Страница:
За рощицей фаготов мерцал свет. Пожилая леди крепко спала в кресле с вязанием на коленях и шалью на плечах.
– Глод.
Глод подпрыгнул.
– А? Чего?
– Что мы тут делаем? Мы убедились, что это место на самом деле существует…
– Потрогайте-ка потолок, хулиганы!
Глод поморгал на арбалетный болт, упершийся ему в кончик носа, и поднял руки. Старушка перешла от сна в позицию для стрельбы, миновав каким-то образом все промежуточные стадии.
– Это лучшее, что я могу сделать, – сказал он. – Э-э-э… Дверь была открыта, вы понимаете, и…
– И вы решили ограбить бедную беззащитную старую женщину?
– Не совсем, не совсем, на самом деле мы…
– Я вхожу в состав Проекта Соседской Взаимопомощи Ведьм, вот так-то! Одно мое слово, и вы будете сидеть, хлопая глазами и надеясь на появление какой-нибудь зацикленной на амфибиях принцессы…
– Это зашло слишком далеко, – сказал Клифф. Он наклонился вперед и его огромная рука сомкнулась на арбалете. Пальцы сжались. Брызнули щепки.
– Мы совершенно безобидны, – сказал он. Мы пришли по поводу инструмента, который вы продали нашему другу на той неделе.
– Вы Стражники?
Глод поклонился.
– Нет, ма'ам. Мы музыканты.
– Думаете, мне легче от этого? О каком инструменте вы говорите?
– Что-то типа гитары.
Старая леди склонила голову к плечу. Ее глаза сузились.
– Я не собираюсь принимать ее назад, – заявила она. – Продано и оплачено. И в хорошем рабочем состоянии, кстати.
– Мы просто хотели узнать, откуда она к вам попала.
– Ниоткуда она ко мне не попадала, – сказала старушка. – Она всегда тут была. И не дуй в это!
Глод едва не уронил флейту, которую он машинально извлек из завала.
– …или мы окажемся по колено в крысах! – старушка повернулась к Клиффу. – Всегда она тут была, – повторила она.
– На ней была какая-то пометка, – сказал Клифф.
– Всегда тут была, – еще раз повторила старая леди. – Даже когда я только-только завела эту лавку.
– Кто ее принес?
– Откуда мне знать? Я никогда имен не спрашиваю. Людям это не нравится. Проставляю на них номера, и все.
Глод посмотрел на флейту. На ней болталась желтая бирка с нацарапанным на ней числом 431. Он оглядел стеллаж за самодельным прилавком. На нем лежала розовая морская раковина, тоже пронумерованная. Он облизнулся и потянулся за ней…
– Прежде чем ты подуешь в нее, – предупредила старушка, – тебе бы лучше запастись девственницей для принесения в жертву, котлом плодов хлебного дерева и котлом черепашьего мяса.
Следом за раковиной стояла труба, которая выглядела поразительно новой.
– Ну, а это? – спросил Глод. – Она вызовет конец света и обрушит на меня небеса, если я немного подудю, так?
– Интересно, как ты догадался? – спросила старая леди.
Глод опустил руку и тут же что-то другое привлекло его внимание.
– Какое несчастье, – сказал он, – она все еще здесь? А я и забыл про нее…
– Ты о чем? – спросил Клифф и посмотрел туда, куда указал Глод. – А, это…
– У нас есть немного денег. Так почему бы нам?…
– Угу. Это может помочь. Только ты ведь знаешь, что скажет Бадди: Нам никогда не найти…
– Это большой город. Если ты не можешь найти чего-то в Анк-Морпорке, то не сможешь найти нигде.
Клифф подобрал половинку барабанной палочки и задумчиво уставился на гонг, наполовину погребенный под грудой пюпитров.
– Я бы не советовала, – заметила старушка. – Если ты не хочешь, чтобы семьсот семьдесят семь воинов-скелетов выскочили из-под земли.
Глод ткнул пальцем.
– Мы берем вот это.
– Два доллара.
– Эй, почему мы должны платить? Как выясняется, это все вообще не ваше…
– Заплати, – сказал Клифф с испугом. – Не торгуйся.
Глод безо всякой учтивости отдал деньги, схватил пакет, которую протянула ему старушка, и с надутым видом покинул лавку.
– Очаровательный у вас магазин, – сказал Клифф, разглядывая гонг.
Старушка пожала плечами.
– Мой друг немного расстроен, потому что считал вашу лавку одной из тех таинственных лавок, слышали, наверное про такие в сказках? – Клифф попятился. – Ну, вы понимаете: сегодня здесь, а назавтра исчезла. Он искал вашу лавку на той стороне улицы, ха-ха!
Старушка пожала плечами.
– По-моему, звучит совершенно по-идиотски, – заявила она голосом, исключающим возможные глупые предположения.
Клифф еще раз взглянул на гонг, пожал плечами и последовал за Глодом.
Старая женщина подождала, пока их шаги затихнут в тумане. Затем она открыла дверь и окинула взглядом улицу. Удовлетворившись, по всей видимости, избытком пустоты, она вернулась к прилавку и нашарила под ним весьма странный рычаг. Ее глаза сверкнули зеленым.
– Этак я скоро голову свою позабуду, – сказала она и нажала на рычаг. Загремел невидимый механизм.
Лавка исчезла. Мгновением позже она возникла на другой стороне улицы.
Бадди валялся на кровати и глядел в потолок.
Какова пища на вкус? Он с трудом мог это припомнить. В последние несколько дней он что-то ел, должен был есть, но вкуса не помнил. Он почти ничего не помнил, за исключением игры. Голоса Глода и остальных доносились как сквозь вату.
Асфальт где-то шлялся.
Он заставил себя подняться и подошел к окну. Оттенки Анк-Морпорка сменялись серым в скупом предзакатном свете. Легкий ветерок веял в окно. Повернувшись наконец, он обнаружил, что посреди комнаты стоит молодая женщина.
Она приложила палец к губам.
– Не пытайся звать своего маленького тролля, – сказала она. – Он ужинает в подвале. В любом случае, он меня не увидит.
– Ты моя муза?
Сьюзан нахмурилась.
– Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала она. – Я видела их на картинках. Их, кажется, восемь, и командует ими… хм… Канталупа. Предполагается, что они защищают людей. В Эфебе верят, что они вдохновляют музыкантов и художников, но на самом деле они не сущ… – она оборвала себя и внесла поправку. – По крайней мере, я никогда их не встречала. Меня зовут Сьюзан. Я здесь, потому что… – ее голос постепенно стих.
– Канталупа? – переспросил Бадди. – Я совершенно уверен, что это была не Канталупа.
– Ну, неважно.
– Как ты сюда попала?
– Я… Послушай, присядь. Вот так. Ну… как ты знаешь, некоторые понятия… как Музы, которых ты упоминал… как люди верят, что некоторые понятия воплощаются в людях?
Понимающий взгляд, который Бадди бросил на нее, говорил о его поразительных способностях.
– Как Бык-Отец воплощает дух Праздника середины зимы? – спросил он.
– Верно. Так вот я как раз из тех, кто занимается этими делами, – сказала Сьюзан. – На самом деле не имеет значения, кто я такая.
– Ты хочешь сказать, что ты не человек?
– Нет, человек. Просто я… выполняю определенную работу. Я хочу сказать, что если ты будешь думать обо мне как о Музе, то это будет не хуже любого другого определения. Я здесь, чтобы предупредить тебя.
– Муза Музыки Рока?
– Не совсем, но послушай… Эй, с тобой все в порядке?
– Не знаю.
– Вид у тебя, как будто тебя постирали. Слушай. Музыка опасна…
Бадди пожал плечами:
– А, так ты говоришь про Гильдию Музыкантов? Мистер Достабль сказал, что на этот счет можно не волноваться. Мы уезжаем из города на…
Сьюзан шагнула вперед и схватила гитару.
– Я имею в виду вот это!
Струны забились и заскулили под ее пальцами.
– Не трогай ее!
– Она завладела тобой, – сказала Сьюзан, швырнув гитару на кровать. Бадди подхватил ее и взял аккорд.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – сказал он. – Все так говорят. Те двое считают, что она – зло. Но это не так!
– Может быть, она и не зло, но она неправильная! Она не для здесь и сейчас!
– Да. Но я могу управлять ею.
– Ты не можешь ею управлять. Это она управляет тобой.
– Так или иначе, ты-то кто такая, чтобы говорить мне все это? Мне не требуются поучения зубной феи!
– Послушай, она убьет тебя! Я в этом уверена!
– Предполагается, что я должен бросить играть из-за этого?
Сьюзан смешалась.
– Ну, не совсем… потому что в этом случае…
– В общем, я не намерен слушать какую-то таинственную потустороннюю женщину! Тебя, может быть, вовсе нет! Так что можешь убираться в свой магический замок, ладно?
Сьюзан на время лишилась дара речи. Она уже смирилась с безнадежной тупостью мужчин, особенно той их части, что ходит прямо и бреется каждое утро, но тем не менее была оскорблена. Никто не разговаривал со Смертью в таком тоне. По крайней мере, не так долго.
– Отлично! – сказала она, наклоняясь и касаясь его руки. – Но только ты увидишь меня еще раз… и тебе этого хватит! Потому что, позволь тебе сказать, я – это…
Внезапно она ощутила, что падает назад, стоя при этом прямо; комната поплыла мимо нее в темноту, закручиваясь вокруг потрясенного лица Бадди.
Темнота взорвалась и возник свет.
Трепещущий огонек свечи.
Бадди водил рукой в пустоте, которая только что была ею.
– Ты все еще здесь? Куда ты пропала? Кто ты?
Клифф оглянулся.
– Кажется, я что-то слышал, – пробормотал он. – Ты понял, или нет, что там, в лавке, некоторые инструменты не были просто обыкно…
– Я знаю, – сказал Глод. – Жаль, я не сыграл на крысиной флейте. Я опять голоден.
– Я хочу сказать, это мифиче…
– Да.
– Так как получилось, что они кончили музыкальным секонд-хэндом?
– Тебе когда-нибудь приходилось отдавать свои камни в заклад?
– О, конечно, – ответил Клифф. – Всем приходится это делать, в то или иное время, ты же знаешь. Иной раз больше и нечего заложить, если хочешь дожить до следующего обеда.
– Вот ты сам и сказал. Это то, через что каждый работающий музыкант должен рано или поздно пройти.
– Угу, но та штука, которую Бадди… Я хочу сказать, на ней стоял номер 1…
– Да.
Глод прищурился, разглядывая уличный знак.
– «Искусные ремесленники», – прочитал он. – Ну вот, мы на месте. Посмотри-ка, половина мастерских открыта даже в это время суток, – он встряхнул пакет. Внутри что-то тренькнуло. – Ты стучись на той стороне, а я буду на этой.
– Угу, ладно… Но я хочу сказать – номер первый… Если даже та раковина была пятьдесят второй, то кто пользовался этой гитарой?
– Не знаю, – ответил Глод, стучась в первую дверь. – Но я надеюсь, он за ней не вернется.
– Ах, это, – сказал Ридкулли. – Это Обряд Ашк-Энте. Получилось отлично. Думаю, можно было бы использовать и свежее яйцо.
Сьюзан моргнула.
Она стояла в круге, нарисованном на полу. Вокруг теснились странные потусторонние фигуры, хотя когда она чуть подрегулировала свое восприятие, она поняла, что это совершенно обычные студенты.
– Кто вы такие? – спросила она. – Что это за место? Дайте мне выйти!
Она пересекла круг и отлетела от невидимой стены. Студенты пялились на нее так, как будто они в принципе слышали, что существует такой биологический вид – «женщина», но вовсе не ожидали, что им придется когда-нибудь близко его наблюдать.
– Я требую, чтобы вы немедленно меня выпустили! – она посмотрела на Ридкулли. – Вы тот волшебник, которого я видела вчера?
– Правильно, – сказал Ридкулли. – А это Обряд Ашк-Энте. Посредством его Смерть призывается в круг и пока мы не позволим, он, или, как в данном случае, она не может уйти. Вот в этой книге понаписано много всякой ерунды относительно того, что его надо творить при помощи разных забавных вещей, заклинаний и отречений, но это все показуха. Если ты внутри – ты внутри. И я должен заметить, что твой предшественник – ха, какой каламбур! – вел себя в этой ситуации гораздо любезнее.
Сьюзан огляделась. Круг выкидывал какие-то странные фокусы с ее чувством пространства. Это было крайне непорядочно.
– Хорошо, зачем вы меня вызвали? – спросила она.
– Вот так гораздо лучше. Это больше соответствует сценарию, – сказал Ридкулли. – Как видишь, у нас есть возможность задать тебе несколько вопросов. И ты должна будешь на них ответить. Правдиво.
– Ну и?…
– Не хочешь ли присесть? Выпьешь чего-нибудь?
– Нет.
– Как тебе будет угодно. Эта новая музыка… расскажи нам о ней.
– Вы вызвали Смерть, чтобы спросить об этом?
– Я не вполне уверен, кого именно мы вызвали, – сказал Ридкулли. – Она действительно живая?
– Я… думаю, да.
– Она где-то обитает?
– Кажется, она жила в одном инструменте, но я думаю, сейчас она повсюду. Могу я идти?
– Нет. Можно ли ее убить?
– Я не знаю.
– Должна ли она быть здесь?
– Что?
– Должна ли она быть здесь? – терпеливо повторил Ридкулли. – Является ли она тем, что должно случится?
Неожиданно Сьюзан почувствовала гордость. По слухам, волшебники мудры. Но вот они стоят и расспрашивают ее о разных вещах. Они ее слушают. Ее глаза сверкнули.
– Я не думаю. Она возникла здесь благодаря какой-то несчастливой случайности. Этот мир не для нее.
Ридкулли выглядел довольным.
– Я так и думал. Все это неправильно, говорил я. Она заставляет людей пытаться стать чем-то, чем они не являются. Как нам остановить ее?
– Не думаю, что вам это под силу. Она невосприимчива к магии.
– Верно. Музыка нет. Любая музыка. Но должно быть что-то, что сможет ее остановить. Покажи ей свой ящик, Прудер.
– Э-э-э… да. Вот он.
Он поднял крышку. Музыка, очень тихая, но вполне узнаваемая, потекла в комнату.
– Звучит так, как будто паук барабанит по спичечному коробку, а? – сказал Ридкулли.
– Нельзя воспроизвести музыку вот так, при помощи куска проволоки в ящике, – сказала Сьюзан. – Это против природы.
Прудер выглядел потеряно.
– Так я и говорил, – сказал он. – Но она все равно играет. Ей так хочется.
Сьюзан уставилась на ящик. Она начала улыбаться. В этом не было ничего смешного.
– Она разрушает людей, – сказал Ридкулли. – И… взгляни-ка на это. – Он извлек из мантии свиток и развернул его. – Поймал каких-то парней, которые пытались налепить вот это на наши ворота. Какая наглость! Я отобрал это у них, а их заставил перепрыгивать через ворота, что было… – Ридкулли самодовольно посмотрел на кончики своих пальцев, – весьма просто для тех, в кого они превратились. Здесь насчет какого-то фестиваля Музыки Рока. Все это закончится появлением чудовищ из другого измерения, можешь быть уверена. Это как раз то, что частенько случается в наших местах.
– Извините, – сказал Большой Псих Адриан полным подозрений тоном. – Я не хочу создавать проблем, верно, но это Смерть или нет? Я видел картинки, и они не имеют с ней ничего общего.
– Мы проделали все, предписанное Обрядом, – сказал Ридкулли. – И вот кого получили.
– Ну да, но например мой отец – ловец сельди, вылавливал своими сельдевыми сетями не только сельдей, – сказал Сказз.
– Угу. Она может оказаться кем угодно, – сказал Ужасный Тец. – Я думал Смерть гораздо выше и костлявее.
– Она просто девушка, которая валяет дурака, – заявил Сказз.
Сьюзан уставилась на него.
– У нее даже косы нет, – сказал Тец.
Сьюзан сконцентрировалась. Коса возникла в ее руках, от голубоватого лезвия исходил звук, как будто пальцем по стеклу.
Студенты вытянулись по стойке смирно.
– Но я всегда говорил, что у нее было достаточно времени, чтобы измениться, – заметил Тец.
– Точно. Пора дать девушкам шанс в перспективных профессиях, – сказал Сказз.
– Не смейте говорить покровительственным тоном!
– Это верно, – сказал Прудер. – Нет никаких оснований считать, что Смерть обязан быть мужчиной. Женщина способна выполнять работу почти так же хорошо, как и мужчина.
– У тебя отлично получается, – заметил Ридкулли.
Он послал ей ободряющую улыбку.
Она развернулась к нему. Я Смерть, подумала она отстраненно, так или иначе, а это просто жирный старикан, который не имеет никакого права командовать мной. Я сейчас посмотрю на него так, что он быстро осознает всю тяжесть ситуации, в которой очутился. Она посмотрела.
– Юная леди, – сказал Ридкулли. – Не хотите ли позавтракать?
«Залатанный барабан» закрывался нечасто. Обычно в районе шести утра здесь случалось временное затишье, однако Гибискус оставался на посту, если кто-то хотел выпить. Кто-то хотел выпить очень много. Кто-то довольно расплывчатый сидел в баре. Из него сыпался песок и, насколько мог заметить Гибискус, в нем торчало несколько стрел клатчского производства.
Бармен наклонился вперед.
– Мог я видеть вас раньше?
– Я БЫВАЛ ТУТ ЧАСТЕНЬКО, ДА. НА ТОЙ НЕДЕЛЕ В СРЕДУ, НАПРИМЕР.
– Ха! Да, в тот раз творились тут дела! Бедного старого Винса в тот раз зарезали.
– ДА.
– Просто напрашиваешься, называя себя Винсентом Неуязвимым.
– ДА. И НЕТОЧНО, ВДОБАВОК.
– Стражники сказали, что это самоубийство.
Смерть кивнул. По стандартам Анк-Морпорка, прийти в «Залатанный Барабан» и представиться Винсентом Неуязвимым – чистое самоубийство.
– В ЭТОЙ ВЫПИВКЕ ГУСЕНИЦЫ.
Бармен покосился на его напиток.
– Это не гусеница, сэр, – сказал он. – Это червяк.
– А, ЭТО ГОРАЗДО ЛУЧШЕ, ТАК, ЧТО ЛИ?
– Он и должен там быть, сэр. Это же что-то мексиканское. Они кладут туда червя, чтобы показать, насколько оно крепкое.
– ДОСТАТОЧНО КРЕПКОЕ, ЧТОБЫ ТОПИТЬ ЧЕРВЕЙ?
Бармен почесал голову. Он никогда не смотрел на это с такой точки зрения.
– Просто что-то такое, что пьют люди, – высказался он неопределенно.
Смерть взял бутылку и поднял ее на уровень того, что у людей называется глазами. Червь одиноко вращался в жидкости.
– НУ И КАК ОНО? – спросил он.
– Ну, этот сорт…
– Я НЕ С ТОБОЙ РАЗГОВАРИВАЮ.
– Позавтракать? – переспросила Сьюзан. – То есть, ПОЗАВТРАКАТЬ?
– В это время положено завтракать, – сказал Аркканцлер. – Сто лет не доводилось позавтракать с очаровательной юной дамой.
– Какое несчастье, вы так же неинтересны, как и любой другой, – сказала Сьюзан.
– Ну хорошо, со смертельно очаровательной, – сказал Ридкулли невозмутимо. – Но соловьи поют в ветвях, солнце заглядывает через забор, я ощущаю аппетитные запахи, а возможность позавтракать со Смертью – это шанс, мало кому выпадающий. Вы играете в шахматы?
– Исключительно хорошо, – ответила Сьюзан, все еще смущаясь.
– Подумайте как следует. Ну что же, приятели. Возвращайтесь к раскалыванию вселенной. Не пройдете ли во сюда, мадам?
– Я же не могу выйти из круга.
– О, вполне можете, если я вас приглашаю. В порядке любезности. Я не знаю, разъясняли вам когда-нибудь эту концепцию?
Он поклонился и подал ей руку. Помешкав, она переступила меловую черту. На секунду стало щекотно.
Студенты поспешно ретировались.
– Не останавливайтесь, – сказал Ридкулли. – Теперь сюда, мадам.
Сьюзан никогда прежде не испытывала воздействия шарма. В Ридкулли его было полно – на своеобразный подмигивающий манер.
Она проследовала за ним через лужайки к Главному Залу.
Столы были накрыты к завтраку, но при этом за ними никого не было. Буфетная стойка поросла, как осенними грибами, блюдами с медными крышками. Три довольно юные девы замерли в терпеливом ожидании за этой баррикадой.
– Поможем себе сами, – живо предложил Ридкулли, приподнимая крышку с одного из блюд.
– Официанты и им подобные производят слишком много шума – это какая-то шутка, – он потыкал то, что находилось под крышкой, и подозвал одну из девушек.
– Ты которая из них? – спросил он. – Молли, Полли или Долли?
– Молли, ваша милость, – ответила девушка, приседая в реверансе и слегка трепеща. – Что-то не так?
– Не так – не так – не так, ооо, не так – не так – не так! – подхватили две другие девушки.
– Что случилось с копченой селедкой? Что это такое? Смахивает на мясной пирожок, засунутый в булку, – сказал Ридкулли, сверля девушек глазами.
– Миссис Панариция дала распоряжение поварам, – объяснила Молли нервно.
– Это…
– йя – йя – йя!…
– …это гамбургер.
– Объясни мне, – сказал Ридкулли. – Зачем ты соорудила из своих волос улей, умоляю? Из-за него ты похожа на спичку.
– Прошу вас, сэр, мы…
– Ты ходила на концерт Музыки Рока, не так ли?
– Да, сэр.
– Йа – Йа.
– И ты, э-э-э… ты кидала что-нибудь на сцену?
– Нет, сэр!
– Где миссис Панариция?
– В постели с холодным компрессом, сэр.
– Неудивительно. – Ридкулли повернулся к Сьюзан. – Боюсь, люди здесь забавляются дурацкими гамбургерами.
– На завтрак я ем только мюсли, – сказала Сьюзан.
– Есть овсянка, – сказал Ридкулли. – Ее готовят для Казначея, потому что она не действует возбуждающе. – Он приподнял другую крышку. – Да, вот она, никуда не делась. Есть вещи, которые Музыке Рока не под силу изменить, и одна из них – овсянка. Позволь за тобой поухаживать.
Они расположились друг напротив друга.
– Ну, разве это не прелестно? – сказал Ридкулли.
– Вы смеетесь надо мной? – спросила Сьюзан подозрительно.
– Не так чтобы. Мой опыт мне подсказывает, что в сельдевых сетях оказывается все-таки в основном сельдь. А для смертного пользователя, такого как я, интересно каким образом Смерть вдруг превратился в юную девушку из ходячей натомии, к которой мы привыкли и к которой… привыкли.
– Натомии?
– Другое обозначение для скелета. От «анатомия», вероятно.
– Он мой дедушка.
– О. Да, ты же говорила. И что, это правда?
– Звучит довольно глупо. Впредь я буду называть кого-нибудь другого.
– Поработай на моем месте минут пять, а потом будешь говорить о глупости, – он извлек из кармана карандаш и осторожно приподнял им верхнюю половину своей булочки. – Гляди-ка, а тут еще и сыр, – сказал он с осуждением.
– Он куда-то исчез, а я вдруг узнаю, что все унаследовала я. Я хочу сказать, я ведь об этом не просила! Почему именно я? Расхаживать повсюду с этой дурацкой косой… это совсем не то, что я ждала от жизни…
– Это безусловно не то, о чем рассказывается в книжках про удачные карьеры, – сказал Ридкулли.
– Именно так!
– И я полагаю, тебя весьма это тяготит? – спросил Ридкулли.
– Мы не знаем, куда он делся. Альберт говорит, что его что-то тяготило, но он так и не сказал – что.
– Боги! Что такое может тяготить Смерть?
– Альберту кажется, что он способен… наделать глупостей.
– Бог ты мой. Не очень глупых глупостей, я надеюсь. Да и разве это возможно? Это было бы… самосмертоубийство. Или смертоцид.
К удивлению Сьюзан, Ридкулли похлопал ее по руке.
– Но я уверен, что мы все можем спать спокойно, зная, что мы на твоем попечении, – сказал он.
– Но там такой беспорядок! Хорошие люди умирают глупой смертью, плохие доживают до глубокой старости. Все так неорганизованно! Во всем этом никакого смысла! Никакой справедливости! Я хочу сказать, этот мальчик…
– Какой мальчик?
К ее изумлению и ужасу она почувствовала, что краснеет.
– Просто один парень, – сказала она. – Он должен был чрезвычайно нелепо умереть, я собралась спасти его, и тут его спасла музыка, и теперь она ввергла его во все неприятности, какие только бывают, и я все равно его спасу, и не знаю, почему.
– Музыка? – переспросил Ридкулли. – А не играет ли он на чем-то вроде гитары?
– Да! А откуда вы знаете?
Ридкулли вздохнул.
– Если ты волшебник, у тебя инстинктивное чутье на такие вещи. – Он еще немного потыкал свой гамбургер. – И зачем-то салат-латук. И один очень, очень тонкий ломтик соленого огурца.
Он позволил верхней половине булочки упасть на место.
– Музыка жива, – сказала она.
Что-то, пытающееся в течении последних десяти минут достучаться до внимания Сьюзан в течении последних десяти минут, пустило в ход ноги.
– О, мой бог!… – произнесла она.
– Которого из них ты имеешь в виду? – деликатно осведомился Ридкулли.
– Это же так просто! Она расставляет ловушки! Она изменяет людей! Они хотят играть музыку… Я должна идти, – заявила Сьюзан поспешно. – Э-э-э… большое спасибо за овсянку…
– Но ты ведь даже не попробовала ее, – заметил Ридкулли кротко.
– Да, но… но я очень хорошо ее рассмотрела.
Она исчезла. Через некоторое время Ридкулли наклонился вперед и поводил руками в том месте, где она только что сидела, просто на всякий случай. Затем он пошарил под мантией и извлек постер Свободного Фестиваля. Здоровенная хреновина с щупальцами – вот что было проблемой. Сконцентрируйте достаточно магии в одном месте, и ткань мироздания расползется на пятке, как декановы носки, которые, как мог заметить Ридкулли, последние несколько дней были чрезвычайно ярких расцветок.
Он помахал девушкам рукой.
– Благодарю вас, Молли, Долли и Полли, – сказал он. – Можете убрать все это.
– Йа – йа!
– Да-да, спасибо.
Ридкулли почувствовал себя очень одиноко. Он действительно наслаждался беседой с этой девушкой. Она оказалась единственным человеком, который не свихнулся и не был окончательно поглощен чем-то, чего он, Ридкулли, совершенно не понимал.
Он побрел было к себе в кабинет, но по дороге на него обрушился грохот, несущийся из комнат Декана. Дверь была приоткрыта.
– Глод.
Глод подпрыгнул.
– А? Чего?
– Что мы тут делаем? Мы убедились, что это место на самом деле существует…
– Потрогайте-ка потолок, хулиганы!
Глод поморгал на арбалетный болт, упершийся ему в кончик носа, и поднял руки. Старушка перешла от сна в позицию для стрельбы, миновав каким-то образом все промежуточные стадии.
– Это лучшее, что я могу сделать, – сказал он. – Э-э-э… Дверь была открыта, вы понимаете, и…
– И вы решили ограбить бедную беззащитную старую женщину?
– Не совсем, не совсем, на самом деле мы…
– Я вхожу в состав Проекта Соседской Взаимопомощи Ведьм, вот так-то! Одно мое слово, и вы будете сидеть, хлопая глазами и надеясь на появление какой-нибудь зацикленной на амфибиях принцессы…
– Это зашло слишком далеко, – сказал Клифф. Он наклонился вперед и его огромная рука сомкнулась на арбалете. Пальцы сжались. Брызнули щепки.
– Мы совершенно безобидны, – сказал он. Мы пришли по поводу инструмента, который вы продали нашему другу на той неделе.
– Вы Стражники?
Глод поклонился.
– Нет, ма'ам. Мы музыканты.
– Думаете, мне легче от этого? О каком инструменте вы говорите?
– Что-то типа гитары.
Старая леди склонила голову к плечу. Ее глаза сузились.
– Я не собираюсь принимать ее назад, – заявила она. – Продано и оплачено. И в хорошем рабочем состоянии, кстати.
– Мы просто хотели узнать, откуда она к вам попала.
– Ниоткуда она ко мне не попадала, – сказала старушка. – Она всегда тут была. И не дуй в это!
Глод едва не уронил флейту, которую он машинально извлек из завала.
– …или мы окажемся по колено в крысах! – старушка повернулась к Клиффу. – Всегда она тут была, – повторила она.
– На ней была какая-то пометка, – сказал Клифф.
– Всегда тут была, – еще раз повторила старая леди. – Даже когда я только-только завела эту лавку.
– Кто ее принес?
– Откуда мне знать? Я никогда имен не спрашиваю. Людям это не нравится. Проставляю на них номера, и все.
Глод посмотрел на флейту. На ней болталась желтая бирка с нацарапанным на ней числом 431. Он оглядел стеллаж за самодельным прилавком. На нем лежала розовая морская раковина, тоже пронумерованная. Он облизнулся и потянулся за ней…
– Прежде чем ты подуешь в нее, – предупредила старушка, – тебе бы лучше запастись девственницей для принесения в жертву, котлом плодов хлебного дерева и котлом черепашьего мяса.
Следом за раковиной стояла труба, которая выглядела поразительно новой.
– Ну, а это? – спросил Глод. – Она вызовет конец света и обрушит на меня небеса, если я немного подудю, так?
– Интересно, как ты догадался? – спросила старая леди.
Глод опустил руку и тут же что-то другое привлекло его внимание.
– Какое несчастье, – сказал он, – она все еще здесь? А я и забыл про нее…
– Ты о чем? – спросил Клифф и посмотрел туда, куда указал Глод. – А, это…
– У нас есть немного денег. Так почему бы нам?…
– Угу. Это может помочь. Только ты ведь знаешь, что скажет Бадди: Нам никогда не найти…
– Это большой город. Если ты не можешь найти чего-то в Анк-Морпорке, то не сможешь найти нигде.
Клифф подобрал половинку барабанной палочки и задумчиво уставился на гонг, наполовину погребенный под грудой пюпитров.
– Я бы не советовала, – заметила старушка. – Если ты не хочешь, чтобы семьсот семьдесят семь воинов-скелетов выскочили из-под земли.
Глод ткнул пальцем.
– Мы берем вот это.
– Два доллара.
– Эй, почему мы должны платить? Как выясняется, это все вообще не ваше…
– Заплати, – сказал Клифф с испугом. – Не торгуйся.
Глод безо всякой учтивости отдал деньги, схватил пакет, которую протянула ему старушка, и с надутым видом покинул лавку.
– Очаровательный у вас магазин, – сказал Клифф, разглядывая гонг.
Старушка пожала плечами.
– Мой друг немного расстроен, потому что считал вашу лавку одной из тех таинственных лавок, слышали, наверное про такие в сказках? – Клифф попятился. – Ну, вы понимаете: сегодня здесь, а назавтра исчезла. Он искал вашу лавку на той стороне улицы, ха-ха!
Старушка пожала плечами.
– По-моему, звучит совершенно по-идиотски, – заявила она голосом, исключающим возможные глупые предположения.
Клифф еще раз взглянул на гонг, пожал плечами и последовал за Глодом.
Старая женщина подождала, пока их шаги затихнут в тумане. Затем она открыла дверь и окинула взглядом улицу. Удовлетворившись, по всей видимости, избытком пустоты, она вернулась к прилавку и нашарила под ним весьма странный рычаг. Ее глаза сверкнули зеленым.
– Этак я скоро голову свою позабуду, – сказала она и нажала на рычаг. Загремел невидимый механизм.
Лавка исчезла. Мгновением позже она возникла на другой стороне улицы.
Бадди валялся на кровати и глядел в потолок.
Какова пища на вкус? Он с трудом мог это припомнить. В последние несколько дней он что-то ел, должен был есть, но вкуса не помнил. Он почти ничего не помнил, за исключением игры. Голоса Глода и остальных доносились как сквозь вату.
Асфальт где-то шлялся.
Он заставил себя подняться и подошел к окну. Оттенки Анк-Морпорка сменялись серым в скупом предзакатном свете. Легкий ветерок веял в окно. Повернувшись наконец, он обнаружил, что посреди комнаты стоит молодая женщина.
Она приложила палец к губам.
– Не пытайся звать своего маленького тролля, – сказала она. – Он ужинает в подвале. В любом случае, он меня не увидит.
– Ты моя муза?
Сьюзан нахмурилась.
– Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала она. – Я видела их на картинках. Их, кажется, восемь, и командует ими… хм… Канталупа. Предполагается, что они защищают людей. В Эфебе верят, что они вдохновляют музыкантов и художников, но на самом деле они не сущ… – она оборвала себя и внесла поправку. – По крайней мере, я никогда их не встречала. Меня зовут Сьюзан. Я здесь, потому что… – ее голос постепенно стих.
– Канталупа? – переспросил Бадди. – Я совершенно уверен, что это была не Канталупа.
– Ну, неважно.
– Как ты сюда попала?
– Я… Послушай, присядь. Вот так. Ну… как ты знаешь, некоторые понятия… как Музы, которых ты упоминал… как люди верят, что некоторые понятия воплощаются в людях?
Понимающий взгляд, который Бадди бросил на нее, говорил о его поразительных способностях.
– Как Бык-Отец воплощает дух Праздника середины зимы? – спросил он.
– Верно. Так вот я как раз из тех, кто занимается этими делами, – сказала Сьюзан. – На самом деле не имеет значения, кто я такая.
– Ты хочешь сказать, что ты не человек?
– Нет, человек. Просто я… выполняю определенную работу. Я хочу сказать, что если ты будешь думать обо мне как о Музе, то это будет не хуже любого другого определения. Я здесь, чтобы предупредить тебя.
– Муза Музыки Рока?
– Не совсем, но послушай… Эй, с тобой все в порядке?
– Не знаю.
– Вид у тебя, как будто тебя постирали. Слушай. Музыка опасна…
Бадди пожал плечами:
– А, так ты говоришь про Гильдию Музыкантов? Мистер Достабль сказал, что на этот счет можно не волноваться. Мы уезжаем из города на…
Сьюзан шагнула вперед и схватила гитару.
– Я имею в виду вот это!
Струны забились и заскулили под ее пальцами.
– Не трогай ее!
– Она завладела тобой, – сказала Сьюзан, швырнув гитару на кровать. Бадди подхватил ее и взял аккорд.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – сказал он. – Все так говорят. Те двое считают, что она – зло. Но это не так!
– Может быть, она и не зло, но она неправильная! Она не для здесь и сейчас!
– Да. Но я могу управлять ею.
– Ты не можешь ею управлять. Это она управляет тобой.
– Так или иначе, ты-то кто такая, чтобы говорить мне все это? Мне не требуются поучения зубной феи!
– Послушай, она убьет тебя! Я в этом уверена!
– Предполагается, что я должен бросить играть из-за этого?
Сьюзан смешалась.
– Ну, не совсем… потому что в этом случае…
– В общем, я не намерен слушать какую-то таинственную потустороннюю женщину! Тебя, может быть, вовсе нет! Так что можешь убираться в свой магический замок, ладно?
Сьюзан на время лишилась дара речи. Она уже смирилась с безнадежной тупостью мужчин, особенно той их части, что ходит прямо и бреется каждое утро, но тем не менее была оскорблена. Никто не разговаривал со Смертью в таком тоне. По крайней мере, не так долго.
– Отлично! – сказала она, наклоняясь и касаясь его руки. – Но только ты увидишь меня еще раз… и тебе этого хватит! Потому что, позволь тебе сказать, я – это…
Внезапно она ощутила, что падает назад, стоя при этом прямо; комната поплыла мимо нее в темноту, закручиваясь вокруг потрясенного лица Бадди.
Темнота взорвалась и возник свет.
Трепещущий огонек свечи.
Бадди водил рукой в пустоте, которая только что была ею.
– Ты все еще здесь? Куда ты пропала? Кто ты?
Клифф оглянулся.
– Кажется, я что-то слышал, – пробормотал он. – Ты понял, или нет, что там, в лавке, некоторые инструменты не были просто обыкно…
– Я знаю, – сказал Глод. – Жаль, я не сыграл на крысиной флейте. Я опять голоден.
– Я хочу сказать, это мифиче…
– Да.
– Так как получилось, что они кончили музыкальным секонд-хэндом?
– Тебе когда-нибудь приходилось отдавать свои камни в заклад?
– О, конечно, – ответил Клифф. – Всем приходится это делать, в то или иное время, ты же знаешь. Иной раз больше и нечего заложить, если хочешь дожить до следующего обеда.
– Вот ты сам и сказал. Это то, через что каждый работающий музыкант должен рано или поздно пройти.
– Угу, но та штука, которую Бадди… Я хочу сказать, на ней стоял номер 1…
– Да.
Глод прищурился, разглядывая уличный знак.
– «Искусные ремесленники», – прочитал он. – Ну вот, мы на месте. Посмотри-ка, половина мастерских открыта даже в это время суток, – он встряхнул пакет. Внутри что-то тренькнуло. – Ты стучись на той стороне, а я буду на этой.
– Угу, ладно… Но я хочу сказать – номер первый… Если даже та раковина была пятьдесят второй, то кто пользовался этой гитарой?
– Не знаю, – ответил Глод, стучась в первую дверь. – Но я надеюсь, он за ней не вернется.
– Ах, это, – сказал Ридкулли. – Это Обряд Ашк-Энте. Получилось отлично. Думаю, можно было бы использовать и свежее яйцо.
Сьюзан моргнула.
Она стояла в круге, нарисованном на полу. Вокруг теснились странные потусторонние фигуры, хотя когда она чуть подрегулировала свое восприятие, она поняла, что это совершенно обычные студенты.
– Кто вы такие? – спросила она. – Что это за место? Дайте мне выйти!
Она пересекла круг и отлетела от невидимой стены. Студенты пялились на нее так, как будто они в принципе слышали, что существует такой биологический вид – «женщина», но вовсе не ожидали, что им придется когда-нибудь близко его наблюдать.
– Я требую, чтобы вы немедленно меня выпустили! – она посмотрела на Ридкулли. – Вы тот волшебник, которого я видела вчера?
– Правильно, – сказал Ридкулли. – А это Обряд Ашк-Энте. Посредством его Смерть призывается в круг и пока мы не позволим, он, или, как в данном случае, она не может уйти. Вот в этой книге понаписано много всякой ерунды относительно того, что его надо творить при помощи разных забавных вещей, заклинаний и отречений, но это все показуха. Если ты внутри – ты внутри. И я должен заметить, что твой предшественник – ха, какой каламбур! – вел себя в этой ситуации гораздо любезнее.
Сьюзан огляделась. Круг выкидывал какие-то странные фокусы с ее чувством пространства. Это было крайне непорядочно.
– Хорошо, зачем вы меня вызвали? – спросила она.
– Вот так гораздо лучше. Это больше соответствует сценарию, – сказал Ридкулли. – Как видишь, у нас есть возможность задать тебе несколько вопросов. И ты должна будешь на них ответить. Правдиво.
– Ну и?…
– Не хочешь ли присесть? Выпьешь чего-нибудь?
– Нет.
– Как тебе будет угодно. Эта новая музыка… расскажи нам о ней.
– Вы вызвали Смерть, чтобы спросить об этом?
– Я не вполне уверен, кого именно мы вызвали, – сказал Ридкулли. – Она действительно живая?
– Я… думаю, да.
– Она где-то обитает?
– Кажется, она жила в одном инструменте, но я думаю, сейчас она повсюду. Могу я идти?
– Нет. Можно ли ее убить?
– Я не знаю.
– Должна ли она быть здесь?
– Что?
– Должна ли она быть здесь? – терпеливо повторил Ридкулли. – Является ли она тем, что должно случится?
Неожиданно Сьюзан почувствовала гордость. По слухам, волшебники мудры. Но вот они стоят и расспрашивают ее о разных вещах. Они ее слушают. Ее глаза сверкнули.
– Я не думаю. Она возникла здесь благодаря какой-то несчастливой случайности. Этот мир не для нее.
Ридкулли выглядел довольным.
– Я так и думал. Все это неправильно, говорил я. Она заставляет людей пытаться стать чем-то, чем они не являются. Как нам остановить ее?
– Не думаю, что вам это под силу. Она невосприимчива к магии.
– Верно. Музыка нет. Любая музыка. Но должно быть что-то, что сможет ее остановить. Покажи ей свой ящик, Прудер.
– Э-э-э… да. Вот он.
Он поднял крышку. Музыка, очень тихая, но вполне узнаваемая, потекла в комнату.
– Звучит так, как будто паук барабанит по спичечному коробку, а? – сказал Ридкулли.
– Нельзя воспроизвести музыку вот так, при помощи куска проволоки в ящике, – сказала Сьюзан. – Это против природы.
Прудер выглядел потеряно.
– Так я и говорил, – сказал он. – Но она все равно играет. Ей так хочется.
Сьюзан уставилась на ящик. Она начала улыбаться. В этом не было ничего смешного.
– Она разрушает людей, – сказал Ридкулли. – И… взгляни-ка на это. – Он извлек из мантии свиток и развернул его. – Поймал каких-то парней, которые пытались налепить вот это на наши ворота. Какая наглость! Я отобрал это у них, а их заставил перепрыгивать через ворота, что было… – Ридкулли самодовольно посмотрел на кончики своих пальцев, – весьма просто для тех, в кого они превратились. Здесь насчет какого-то фестиваля Музыки Рока. Все это закончится появлением чудовищ из другого измерения, можешь быть уверена. Это как раз то, что частенько случается в наших местах.
– Извините, – сказал Большой Псих Адриан полным подозрений тоном. – Я не хочу создавать проблем, верно, но это Смерть или нет? Я видел картинки, и они не имеют с ней ничего общего.
– Мы проделали все, предписанное Обрядом, – сказал Ридкулли. – И вот кого получили.
– Ну да, но например мой отец – ловец сельди, вылавливал своими сельдевыми сетями не только сельдей, – сказал Сказз.
– Угу. Она может оказаться кем угодно, – сказал Ужасный Тец. – Я думал Смерть гораздо выше и костлявее.
– Она просто девушка, которая валяет дурака, – заявил Сказз.
Сьюзан уставилась на него.
– У нее даже косы нет, – сказал Тец.
Сьюзан сконцентрировалась. Коса возникла в ее руках, от голубоватого лезвия исходил звук, как будто пальцем по стеклу.
Студенты вытянулись по стойке смирно.
– Но я всегда говорил, что у нее было достаточно времени, чтобы измениться, – заметил Тец.
– Точно. Пора дать девушкам шанс в перспективных профессиях, – сказал Сказз.
– Не смейте говорить покровительственным тоном!
– Это верно, – сказал Прудер. – Нет никаких оснований считать, что Смерть обязан быть мужчиной. Женщина способна выполнять работу почти так же хорошо, как и мужчина.
– У тебя отлично получается, – заметил Ридкулли.
Он послал ей ободряющую улыбку.
Она развернулась к нему. Я Смерть, подумала она отстраненно, так или иначе, а это просто жирный старикан, который не имеет никакого права командовать мной. Я сейчас посмотрю на него так, что он быстро осознает всю тяжесть ситуации, в которой очутился. Она посмотрела.
– Юная леди, – сказал Ридкулли. – Не хотите ли позавтракать?
«Залатанный барабан» закрывался нечасто. Обычно в районе шести утра здесь случалось временное затишье, однако Гибискус оставался на посту, если кто-то хотел выпить. Кто-то хотел выпить очень много. Кто-то довольно расплывчатый сидел в баре. Из него сыпался песок и, насколько мог заметить Гибискус, в нем торчало несколько стрел клатчского производства.
Бармен наклонился вперед.
– Мог я видеть вас раньше?
– Я БЫВАЛ ТУТ ЧАСТЕНЬКО, ДА. НА ТОЙ НЕДЕЛЕ В СРЕДУ, НАПРИМЕР.
– Ха! Да, в тот раз творились тут дела! Бедного старого Винса в тот раз зарезали.
– ДА.
– Просто напрашиваешься, называя себя Винсентом Неуязвимым.
– ДА. И НЕТОЧНО, ВДОБАВОК.
– Стражники сказали, что это самоубийство.
Смерть кивнул. По стандартам Анк-Морпорка, прийти в «Залатанный Барабан» и представиться Винсентом Неуязвимым – чистое самоубийство.
– В ЭТОЙ ВЫПИВКЕ ГУСЕНИЦЫ.
Бармен покосился на его напиток.
– Это не гусеница, сэр, – сказал он. – Это червяк.
– А, ЭТО ГОРАЗДО ЛУЧШЕ, ТАК, ЧТО ЛИ?
– Он и должен там быть, сэр. Это же что-то мексиканское. Они кладут туда червя, чтобы показать, насколько оно крепкое.
– ДОСТАТОЧНО КРЕПКОЕ, ЧТОБЫ ТОПИТЬ ЧЕРВЕЙ?
Бармен почесал голову. Он никогда не смотрел на это с такой точки зрения.
– Просто что-то такое, что пьют люди, – высказался он неопределенно.
Смерть взял бутылку и поднял ее на уровень того, что у людей называется глазами. Червь одиноко вращался в жидкости.
– НУ И КАК ОНО? – спросил он.
– Ну, этот сорт…
– Я НЕ С ТОБОЙ РАЗГОВАРИВАЮ.
– Позавтракать? – переспросила Сьюзан. – То есть, ПОЗАВТРАКАТЬ?
– В это время положено завтракать, – сказал Аркканцлер. – Сто лет не доводилось позавтракать с очаровательной юной дамой.
– Какое несчастье, вы так же неинтересны, как и любой другой, – сказала Сьюзан.
– Ну хорошо, со смертельно очаровательной, – сказал Ридкулли невозмутимо. – Но соловьи поют в ветвях, солнце заглядывает через забор, я ощущаю аппетитные запахи, а возможность позавтракать со Смертью – это шанс, мало кому выпадающий. Вы играете в шахматы?
– Исключительно хорошо, – ответила Сьюзан, все еще смущаясь.
– Подумайте как следует. Ну что же, приятели. Возвращайтесь к раскалыванию вселенной. Не пройдете ли во сюда, мадам?
– Я же не могу выйти из круга.
– О, вполне можете, если я вас приглашаю. В порядке любезности. Я не знаю, разъясняли вам когда-нибудь эту концепцию?
Он поклонился и подал ей руку. Помешкав, она переступила меловую черту. На секунду стало щекотно.
Студенты поспешно ретировались.
– Не останавливайтесь, – сказал Ридкулли. – Теперь сюда, мадам.
Сьюзан никогда прежде не испытывала воздействия шарма. В Ридкулли его было полно – на своеобразный подмигивающий манер.
Она проследовала за ним через лужайки к Главному Залу.
Столы были накрыты к завтраку, но при этом за ними никого не было. Буфетная стойка поросла, как осенними грибами, блюдами с медными крышками. Три довольно юные девы замерли в терпеливом ожидании за этой баррикадой.
– Поможем себе сами, – живо предложил Ридкулли, приподнимая крышку с одного из блюд.
– Официанты и им подобные производят слишком много шума – это какая-то шутка, – он потыкал то, что находилось под крышкой, и подозвал одну из девушек.
– Ты которая из них? – спросил он. – Молли, Полли или Долли?
– Молли, ваша милость, – ответила девушка, приседая в реверансе и слегка трепеща. – Что-то не так?
– Не так – не так – не так, ооо, не так – не так – не так! – подхватили две другие девушки.
– Что случилось с копченой селедкой? Что это такое? Смахивает на мясной пирожок, засунутый в булку, – сказал Ридкулли, сверля девушек глазами.
– Миссис Панариция дала распоряжение поварам, – объяснила Молли нервно.
– Это…
– йя – йя – йя!…
– …это гамбургер.
– Объясни мне, – сказал Ридкулли. – Зачем ты соорудила из своих волос улей, умоляю? Из-за него ты похожа на спичку.
– Прошу вас, сэр, мы…
– Ты ходила на концерт Музыки Рока, не так ли?
– Да, сэр.
– Йа – Йа.
– И ты, э-э-э… ты кидала что-нибудь на сцену?
– Нет, сэр!
– Где миссис Панариция?
– В постели с холодным компрессом, сэр.
– Неудивительно. – Ридкулли повернулся к Сьюзан. – Боюсь, люди здесь забавляются дурацкими гамбургерами.
– На завтрак я ем только мюсли, – сказала Сьюзан.
– Есть овсянка, – сказал Ридкулли. – Ее готовят для Казначея, потому что она не действует возбуждающе. – Он приподнял другую крышку. – Да, вот она, никуда не делась. Есть вещи, которые Музыке Рока не под силу изменить, и одна из них – овсянка. Позволь за тобой поухаживать.
Они расположились друг напротив друга.
– Ну, разве это не прелестно? – сказал Ридкулли.
– Вы смеетесь надо мной? – спросила Сьюзан подозрительно.
– Не так чтобы. Мой опыт мне подсказывает, что в сельдевых сетях оказывается все-таки в основном сельдь. А для смертного пользователя, такого как я, интересно каким образом Смерть вдруг превратился в юную девушку из ходячей натомии, к которой мы привыкли и к которой… привыкли.
– Натомии?
– Другое обозначение для скелета. От «анатомия», вероятно.
– Он мой дедушка.
– О. Да, ты же говорила. И что, это правда?
– Звучит довольно глупо. Впредь я буду называть кого-нибудь другого.
– Поработай на моем месте минут пять, а потом будешь говорить о глупости, – он извлек из кармана карандаш и осторожно приподнял им верхнюю половину своей булочки. – Гляди-ка, а тут еще и сыр, – сказал он с осуждением.
– Он куда-то исчез, а я вдруг узнаю, что все унаследовала я. Я хочу сказать, я ведь об этом не просила! Почему именно я? Расхаживать повсюду с этой дурацкой косой… это совсем не то, что я ждала от жизни…
– Это безусловно не то, о чем рассказывается в книжках про удачные карьеры, – сказал Ридкулли.
– Именно так!
– И я полагаю, тебя весьма это тяготит? – спросил Ридкулли.
– Мы не знаем, куда он делся. Альберт говорит, что его что-то тяготило, но он так и не сказал – что.
– Боги! Что такое может тяготить Смерть?
– Альберту кажется, что он способен… наделать глупостей.
– Бог ты мой. Не очень глупых глупостей, я надеюсь. Да и разве это возможно? Это было бы… самосмертоубийство. Или смертоцид.
К удивлению Сьюзан, Ридкулли похлопал ее по руке.
– Но я уверен, что мы все можем спать спокойно, зная, что мы на твоем попечении, – сказал он.
– Но там такой беспорядок! Хорошие люди умирают глупой смертью, плохие доживают до глубокой старости. Все так неорганизованно! Во всем этом никакого смысла! Никакой справедливости! Я хочу сказать, этот мальчик…
– Какой мальчик?
К ее изумлению и ужасу она почувствовала, что краснеет.
– Просто один парень, – сказала она. – Он должен был чрезвычайно нелепо умереть, я собралась спасти его, и тут его спасла музыка, и теперь она ввергла его во все неприятности, какие только бывают, и я все равно его спасу, и не знаю, почему.
– Музыка? – переспросил Ридкулли. – А не играет ли он на чем-то вроде гитары?
– Да! А откуда вы знаете?
Ридкулли вздохнул.
– Если ты волшебник, у тебя инстинктивное чутье на такие вещи. – Он еще немного потыкал свой гамбургер. – И зачем-то салат-латук. И один очень, очень тонкий ломтик соленого огурца.
Он позволил верхней половине булочки упасть на место.
– Музыка жива, – сказала она.
Что-то, пытающееся в течении последних десяти минут достучаться до внимания Сьюзан в течении последних десяти минут, пустило в ход ноги.
– О, мой бог!… – произнесла она.
– Которого из них ты имеешь в виду? – деликатно осведомился Ридкулли.
– Это же так просто! Она расставляет ловушки! Она изменяет людей! Они хотят играть музыку… Я должна идти, – заявила Сьюзан поспешно. – Э-э-э… большое спасибо за овсянку…
– Но ты ведь даже не попробовала ее, – заметил Ридкулли кротко.
– Да, но… но я очень хорошо ее рассмотрела.
Она исчезла. Через некоторое время Ридкулли наклонился вперед и поводил руками в том месте, где она только что сидела, просто на всякий случай. Затем он пошарил под мантией и извлек постер Свободного Фестиваля. Здоровенная хреновина с щупальцами – вот что было проблемой. Сконцентрируйте достаточно магии в одном месте, и ткань мироздания расползется на пятке, как декановы носки, которые, как мог заметить Ридкулли, последние несколько дней были чрезвычайно ярких расцветок.
Он помахал девушкам рукой.
– Благодарю вас, Молли, Долли и Полли, – сказал он. – Можете убрать все это.
– Йа – йа!
– Да-да, спасибо.
Ридкулли почувствовал себя очень одиноко. Он действительно наслаждался беседой с этой девушкой. Она оказалась единственным человеком, который не свихнулся и не был окончательно поглощен чем-то, чего он, Ридкулли, совершенно не понимал.
Он побрел было к себе в кабинет, но по дороге на него обрушился грохот, несущийся из комнат Декана. Дверь была приоткрыта.