Петухов Анатолий. Дай лапу, друг медведь !

   - А как мы ее на Стрелиху пронесем? - спросил Борька. - Ведь в лес с вершами не ходят.
   - Проще простого! Я бабушке скажу, что мы пойдем на рыбалку. Возьмем удочки, спиннинг и штук пять верш...
   - И к Ведьмину камню? - догадался Борька.
   - Конечно! Четыре верши в речке поставим, а одну унесем к полю.
   Как и рассчитывал Андрюшка, все получилось ловко. Остроносый мешок с вершей внутри легко скользил по траве, и его свободно можно было протащить даже сквозь кусты. Ребята спрятали мешок под елкой в десятке метров от овсяного поля, после чего Борька залез на дерево, а Андрюшка стал маскировать леску, которую предстояло протянуть от мешка через угол поля перед лабазом. Сделать это нужно было тщательно, так как охотник, направляясь к лабазу, должен будет пересечь лесу. Если он зацепится за нее сапогом - все пропало.
   Борька, сидевший на стреме в густой хвое елки, зорко оглядывал поле, Андрюшка же тем временем неспешно укладывал натянутую жилку между стеблями овса на самую землю.
   Охотники ходили на лабаз, и от лабаза по одному и тому же месту ими уже была проторена целая тропа. На этой тропе Андрюшка действовал особенно аккуратно. Он так упрятал леску под смятые стебли овса, что зацепить ее можно было разве что граблями.
   Когда леска была уложена, Андрюшка наметил прогал и остаток жилки около тридцати метров - протянул в траве в глубь леса. Палочку, к которой была привязана леса, он воткнул в землю под толстой березой, а чтобы легче было отыскать эту березу, надломил у нее нижний сук. Постоял с минуту в раздумье, все ли сделано, все ли предусмотрено, и, убедившись, что никаких упущений в приготовлениях нет, коротко свистнул.
   Прибежал Борька.
   - Ну что, всё? - взволнованным шепотом спросил он.
   - Всё, - кивнул Андрюшка. - Вот палочка. С этого места и потащим. Я буду тянуть, а ты - сматывать жилку.
   - А если охотник все-таки поймет, что это не медведь?
   - Ни в жизнь! Темно же будет!.. А теперь пошли на речку. Нам ведь еще рыбы надо наловить до вечера.
   15
   Омут у Ведьмина камня - рыбное место на Возьме. Далеко от деревни, зато на удочку можно здесь вытащить такого окуня-горбача - одного на уху хватит. К заходу солнца ребята натаскали окуней и плотвы половину ведра, того самого ведра, в котором красили мешок.
   - Давай и верши посмотрим! - предложил Борька.
   - В верши ночью рыба идет, - возразил Андрюшка. - Да и некогда сейчас, пора на Стрелиху.
   В лесу было сумеречно. Сухая трава с редкими опавшими листьями деревьев шуршали под сапогами, и это волновало ребят, вносило в их сердца смутную тревогу. Невольно думалось, что идут они на какое-то нехорошее, черное дело и что кто-то может их выследить. Хотелось неслышными тенями скользить меж деревьев, быть невидимыми. Но идти бесшумно было столь же невозможно, как невозможно раствориться в этом еще не густом вечернем сумраке.
   Когда до Стрелихи осталось совсем близко, Борька остановился.
   - Чего? - одними губами спросил Андрюшка.
   - Может... вернемся?
   - Вернуться?! Он незаконно хочет убить медведицу, а ты вернуться!..
   Крадучись, подошли к березе, под которой была воткнута палочка с привязанной леской, сели на землю.
   Ребята, конечно, не могли видеть охотника - их разделяла почти стометровая полоса густого леса, но они не сомневались, что охотник уже на лабазе и сейчас смотрит туда, на поле, где, стоит только потянуть за жилку, появится "медведь". Но тянуть еще было рано, и они терпеливо ждали, когда стемнеет по-настоящему.
   Сумерки уже сгустились настолько, что в десяти метрах стволы деревьев сливались в сплошную темную стену. Кажется, пора! Но в это время ребята явственно услышали справа от себя медленные тяжелые шаги.
   Огромная разница - с лабаза слышать приближение зверя и вот так, сидя на земле. Борька вопросительно посмотрел на Андрюшку, шепнул:
   - Кто?
   - Тихо ты!.. - еле ворочая языком, прошипел Андрюшка.
   Он хотел потянуть за жилку, но руки не слушались. А шаги приближались.
   - Ой, сюда!.. - Борька с ужасом уставился в темноту.
   Панический страх Борьки вернул Андрюшке самообладание.
   - Сматывай жилку! - шепотом приказал он, а сам быстро-быстро заработал руками.
   На поле грохнул выстрел. Борька подскочил. В темноте леса рявкнуло, затрещал валежник.
   Снова выстрел. Еще. Еще!.. А леске, казалось, не будет конца.
   Мешок вынырнул из-за деревьев настолько неожиданно и так был похож на зверя, что Борька онемел, а Андрюшка почувствовал, как на голове зашевелились волосы. Но это было лишь краткое мгновение. Подхватив мешок с вершей, ребята начали отступление к реке.
   Ветки деревьев царапали одежду, мешок, лезли в лицо. Ребята боялись, что этот шорох услышит охотник, но они были настолько взволнованы, что идти осторожнее не могли.
   - Андрюш!.. Жилка растянулась!
   - Чего растянулась? Сматывать надо было! - Андрюшка опустил на землю мешок, схватил из рук Борьки лесу и стал комом собирать ее. - Потом распутаем!..
   К лодке скатились кубарем. Андрюшка вытряхнул из мешка вершу, бросил мешок в лодку, обождал, пока Борька пробрался на корму, и отчалил.
   - А с тобой интересно! - переводя дух, сказал Борька с каким-то особым, трепетным удовлетворением. - Ты смелый! А я знаешь как струсил!.. Когда шаги... И потом, когда он рявкнул... А почему он рявкнул? Ведь охотник не в него стрелял!
   - Откуда ему знать, в кого стреляют! Вот и рявкнул с испугу.
   - А мешок-то!.. Из-за деревьев как выскочит! На кочках култыхается. И рыло острое - ну чистый медведь!
   - Ты вот что, - строго сказал Андрюшка, - обо всем этом никому ни звука. Дома скажешь, что ловили рыбу, а когда плыли обратно, слышали четыре выстрела. Похоже, на Стрелихе. И все. Я тоже так скажу.
   - И даже... Валерке не расскажешь?
   - Раз никому, значит, и Валерке тоже.
   Долго молчали. Мерно поскрипывали уключины, и было слышно, как с весел струйками стекает вода. Где-то далеко гудел мотор - то ли трактор работал, то ли шла грузовая машина. В бездонном темном небе светились частые звезды, и по обе стороны лодки в черной воде тоже были звезды. Они скользили, не отставая от лодки, будто метили путь в этой теми. Дышалось легко, и на душе было покойно и радостно оттого, что все так складно получилось и что теперь уже медведице с ее медвежатами не будет грозить никакая опасность. Ученая, она впредь станет вдвое, втрое осторожней и, конечно же, надолго покинет Стрелиху.
   - Я тебя никогда, никогда не подведу! - прочувственно, как клятву, произнес Борька. Он еще хотел сказать, что никогда в жизни ему не было так хорошо, как сейчас, в эти дни, проведенные с Андрюшкой, но слова не шли, и он лишь тихо сказал: - Вот увидишь...
   16
   Валентин Игнатьевич был в своей конторке - подводил итоги минувшего дня, - когда в отдалении глухо прозвучал выстрел.
   "Не на Стрелихе ли?" - мелькнула мысль. Он вскочил и вышел на крыльцо. И тотчас за деревней в далеком полумраке вечера раз за разом прозвучали еще три выстрела.
   - Точно, на Стрелихе, - уже без всякого сомнения пробормотал Валентин Игнатьевич.
   Он постоял на крыльце еще несколько минут, слушая тишину, и вернулся в конторку.
   "Неужели этот охотник все-таки перехитрил медведицу? - думал Валентин Игнатьевич, рассеянно глядя на цифры дневной сводки. - Столько дней ничего не получалось, а тут... И что в самом деле будет теперь с медвежатами? Они действительно могут погибнуть... Н-да..."
   Он посидел еще немного за своим столом, но мысль о медведице и медвежатах мешала сосредоточиться. Тогда он собрал все бумаги, закрыл их в стол и отправился домой.
   Едва переступил порог, навстречу Лариска. Встревоженная, глазенки широко раскрыты.
   - Пап! На Стрелихе четыре раза бабахнуло! Слышал?
   - Слышал.
   - Это чего? Дяденька медведицу... убил?
   - Откуда я знаю? Вот придет и расскажет, в кого стрелял. Может, в лисицу или в барсука... Мало ли есть зверей.
   - Ну ты и скажешь! - усмехнулся Валерка. - Кто же летом лисиц да барсуков стреляет?
   Клавдия Михайловна собрала ужин, но есть никто не садился - ждали охотника.
   - Долго что-то! - Валентин Игнатьевич взглянул на часы. - Уже полчаса прошло, как выстрелы были.
   - Тридцать пять минут, - поправил Валерка. - Я точно время засек.
   Клавдия Михайловна приблизила лицо к оконному стеклу и, заслонившись ладонями от света, выглянула на улицу.
   - А темень-то!..
   Валентин Игнатьевич прошел к порогу, стал надевать фуфайку.
   - Ты куда? - спросил Валерка.
   - На Стрелиху съезжу. Он уже должен был бы прийти... Медвежья охота не шутки!
   Тревога Валентина Игнатьевича передалась всем.
   - Неужели что случилось? - тихо сказала Клавдия Михайловна. - Он же один там!
   - Ну и что? С ружьем ведь!.. - заметил Валерка.
   - Замолчи! - оборвал его отец. - Какой толк от ружья в такой темноте?
   - Ой, папа, не езди! - заныла Лариска. - Я боюсь!..
   - За меня-то чего бояться? - Валентин Игнатьевич улыбнулся дочери. Я на мотоцикле. А мотоцикл быстрее любого медведя бегает! - Он сунул в карман фуфайки фонарик, надел шапку и вышел из избы.
   Через минуту во дворе взревел мотоцикл, по окнам скользнул голубоватый свет фары, и скоро все стихло.
   На экране телевизора лихо отплясывали танец артисты какого-то южного ансамбля, но звук был выключен еще после первого выстрела, и на телевизор никто не смотрел. Тикал на серванте будильник, чуть слышно сопел паром самовар. Клавдия Михайловна стояла в кухне, прислонившись спиной к печке, и смотрела куда-то перед собой, в пространство; вся ее поза выражала тревогу и напряженное ожидание. Лариска забралась на диван, в уголок, теребила подол своего платьица и часто и прерывисто дышала, готовая вот-вот расплакаться.
   На диване же, закинув ногу на ногу, сидел Валерка и тупо смотрел на окно. Об охотнике он не думал - ничего с ним не случится! - и судьба медвежат, если подстрелена медведица, его уже не волновала. Наоборот, втайне он желал, чтобы медведица была убита, непременно убита! Тогда, по крайней мере, можно будет обвинить Андрюшку и Борьку в том, что они плохо сыпали табак и теперь по их вине маленькие медвежата погибнут голодной смертью.
   Четверть часа длилась как вечность. Но вот за окнами сверкнул голубоватый луч, послышался гул мотоцикла.
   - Наконец-то!.. - вздохнула Клавдия Михайловна.
   Свет фары опять скользнул по окну и погас. Чихнул заглушенный двигатель.
   Первым вошел в избу охотник. Он был неузнаваем - широкое, всегда красное лицо бледно, глаза испуганно расширены. Неверным движением руки он поставил в угол ружье и мешком сел на табуретку.
   - Что-нибудь случилось? - упавшим голосом спросила Клавдия Михайловна.
   - Медведи, понимаете... - незнакомо заговорил толстяк, - будто со всего леса! Один под лабазом, другой за спиной, а третий уже в поле. Только выстрелил - рев, треск! Тот, которого стрелял, упал. Я по нему второй раз, для верности. А он как вскочит - и ходом поперек поля! Еще два раза успел выстрелить. Он до кустов добежал и затаился. Стрелять не видно и слезть нельзя - нападет!..
   Дверь отворилась, вошел Валентин Игнатьевич. Охотник обернулся к нему и то ли с укором, то ли со скрытой завистью произнес:
   - А вы напрасно так рискуете. Опасно!.. - И Клавдии Михайловне: - Я ему кричу с лабаза: осторожнее, в кустах раненый медведь! А он хоть бы что! Светит фонариком и шагает по овсу в мою сторону.
   - Но я же не с пустыми руками шел, - улыбнулся Валентин Игнатьевич, - у меня топор был.
   - Что для такого зверя топор?! Налетит - глазом моргнуть не успеешь!
   - Вы, дяденька, медведицу убили? - подала голос Лариска.
   - Не знаю. Но думаю - это не медведица. Матерый зверь! Завтра сами посмотрите.
   - А медвежат не было? - опять спросила девочка.
   - Нет, конечно!.. - Охотник обтер вспотевшее лицо платком, покачал головой: - За всю мою жизнь это была самая интересная, самая впечатляющая охота. Столько волнения!.. Если бы за мной не приехали, пришлось бы до самого утра на лабазе сидеть: с раненым медведем шутки плохи!..
   - А если он за ночь уйдет? - спросил Валерка. - Ведь раненый только...
   Охотник уже оправился от пережитого, лицо его порозовело, в глазах исчезло выражение страха. Он снисходительно посмотрел на мальчишку и сказал:
   - Этот зверь уже никуда не уйдет. В нем четыре пули! И не каких-нибудь - "Майера". Отличные пули!..
   За ужином охотник снова и снова рассказывал о своей необыкновенной удаче и потом, уже глубокой ночью, звонил в город бородачу, но ни Валерка, ни Лариска этого уже не слышали - они спали.
   17
   На рассвете возле дома бригадира опять остановился голубой "Москвич". Бородач и еще один охотник, молодой, с выправкой спортсмена, вышли из машины и уж стали подниматься на крыльцо, но тут в дверях показался толстяк - поверх телогрейки патронташ, набитый патронами, на поясе длинный нож, в руках ружье.
   - Ты, я вижу, готов? - сказал бородач. - Тогда сразу на поле!
   - О, вы и с собакой! - воскликнул толстяк, увидев на заднем сиденье черную лайку. - Это хорошо.
   Все трое уселись в машину, и "Москвич", рыча, покатил на Стрелиху...
   Весть о том, что городской охотник подстрелил медведя, мгновенно разнеслась по Овинцеву. К Гвоздевым то и дело прибегали возбужденные, запыхавшиеся ребятишки и, тараща от волнения глаза, нетерпеливо спрашивали:
   - Еще не привезли?
   Валерка отвечал, не скрывая раздражения:
   - Ведь видите, что машины нету!..
   Ребята убегали, чтобы через полчаса появиться снова.
   Валерку раздражало, что охотники будто в воду канули. Ведь если даже медведь и не убит, а только ранен, долго ли троим да еще с собакой найти и добить зверя?..
   Где-то в глубине души Валерка надеялся, что Андрюшка, до которого слух о подстреленном медведе, конечно, уже дошел, не вытерпит и прибежит узнать подробности охоты. Но и Андрюшка не показывался. А время шло.
   Так в томительном ожидании и тянулся для Валерки этот до бесконечности длинный августовский день.
   Голубой "Москвич" появился на проселке уже в шестом часу вечера. И сразу, будто по чьему-то сигналу, к дому Гвоздевых наперегонки устремилась шумная детвора. Позади ребятишек торопливо шагал дед Макар видно, и ему хотелось с давних пор взглянуть на медведя и заодно узнать, почему так долго пришлось искать зверя.
   "Москвич" остановился у крыльца, но охотники не выходили, продолжая разговаривать между собой. Ребятня тесным кольцом обступила машину. Со всех сторон только и было слышно:
   - Ой, где, где?.. Дайте мне-то посмотреть!..
   Мальчишки и девчонки тянули шеи, заглядывали в окна машины и недоуменно хлопали глазами: кроме трех охотников да черной собаки, в машине никого не было. Тогда ребята переключили свое внимание на охотников:
   - Дяденьки, дяденьки! А медведь-то где? Медведя-то убили?
   Левая передняя дверца машины неожиданно распахнулась, и наружу высунулось красное бородатое лицо.
   - Чего столпились?! - рявкнул охотник, сверкнув черными глазами. Сейчас же отойдите от машины!..
   Ребятня отпрянула от сверкающего "Москвича".
   - У-уй, какой злющий!.. Сам как медведь!.. Не убили, вот и злятся!.. Где уж им!.. - И ватага ребят со смехом и гомоном наперегонки ринулась прочь деревенской улицей. О чем-то посовещавшись в машине, охотники наконец вылезли из "Москвича" и направились в избу. Дед Макар, скромно стоявший в сторонке, нерешительно шагнул к бородачу и сочувственно спросил:
   - Выходит, не нашли медведя-то?
   Бородач ожег старика пронзительным взглядом, ничего не ответил и стал подниматься на крыльцо, а толстяк с безнадежной отчаянностью в голосе бросил:
   - Ни черта не нашли!..
   - Да-а!.. - Макар вздохнул, погладил седую бороду. - Бывает. Сколь хошь бывает!.. - И побрел в избу за охотниками.
   Клавдии Михайловны еще не было, и подготовкой ужина для охотников пришлось заняться Валерке и Лариске. Усталые и, видимо, вдоволь наговорившиеся охотники уныло молчали, а деду Макару очень хотелось знать подробности охоты и причину неудачи. И он не выдержал, спросил:
   - Дак который из вас медведя-то стрелял?
   - Я стрелял, - хмуро отозвался толстяк.
   - Ну, и чего? Промазал али не по месту попало?
   Видимо, старик задел самую больную струну в душе охотника. Лицо толстяка вспыхнуло.
   - Да не мог я промазать все четыре раза, не мог! - воскликнул он. И я хорошо видел, что после первого выстрела медведь упал. Второй выстрел был уже по лежачему.
   - Но крови-то мы не нашли! - развел длинными руками молодой охотник.
   - По-твоему, он с испугу упал? - усмехнулся толстяк.
   - Не знаю. Но если пуля попала в зверя, должна быть кровь, отчеканил молодой. - Это как дважды два.
   - Э, ребятушки!.. - покачал головой дед Макар. - Медведь зверь особый, он не всегда кровь дает. Помню, у меня было...
   Но молодой охотник не дал договорить.
   - Знаем, дед, знаем! - замахал он руками. - Пусть кровь не пошла, а где шерсть? Где шерсть, срезанная пулей? Я сам весь овес на коленках исползал - ни шерстинки! А пули нашел.
   - Две! - толстяк выразительно поднял два пальца. - А я стрелял ч е т ы р е раза! Где еще две пули?
   - Где-нибудь есть!.. - Молодой охотник сделал неопределенный жест он все время размахивал руками, когда говорил. - Поле большое.
   А бородач молчал. Он сидел на диване мрачнее тучи и, склонив голову, смотрел в пол. Его раздражало, что разговор об этой нелепой охоте всплыл вновь, хотя еще в машине договорились обо всем молчать.
   Неслышно двигалась по избе Лариска, накрывая стол к ужину. Валерка поставил самовар, достал из холодильника дюжину сырых яиц, приготовился жарить глазунью.
   - Я уверен, - заговорил толстяк после некоторого молчания, - была бы собака настоящая, рабочая, мы бы уже да-авно жарили печенку!..
   - Да говорю я вам, - молодой охотник вскочил со стула, - собака рабочая! У нее три диплома по медведю!
   - По подсадному. - Толстяк насмешливо скривил тонкие губы. - А тут не домашний зверь, выращенный на пряничках да конфетках, а дикий. Дикий! - повторил он громко.
   Бородач медленно поднял голову, посмотрел сначала на толстяка, потом на молодого охотника и с расстановкой сказал:
   - Хватит. Надоело. Вашему спору не будет конца. - Он помолчал, снова перевел взгляд на толстяка: - Ты, Георгий Дементьевич, никакого медведя не видел. Было темно. А в поле - кусты...
   - Да вы что, Игорь Макарович?! Там ни единого кусточка, сами видели...
   - Помолчи! Повторяю: в поле кусты. В темноте показалось тебе, что один кустик зашевелился, вот ты и начал стрелять. А медведя не было.
   - Я вас не понимаю!..
   - Да что тут понимать?! - раздраженно воскликнул бородач. - И так уже полгорода знает об этом медведе, а я не намерен закрывать лицензию. Мне нужна шкура, вот так нужна! - И он эффектно провел ребром ладони по своей шее. - Сказать, что ушел подранок, - значит сдать лицензию. Но раз ты стрелял по кусту, какой спрос? В крайнем случае перепишем ее на другой район. Вот так. И больше об этом медведе никаких разговоров.
   - Ежели на шкуру, так на берлоге бить надо, - сказал дед Макар. Ох, и добра берложная шкура!..
   - Это и мы знаем, - отозвался бородач, - но где ее взять, берлогу?
   Макар был обижен тем, что ему так и не дали толком высказаться, однако проговорился:
   - Я тут знаю одно местечко... Прежде каждый год медведи ложились.
   - А ты, дед, сам-то хоть раз видел живого медведя? - насмешливо спросил молодой охотник.
   - Я-то? - Старик оскорбился. - Да я за свою жизнь столько их добыл, сколько вам троим-то и во сне не увидеть! По три штуки за осень брал. А ты толкуешь... - Он поднялся с табуретки, намереваясь уйти.
   Бородач метнул осуждающий взгляд на молодого охотника, подошел к старику:
   - Извини его, он пошутил! Сам медведей не видел, кроме подсадных, вот и думает...
   - А я уже не в тех годах, чтобы со мной так шутить!
   - Тебя как звать? - мягко спросил бородач.
   - Макар. Макар Иванович Евстюхин.
   - О, мой отец тоже Макар! Какое приятное совпадение!.. Значит, тебе известны места, где медведи устраивают берлоги. Я правильно понял?
   - Как не знать, ежели всю жизнь в здешних местах лесовал! Теперь-то старый...
   - Но ты и сейчас в силе, вон какой крепкий! - Бородач дружески похлопал старика по плечу. - Я тебя прошу: найди берлогу. При свидетелях: найдешь - полтораста рублей в руки.
   Дед смутился:
   - Оно, конечно, ежели без обману...
   - Разумеется, без обмана! А если зверь окажется крупный - еще полста. Подумай, Макар Иванович!
   - Ладно, коли так. Поискать можно. Но ежели не найду...
   - Никаких претензий! Охота - дело такое, понимаю. - Бородач вытащил из внутреннего кармана пиджака блокнотик, что-то быстро написал на чистом листке, вырвал его и подал старику: - Это мой адрес. Найдешь - сразу черкни. Договорились?
   - Попробую. Похожу. Может, и подфартит... - Макар холодно глянул на молодого охотника, хотел что-то сказать, но махнул рукой и вышел.
   Больше ни о медведях, ни об охоте разговоров не было. Горожане молча поужинали, попили чаю и, поблагодарив Валерку и Лариску за гостеприимство и заботу, уехали.
   18
   Еще не успел голубой "Москвич" скрыться за поворотом деревенской улицы, а Валерка уже спешил к Андрюшке. Пусть охотники не нашли медведицу - это, в сущности, ничего не меняет. Все равно она ушла тяжело раненная и погибнет. И медвежата тоже умрут с голоду. И все потому, что Андрюшка оказался предателем, связался с Борькой, на которого ни в чем нельзя положиться.
   Валерка взбежал на высокое крылечко, постоял немного, успокаивая дыхание, и вошел в избу. Андрюшки не было. Толстая бабка Перьиха сидела у окна, держала на коленях внука, пятилетнего Вовку, и показывала ему цветные картинки в какой-то книжке.
   - Чего охотники-то - не нашли медведя? - осведомилась Перьиха.
   - Не нашли.
   - Видать, не убили, вот и не нашли. Был бы убитый - не убежал. Бабка перевернула листок книжки и нараспев сказала: - А это коза-дереза, рогастая, шерстнастая!..
   - Андрюшка-то где?
   - На речке, - не поворачивая головы, ответила бабка. - С Борькой рыбу ловят.
   - Давно ушли?
   - В обед.
   - А когда вернутся?
   - Откуда я знаю?.. Вчерась так поздно воротились. - И внуку: - А это кто? Ну-ко, погляди сюда.
   Круглоголовый Вовка перевел взгляд с Валерки на книжку.
   - Знаю: волк. А там - медведь... Бабушка, это такого медведя хотели убить?
   Валерка вышел.
   "Опять на рыбалке! - с раздражением подумал он. - Связался с Борькой, так где уж про медведицу помнить! Вот и получилось..."
   А в эту самую пору Андрюшка и Борька были у Ведьмина камня. Они уже осмотрели крашеный мешок и очень удивились, не обнаружив в нем ни одной дырки от пуль, потом проверили верши и вынули из них несколько язей да одну щуку и теперь бойко таскали на удочки окуней. Рыба ловилась хорошо, но Борька все время егозил на кормовой скамеечке, отчего лодка раскачивалась, и это мешало ловле.
   - Ты сиди спокойнее, - не выдержал Андрюшка. - Здесь вода тихая. И рыба пугается.
   Борька замер на некоторое время, но, едва сделал подсечку, опять чуть-чуть переместился. Перехватив недовольный взгляд Андрюшки, он смутился и тихо сказал:
   - Ты не сердись. Мне сидеть... больно.
   - Больно? Почему? Чирей, что ли?
   - Не!.. Меня папка вчера побил.
   Ни отец, ни мать никогда не били Андрюшку, и он спросил с тревогой и сочувствием:
   - За что... побил?
   - Так, ерунда!..
   - Нет, ты скажи. У нас не должно быть секретов.
   - Это и не секрет! - Борька вытащил окунька, опять чуть переместился на скамеечке и, забросив удочку, сказал: - Вчера вечером стал я раздеваться, а из кармана штанов табак на пол просыпался. Папка-то и увидел. Ну, и побил. Он подумал, что я курю.
   - А ты не объяснил, для чего у тебя табак?
   - Не-ет! Я ничего не сказал. Пусть думает, что курю.
   - Возьми! - Андрюшка подал Борьке крашеный мешок. - Все-таки помягче...
   - Ничто! - махнул рукой Борька, однако мешок взял и, сложив в несколько раз, сунул под себя. - Он меня первый раз так. А ругает часто. За двойки, за грязный дневник...
   - За это и надо ругать. Разве не можешь без двоек? И что керяха тоже правда.
   - Знаю, - покорно согласился Борька. - А без двоек - как? Все учителя говорят, что я неспособный. Мне и уроки-то учить неохота... Теперь-то, конечно, буду, а то нечестно... Ты-то учишься нормально. Борька помолчал, вздохнул глубоко и вдруг спросил: - Скажи, а за что Валерка меня так не любит?
   Вопрос на мгновение озадачил Андрюшку.
   - За то и не любит, - ответил он, подумав. - За двойки, что ты неряха, что насмехаешься над всеми, младших обижаешь, прозвища всем даешь...
   - А если меня обижают? Терпеть?
   - Иногда и стерпеть надо.
   - Тебе легко говорить. Ты сильный, тебя еще никто и пальцем не тронул...
   Андрюшка подсек окуня, бросил его в корзину, аккуратно насадил свежего червя и вновь закинул удочку.
   - Это не так, Бориска!.. - раздумчиво ответил он. - Пока мы с Веселого Хутора не переехали, я все зимы в интернате жил. С первого класса. А там всяко бывало. Делаешь уроки, а тебе за ворот живого паука кто-нибудь спустит. Откроешь портфель, а там лягушка. Все смеются, а кто сделал - поди узнай! На первого попавшегося с кулаками не полезешь. Вот и терпишь. Обидно, а виду не показываешь. Подшутят так раз, другой, а на третий уже и самим неинтересно.
   - А я бы не стерпел! - мотнул круглою головой Борька. - В другой раз сам кому-нибудь лягуху-то в карман или портфель положил.
   - Вот-вот, - кивнул Андрюшка, - с этого все и начинается. Тебе сделали пакость, а ты - другому, другой - третьему... Так никогда мирно жить с ребятами не будешь. Вот если бы ты за руку схватил того, кто лягушку-то в портфель сует, тогда другое дело. Тут и по шее дать можно. Это уже честно. Согласен?
   - Это уж конечно! - охотно согласился Борька.
   - А книжки ты любишь читать?
   - Не!.. - Борька отрицательно покрутил головой.