– Подполковник ВВС Российской Федерации Константин Громов, – представился русский офицер, взяв под козырёк своей чудовищной фуражки. – Командир авиагруппы тяжёлого авианесущего крейсера «Варяг».
   По-английски подполковник говорил с акцентом, но без ошибок, что приятно удивило Санчеса, который за всю свою жизнь выучил только три русских слова: «перестройка», «борщ» и «шанка».
   – Кэптен ВМФ США Майкл Санчес, – представился Майкл, отдавая честь. – С сегодняшнего дня – командир авианосной ударной группировки Атлантического флота.
   Громов с интересом разглядывал кэптена. Он привык к тому, что в авиацию набирают худощавых людей среднего роста, а тут перед ним, как утёс, возвышался огромный и широкий негр, лицо которого было чернее его собственной пилотской куртки. Таких «бизонов» Константину до сих пор доводилось видеть только на экране телевизора, когда там шёл матч на звание чемпиона мира по боксу в тяжёлом весе или очередной голливудский боевик.
   «Чёрный истребитель, – мелькнула у Громова непрошеная мысль. – Настоящий чёрный истребитель».
   – Мы готовы выслушать вас, кэптен, – сказал он, отогнав неудачную ассоциацию. – Говорите свободно, мы все понимаем английский.
   – Мы хотели бы сообщить вам, – начал кэптен, глядя в сторону, – что мы не намерены больше вести против вашего авианосца военные действия. Это я отдал такой приказ и намереваюсь следить за строжайшим его исполнением вплоть до прибытия спасателей. Я также прошу, чтобы вы не предпринимали никаких военных действий против нас. В настоящий момент конфликт себя полностью исчерпал.
   Пока Санчес говорил всё это, Фоули искоса разглядывал русского, отличающегося от других выправкой бывшего военного. Он, разумеется, узнал его – злого гения, использующего псевдоним Таксист, – и теперь мучительно прикидывал, опознал ли тот его в свою очередь или нет. Скорее всего, капитан ФСБ Владимир Фокин, отличавшийся фотографической памятью, действительно признал своего агента, но, как и положено профессиональному разведчику, своего знания не выдал.
   – Как мы можем быть уверены, что конфликт исчерпан?
   – Мы получили шифрограмму из Госдепартамента. Нас опередили. В начале года мимо этих мест проходил эстонский теплоход «Таллинн». С него высадилась небольшая группа, целью которой было отыскать тайник и забрать то, что там было. Теперь этот предмет находится в Эстонии.
   – Почему вы недоговариваете? – резко спросил Громов. – Что это за ужимки? «То, что там находилось»… «Предмет»…
   – А я не знаю, что было спрятано в тайнике, – признался Санчес.
   По всему, русский подполковник был шокирован открывшимся обстоятельством.
   – Вы… – он замялся, подыскивая слова, – вы не знали, за что сражаетесь?
   – Я сражался за свою страну, – ответил Майкл просто. – Я больше ничего не умею, кроме как сражаться за Америку.
   – Вы думаете, мы вам поверим? – влез вдруг в беседу парень в дымчатых очках и полушубке не по росту; по-английски он говорил с ужасным акцентом, но понять его всё-таки было можно. – Поверим вашим словам? Как вы докажете, что предмета у вас нет?
   Санчес закусил губу. Он как-то не задумывался на эту тему и теперь не знал, что ответить.
   Положение спас Джонсон из Госдепартамента. Он выступил вперёд и указал на лысого в «сутане»:
   – Этот человек подтвердит наши слова. Копья здесь нет.
   Лысый помолчал, глядя на Джонсона в упор, потом спросил:
   – Ваш псевдоним – Ладон, если не ошибаюсь?
   – Не ошибаетесь.
   – Как же вы проморгали, Ладон? Это ведь был не просто артефакт – это был Предмет Силы.
   Джонсон нахмурился и ответил ворчливо:
   – Вы тоже проморгали, Антей, и не вам наставлять меня.
   К счастью, этот обмен уколами, непонятный для остальных, быстро завершился.
   – Я подтверждаю! – заявил лысый. – Здесь предмета больше нет. Его следует искать в другом месте.
   Сказав так, он повернулся спиной и пошёл к вертолёту.
   – Ещё неделю назад не поверил бы, – произнёс подполковник, глядя ему вслед. – Но после вчерашнего приходится верить… О’кей, джентльмены, – он снова повернулся к парламентёрам. – Я принимаю ваши условия и обещаю, что мы не будем применять оружие. Кстати! Вы, как я вижу, находитесь в тяжёлом положении. Мы могли бы оказать посильную помощь…
   – Буря приближается, – невпопад сказал Санчес. – Вам нужно решить, остаётесь вы или уходите.
   – Вы уверены, что вам не нужна наша помощь? – повторил свой вопрос Громов.
   – Да, мы уверены, – ответил кэптен, пряча взгляд. – Мы справимся сами…

Эпилог
Новое задание

(Ржевка, Санкт-Петербург, июнь 2000 года)
   Машину пришлось оставить задолго до аэропорта – хмурый сотрудник ГИБДД махнул жезлом, и Лукашевич, тормознув, свернул к обочине.
   – В чём дело, командир? – Стуколин, расположившийся справа на заднем сидении, высунулся в приоткрытое окно.
   – Слепые, что ли? – грубовато отозвался автоинспектор. – Сами не видите? Дальше проезда нет.
   Дальше действительно проезда не было. И хотя какие-то автомобили, отчаянно сигналя, пытались продвигаться в сплошном потоке людей, идущих по узкой «шоссейке», овчинка явно не стоила выделки – быстрее было добраться пешком.
   Трое друзей и Кирюша выбрались на асфальт.
   – Хорошо хоть пиво заранее взяли, – высказался Стуколин. – Не так скучно идти будет.
   – А тебе в нашей компании скучно? – подначил Лукашевич.
   – Ещё как! – Стуколин ухмыльнулся. – Я за три месяца на ваши морды насмотрелся.
   – Ну и не ездил бы, – сказал Громов. – Без тебя обошлись бы.
   – А шоу? Раз в жизни на шоу посмотреть!..
   – Ну ты даёшь, – засмеялся Лукашевич. – Истребителей, что ли, никогда не видел?
   – Зато какой повод!
   На самом деле поводом стало пожелание, ясно высказанное Громовым-младшим, который, вычитав где-то о готовящемся авиа-шоу (первом в Санкт-Петербурге, по утверждению рекламы), немедленно потребовал туда себя отвести. Громов-старший возражать не стал: он был в отпуске и мог себе позволить потратить субботний день на лёгкое развлечение с оттенком ностальгии. Приятели же навязались случайно – собирались зайти с визитом и бутылкой, но, прослышав об авиа-шоу, изъявили желание присоединиться. Константин сначала хотел отказать им, мотивируя это тем, что «вы, ребята, снова напьётесь и сына мне дурным примером испортите», но потом подумал и понял, что эти двое всё равно притащатся на Ржевку и будут искать их по аэродрому и окрестностям, да и Кирюша был рад, узнав, что дяди Лёши готовы присоединиться к компании. Так и поехали вчетвером.
   Друзья влились в людской поток, продвигающийся к Ржевке. Казалось, на авиа-шоу пришли поглазеть представители всех слоёв населения современного Петербурга. Здесь можно было увидеть и папаш с детьми, и целующиеся на ходу парочки, и байкеров в коже и заклёпках, и бритоголовых крепышей в малиновых пиджаках, и старичков-ветеранов при орденах и планках, и офицеров всех мастей, и просто молодых ребят с блеском в глазах от предвкушения необычайного зрелища. Такое количество самого разнообразного народа подтверждало: не угас ещё в России интерес к небу и к авиации, не угас – а значит, не всё ещё потеряно, будет и на нашей улице праздник.
   Впереди над деревьями появился вертолёт «Ми-8», из него вдруг высыпались парашютисты, раскрыли свои разноцветные парашюты и, сблизившись друг с другом, составили в ярком чистом небе российский триколор.
   – Красиво, – оценил Лукашевич. – И символично.
   Друзья промолчали: каждый думал о своём. Стуколин вздохнул, достал из сумки, которую нёс на плече, бутылку пива, открыл её о торчащий прямо у дороги стальной штырь и приложился к горлышку.
   Вскоре справа и слева от шоссейки стали попадаться деревенские домики с палисадниками и огородами, за заборами прохаживались куры, сидел на насесте петух – деревня деревней. Ограждение вокруг лётного поля стало видно ещё через километр. К тому времени парашютисты отработали своё, в небо поднялись первые легкомоторные самолётики и принялись выписывать петли, демонстрируя публике чудеса высшего пилотажа.
   Компания из трёх взрослых и одного ребёнка подошла к покосившимся воротам аэропорта «Ржевка». Слева у дощатого домика, где находились кассы, толпился народ.
   – М-да, – изрёк Стуколин. – И не подумаешь, что авиа-шоу. Где информационные плакаты? Где газировка, сахарная вата и хот-доги? Где столики с сувенирами?
   Он был прав. То, что на Ржевке происходит действо, называемое во всём остальном мире звучным термином «авиа-шоу», подтверждали только вьющиеся над головой «пилотажники». Впрочем, один лоток с сувенирами через некоторое время обнаружился – там продавались флажки с эмблемой российских ВВС и, что характерно, модели американских истребителей F-14 и F-16.
   – Пойдём туда? – спросил Стуколин, кивая на ограждение, за которым скрывалось лётное поле. – Билет, говорят, семь червонцев стоит.
   – Разве дело в деньгах? – на лице Громова-старшего читалось сомнение. – Кирюша, – обратился он к сыну, – ты туда хочешь?
   Кирюша посмотрел на толпу, на небо, снова на толпу, и покачал головой.
   – Неохота, пап, – сказал он. – Чего нам в этой толкучке делать?
   – Слова не мальчика, но мужа! – одобрил Стуколин. – Куда двинемся?
   – Там справа от дороги такое местечко было, – напомнил Лукашевич. – Типа недостроенного фундамента.
   – Отличная идея, – согласился Громов-старший.
   Они вернулись к выбранному месту. Там действительно располагалось нечто вроде утонувшего в земле фундамента с остатками кирпичных стен. Друзья расселись на травке как раз в тот момент, когда, раскрутив винты, над Ржевкой поднялся «Ми-24», повисел и ушёл в западном направлении. После естественной паузы опять начались полёты мастеров пилотажа, а друзья распаковали бутерброды. К сомнительным развалинам, рядом с которыми расположились трое пилотов и мальчик, никто не проявил интереса, кроме небольшого стада козлят под присмотром местного пастуха. Кирюше козлята понравились, и его внимание сразу разделилось: он пытался одновременно наблюдать и за самолётами, и за козлятами. Самое интересное то, что у него это получалось.
   Стуколин допил первую бутылку и спросил, оглядываясь вокруг:
   – Ну и где наши орлы?
   – О каких орлах идёт речь? – немедленно уточнил Лукашевич.
   – О тех, которые всегда гвоздём программы. Где эти хвалёные «Русские витязи»?
   – Если обещали быть – значит, будут, – сказал Громов невозмутимо. – Личкун – человек слова.
   Он оказался прав.
   – Смотрите! – воскликнул Кирюша, вскочив на ноги и вытягивая руку. – Летят!
   С запада, выстроившись треугольником, приближались на низкой высоте шесть истребителей «Су-27», фюзеляжи которых были раскрашены в цвета российского флага. На лётным полем истребители развернулись и сделали «горку».
   – А ведь я их всех знаю, – сказал Громов, приложив руку ко лбу наподобие козырька. – Вон Эдик Жуковец… Отстаёт сегодня. И строй плохо держит. Впереди – Сашка Личкун. Как всегда на лихом коне…
   – Как ты их опознаёшь? – полюбопытствовал Лукашевич.
   – По выхлопу, – съязвил Стуколин.
   – Халтурят ребята, – высказал своё мнение Громов, помолчав. – Не в полную силу работают. В Ле-Бурже, помню, или в Фарнборо, или на МАКС’е – выкладывались по полной программе. А тут…
   – А чего перед нами, быдлом, выпендриваться? – тут же нашёл повод позлобствовать Стуколин. – Для сельской местности сойдёт!
   – Какие вы, однако, зануды, – обиделся за «витязей» Лукашевич. – Ребята работают, как могут. Я вот, например, так не умею. И мне нравится, что хотя бы они умеют.
   – И мне нравится! – заявил Кирюша. – Давайте смотреть.
   А посмотреть и в самом деле было на что. «Витязи» работали по своей стандартной программе, а потому слаженно и внешне очень эффектно. Шесть машин – по двадцать две тонны каждая – шли настолько тесно, что, казалось, ошибись лётчики хоть самую малость, и столкновение будет неминуемым. Через пару минут, покувыркавшись в воздухе, группа разделилась: два самолёта продемонстрировали вираж на сверхмалой высоте и ушли на базу, остальные на вертикали поднялись так высоко в зенит, что зрителям пришлось задрать головы, и, отстрелив фейерверки, одновременно разошлись в разные стороны. В небе образовалась красивая звезда из четырёх «лучей» дыма – достаточно устойчивая, чтобы на неё все успели налюбоваться. Наконец остался только один «витязь». Разогнавшись, он показал публике весьма захватывающую фигуру пилотажа, известную под названием «колокол» – завис на вертикали с выключенными двигателями. Потом попрощался отстрелом фейерверков и под аплодисменты толпы ушёл на запад.
   – Ух! – выдохнул Лукашевич. – Незабываемое зрелище. Сколько смотрю, а привыкнуть не могу.
   – А что вам больше всего понравилось, дядя Лёша? – спросил Громов-младший.
   – Разумеется, самолёты, – ответил Лукашевич с улыбкой. – А тебе?
   Кирюша пожал плечами.
   – У папы тоже такой есть, – похвастался он, но как-то неуверенно. – И летает он получше.
   Стуколин хмыкнул.
   – Так, значит, тебе вообще ничего не понравилось? – удивился Лукашевич.
   – Понравилось.
   – А что именно?
   Кирюша вдруг застеснялся и не ответил на последний вопрос.
   – Отстань от парня, – сказал Стуколин, строго глядя на друга. – Пей своё пиво и смотри на шоу, а в душу не лезь.
   Шоу тем временем продолжалось. Два легкомоторных «Як-52», раскрашенные в цвета Второй мировой (один нёс на крыльях алые звезды, другой – чёрные кресты) изображали воздушный бой на виражах. Публике, впрочем, после «гвоздя программы» стало уже неинтересно: зрители покидали шоу, продвигаясь в сторону Города.
   – На самом деле, – сказал Громов-старший, наблюдая за этим новым потоком, – не важно, чем хороши пилоты или самолёты. Просто авиа-шоу – это всегда ощущение праздника. Как парад на Красной площади, приуроченный к Дню победы… А ведь мы действительно победили, – добавил он, переводя взгляд на друзей, – и заслужили этот праздник, разве не так?
   Стуколин поднял над головой початую бутылку, выказывая желание немедленно чокнуться. В полном молчании друзья сделали по большому глотку.
   – Кирилл, – отдышавшись, обратился Лукашевич к Громову-младшему, – давно хотел тебя спросить. А кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Небось, лётчиком, как отец?
   Кирюша отрицательно покачал головой.
   – Нет, – сказал он очень серьёзно. – Ведь они не только летают, но и убивают друг друга.
   Кирюша показал на небо, и друзья увидели, как под крыльями «Яка», изображающего советский истребитель, засверкали вспышки имитатора стрельбы, а второй «Як» с крестами окутался дымом и завалился в управляемый штопор.
   Пилоты переглянулись. И никто из них не решился прокомментировать слова одиннадцатилетнего мальчика…
Конец третьей книги