Страница:
— Это вы дали деньги Ее Величеству?
— Я не могу вам ответить.
— Понимаю. Значит вы. Но дело в том, что она обманывает нас обоих. И вас, и меня.
— То, что вы говорите, крайне занимательно.
— Видимо, она обещала выйти за вас замуж. Но сегодня утром она потребовала у меня, чтобы я добился разрешения Императора на ее брак с принцем Эрвиндом, ее сводным братом.
— И?
— И вам лучше найти себе другого союзника, который не станет использовать вас.
Рейнольд вздыхает, как человек, обремененный множеством важных дел.
— Благодарю за совет. А теперь, с вашего позволения, я хотел бы вернуться к своим занятиям.
Он звонит в серебряный колокольчик, на пороге возникает Кайрел.
— Проводите господина посла. И сегодня меня ни для кого нет дома.
Посол стискивает зубы. Значит, вот что такое знаменитая выдержка асенского аристократа! Ну что ж, щенку это зачтется. Арнульф прекрасно знает, что для асенов аристократы неприкосновенны. Но кто в Лайе осмелится обвинить имперского посланника в нарушении правил хорошего тона?
Рейнольд ухмыляется ему вслед. Что такое какие-то принцы тардские или асенские? Она быстро поймет, что создана для него, она же не дура. Однако поторопиться стоит. Он наводит порядок, прячет бумаги (слуги не имеют права прикоснуться к пылинке на его столе) и хочет снова вызвать Кайрела.
Но не успевает. Посол возвращается в сопровождении нескольких солдат. Все происходит невероятно быстро. Всем слугам приказано собраться на кухне, посол вновь является в кабинет.
— Что все это значит? — спрашивает Рейнольд, с огромным трудом сохраняя спокойный тон.
Солдаты уже успели уронить несколько ценных вещей.
— Обыск, — коротко отвечает господин Арнульф. — Сядьте… ну хотя бы вот сюда.
Рейнольд молча повинуется, спорить с тардом ниже его достоинства. За спиной тут же вырастает солдат.
Посол внимательно разглядывает комнату, потом берет с камина фарфоровую вазочку. По белой глазури бегут, переплетаясь, виноградные лозы — кобальт всех оттенков, от бледно-голубого до темно-синего. Посол небрежно вертит ее в руках и с удовольствием видит, как напрягается Рейнольд.
— Где вы храните бумаги? — Вазочка скользит меж пальцев, еще немного — и упадет, разобьется вдребезги. А ведь стоит целое состояние. Господин посол тоже знает толк в ценных вещах.
— Ну же, — подбадривает он.
Рейнольд судорожно сглатывает и кивает на шкафчик мореного дуба.
Вазочка все же падает, к счастью — на ковер. Рейнольд подскакивает, солдат вежливо, но твердо возвращает его на место.
— А ключи? — говорит посол с нежностью.
На мальчика приятно посмотреть. Надул губы, опустил глаза, никак не может попасть в собственный карман. Вот так-то.
Рейнольд протягивает ключ и вдруг успокаивается. Что может искать посол? Свои расписки? Ну и пусть ищет! Видимо, Мэй поспешила. Хотя, когда тебе навязывают в мужья нечто вроде того, что он видел на балу, поневоле заспешишь. Какой он умница, что даже не заикнулся на Совете о бумагах! А вдруг бы дали?!
Обидно только, что родня не будет связываться с этим наглым тардом. Точно не будет. Скажет: «Сам виноват». Ладно, дайте мне только жениться на королеве…
Посол раскладывает документы на две пачки, ту, что поменьше, кладет к себе в карман и идет к выходу. На пороге он вдруг оборачивается и говорит очень серьезно:
— Я вам советую сидеть дома и заниматься своими коллекциями. А к трону не лезьте. Шею свернете.
Солдаты покидают дом. Кайрел возникает в кабинете и вопросительно смотрит на хозяина. Тот задумчиво чешет подбородок и говорит:
— Приготовь мой лучший костюм. Дом прибрать. До моего возвращения в кабинет не входить. Впрочем, я его закрою.
«Если тебе что-то приказывают не делать — срочно сделай. Получишь огромное удовольствие, а в качестве бесплатного приложения доведешь своего врага до колик, — думал Рейнольд, подходя к королевскому дворцу. — День сегодня был длинный, нехороший, но закончится он не наглыми усмешками господина посла. Закончится он поцелуем. Вот только как бы войти, не наделав шума? Аристократ, конечно, имеет полное право на парадную дверь, но стоит подумать, сколько там толчется лишнего народу — и сразу мурашки по коже. Нет, где тут у нас кухня?»
Рейнольд обошел здание, нашел нужную дверь, надвинул шляпу на нос и отважно вошел. Пусто, тихо, никого. И правильно — обед давно кончился, а ужинает королева дома. «Может, домой к ней надо было идти? Ладно, сейчас разберемся. Не мешает взглянуть хозяйским глазом на будущие владения».
Огромные комнаты с закопченными стенами плавают в серых сумерках. На плитах тускло поблескивают котлы. Пыль, паутина. На полу, на растрескавшихся плитках играют в догонялки мыши. Рейнольд стал подниматься по лестнице, тихо ругаясь под нос: ступеньки щербаты, перила не упускают случая оставить на память занозу, штукатурка давно обвалилась, а следом за ней и кирпичи норовят выпасть.
«Интересно, а в гостиницах лестницы такие же? И где, простите, освещение? У меня в темноте глаза болят. Женюсь, сразу разберусь, куда деваются свечи. Ну вот, похоже, первая живая душа».
— Молодой человек, вы не подскажете, как найти королеву?
Мальчишка лет четырнадцати даже не удивился. Посмотрел на него отсутствующим взглядом, махнул рукой в неизвестном направлении и как сквозь землю провалился.
«Паж, что ли? Или призрак? Нужно будет достать схему дворца, выяснить, где здесь потайные ходы».
Рейнольд по наитию толкнул одну из дверей и оказался в приемной. Секретарь что-то старательно рисовал левой рукой и даже головы не повернул. Что ж, этот здесь долго не задержится.
— Добрый вечер, могу я видеть Ее Величество?
— Она вас пригласила?
Дорисовал завитушку и посмотрел наконец на Рейнольда. На свою беду.
— А… Простите. Я сейчас спрошу.
— Не нужно, — остановил его Рейнольд, — я сам.
— Но я обязан доложить…
Поздно. Рейнольд уже вошел в королевский кабинет. Мэй подняла голову от бумаг и устало спросила:
— Ну, что у нас еще случилось?
Ростовщик ответил очень мягко:
— Добрый вечер, Ваше Величество. Я хотел вас увидеть, — потом, повернувшись к секретарю: — Я сам о себе доложу, идите.
— Постойте-ка, здесь приказываю я. Пока.
— Тогда скажите ему вы, чтоб он ушел, — смеется Рейнольд, — а то я его и так уже расстроил.
— Ваше Величество, — перебивает секретарь, — я не знаю…
— Это не делает вам чести, — и к Рейнольду: — Так как же вы сюда попали?
— Через кухню. Я подумал, что не встречу там ни одного тарда. И не ошибся.
— Вам все ясно? — спрашивает Мэй секретаря. — Проследите, чтобы он был первым и единственным. Идите. Ну, а вы чем порадуете?
— А чем это вы занимаетесь, если не секрет? — спрашивает Рейнольд.
Такой кавардак на столе он видит во второй раз в жизни. И оба раза за сегодняшний день. Стол завален бумагами, счетными книгами, вместо закладок тут и там торчат обгрызенные перья. Вот пусти женщину заниматься делами!
— Да вот. — Мэй встает и мягко потягивается. — Отчеты окаянные.
— А взглянуть можно?
— Пожалуйста, если вам хочется.
— Еще бы!
Мэй во все глаза смотрит на человека, который с неподдельным интересом вчитывается в чьи-то каракули. Она хорошо помнит, что эта работа и короля Эрвинда доводила до головной боли. А у этого восхищение на лице.
— Нет, ведь надо же так, — бормочет Рейнольд, — вот жулье! Кто это у нас? А, слышал.
«Не буду его убивать, — думает Мэй, — лучше арестую. Или нет, нельзя. Ну тогда просто украду. Спрячу в каком-нибудь каземате (каземат, конечно, придется обставить в соответствии с его привычками) и буду приносить бумаги на проверку. И ему удовольствие, и Лайе польза».
Мэй осторожно заглянула ему через плечо. Рейнольд почувствовал ее дыхание на затылке и вспомнил, зачем сюда пришел.
Он вынул коробочку, сообщил:
— Это вам, — и снова уткнулся в бумаги.
Мэй невольно затаила дыхание. Такую вещицу и в руках-то держать страшно, не то что открыть. Сплетенная из тончайших золотых и серебряных нитей, на крышке герб Дома Ойсина. Мэй бережно открыла и… чуть не выронила. На черном бархате сверкают две бриллиантовые капли. Серьги. Аристократ делает ей предложение. С ума можно сойти — два предложения в один день, да еще и замужней женщине. Эрвинд ей никогда такого не подарит. Очень хочется хотя бы примерить. Но Мэй закрывает коробочку. Так. Теперь ее нужно вернуть. Если королевская память не изменяет, такого еще никогда не было. Аристократам не отказывают. Но придется. И почему нельзя оставить серьги, а ему сказать «нет»?
Из размышлений ее вывел радостный возглас Рейнольда:
— Ага, понял! Вот откуда у него деньги!
Очень аккуратно Мэй начала подпихивать подношение ему под руку. Рейнольд не сразу понял, почему ему что-то стало мешать. Потом заметил странный маневр, поднял голову и спросил:
— Вы отказываетесь?
Несмотря на то, что смеяться сейчас было никак нельзя, Мэй чуть не расхохоталась. Вот это и называется — глаза на лбу.
— Простите, — говорит она траурным голосом, — это очень лестное предложение, но я не могу его принять.
— Почему?
— С моим выбором должен согласиться Император. А вас он не одобрит.
Рейнольд говорит очень спокойно:
— В Империи можно купить все.
— Император уже сам нашел для меня жениха. Я не хочу, чтобы вы пострадали.
— Я уже встречался сегодня с послом. Он предлагал мне отступиться от вас. Я отказался.
«Здорово, — мрачно думает Мэй. — Здорово работает голова у господина Арнульфа».
— И зря, — отвечает она. — Нужно было соглашаться. Брать отступные, и немаленькие.
— Мне… взять… у тарда? — Рейнольд встает и начинает расхаживать по кабинету. — За кого вы меня принимаете?
— За умного человека. Только не уверяйте меня, что в глаза не видели тардских денег. Чем больше мы с них сдерем, тем лучше.
— Ну знаете!
— Да не расстраивайтесь вы так! А то я тоже расстроюсь, а сделать все равно ничего нельзя. Скажите лучше, вы достали бумаги?
— Какие бумаги?
— На Его Светлость посла. Помните, мы договаривались на празднике?
— Ах, это… помню. С этим — никак. Я ничем не могу вам помочь. Сам я с ним дел не имел, а спрашивать у моей родни о делах клиента, как выяснилось, совершенно бессмысленно. — Рейнольд все еще мерил шагами кабинет. — Да с чего вы взяли, что это вообще возможно?
— Да с того, что вы мне обещали!
— Простите, но я не обещал ничего конкретного.
— И вы действительно ничего не можете сделать?
— Абсолютно. Не стану же я в самом деле подвергать опасности свою семью. Или это выкуп за ваш поцелуй?
«Я сейчас умру», — подумала Мэй. Словно внутри у нее оборвалась какая-то очень важная для жизни жила. «Ох, Эрвинд, Эрвинд, как же мы теперь?» Она отчаянно заморгала, пытаясь загнать слезы обратно в глаза, но зря старалась. Рейнольд все равно ничего не видел. Он смотрел прямо на нее и говорил:
— Ничем не могу вам помочь. Надеюсь, я вас не слишком задержал. Спокойной ночи.
Он повернулся и вышел, задыхаясь от гнева. Получить отказ! Уж лучше пощечину от шлюхи. Нет, она просто дрянь, она действительно с ним играла, прав был посол. Нет, стоп, а при чем тут посол? Да, ему отказали, хотя на ее месте любая другая прыгала бы от радости. Но! Она — не любая другая. Она — та девушка, на которой он хочет жениться. Только, похоже, она этого еще не поняла. Значит, все просто: нужно доказать всем — ей, послу, Императору, что только он, Рейнольд, может быть ее мужем. Сейчас быстро домой, разобраться, что все-таки унес посол, а дня через два-три продолжить наступление.
Она дождалась, пока выйдет Рейнольд, подбежала к двери, защелкнула засов и потом уже упала головой на стол и расплакалась. Плакала долго, всхлипывала, била кулаком по бумагам. Наконец то ли успокоилась, то ли просто устала, откинулась на спинку кресла и долго и тупо смотрела на свои руки. Потом она встала, обошла стол и остановилась перед портретом Дианта. Вскинула голову и шагнула в сторону, чтобы поймать его взгляд. Она стояла перед ним, как когда-то перед Эрвиндом у бастиона: кулаки сжаты, плечи расправлены.
— Не надейся, — сказала она хрипло, — от Эрвинда я не отступлюсь. Мне плевать и на Империю, и на Лайю. И пожалуйста, не учи меня жить. Твое время вышло, и я буду играть по-своему. — Она усмехнулась. — Вот Эрик меня понимает. Что бы ты делал, если бы он в свое время не влюбился?
Она вытерла слезы рукавом и вызвала секретаря. Тот тактично не заметил ее распухших глаз.
— Возьми перо в левую руку, — велела королева. — Так. Теперь пиши: «Ваше Высочество! Пришло время выполнить данное Вам обещание. Завтра на рассвете приходите на пристань. Постарайтесь, чтобы за вами никто не следил. В дельте вас будет ждать корабль». Подписи не надо. Теперь следующее. «Рейн, приходи ко мне домой сегодня вечером. Я могу вернуться поздно, но ты обязательно дождись. Есть разговор. Мэй». Написал? Хорошо, теперь возьми по-нормальному. Пиши. «Ваша Светлость! Я слышала, что Вы любите хорошую музыку. Прошу Вас и Его Высочество быть сегодня вечером моими гостями. Надеюсь загладить свою вину перед вами. Мэй, милостью Его Императорского Величества, королева Лайи. Двадцать четвертый день месяца ясеня». Готово? Тогда слушай внимательно. Первое письмо отдашь Хельге. Скажешь, чтобы сегодня вечером незаметно передала принцу Гуннару. Второе отнесешь капитану Рейнхарду. Третье — официально в посольство. Когда разнесешь почту, найди в городе что-нибудь, что можно назвать хорошей музыкой. Все, иди. Да, стой, вот еще! Кроме адресатов, никто не должен ни о чем знать. Теперь точно все.
— Ваше Величество! — сказал секретарь решительно.
Она обернулась:
— Что еще?
— С вашего разрешения, я хотел бы показать эти письма вашему Мастеру Оружия.
— Валяй! — ответила королева. — Если жизнь не мила стала.
— Простите, Ваше Величество. Я просто высказал свои мысли.
Мэй смягчилась.
— Не беспокойся, — сказала она. — Аттери все известно.
(Аттери действительно было «все известно». Сегодня утром он поймал ее на ступенях лестницы. «Мэй, скажи одно, ты понимаешь, что делаешь?» — «Понимаю, Аттери, понимаю. Все. Разговор окончен».)
Утром в двадцать пятый день месяца ясеня Гуннар сидел на корме лодки, увозившей его прочь из Аврувии. Его провожатый за всю дорогу не проронил ни слова, но Гуннар был, пожалуй, только рад этому. Было ветрено, и восходящее солнце поблескивало на серых спинах волн. Деревья на островах казались воинами в бронзовых и медных доспехах. Меж их стволов кружились в бесконечном танце листья.
У Гуннара стучало сердце и зубы. Спору нет, здесь было красиво, но он мечтал очутиться подальше от этой красоты среди родных бурых, бесцветных полей. Подальше от этих непонятных асенов, подальше от всевидящего ока Императора. Не создан он, Гуннар, для трона, так что ж поделаешь. Особенно для такого трона, как здешний. Два прежних короля не своей смертью умерли. Он вдогонку не торопится. Поначалу, конечно, придется прятаться у кого-нибудь из родни. Но нынешний Император вряд ли протянет долго. А наследнику дела не будет до принцев крови. Когда все затихнет, он вернется домой, со временем женится на какой-нибудь хорошей девушке. Матушка будет нянчить внуков. Нет, хоть эта королева и асенка, но поступила она достойно.
Они причалили к песчаной косе самого дальнего острова. Проводник соскочил на песок и знаком приказал Гуннару следовать за ним. До самого горизонта перед ними расстилалось серое щербатое море.
— А где же корабль? — спросил Гуннар.
Проводник что-то пробормотал неразборчиво, вглядываясь в кусты за спиной Гуннара. Принц хотел было сказать, что он не понимает по-асенски, но проводник вдруг пригнулся и бросился прочь, увязая в мокром песке. Гуннар резко обернулся. Из кустов выскочила дюжина человек со знаками асенской армии на одежде. Двое погнались следом за проводником, остальные навалились на Гуннара. Двоих он отшвырнул ударами кулака, еще от кого-то увернулся, пожертвовав плащом, нырнул под занесенную для удара руку, кинулся к деревьям. До рощи он добежал, но через двадцать шагов уткнулся в старую каменную стену. Остров оказался волчьей ямой.
Трое повисли у него на плечах, вывернули руки. Вскоре оглушенного и связанного беглеца укладывали на дно той самой лодки, которая должна была везти его навстречу свободе.
Глава 8
Сегодня днем я сидел у себя в комнате и развешивал порошки. Мои дорогие, славные порошки, избавляющие старушек от болей в костях, детей от синяков, отроков и отроковиц от прыщей. Мое верное бесстрашное воинство, которое единственное никогда не подведет. Эрвинд устроился на подоконнике и рассказывал о дырке в стене, которой они с послом по очереди пользуются.
— Это нехорошо, — сказал я. — Разве ты не понимаешь, что уподобляешься тардам?
— Это просто отвратительно, — согласился Эрвинд, — но соблазн слишком велик. Да я и сам на четверть тард, клянусь четырьмя моими дедушками!
И тут в коридоре снова загрохотали сапоги, потом раздался стук, будто что-то упало на пол, и истошный крик:
— Господин Арнулъф, я не виноват!
У Эрвинда от изумления взлетели брови.
— Клянусь всеми моими дедушками, это Гуннар, — пробормотал он и выскочил за дверь.
Я, конечно, следом.
По коридору и правда волокли тардского принца. Что осталось от его гордости? Увидев нас, он попытался еще раз выкрутиться из рук стражников и крикнул:
— Я не виноват!
Не знаю, на что он надеялся, но Эрвинд понял его по-своему и устремился к послу прежде, чем я успел схватить его за руку.
— Господин Арнулъф, нельзя ли узнать, что случилось?
Тот взглянул на Эрвинда, потом на меня. Лицо у него было словно морда голодного волка, но в глазах читалась твердая уверенность, что сейчас этот голод будет наконец утолен.
— Думаю, нам лучше поговорить без свидетелей, Ваше Высочество. Пойдемте ко мне.
Эрвинд пошел за ним. А я, я побежал в его комнату, вскочил на кровать и приник к той самой дырке. Думайте обо мне, что хотите.
Они говорили по-асенски, так что я ничего не понял, кроме одного — посол задумал что-то страшное.
Он говорил, а Эрвинд переспрашивал все быстрее, все отрывистее. И бледнел с каждым его словом. А посол казался спокойным, но я видел, как он крутит в руках перо и то и дело втыкает его в стол, а мне казалось — в руку Эрвинду. Тут я понял — он тоже чего-то боится. А потом он подал Эрвинду письмо.
Знаете, как это ни странно звучит, цереты тоже когда-то воевали, и не так уж плохо. Так что я знаю, что такое честный бой. Это когда у тебя за спиной друзья, и за спиной врага тоже. А здесь у посла не было меча, а у Эрвинда доспехов, но когда посол протянул ему письмо, я понял: он нашел-таки уязвимое место и сейчас его убивает.
И он убил его, Эрвинда, принца асенов, моего брата, убил на моих глазах, а потом, уже неживого, отпустил.
Эрвинд вышел из комнаты, стал спускаться по лестнице. Я кинулся, чтобы перехватить его, а он — он отстранил меня рукой, даже не прикоснувшись, как тот аристократ на балу.
Я хотел бежать следом за ним, но посол окликнул: «Теодор!» — и поманил меня пальцем. И я пошел к нему как привязанный, а он указал мне на мою комнату и улыбнулся. Господи, когда ты дашь мне силы не бояться его?! Когда я смогу, увидев такую улыбку, придушить его на месте?! Скольких людей я бы спас! Но я боюсь, боюсь и сижу у себя. И жду, когда вернется…
— Так что все-таки случилось с Его Высочеством? — спросил Эрвинд. — Похоже, на этот раз у него неприятности посерьезнее похмелья.
Говорил он посмеиваясь, но голос звенел — вот-вот сорвется. Посол пожал плечами:
— Этот дурачок пытался сбежать. Сговорился с каким-то пиратским капитаном, чтоб тот отвез его драгоценную персону назад, в Империю.
«Спокойней, — думал он, — спокойней, мальчик. Ты — моя стрела. Ты должен подождать, пока я тебя хорошенько нацелю».
— Сговорился с пиратами? Как ему удалось?
— Да уж подозреваю, что не сам. Кто-то ему помог. Только разве сейчас угадаешь!
«Ты сам мне глубоко симпатичен. Единственный, кто не подкладывал мне пакостей. И я не стал бы тебя трогать, честное слово. Но кто же знал, что королева так вскинется? Похоже, тот мальчишка-аристократ внял моим советам. Жениху ее точно конец, но она хочет, чтобы он утянул за собой и меня. Как же это господин Арнульф проворонил побег?! Нет, этого допустить нельзя.
Она сама себе подстроила ловушку, когда писала расписку. Нельзя торговать могилами асенских королей, даже если они находятся на твоей земле. Люди Лайи этого не поймут.
Король асенов — разменная монета, пока он жив. Но король мертвый, исполнивший свой долг, священен.
И богатый поклонник ей не поможет. Я знаю асенскую пословицу: “Аристократ всегда отрежет себе палец за день до того, как отморозит”. Теперь отрезанным пальцем станет королева».
— Но я поражаюсь вашему уму, — улыбнулся принц. — Как вы сумели его поймать?
— Спасибо, только я тут ни при чем. Мне его доставили асены, тепленьким.
— Асены?
— Точно так. Городская гвардия. Пришлось благодарить и принимать блудную овечку.
— А они как узнали о побеге? Вы спросили?
«Ты хорошо соображаешь, Эрвинд. Все в Лайе считают тебя если не изменником, то идиотом, но ты хорошо соображаешь. Твой отец мог бы тобой гордиться. А если ты не можешь примириться с тем, что асены ведут себя не лучше тардов, так это не глупостью называется. Да и тон у тебя сейчас, когда ты себя не слышишь, совсем королевский».
— Получили письмо без подписи. Я порой завидую здешней гвардии. Им каждый горожанин рад помочь.
— И что же, интересно, с ним теперь будет?
— Император сам будет его судить. Насколько я знаю нашего государя — засадит в каменный мешок до скончания дней. Он очень много надежд возлагал на этот брак.
— Вот как, значит? Ну, не буду вам больше докучать.
«Подожди, не торопись. Тетива натянута еще только наполовину».
— Да помилуйте, какая докука? Кстати, хочу похвастаться. Взгляните-ка, что я тут недавно приобрел.
И посол все с той же милой улыбкой подал Эрвинду расписку.
— Вот как… — протянул Эрвинд, — очень, очень любопытно. Как же это вам удалось?
— А помните того паренька, который целовал на балу королеву? Я все-таки решил его пощупать. И все же считаю, что он тогда позволил себе слишком много.
«Читай, принц, читай. И на передаточную надпись смотри внимательнее. Не отличишь от настоящей, правда. Думаешь, одни асены умеют делать фальшивки? Итак, могила короля Эрвинда, твоего отца, а также гробницы всех прочих асенских королей находятся теперь на землях Императора».
— Ну, вы крупно рисковали. Он, как я понял, аристократ.
— А я — посланник Императора. И вот полюбуйтесь — не зря искал. Уж не знаю, как ему удалось заполучить расписку, но, имея ее на руках, он, вернее его родственники, могли как угодно шантажировать бедную девочку. Это ведь земли ее покойного отца?
— Это ее земли. По крайней мере, были. Что вы намерены с ними делать теперь?
«Во имя богов, Эрвинд, да есть ли предел твоим силам? Я думал, у того аристократа выдержка, но куда ему до тебя! Интересно, смог бы я вот так улыбаться, глядя, как нож медленно входит мне в живот?»
— Разумеется, для меня подобное сокровище слишком велико. Передам его Императору. Может, он простит мою оплошность с Гуннаром.
— Что ж, поздравляю Императора. В Ашене делают чудесное вино.
И посол понимает: все, этого достаточно. Иначе Эрвинд сейчас закричит.
— Да что это я вас, в самом деле, здесь держу? Вы же еще не совсем здоровы. Идите-ка, отдохните.
— Да, спасибо. Я пойду.
«Иди, иди! Лети, моя стрела! Лети и принеси мне победу. Кто знает, может, ты и будешь следующим королем Лайи, если тобой так легко управлять».
Эрвинд спускается по ступеням, не видя посла, не видя донельзя встревоженного Теодора. Перед его глазами стоит перекошенное от страха лицо Гуннара.
Известие об аресте Гуннара Мэй получила за завтраком. Она тут же вскочила из-за стола, захлопала в ладоши и, щедро наградив посланника, пустилась в пляс по комнате, напевая: «Закатился женишок под еловый корешок!»
— Так вы идете во дворец, Ваше Величество? — спросила Хельга.
У нее глаза были на мокром месте, но она мужественно держалась.
Мэй остановилась, откинула волосы за спину и рассмеялась:
— Дворец подождет! Камилла, Хельга, вытряхивайте сундуки! Будем придумывать свадебное платье!
Камеристки переглянулись. Увидев их недоуменные лица, Мэй снова расхохоталась.
— Точно вам говорю! И поторопитесь. Еще снег не выпадет, как мы с Эрвиндом поженимся. Теперь по-людски, чтоб все видели! А уедет посол, привезем с острова лошадей. Еще ни один асенский король не ездил на абреком коне.
Услыхав шум наверху, из кухни поднялась Серена. Вся комната была завалена рулонами алого, бирюзово-зеленого, лазоревого шелка, золотой, искристо-голубой, бледно-розовой парчи. Даже Хельгины слезы мгновенно высохли. Сама же королева давно не была так весела. Она крутилась перед зеркалом, тормошила камеристок, хохотала так, что Серена недовольно пробормотала под нос: «Ох, перед слезами ведь, перед слезами». И тут внизу хлопнула дверь. Мэй замерла и услышала голос Серены на лестнице:
— Я не могу вам ответить.
— Понимаю. Значит вы. Но дело в том, что она обманывает нас обоих. И вас, и меня.
— То, что вы говорите, крайне занимательно.
— Видимо, она обещала выйти за вас замуж. Но сегодня утром она потребовала у меня, чтобы я добился разрешения Императора на ее брак с принцем Эрвиндом, ее сводным братом.
— И?
— И вам лучше найти себе другого союзника, который не станет использовать вас.
Рейнольд вздыхает, как человек, обремененный множеством важных дел.
— Благодарю за совет. А теперь, с вашего позволения, я хотел бы вернуться к своим занятиям.
Он звонит в серебряный колокольчик, на пороге возникает Кайрел.
— Проводите господина посла. И сегодня меня ни для кого нет дома.
Посол стискивает зубы. Значит, вот что такое знаменитая выдержка асенского аристократа! Ну что ж, щенку это зачтется. Арнульф прекрасно знает, что для асенов аристократы неприкосновенны. Но кто в Лайе осмелится обвинить имперского посланника в нарушении правил хорошего тона?
Рейнольд ухмыляется ему вслед. Что такое какие-то принцы тардские или асенские? Она быстро поймет, что создана для него, она же не дура. Однако поторопиться стоит. Он наводит порядок, прячет бумаги (слуги не имеют права прикоснуться к пылинке на его столе) и хочет снова вызвать Кайрела.
Но не успевает. Посол возвращается в сопровождении нескольких солдат. Все происходит невероятно быстро. Всем слугам приказано собраться на кухне, посол вновь является в кабинет.
— Что все это значит? — спрашивает Рейнольд, с огромным трудом сохраняя спокойный тон.
Солдаты уже успели уронить несколько ценных вещей.
— Обыск, — коротко отвечает господин Арнульф. — Сядьте… ну хотя бы вот сюда.
Рейнольд молча повинуется, спорить с тардом ниже его достоинства. За спиной тут же вырастает солдат.
Посол внимательно разглядывает комнату, потом берет с камина фарфоровую вазочку. По белой глазури бегут, переплетаясь, виноградные лозы — кобальт всех оттенков, от бледно-голубого до темно-синего. Посол небрежно вертит ее в руках и с удовольствием видит, как напрягается Рейнольд.
— Где вы храните бумаги? — Вазочка скользит меж пальцев, еще немного — и упадет, разобьется вдребезги. А ведь стоит целое состояние. Господин посол тоже знает толк в ценных вещах.
— Ну же, — подбадривает он.
Рейнольд судорожно сглатывает и кивает на шкафчик мореного дуба.
Вазочка все же падает, к счастью — на ковер. Рейнольд подскакивает, солдат вежливо, но твердо возвращает его на место.
— А ключи? — говорит посол с нежностью.
На мальчика приятно посмотреть. Надул губы, опустил глаза, никак не может попасть в собственный карман. Вот так-то.
Рейнольд протягивает ключ и вдруг успокаивается. Что может искать посол? Свои расписки? Ну и пусть ищет! Видимо, Мэй поспешила. Хотя, когда тебе навязывают в мужья нечто вроде того, что он видел на балу, поневоле заспешишь. Какой он умница, что даже не заикнулся на Совете о бумагах! А вдруг бы дали?!
Обидно только, что родня не будет связываться с этим наглым тардом. Точно не будет. Скажет: «Сам виноват». Ладно, дайте мне только жениться на королеве…
Посол раскладывает документы на две пачки, ту, что поменьше, кладет к себе в карман и идет к выходу. На пороге он вдруг оборачивается и говорит очень серьезно:
— Я вам советую сидеть дома и заниматься своими коллекциями. А к трону не лезьте. Шею свернете.
Солдаты покидают дом. Кайрел возникает в кабинете и вопросительно смотрит на хозяина. Тот задумчиво чешет подбородок и говорит:
— Приготовь мой лучший костюм. Дом прибрать. До моего возвращения в кабинет не входить. Впрочем, я его закрою.
«Если тебе что-то приказывают не делать — срочно сделай. Получишь огромное удовольствие, а в качестве бесплатного приложения доведешь своего врага до колик, — думал Рейнольд, подходя к королевскому дворцу. — День сегодня был длинный, нехороший, но закончится он не наглыми усмешками господина посла. Закончится он поцелуем. Вот только как бы войти, не наделав шума? Аристократ, конечно, имеет полное право на парадную дверь, но стоит подумать, сколько там толчется лишнего народу — и сразу мурашки по коже. Нет, где тут у нас кухня?»
Рейнольд обошел здание, нашел нужную дверь, надвинул шляпу на нос и отважно вошел. Пусто, тихо, никого. И правильно — обед давно кончился, а ужинает королева дома. «Может, домой к ней надо было идти? Ладно, сейчас разберемся. Не мешает взглянуть хозяйским глазом на будущие владения».
Огромные комнаты с закопченными стенами плавают в серых сумерках. На плитах тускло поблескивают котлы. Пыль, паутина. На полу, на растрескавшихся плитках играют в догонялки мыши. Рейнольд стал подниматься по лестнице, тихо ругаясь под нос: ступеньки щербаты, перила не упускают случая оставить на память занозу, штукатурка давно обвалилась, а следом за ней и кирпичи норовят выпасть.
«Интересно, а в гостиницах лестницы такие же? И где, простите, освещение? У меня в темноте глаза болят. Женюсь, сразу разберусь, куда деваются свечи. Ну вот, похоже, первая живая душа».
— Молодой человек, вы не подскажете, как найти королеву?
Мальчишка лет четырнадцати даже не удивился. Посмотрел на него отсутствующим взглядом, махнул рукой в неизвестном направлении и как сквозь землю провалился.
«Паж, что ли? Или призрак? Нужно будет достать схему дворца, выяснить, где здесь потайные ходы».
Рейнольд по наитию толкнул одну из дверей и оказался в приемной. Секретарь что-то старательно рисовал левой рукой и даже головы не повернул. Что ж, этот здесь долго не задержится.
— Добрый вечер, могу я видеть Ее Величество?
— Она вас пригласила?
Дорисовал завитушку и посмотрел наконец на Рейнольда. На свою беду.
— А… Простите. Я сейчас спрошу.
— Не нужно, — остановил его Рейнольд, — я сам.
— Но я обязан доложить…
Поздно. Рейнольд уже вошел в королевский кабинет. Мэй подняла голову от бумаг и устало спросила:
— Ну, что у нас еще случилось?
Ростовщик ответил очень мягко:
— Добрый вечер, Ваше Величество. Я хотел вас увидеть, — потом, повернувшись к секретарю: — Я сам о себе доложу, идите.
— Постойте-ка, здесь приказываю я. Пока.
— Тогда скажите ему вы, чтоб он ушел, — смеется Рейнольд, — а то я его и так уже расстроил.
— Ваше Величество, — перебивает секретарь, — я не знаю…
— Это не делает вам чести, — и к Рейнольду: — Так как же вы сюда попали?
— Через кухню. Я подумал, что не встречу там ни одного тарда. И не ошибся.
— Вам все ясно? — спрашивает Мэй секретаря. — Проследите, чтобы он был первым и единственным. Идите. Ну, а вы чем порадуете?
— А чем это вы занимаетесь, если не секрет? — спрашивает Рейнольд.
Такой кавардак на столе он видит во второй раз в жизни. И оба раза за сегодняшний день. Стол завален бумагами, счетными книгами, вместо закладок тут и там торчат обгрызенные перья. Вот пусти женщину заниматься делами!
— Да вот. — Мэй встает и мягко потягивается. — Отчеты окаянные.
— А взглянуть можно?
— Пожалуйста, если вам хочется.
— Еще бы!
Мэй во все глаза смотрит на человека, который с неподдельным интересом вчитывается в чьи-то каракули. Она хорошо помнит, что эта работа и короля Эрвинда доводила до головной боли. А у этого восхищение на лице.
— Нет, ведь надо же так, — бормочет Рейнольд, — вот жулье! Кто это у нас? А, слышал.
«Не буду его убивать, — думает Мэй, — лучше арестую. Или нет, нельзя. Ну тогда просто украду. Спрячу в каком-нибудь каземате (каземат, конечно, придется обставить в соответствии с его привычками) и буду приносить бумаги на проверку. И ему удовольствие, и Лайе польза».
Мэй осторожно заглянула ему через плечо. Рейнольд почувствовал ее дыхание на затылке и вспомнил, зачем сюда пришел.
Он вынул коробочку, сообщил:
— Это вам, — и снова уткнулся в бумаги.
Мэй невольно затаила дыхание. Такую вещицу и в руках-то держать страшно, не то что открыть. Сплетенная из тончайших золотых и серебряных нитей, на крышке герб Дома Ойсина. Мэй бережно открыла и… чуть не выронила. На черном бархате сверкают две бриллиантовые капли. Серьги. Аристократ делает ей предложение. С ума можно сойти — два предложения в один день, да еще и замужней женщине. Эрвинд ей никогда такого не подарит. Очень хочется хотя бы примерить. Но Мэй закрывает коробочку. Так. Теперь ее нужно вернуть. Если королевская память не изменяет, такого еще никогда не было. Аристократам не отказывают. Но придется. И почему нельзя оставить серьги, а ему сказать «нет»?
Из размышлений ее вывел радостный возглас Рейнольда:
— Ага, понял! Вот откуда у него деньги!
Очень аккуратно Мэй начала подпихивать подношение ему под руку. Рейнольд не сразу понял, почему ему что-то стало мешать. Потом заметил странный маневр, поднял голову и спросил:
— Вы отказываетесь?
Несмотря на то, что смеяться сейчас было никак нельзя, Мэй чуть не расхохоталась. Вот это и называется — глаза на лбу.
— Простите, — говорит она траурным голосом, — это очень лестное предложение, но я не могу его принять.
— Почему?
— С моим выбором должен согласиться Император. А вас он не одобрит.
Рейнольд говорит очень спокойно:
— В Империи можно купить все.
— Император уже сам нашел для меня жениха. Я не хочу, чтобы вы пострадали.
— Я уже встречался сегодня с послом. Он предлагал мне отступиться от вас. Я отказался.
«Здорово, — мрачно думает Мэй. — Здорово работает голова у господина Арнульфа».
— И зря, — отвечает она. — Нужно было соглашаться. Брать отступные, и немаленькие.
— Мне… взять… у тарда? — Рейнольд встает и начинает расхаживать по кабинету. — За кого вы меня принимаете?
— За умного человека. Только не уверяйте меня, что в глаза не видели тардских денег. Чем больше мы с них сдерем, тем лучше.
— Ну знаете!
— Да не расстраивайтесь вы так! А то я тоже расстроюсь, а сделать все равно ничего нельзя. Скажите лучше, вы достали бумаги?
— Какие бумаги?
— На Его Светлость посла. Помните, мы договаривались на празднике?
— Ах, это… помню. С этим — никак. Я ничем не могу вам помочь. Сам я с ним дел не имел, а спрашивать у моей родни о делах клиента, как выяснилось, совершенно бессмысленно. — Рейнольд все еще мерил шагами кабинет. — Да с чего вы взяли, что это вообще возможно?
— Да с того, что вы мне обещали!
— Простите, но я не обещал ничего конкретного.
— И вы действительно ничего не можете сделать?
— Абсолютно. Не стану же я в самом деле подвергать опасности свою семью. Или это выкуп за ваш поцелуй?
«Я сейчас умру», — подумала Мэй. Словно внутри у нее оборвалась какая-то очень важная для жизни жила. «Ох, Эрвинд, Эрвинд, как же мы теперь?» Она отчаянно заморгала, пытаясь загнать слезы обратно в глаза, но зря старалась. Рейнольд все равно ничего не видел. Он смотрел прямо на нее и говорил:
— Ничем не могу вам помочь. Надеюсь, я вас не слишком задержал. Спокойной ночи.
Он повернулся и вышел, задыхаясь от гнева. Получить отказ! Уж лучше пощечину от шлюхи. Нет, она просто дрянь, она действительно с ним играла, прав был посол. Нет, стоп, а при чем тут посол? Да, ему отказали, хотя на ее месте любая другая прыгала бы от радости. Но! Она — не любая другая. Она — та девушка, на которой он хочет жениться. Только, похоже, она этого еще не поняла. Значит, все просто: нужно доказать всем — ей, послу, Императору, что только он, Рейнольд, может быть ее мужем. Сейчас быстро домой, разобраться, что все-таки унес посол, а дня через два-три продолжить наступление.
Она дождалась, пока выйдет Рейнольд, подбежала к двери, защелкнула засов и потом уже упала головой на стол и расплакалась. Плакала долго, всхлипывала, била кулаком по бумагам. Наконец то ли успокоилась, то ли просто устала, откинулась на спинку кресла и долго и тупо смотрела на свои руки. Потом она встала, обошла стол и остановилась перед портретом Дианта. Вскинула голову и шагнула в сторону, чтобы поймать его взгляд. Она стояла перед ним, как когда-то перед Эрвиндом у бастиона: кулаки сжаты, плечи расправлены.
— Не надейся, — сказала она хрипло, — от Эрвинда я не отступлюсь. Мне плевать и на Империю, и на Лайю. И пожалуйста, не учи меня жить. Твое время вышло, и я буду играть по-своему. — Она усмехнулась. — Вот Эрик меня понимает. Что бы ты делал, если бы он в свое время не влюбился?
Она вытерла слезы рукавом и вызвала секретаря. Тот тактично не заметил ее распухших глаз.
— Возьми перо в левую руку, — велела королева. — Так. Теперь пиши: «Ваше Высочество! Пришло время выполнить данное Вам обещание. Завтра на рассвете приходите на пристань. Постарайтесь, чтобы за вами никто не следил. В дельте вас будет ждать корабль». Подписи не надо. Теперь следующее. «Рейн, приходи ко мне домой сегодня вечером. Я могу вернуться поздно, но ты обязательно дождись. Есть разговор. Мэй». Написал? Хорошо, теперь возьми по-нормальному. Пиши. «Ваша Светлость! Я слышала, что Вы любите хорошую музыку. Прошу Вас и Его Высочество быть сегодня вечером моими гостями. Надеюсь загладить свою вину перед вами. Мэй, милостью Его Императорского Величества, королева Лайи. Двадцать четвертый день месяца ясеня». Готово? Тогда слушай внимательно. Первое письмо отдашь Хельге. Скажешь, чтобы сегодня вечером незаметно передала принцу Гуннару. Второе отнесешь капитану Рейнхарду. Третье — официально в посольство. Когда разнесешь почту, найди в городе что-нибудь, что можно назвать хорошей музыкой. Все, иди. Да, стой, вот еще! Кроме адресатов, никто не должен ни о чем знать. Теперь точно все.
— Ваше Величество! — сказал секретарь решительно.
Она обернулась:
— Что еще?
— С вашего разрешения, я хотел бы показать эти письма вашему Мастеру Оружия.
— Валяй! — ответила королева. — Если жизнь не мила стала.
— Простите, Ваше Величество. Я просто высказал свои мысли.
Мэй смягчилась.
— Не беспокойся, — сказала она. — Аттери все известно.
(Аттери действительно было «все известно». Сегодня утром он поймал ее на ступенях лестницы. «Мэй, скажи одно, ты понимаешь, что делаешь?» — «Понимаю, Аттери, понимаю. Все. Разговор окончен».)
Утром в двадцать пятый день месяца ясеня Гуннар сидел на корме лодки, увозившей его прочь из Аврувии. Его провожатый за всю дорогу не проронил ни слова, но Гуннар был, пожалуй, только рад этому. Было ветрено, и восходящее солнце поблескивало на серых спинах волн. Деревья на островах казались воинами в бронзовых и медных доспехах. Меж их стволов кружились в бесконечном танце листья.
У Гуннара стучало сердце и зубы. Спору нет, здесь было красиво, но он мечтал очутиться подальше от этой красоты среди родных бурых, бесцветных полей. Подальше от этих непонятных асенов, подальше от всевидящего ока Императора. Не создан он, Гуннар, для трона, так что ж поделаешь. Особенно для такого трона, как здешний. Два прежних короля не своей смертью умерли. Он вдогонку не торопится. Поначалу, конечно, придется прятаться у кого-нибудь из родни. Но нынешний Император вряд ли протянет долго. А наследнику дела не будет до принцев крови. Когда все затихнет, он вернется домой, со временем женится на какой-нибудь хорошей девушке. Матушка будет нянчить внуков. Нет, хоть эта королева и асенка, но поступила она достойно.
Они причалили к песчаной косе самого дальнего острова. Проводник соскочил на песок и знаком приказал Гуннару следовать за ним. До самого горизонта перед ними расстилалось серое щербатое море.
— А где же корабль? — спросил Гуннар.
Проводник что-то пробормотал неразборчиво, вглядываясь в кусты за спиной Гуннара. Принц хотел было сказать, что он не понимает по-асенски, но проводник вдруг пригнулся и бросился прочь, увязая в мокром песке. Гуннар резко обернулся. Из кустов выскочила дюжина человек со знаками асенской армии на одежде. Двое погнались следом за проводником, остальные навалились на Гуннара. Двоих он отшвырнул ударами кулака, еще от кого-то увернулся, пожертвовав плащом, нырнул под занесенную для удара руку, кинулся к деревьям. До рощи он добежал, но через двадцать шагов уткнулся в старую каменную стену. Остров оказался волчьей ямой.
Трое повисли у него на плечах, вывернули руки. Вскоре оглушенного и связанного беглеца укладывали на дно той самой лодки, которая должна была везти его навстречу свободе.
Глава 8
Дневник Теодора
Проклятье тардам. Проклятье в их кости, проклятье в их жилы, проклятье на их дома, проклятье на их посевы, проклятье на лона их жен. Только сегодня я понял, что здесь действительно идет война, и не против меня, а всех против всех. И если это так, я не хочу спастись. Наоборот, если посол еще чего-то от меня потребует, я просто заставлю его убить меня. Надеюсь, хоть это получится.Сегодня днем я сидел у себя в комнате и развешивал порошки. Мои дорогие, славные порошки, избавляющие старушек от болей в костях, детей от синяков, отроков и отроковиц от прыщей. Мое верное бесстрашное воинство, которое единственное никогда не подведет. Эрвинд устроился на подоконнике и рассказывал о дырке в стене, которой они с послом по очереди пользуются.
— Это нехорошо, — сказал я. — Разве ты не понимаешь, что уподобляешься тардам?
— Это просто отвратительно, — согласился Эрвинд, — но соблазн слишком велик. Да я и сам на четверть тард, клянусь четырьмя моими дедушками!
И тут в коридоре снова загрохотали сапоги, потом раздался стук, будто что-то упало на пол, и истошный крик:
— Господин Арнулъф, я не виноват!
У Эрвинда от изумления взлетели брови.
— Клянусь всеми моими дедушками, это Гуннар, — пробормотал он и выскочил за дверь.
Я, конечно, следом.
По коридору и правда волокли тардского принца. Что осталось от его гордости? Увидев нас, он попытался еще раз выкрутиться из рук стражников и крикнул:
— Я не виноват!
Не знаю, на что он надеялся, но Эрвинд понял его по-своему и устремился к послу прежде, чем я успел схватить его за руку.
— Господин Арнулъф, нельзя ли узнать, что случилось?
Тот взглянул на Эрвинда, потом на меня. Лицо у него было словно морда голодного волка, но в глазах читалась твердая уверенность, что сейчас этот голод будет наконец утолен.
— Думаю, нам лучше поговорить без свидетелей, Ваше Высочество. Пойдемте ко мне.
Эрвинд пошел за ним. А я, я побежал в его комнату, вскочил на кровать и приник к той самой дырке. Думайте обо мне, что хотите.
Они говорили по-асенски, так что я ничего не понял, кроме одного — посол задумал что-то страшное.
Он говорил, а Эрвинд переспрашивал все быстрее, все отрывистее. И бледнел с каждым его словом. А посол казался спокойным, но я видел, как он крутит в руках перо и то и дело втыкает его в стол, а мне казалось — в руку Эрвинду. Тут я понял — он тоже чего-то боится. А потом он подал Эрвинду письмо.
Знаете, как это ни странно звучит, цереты тоже когда-то воевали, и не так уж плохо. Так что я знаю, что такое честный бой. Это когда у тебя за спиной друзья, и за спиной врага тоже. А здесь у посла не было меча, а у Эрвинда доспехов, но когда посол протянул ему письмо, я понял: он нашел-таки уязвимое место и сейчас его убивает.
И он убил его, Эрвинда, принца асенов, моего брата, убил на моих глазах, а потом, уже неживого, отпустил.
Эрвинд вышел из комнаты, стал спускаться по лестнице. Я кинулся, чтобы перехватить его, а он — он отстранил меня рукой, даже не прикоснувшись, как тот аристократ на балу.
Я хотел бежать следом за ним, но посол окликнул: «Теодор!» — и поманил меня пальцем. И я пошел к нему как привязанный, а он указал мне на мою комнату и улыбнулся. Господи, когда ты дашь мне силы не бояться его?! Когда я смогу, увидев такую улыбку, придушить его на месте?! Скольких людей я бы спас! Но я боюсь, боюсь и сижу у себя. И жду, когда вернется…
— Так что все-таки случилось с Его Высочеством? — спросил Эрвинд. — Похоже, на этот раз у него неприятности посерьезнее похмелья.
Говорил он посмеиваясь, но голос звенел — вот-вот сорвется. Посол пожал плечами:
— Этот дурачок пытался сбежать. Сговорился с каким-то пиратским капитаном, чтоб тот отвез его драгоценную персону назад, в Империю.
«Спокойней, — думал он, — спокойней, мальчик. Ты — моя стрела. Ты должен подождать, пока я тебя хорошенько нацелю».
— Сговорился с пиратами? Как ему удалось?
— Да уж подозреваю, что не сам. Кто-то ему помог. Только разве сейчас угадаешь!
«Ты сам мне глубоко симпатичен. Единственный, кто не подкладывал мне пакостей. И я не стал бы тебя трогать, честное слово. Но кто же знал, что королева так вскинется? Похоже, тот мальчишка-аристократ внял моим советам. Жениху ее точно конец, но она хочет, чтобы он утянул за собой и меня. Как же это господин Арнульф проворонил побег?! Нет, этого допустить нельзя.
Она сама себе подстроила ловушку, когда писала расписку. Нельзя торговать могилами асенских королей, даже если они находятся на твоей земле. Люди Лайи этого не поймут.
Король асенов — разменная монета, пока он жив. Но король мертвый, исполнивший свой долг, священен.
И богатый поклонник ей не поможет. Я знаю асенскую пословицу: “Аристократ всегда отрежет себе палец за день до того, как отморозит”. Теперь отрезанным пальцем станет королева».
— Но я поражаюсь вашему уму, — улыбнулся принц. — Как вы сумели его поймать?
— Спасибо, только я тут ни при чем. Мне его доставили асены, тепленьким.
— Асены?
— Точно так. Городская гвардия. Пришлось благодарить и принимать блудную овечку.
— А они как узнали о побеге? Вы спросили?
«Ты хорошо соображаешь, Эрвинд. Все в Лайе считают тебя если не изменником, то идиотом, но ты хорошо соображаешь. Твой отец мог бы тобой гордиться. А если ты не можешь примириться с тем, что асены ведут себя не лучше тардов, так это не глупостью называется. Да и тон у тебя сейчас, когда ты себя не слышишь, совсем королевский».
— Получили письмо без подписи. Я порой завидую здешней гвардии. Им каждый горожанин рад помочь.
— И что же, интересно, с ним теперь будет?
— Император сам будет его судить. Насколько я знаю нашего государя — засадит в каменный мешок до скончания дней. Он очень много надежд возлагал на этот брак.
— Вот как, значит? Ну, не буду вам больше докучать.
«Подожди, не торопись. Тетива натянута еще только наполовину».
— Да помилуйте, какая докука? Кстати, хочу похвастаться. Взгляните-ка, что я тут недавно приобрел.
И посол все с той же милой улыбкой подал Эрвинду расписку.
— Вот как… — протянул Эрвинд, — очень, очень любопытно. Как же это вам удалось?
— А помните того паренька, который целовал на балу королеву? Я все-таки решил его пощупать. И все же считаю, что он тогда позволил себе слишком много.
«Читай, принц, читай. И на передаточную надпись смотри внимательнее. Не отличишь от настоящей, правда. Думаешь, одни асены умеют делать фальшивки? Итак, могила короля Эрвинда, твоего отца, а также гробницы всех прочих асенских королей находятся теперь на землях Императора».
— Ну, вы крупно рисковали. Он, как я понял, аристократ.
— А я — посланник Императора. И вот полюбуйтесь — не зря искал. Уж не знаю, как ему удалось заполучить расписку, но, имея ее на руках, он, вернее его родственники, могли как угодно шантажировать бедную девочку. Это ведь земли ее покойного отца?
— Это ее земли. По крайней мере, были. Что вы намерены с ними делать теперь?
«Во имя богов, Эрвинд, да есть ли предел твоим силам? Я думал, у того аристократа выдержка, но куда ему до тебя! Интересно, смог бы я вот так улыбаться, глядя, как нож медленно входит мне в живот?»
— Разумеется, для меня подобное сокровище слишком велико. Передам его Императору. Может, он простит мою оплошность с Гуннаром.
— Что ж, поздравляю Императора. В Ашене делают чудесное вино.
И посол понимает: все, этого достаточно. Иначе Эрвинд сейчас закричит.
— Да что это я вас, в самом деле, здесь держу? Вы же еще не совсем здоровы. Идите-ка, отдохните.
— Да, спасибо. Я пойду.
«Иди, иди! Лети, моя стрела! Лети и принеси мне победу. Кто знает, может, ты и будешь следующим королем Лайи, если тобой так легко управлять».
Эрвинд спускается по ступеням, не видя посла, не видя донельзя встревоженного Теодора. Перед его глазами стоит перекошенное от страха лицо Гуннара.
Известие об аресте Гуннара Мэй получила за завтраком. Она тут же вскочила из-за стола, захлопала в ладоши и, щедро наградив посланника, пустилась в пляс по комнате, напевая: «Закатился женишок под еловый корешок!»
— Так вы идете во дворец, Ваше Величество? — спросила Хельга.
У нее глаза были на мокром месте, но она мужественно держалась.
Мэй остановилась, откинула волосы за спину и рассмеялась:
— Дворец подождет! Камилла, Хельга, вытряхивайте сундуки! Будем придумывать свадебное платье!
Камеристки переглянулись. Увидев их недоуменные лица, Мэй снова расхохоталась.
— Точно вам говорю! И поторопитесь. Еще снег не выпадет, как мы с Эрвиндом поженимся. Теперь по-людски, чтоб все видели! А уедет посол, привезем с острова лошадей. Еще ни один асенский король не ездил на абреком коне.
Услыхав шум наверху, из кухни поднялась Серена. Вся комната была завалена рулонами алого, бирюзово-зеленого, лазоревого шелка, золотой, искристо-голубой, бледно-розовой парчи. Даже Хельгины слезы мгновенно высохли. Сама же королева давно не была так весела. Она крутилась перед зеркалом, тормошила камеристок, хохотала так, что Серена недовольно пробормотала под нос: «Ох, перед слезами ведь, перед слезами». И тут внизу хлопнула дверь. Мэй замерла и услышала голос Серены на лестнице: