Страница:
Владимир Иваныч. С этой стороны мы, значит, дадим господину Андашевскому щелчок порядочный... (Обращаясь к жене.) А потом ты съездишь к Марье Сергеевне.
Вильгельмина Федоровна (невинным голосом). Хорошо!.. Мне самой очень хочется навестить ее.
Владимир Иваныч. Во-первых, навестить ее надобно; а потом... помнишь ты это Калишинское дело, по которому господин Андашевский цапнул триста тысяч?
Вильгельмина Федоровна (в удивлении). Триста тысяч, однако!
Владимир Иваныч. Триста тысяч - ни больше ни меньше, и прием этих денег, как сказывал мне сейчас Шуберский, происходил на квартире Марьи Сергеевны и даже в присутствии ее; а потому она, бог знает, может быть, какие доказательства имеет к уличению господина Андашевского.
Вильгельмина Федоровна. Но если и есть у ней такие доказательства, разве она скажет об них.
Владимир Иваныч. Скажет, потому что она зла теперь на Андашевского за его измену; а, наконец, она дура набитая: у ней всегда все можно выспросить и даже выманить; главное, нет ли у ней какого-нибудь документика обличающего: письмеца его или записочки?
Вильгельмина Федоровна. Положим, у ней найдется такой документ, и она отдаст его; но что ж потом будет?
Владимир Иваныч. Потом превосходно будет: я двадцать таких писачек, как Шуберский, найду и заставлю их называть в газетах прямо уже по имени господина Андашевского; мало того, я документ этот лично принесу к графу и скажу, что получил его по городской почте для доставления ему.
Вильгельмина Федоровна (недоверчиво пожимая плечами). И граф, разумеется, рассердится на тебя за это, потому что Андашевский все-таки его создание, и потом они уже вместе, вдвоем, начнут тебе мстить и преследовать тебя!
Владимир Иваныч. Да хоть бы они голову сняли с меня за то, так я сделаю это!.. Мне легче умереть, чем видеть, как этот плут и подлипала возвышается!..
Занавес падает.
ДЕЙСТВИЕ II
Гостиная в квартире Марьи Сергеевны Сониной.
ЯВЛЕНИЕ I
Марья Сергеевна, нестарая еще женщина, но полная и не по
летам уже обрюзглая, с земляным цветом лица и с немного
распухшим от постоянного насморка носом; когда говорит,
то тянет слова. Она полулежит на диване, кругом
обложенная подушками. Как бы в противоположность ей,
невдалеке от дивана, бодро и прямо сидит в кресле
Вильгельмина Федоровна, в модной шляпе и дорогой шали.
Вильгельмина Федоровна. Я бы непременно давно у вас была, но полагала, что вы на даче, и только вчера спросила Владимира Иваныча: "Где, говорю, нынче на даче живет Марья Сергеевна?.." - "Какое, говорит, на даче; она в городе и больна!" - "Ах, говорю, как же тебе не грех не сказать мне!" Сегодня уж нарочно отложила все дела в сторону и поехала.
Марья Сергеевна. Я давно больна, третий месяц больна и даже посетовала в душе, что вы не побываете у меня!
Вильгельмина Федоровна. Да вы бы написали мне, я сейчас же бы и приехала к вам.
Марья Сергеевна. А этого я и не сообразила, а потом тоже полагала, что вы также на дачу переехали.
Вильгельмина Федоровна. Нет, мы другой год не живем на даче, Владимиру Иванычу решительно некогда: он по горло завален делами!.. Наград никаких не дают, а дела прибавляют, так что я прошу его даже бросить лучше эту службу проклятую.
Марья Сергеевна (махнув рукой). Ох, эта уж нынче служба: она всех, кажется, от всего отвлекает!
Вильгельмина Федоровна. Как же не отвлекает!.. Но когда еще она вознаграждается, так это ничего; вот как нашему общему знакомому Алексею Николаичу Андашевскому, тому хорошо служить: в сорок лет каких-нибудь сделан товарищем!
Марья Сергеевна. А вы думаете - легко ему! Он тоже никуда теперь не ездит; у меня каких-нибудь раза два был в продолжение всей моей болезни; пишет, что все делами занят!
Вильгельмина Федоровна (как бы в удивлении). Неужели он у вас всего только два раза был?
Марья Сергеевна. Всего!.. Это меня больше и огорчает; а вижу, что нельзя требовать: занят!
Вильгельмина Федоровна. Что ж такое занят! Это уж, видно, не одни занятия его останавливают, а что-нибудь и другое.
Марья Сергеевна (с некоторым испугом и удивлением). Что же другое может его останавливать?
Вильгельмина Федоровна. Заважничал, может быть!.. Возгордился, что на такой важный пост вышел.
Марья Сергеевна. Но как же ему, душенька, против меня-то гордиться!.. Вы знаете, я думаю, мои отношения с ним!.. Что ж, я, не скрываясь, говорю, что пятнадцать лет жила с ним, как с мужем.
Вильгельмина Федоровна. Как же не знать!.. Все очень хорошо знаем и тем больше тому удивляемся! В газетах даже пишут об этом.
Марья Сергеевна (окончательно испугавшись). В газетах?
Вильгельмина Федоровна. Да!.. Сегодня Владимир Иваныч, как я поехала к вам, подал мне газету и говорит: "Покажи этот номер Марье Сергеевне; вряд ли не про нее тут написано!" Я и захватила ее с собою (подает Марье Сергеевне газету). В этом вон столбце напечатано это!.. (Показывает ей на одно место в газете.)
Марья Сергеевна (начинает неумело и вслух читать). "Мы сегодня луч нашего фонаря наведем во внутренность одного из петербургских домов, в небольшую, но мило убранную квартиру; в ней сидит с кроткими чертами лица женщина; против нее помещается уже знакомый нашему читателю г.Подстегин. Видно, что бедная женщина преисполнена любви и нежности к нему, но г.Подстегин мрачен и озабочен. Вдруг раздается звонок. Г-н Подстегин проворно встает со своего стула и выходит в залу. Там стоят каких-то двое неизвестных господ; они сначала почтительно кланяются г.Подстегину, а потом начинают с ним шептаться. В результате этого совещания было то, что когда г.Подстегин проводил своих гостей и снова возвратился к своей собеседнице, то подал ей на триста тысяч акций Калишинского акционерного общества. "Ангел мой, - говорит он ей, - побереги эти деньги до завтра в своей шифоньерке!" (Останавливаясь читать и качая головой.) Да!.. Это так!.. Да!.. Правда!
Вильгельмина Федоровна (стремительно). Правда это, значит?
Марья Сергеевна. Совершенная правда!.. Два дня потом лежали у меня эти деньги: вечером он, по обыкновению, поздно от меня уехав, побоялся их взять с собою; а на другой день ему что-то нельзя было заехать за ними, он и пишет мне: "Мари, будь весь день дома, не выходи никуда и постереги мои триста тысяч!" Так я и стерегла их: целый день все у шифоньерки сидела!
Вильгельмина Федоровна (с вспыхнувшим от радости лицом). А у вас цела эта записочка?
Марья Сергеевна. Цела!.. О, у меня каждая строчка его сохраняется!.. Интересно, кто это пишет!
Вильгельмина Федоровна. Тут дальше еще интереснее будет!.. Позвольте мне вам прочесть: вам, кажется, трудно читать.
Марья Сергеевна. Да, я не привыкла читать; по-французски мне еще легче, - прочтите, пожалуйста!
Вильгельмина Федоровна (берет газету и начинает бойко и отчетливо читать). "Казалось бы, что одно это событие могло связать навеки г.Подстегина с его подругой, но ничуть не бывало: он кидает ее, как только нужно ему это стало. Напрасно бедная женщина пишет ему, он ей не отвечает! Она посылает к нему свою горничную, - он обещает к ней приехать и не едет!"
Марья Сергеевна (со слезами уже на глазах). И это совершенная правда!.. Но кто же, душа моя, мог все это узнать и описать?
Вильгельмина Федоровна (с улыбкою). Это пишет черт, который, куда наведет луч волшебного фонаря своего, везде все видит.
Марья Сергеевна. Как черт? Господи помилуй!
Вильгельмина Федоровна. Конечно, не черт, а человек, но у которого везде есть лазейки, шпионы свои, чрез которых он все знает.
Марья Сергеевна. Уж, действительно, настоящий черт: все описал.
Вильгельмина Федоровна. Но вы послушайте еще дальше! (Читает.) "Переменим направление нашего луча: перед нами богато убранная гостиная. Г-н Подстегин стоит уже на коленях пред прелестнейшей собой дамой. Она веером тихонько ударяет его по голове и говорит: "Я никогда не выйду за вас замуж, пока вы так дурно будете произносить по-французски!" - "Божество мое! восклицает Подстегин. - Я учусь у француза произносить слова. Как вы, например, находите, я произношу слово etudiant?..*. Хорошо?" - "Недурно", отвечает дама и дает ему поцеловать кончик своего мизинца.
______________
* студент?.. (франц.).
Марья Сергеевна. И это правда!.. Он очень дурно произносит по-французски.
Вильгельмина Федоровна. Француз, тоже говорят, как назначили его товарищем, каждый день ходит к нему и учит его.
Марья Сергеевна. Но кто же эта дама? Не я же это?
Вильгельмина Федоровна. Конечно, не вы!.. И я не знаю, правда ли это, но весь Петербург, говорят, понял так, что это Ольга Петровна Басаева.
Марья Сергеевна (восклицает). Дочь графа?
Вильгельмина Федоровна. Да!.. Он действительно бывает у ней каждый вечер, по слухам, даже женится на ней; вот и верьте нынче мужчинам!
Марья Сергеевна (с полными уже слез глазами). Славно, отлично со мной поступил!.. Но я не допущу этого; не позволю ему это сделать!
Вильгельмина Федоровна. Но как же вы не допустите? Чем? Каким способом?
Марья Сергеевна. А я приду в ту церковь, где их венчать будут, да и лягу поперек двери.
Вильгельмина Федоровна. Разве возможно это? Вы и не узнаете, где они обвенчаются.
Марья Сергеевна. Но не могу же, душа моя, я все это видеть и переносить равнодушно.
Вильгельмина Федоровна. Записочкой вот этой, где он пишет о трехстах тысячах, которые он в вашем доме получил с калишинских акционеров, вы могли бы попугать его; но вы, конечно, никогда не решитесь на это!
Марья Сергеевна. Отчего же?.. Ничего!.. Если он сам со мной так поступает, то я решусь на все!.. Я добра и кротка только до времени!.. Но чем же я именно напугаю его этим?
Вильгельмина Федоровна. Тем, что вы записку эту можете напечатать.
Марья Сергеевна. Где же это я напечатаю ее?
Вильгельмина Федоровна. В газетах!.. В какой хотите газете можете напечатать.
Марья Сергеевна. Но, душенька, я решительно не сумею это сделать! Если я ему скажу это, он просто рассмеется. "Где, скажет, тебе напечатать!" Он знает, что я ни по каким бумагам ничего не умею сделать... Вы научите уж меня, пожалуйста.
Вильгельмина Федоровна. Да я сама хорошенько не знаю, как это делается; но Владимир Иваныч, если вы позволите, сегодня заедет к вам и поучит вас.
Марья Сергеевна. Ах, пожалуйста!.. Я несказанно буду рада ему; но только я наперед позову к себе Алексея Николаича и выспрошу у него все!.. Может быть, на него тут и клевещут?
Вильгельмина Федоровна. Только вы, бога ради, не проговоритесь как-нибудь ему, что мы с Владимиром Иванычем принимаем в этом участие!.. Вы можете вооружить его против нас навеки; а он все-таки теперь начальник мужа!
Марья Сергеевна. Понимаю я это, милушка, будто этого я не понимаю! Скажу, что в газетах прочла.
Вильгельмина Федоровна. И что газету не я вам привезла, а что вы ее купили.
Марья Сергеевна. Конечно!.. Понимаю!
Вильгельмина Федоровна. А потом, если насчет женитьбы Алексей Николаич станет запираться, то вы потребуйте от него, чтобы он на вас женился; это будет самым верным доказательством, тем больше, что он должен же когда-нибудь это сделать!
Марья Сергеевна (обрадованная этим советом). Как же не должен?.. Непременно должен!
Вильгельмина Федоровна. А теперь пока, adieu!.. Я поеду сказать Владимиру Иванычу, чтобы он приехал к вам.
Марья Сергеевна. Да, да!.. Чтоб приехал!..
(Обе дамы целуются,
и Вильгельмина Федоровна уходит.)
ЯВЛЕНИЕ II
Марья Сергеевна (оставшись одна и беря себя за голову). Так расстроилась этим известием, что, пожалуй, не в состоянии буду и сообразить, что написать Алексею Николаичу. (Садится к письменному столу и, начиная писать, произносит то, что пишет.) "Я прочла в газетах, что вы женитесь на другой. Приезжайте сейчас же ко мне оправдаться в том. Если вы не приедете, то я напечатаю в газетах все ваши письма ко мне, в которых вы клялись меня вечно любить и где просили меня хранить ваши триста тысяч, которые вы получили в моем доме, и это показывает, до чего вы прежде были откровенны со мной". (Останавливаясь писать.) Ну, вот и все, слава богу; теперь только фамилию подпишу... (Макает перо в чернильницу и хочет продолжать писать, но делает огромное чернильное пятно на письме и восклицает испуганным голосом.) Вот тебе и раз! (Слизывает чернильное пятно и вместе с тем смарывает самое письмо и марает себе нос чернилами.) Ну, все письмо испортила!.. Господи, что я за несчастное существо в мире! Во всем-то мне в жизни неудачи! Больше писать не в состоянии; отправлю как есть. (Кое-как складывает письмо и кричит.) Даша!
Входит Даша.
ЯВЛЕНИЕ III
Марья Сергеевна и Даша.
Марья Сергеевна. Отнеси поскорей это письмо Алексею Николаичу. (Отдает Даше письмо.)
Даша. Слушаю-с! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ IV
Марья Сергеевна (одна и начиная плакать). Уж именно несчастное существо!.. Больше двух лет, как Алексей Николаич заедет ко мне на какие-нибудь полчаса, никогда не посидит, ничего не расскажет; а теперь и совсем бросить хочет!.. Что я буду делать с собой? Мне скоро жить даже не на что будет: все прожила с ним!.. Не к родным же мне идти на хлеба. Меня никто из них и знать не хочет, а все из-за него; должен он все это понять и хоть сколько-нибудь оценить! Вильгельмина Федоровна совершенно справедливо говорит, что ему надобно жениться на мне!.. (Продолжает плакать.)
Входит Даша.
ЯВЛЕНИЕ V
Марья Сергеевна и Даша.
Даша. Алексей Николаич сейчас придут к вам.
Марья Сергеевна (утирая слезы). Хорошо!
Даша уходит.
ЯВЛЕНИЕ VI
Марья Сергеевна (повеселевши несколько). Испугался, видно, немножко!.. Теперь я знаю, как держать себя с ним!.. Спасибо Вильгельмине Федоровне, что она научила меня насчет газет!.. Я теперь все буду печатать в газетах, что он против меня сделает.
ЯВЛЕНИЕ VII
Марья Сергеевна. Входит Андашевский, господин с рыжею,
типическою чиновничьей физиономией; глаза его горят
гневом, но рот его улыбается, и видно, что все его
старание направлено на то, чтобы сохранить спокойный вид
и скрыть волнующую его эмоцию.
Андашевский (подавая Марье Сергеевне руку и садясь вблизи нее). Что это за странное письмо вы ко мне написали?
Марья Сергеевна. Как же мне не написать было тебе письма!.. Ты посмотри, что про тебя самого пишут в газетах. (Подает ему газету.)
Андашевский (беря газету и тихо откладывая ее в сторону). Знаю это я, читал, но почему ж вы думаете, что это про меня писано?
Марья Сергеевна. Потому что тут пишут, как к тебе на квартиру ко мне приходили акционеры, как ты получил с них триста тысяч и дал мне их убрать.
Андашевский (насильственно смеясь). Но то же самое могло случиться с тысячью других людей; а потому я никак не могу принять это прямо на свой счет.
Марья Сергеевна. А кто же, по-твоему, эта дама, перед которой ты стоишь на коленях?
Андашевский. Этого тоже я никак уж не знаю.
Марья Сергеевна. А я знаю!.. Это дочь графа, Ольга Петровна Басаева, на которой ты женишься.
Андашевский (заметно сконфуженный). Делает честь твоей прозорливости.
Марья Сергеевна. Пора уж быть прозорливой! Не все оставаться слепой.
Андашевский (пристально взглядывая ей в лицо). Мне интереснее всего знать, кто прислал тебе эту газету.
Марья Сергеевна. Никто; я сама ее купила!
Андашевский. Купить ты никак ее не могла; потому что каким же образом ты именно купила тот номер, где, по твоему мнению, напечатано обо мне, стало быть, все-таки сказал же тебе кто-нибудь об этом!.. Кто тебе это сказал?
Марья Сергеевна (опешенная этим вопросом). Я не скажу тебе, кто мне сказал.
Андашевский. Все равно, я после узнаю!
Марья Сергеевна. Ни за что!.. Никогда ты этого не узнаешь! И, пожалуйста, не отклоняйся в сторону от разговора и отвечай мне на мой вопрос: женишься ты на Ольге Петровне или нет? (Андашевский на это только усмехается, но ничего не говорит. Марья Сергеевна, не отставая от него.) Женишься или нет?
Андашевский (довольно протяжно и потупляя в землю свои глаза). Нет, не женюсь.
Марья Сергеевна. А ты думаешь, что я так сейчас твоим словам и поверила!.. Ты мне должен доказать это!
Андашевский. Но чем же я могу тебе это доказать?
Марья Сергеевна. Тем, что женись на мне!.. Ты давно бы должен был сделать это.
Андашевский (захохотав уже искренним смехом). Что за безумие выдумала!
Марья Сергеевна. Отчего же безумие?.. Тут ничего нет такого странного и смешного.
Андашевский. Да как же не смешно! Сколько лет жили, и вдруг ей пришло в голову, чтобы я женился на ней.
Марья Сергеевна. Муж мой только прошлого года помер; раньше и нельзя было; а теперь я непременно требую, чтобы ты женился на мне.
Андашевский. Нет, я не могу на тебе жениться!
Марья Сергеевна. Почему же не можешь?
Андашевский. Потому, что ни моя служба, ни мое положение в свете, ничто мне не позволяет того.
Марья Сергеевна (очень оскорбленная последними словами). А, так это, значит, я унижу вас; но только вы ошибаетесь, кажется, в этом случае!.. Ты хоть и чиновен, но отец твой все-таки был пьяный приказный, а мой отец генерал-лейтенант! Братья мои тоже генерал-майоры! Ты вот по-французски до сих пор дурно произносишь и на старости лет должен учиться у француза; а я по-французски лучше говорю, чем по-русски, и потому воспитанием моим тоже не унижу тебя!
Андашевский (в свою очередь тоже вспыхнувши от последних слов Марьи Сергеевны). Тут не об унижении говорят, а то, что, женясь на тебе, я, при моем высоком посте, не буду иметь жить на что! Я слишком беден, чтобы вести жизнь женатого человека.
Марья Сергеевна (крайне удивленная этими словами). Как ты беден?.. Ты жалованье огромное получаешь и кроме того у меня в доме получил триста тысяч капитала - бедный какой!..
Андашевский (еще более покраснев). Послушай, ты, наконец, выведешь меня из терпения этими тремястами тысяч! Ты говоришь о них на каждом шагу и сделала то, что об этом все газеты трубят!.. Понимаешь ли ты, какое зло мне можешь принести этим; а между тем это были казенные деньги, которые я случайно получил у тебя на квартире.
Марья Сергеевна. Ах, боже мой, скажите, пожалуйста, какую дуру нашел, в чем заверить хочет! Зачем же ты в записке своей, которую прислал мне об этих деньгах, прямо просил меня, чтобы я поберегла твои деньги?.. Казенные деньги ты не стал бы называть твоими.
Андашевский. В записке к тебе я и казенные деньги мог назвать своими!.. Это не официальная бумага! Но где ж у тебя эта записка?.. Разве цела еще она?
Марья Сергеевна. Цела и спрятана!
Андашевский. Отдай мне ее сейчас же.
Марья Сергеевна. Нет, не отдам.
Андашевский (удивленный и взбешенный). Как же не отдашь?.. Ты не имеешь права не отдать мне ее, потому что она у тебя может быть украдена; ты можешь умереть одночасно, и ее опишут вместе с другими вещами, а я со всех сторон окружен врагами и шпионами, которые изо всего готовы сделать на меня обвинение.
Марья Сергеевна. Зачем же мне умирать? Ты, вероятно, желаешь этого, а я нет!.. Украсть у меня этой записки тоже никто не украдет: я ее далеко берегу!
Андашевский (показывая на шифоньерку). В этой шифоньерке, конечно?
Марья Сергеевна. Нет, подальше!
Андашевский. Никак уж не подальше!.. Где у вас ключи от нее?
Марья Сергеевна. Ключи потеряны! (При этом она поспешно закрывает руками одну из подушек своих.)
Андашевский. Вот они, видно, где! (Засовывает руку под ту же подушку.)
Марья Сергеевна (кричит). Не дам я вам ключей!
Андашевский (весь красный). Нет, дадите!.. (Вытаскивает из-под подушки руку Марьи Сергеевны, в которой она держит ключи, и начинает отнимать их у нее).
Марья Сергеевна (кричит на всю квартиру). Не дам, - пустите!
Андашевский (тихим, но вместе с тем бешеным голосом). Если ты мне сейчас же не отдашь ключей и не возвратишь записки, я убью тебя, - слышишь! (В это время раздается довольно сильный звонок. Андашевский тотчас же оставляет руку Марьи Сергеевны, которая, в свою очередь, убегает в соседнюю комнату и кричит оттуда.) Я не отдам вашей записки!.. Я напечатаю ее!
ЯВЛЕНИЕ VIII
Андашевский (один и заметно сконфуженным тоном). Какую величайшую неосторожность сделал я тогда, что посвятил эту дуру в мою тайну!.. В голову совершенно не пришло, что я должен с ней непременно буду поссориться; а между тем у себя на казенной квартире неловко было принять этих господ!.. Ее непременно кто-нибудь тут учит и поддувает, а то она, по своей бестолковости и беспамятливости, давно бы все забыла... (Подумав немного.) Делать нечего, надобно ехать к Ольге Петровне, признаться ей во всем и посоветоваться с нею.
Входит Даша.
ЯВЛЕНИЕ IX
Андашевский и Даша.
Андашевский (ей). Кто это звонил?
Даша. Владимир Иваныч Вуланд.
Андашевский. Понимаю теперь, откуда все это идет!.. Проводи меня черным ходом.
Даша. Пожалуйте-с!
Уводит Андашевского.
ЯВЛЕНИЕ X
Из дверей в залу входит Владимир Иваныч Вуланд.
Владимир Иваныч. Господин Андашевский, кажется, изволил здесь быть!.. Посмотрим, посмотрим, какая это записочка его!..
Потирает с удовольствием руки.
ЯВЛЕНИЕ XI
Владимир Иваныч.
Входит Марья Сергеевна, сильно расстроенная.
Марья Сергеевна. Здравствуйте, Владимир Иваныч!
Владимир Иваныч. Что это вы больны изволите быть и как будто бы чем-то расстроены?
Марья Сергеевна. И больна и расстроена!.. У меня был сейчас Алексей Николаич.
Владимир Иваныч (склоняя голову). Был; значит, приезжал!
Марья Сергеевна. Приезжал, и то себе позволил, что я понять не могу: я спросила его, что правда ли, что он женится на Ольге Петровне Басаевой. Он запирается. Тогда я, как Вильгельмина Федоровна мне советовала, сказала ему, чтобы он на мне женился; боже мой, взбесился, вышел из себя и стал мне доказывать, что он не может на мне жениться, потому что беден, и что даже те триста тысяч, которые он получил при мне, не его будто бы деньги, а казенные!
Владимир Иваныч (восклицает в удивлении). Как казенные?
Марья Сергеевна (насмешливо). Казенные уж стали.
Владимир Иваныч. Казенные, так в казну и должны были бы поступить. Как же они у него могли очутиться?
Марья Сергеевна. Ну вот, подите!.. Я говорю ему: "Ты сам в записке своей ко мне называл их своими деньгами".
Владимир Иваныч. Слышал я от жены об этой записке и, собственно, за тем приехал, чтобы взглянуть на эту записку... Позвольте мне ее видеть!
Марья Сергеевна. Сейчас, сию минуту! (Подходит к шифоньерке, отпирает ее и, вынув оттуда целый пук писем и записочек, подает его Владимиру Иванычу.) Она тут должна быть где-нибудь!
Владимир Иваныч (перебирая письма и просматривая их). Вижу-с!.. Найду! (Останавливается на одной записке.) Вот она, и записка очень важная.
Марья Сергеевна. Должно быть, очень важная; потому что, как только я напомнила ему о ней, он сейчас же стал требовать ее себе; но я не дура: прямо сказала, что не дам ему этой записки... Тогда он, вообразите, силой решился взять ее.
Владимир Иваныч (опять в удивлении). Силой?
Марья Сергеевна. Да, бросился к ключам от шифоньерки, так что я едва успела их взять в руку, тогда он схватил мою руку и начал ломать ее.
Владимир Иваныч (качая головой). Скажите, пожалуйста!
Марья Сергеевна. Всю руку мне изломал! Я не знаю, как у меня достало силы не выпустить ключей!.. Ломает мне руку, а сам все шепчет: "Я тебя убью, убью, если ты не отдашь мне записки!.." И я теперь в самом деле боюсь, что он убьет меня.
Владимир Иваныч. О, полноте, господь с вами!
Марья Сергеевна. Нет, вы его не знаете! Он злец ужасный: я все ночи теперь не буду спать и ожидать, что он вернется ко мне в квартиру и убьет меня!
Владимир Иваныч. Если вы его уж так боитесь, так уезжайте куда-нибудь на время из Петербурга, а записочку эту передайте мне с письмом от себя, в котором опишите все, что мне теперь говорили, и просите меня, чтобы я эту записку и самое письмо представил графу, как единственному в этом случае защитнику вашему.
Марья Сергеевна. Что ж граф сделает ему за это?
Владимир Иваныч. О, граф многое может сделать ему: во-первых, видя из вашего письма, как бесчестно этот человек поступил уже в отношении одной женщины, он, конечно, не пожелает выдать за него дочь; да и сама Ольга Петровна, вероятно, не решится на это.
Марья Сергеевна. Это так!.. Да!..
Владимир Иваныч. А по случаю трехсот тысяч и записки, которую он писал к вам о них, граф, полагаю, посоветует Алексею Николаичу жениться на вас, так как вы владеете весьма серьезною его тайною.
Марья Сергеевна. Ах, я очень бы этого желала, потому что я до сих пор ужасно еще люблю его, да и привыкла к нему - сами посудите!
Владимир Иваныч. Вероятно, так это и будет, и мы месяца через три назовем вас "madame Андашевскою".
Марья Сергеевна. Благодарю вас за ваше доброе желание.
Владимир Иваныч. Записочку эту вы позволите, значит, мне взять с собою! (Кладет записку себе в карман.) А письмо от себя, как я вам говорил, вы потом пришлете!
Марья Сергеевна. Непременно пришлю! Только я хоть и больна теперь, но завтра же уеду из Петербурга: я ужасно боюсь здесь оставаться.
Владимир Иваныч. Это как вам угодно!.. Конечно, если ехать, так чем скорее, тем лучше! Главное, не забудьте письмецо-то ко мне написать и прислать!
Марья Сергеевна. Никак не забуду!
Владимир Иваныч целует у нее руку,
а она его в лоб, и затем Вуланд уходит.
ЯВЛЕНИЕ XII
Марья Сергеевна (оставшись одна и, видимо, поверившая всем словам Вуланда). Как только я сделаюсь женою Алексея Николаича, так непременно стану покровительствовать Вуланду. Он и жена его такое участие показали мне в теперешнем моем неприятном положении, что, ей-богу, редко встретишь подобное от самых близких родных!
Вильгельмина Федоровна (невинным голосом). Хорошо!.. Мне самой очень хочется навестить ее.
Владимир Иваныч. Во-первых, навестить ее надобно; а потом... помнишь ты это Калишинское дело, по которому господин Андашевский цапнул триста тысяч?
Вильгельмина Федоровна (в удивлении). Триста тысяч, однако!
Владимир Иваныч. Триста тысяч - ни больше ни меньше, и прием этих денег, как сказывал мне сейчас Шуберский, происходил на квартире Марьи Сергеевны и даже в присутствии ее; а потому она, бог знает, может быть, какие доказательства имеет к уличению господина Андашевского.
Вильгельмина Федоровна. Но если и есть у ней такие доказательства, разве она скажет об них.
Владимир Иваныч. Скажет, потому что она зла теперь на Андашевского за его измену; а, наконец, она дура набитая: у ней всегда все можно выспросить и даже выманить; главное, нет ли у ней какого-нибудь документика обличающего: письмеца его или записочки?
Вильгельмина Федоровна. Положим, у ней найдется такой документ, и она отдаст его; но что ж потом будет?
Владимир Иваныч. Потом превосходно будет: я двадцать таких писачек, как Шуберский, найду и заставлю их называть в газетах прямо уже по имени господина Андашевского; мало того, я документ этот лично принесу к графу и скажу, что получил его по городской почте для доставления ему.
Вильгельмина Федоровна (недоверчиво пожимая плечами). И граф, разумеется, рассердится на тебя за это, потому что Андашевский все-таки его создание, и потом они уже вместе, вдвоем, начнут тебе мстить и преследовать тебя!
Владимир Иваныч. Да хоть бы они голову сняли с меня за то, так я сделаю это!.. Мне легче умереть, чем видеть, как этот плут и подлипала возвышается!..
Занавес падает.
ДЕЙСТВИЕ II
Гостиная в квартире Марьи Сергеевны Сониной.
ЯВЛЕНИЕ I
Марья Сергеевна, нестарая еще женщина, но полная и не по
летам уже обрюзглая, с земляным цветом лица и с немного
распухшим от постоянного насморка носом; когда говорит,
то тянет слова. Она полулежит на диване, кругом
обложенная подушками. Как бы в противоположность ей,
невдалеке от дивана, бодро и прямо сидит в кресле
Вильгельмина Федоровна, в модной шляпе и дорогой шали.
Вильгельмина Федоровна. Я бы непременно давно у вас была, но полагала, что вы на даче, и только вчера спросила Владимира Иваныча: "Где, говорю, нынче на даче живет Марья Сергеевна?.." - "Какое, говорит, на даче; она в городе и больна!" - "Ах, говорю, как же тебе не грех не сказать мне!" Сегодня уж нарочно отложила все дела в сторону и поехала.
Марья Сергеевна. Я давно больна, третий месяц больна и даже посетовала в душе, что вы не побываете у меня!
Вильгельмина Федоровна. Да вы бы написали мне, я сейчас же бы и приехала к вам.
Марья Сергеевна. А этого я и не сообразила, а потом тоже полагала, что вы также на дачу переехали.
Вильгельмина Федоровна. Нет, мы другой год не живем на даче, Владимиру Иванычу решительно некогда: он по горло завален делами!.. Наград никаких не дают, а дела прибавляют, так что я прошу его даже бросить лучше эту службу проклятую.
Марья Сергеевна (махнув рукой). Ох, эта уж нынче служба: она всех, кажется, от всего отвлекает!
Вильгельмина Федоровна. Как же не отвлекает!.. Но когда еще она вознаграждается, так это ничего; вот как нашему общему знакомому Алексею Николаичу Андашевскому, тому хорошо служить: в сорок лет каких-нибудь сделан товарищем!
Марья Сергеевна. А вы думаете - легко ему! Он тоже никуда теперь не ездит; у меня каких-нибудь раза два был в продолжение всей моей болезни; пишет, что все делами занят!
Вильгельмина Федоровна (как бы в удивлении). Неужели он у вас всего только два раза был?
Марья Сергеевна. Всего!.. Это меня больше и огорчает; а вижу, что нельзя требовать: занят!
Вильгельмина Федоровна. Что ж такое занят! Это уж, видно, не одни занятия его останавливают, а что-нибудь и другое.
Марья Сергеевна (с некоторым испугом и удивлением). Что же другое может его останавливать?
Вильгельмина Федоровна. Заважничал, может быть!.. Возгордился, что на такой важный пост вышел.
Марья Сергеевна. Но как же ему, душенька, против меня-то гордиться!.. Вы знаете, я думаю, мои отношения с ним!.. Что ж, я, не скрываясь, говорю, что пятнадцать лет жила с ним, как с мужем.
Вильгельмина Федоровна. Как же не знать!.. Все очень хорошо знаем и тем больше тому удивляемся! В газетах даже пишут об этом.
Марья Сергеевна (окончательно испугавшись). В газетах?
Вильгельмина Федоровна. Да!.. Сегодня Владимир Иваныч, как я поехала к вам, подал мне газету и говорит: "Покажи этот номер Марье Сергеевне; вряд ли не про нее тут написано!" Я и захватила ее с собою (подает Марье Сергеевне газету). В этом вон столбце напечатано это!.. (Показывает ей на одно место в газете.)
Марья Сергеевна (начинает неумело и вслух читать). "Мы сегодня луч нашего фонаря наведем во внутренность одного из петербургских домов, в небольшую, но мило убранную квартиру; в ней сидит с кроткими чертами лица женщина; против нее помещается уже знакомый нашему читателю г.Подстегин. Видно, что бедная женщина преисполнена любви и нежности к нему, но г.Подстегин мрачен и озабочен. Вдруг раздается звонок. Г-н Подстегин проворно встает со своего стула и выходит в залу. Там стоят каких-то двое неизвестных господ; они сначала почтительно кланяются г.Подстегину, а потом начинают с ним шептаться. В результате этого совещания было то, что когда г.Подстегин проводил своих гостей и снова возвратился к своей собеседнице, то подал ей на триста тысяч акций Калишинского акционерного общества. "Ангел мой, - говорит он ей, - побереги эти деньги до завтра в своей шифоньерке!" (Останавливаясь читать и качая головой.) Да!.. Это так!.. Да!.. Правда!
Вильгельмина Федоровна (стремительно). Правда это, значит?
Марья Сергеевна. Совершенная правда!.. Два дня потом лежали у меня эти деньги: вечером он, по обыкновению, поздно от меня уехав, побоялся их взять с собою; а на другой день ему что-то нельзя было заехать за ними, он и пишет мне: "Мари, будь весь день дома, не выходи никуда и постереги мои триста тысяч!" Так я и стерегла их: целый день все у шифоньерки сидела!
Вильгельмина Федоровна (с вспыхнувшим от радости лицом). А у вас цела эта записочка?
Марья Сергеевна. Цела!.. О, у меня каждая строчка его сохраняется!.. Интересно, кто это пишет!
Вильгельмина Федоровна. Тут дальше еще интереснее будет!.. Позвольте мне вам прочесть: вам, кажется, трудно читать.
Марья Сергеевна. Да, я не привыкла читать; по-французски мне еще легче, - прочтите, пожалуйста!
Вильгельмина Федоровна (берет газету и начинает бойко и отчетливо читать). "Казалось бы, что одно это событие могло связать навеки г.Подстегина с его подругой, но ничуть не бывало: он кидает ее, как только нужно ему это стало. Напрасно бедная женщина пишет ему, он ей не отвечает! Она посылает к нему свою горничную, - он обещает к ней приехать и не едет!"
Марья Сергеевна (со слезами уже на глазах). И это совершенная правда!.. Но кто же, душа моя, мог все это узнать и описать?
Вильгельмина Федоровна (с улыбкою). Это пишет черт, который, куда наведет луч волшебного фонаря своего, везде все видит.
Марья Сергеевна. Как черт? Господи помилуй!
Вильгельмина Федоровна. Конечно, не черт, а человек, но у которого везде есть лазейки, шпионы свои, чрез которых он все знает.
Марья Сергеевна. Уж, действительно, настоящий черт: все описал.
Вильгельмина Федоровна. Но вы послушайте еще дальше! (Читает.) "Переменим направление нашего луча: перед нами богато убранная гостиная. Г-н Подстегин стоит уже на коленях пред прелестнейшей собой дамой. Она веером тихонько ударяет его по голове и говорит: "Я никогда не выйду за вас замуж, пока вы так дурно будете произносить по-французски!" - "Божество мое! восклицает Подстегин. - Я учусь у француза произносить слова. Как вы, например, находите, я произношу слово etudiant?..*. Хорошо?" - "Недурно", отвечает дама и дает ему поцеловать кончик своего мизинца.
______________
* студент?.. (франц.).
Марья Сергеевна. И это правда!.. Он очень дурно произносит по-французски.
Вильгельмина Федоровна. Француз, тоже говорят, как назначили его товарищем, каждый день ходит к нему и учит его.
Марья Сергеевна. Но кто же эта дама? Не я же это?
Вильгельмина Федоровна. Конечно, не вы!.. И я не знаю, правда ли это, но весь Петербург, говорят, понял так, что это Ольга Петровна Басаева.
Марья Сергеевна (восклицает). Дочь графа?
Вильгельмина Федоровна. Да!.. Он действительно бывает у ней каждый вечер, по слухам, даже женится на ней; вот и верьте нынче мужчинам!
Марья Сергеевна (с полными уже слез глазами). Славно, отлично со мной поступил!.. Но я не допущу этого; не позволю ему это сделать!
Вильгельмина Федоровна. Но как же вы не допустите? Чем? Каким способом?
Марья Сергеевна. А я приду в ту церковь, где их венчать будут, да и лягу поперек двери.
Вильгельмина Федоровна. Разве возможно это? Вы и не узнаете, где они обвенчаются.
Марья Сергеевна. Но не могу же, душа моя, я все это видеть и переносить равнодушно.
Вильгельмина Федоровна. Записочкой вот этой, где он пишет о трехстах тысячах, которые он в вашем доме получил с калишинских акционеров, вы могли бы попугать его; но вы, конечно, никогда не решитесь на это!
Марья Сергеевна. Отчего же?.. Ничего!.. Если он сам со мной так поступает, то я решусь на все!.. Я добра и кротка только до времени!.. Но чем же я именно напугаю его этим?
Вильгельмина Федоровна. Тем, что вы записку эту можете напечатать.
Марья Сергеевна. Где же это я напечатаю ее?
Вильгельмина Федоровна. В газетах!.. В какой хотите газете можете напечатать.
Марья Сергеевна. Но, душенька, я решительно не сумею это сделать! Если я ему скажу это, он просто рассмеется. "Где, скажет, тебе напечатать!" Он знает, что я ни по каким бумагам ничего не умею сделать... Вы научите уж меня, пожалуйста.
Вильгельмина Федоровна. Да я сама хорошенько не знаю, как это делается; но Владимир Иваныч, если вы позволите, сегодня заедет к вам и поучит вас.
Марья Сергеевна. Ах, пожалуйста!.. Я несказанно буду рада ему; но только я наперед позову к себе Алексея Николаича и выспрошу у него все!.. Может быть, на него тут и клевещут?
Вильгельмина Федоровна. Только вы, бога ради, не проговоритесь как-нибудь ему, что мы с Владимиром Иванычем принимаем в этом участие!.. Вы можете вооружить его против нас навеки; а он все-таки теперь начальник мужа!
Марья Сергеевна. Понимаю я это, милушка, будто этого я не понимаю! Скажу, что в газетах прочла.
Вильгельмина Федоровна. И что газету не я вам привезла, а что вы ее купили.
Марья Сергеевна. Конечно!.. Понимаю!
Вильгельмина Федоровна. А потом, если насчет женитьбы Алексей Николаич станет запираться, то вы потребуйте от него, чтобы он на вас женился; это будет самым верным доказательством, тем больше, что он должен же когда-нибудь это сделать!
Марья Сергеевна (обрадованная этим советом). Как же не должен?.. Непременно должен!
Вильгельмина Федоровна. А теперь пока, adieu!.. Я поеду сказать Владимиру Иванычу, чтобы он приехал к вам.
Марья Сергеевна. Да, да!.. Чтоб приехал!..
(Обе дамы целуются,
и Вильгельмина Федоровна уходит.)
ЯВЛЕНИЕ II
Марья Сергеевна (оставшись одна и беря себя за голову). Так расстроилась этим известием, что, пожалуй, не в состоянии буду и сообразить, что написать Алексею Николаичу. (Садится к письменному столу и, начиная писать, произносит то, что пишет.) "Я прочла в газетах, что вы женитесь на другой. Приезжайте сейчас же ко мне оправдаться в том. Если вы не приедете, то я напечатаю в газетах все ваши письма ко мне, в которых вы клялись меня вечно любить и где просили меня хранить ваши триста тысяч, которые вы получили в моем доме, и это показывает, до чего вы прежде были откровенны со мной". (Останавливаясь писать.) Ну, вот и все, слава богу; теперь только фамилию подпишу... (Макает перо в чернильницу и хочет продолжать писать, но делает огромное чернильное пятно на письме и восклицает испуганным голосом.) Вот тебе и раз! (Слизывает чернильное пятно и вместе с тем смарывает самое письмо и марает себе нос чернилами.) Ну, все письмо испортила!.. Господи, что я за несчастное существо в мире! Во всем-то мне в жизни неудачи! Больше писать не в состоянии; отправлю как есть. (Кое-как складывает письмо и кричит.) Даша!
Входит Даша.
ЯВЛЕНИЕ III
Марья Сергеевна и Даша.
Марья Сергеевна. Отнеси поскорей это письмо Алексею Николаичу. (Отдает Даше письмо.)
Даша. Слушаю-с! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ IV
Марья Сергеевна (одна и начиная плакать). Уж именно несчастное существо!.. Больше двух лет, как Алексей Николаич заедет ко мне на какие-нибудь полчаса, никогда не посидит, ничего не расскажет; а теперь и совсем бросить хочет!.. Что я буду делать с собой? Мне скоро жить даже не на что будет: все прожила с ним!.. Не к родным же мне идти на хлеба. Меня никто из них и знать не хочет, а все из-за него; должен он все это понять и хоть сколько-нибудь оценить! Вильгельмина Федоровна совершенно справедливо говорит, что ему надобно жениться на мне!.. (Продолжает плакать.)
Входит Даша.
ЯВЛЕНИЕ V
Марья Сергеевна и Даша.
Даша. Алексей Николаич сейчас придут к вам.
Марья Сергеевна (утирая слезы). Хорошо!
Даша уходит.
ЯВЛЕНИЕ VI
Марья Сергеевна (повеселевши несколько). Испугался, видно, немножко!.. Теперь я знаю, как держать себя с ним!.. Спасибо Вильгельмине Федоровне, что она научила меня насчет газет!.. Я теперь все буду печатать в газетах, что он против меня сделает.
ЯВЛЕНИЕ VII
Марья Сергеевна. Входит Андашевский, господин с рыжею,
типическою чиновничьей физиономией; глаза его горят
гневом, но рот его улыбается, и видно, что все его
старание направлено на то, чтобы сохранить спокойный вид
и скрыть волнующую его эмоцию.
Андашевский (подавая Марье Сергеевне руку и садясь вблизи нее). Что это за странное письмо вы ко мне написали?
Марья Сергеевна. Как же мне не написать было тебе письма!.. Ты посмотри, что про тебя самого пишут в газетах. (Подает ему газету.)
Андашевский (беря газету и тихо откладывая ее в сторону). Знаю это я, читал, но почему ж вы думаете, что это про меня писано?
Марья Сергеевна. Потому что тут пишут, как к тебе на квартиру ко мне приходили акционеры, как ты получил с них триста тысяч и дал мне их убрать.
Андашевский (насильственно смеясь). Но то же самое могло случиться с тысячью других людей; а потому я никак не могу принять это прямо на свой счет.
Марья Сергеевна. А кто же, по-твоему, эта дама, перед которой ты стоишь на коленях?
Андашевский. Этого тоже я никак уж не знаю.
Марья Сергеевна. А я знаю!.. Это дочь графа, Ольга Петровна Басаева, на которой ты женишься.
Андашевский (заметно сконфуженный). Делает честь твоей прозорливости.
Марья Сергеевна. Пора уж быть прозорливой! Не все оставаться слепой.
Андашевский (пристально взглядывая ей в лицо). Мне интереснее всего знать, кто прислал тебе эту газету.
Марья Сергеевна. Никто; я сама ее купила!
Андашевский. Купить ты никак ее не могла; потому что каким же образом ты именно купила тот номер, где, по твоему мнению, напечатано обо мне, стало быть, все-таки сказал же тебе кто-нибудь об этом!.. Кто тебе это сказал?
Марья Сергеевна (опешенная этим вопросом). Я не скажу тебе, кто мне сказал.
Андашевский. Все равно, я после узнаю!
Марья Сергеевна. Ни за что!.. Никогда ты этого не узнаешь! И, пожалуйста, не отклоняйся в сторону от разговора и отвечай мне на мой вопрос: женишься ты на Ольге Петровне или нет? (Андашевский на это только усмехается, но ничего не говорит. Марья Сергеевна, не отставая от него.) Женишься или нет?
Андашевский (довольно протяжно и потупляя в землю свои глаза). Нет, не женюсь.
Марья Сергеевна. А ты думаешь, что я так сейчас твоим словам и поверила!.. Ты мне должен доказать это!
Андашевский. Но чем же я могу тебе это доказать?
Марья Сергеевна. Тем, что женись на мне!.. Ты давно бы должен был сделать это.
Андашевский (захохотав уже искренним смехом). Что за безумие выдумала!
Марья Сергеевна. Отчего же безумие?.. Тут ничего нет такого странного и смешного.
Андашевский. Да как же не смешно! Сколько лет жили, и вдруг ей пришло в голову, чтобы я женился на ней.
Марья Сергеевна. Муж мой только прошлого года помер; раньше и нельзя было; а теперь я непременно требую, чтобы ты женился на мне.
Андашевский. Нет, я не могу на тебе жениться!
Марья Сергеевна. Почему же не можешь?
Андашевский. Потому, что ни моя служба, ни мое положение в свете, ничто мне не позволяет того.
Марья Сергеевна (очень оскорбленная последними словами). А, так это, значит, я унижу вас; но только вы ошибаетесь, кажется, в этом случае!.. Ты хоть и чиновен, но отец твой все-таки был пьяный приказный, а мой отец генерал-лейтенант! Братья мои тоже генерал-майоры! Ты вот по-французски до сих пор дурно произносишь и на старости лет должен учиться у француза; а я по-французски лучше говорю, чем по-русски, и потому воспитанием моим тоже не унижу тебя!
Андашевский (в свою очередь тоже вспыхнувши от последних слов Марьи Сергеевны). Тут не об унижении говорят, а то, что, женясь на тебе, я, при моем высоком посте, не буду иметь жить на что! Я слишком беден, чтобы вести жизнь женатого человека.
Марья Сергеевна (крайне удивленная этими словами). Как ты беден?.. Ты жалованье огромное получаешь и кроме того у меня в доме получил триста тысяч капитала - бедный какой!..
Андашевский (еще более покраснев). Послушай, ты, наконец, выведешь меня из терпения этими тремястами тысяч! Ты говоришь о них на каждом шагу и сделала то, что об этом все газеты трубят!.. Понимаешь ли ты, какое зло мне можешь принести этим; а между тем это были казенные деньги, которые я случайно получил у тебя на квартире.
Марья Сергеевна. Ах, боже мой, скажите, пожалуйста, какую дуру нашел, в чем заверить хочет! Зачем же ты в записке своей, которую прислал мне об этих деньгах, прямо просил меня, чтобы я поберегла твои деньги?.. Казенные деньги ты не стал бы называть твоими.
Андашевский. В записке к тебе я и казенные деньги мог назвать своими!.. Это не официальная бумага! Но где ж у тебя эта записка?.. Разве цела еще она?
Марья Сергеевна. Цела и спрятана!
Андашевский. Отдай мне ее сейчас же.
Марья Сергеевна. Нет, не отдам.
Андашевский (удивленный и взбешенный). Как же не отдашь?.. Ты не имеешь права не отдать мне ее, потому что она у тебя может быть украдена; ты можешь умереть одночасно, и ее опишут вместе с другими вещами, а я со всех сторон окружен врагами и шпионами, которые изо всего готовы сделать на меня обвинение.
Марья Сергеевна. Зачем же мне умирать? Ты, вероятно, желаешь этого, а я нет!.. Украсть у меня этой записки тоже никто не украдет: я ее далеко берегу!
Андашевский (показывая на шифоньерку). В этой шифоньерке, конечно?
Марья Сергеевна. Нет, подальше!
Андашевский. Никак уж не подальше!.. Где у вас ключи от нее?
Марья Сергеевна. Ключи потеряны! (При этом она поспешно закрывает руками одну из подушек своих.)
Андашевский. Вот они, видно, где! (Засовывает руку под ту же подушку.)
Марья Сергеевна (кричит). Не дам я вам ключей!
Андашевский (весь красный). Нет, дадите!.. (Вытаскивает из-под подушки руку Марьи Сергеевны, в которой она держит ключи, и начинает отнимать их у нее).
Марья Сергеевна (кричит на всю квартиру). Не дам, - пустите!
Андашевский (тихим, но вместе с тем бешеным голосом). Если ты мне сейчас же не отдашь ключей и не возвратишь записки, я убью тебя, - слышишь! (В это время раздается довольно сильный звонок. Андашевский тотчас же оставляет руку Марьи Сергеевны, которая, в свою очередь, убегает в соседнюю комнату и кричит оттуда.) Я не отдам вашей записки!.. Я напечатаю ее!
ЯВЛЕНИЕ VIII
Андашевский (один и заметно сконфуженным тоном). Какую величайшую неосторожность сделал я тогда, что посвятил эту дуру в мою тайну!.. В голову совершенно не пришло, что я должен с ней непременно буду поссориться; а между тем у себя на казенной квартире неловко было принять этих господ!.. Ее непременно кто-нибудь тут учит и поддувает, а то она, по своей бестолковости и беспамятливости, давно бы все забыла... (Подумав немного.) Делать нечего, надобно ехать к Ольге Петровне, признаться ей во всем и посоветоваться с нею.
Входит Даша.
ЯВЛЕНИЕ IX
Андашевский и Даша.
Андашевский (ей). Кто это звонил?
Даша. Владимир Иваныч Вуланд.
Андашевский. Понимаю теперь, откуда все это идет!.. Проводи меня черным ходом.
Даша. Пожалуйте-с!
Уводит Андашевского.
ЯВЛЕНИЕ X
Из дверей в залу входит Владимир Иваныч Вуланд.
Владимир Иваныч. Господин Андашевский, кажется, изволил здесь быть!.. Посмотрим, посмотрим, какая это записочка его!..
Потирает с удовольствием руки.
ЯВЛЕНИЕ XI
Владимир Иваныч.
Входит Марья Сергеевна, сильно расстроенная.
Марья Сергеевна. Здравствуйте, Владимир Иваныч!
Владимир Иваныч. Что это вы больны изволите быть и как будто бы чем-то расстроены?
Марья Сергеевна. И больна и расстроена!.. У меня был сейчас Алексей Николаич.
Владимир Иваныч (склоняя голову). Был; значит, приезжал!
Марья Сергеевна. Приезжал, и то себе позволил, что я понять не могу: я спросила его, что правда ли, что он женится на Ольге Петровне Басаевой. Он запирается. Тогда я, как Вильгельмина Федоровна мне советовала, сказала ему, чтобы он на мне женился; боже мой, взбесился, вышел из себя и стал мне доказывать, что он не может на мне жениться, потому что беден, и что даже те триста тысяч, которые он получил при мне, не его будто бы деньги, а казенные!
Владимир Иваныч (восклицает в удивлении). Как казенные?
Марья Сергеевна (насмешливо). Казенные уж стали.
Владимир Иваныч. Казенные, так в казну и должны были бы поступить. Как же они у него могли очутиться?
Марья Сергеевна. Ну вот, подите!.. Я говорю ему: "Ты сам в записке своей ко мне называл их своими деньгами".
Владимир Иваныч. Слышал я от жены об этой записке и, собственно, за тем приехал, чтобы взглянуть на эту записку... Позвольте мне ее видеть!
Марья Сергеевна. Сейчас, сию минуту! (Подходит к шифоньерке, отпирает ее и, вынув оттуда целый пук писем и записочек, подает его Владимиру Иванычу.) Она тут должна быть где-нибудь!
Владимир Иваныч (перебирая письма и просматривая их). Вижу-с!.. Найду! (Останавливается на одной записке.) Вот она, и записка очень важная.
Марья Сергеевна. Должно быть, очень важная; потому что, как только я напомнила ему о ней, он сейчас же стал требовать ее себе; но я не дура: прямо сказала, что не дам ему этой записки... Тогда он, вообразите, силой решился взять ее.
Владимир Иваныч (опять в удивлении). Силой?
Марья Сергеевна. Да, бросился к ключам от шифоньерки, так что я едва успела их взять в руку, тогда он схватил мою руку и начал ломать ее.
Владимир Иваныч (качая головой). Скажите, пожалуйста!
Марья Сергеевна. Всю руку мне изломал! Я не знаю, как у меня достало силы не выпустить ключей!.. Ломает мне руку, а сам все шепчет: "Я тебя убью, убью, если ты не отдашь мне записки!.." И я теперь в самом деле боюсь, что он убьет меня.
Владимир Иваныч. О, полноте, господь с вами!
Марья Сергеевна. Нет, вы его не знаете! Он злец ужасный: я все ночи теперь не буду спать и ожидать, что он вернется ко мне в квартиру и убьет меня!
Владимир Иваныч. Если вы его уж так боитесь, так уезжайте куда-нибудь на время из Петербурга, а записочку эту передайте мне с письмом от себя, в котором опишите все, что мне теперь говорили, и просите меня, чтобы я эту записку и самое письмо представил графу, как единственному в этом случае защитнику вашему.
Марья Сергеевна. Что ж граф сделает ему за это?
Владимир Иваныч. О, граф многое может сделать ему: во-первых, видя из вашего письма, как бесчестно этот человек поступил уже в отношении одной женщины, он, конечно, не пожелает выдать за него дочь; да и сама Ольга Петровна, вероятно, не решится на это.
Марья Сергеевна. Это так!.. Да!..
Владимир Иваныч. А по случаю трехсот тысяч и записки, которую он писал к вам о них, граф, полагаю, посоветует Алексею Николаичу жениться на вас, так как вы владеете весьма серьезною его тайною.
Марья Сергеевна. Ах, я очень бы этого желала, потому что я до сих пор ужасно еще люблю его, да и привыкла к нему - сами посудите!
Владимир Иваныч. Вероятно, так это и будет, и мы месяца через три назовем вас "madame Андашевскою".
Марья Сергеевна. Благодарю вас за ваше доброе желание.
Владимир Иваныч. Записочку эту вы позволите, значит, мне взять с собою! (Кладет записку себе в карман.) А письмо от себя, как я вам говорил, вы потом пришлете!
Марья Сергеевна. Непременно пришлю! Только я хоть и больна теперь, но завтра же уеду из Петербурга: я ужасно боюсь здесь оставаться.
Владимир Иваныч. Это как вам угодно!.. Конечно, если ехать, так чем скорее, тем лучше! Главное, не забудьте письмецо-то ко мне написать и прислать!
Марья Сергеевна. Никак не забуду!
Владимир Иваныч целует у нее руку,
а она его в лоб, и затем Вуланд уходит.
ЯВЛЕНИЕ XII
Марья Сергеевна (оставшись одна и, видимо, поверившая всем словам Вуланда). Как только я сделаюсь женою Алексея Николаича, так непременно стану покровительствовать Вуланду. Он и жена его такое участие показали мне в теперешнем моем неприятном положении, что, ей-богу, редко встретишь подобное от самых близких родных!