Движением транспорта в столице Мексики управляют в основном полицейские. Они, стоя на видном месте, размахивают фонариками, отчаянно жестикулируют, вращаются то в одну, то в другую сторону, почесывают свои зады и изо всех сил дуют в свистки. Здесь же, на авеню Реформы, регулирование потока машин осуществлялось с помощью светофоров и разного рода указателей. И это было для Мехико огромным прогрессом, хотя говорить, что эти современные средства регулировки движения обеспечивали хоть какой-то порядок на оживленной магистрали, нельзя. Местные водители на удивление точно чувствовали момент, когда должно произойти переключение светофора, и за секунду до этого или чуть раньше жали на газ, и огромная масса машин, в основном подержанных, разом срывалась с места и с бешеной скоростью мчалась мимо оторопевших туристов, вознамерившихся было пересечь авеню. Водителей совсем не волновало, задавят они при этом кого-нибудь из пешеходов или нет. Главное для них было вырваться вперед.
Мы оказались во втором ряду, то есть в самом центре транспортного потока. Справа и слева нас поджимали машины, хотя добрая половина первого ряда была свободной. Свободное пространство до тротуара оказалось достаточно широким, чтобы в него вскоре втиснулся огромный «кадиллак» черного цвета, который тут же предпринял попытку встать первым в нашем ряду. Но наш таксист был начеку и выдвинулся немного вперед. Среди мексиканских водителей это своего рода игра: не дать никому занять место впереди себя. Пешеходы, оказавшиеся на проезжей части, в счет не шли.
Внезапно сверкнула яркая молния, и следом раздался раскатистый гром. Но и это не испугало нашего водителя. Чтобы нас не опередил «кадиллак», он так резко нажал на газ, что меня прижало к спинке сиденья. В этот момент что-то больно укололо меня в шею. Наверное, хрустнули шейные позвонки, решил я. Боль, как ни странно, не проходила. Я посмотрел, где теперь «кадиллак», но так и не увидел его. Справа две машины сворачивали на примыкавшую к авеню улицу и, вероятно, закрыли собой этого черного монстра. Снова послышался громкий треск. То ли это были раскаты грома, то ли треск столкнувшихся друг с другом автомашин — я так и не понял. Теперь наш таксист всецело ушел в борьбу за лидерство сразу с двумя водителями: один из них пытался из левого ряда встать впереди нас, а другой — протиснуться между нами.
— Мне никогда не привыкнуть к подобным вещам, — сказал я Моник. — Это же сплошной хаос. Каждый едет, как ему вздумается. По Мехико я предпочел бы ходить пешком, если бы не боялся пересекать улицы.
— Ничего, думаю, мы прорвемся, — смеясь, ответила она.
Оторвавшись от преследовавших нас машин, мы обогнули очередной монумент, стоявший посреди проезжей части, и покатили дальше. Жжение в шее не проходило. Проведя рукой по загривку, я непроизвольно вскрикнул: такая сильная была боль. Я отдернул руку и посмотрел на ладонь. По моим пальцам текла густая кровь.
Я оцепенел. Еще секунд пять я с удивлением разглядывал свои пальцы, силясь понять, откуда взялась кровь на моей шее. Но тут в который раз сверкнула молния, и только теперь я вспомнил, что впервые ощутил боль в шее, когда тот самый черный «кадиллак» пытался нас обогнать. Я вновь приложил руку к шее и нащупал неглубокую рану.
Я достал носовой платок, приложил его к месту ранения и, проведя свободной рукой по спинке сиденья, нашел в нем дырку.
— Моник, — медленно произнес я, — в меня только что стреляли.
— Что делали?
— Стреляли.
— Да ладно, Шелл.
— Нет, я серьезно. Кто-то пытался меня убить.
Я обернулся и посмотрел в заднее стекло. Несколько машин следовало за нами, но черного «кадиллака» среди них не было. Все выглядело вполне нормально, и ничто не настораживало.
Тем временем мы уже подъезжали к улице Прадо, и я, тронув таксиста за плечо, попросил его проехать еще квартал и свернуть на параллельную улицу. Все это время я наблюдал за следовавшими сзади машинами, но ничего, что могло бы меня насторожить, так и не заметил. Мы остановились у заднего входа в гостиницу, выходившего на улицу Ревиллагигедо.
Сказав Моник, чтобы она шла в отель, я расплатился с водителем, еще раз оглянулся и, поливаемый дождем, взбежал по ступенькам гостиницы. В устланном ковром холле меня ждала Моник. Ее зеленые глаза были полны тревоги. Я подошел к ней, прижимая к шее окровавленный платок.
— Не могу поверить, — с волнением в голосе произнесла она. — Ты уверен?
— Никаких сомнений. Пуля задела мне шею.
Вызвав лифт, я поднялся с девушкой на четвертый этаж, проводил ее до ее номера, а затем поспешил к себе на шестой. Приняв душ, я наложил на рану бактерицидный пластырь, надел чистую рубашку и достал из чемодана кобуру с кольтом 38-го калибра. Я специально оставил его в номере, полагая, что оружие мне не потребуется, но, как оказалось, я ошибался. Надев кобуру с кольтом, я спустился на четвертый этаж и, подойдя к двери номера Бафф, которая жила по соседству с отцом, постучал.
Дверь тотчас открылась, и Бафф, схватив меня за руку, втащила к себе в номер. Ее белокурые волосы были растрепаны, помада на губах почти полностью стерлась.
— Боже мой, Шелл, — волнуясь, сказала она, — как я рада тебя видеть. Что же такое творится?
— Я подрался с твоим усатым ухажером, и меня на время упрятали в каталажку. А где доктор?
Серые глаза девушки округлились, уголки губ стали медленно опускаться.
— Как? А он разве не с тобой? Шелл...
— Подожди, — прервал я ее, чувствуя, что у нее вот-вот начнется истерика. — Не волнуйся. Я его не видел, но это еще не означает, что с ним что-то случилось. Правда, я думал, что он уже с тобой.
Бафф с трудом проглотила комок, подступивший к горлу, сделала несколько шагов и опустилась на тахту. Я пододвинул стул и сел рядом.
— Что произошло в ресторане после моего ухода? Как случилось, что ты добиралась до гостиницы одна?
Девушка от волнения прикусила губу:
— Моник вышла вслед за тобой. Отец вскоре поднялся и подошел к окну, чтобы посмотреть, что творится на улице. Потом он велел мне взять такси и ехать в гостиницу, так как рядом с «Монте-Кассино» была драка. Ты знаешь, после смерти матери отец за меня беспокоится, словно я малый ребенок. А еще этот усатый, который стал ко мне приставать. Зная, что все эти неприятности начались из-за меня, он хотел, чтобы я как можно скорее оказалась в безопасном месте.
— Наверное, доктор все еще выясняет, что же произошло, — улыбнувшись, сказал я. — А может быть, разбирается с официантом по поводу выставленного счета.
Моя шутка не имела успеха — девушка даже не усмехнулась. Такой Бафф я видел впервые. До этого на ее лице всегда играла легкая улыбка.
— Он даже не позвонил, — сокрушенно произнесла она. — Если бы отец задерживался, он наверняка предупредил бы меня по телефону. Наверное, с ним что-то случилось. Возможно, он ранен.
Я поднялся со стула, сел рядом с расстроенной девушкой и взял ее за руку:
— Бафф, послушай меня. По-моему, ты зря так убиваешься. Если хочешь, давай свяжемся с «Монте-Кассино» или обзвоним больницы.
— Бесполезно. Я уже это сделала. Его нигде нет.
Я силой заставил себя рассмеяться.
— Такого не может быть. Где-то доктор все-таки дол жен находиться, — попытался пошутить я.
— Возможно, отец уже на пути в гостиницу.
Я осторожно потрогал пластырь, которым была стянута моя рана. Мне показалось странным, что после того, как меня затолкали в машину и отвезли в тюрьму, исчез и доктор Баффингтон. Ясно, что, не появись Амадор со своей графиней, я до сих пор сидел бы в камере не только за избиение полицейского, но еще и за хранение марихуаны, сигареты с которой мне явно подбросили. Наркотик в мою пачку «Белмонтса» вложил не кто иной, как капитан Эмилио, и причиной, по которой он хотел надолго упечь меня в тюрьму, были не только его выбитые зубы.
Медленно распрямляя спину, я вспоминал, как покупал сигареты в ресторане «Монте-Кассино» у красотки, с которой несколько позже разговаривал тот усатый мексиканец. Продавщица могла подсунуть мне и гашиш, но я же сам видел, как она открыла пачку и даже вытащила из нее одну сигарету. Я потряс головой, пытаясь сопоставить многочисленные факты и уловить между ними связь, но у меня так ничего и не получилось. Оставаться в гостинице и ждать, когда объявится доктор Баффингтон, я не мог: надо было приступать к делу, ради которого меня вызвал Амадор. Часы на моей руке показывали половину девятого вечера.
Я поднялся:
— Бафф, мне надо ненадолго покинуть гостиницу. Уверен, отец скоро объявится.
По лицу девушки было видно, что мои слова озадачили ее.
— Уходишь? Шелл, неужели ты уйдешь и оставишь меня одну? Ведь еще не известно, что случилось с отцом. А если его избили, и он, истекая кровью, валяется где-нибудь на улице?
— Не паникуй, Бафф. С чего ты взяла, что с ним произошло что-нибудь неприятное? Я тебе буду звонить. Понимаешь, мне надо уйти, иначе снова угожу за решетку. А из тюрьмы я уже ничем не смогу тебе помочь, — сказал я и призадумался. — Бафф, помнишь, как твой отец рассказывал о своей работе? Ну, о том препарате, парами которого он надышался в лаборатории? А не могло действие того газа сказаться на нем и сегодня? Может, этот нервно-паралитический препарат пролонгированного действия или...
— Нет, — прервав мои предположения, с полной уверенностью в голосе сказала Бафф. — Это произошло с ним более двух месяцев назад, и отец после этого уже полностью поправился. Тогда он сразу же из лаборатории был доставлен домой, а действие препарата продолжалось в течение всего нескольких часов. После того случая он прошел тщательное медицинское обследование, которое показало, что он в полном порядке. Нет, препарат здесь ни при чем. Шелл, мне страшно. Я хочу, чтобы ты остался. Прошу тебя. Ну пожалуйста!
— Дорогая, поверь мне. Я не могу остаться, хоть и очень хочу. Я бы никогда не оставил тебя одну. Ты ведь и сама это знаешь.
— Во всяком случае, так мне казалось раньше, — каким-то чужим голосом ответила Бафф.
— Так оно и есть. Я вернусь, как только освобожусь. При случае загляну в «Монте-Кассино» и расспрошу о докторе. Может быть, мне...
— При случае?
— Ты неправильно меня поняла, дорогая, — попытался заверить ее я и принялся объяснять, что хотел сказать.
Однако девушка меня не слушала, и, когда я поднялся и направился к двери, она так и осталась молча сидеть на тахте, укоризненно провожая меня взглядом.
Глава 5
Мы оказались во втором ряду, то есть в самом центре транспортного потока. Справа и слева нас поджимали машины, хотя добрая половина первого ряда была свободной. Свободное пространство до тротуара оказалось достаточно широким, чтобы в него вскоре втиснулся огромный «кадиллак» черного цвета, который тут же предпринял попытку встать первым в нашем ряду. Но наш таксист был начеку и выдвинулся немного вперед. Среди мексиканских водителей это своего рода игра: не дать никому занять место впереди себя. Пешеходы, оказавшиеся на проезжей части, в счет не шли.
Внезапно сверкнула яркая молния, и следом раздался раскатистый гром. Но и это не испугало нашего водителя. Чтобы нас не опередил «кадиллак», он так резко нажал на газ, что меня прижало к спинке сиденья. В этот момент что-то больно укололо меня в шею. Наверное, хрустнули шейные позвонки, решил я. Боль, как ни странно, не проходила. Я посмотрел, где теперь «кадиллак», но так и не увидел его. Справа две машины сворачивали на примыкавшую к авеню улицу и, вероятно, закрыли собой этого черного монстра. Снова послышался громкий треск. То ли это были раскаты грома, то ли треск столкнувшихся друг с другом автомашин — я так и не понял. Теперь наш таксист всецело ушел в борьбу за лидерство сразу с двумя водителями: один из них пытался из левого ряда встать впереди нас, а другой — протиснуться между нами.
— Мне никогда не привыкнуть к подобным вещам, — сказал я Моник. — Это же сплошной хаос. Каждый едет, как ему вздумается. По Мехико я предпочел бы ходить пешком, если бы не боялся пересекать улицы.
— Ничего, думаю, мы прорвемся, — смеясь, ответила она.
Оторвавшись от преследовавших нас машин, мы обогнули очередной монумент, стоявший посреди проезжей части, и покатили дальше. Жжение в шее не проходило. Проведя рукой по загривку, я непроизвольно вскрикнул: такая сильная была боль. Я отдернул руку и посмотрел на ладонь. По моим пальцам текла густая кровь.
Я оцепенел. Еще секунд пять я с удивлением разглядывал свои пальцы, силясь понять, откуда взялась кровь на моей шее. Но тут в который раз сверкнула молния, и только теперь я вспомнил, что впервые ощутил боль в шее, когда тот самый черный «кадиллак» пытался нас обогнать. Я вновь приложил руку к шее и нащупал неглубокую рану.
Я достал носовой платок, приложил его к месту ранения и, проведя свободной рукой по спинке сиденья, нашел в нем дырку.
— Моник, — медленно произнес я, — в меня только что стреляли.
— Что делали?
— Стреляли.
— Да ладно, Шелл.
— Нет, я серьезно. Кто-то пытался меня убить.
Я обернулся и посмотрел в заднее стекло. Несколько машин следовало за нами, но черного «кадиллака» среди них не было. Все выглядело вполне нормально, и ничто не настораживало.
Тем временем мы уже подъезжали к улице Прадо, и я, тронув таксиста за плечо, попросил его проехать еще квартал и свернуть на параллельную улицу. Все это время я наблюдал за следовавшими сзади машинами, но ничего, что могло бы меня насторожить, так и не заметил. Мы остановились у заднего входа в гостиницу, выходившего на улицу Ревиллагигедо.
Сказав Моник, чтобы она шла в отель, я расплатился с водителем, еще раз оглянулся и, поливаемый дождем, взбежал по ступенькам гостиницы. В устланном ковром холле меня ждала Моник. Ее зеленые глаза были полны тревоги. Я подошел к ней, прижимая к шее окровавленный платок.
— Не могу поверить, — с волнением в голосе произнесла она. — Ты уверен?
— Никаких сомнений. Пуля задела мне шею.
Вызвав лифт, я поднялся с девушкой на четвертый этаж, проводил ее до ее номера, а затем поспешил к себе на шестой. Приняв душ, я наложил на рану бактерицидный пластырь, надел чистую рубашку и достал из чемодана кобуру с кольтом 38-го калибра. Я специально оставил его в номере, полагая, что оружие мне не потребуется, но, как оказалось, я ошибался. Надев кобуру с кольтом, я спустился на четвертый этаж и, подойдя к двери номера Бафф, которая жила по соседству с отцом, постучал.
Дверь тотчас открылась, и Бафф, схватив меня за руку, втащила к себе в номер. Ее белокурые волосы были растрепаны, помада на губах почти полностью стерлась.
— Боже мой, Шелл, — волнуясь, сказала она, — как я рада тебя видеть. Что же такое творится?
— Я подрался с твоим усатым ухажером, и меня на время упрятали в каталажку. А где доктор?
Серые глаза девушки округлились, уголки губ стали медленно опускаться.
— Как? А он разве не с тобой? Шелл...
— Подожди, — прервал я ее, чувствуя, что у нее вот-вот начнется истерика. — Не волнуйся. Я его не видел, но это еще не означает, что с ним что-то случилось. Правда, я думал, что он уже с тобой.
Бафф с трудом проглотила комок, подступивший к горлу, сделала несколько шагов и опустилась на тахту. Я пододвинул стул и сел рядом.
— Что произошло в ресторане после моего ухода? Как случилось, что ты добиралась до гостиницы одна?
Девушка от волнения прикусила губу:
— Моник вышла вслед за тобой. Отец вскоре поднялся и подошел к окну, чтобы посмотреть, что творится на улице. Потом он велел мне взять такси и ехать в гостиницу, так как рядом с «Монте-Кассино» была драка. Ты знаешь, после смерти матери отец за меня беспокоится, словно я малый ребенок. А еще этот усатый, который стал ко мне приставать. Зная, что все эти неприятности начались из-за меня, он хотел, чтобы я как можно скорее оказалась в безопасном месте.
— Наверное, доктор все еще выясняет, что же произошло, — улыбнувшись, сказал я. — А может быть, разбирается с официантом по поводу выставленного счета.
Моя шутка не имела успеха — девушка даже не усмехнулась. Такой Бафф я видел впервые. До этого на ее лице всегда играла легкая улыбка.
— Он даже не позвонил, — сокрушенно произнесла она. — Если бы отец задерживался, он наверняка предупредил бы меня по телефону. Наверное, с ним что-то случилось. Возможно, он ранен.
Я поднялся со стула, сел рядом с расстроенной девушкой и взял ее за руку:
— Бафф, послушай меня. По-моему, ты зря так убиваешься. Если хочешь, давай свяжемся с «Монте-Кассино» или обзвоним больницы.
— Бесполезно. Я уже это сделала. Его нигде нет.
Я силой заставил себя рассмеяться.
— Такого не может быть. Где-то доктор все-таки дол жен находиться, — попытался пошутить я.
— Возможно, отец уже на пути в гостиницу.
Я осторожно потрогал пластырь, которым была стянута моя рана. Мне показалось странным, что после того, как меня затолкали в машину и отвезли в тюрьму, исчез и доктор Баффингтон. Ясно, что, не появись Амадор со своей графиней, я до сих пор сидел бы в камере не только за избиение полицейского, но еще и за хранение марихуаны, сигареты с которой мне явно подбросили. Наркотик в мою пачку «Белмонтса» вложил не кто иной, как капитан Эмилио, и причиной, по которой он хотел надолго упечь меня в тюрьму, были не только его выбитые зубы.
Медленно распрямляя спину, я вспоминал, как покупал сигареты в ресторане «Монте-Кассино» у красотки, с которой несколько позже разговаривал тот усатый мексиканец. Продавщица могла подсунуть мне и гашиш, но я же сам видел, как она открыла пачку и даже вытащила из нее одну сигарету. Я потряс головой, пытаясь сопоставить многочисленные факты и уловить между ними связь, но у меня так ничего и не получилось. Оставаться в гостинице и ждать, когда объявится доктор Баффингтон, я не мог: надо было приступать к делу, ради которого меня вызвал Амадор. Часы на моей руке показывали половину девятого вечера.
Я поднялся:
— Бафф, мне надо ненадолго покинуть гостиницу. Уверен, отец скоро объявится.
По лицу девушки было видно, что мои слова озадачили ее.
— Уходишь? Шелл, неужели ты уйдешь и оставишь меня одну? Ведь еще не известно, что случилось с отцом. А если его избили, и он, истекая кровью, валяется где-нибудь на улице?
— Не паникуй, Бафф. С чего ты взяла, что с ним произошло что-нибудь неприятное? Я тебе буду звонить. Понимаешь, мне надо уйти, иначе снова угожу за решетку. А из тюрьмы я уже ничем не смогу тебе помочь, — сказал я и призадумался. — Бафф, помнишь, как твой отец рассказывал о своей работе? Ну, о том препарате, парами которого он надышался в лаборатории? А не могло действие того газа сказаться на нем и сегодня? Может, этот нервно-паралитический препарат пролонгированного действия или...
— Нет, — прервав мои предположения, с полной уверенностью в голосе сказала Бафф. — Это произошло с ним более двух месяцев назад, и отец после этого уже полностью поправился. Тогда он сразу же из лаборатории был доставлен домой, а действие препарата продолжалось в течение всего нескольких часов. После того случая он прошел тщательное медицинское обследование, которое показало, что он в полном порядке. Нет, препарат здесь ни при чем. Шелл, мне страшно. Я хочу, чтобы ты остался. Прошу тебя. Ну пожалуйста!
— Дорогая, поверь мне. Я не могу остаться, хоть и очень хочу. Я бы никогда не оставил тебя одну. Ты ведь и сама это знаешь.
— Во всяком случае, так мне казалось раньше, — каким-то чужим голосом ответила Бафф.
— Так оно и есть. Я вернусь, как только освобожусь. При случае загляну в «Монте-Кассино» и расспрошу о докторе. Может быть, мне...
— При случае?
— Ты неправильно меня поняла, дорогая, — попытался заверить ее я и принялся объяснять, что хотел сказать.
Однако девушка меня не слушала, и, когда я поднялся и направился к двери, она так и осталась молча сидеть на тахте, укоризненно провожая меня взглядом.
Глава 5
Сидя в квартире Амадора и потягивая виски из стакана, который поставил передо мной хозяин дома, я пытался переварить всю имеющуюся у меня информацию. Было ясно, что генерал Лопес жутко ревнивый и, как все ревнивые мужья, которые ходят налево, не мог допустить и мысли о том, что жена платит ему той же монетой.
Однако, и это вполне очевидно, сеньора Лопес — она же женщина — придерживалась других моральных принципов. Четко представив себе генерала, который не полагал, что его жена во взаимоотношениях между супругами требует равенства, я уже доподлинно знал, как поведет себя этот ревнивец, когда увидит сеньору Лопес в объятиях другого мужчины. Амадору по своим бесчисленным каналам было известно, что генерал периодически проводит свободное от службы время в компании некоторых высокопоставленных военных и политических деятелей. Сегодня на одну из таких вечеринок с девочками, выпивкой и порнофильмами в некое заведение и намыливался генерал Лопес. Амадор пока не знал, где и во сколько состоится это мероприятие, и сейчас обзванивал своих многочисленных знакомых, чтобы выудить у них эту важную для меня информацию.
До того как повиснуть на телефоне, Амадор успел сообщить мне много интересного о генерале Лопесе и его супруге. Оказалось, что графиня — русская по происхождению и родилась в России. Это не только объясняло славянский тип ее лица, но отчасти проливало свет и на мотивы антикоммунистической деятельности самого генерала. До начала кампании по ликвидации классовых врагов, предпринятой коммунистами во время страшного голода, охватившего Россию, родители сеньоры Лопес были состоятельными людьми. А позже наступили кровавые тридцатые годы, в течение которых руководство во главе со Сталиным и помогавшим ему Хрущевым с помощью массовых репрессий сократили население страны на десять, а то и более миллионов. Среди арестованных в Москве «врагов народа» оказались и родители графини. Их вскоре расстреляли, а сеньоре Лопес, тогда еще маленькой девочке, вместе с несколькими родственниками удалось перебраться в Мексику. Никто и никогда не приклеивал беженке из России ярлык коммунистки или антисоветчицы. Но девять лет назад, когда она вышла замуж за генерала Лопеса, который выступал против коммунистов, о графине поползли разного рода слухи. Мексиканские коммунисты, пытаясь досадить генералу, развязали кампанию по дискредитации его супруги. Но все их попытки ни к чему не привели, а только возымели обратный эффект — генерал стал еще более ярым антикоммунистом и, несмотря на свои похождения, продолжал любить жену. И это не могло не вызвать моих симпатий к этому человеку. Еще до того, как Амадор рассказал мне о причастности Джейма Гуерары к левому движению в Мексике, я подозревал, что в деле сеньоры Лопес замешаны коммунисты. Шантаж с помощью фотографий или других вещественных доказательств, компрометирующих человека, — это их приемы борьбы с идеологическими противниками, хотя к подобным действиям прибегают и другие темные личности, занимающиеся вымогательством.
Амадор, обзвонив с полдюжины своих знакомых, в очередной раз поднял телефонную трубку и стал набирать новый номер.
— Как успехи? — спросил я его.
— Кое-что удалось разузнать. Вечеринка точно состоится. Пока не знаю, где, когда и кто еще там будет. Знаю лишь, что будет еще один генерал. Сначала посмотрят фильмы, затем маленькое порношоу, с участием одного парня — я его знаю — и двух красоток.
— Ага, с красотками. Подожди-ка, говоришь, сначала фильмы?
— Да.
— Информация достоверная?
— Никаких сомнений. Ты же видишь, сколько я сделал звонков. Не звонил разве что только нашему президенту. Так вот, сначала фильмы, а затем тот парень...
— Парень? Хочешь сказать, что все будет как в Новом Орлеане?
— Не знаю, как там у вас в Новом Орлеане, но в оргии будет участвовать мой знакомый, и зовут его Альберто Санчес. Ему-то я и пытаюсь дозвониться.
Он снова «завис» на телефоне, а я стал разглядывать фотографии форматом восемь на десять и кусочек киноленты, которые Амадор получил от графини. На одной из них был изображен мужчина с тяжелым подбородком, большим носом, усами — в Мексике практически все, за исключением, естественно, женщин, носят усы — и огромной растрепанной копной черных волос. Я не удивлюсь, если генерал, увидев, что у него такой соперник, взовьется штопором и проломит головой потолок. На другом снимке была запечатлена сеньора Лопес, снимавшая с себя белую блузку. Она смотрела в сторону от объектива камеры. В ее длинных черных волосах, собранных высоко на затылке, поблескивал большой гребень. Слева от нее просматривался немного размытый силуэт мужчины в темном халате. Сцены на остальных фотографиях и кадрах кинопленки носили куда более откровенный характер.
— Наконец-то! — неожиданно воскликнул Амадор, прикрыв ладонью телефонную трубку. — «Эль Гольп» знаешь?
— Ночной клуб, в котором выступают боксеры и борцы? — спросил я.
— Точно. Санчес там. Сейчас он подойдет к телефону. Так что приготовься.
Через секунду Амадор убрал руку с трубки и затараторил по-испански.
— Ну? Какие новости? — спросил я, когда он положил трубку на аппарат.
— Тебе придется ехать в клуб. Санчес осторожничает, но я его не виню: такая у него работа, — с улыбкой ответил Амадор. — Я описал ему, как ты выглядишь. Так что в клубе он сам к тебе подойдет. Правда, не знаю, будет ли Санчес отвечать на твои вопросы или нет. Мы с ним мало знакомы. — Амадор сделал паузу. — Скорее всего, тебе придется ему заплатить, — продолжил он. — И думаю, прилично.
— Согласен. Так, значит, клуб «Эль Гольп», говоришь? А как выглядит Санчес?
Получив словесный портрет Санчеса, я приготовился уходить, но перед тем, как отправиться в ночной клуб, решил позвонить в отель «Дель Прадо».
— Бафф, это Шелл, — сказал я, услышав в трубке голос девушки. — Какие новости?
— Никаких. А ты еще не... Я хочу сказать...
— Нет, Бафф, еще не освободился. Я позвонил узнать, не вернулся ли доктор.
Было около девяти вечера. Это означало, что доктора я не видел уже почти три часа. У меня исчезли последние сомнения — с доктором произошло что-то серьезное. Он не мог столько времени отсутствовать и не позвонить дочери.
— Дорогая, послушай. Как только закончу свои дела и наведу справки о твоем отце, я сразу же вернусь в гостиницу, — пообещал я девушке, и тут тревожная мысль мелькнула у меня в голове. — На всякий случай, Бафф, может быть, тебе перебраться в другой номер? — предложил я.
— Нет, я останусь в своем. А вдруг позвонит отец? Или вернется в отель? А зачем это? Шелл, ты... думаешь, что с отцом произошло что-то страшное? Почему ты советуешь мне сменить номер?
— Не думаю, что тебе грозит опасность, но я бы все же держал дверь на замке. Это не повредит.
— Возвращайся скорее, Шелл, — уже потеплевшим голосом попросила Бафф.
— Вернусь сразу же, как только смогу.
— Пока, Шелл.
Повесив трубку, я поблагодарил Амадора за его старания и, попрощавшись, отправился на встречу с Альберто Санчесом. Чтобы добраться до клуба «Эль Гольп» от дома, где жил Амадор, надо было у гигантского монумента Чарльза Четвертого, сидящего на коне, свернуть на улицу Розалес и, проехав по ней, повернуть вправо на улицу Камелии. Едва такси сделало правый поворот, как я увидел яркий квадрат из электрических ламп, обрамлявший фасад ночного клуба «Эль Гольп». По обеим сторонам улицы на целый квартал тянулись вереницы припаркованных к тротуару машин. Наибольшее оживление в клубе начиналось после полуночи, но сегодня была суббота, и посетители стали собираться раньше обычного.
Я вылез из такси, прошел мимо плаката с изображением двух борющихся женщин, вошел в клуб и, остановившись, обвел взглядом зал. В его центре располагался боксерский ринг, опоясанный канатами, на котором танцевали несколько пар. Позже их должны были сменить боксеры и борцы, которые должны были продемонстрировать свое умение бить морды и валить соперников на пол. За столиками, разбросанными вокруг спортивной площадки, уже сидело пар шесть. Справа от себя в одном из отдельных кабинетов, которые тянулись вдоль стены, я увидел двух платных танцевальных партнерш, одетых в платья без пояса. Обе явно скучали. В другом таком кабинете спиной ко мне сидел парень, который, судя по описанию Амадора, скорее всего, и был Санчес: смуглый, темноволосый, лет двадцати пяти, крупного телосложения, в костюме коричневого цвета. Едва я подошел к нему, он тотчас поднялся со стула.
— Санчес? — спросил я.
Парень в ответ кивнул:
— А вы Скотт?
Я подтвердил и сел за столик лицом к входной двери. Санчес пересел на стул, стоявший в глубине кабинета, и приготовился слушать мои вопросы. Пары минут мне было достаточно, чтобы изложить Санчесу, что меня интересует: когда и где собирается компания, кто в ней будет участвовать, а также некие подробности предстоящей вечеринки. Амадор по телефону объяснил ему цель моего визита, и Санчес слушал мои вопросы без особого внимания, пока я не обронил фразу:
— Твои услуги будут оплачены.
— Сколько? — не меняя выражения лица, поинтересовался парень.
— Как насчет ста песо?
Названная мною сумма его явно разочаровала.
— Мне на таких вечеринках платят по тысяче.
— Ты получишь тысячу от своих клиентов да еще пятьсот песо от меня. Причем за информацию, поделиться которой тебе ровным счетом ничего не стоит.
— А зачем тебе это знать?
— Чтобы заплатить тебе пятьсот песо.
Санчес на минуту задумался.
— Ладно, согласен. Вечеринка состоится в... А деньги?
Я вынул из бумажника пять сотен, положил их перед Санчесом, и тот мигом зажал деньги в кулаке.
— В «Калле-Эдисон», — продолжил он. — В двух кварталах от «Фронтон-Паласа». Знаешь, где это?
— Знаю. А во сколько?
— Я с девочками должен появиться там в одиннадцать, — ответил Альберто и нахмурился. — Слушай, Амадор сказал, что с тобой у меня неприятностей не будет. Если что, то я вас обоих зарежу.
— Успокойся. Никакого шума не будет. Это совсем не в моих интересах. Мне просто надо найти одного парня.
— Ну, тогда ничего. Учти, в десять часов заведение закроют на спецобслуживание и никого, кроме генерала Лопеса и его дружков, в него не пустят. Ты знаешь, что там бордель?
— Нет. Продолжай.
— В десять ни одного клиента в борделе остаться не должно. Все помещение предоставляется в распоряжение компании генерала. По программе у них сначала идут порнографические фильмы с выпивкой, а затем мое выступление. Что будет потом, не знаю и узнать не смогу, так как сразу же после номера должен буду смотаться.
— И последнее. Кто будет в компании генерала? — спросил я и тут увидел, как с улицы в помещение клуба вошли четверо здоровенных парней, которые остановились у двери, занавешенной тяжелыми портьерами.
Наверное, я не обратил бы на них особого внимания, если бы они не принялись глазами обшаривать зал. Парни явно кого-то искали. Несколько платных партнерш вскочили со своих мест и направились к ним навстречу, но новые посетители отмахнулись от них, дав понять, что они их не интересуют.
Я подался влево, чтоб укрыться за косяком двери, ведущей в кабинет, и, указав Санчесу на дверь, тихо произнес:
— Взгляни-ка.
Альберто повернул голову и посмотрел в направлении, куда указывал мой палец.
— Видишь четверых? Ты их знаешь? — спросил я его.
— Нет.
— А ты здесь часто бываешь?
— Часто, почти все время, но этих прежде не видел. Когда я добирался из гостиницы до дома Амадора, то внимательно озирался по сторонам. Как мне показалось, за мной никто не увязался. А может быть, все-таки выследили? Могли же и за квартирой Амадора установить слежку еще до того, как я там появился. А Санчес? И он мог меня заложить, позвонив кому надо и сообщив, что я еду в «Эль Гольп». А если эти парни здесь не из-за меня, а зашли в клуб, чтобы пропустить по маленькой? Может быть, мне просто мерещится, что меня преследуют?
Я провел рукой по заклеенной пластырем ране. Нет, ко мне явно кто-то проявляет повышенный интерес.
— Они еще там? — спросил я Санчеса.
— Теперь их у входа трое. Один прохаживается по залу и кого-то высматривает. А на что они тебе?
Я тихо выругался. Оставаться в легко просматриваемом кабинете было нельзя. Я бросил взгляд на проход между столиками, ведущий в дальний угол зала.
— Здесь можно где-нибудь спрятаться? В свободной комнате или подсобке?
— Можно.
— Тогда пошли. Не хочу, чтобы эти ребята меня увидели.
Санчес недовольно нахмурился.
— Черт возьми, — выругался я, — я же заплачу.
Не оговорив цену, он поднялся и кивком позвал меня за собой. Выходя за Санчесом из кабинета, я наблюдал за парнями, продолжавшими стоять у входа. Нас разделяло несколько танцующих пар, и видеть они меня не могли. Четвертый из их компании тем временем бродил в другом конце зала и выискивал кого-то среди сидевших за столиками.
Я благополучно пробрался сквозь зал и вслед за Санчесом вошел в маленькую комнату. В ней пахло потом и какой-то мазью. Я тотчас запер за собой дверь.
— Эту комнату занимают боксеры перед выходом на ринг, — пояснил Санчес. — У тебя возникли какие-то проблемы?
— Да. Так кто же будет на этой вечеринке?
— Я не ясновидец, — ответил он. — Знаю точно, что будет генерал Лопес, о чем я и сказал Амадору. Будет еще генерал Фернандес и парочка известных политиков. Всего шестеро, но имена четверых мне неизвестны.
Этой информации мне было вполне достаточно. Я поднялся и тут услышал за дверью тяжелые шаги. Вскоре в дверь постучали. Я вопросительно посмотрел на Санчеса. Тот в ответ пожал плечами. В дверь снова постучали, но уже настойчиво и громко.
— Надо отсюда смываться, — прошептал я. — Если что, ты меня не знаешь. Понял?
Санчес в раздумье теребил подбородок большим и указательным пальцами. Ручка в двери стала медленно поворачиваться. Глядя Санчесу в глаза, я многозначительно похлопал рукой по карману, где у меня лежал бумажник.
Санчес сразу все понял.
— Momentito, — крикнул он и, подойдя к двери, отпер ее.
Спрятаться в маленькой комнатке было негде, и я, выхватив кольт, плотно прижался к стене. Дверь распахнулась и прикрыла меня.
Послышалась испанская речь. Я не мог видеть того, кто вошел, и не понял, о чем он говорил с Санчесом, но я разобрал слова «hombre»[5] и «rubio». «Rubio» по-испански означает «блондин». Я понял, что парень спрашивал обо мне: я ведь был блондином. Санчес что-то сказал ему про boxeador[6]. Они обменялись еще несколькими фразами, после чего Санчес закрыл дверь. Затем я слышал, как незнакомец, проходя по коридору, периодически останавливался возле каждой двери и стучал в нее кулаком.
Санчес, увидев в моей руке револьвер, от неожиданности открыл рот. Еще бы, прямо в живот ему был направлен кольт 38-го калибра. Я опустил оружие, снял курок со взвода и засунул револьвер в кобуру.
Однако, и это вполне очевидно, сеньора Лопес — она же женщина — придерживалась других моральных принципов. Четко представив себе генерала, который не полагал, что его жена во взаимоотношениях между супругами требует равенства, я уже доподлинно знал, как поведет себя этот ревнивец, когда увидит сеньору Лопес в объятиях другого мужчины. Амадору по своим бесчисленным каналам было известно, что генерал периодически проводит свободное от службы время в компании некоторых высокопоставленных военных и политических деятелей. Сегодня на одну из таких вечеринок с девочками, выпивкой и порнофильмами в некое заведение и намыливался генерал Лопес. Амадор пока не знал, где и во сколько состоится это мероприятие, и сейчас обзванивал своих многочисленных знакомых, чтобы выудить у них эту важную для меня информацию.
До того как повиснуть на телефоне, Амадор успел сообщить мне много интересного о генерале Лопесе и его супруге. Оказалось, что графиня — русская по происхождению и родилась в России. Это не только объясняло славянский тип ее лица, но отчасти проливало свет и на мотивы антикоммунистической деятельности самого генерала. До начала кампании по ликвидации классовых врагов, предпринятой коммунистами во время страшного голода, охватившего Россию, родители сеньоры Лопес были состоятельными людьми. А позже наступили кровавые тридцатые годы, в течение которых руководство во главе со Сталиным и помогавшим ему Хрущевым с помощью массовых репрессий сократили население страны на десять, а то и более миллионов. Среди арестованных в Москве «врагов народа» оказались и родители графини. Их вскоре расстреляли, а сеньоре Лопес, тогда еще маленькой девочке, вместе с несколькими родственниками удалось перебраться в Мексику. Никто и никогда не приклеивал беженке из России ярлык коммунистки или антисоветчицы. Но девять лет назад, когда она вышла замуж за генерала Лопеса, который выступал против коммунистов, о графине поползли разного рода слухи. Мексиканские коммунисты, пытаясь досадить генералу, развязали кампанию по дискредитации его супруги. Но все их попытки ни к чему не привели, а только возымели обратный эффект — генерал стал еще более ярым антикоммунистом и, несмотря на свои похождения, продолжал любить жену. И это не могло не вызвать моих симпатий к этому человеку. Еще до того, как Амадор рассказал мне о причастности Джейма Гуерары к левому движению в Мексике, я подозревал, что в деле сеньоры Лопес замешаны коммунисты. Шантаж с помощью фотографий или других вещественных доказательств, компрометирующих человека, — это их приемы борьбы с идеологическими противниками, хотя к подобным действиям прибегают и другие темные личности, занимающиеся вымогательством.
Амадор, обзвонив с полдюжины своих знакомых, в очередной раз поднял телефонную трубку и стал набирать новый номер.
— Как успехи? — спросил я его.
— Кое-что удалось разузнать. Вечеринка точно состоится. Пока не знаю, где, когда и кто еще там будет. Знаю лишь, что будет еще один генерал. Сначала посмотрят фильмы, затем маленькое порношоу, с участием одного парня — я его знаю — и двух красоток.
— Ага, с красотками. Подожди-ка, говоришь, сначала фильмы?
— Да.
— Информация достоверная?
— Никаких сомнений. Ты же видишь, сколько я сделал звонков. Не звонил разве что только нашему президенту. Так вот, сначала фильмы, а затем тот парень...
— Парень? Хочешь сказать, что все будет как в Новом Орлеане?
— Не знаю, как там у вас в Новом Орлеане, но в оргии будет участвовать мой знакомый, и зовут его Альберто Санчес. Ему-то я и пытаюсь дозвониться.
Он снова «завис» на телефоне, а я стал разглядывать фотографии форматом восемь на десять и кусочек киноленты, которые Амадор получил от графини. На одной из них был изображен мужчина с тяжелым подбородком, большим носом, усами — в Мексике практически все, за исключением, естественно, женщин, носят усы — и огромной растрепанной копной черных волос. Я не удивлюсь, если генерал, увидев, что у него такой соперник, взовьется штопором и проломит головой потолок. На другом снимке была запечатлена сеньора Лопес, снимавшая с себя белую блузку. Она смотрела в сторону от объектива камеры. В ее длинных черных волосах, собранных высоко на затылке, поблескивал большой гребень. Слева от нее просматривался немного размытый силуэт мужчины в темном халате. Сцены на остальных фотографиях и кадрах кинопленки носили куда более откровенный характер.
— Наконец-то! — неожиданно воскликнул Амадор, прикрыв ладонью телефонную трубку. — «Эль Гольп» знаешь?
— Ночной клуб, в котором выступают боксеры и борцы? — спросил я.
— Точно. Санчес там. Сейчас он подойдет к телефону. Так что приготовься.
Через секунду Амадор убрал руку с трубки и затараторил по-испански.
— Ну? Какие новости? — спросил я, когда он положил трубку на аппарат.
— Тебе придется ехать в клуб. Санчес осторожничает, но я его не виню: такая у него работа, — с улыбкой ответил Амадор. — Я описал ему, как ты выглядишь. Так что в клубе он сам к тебе подойдет. Правда, не знаю, будет ли Санчес отвечать на твои вопросы или нет. Мы с ним мало знакомы. — Амадор сделал паузу. — Скорее всего, тебе придется ему заплатить, — продолжил он. — И думаю, прилично.
— Согласен. Так, значит, клуб «Эль Гольп», говоришь? А как выглядит Санчес?
Получив словесный портрет Санчеса, я приготовился уходить, но перед тем, как отправиться в ночной клуб, решил позвонить в отель «Дель Прадо».
— Бафф, это Шелл, — сказал я, услышав в трубке голос девушки. — Какие новости?
— Никаких. А ты еще не... Я хочу сказать...
— Нет, Бафф, еще не освободился. Я позвонил узнать, не вернулся ли доктор.
Было около девяти вечера. Это означало, что доктора я не видел уже почти три часа. У меня исчезли последние сомнения — с доктором произошло что-то серьезное. Он не мог столько времени отсутствовать и не позвонить дочери.
— Дорогая, послушай. Как только закончу свои дела и наведу справки о твоем отце, я сразу же вернусь в гостиницу, — пообещал я девушке, и тут тревожная мысль мелькнула у меня в голове. — На всякий случай, Бафф, может быть, тебе перебраться в другой номер? — предложил я.
— Нет, я останусь в своем. А вдруг позвонит отец? Или вернется в отель? А зачем это? Шелл, ты... думаешь, что с отцом произошло что-то страшное? Почему ты советуешь мне сменить номер?
— Не думаю, что тебе грозит опасность, но я бы все же держал дверь на замке. Это не повредит.
— Возвращайся скорее, Шелл, — уже потеплевшим голосом попросила Бафф.
— Вернусь сразу же, как только смогу.
— Пока, Шелл.
Повесив трубку, я поблагодарил Амадора за его старания и, попрощавшись, отправился на встречу с Альберто Санчесом. Чтобы добраться до клуба «Эль Гольп» от дома, где жил Амадор, надо было у гигантского монумента Чарльза Четвертого, сидящего на коне, свернуть на улицу Розалес и, проехав по ней, повернуть вправо на улицу Камелии. Едва такси сделало правый поворот, как я увидел яркий квадрат из электрических ламп, обрамлявший фасад ночного клуба «Эль Гольп». По обеим сторонам улицы на целый квартал тянулись вереницы припаркованных к тротуару машин. Наибольшее оживление в клубе начиналось после полуночи, но сегодня была суббота, и посетители стали собираться раньше обычного.
Я вылез из такси, прошел мимо плаката с изображением двух борющихся женщин, вошел в клуб и, остановившись, обвел взглядом зал. В его центре располагался боксерский ринг, опоясанный канатами, на котором танцевали несколько пар. Позже их должны были сменить боксеры и борцы, которые должны были продемонстрировать свое умение бить морды и валить соперников на пол. За столиками, разбросанными вокруг спортивной площадки, уже сидело пар шесть. Справа от себя в одном из отдельных кабинетов, которые тянулись вдоль стены, я увидел двух платных танцевальных партнерш, одетых в платья без пояса. Обе явно скучали. В другом таком кабинете спиной ко мне сидел парень, который, судя по описанию Амадора, скорее всего, и был Санчес: смуглый, темноволосый, лет двадцати пяти, крупного телосложения, в костюме коричневого цвета. Едва я подошел к нему, он тотчас поднялся со стула.
— Санчес? — спросил я.
Парень в ответ кивнул:
— А вы Скотт?
Я подтвердил и сел за столик лицом к входной двери. Санчес пересел на стул, стоявший в глубине кабинета, и приготовился слушать мои вопросы. Пары минут мне было достаточно, чтобы изложить Санчесу, что меня интересует: когда и где собирается компания, кто в ней будет участвовать, а также некие подробности предстоящей вечеринки. Амадор по телефону объяснил ему цель моего визита, и Санчес слушал мои вопросы без особого внимания, пока я не обронил фразу:
— Твои услуги будут оплачены.
— Сколько? — не меняя выражения лица, поинтересовался парень.
— Как насчет ста песо?
Названная мною сумма его явно разочаровала.
— Мне на таких вечеринках платят по тысяче.
— Ты получишь тысячу от своих клиентов да еще пятьсот песо от меня. Причем за информацию, поделиться которой тебе ровным счетом ничего не стоит.
— А зачем тебе это знать?
— Чтобы заплатить тебе пятьсот песо.
Санчес на минуту задумался.
— Ладно, согласен. Вечеринка состоится в... А деньги?
Я вынул из бумажника пять сотен, положил их перед Санчесом, и тот мигом зажал деньги в кулаке.
— В «Калле-Эдисон», — продолжил он. — В двух кварталах от «Фронтон-Паласа». Знаешь, где это?
— Знаю. А во сколько?
— Я с девочками должен появиться там в одиннадцать, — ответил Альберто и нахмурился. — Слушай, Амадор сказал, что с тобой у меня неприятностей не будет. Если что, то я вас обоих зарежу.
— Успокойся. Никакого шума не будет. Это совсем не в моих интересах. Мне просто надо найти одного парня.
— Ну, тогда ничего. Учти, в десять часов заведение закроют на спецобслуживание и никого, кроме генерала Лопеса и его дружков, в него не пустят. Ты знаешь, что там бордель?
— Нет. Продолжай.
— В десять ни одного клиента в борделе остаться не должно. Все помещение предоставляется в распоряжение компании генерала. По программе у них сначала идут порнографические фильмы с выпивкой, а затем мое выступление. Что будет потом, не знаю и узнать не смогу, так как сразу же после номера должен буду смотаться.
— И последнее. Кто будет в компании генерала? — спросил я и тут увидел, как с улицы в помещение клуба вошли четверо здоровенных парней, которые остановились у двери, занавешенной тяжелыми портьерами.
Наверное, я не обратил бы на них особого внимания, если бы они не принялись глазами обшаривать зал. Парни явно кого-то искали. Несколько платных партнерш вскочили со своих мест и направились к ним навстречу, но новые посетители отмахнулись от них, дав понять, что они их не интересуют.
Я подался влево, чтоб укрыться за косяком двери, ведущей в кабинет, и, указав Санчесу на дверь, тихо произнес:
— Взгляни-ка.
Альберто повернул голову и посмотрел в направлении, куда указывал мой палец.
— Видишь четверых? Ты их знаешь? — спросил я его.
— Нет.
— А ты здесь часто бываешь?
— Часто, почти все время, но этих прежде не видел. Когда я добирался из гостиницы до дома Амадора, то внимательно озирался по сторонам. Как мне показалось, за мной никто не увязался. А может быть, все-таки выследили? Могли же и за квартирой Амадора установить слежку еще до того, как я там появился. А Санчес? И он мог меня заложить, позвонив кому надо и сообщив, что я еду в «Эль Гольп». А если эти парни здесь не из-за меня, а зашли в клуб, чтобы пропустить по маленькой? Может быть, мне просто мерещится, что меня преследуют?
Я провел рукой по заклеенной пластырем ране. Нет, ко мне явно кто-то проявляет повышенный интерес.
— Они еще там? — спросил я Санчеса.
— Теперь их у входа трое. Один прохаживается по залу и кого-то высматривает. А на что они тебе?
Я тихо выругался. Оставаться в легко просматриваемом кабинете было нельзя. Я бросил взгляд на проход между столиками, ведущий в дальний угол зала.
— Здесь можно где-нибудь спрятаться? В свободной комнате или подсобке?
— Можно.
— Тогда пошли. Не хочу, чтобы эти ребята меня увидели.
Санчес недовольно нахмурился.
— Черт возьми, — выругался я, — я же заплачу.
Не оговорив цену, он поднялся и кивком позвал меня за собой. Выходя за Санчесом из кабинета, я наблюдал за парнями, продолжавшими стоять у входа. Нас разделяло несколько танцующих пар, и видеть они меня не могли. Четвертый из их компании тем временем бродил в другом конце зала и выискивал кого-то среди сидевших за столиками.
Я благополучно пробрался сквозь зал и вслед за Санчесом вошел в маленькую комнату. В ней пахло потом и какой-то мазью. Я тотчас запер за собой дверь.
— Эту комнату занимают боксеры перед выходом на ринг, — пояснил Санчес. — У тебя возникли какие-то проблемы?
— Да. Так кто же будет на этой вечеринке?
— Я не ясновидец, — ответил он. — Знаю точно, что будет генерал Лопес, о чем я и сказал Амадору. Будет еще генерал Фернандес и парочка известных политиков. Всего шестеро, но имена четверых мне неизвестны.
Этой информации мне было вполне достаточно. Я поднялся и тут услышал за дверью тяжелые шаги. Вскоре в дверь постучали. Я вопросительно посмотрел на Санчеса. Тот в ответ пожал плечами. В дверь снова постучали, но уже настойчиво и громко.
— Надо отсюда смываться, — прошептал я. — Если что, ты меня не знаешь. Понял?
Санчес в раздумье теребил подбородок большим и указательным пальцами. Ручка в двери стала медленно поворачиваться. Глядя Санчесу в глаза, я многозначительно похлопал рукой по карману, где у меня лежал бумажник.
Санчес сразу все понял.
— Momentito, — крикнул он и, подойдя к двери, отпер ее.
Спрятаться в маленькой комнатке было негде, и я, выхватив кольт, плотно прижался к стене. Дверь распахнулась и прикрыла меня.
Послышалась испанская речь. Я не мог видеть того, кто вошел, и не понял, о чем он говорил с Санчесом, но я разобрал слова «hombre»[5] и «rubio». «Rubio» по-испански означает «блондин». Я понял, что парень спрашивал обо мне: я ведь был блондином. Санчес что-то сказал ему про boxeador[6]. Они обменялись еще несколькими фразами, после чего Санчес закрыл дверь. Затем я слышал, как незнакомец, проходя по коридору, периодически останавливался возле каждой двери и стучал в нее кулаком.
Санчес, увидев в моей руке револьвер, от неожиданности открыл рот. Еще бы, прямо в живот ему был направлен кольт 38-го калибра. Я опустил оружие, снял курок со взвода и засунул револьвер в кобуру.