Страница:
У ребенка, которого так зовут, есть только два способа выжить. Язва выбрала второй. Трое ЭТИХ мужского пола поняли это в первый же день на детской площадке, в возрасте четырех лет.
Они спросили, кто она такая, и она, в невинности своей, ответила: «Я – Звездочка Пиппин Галадриэль».
В результате понадобилось ведро воды, чтобы отделить зубы Звездочки Пиппин Галадриэль от ботинка Адама. Уэнсли сломал себе первые очки, а свитер Брайана пришлось латать в пяти местах.
С этого момента ЭТИ не расставались, а Язва навсегда стала Язвой. Полным именем ее звала только мать и (когда они ощущали в себе прилив храбрости и ЭТИ были почти вне пределов слышимости) Жирняга Джонсон со своими Джонсонитами, второй из двух банд в деревне.
Адам стучал каблуками по ящику, служившему им сиденьем, прислушиваясь к их ленивой перепалке со снисходительным видом короля, не обращающего внимания на болтовню своего двора.
Он лениво жевал травинку. Утро четверга было началом еще одного дня каникул, бесконечных и ничем не запятнанных. Их следовало заполнить.
Он пропускал беседу остальных ЭТИХ мимо ушей, словно стрекотанье кузнечиков, или, если искать более точное сравнение, словно пустую породу, в которой, подобно старателю, выискивал проблески золотых самородков.
– У нас в воскресной газете писали, что в Англии тысячи ведьм, – сказал Брайан. – Они поклоняются Природе, едят здоровую пищу, и все такое. Так почему бы одной не быть у нас? Там говорилось, что они наводняют страну Волной Бессмысленного Зла.
– Когда поклоняются Природе и едят здоровую пищу, что ли? – спросил Уэнслидейл.
– Так там говорилось.
ЭТИ приняли сообщенные сведения к тщательному рассмотрению. Однажды они – по наущению Адама – попробовали питаться только здоровой пищей и продержались целых полдня, после чего сообща пришли к выводу, что безбедно прожить на здоровой пище можно, но только если предварительно съесть полноценный обед.
Брайан с заговорщицким видом наклонился вперед.
– А ещетам говорилось, что они пляшут, совсем раздевшись, – добавил он. – Идут там в холмы или в Стоунхендж, и пляшут там, совсем голые.
Рассмотрение этой информации было еще более тщательным. ЭТИ как раз достигли той точки, где вагончик на американских горках жизни замирает, взобравшись к началу созревания, и уже готов рухнуть под откос и продолжить безудержное сумасшедшее скольжение, и дух захватывает от ужаса и ожидания восхитительных перспектив.
– Хы, – сказала Язва.
– Только не тетя. – Слова Уэнсли нарушили очарование момента. – Никак не она. Она просто пытается поговорить с дядей.
– Твой дядя умер, – сказала Язва.
– Она говорит, что он еще может двигать рюмку. – Уэнсли отошел на оборонительные позиции. – А папа говорит, что уж если речь о рюмке, так он из-за нее и умер. Не знаю, зачем ей нужно с ним говорить, – добавил он. – Они почти и не разговаривали, пока он был жив.
– Это не-кромантия,вот это что, – заявил Брайан. – Как в Библии. Нельзя ей этим заниматься. Бог согласен только с кромантией.А за не-кромантиюможно и в Ад залететь.
Король на троне – на ящике – лениво повел плечами. Адам собирался сказать речь.
ЭТИ затихли. Адама всегда стоило послушать. Глубоко в душе ЭТИ знали, что их не четверо. Их трое и Адам. Но если тебе хотелось интересной, наполненной событиями жизни, то никто из ЭТИХ не променял бы свое скромное положение в шайке Адама на пост вожака в любой другой.
– И что это все так набросились на ведьм? – сказал Адам.
Остальные ЭТИ переглянулись. Начало было многообещающим.
– Ну, они портят посевы, – начала Язва. – И топят корабли. И еще говорят тебе, что ты будешь королем, и вообще. И варят из трав всякую гадость.
– Моя мама кладет травы, – сказал Адам. – И твоя тоже.
– Ну, это-то другое дело, – оживился Брайан, намереваясь поддержать свою репутацию специалиста по оккультным вопросам. – Бог вроде как сказал, что можно пользоваться мятой, шалфеем и так далее. То есть понятно, что ничего нет плохого в мяте и шалфее.
– А еще они могут на тебя просто посмотреть, и ты заболеешь, – вставила Язва. – Это называется «сглазить». Они на тебя посмотрят, и ты болеешь, и никто не знает, почему. А еще сделают с тебя куклу и натыкают в нее булавок, и у тебя будет болеть, где они воткнули, – жизнерадостно добавила она.
– Такого больше не бывает, – парировал Уэнслидейл, приверженец рационального образа мышления. – Потому что мы изобрели науку, и все викарии жгли ведьм для их собственного блага. Это называлось «испанская инквизиция».
– Тогда я так понимаю, нужно разобраться, ведьма она, в Жасминном Домике, или нет. Если ведьма, скажем мистеру Пикерсгиллу, – рассудил Брайан.
Мистер Пикерсгилл был викарием. В данный момент он расходился во мнениях с ЭТИМИ по многим вопросам, начиная с того, что залезать на тисовое дерево во дворе церкви нельзя, и заканчивая тем, что звонить в колокола и убегать – тоже нельзя.
– Не думаю, что можно просто ходить и жечь людей, – сказал Адам. – А то люди все время бы так делали.
– Можно, если веришь, – успокоил его Брайан. – К тому же если ведьму сжечь, она не попадет в ад, так что лично я считаю, они еще спасибо сказали бы, если бы все понимали правильно.
– Не представляю я, чтобы Пикки кого-нибудь сжег, – сказала Язва.
– Ну, не знаю, – многозначительно протянул Брайан.
– Не будет он их прямо жечь, прямо на костре, – Язва шмыгнула носом. – Уж скорее он скажет родителям, а те сами решат, кого жечь, кого нет.
ЭТИ покачали головами, сокрушаясь, насколько опустилась планка моральной ответственности лиц духовного звания. Потом трое из них выжидательно уставились на Адама.
Они всегда смотрели на Адама выжидательно. Именно у него появлялись новые идеи.
– Может быть, нам стоит самим этим заняться, – сказал он. – Кто-то же должен что-то делать, если вокруг столько ведьм. Это будет как «Организация общей бдительности».
– Общей Ведьмительности,– вставила Язва.
– Нет, – отрезал Адам.
– Мы не можем быть испанской инквизицией, – сказал Уэнслидейл. – Мы не испанцы.
– А что – испанская инквизиция бывает только у испанцев? – осведомился Адам. – А шотландка – только у шотландцев? Или гамбургеры – только у американцев? Она просто с виду должна быть испанская. Мы должны сделать так, чтобы она с виду была испанская. Тогда все будут знать, что это испанская инквизиция.
Наступила тишина.
И в ней особенно громко хрустнул пустой пакетик из-под жареной картошки, один из тех, что имели обыкновение скапливаться в тех местах, где сидел Брайан. Все посмотрели на него.
– У меня есть плакат с боем быков, а на нем мое имя, – медленно сказал Брайан.
Верховный Инквизитор критически осмотрел синклит.
– Это что? – сурово вопросил он.
– Ими щелкают друг о друга, когда пляшут, – попытался оправдаться Уэнслидейл. – Тетя привезла их из Испании, давно уже. По-моему, они называются маракасы. Смотри, на них нарисована танцовщица. Испанская.
– А зачем она пляшет с быком? – спросил Адам.
– Чтоб показать, что они испанские, – объяснил Уэнслидейл.
Адам снисходительно принял это объяснение.
Брайан не обещал ничего, кроме плаката с боем быков.
Язва принесла нечто похожее на соусник, сплетенный из рафии.
– Здесь вино хранят, – вызывающе заявила она. – Мама привезла из Испании.
– Здесь нет быка, – строго сказал Адам.
– А что, обязательно должен быть? – нанесла встречный удар Язва и почти незаметно для глаза встала в боевую стойку.
Адам колебался. Его сестра Сара и ее парень тоже были в Испании. Сара вернулась с набивным фиолетовым осликом огромного размера, который, будучи безусловно испанским, не соответствовал инстинктивным представлениям Адама об испанской инквизиции. Друг Сары, напротив, привез богато изукрашенный меч, якобы из толедской стали, несмотря на свою склонность сгибаться, как только его пытались поднять, и мгновенно тупиться, когда требовалось резать бумагу. Адам с пользой потратил полчаса за обедом на изучение энциклопедии и чувствовал, что это именно то, что нужно инквизиции. Однако тонкие намеки не возымели действия.
В конце концов Адам взял с собой связку лука с кухни. Он вполне мог быть испанским. Но даже Адаму пришлось бы признать, что в качестве декорации для инквизиционных сцен связке луковиц чего-то явно не хватало. Так что вряд ли его позиции были достаточно сильны, чтобы предъявлять серьезные возражения подставке для вина из пальмового волокна.
– Очень хорошо, – сказал он.
– Ты уверен, что это испанскийлук? – уже спокойнее спросила Язва.
– А то, – уверенно заявил Адам. – Испанский лук. Всем известно.
– А вдруг французский? – не отставала Язва. – Всем известно, во Франции тоже полно лука.
– Ну и ладно, – отрезал Адам, который был сыт луком по горло. – Франция – это почтиИспания. А ведьмы вообще вряд ли их различают, раз все время летают только по ночам. Для них все один сплошной котинент.И вообще, если тебе не нравится, можешь идти и завести себе собственную инквизицию.
Тут Язва решила остановиться. Ей был обещан пост Верховного Палача. Кто будет Главным Инквизитором, ни у кого не вызывало сомнений.
Роль Стражей Инквизиции, отведенная Брайану и Уэнслидейлу, вызывала у них меньший энтузиазм.
– Вы испанского не знаете, – заявил им Адам. Он успел, кроме изучения энциклопедии заглянуть в разговорник, который Сара купила в Аликанте в приступе романтической восторженности.
– А это неважно, потому что на самом деленадо говорить на латыни, – ответил Уэнслидейл, который тоже уделил некоторое время дополнительным занятиям, причем чуть более углубленным.
– Ипо-испански, – твердо сказал Адам. – Поэтому инквизиция и называется испанской.
– Не пойму я, почему не может быть британской инквизиции, – сказал Брайан. – Не пойму, чего ради было сражаться с Испанской Армадой и все такое, и все равно оставаться с их занюханной инквизицией.
Эти соображения слегка смущали и Адама, в целом настроенного весьма патриотически.
– Вот что, – сказал он. – Давайте начнем с как будто испанской инквизиции, а потом сделаем британскую, как наберемся опыта. А теперь, – быстро добавил он, – пусть Стражи Инквизиции пойдут и приведут первую ведьму, пор фавор.
Новая обитательница Жасминного Домика может и подождать, решили они. Нужно начинать с малого и усложнять задачи постепенно.
– Да, – ответила младшая сестра Язвы. Ей было шесть лет, и с виду она была похожа на золотоволосый футбольный мяч.
– Не говори «да», ты должна отвечать «нет», – прошипел Верховный Палач, толкая подозреваемую в бок.
– А потом что? – потребовала ответа подозреваемая.
– А потом мы будем пытать тебя, чтобы ты сказала «да», – объяснил Верховный Палач. – Тебе же говорили. Так весело, когда пытают. И совсем не больно. Аста лявиса,– быстро добавила она.
Маленькая подозреваемая оглядела оформление зала инквизиции с нескрываемым пренебрежением. Здесь сильно пахло луком.
– Фи, – сказала она. – А я хочубыть ведьмой ш бородавкой на ношу и зеленым лицом и котиком а звать его Мурзик и вшякими жельями и…
Верховный Палач кивнул Великому Инквизитору.
– Слушай, – отчаявшись, сказала Язва, – никто не говорит, что тебе нельзябыть ведьмой, нужно просто сказать,что ты неведьма. Какой нам смысл всем этим заниматься, – сурово добавила она, – если ты собираешься сказать «да», как только мы тебя спросим?
Подозреваемая поразмыслила над этим.
– А я хочубыть ведьма, – завопила она в голос.
Представители ЭТИХ мужского пола обессиленно переглянулись. Это была не их весовая категория.
– Если ты скажешь «да», – предложила Язва, – я тебе отдам набор для Синди, с конюшней. Я с ним даже не играла, – добавила она, вызывающим взглядом предотвращая любые комменарии остальных ЭТИХ.
– Нет, играла! – нагло заявила ее сестра. – Я ее виделаи она вшя штарая а куда кладут шено шовшем шломато и…
Адам сухо и крючкотворно кашлянул.
– Ведьма ли ты, вива эспаня?– повторил он.
Подозреваемая поглядела на выражение лица Язвы, и передумала.
– Нет, – вздохнула она.
После обеда жара еще усилилась, и Стражи Инквизиции начали подозревать, что их дурачат.
– Не пойму, с чего это мне и брату Брайану приходится делать всю грязную работу, – сказал брат Уэнслидейл, утирая пот со лба. – Я считаю, пора бы ей слезть, а нам самим попробовать. Графино Бенедиктине.
– Хочу еще! – заявила подозреваемая, из сандалек которой струилась вода.
В результате тщательных изысканий Верховный Инквизитор пришел к выводу, что Британская инквизиция, возможно, еще не готова снова ввести в обиход «железную деву» и «испанский сапожок». Однако, судя по гравюре, на которой изображалось, как ведьму опускают в пруд, привязав к сиденью, укрепленному на длинном бревне, «позорный стул» – это именно то, что им было нужно. А для «позорного стула» нужен был только пруд, доски и веревки – сочетание, которое всегда привлекало ЭТИХ, поскольку у них не было недостатка ни в одном из трех компонентов.
Подозреваемая ведьма уже позеленела. От кончиков сандалий до пояса.
– Как на качельках! – радостно заявила она. – У-ух!
– Лично я пошел домой, если мне не дадут попробовать, – пробормотал брат Брайан. – С чего это все веселье только злобным ведьмам?
– Инквизиторам не дозволено пытаться самим, – непреклонно, но без особой уверенности в голосе, заявил Верховный Инквизитор.
После обеда жара еще усилилась, от колючих инквизиторских одеяний несло запахом затхлого ячменя, и пруд выглядел на редкость зазывно.
– Ладно, ладно, – сказал он, и повернулся к подозреваемой. – Значит, ты ведьма, так и есть, больше так не делай, а теперь слезай, твоя очередь кончилась. Арриба!– добавил он.
– А теперь что? – спросила сестра Язвы.
Адам медлил с ответом. Поджигать ее, пожалуй, было чревато самыми неприятными последствиями, рассудил он. Кроме того, она слишком промокла.
А еще где-то в глубине души он подозревал, что в отдаленном будущем возникнут вопросы по поводу грязи в сандалиях и заляпанного ряской розового платьица. Но будущее лежало по ту сторону необозримого жаркого дня, наполненного досками, веревками и прудами. Оно могло подождать.
– Не пойму, почему нужно ограничивать расход воды на полив? – выговаривал он жене, словно это она ущемляла его права. – Я точно так же плачу за воду, как и все остальные. У нас газон уже похож на Сахару. Как в пруду осталась вода, вообщенепонятно. Это все запрет на ядерные испытания, лично я так считаю. Когда я был маленький, помнится, лето было правильное. Все время шел дождь.
Его голос стих вдали, и Адам в одиночку побрел по пустынной улице. Брел он просто прекрасно. Адам умел бродить так, что всем здравомыслящим людям становилось не по себе от одного его вида. Не то, чтобы он брел, просто сгорбившись или поникнув головой. Он умел брести с выражением,и в данный момент его понурый вид как нельзя лучше отражал уязвленное самолюбие и оскорбленные чувства безвинного страдальца, чье самоотверженное желание помочь роду человеческому так и не было понято.
Пыль тяжело опускалась на листву.
– Вот захватят ведьмы всю Англию, заставят всех есть здоровую пищу, не ходить в церковь и плясать голыми – вот так им и надо, – пробормотал он и пнул подвернувшийся под ноги камешек. Он не мог не признать, что, за исключением здоровой пищи, перспектива была не слишком пугающей.
– Вот спорим, если бы нам дали начать как надо, мы бы им нашли сотниведьм, – продолжил он, и снова пнул камешек. – Спорим, старику Тыркивмадене пришлось бросать дело в самом начале из-за того, что какой-то дуре-ведьме испачкали платье.
Бобик послушно брел за Хозяином. Если предположить, что у Адского Пса в принципе есть какие-либо ожидания, то он мог бы счесть их обманутыми: его нынешняя жизнь была совсем не похожа на последние дни перед Армагеддоном. Однако, вопреки себе самому, он начал получать от нее удовольствие.
Он услышал, как Хозяин пробормотал: – Вот спорим, даже виктрианцыне заставляли людей смотреть нецветной телик.
Форма определяет содержание. Мелким лохматым собакам присущи вполне определенные модели поведения, вписанные им чуть ли не в гены. Невозможно принять форму мелкой собачонки и в то же время надеяться, что ты останешься тем же, что и был; некая собачонкость начинает пронизывать все твое существо.
Он уже гонялся за крысой. И это оказалось самым приятным моментом его жизни.
– Так им и надо, если всех нас захватят Злые Силы, – ворчал Хозяин.
А еще есть кошки, подумал Бобик. Он застал врасплох соседского рыжего котяру и вознамерился обратить его в трясущееся желе с помощью обычного пылающего взгляда и глубокого горлового рыка, которые всегда безупречно действовали на его обреченных оппонентов. На этот раз он добился только меткого удара по морде, от которого слезы брызнули из глаз. Кошки, решил Бобик, намного хуже пропащих душ. Он составил план дальнейших экспериментов с кошачьим населением, в который, в качестве основного элемента, входило наскакивание издалека и оживленное обтявкивание. План был, безусловно, смелый, но мог и сработать.
– И пусть даже не бегут за мной, когда старого Пикки превратят в лягушку, вот и все, – бормотал Адам.
Именно в этот момент до него дошло, во-первых, что он мрачно добрел прямо до Жасминного Домика, а во-вторых, что кто-то горько плачет.
Адама легко было взять на слезы. Пару минут он еще колебался, а потом осторожно заглянул через изгородь.
Анафеме, которая сидела в складном кресле и как раз доставала очередную салфетку из полупустой пачки, показалось, что над изгородью взошло маленькое косматое солнце.
А Адаму показалось, что она вряд ли может быть ведьмой. У Адама в уме сложилось очень четкое представление, какой должна быть настоящая ведьма. (Семейство Янгов ограничило свой выбор воскресных газет единственным разумным изданием из тех, что классом повыше, и поэтому столетие просвещенного оккультизма благополучно прошло мимо внимания Адама.) У нее не было ни носа крючком, ни бородавок, и она была молодая… ну, вполнемолодая. И этого было вполне достаточно.
– Привет, – сказал он, рассутуливаясь.
Анафема высморкалась и уставилась на него.
Здесь следует описать, что именно она увидела над изгородью. То, что увидела Анафема, как она рассказывала позднее, было похоже на несовершеннолетнего греческого бога. Или на картинку из Библии, на которой мускулистый ангел добродетельно поражает зло. Это лицо не имело отношения к двадцатому веку. И оно было окружено сияющими золотистыми кудрями. Микеланджело мог бы дать такое лицо одной из своих скульптур.
Хотя вряд ли он позаимствовал бы стоптанные кроссовки, затертые до дыр джинсы и не первой свежести майку.
– Ты кто? – спросила она.
– Адам Янг, – ответил Адам. – Живу на этой улице, по соседству.
– А-а. Да. Я слышала о тебе. – Анафема приложила платок к глазам.
Адам приосанился.
– Миссис Хендерсон говорила, что мне следует ожидать твоего появления, – продолжила Анафема.
– Меня здесь все знают, – сказал Адам.
– Она сказала, что ты родился только для того, чтобы тебя повесили, – объяснила Анафема.
Адам ухмыльнулся. Дурная слава, возможно, не столь хороша, как добрая, но куда лучше полной безвестности.
– Она сказала, что ты – худший из ЭТИХ, – сказала Анафема, уже чуть веселее.
Адам кивнул.
– Она сказала: «С ними держите ухо востро, мисс, они просто шайка заводил. А этого не зря Адамом зовут – грешит и не раскаивается». Так она сказала.
– А почему вы плакали? – прямо спросил Адам.
– Я? Я просто кое-что потеряла, – всхлипнула Анафема. – Книгу.
– Я могу помочь вам ее искать, – галантно предложил Адам. – Я вообще много про книги знаю. Я однажды даже написал книгу. Супер, а не книга. Чуть не восемь страниц. Там было про одного пирата, который был знаменитым сыщиком. А ещея нарисовал картинки. Если хотите, могу дать почитать, – добавил он в порыве щедрости. – Спорим, она куда интереснее, чем та, что вы потеряли. Особенно то место, на космическом корабле, когда вылезает динозавр и начинает поедать ковбоев. Спорим, она вам поднимет настроение. Брайану вон подняла. Он говорит, никогда у него такого высокого настроения не было.
– Спасибо. Я уверена, у тебя очень хорошая книга, – сказала Анафема, и навсегда завоевала сердце Адама. – Но не думаю, что ты можешь мне помочь. Наверно, уже слишком поздно.
Она, задумавшись, взглянула на Адама.
– А ты хорошо знаешь эти места? – спросила она.
– Всю округу, целиком! – уверенно заявил Адам.
– Ты не видел двух мужчин в большой черной машине? – спросила Анафема.
– Они ее украли? – тут же оживился Адам. Преследование международной банды похитителей книг могло стать достойным завершением дня.
– Не то, чтобы украли. Как бы украли. То есть они не хотели ее красть. Они искали усадьбу, но я была там сегодня, и никто о них ничего не знает. Мне показалось, что там был какой-то несчастный случай, или что-то вроде этого.
Она вгляделась в Адама. В нем было что-то странное, но ей никак не удавалось взять в толк, что именно. У нее появилось острое ощущение, что он имеет огромное значение, и что его нельзя отпускать просто так. Было в нем что-то такое…
– А как называлась книга? – спросил Адам.
– «Прекрасные и точные пророчества». Ее написала Агнесса Псих. Ведьма.
– Где ведьма?
– Нет, это она была ведьма. Как в «Макбете», – объяснила Анафема.
– Это я смотрел, – сказал Адам. – Вообще здорово, как эти короли себе бесились. Вот еще. Чего в них прекрасного?
– «Прекрасные» значит… ну, полезные. И подробные. – В нем определенно было что-то странное. Что-то вроде глубоко спрятанной напряженности. Когда он был рядом, появлялось ощущение, что все вокруг – и все вокруг, даже пейзаж – были для него лишь фоном.
Анафема жила здесь уже месяц. Если не считать миссис Хендерсон, которая теоретически присматривала за домиком, а практически не отказалась бы присмотреть и некоторые из ее вещей, если бы ей представилась такая возможность, она ни с кем и парой слов не перемолвилась. Ее принимали за художницу, чему она не препятствовала. Здесь была именно такая местность, которая могла нравиться художникам.
Дело в том, что эта местность была неимоверно живописной. Окрестности деревни были великолепны. Предположим, Тернер и Лэндсир повстречали в пабе Сэмюеля Палмера и решили написать один большой пейзаж все вместе; а потом позвали Стаббса, чтобы он пририсовал лошадей – даже у них не получилось бы лучше.
И это было самое печальное, потому что именно здесь все и произойдет. По мнению Агнессы, во всяком случае, которое она высказала в той книге, которую Анафема позволила себе потерять. Конечно, осталась картотека, но это было уже совсем не то.
Если бы Анафема полностью контролировала свои мысли – а рядом с Адамом никто не мог полностью контролировать свои мысли – она бы заметила, что как только она пытается более глубоко задуматься о том, что в нем странного, ее мысли сразу же ускользают в сторону, как гуси по воде.
– Оп-па! – вдруг заявил Адам, проигрывая в голове возможности, которые предоставляет книга прекрасных и точных пророчеств. – А она говорит, кто выиграет чемпионат Англии?
– Нет, – сказала Анафема.
– А в ней есть космические корабли?
– Не слишком много, – сказала Анафема.
– А роботы? – со слабой надеждой в голосе спросил Адам.
– Извини…
– Тогда мне это не годится, – заявил Адам. – Что же такого в будущем, если в нем нет роботов и космических кораблей?
Примерно три дня,печально подумала Анафема. В будущем есть примерно три дня.
– Хочешь лимонаду? – предложила она.
Адам колебался. А потом решил взять быка за рога.
– Слушайте, извините, что спрашиваю, ну, в общем, это не личный вопрос, вы – ведьма? – прямо спросил он.
Анафема прищурилась. Так, миссис Хендерсон придется перестать совать свой нос, куда не следует.
– Некоторые могут сказать и так, – ответила она. – На самом деле я оккультист.
– А-а. Ну так! Тогда конечно. Отлично! – воодушевился Адам.
Они спросили, кто она такая, и она, в невинности своей, ответила: «Я – Звездочка Пиппин Галадриэль».
В результате понадобилось ведро воды, чтобы отделить зубы Звездочки Пиппин Галадриэль от ботинка Адама. Уэнсли сломал себе первые очки, а свитер Брайана пришлось латать в пяти местах.
С этого момента ЭТИ не расставались, а Язва навсегда стала Язвой. Полным именем ее звала только мать и (когда они ощущали в себе прилив храбрости и ЭТИ были почти вне пределов слышимости) Жирняга Джонсон со своими Джонсонитами, второй из двух банд в деревне.
Адам стучал каблуками по ящику, служившему им сиденьем, прислушиваясь к их ленивой перепалке со снисходительным видом короля, не обращающего внимания на болтовню своего двора.
Он лениво жевал травинку. Утро четверга было началом еще одного дня каникул, бесконечных и ничем не запятнанных. Их следовало заполнить.
Он пропускал беседу остальных ЭТИХ мимо ушей, словно стрекотанье кузнечиков, или, если искать более точное сравнение, словно пустую породу, в которой, подобно старателю, выискивал проблески золотых самородков.
– У нас в воскресной газете писали, что в Англии тысячи ведьм, – сказал Брайан. – Они поклоняются Природе, едят здоровую пищу, и все такое. Так почему бы одной не быть у нас? Там говорилось, что они наводняют страну Волной Бессмысленного Зла.
– Когда поклоняются Природе и едят здоровую пищу, что ли? – спросил Уэнслидейл.
– Так там говорилось.
ЭТИ приняли сообщенные сведения к тщательному рассмотрению. Однажды они – по наущению Адама – попробовали питаться только здоровой пищей и продержались целых полдня, после чего сообща пришли к выводу, что безбедно прожить на здоровой пище можно, но только если предварительно съесть полноценный обед.
Брайан с заговорщицким видом наклонился вперед.
– А ещетам говорилось, что они пляшут, совсем раздевшись, – добавил он. – Идут там в холмы или в Стоунхендж, и пляшут там, совсем голые.
Рассмотрение этой информации было еще более тщательным. ЭТИ как раз достигли той точки, где вагончик на американских горках жизни замирает, взобравшись к началу созревания, и уже готов рухнуть под откос и продолжить безудержное сумасшедшее скольжение, и дух захватывает от ужаса и ожидания восхитительных перспектив.
– Хы, – сказала Язва.
– Только не тетя. – Слова Уэнсли нарушили очарование момента. – Никак не она. Она просто пытается поговорить с дядей.
– Твой дядя умер, – сказала Язва.
– Она говорит, что он еще может двигать рюмку. – Уэнсли отошел на оборонительные позиции. – А папа говорит, что уж если речь о рюмке, так он из-за нее и умер. Не знаю, зачем ей нужно с ним говорить, – добавил он. – Они почти и не разговаривали, пока он был жив.
– Это не-кромантия,вот это что, – заявил Брайан. – Как в Библии. Нельзя ей этим заниматься. Бог согласен только с кромантией.А за не-кромантиюможно и в Ад залететь.
Король на троне – на ящике – лениво повел плечами. Адам собирался сказать речь.
ЭТИ затихли. Адама всегда стоило послушать. Глубоко в душе ЭТИ знали, что их не четверо. Их трое и Адам. Но если тебе хотелось интересной, наполненной событиями жизни, то никто из ЭТИХ не променял бы свое скромное положение в шайке Адама на пост вожака в любой другой.
– И что это все так набросились на ведьм? – сказал Адам.
Остальные ЭТИ переглянулись. Начало было многообещающим.
– Ну, они портят посевы, – начала Язва. – И топят корабли. И еще говорят тебе, что ты будешь королем, и вообще. И варят из трав всякую гадость.
– Моя мама кладет травы, – сказал Адам. – И твоя тоже.
– Ну, это-то другое дело, – оживился Брайан, намереваясь поддержать свою репутацию специалиста по оккультным вопросам. – Бог вроде как сказал, что можно пользоваться мятой, шалфеем и так далее. То есть понятно, что ничего нет плохого в мяте и шалфее.
– А еще они могут на тебя просто посмотреть, и ты заболеешь, – вставила Язва. – Это называется «сглазить». Они на тебя посмотрят, и ты болеешь, и никто не знает, почему. А еще сделают с тебя куклу и натыкают в нее булавок, и у тебя будет болеть, где они воткнули, – жизнерадостно добавила она.
– Такого больше не бывает, – парировал Уэнслидейл, приверженец рационального образа мышления. – Потому что мы изобрели науку, и все викарии жгли ведьм для их собственного блага. Это называлось «испанская инквизиция».
– Тогда я так понимаю, нужно разобраться, ведьма она, в Жасминном Домике, или нет. Если ведьма, скажем мистеру Пикерсгиллу, – рассудил Брайан.
Мистер Пикерсгилл был викарием. В данный момент он расходился во мнениях с ЭТИМИ по многим вопросам, начиная с того, что залезать на тисовое дерево во дворе церкви нельзя, и заканчивая тем, что звонить в колокола и убегать – тоже нельзя.
– Не думаю, что можно просто ходить и жечь людей, – сказал Адам. – А то люди все время бы так делали.
– Можно, если веришь, – успокоил его Брайан. – К тому же если ведьму сжечь, она не попадет в ад, так что лично я считаю, они еще спасибо сказали бы, если бы все понимали правильно.
– Не представляю я, чтобы Пикки кого-нибудь сжег, – сказала Язва.
– Ну, не знаю, – многозначительно протянул Брайан.
– Не будет он их прямо жечь, прямо на костре, – Язва шмыгнула носом. – Уж скорее он скажет родителям, а те сами решат, кого жечь, кого нет.
ЭТИ покачали головами, сокрушаясь, насколько опустилась планка моральной ответственности лиц духовного звания. Потом трое из них выжидательно уставились на Адама.
Они всегда смотрели на Адама выжидательно. Именно у него появлялись новые идеи.
– Может быть, нам стоит самим этим заняться, – сказал он. – Кто-то же должен что-то делать, если вокруг столько ведьм. Это будет как «Организация общей бдительности».
– Общей Ведьмительности,– вставила Язва.
– Нет, – отрезал Адам.
– Мы не можем быть испанской инквизицией, – сказал Уэнслидейл. – Мы не испанцы.
– А что – испанская инквизиция бывает только у испанцев? – осведомился Адам. – А шотландка – только у шотландцев? Или гамбургеры – только у американцев? Она просто с виду должна быть испанская. Мы должны сделать так, чтобы она с виду была испанская. Тогда все будут знать, что это испанская инквизиция.
Наступила тишина.
И в ней особенно громко хрустнул пустой пакетик из-под жареной картошки, один из тех, что имели обыкновение скапливаться в тех местах, где сидел Брайан. Все посмотрели на него.
– У меня есть плакат с боем быков, а на нем мое имя, – медленно сказал Брайан.
* * *
Наступило и прошло время обеда. Новая испанская инквизиция открыла заседание.Верховный Инквизитор критически осмотрел синклит.
– Это что? – сурово вопросил он.
– Ими щелкают друг о друга, когда пляшут, – попытался оправдаться Уэнслидейл. – Тетя привезла их из Испании, давно уже. По-моему, они называются маракасы. Смотри, на них нарисована танцовщица. Испанская.
– А зачем она пляшет с быком? – спросил Адам.
– Чтоб показать, что они испанские, – объяснил Уэнслидейл.
Адам снисходительно принял это объяснение.
Брайан не обещал ничего, кроме плаката с боем быков.
Язва принесла нечто похожее на соусник, сплетенный из рафии.
– Здесь вино хранят, – вызывающе заявила она. – Мама привезла из Испании.
– Здесь нет быка, – строго сказал Адам.
– А что, обязательно должен быть? – нанесла встречный удар Язва и почти незаметно для глаза встала в боевую стойку.
Адам колебался. Его сестра Сара и ее парень тоже были в Испании. Сара вернулась с набивным фиолетовым осликом огромного размера, который, будучи безусловно испанским, не соответствовал инстинктивным представлениям Адама об испанской инквизиции. Друг Сары, напротив, привез богато изукрашенный меч, якобы из толедской стали, несмотря на свою склонность сгибаться, как только его пытались поднять, и мгновенно тупиться, когда требовалось резать бумагу. Адам с пользой потратил полчаса за обедом на изучение энциклопедии и чувствовал, что это именно то, что нужно инквизиции. Однако тонкие намеки не возымели действия.
В конце концов Адам взял с собой связку лука с кухни. Он вполне мог быть испанским. Но даже Адаму пришлось бы признать, что в качестве декорации для инквизиционных сцен связке луковиц чего-то явно не хватало. Так что вряд ли его позиции были достаточно сильны, чтобы предъявлять серьезные возражения подставке для вина из пальмового волокна.
– Очень хорошо, – сказал он.
– Ты уверен, что это испанскийлук? – уже спокойнее спросила Язва.
– А то, – уверенно заявил Адам. – Испанский лук. Всем известно.
– А вдруг французский? – не отставала Язва. – Всем известно, во Франции тоже полно лука.
– Ну и ладно, – отрезал Адам, который был сыт луком по горло. – Франция – это почтиИспания. А ведьмы вообще вряд ли их различают, раз все время летают только по ночам. Для них все один сплошной котинент.И вообще, если тебе не нравится, можешь идти и завести себе собственную инквизицию.
Тут Язва решила остановиться. Ей был обещан пост Верховного Палача. Кто будет Главным Инквизитором, ни у кого не вызывало сомнений.
Роль Стражей Инквизиции, отведенная Брайану и Уэнслидейлу, вызывала у них меньший энтузиазм.
– Вы испанского не знаете, – заявил им Адам. Он успел, кроме изучения энциклопедии заглянуть в разговорник, который Сара купила в Аликанте в приступе романтической восторженности.
– А это неважно, потому что на самом деленадо говорить на латыни, – ответил Уэнслидейл, который тоже уделил некоторое время дополнительным занятиям, причем чуть более углубленным.
– Ипо-испански, – твердо сказал Адам. – Поэтому инквизиция и называется испанской.
– Не пойму я, почему не может быть британской инквизиции, – сказал Брайан. – Не пойму, чего ради было сражаться с Испанской Армадой и все такое, и все равно оставаться с их занюханной инквизицией.
Эти соображения слегка смущали и Адама, в целом настроенного весьма патриотически.
– Вот что, – сказал он. – Давайте начнем с как будто испанской инквизиции, а потом сделаем британскую, как наберемся опыта. А теперь, – быстро добавил он, – пусть Стражи Инквизиции пойдут и приведут первую ведьму, пор фавор.
Новая обитательница Жасминного Домика может и подождать, решили они. Нужно начинать с малого и усложнять задачи постепенно.
* * *
– Ведьма ли ты, арриба?– спросил Великий Инвизитор.– Да, – ответила младшая сестра Язвы. Ей было шесть лет, и с виду она была похожа на золотоволосый футбольный мяч.
– Не говори «да», ты должна отвечать «нет», – прошипел Верховный Палач, толкая подозреваемую в бок.
– А потом что? – потребовала ответа подозреваемая.
– А потом мы будем пытать тебя, чтобы ты сказала «да», – объяснил Верховный Палач. – Тебе же говорили. Так весело, когда пытают. И совсем не больно. Аста лявиса,– быстро добавила она.
Маленькая подозреваемая оглядела оформление зала инквизиции с нескрываемым пренебрежением. Здесь сильно пахло луком.
– Фи, – сказала она. – А я хочубыть ведьмой ш бородавкой на ношу и зеленым лицом и котиком а звать его Мурзик и вшякими жельями и…
Верховный Палач кивнул Великому Инквизитору.
– Слушай, – отчаявшись, сказала Язва, – никто не говорит, что тебе нельзябыть ведьмой, нужно просто сказать,что ты неведьма. Какой нам смысл всем этим заниматься, – сурово добавила она, – если ты собираешься сказать «да», как только мы тебя спросим?
Подозреваемая поразмыслила над этим.
– А я хочубыть ведьма, – завопила она в голос.
Представители ЭТИХ мужского пола обессиленно переглянулись. Это была не их весовая категория.
– Если ты скажешь «да», – предложила Язва, – я тебе отдам набор для Синди, с конюшней. Я с ним даже не играла, – добавила она, вызывающим взглядом предотвращая любые комменарии остальных ЭТИХ.
– Нет, играла! – нагло заявила ее сестра. – Я ее виделаи она вшя штарая а куда кладут шено шовшем шломато и…
Адам сухо и крючкотворно кашлянул.
– Ведьма ли ты, вива эспаня?– повторил он.
Подозреваемая поглядела на выражение лица Язвы, и передумала.
– Нет, – вздохнула она.
* * *
То, что пытка была великолепна, ни у кого не вызывало сомнения. Вся проблема была в том, как теперь отделаться от предполагаемой ведьмы.После обеда жара еще усилилась, и Стражи Инквизиции начали подозревать, что их дурачат.
– Не пойму, с чего это мне и брату Брайану приходится делать всю грязную работу, – сказал брат Уэнслидейл, утирая пот со лба. – Я считаю, пора бы ей слезть, а нам самим попробовать. Графино Бенедиктине.
– Хочу еще! – заявила подозреваемая, из сандалек которой струилась вода.
В результате тщательных изысканий Верховный Инквизитор пришел к выводу, что Британская инквизиция, возможно, еще не готова снова ввести в обиход «железную деву» и «испанский сапожок». Однако, судя по гравюре, на которой изображалось, как ведьму опускают в пруд, привязав к сиденью, укрепленному на длинном бревне, «позорный стул» – это именно то, что им было нужно. А для «позорного стула» нужен был только пруд, доски и веревки – сочетание, которое всегда привлекало ЭТИХ, поскольку у них не было недостатка ни в одном из трех компонентов.
Подозреваемая ведьма уже позеленела. От кончиков сандалий до пояса.
– Как на качельках! – радостно заявила она. – У-ух!
– Лично я пошел домой, если мне не дадут попробовать, – пробормотал брат Брайан. – С чего это все веселье только злобным ведьмам?
– Инквизиторам не дозволено пытаться самим, – непреклонно, но без особой уверенности в голосе, заявил Верховный Инквизитор.
После обеда жара еще усилилась, от колючих инквизиторских одеяний несло запахом затхлого ячменя, и пруд выглядел на редкость зазывно.
– Ладно, ладно, – сказал он, и повернулся к подозреваемой. – Значит, ты ведьма, так и есть, больше так не делай, а теперь слезай, твоя очередь кончилась. Арриба!– добавил он.
– А теперь что? – спросила сестра Язвы.
Адам медлил с ответом. Поджигать ее, пожалуй, было чревато самыми неприятными последствиями, рассудил он. Кроме того, она слишком промокла.
А еще где-то в глубине души он подозревал, что в отдаленном будущем возникнут вопросы по поводу грязи в сандалиях и заляпанного ряской розового платьица. Но будущее лежало по ту сторону необозримого жаркого дня, наполненного досками, веревками и прудами. Оно могло подождать.
* * *
Будущее наступило, огляделось, и скрылось из виду несколько обескураживающим образом: у мистера Янга хватало забот помимо грязных платьев, и он всего лишь запретил Адаму включать телевизор, что означало, что придется пока смотреть старый, черно-белый, в своей комнате. Выходя на пыльную улицу, Адам слышал, как мистер Янг продолжает возмущаться.– Не пойму, почему нужно ограничивать расход воды на полив? – выговаривал он жене, словно это она ущемляла его права. – Я точно так же плачу за воду, как и все остальные. У нас газон уже похож на Сахару. Как в пруду осталась вода, вообщенепонятно. Это все запрет на ядерные испытания, лично я так считаю. Когда я был маленький, помнится, лето было правильное. Все время шел дождь.
Его голос стих вдали, и Адам в одиночку побрел по пустынной улице. Брел он просто прекрасно. Адам умел бродить так, что всем здравомыслящим людям становилось не по себе от одного его вида. Не то, чтобы он брел, просто сгорбившись или поникнув головой. Он умел брести с выражением,и в данный момент его понурый вид как нельзя лучше отражал уязвленное самолюбие и оскорбленные чувства безвинного страдальца, чье самоотверженное желание помочь роду человеческому так и не было понято.
Пыль тяжело опускалась на листву.
– Вот захватят ведьмы всю Англию, заставят всех есть здоровую пищу, не ходить в церковь и плясать голыми – вот так им и надо, – пробормотал он и пнул подвернувшийся под ноги камешек. Он не мог не признать, что, за исключением здоровой пищи, перспектива была не слишком пугающей.
– Вот спорим, если бы нам дали начать как надо, мы бы им нашли сотниведьм, – продолжил он, и снова пнул камешек. – Спорим, старику Тыркивмадене пришлось бросать дело в самом начале из-за того, что какой-то дуре-ведьме испачкали платье.
Бобик послушно брел за Хозяином. Если предположить, что у Адского Пса в принципе есть какие-либо ожидания, то он мог бы счесть их обманутыми: его нынешняя жизнь была совсем не похожа на последние дни перед Армагеддоном. Однако, вопреки себе самому, он начал получать от нее удовольствие.
Он услышал, как Хозяин пробормотал: – Вот спорим, даже виктрианцыне заставляли людей смотреть нецветной телик.
Форма определяет содержание. Мелким лохматым собакам присущи вполне определенные модели поведения, вписанные им чуть ли не в гены. Невозможно принять форму мелкой собачонки и в то же время надеяться, что ты останешься тем же, что и был; некая собачонкость начинает пронизывать все твое существо.
Он уже гонялся за крысой. И это оказалось самым приятным моментом его жизни.
– Так им и надо, если всех нас захватят Злые Силы, – ворчал Хозяин.
А еще есть кошки, подумал Бобик. Он застал врасплох соседского рыжего котяру и вознамерился обратить его в трясущееся желе с помощью обычного пылающего взгляда и глубокого горлового рыка, которые всегда безупречно действовали на его обреченных оппонентов. На этот раз он добился только меткого удара по морде, от которого слезы брызнули из глаз. Кошки, решил Бобик, намного хуже пропащих душ. Он составил план дальнейших экспериментов с кошачьим населением, в который, в качестве основного элемента, входило наскакивание издалека и оживленное обтявкивание. План был, безусловно, смелый, но мог и сработать.
– И пусть даже не бегут за мной, когда старого Пикки превратят в лягушку, вот и все, – бормотал Адам.
Именно в этот момент до него дошло, во-первых, что он мрачно добрел прямо до Жасминного Домика, а во-вторых, что кто-то горько плачет.
Адама легко было взять на слезы. Пару минут он еще колебался, а потом осторожно заглянул через изгородь.
Анафеме, которая сидела в складном кресле и как раз доставала очередную салфетку из полупустой пачки, показалось, что над изгородью взошло маленькое косматое солнце.
А Адаму показалось, что она вряд ли может быть ведьмой. У Адама в уме сложилось очень четкое представление, какой должна быть настоящая ведьма. (Семейство Янгов ограничило свой выбор воскресных газет единственным разумным изданием из тех, что классом повыше, и поэтому столетие просвещенного оккультизма благополучно прошло мимо внимания Адама.) У нее не было ни носа крючком, ни бородавок, и она была молодая… ну, вполнемолодая. И этого было вполне достаточно.
– Привет, – сказал он, рассутуливаясь.
Анафема высморкалась и уставилась на него.
Здесь следует описать, что именно она увидела над изгородью. То, что увидела Анафема, как она рассказывала позднее, было похоже на несовершеннолетнего греческого бога. Или на картинку из Библии, на которой мускулистый ангел добродетельно поражает зло. Это лицо не имело отношения к двадцатому веку. И оно было окружено сияющими золотистыми кудрями. Микеланджело мог бы дать такое лицо одной из своих скульптур.
Хотя вряд ли он позаимствовал бы стоптанные кроссовки, затертые до дыр джинсы и не первой свежести майку.
– Ты кто? – спросила она.
– Адам Янг, – ответил Адам. – Живу на этой улице, по соседству.
– А-а. Да. Я слышала о тебе. – Анафема приложила платок к глазам.
Адам приосанился.
– Миссис Хендерсон говорила, что мне следует ожидать твоего появления, – продолжила Анафема.
– Меня здесь все знают, – сказал Адам.
– Она сказала, что ты родился только для того, чтобы тебя повесили, – объяснила Анафема.
Адам ухмыльнулся. Дурная слава, возможно, не столь хороша, как добрая, но куда лучше полной безвестности.
– Она сказала, что ты – худший из ЭТИХ, – сказала Анафема, уже чуть веселее.
Адам кивнул.
– Она сказала: «С ними держите ухо востро, мисс, они просто шайка заводил. А этого не зря Адамом зовут – грешит и не раскаивается». Так она сказала.
– А почему вы плакали? – прямо спросил Адам.
– Я? Я просто кое-что потеряла, – всхлипнула Анафема. – Книгу.
– Я могу помочь вам ее искать, – галантно предложил Адам. – Я вообще много про книги знаю. Я однажды даже написал книгу. Супер, а не книга. Чуть не восемь страниц. Там было про одного пирата, который был знаменитым сыщиком. А ещея нарисовал картинки. Если хотите, могу дать почитать, – добавил он в порыве щедрости. – Спорим, она куда интереснее, чем та, что вы потеряли. Особенно то место, на космическом корабле, когда вылезает динозавр и начинает поедать ковбоев. Спорим, она вам поднимет настроение. Брайану вон подняла. Он говорит, никогда у него такого высокого настроения не было.
– Спасибо. Я уверена, у тебя очень хорошая книга, – сказала Анафема, и навсегда завоевала сердце Адама. – Но не думаю, что ты можешь мне помочь. Наверно, уже слишком поздно.
Она, задумавшись, взглянула на Адама.
– А ты хорошо знаешь эти места? – спросила она.
– Всю округу, целиком! – уверенно заявил Адам.
– Ты не видел двух мужчин в большой черной машине? – спросила Анафема.
– Они ее украли? – тут же оживился Адам. Преследование международной банды похитителей книг могло стать достойным завершением дня.
– Не то, чтобы украли. Как бы украли. То есть они не хотели ее красть. Они искали усадьбу, но я была там сегодня, и никто о них ничего не знает. Мне показалось, что там был какой-то несчастный случай, или что-то вроде этого.
Она вгляделась в Адама. В нем было что-то странное, но ей никак не удавалось взять в толк, что именно. У нее появилось острое ощущение, что он имеет огромное значение, и что его нельзя отпускать просто так. Было в нем что-то такое…
– А как называлась книга? – спросил Адам.
– «Прекрасные и точные пророчества». Ее написала Агнесса Псих. Ведьма.
– Где ведьма?
– Нет, это она была ведьма. Как в «Макбете», – объяснила Анафема.
– Это я смотрел, – сказал Адам. – Вообще здорово, как эти короли себе бесились. Вот еще. Чего в них прекрасного?
– «Прекрасные» значит… ну, полезные. И подробные. – В нем определенно было что-то странное. Что-то вроде глубоко спрятанной напряженности. Когда он был рядом, появлялось ощущение, что все вокруг – и все вокруг, даже пейзаж – были для него лишь фоном.
Анафема жила здесь уже месяц. Если не считать миссис Хендерсон, которая теоретически присматривала за домиком, а практически не отказалась бы присмотреть и некоторые из ее вещей, если бы ей представилась такая возможность, она ни с кем и парой слов не перемолвилась. Ее принимали за художницу, чему она не препятствовала. Здесь была именно такая местность, которая могла нравиться художникам.
Дело в том, что эта местность была неимоверно живописной. Окрестности деревни были великолепны. Предположим, Тернер и Лэндсир повстречали в пабе Сэмюеля Палмера и решили написать один большой пейзаж все вместе; а потом позвали Стаббса, чтобы он пририсовал лошадей – даже у них не получилось бы лучше.
И это было самое печальное, потому что именно здесь все и произойдет. По мнению Агнессы, во всяком случае, которое она высказала в той книге, которую Анафема позволила себе потерять. Конечно, осталась картотека, но это было уже совсем не то.
Если бы Анафема полностью контролировала свои мысли – а рядом с Адамом никто не мог полностью контролировать свои мысли – она бы заметила, что как только она пытается более глубоко задуматься о том, что в нем странного, ее мысли сразу же ускользают в сторону, как гуси по воде.
– Оп-па! – вдруг заявил Адам, проигрывая в голове возможности, которые предоставляет книга прекрасных и точных пророчеств. – А она говорит, кто выиграет чемпионат Англии?
– Нет, – сказала Анафема.
– А в ней есть космические корабли?
– Не слишком много, – сказала Анафема.
– А роботы? – со слабой надеждой в голосе спросил Адам.
– Извини…
– Тогда мне это не годится, – заявил Адам. – Что же такого в будущем, если в нем нет роботов и космических кораблей?
Примерно три дня,печально подумала Анафема. В будущем есть примерно три дня.
– Хочешь лимонаду? – предложила она.
Адам колебался. А потом решил взять быка за рога.
– Слушайте, извините, что спрашиваю, ну, в общем, это не личный вопрос, вы – ведьма? – прямо спросил он.
Анафема прищурилась. Так, миссис Хендерсон придется перестать совать свой нос, куда не следует.
– Некоторые могут сказать и так, – ответила она. – На самом деле я оккультист.
– А-а. Ну так! Тогда конечно. Отлично! – воодушевился Адам.