили свои головы на гильотине в дни якобинского террора, и ныне младшему де Буагильберу приходилось рассчитывать только на себя. Единственным выходом для дворянина в такой ситуации было бы пойти на военную службу в расчёте на быструю карьеру и богатый трофей, но Буагильбер-старший как мог отговаривал сына – будучи убеждённым роялистом, он не признал ни власть Конвента, ни Комитета общественного спасения, ни Первого консула Наполеона Бонапарта – его страна умерла на плахе вместе с Людовиком XVI, и он не хотел, чтобы его единственный наследник воевал на стороне тех, кого он сам всю жизнь искренне ненавидел. Иногда Луи горячо спорил с отцом на эту тему, утверждая, что именно благодаря Бонапарту страна встала наконец на путь возрождения, однако в душе знал, что никогда не оставит отца и сестру, если не будет уверен в их благополучии.
Чтобы как-то сводить концы с концами Луи с согласия семьи заложил дом, а вырученный капитал пустил в оборот в Марселе. Однако война на море не утихала, торговля шла плохо, а потому процентов, выручаемых с этого капитала, едва хватало на то, чтобы прокормить семью. От прислуги пришлось отказаться. Только старый дворецкий Жан остался при доме, несмотря на то, что Буагильберы не могли платить ему жалованье. Луи пробовал писать и даже опубликовал под псевдонимом небольшой роман из рыцарских времён. Однако книги покупались мало и неохотно, и в конце концов издатель отказался от сотрудничества с молодым литератором.
Будущее Луи казалось беспросветным, но всё изменилось в один день. Промозглым осенним утром у ворот дома де Буагильберов остановилась богатая карета. Из неё вышел худощавый бледный человек в распахнутом чёрном плаще, под которым был виден великолепный мундир с золотым шитьём и орденами, свидетельствующий о том, что к Буагильберам пожаловал гость из самой столицы.
Жан открыл гостю дверь и спросил, как представить господина.
«Меня зовут Жозеф Фуше, – отвечал человек в мундире. – Я хотел бы видеть гражданина Луи Буагильбера».
У старого дворецкого затряслись губы: даже он, тёмный и неграмотный человек, целиком посвящающий себя дому, знал, насколько зловещая личность скрывается за простым именем – Жозеф Фуше. Ещё дворецкий подумал, что, скорее всего, внезапный визит связан с духом роялизма, царящим в доме Буагильберов, и из-за этого молодому хозяину может не поздоровиться. Ему и в голову не пришло, что для ареста лица, подозреваемого в заговоре против Первого консула, Жозефу Фуше вовсе не нужно было ехать из Парижа в Марсель. Поэтому напуганный Жан открыл было рот, чтобы солгать, будто молодой хозяин уехал по делам, но зловещий гость предугадал ход его мыслей:
«Я знаю, что гражданин Буагильбер здесь, – сказал Фуше. – Передайте, что я хотел бы сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться».
Дворецкий низко поклонился и пошёл по дому в поисках молодого хозяина. Оказывается, Луи заметил прибытие гостя и поспешил навстречу Жану с естественным вопросом, кого это принесло в такую рань.
«Это сам Жозеф Фуше, – объяснил дворецкий шёпотом. – Министр полиции».
«Что ему нужно? – обеспокоенно спросил юный де Буагильбер. – Он приехал за отцом?!»
«Он сказал, что хочет поговорить с вами, господин».
Луи выпрямился во весь свой рост: когда он услышал, что министр полиции приехал к нему, а не к отцу, словно невероятный груз свалился с его плеч.
«Зови, – приказал он дворецкому. – Я приму его в библиотеке».
Переодевшись во всё свежее и причесавшись, Луи вышел к гостю. Внешне министр полиции, прославленный своим вероломством и жестокостью, не производил впечатления чудовища с гравюр Дюрера, как можно было ожидать, послушав сплетни, которыми полнился Марсель. Худоба, бледность, нездоровый блеск глаз, мундир, висящий, как на вешалке, – и этот человек сумел запугать целую страну посильнее якобинцев? В руках Фуше держал потрёпанную книжку, в которой юный де Буагильбер не без удивления узнал свой собственный и единственный роман. Луи поискал глазами по полкам в библиотеке – его экземпляр находился на месте, да и не выглядел столь потрёпанным. Любопытство, вызванное словами дворецкого, усилилось, и де Буагильбер, представившись, спросил:
«Что вам угодно, гражданин министр?»
«Я приехал к вам по личному поручению Первого консула, гражданин Буагильбер, – сообщил Фуше, голос и лицо его оставались при этом совершенно бесстрастными. – Буду говорить без обиняков: если вы тот человек, который нам нужен, вас ожидают богатство и слава».
Луи снова насторожился: Фуше был известен и как мастер провокации.
«Я слушаю вас, гражданин министр».
«Ответьте мне, гражданин Буагильбер, ведь именно вашему перу принадлежит эта замечательная книга?»
«Да, это я написал её», – не стал скрывать Луи.
«Здесь изложены подлинные факты? Или эта книга целиком построена на вымысле?»
Луи смешался, не зная, как отвечать.
«Видите ли, гражданин министр, – сказал он, потупившись, – в основу этого романа положена родовая легенда. Мы, Буагильберы, точно знаем, что наш предок Бриан де Буагильбер был тамплиером и участвовал в Третьем крестовом походе. Но всё остальное в книге – мой вымысел».
С посадкой последнего самолёта авиакрыла на палубу авианосец «Джон Ф.Кеннеди» сменил свой статус: из корабля экстренного резерва он снова стал грозным повелителем морей и океанов, которому скоро предстояло отправиться в путь.
(Норфолк, США, декабрь 1999 – январь 2000 года)
На авианосце – даже на таком крупном как «Джон Ф.Кеннеди» – лишних помещений не бывает. Любая каюта, любой отсек имеют строго функциональное назначение, поэтому чтобы отыскать подходящую площадь под свой штаб, «независимому эксперту» Джеку Риану пришлось потрудиться.В конце концов штаб разместился в носовой части авианосца между галерейной [69]и ангарной [70]палубами в одном из жилых помещений, принадлежащих ремонтному дивизиону. Справа находился один из постов боевого управления, слева – лаборатория гироскопических устройств.
В помощь Риану выделили взвод обслуживающего персонала, и вскоре занятое им помещение действительно напоминало штаб – со своим оперативным табло, с устройствами внутренней связи, рабочими столами, компьютерами и планшетами.
Фоули поражался небывалой энергичности «независимого эксперта». Роберт знал, что в своё время Джек Риан служил военным лётчиком, но покалечился при неудачной посадке на палубу и был вынужден навсегда распрощаться с военно-морской авиацией. Он закончил Колумбийский университет и стал военным историком. После того, как в свет вышли его фундаментальные работы «Оперативное планирование военно-морских операций в ходе Второй мировой войны» и «Сравнительный анализ военных доктрин стран Варшавского Договора», им заинтересовалась разведка ВМФ. Адмирал Грир, глава этого серьёзного ведомства, заказал Риану несколько «закрытых» статей и понемногу втянул талантливого аналитика в работу на разведку. Потом случилось несколько политических кризисов, каждый из которых мог окончиться мировой катастрофой, но которые были разрешены, благодаря энергии и многочисленным талантам «независимого эксперта», каждый раз предлагавшего единственно правильный выход из сложной ситуации. Любопытно, что в отличие от большинства аналитиков, протирающих штаны в Лэнгли, Джек Риан любил сорваться с места и всплыть в какой-нибудь «банановой республике», чтобы прояснить лично для себя тот или иной нюанс существующего геополитического расклада. Его прихрамывающую фигуру можно было увидеть и в Колумбии, и в Саудовской Аравии, и в Западной Германии, и в Южной Африке, и в Сибири. Ещё одна редкая черта отличала Джека Риана от большинства других сотрудников ЦРУ – «независимый эксперт» был терпим к русским. Он неплохо знал русский язык, разбирался в истории России и Советского Союза, ценил самобытную культуру, созданную народами этой огромной страны, даже имел там друзей. Разумеется, подобное отношение к извечному геополитическому противнику США накладывало отпечаток на суждения, которые высказывал Джек Риан. Он считал, что если пренебречь предрассудками, сложившимися за годы Холодной войны, и адекватно подойти к проблемам, которые стоят перед современной Россией, можно в её лице найти столь мощного союзника, какого у Америки до сих пор не было и, скорее всего, никогда уже не будет. Он полагал (и как показали события 98–99 годов, совершенно справедливо полагал), что Госдепартамент «ставит» не на тех в российском руководстве, на кого нужно, и занимается самообманом, убеждая и себя, и американских налогоплательщиков, будто бы «дремучего русского медведя» можно утихомирить подачками в виде кредитов и гуманитарной помощи. Главной проблемой российско-американских отношений «независимый эксперт» называл отсутствие элементарного уважения американцев к партнёрам с российской стороны. Именно Джеку Риану принадлежало высказывание «Нас погубит только наше высокомерие», и оно более чем любое другое говорило о его оценке внешней политики Соединённых Штатов. В благословенные времена «маккартизма» [71]человек с такими «нетрадиционными» взглядами вполне мог угодить за решётку, но сегодня, к счастью (или к сожалению?), личные взгляды мало кого интересовали – во главу угла ставилось умение нестандартно мыслить, а уж этого у Джека Риана хватало в избытке.
Наблюдая за кипучей деятельностью, которую развернул «независимый эксперт» по прибытии на авианосец, Роберт Фоули никак не мог определить своего отношения к Риану. С одной стороны, он восхищался этим человеком, считал его образцом для подражания, с другой – памятуя о «нетрадиционных» взглядах эксперта, видел в нём главного подозреваемого в деле об утечке информации. Нет, разумеется, Джек Риан не мог быть предателем, более того – он сам настаивал на особом режиме секретности, который должен соблюдаться в ходе этой экспедиции… Но, чёрт возьми, даже будь ты сверхосторожным и сверхподозрительным профессионалом, ты не можешь быть застрахован от того, что не сболтнёшь лишнего. К примеру, у вас, мистер Риан, вполне могла быть запланирована встреча… с каким-нибудь русским другом, но вы её отменили под предлогом срочной командировки. Это уже информация, и на её основании опытный вражеский аналитик может сделать далеко идущие выводы.
«Но в таком случае, – сообразил Фоули, – ничего выяснить, а тем более доказать мне не удастся – если Риан где и сболтнул лишнего, он, скорее всего, об этом не вспомнит и мне не скажет. Что же делать?».
Роберт чувствовал себя дураком. «Независимый эксперт» совершенно сбивал его с толку.
Разумеется, Джек Риан сразу заметил странности в поведении молодого коллеги. Во время обеда в столовой для офицерского состава он отвёл Роберта за отдельный столик и спросил напрямик:
– Вы меня подозреваете, Боб?
– Никак нет, сэр! – голос Роберта дрогнул при ответе, и это выдало его с головой.
– Вижу, подозреваете, – Джек Риан удовлетворённо кивнул. – Что ж, вам нечего стесняться, Боб. Вы здесь для того, чтобы выявить утечку. Источником утечки может быть кто угодно, а значит, вы должны подозревать любого.
– Я очень рад, сэр, что вы это понимаете, – сказал Фоули сдержанно.
– Чтобы облегчить вам задачу, могу сказать: ещё неделю назад я ничего не знал о готовящейся экспедиции. Не знал о том, что меня назначат ответственным за выполнение её миссии.
– Но как же так? – удивился Фоули. – Такие решения не принимаются в последний момент.
– Скорее всего, оно и не принималось в последний момент, – согласился Риан. – Я даже допускаю, что моя кандидатура была лишь одной в длинном списке, который согласовывался как минимум полгода.
– Но выбрали почему-то именно вас! Почему?
– Попробую объяснить. И не только вам, но и самому себе. Экспедицию организовал Госдепартамент. Но при активной поддержке нашего Управления. Как вы прекрасно знаете, между Госдепартаментом и ЦРУ всегда существовали разногласия по множеству вопросов. Так и теперь – они не могут поделить эту самую нацистскую базу, на поиски которой мы отправляемся. А я – «независимый эксперт», лицо незаинтересованное и именно по этой причине моя кандидатура в конце концов устроила всех.
– А что находится на базе? – спросил Роберт.
– Интересный вопрос, – Риан вдруг лукаво улыбнулся. – А вы, Боб, не хотите ответить на него?
– Но я… не знаю.
– А что сообщил ваш агент?
– Очень мало. Меня ведь тогда интересовала не столько экспедиция сама по себе, сколько канал утечки. А потом агент погиб.
Риан нахмурился:
– Вот как? Последнего обстоятельства я не знал. Это может быть связано?
Роберт поймал себя на том, что мучительно соображает, как бы лучше ответить на поставленный вопрос, чтобы не выдать невзначай факт своего предательства – выходило, что Риан опять ведёт допрос, а он, Фоули, находится на положении подозреваемого. А ведь должно быть совсем наоборот!
Но отвечать что-то всё равно было нужно, и тогда Роберт пожал плечами и небрежно бросил:
– Может быть, да. Может быть, нет. Его застрелили русские солдаты, когда он пытался нелегально пересечь границу между Ингушетией и Чечнёй. Но это по официальной версии. Что там произошло на самом деле, не знаю даже я.
– Очень жаль, – сказал Риан. – Я рассчитывал на какую-нибудь зацепку…
Фоули захлопал глазами:
– То есть вы тоже ничего не знаете о конечной цели экспедиции?
– Кое-что знаю, – отозвался Риан. – Но кое-что нет. А, между прочим, уровень доступа к секретной информации у меня очень высокий. Возможно, даже более высокий, чем у Президента…
* * *
Вечером того же дня Риан и Фоули нанесли визит контр-адмиралу Джозефу Эллисону, назначенному командиром авианосной ударной группировки, отправляющейся в Антарктиду. Контр-адмирал встретил их без особой приветливости, но угостил хорошим джином. Аристократ до мозга костей, он не понимал и не хотел понимать, почему в этой экспедиции фактически находится в подчинении у сотрудника ЦРУ.– Вы хотя бы имеете представление, что такое ударная группировка? – спросил он у «независимого эксперта» после того, как джин был продегустирован.
– Имею, – ответил Риан и вкратце пересказал свою биографию.
Взгляд контр-адмирала стал потеплел.
– Так это вы написали «Оперативное планирование военно-морских операций»?
– Да, господин адмирал.
Эллисон подобрел ещё больше.
– Хотел бы выразить вам свою благодарность, – сказал он, – за тот комментарий, который вы сделали касательно «Лексингтона». Я служил на нём в чине уорент-офицера.
– Я помню, – Риан вежливо улыбнулся. – А ещё я помню, что вы служили на «РТ-109» под началом лейтенанта Джона Кеннеди. [72]
Фоули с восторгом посмотрел на Эллисона. До этого момента он ничего не слышал о подробностях карьеры контр-адмирала. Эллисон покачал головой:
– Всё-то вы знаете. Это говорит о вашей квалификации, доктор Риан. Я думаю, мы сработаемся.
– Разумеется, сработаемся, господин адмирал. И называйте меня по имени – Джек.
– Тогда скажите мне, чего нам следует ожидать? Кто может оказать нам сопротивление? Индусы? Китайцы?
– Скорее всего, никакого сопротивления не будет, – заявил Риан. – Мне было сказано, что участие в экспедиции авианосной ударной группировки требуется не столько для защиты десанта, который мы собираемся высадить в Земле Королевы Мод, сколько для соблюдения определённых формальностей.
– Я не понимаю вас, Джек, – контр-адмирал даже отставил свой бокал. – Что вы подразумеваете под «соблюдением определённых формальностей»?
Фоули насторожился, поскольку обсуждаемый вопрос касался его самым непосредственным образом.
– Вы что-нибудь слышали о Ритуальной службе при Госдепартаменте?
– Очень странное название, – заметил контр-адмирал. – Так и видишь: аккуратно подстриженные аллеи, свежевырытую могилу и взвод морской пехоты, салютующий из карабинов.
– В образности мышления вам не откажешь, – признал Риан. – Но вы говорите о Церемониальной службе. Ритуальная служба занимается совсем другим.
– Чем же?
– Видите ли, господин адмирал, – впервые за короткий период их знакомства Фоули заметил, что Риан испытывает определённые затруднения, пытаясь сформулировать свою мысль, – Госдепартамент – это не только внешнеполитическое ведомство, но и учреждение, отвечающее за нашу идеологию. А у любой идеологии есть как видимая, декларируемая сторона, так и тайная, негласная. Ритуальная служба занимается именно тайными доктринами нашей государственной идеологии. И, по её требованию, экспедиция состоится в том виде, в каком состоится.
– Невероятно! – воскликнул контр-адмирал, он плеснул себе ещё джина. – Я и не подозревал, что у нас есть какие-то «тайные идеологические доктрины». Надеюсь, это никак не связано с сатанизмом, всеми этими чёрными мессами и жертвоприношениями? Иначе я откажусь от назначения – ведь я католик.
– Могу вас успокоить, господин адмирал, – сказал Риан. – К сатанизму это не имеет никакого отношения. Скажем так, доктрины, разрабатываемые Ритуальной службой Госдепартамента, умеренно космополитичны и основываются на христианских ценностях.
«А он действительно посвящён во многие тайны, – подумал Роберт о „независимом эксперте“. – Я вот, например, впервые слышу об этой самой Ритуальной службе. Хотя у меня уровень допуска категории Си».
– Поверю вам на слово, – сказал контр-адмирал. – В любом случае, именно вы, Джек, несёте ответственность за успех этой экспедиции.
– Тогда перейдём к делу, – сказал Риан. – Помещение под штаб нам уже выделили. Оборудование установили. Вскоре прибудут представители Госдепартамента и экспедиционная техника – с этим мы тоже разберёмся. Но только вы, господин адмирал, можете отдать приказ на формирование специального десантного отряда, который будет подчиняться непосредственно мне.
– Ваше право, – кивнул контр-адмирал. – Каким вы видите этот отряд?
– Двух десятков морских пехотинцев в унтер-офицерском звании под командованием толкового лейтенанта мне будет вполне достаточно.
– Но ведь это почти половина корабельного отряда морской пехоты, – заметил Эллисон..
– Я знаю, – кивнул Джек Риан. – И надеюсь, вы отберёте для меня лучших…
* * *
Представители Ритуальной службы Госдепартамента появились на авианосце через две недели. Они были одеты в одинаковые чёрные костюмы, глаза их были спрятаны под одинаковыми зеркальными очками, в руке у каждого имелся вместительный саквояж без наклеек. Даже по росту и телосложению эти двое походили друг на друга, как две детали, выточенные на одном станке по одному и тому же чертежу.Попав на борт, они пренебрегли помощью вахтенных матросов, предложивших свои услуги по доставке саквояжей в каюты, а сразу направились в штаб к Риану.
Фоули и «независимый эксперт» работали. Джек писал какую-то статью, а Роберт, получив пароль от контр-адмирала, через локальную сеть авианосца просматривал личные дела членов команды «Джона Ф.Кеннеди»: он отрабатывал версию причастности к утечке кого-нибудь из членов команды авианосца и приписанного к нему авиакрыла. Дело это было явно безнадёжное: пять с половиной тысяч человек, и у каждого – своя биография, свои пристрастия, свои убеждения. Не говоря уже о том, что среди членов экипажа имеются специалисты из натурализовавшихся в первом поколении: сорок восемь китайцев, девять турок, шесть украинцев и двое русских. С другой стороны, даже первые опросы показали, что команда – от простых моряков до высших офицеров – имеет довольно смутное представление о том, куда и зачем отправляется экспедиция. Например, те, кто по чину или занимаемой должности находился ниже командиров расчётов, полагали, что «Джон Ф.Кеннеди» отправляется к берегам Южной Америки, чтобы принять участие в манёврах. Командиры расчётов, дивизионов и боевых частей знали, что пунктом назначения является Земля Королевы Мод, Антарктида, но их никто не поставил в известность о конечной цели экспедиции, и они придумывали причины одна другой фантастичнее. Офицеры походного штаба, командир авиакрыла и командир авианосца казались осведомленными больше других, но их знание, как очень быстро установил Фоули, было основано на слухах: кто-то где-то сказал, что экспедиция имеет целью вскрыть кубышку секретной военной базы, построенной ещё нацистами, и отразить возможное противодействие этой акции. Кто первым пустил этот слух, Роберту пока выяснить не удалось, но и это направление не казалось ему перспективным, поскольку слух мог появиться спонтанно, как одна из версий, излагаемых нижестоящими офицерами. Плотность информационных потоков, циркулирующих по кораблю, была сопоставима с плотностью информационной сферы средних размеров государства. Впрочем, это было вполне объяснимо: американский авианосец и есть своего рода государство в миниатюре – правда, совершенно лишённое оппозиции, недемократичное и до зубов вооружённое. С некоторым запаздыванием Фоули сообразил, что помимо авианосца в ударную группу входят ещё семь кораблей: два эсминца, два фрегата, два крейсера и один эскадренный корабль снабжения – и схватился за голову. Чтобы проверить всех, не хватило бы и целого отдела, а ему приходится действовать в одиночку, да ещё и не афишировать свой интерес. Ко всему Роберту не давала покоя фраза, обронённая русским резидентом. Как же он там сказал? « Есть вещи, о которых лучше не говорить и не думать. Чтобы не сойти с ума». Что он имел в виду? От каких тайн и бездн предостерегал?.. Роберту Фоули хотелось бросить всё и, как советовал тот же резидент, предаться безделью и простым развлечениям человека, убивающего время.
Представители Ритуальной службы вошли в штаб и вежливо поздоровались. Отличить их друг от друга было бы невозможно, если бы не цвет волос. Один из них оказался блондином, второй – брюнетом.
– Джонсон, – представился брюнет.
– Джонсон, – представился блондин.
– Джонсон и Джонсон? – не выказав удивления, уточнил Джек Риан.
«Братья, что ли?» – подумал Фоули озадаченно, но потом спохватился: какие, к чертям, братья! Джонсон – типичный оперативный псевдоним, вот только чего-то эти двое перемудрили с частотой его повторения.
– Очень рад познакомиться, – сказал Риан. – Если я правильно понимаю, в нашей экспедиции вы будете представлять Госдепартамент?
– Совершенно верно, сэр, – подтвердил Джонсон-блондин.
– Мы ждали вас и подготовились, – проинформировал Риан представителей. – Спецтранспорт прибыл и загружен. Штаб, как видите, оборудован. Охрана выставлена. Нам подчинены морские пехотинцы из корабельной команды.
– Очень хорошо, – одобрил Джонсон-брюнет.
Сразу же выявилось ещё одно отличие: если блондин говорил по-английски очень чисто, то в речи брюнета слышался едва уловимый акцент. Джек Риан внимательно посмотрел на Джонсона-брюнета, но спросил о другом.
– Теперь, когда мы готовы начать экспедицию, – сказал он, – мне хотелось бы знать, какой именно предмет вы собираетесь извлечь из нацистского тайника? И почему этот предмет столь важен?
– Вы уверены, что вам необходимоэто знать? – осведомился Джонсон-блондин.
– Абсолютно уверен.
– Нужный нам предмет называют Копьём Судьбы. Если это название о чём-нибудь вам говорит…
Ответив так, Джонсон-брюнет сделал паузу. Возможно, для того, чтобы в полной мере насладиться изумлением Риана и растерянностью Фоули.
Глава четвёртая
АЭРОНЕФ «25 лет Вашингтонской Коммуны»
(Аустерлиц, Австрийская империя, брюмер 14 года от Провозглашения Французской Республики)
Луи де Буагильбер мало задумывался над тем, почему судьба оказалась столь благосклонна к нему. Он был слишком молод, чтобы понимать, как редко капризуля Фортуна выбирает себе фаворитов. Юности вообще свойственна самонадеянность и вера в прекрасное будущее. Но вот только ни самонадеянности, ни веры не достаточно для того, чтобы в один прекрасный момент возвыситься над другими, столь же охочими до власти, славы и богатства. Тут требуется нечто большее, а этого «нечто» у младшего де Буагильбера не было.Луи происходил из старинного и весьма благородного рода, однако дела у его семейства, владевшего землями под Марселем, в последние сорок лет шли неважно, а Революция окончательно разорила Буагильберов, оставив единственному наследнику лишь старый дом с протекающей крышей да ворох долговых расписок. К тому же, на его плечи легла непомерная для столь юного возраста (а Луи тогда исполнилось девятнадцать лет) ответственность: он оказался вынужден следить за воспитанием младшей сестры и ухаживать за отцом, ослепшим в результате ранения, полученного им десять лет назад в Неервинденском сражении. [73]Парижские друзья отца, которые могли бы выхлопотать пенсию для ветерана-инвалида и как-то устроить карьеру юноши, сложили свои головы на гильотине в дни якобинского террора, и ныне младшему де Буагильберу приходилось рассчитывать только на себя. Единственным выходом для дворянина в такой ситуации было бы пойти на военную службу в расчёте на быструю карьеру и богатый трофей, но Буагильбер-старший как мог отговаривал сына – будучи убеждённым роялистом, он не признал ни власть Конвента, ни Комитета общественного спасения, ни Первого консула Наполеона Бонапарта – его страна умерла на плахе вместе с Людовиком XVI, и он не хотел, чтобы его единственный наследник воевал на стороне тех, кого он сам всю жизнь искренне ненавидел. Иногда Луи горячо спорил с отцом на эту тему, утверждая, что именно благодаря Бонапарту страна встала наконец на путь возрождения, однако в душе знал, что никогда не оставит отца и сестру, если не будет уверен в их благополучии.
Чтобы как-то сводить концы с концами Луи с согласия семьи заложил дом, а вырученный капитал пустил в оборот в Марселе. Однако война на море не утихала, торговля шла плохо, а потому процентов, выручаемых с этого капитала, едва хватало на то, чтобы прокормить семью. От прислуги пришлось отказаться. Только старый дворецкий Жан остался при доме, несмотря на то, что Буагильберы не могли платить ему жалованье. Луи пробовал писать и даже опубликовал под псевдонимом небольшой роман из рыцарских времён. Однако книги покупались мало и неохотно, и в конце концов издатель отказался от сотрудничества с молодым литератором.
Будущее Луи казалось беспросветным, но всё изменилось в один день. Промозглым осенним утром у ворот дома де Буагильберов остановилась богатая карета. Из неё вышел худощавый бледный человек в распахнутом чёрном плаще, под которым был виден великолепный мундир с золотым шитьём и орденами, свидетельствующий о том, что к Буагильберам пожаловал гость из самой столицы.
Жан открыл гостю дверь и спросил, как представить господина.
«Меня зовут Жозеф Фуше, – отвечал человек в мундире. – Я хотел бы видеть гражданина Луи Буагильбера».
У старого дворецкого затряслись губы: даже он, тёмный и неграмотный человек, целиком посвящающий себя дому, знал, насколько зловещая личность скрывается за простым именем – Жозеф Фуше. Ещё дворецкий подумал, что, скорее всего, внезапный визит связан с духом роялизма, царящим в доме Буагильберов, и из-за этого молодому хозяину может не поздоровиться. Ему и в голову не пришло, что для ареста лица, подозреваемого в заговоре против Первого консула, Жозефу Фуше вовсе не нужно было ехать из Парижа в Марсель. Поэтому напуганный Жан открыл было рот, чтобы солгать, будто молодой хозяин уехал по делам, но зловещий гость предугадал ход его мыслей:
«Я знаю, что гражданин Буагильбер здесь, – сказал Фуше. – Передайте, что я хотел бы сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться».
Дворецкий низко поклонился и пошёл по дому в поисках молодого хозяина. Оказывается, Луи заметил прибытие гостя и поспешил навстречу Жану с естественным вопросом, кого это принесло в такую рань.
«Это сам Жозеф Фуше, – объяснил дворецкий шёпотом. – Министр полиции».
«Что ему нужно? – обеспокоенно спросил юный де Буагильбер. – Он приехал за отцом?!»
«Он сказал, что хочет поговорить с вами, господин».
Луи выпрямился во весь свой рост: когда он услышал, что министр полиции приехал к нему, а не к отцу, словно невероятный груз свалился с его плеч.
«Зови, – приказал он дворецкому. – Я приму его в библиотеке».
Переодевшись во всё свежее и причесавшись, Луи вышел к гостю. Внешне министр полиции, прославленный своим вероломством и жестокостью, не производил впечатления чудовища с гравюр Дюрера, как можно было ожидать, послушав сплетни, которыми полнился Марсель. Худоба, бледность, нездоровый блеск глаз, мундир, висящий, как на вешалке, – и этот человек сумел запугать целую страну посильнее якобинцев? В руках Фуше держал потрёпанную книжку, в которой юный де Буагильбер не без удивления узнал свой собственный и единственный роман. Луи поискал глазами по полкам в библиотеке – его экземпляр находился на месте, да и не выглядел столь потрёпанным. Любопытство, вызванное словами дворецкого, усилилось, и де Буагильбер, представившись, спросил:
«Что вам угодно, гражданин министр?»
«Я приехал к вам по личному поручению Первого консула, гражданин Буагильбер, – сообщил Фуше, голос и лицо его оставались при этом совершенно бесстрастными. – Буду говорить без обиняков: если вы тот человек, который нам нужен, вас ожидают богатство и слава».
Луи снова насторожился: Фуше был известен и как мастер провокации.
«Я слушаю вас, гражданин министр».
«Ответьте мне, гражданин Буагильбер, ведь именно вашему перу принадлежит эта замечательная книга?»
«Да, это я написал её», – не стал скрывать Луи.
«Здесь изложены подлинные факты? Или эта книга целиком построена на вымысле?»
Луи смешался, не зная, как отвечать.
«Видите ли, гражданин министр, – сказал он, потупившись, – в основу этого романа положена родовая легенда. Мы, Буагильберы, точно знаем, что наш предок Бриан де Буагильбер был тамплиером и участвовал в Третьем крестовом походе. Но всё остальное в книге – мой вымысел».