Зак сделал еще один глоток.
   – К чему ей это скрывать? По крайней мере от нас.
   – Тайное всегда становится явным. Даже через много лет. А ведь ей придется жить здесь.
   Зак откинулся спиной на балюстраду, поставив локти на перила.
   – А Филипп де Бове? Известно наверняка, что он мертв?
   – Ну… не совсем, – ответил Хэмиш, опираясь плечом на одну из элегантных круглых колонн, которые поддерживали крышу. – По словам лейтенанта, они похоронили двух человек – черного и белого – там же, в болотах, где их убили.
   Зак бросил на него удивленный взгляд.
   – А почему тела не доставили в Новый Орлеан?
   – Пару дохлых конфедератов? По этой жаре? Ты об этом подумал?
   – А немец? – спросил Зак. – Ганс Спирс? Как он смог скрыться от патруля северян с дробью в ноге?
   Хэмиш пожал плечами:
   – Возможно, ему повезло. У него больше мозгов, поэтому он смог с кровоточащей ногой спрятаться в болоте, набитом голодными аллигаторами.
   Зак поднес стакан к губам.
   – А почему лейтенант решил, что белый, которого он похоронил, был именно Филиппом де Бове?
   – По его бумагам.
   Зак пристально посмотрел на Хэмиша.
   – Никто не занимался его идентификацией?
   – Нет.
   – Тогда, возможно, это был другой человек.
   – Да. – Хэмиш моргнул. – Хотя Ганс Спирс говорил вам, что их было трое.
   Зак с силой оттолкнулся от балюстрады.
   – Что ты думаешь? Что Эммануэль де Бове – единственная, кто скрывает от нас правду?

Глава 21

   Вечер понедельника был приятным. Зак нанял фургон с мулом и направился к Эспланад-авеню, к белому двухэтажному особняку в стиле греческого Возрождения, где проживали Жан-Ламбер и Мари-Тереза.
   Его провел в главную гостиную тот же самый пожилой неф с благородными манерами, которого Зак запомнил еще с вечера, когда скончалась Клер Ла Туш. Задержавшись в широком дверном проеме, Зак обвел глазами покрытые полотном стулья, полированные столы из розового дерева и изысканные кружевные занавески на окнах. Теперь здесь не было прежнего беспорядка и суеты. Сейчас казалось даже странным, что в этой комнате произошло убийство.
   – Я скажу мадам де Бове, что вы здесь, – произнес негр, положив шляпу Зака на низкий столик и с поклоном удаляясь.
   Внезапно майор услышал отдаленный детский голос. Пройдя к узкому высокому окну, Зак выглянул в сад. На залитой солнцем траве лежал Доминик и играл с темно-каштановой собакой. Штаны мальчика были уже порваны когтями, но мамы майор не заметил.
   – Мой внук сказал, что вы большой специалист в ловле крабов, – произнес голос с сильным акцентом.
   Зак повернулся и увидел, что на него изучающе смотрит стоящая в дверях женщина. Мари-Тереза оказалась значительно выше Эммануэль де Бове, но стройность и тонкие черты лица придавали ей элегантность, даже, несмотря на черный траурный наряд. Эта женщина сохранила привлекательность, хотя ее узкое, резко очерченное лицо вряд ли можно было считать классическим. Седоватые волосы сзади были перевязаны в элегантный шиньон черной кружевной лентой. Зак подумал, что если Мари-Тереза и не слишком рада его визиту, то умело это скрывает.
   – Ваш внук – хороший учитель, – произнес Зак, отходя от окна и раздумывая, что именно Доминик мог рассказать своей аристократичной бабушке об их поездке на озеро.
   Мари-Тереза царственным жестом показала на стул около арфы – позолоченной и с множеством вырезанных на ней узоров.
   – Пожалуйста, садитесь. Чем я могу быть для вас полезной?
   – Думаю, вы мне очень бы помогли, если бы ответили на несколько вопросов, – сказал Зак.
   Тонкие выгнутые брови Мари-Терезы поднялись, выражая вежливое удивление.
   – Вопросы? – переспросила она, изящно опускаясь на край софы.
   – О смерти Клер Ла Туш и Генри Сантера.
   – Клер и Генри? Но… – Она помолчала. – Но эти два дела не связаны?
   – Как знать.
   Мари-Тереза изящно пожала плечами.
   – С доктором Сантером работал мой сын, месье, но я была мало знакома с этим человеком.
   – Но вы знали мадемуазель Ла Туш.
   – Да. Ее мать – вторая кузина моего мужа.
   – Как вы думаете, кто бы мог желать ее смерти?
   Было видно, что этот вопрос взволновал пожилую даму, хотя она и попыталась держаться уверенно. Только кулаки на мгновение сжались, но тут же снова расслабились.
   – Нет. Я не могу представить, кому бы это могло понадобиться. Она была прекрасным ребенком.
   Зак наклонился вперед.
   – Вы так считаете?
   Мари-Тереза ответила жестким прямым взглядом.
   – Не следует верить всему, что вам говорят, майор.
   В дверях появилась тучная негритянка средних лет, которая держала в руках горячий кофейник и кувшин с теплым молоком. Взяв одну из чашечек, Зак подумал, что в роковой вечер убийства Клер густой кофе в эти тонкие и хрупкие фарфоровые чашки разливала мадам де Бове. Подождав, пока чернокожая служанка покинет комнату, Зак произнес:
   – Расскажите мне о вашем сыне.
   На губах Мари-Терезы появилась тонкая улыбка.
   – О каком, майор? У меня их четыре.
   – О Филиппе.
   – А, о Филиппе, – горько выдохнула дама. – Он был яркой, блестящей звездой. Такие умирают совсем молодыми.
   – Вы знаете кого-либо, кто хотел бы его убить?
   Подняв чашку к губам, Мари-Тереза чуть отпила из нее.
   – Мой сын погиб геройской смертью, майор.
   – А может быть, его предали?
   Дама на мгновение словно застыла.
   – Вы так думаете? – произнесла она хорошо поставленным голосом и наклонила голову, раздумывая над чем-то. – Но кто мог поступить так низко и подло?
   – Мы точно не знаем.
   – Это, наверное, была женщина? – Ее чашка звякнула о блюдечко. Дама быстро поднялась и направилась к окну, чтобы выглянуть во двор.
   – Я предпочел бы не отвечать на ваш вопрос.
   – Вам и не нужно этого делать, майор, – произнесла дама, выпрямляя спину. – Брак моего сына не сложился. Он был здоровый мужчина, поэтому ему пришлось искать утешения на стороне.
   – Вы можете сказать точно – с кем?
   – Об этом вам лучше спросить у его вдовы.
   – Она это знает?
   – То, что мой сын был ей неверен? – Мари-Тереза отвернулась от окна и плотно сжала губы. – О, да.
   Зак поднялся со стула, забыв, что держит в руке чашку с кофе.
   – Скажите, мадам, что вы думаете о своей невестке?
   Мари-Тереза закусила губу; такую привычку Зак встречал только у женщин французского происхождения.
   – Ее выбрал мой сын.
   – Но вы его не одобряли?
   Лицо старой дамы чуть потемнело от неприятных воспоминаний.
   – Он мог найти невесту в самых старинных и знатных семьях, но взял замуж дочь бедного доктора…
   – …который был женат на девушке из французского графского рода.
   – Да, конечно. Ее мать достаточно знатного происхождения, хотя семья и потеряла все во время революции. Но отец… Просто обычный буржуа. Вы знаете, что он был революционером? Из-за этого нам пришлось покинуть Францию.
   – Вы не можете простить ей это до сих пор?
   Мари-Тереза подошла к стоящему посреди комнаты бюро, сложив руки на черной юбке, которую носила в память о погибшем сыне.
   – Возможно, именно происхождение объясняет… скажем, нестандартное поведение Эммануэль?
   – Какое? Стремление стать доктором?
   – И это тоже.
   Снаружи послышался радостный голос Доминика. Зак понял, что пришла Эммануэль. Он интуитивно ощущал ее присутствие.
   – Как вы думаете, она была хорошей женой для вашего сына? – машинально спросил он, хотя заранее знал, что ответит ему старая дама.
   – Когда у человека ладится семейная жизнь, он не ищет утешения с другими женщинами. – Мари-Тереза вернулась к столу. – Могу я предложить вам еще кофе?
   – Нет, спасибо. Мне пора. – Зак уже слышал голос Эммануэль в передней галерее. Она что-то быстро говорила сыну по-французски.
   – Вы, должно быть, очень занятой человек, майор, – произнесла Мари-Тереза. Наверное, она поняла, что сюда идет ее невестка, но виду не показала. – Тем не менее, вы так скрупулезно занимаетесь этим неприятным делом.
   Зак остановился, держа шляпу в руке; его мысли уже были целиком заняты женщиной, которая вот-вот должна была появиться в этой комнате. Он услышал, как где-то у входа старый дворецкий произносит: «Мисс Эммануэль, она в гостиной с посетителем».
   – Произошло уже два убийства, – сказал Зак. – Я не хочу допустить третьего.
   Тут до него долетел знакомый хрипловатый женский голос:
   – Если она занята, я не буду ее беспокоить.
   – Но, – возразил дворецкий, – она сказала, что хотела бы, чтобы вы присоединились к ним.
   – Вы думаете, это может произойти? – поинтересовалась Мари-Тереза. – Третье убийство?
   Зак неопределенно повел головой:
   – Тот, кто смог убить и избежать наказания, склонен убивать снова.
   Он повернулся к двери и внезапно понял, что Мари-Тереза специально задержала его, чтобы посмотреть, как он встретится с ее невесткой.
   В дверях появилась Эммануэль де Бове с зонтиком в руках, который прихватила с собой на случай дождя. Ее густые темные волосы скрывала черная вдовья шляпа, ленты которой свободно свисали вниз. Увидев Зака, Эммануэль резко остановилась и, открыв рот, коротко вздохнула. С собой она принесла запахи сада, влагу предгрозового вечера – и тот мускусный запах, который был присущ ей всегда. И еще с ее появлением у Зака не только вновь проснулось разжигающее кровь желание, но и появилось ощущение тонкой, почти духовной связи с ней, которую он необъяснимо чувствовал с самого начала.
   – Мадам, – произнес он, учтиво наклоняясь. Эта официальная галантность показалась ему смешной. Кровь волнующе бежала по его венам, а в голове вихрем проносились воспоминания о нежном вкусе ее губ.
   Эммануэль наклонила голову с той же холодной любезностью.
   – Майор. – Она бросила быстрый взгляд на свекровь. – Если я мешаю вам, то могу просто взять Доминика…
   – Нет, – произнес Зак. – Я должен идти. – Повернувшись к Мари-Терезе, он добавил: – Спасибо за то, что вы уделили мне время, мадам.
   – Жаль, что я ничем больше не могу вам помочь, – ответила пожилая дама, нахмурившись, словно и в самом деле была удручена этим.
   Надевая шляпу, Зак вдруг понял, что все они трое играют свои роли в какой-то странной игре.
 
   Эммануэль подошла к высокому окну в прихожей и проследила взглядом, как Зак Купер спускается по лестнице дома.
   – Зачем он приходил? – спросила она, глядя на Мари-Терезу, с мрачным лицом стоявшую у двери.
   Старая дама пожала плечами:
   – Он хотел знать кое-какие подробности того вечера, когда умерла Клер. Надо отметить, что он очень энергичен. Пока еще никого не арестовали?
   – Не думаю, что он что-либо нашел, – ответила Эммануэль, увидев в окно, что Доминик радостно приветствует майора.
   – Доминик сказал мне, что майор сопровождал вас на озеро.
   Эммануэль напряженно наблюдала, как ее сын побежал по лужайке к передним воротам, за ним следом понеслась собака. Тогда, на озере, после тяжелого разговора об арбалете, Зак вернулся на берег, чтобы помочь Доминику вытаскивать сеть. Они долго и яростно спорили о Севере и Юге и о войне, но не поругались. Зак показал Доминику кавалерийскую саблю. Эммануэль, ревниво следя за этим со стороны, с удивлением обнаружила, что взаимная привязанность майора и ее сына вызывает в ней противоречивые чувства.
   – Доминик ненавидит янки, – произнесла Мари-Тереза резким тоном. – Они убили его отца.
   – Я стараюсь привить своему сыну любовь к людям, – ответила Эммануэль, стараясь быть спокойной. – Даже если предрассудки есть у меня самой.
   На лице Мари-Терезы отразилось неудовольствие.
   – Что это? Возлюби врага своего? Хм! – Она сделала шаг вперед, ее голос дрогнул. – Ты плохо кончишь, Эммануэль. Связаться с янки? Но ты же овдовела всего три месяца назад.
   У Эммануэль не хватило сил категорически отрицать обвинение, поэтому она сдержалась и спокойно произнесла:
   – Я никогда никому не позволяла указывать, как мне надо жить.
   – О, я знаю. – Мари-Тереза взялась за высокую спинку стула цепкими, покрытыми кольцами пальцами. – Ты признаешь, что испытываешь какие-то чувства к этому человеку?
   – Я этого не говорила.
   Пожилая дама покачала головой:
   – Я и не ожидала услышать от тебя правду. А как же Доминик? Что станет с моим внуком, если ты выйдешь замуж за янки?
   Эммануэль коротко рассмеялась:
   – После того, что пережила с Филиппом?
   В глубине стеклянно-серых глаз Мари-Терезы вспыхнул опасный огонек.
   – Как ты смеешь говорить такие вещи – мне?
   Эммануэль постаралась сдержаться.
   – Мы обе знаем, кем был Филипп. Почему мы должны притворяться?
   Лицо Мари-Терезы исказилось от гнева. Ее рот вытянулся, и она стала казаться старше своего возраста.
   – Это ты сделала Филиппа таким.
   – Нет. – Эммануэль отрицательно покачала головой, крепко сжимая в руках зонт. Раздался быстрый топот детских ног и лай собаки. – Вы не способны переубедить меня и глубоко в сердце признаетесь себе в том, что я права.
   – Я знала отца Филиппа…
   – Филипп не был похож на него, – заметила Эммануэль, поворачиваясь, чтобы уйти.
   – Он мог бы стать таким же. Если бы у него была подходящая жена.
   – Возможно. Но этого мы никогда не узнаем.
   Она была уже почти у дверей, когда ее внезапно остановил голос Мари-Терезы:
   – Ты знаешь, что кто-то выдал Филиппа тому патрулю северян в Байу-Креве?
   Эммануэль медленно обернулась, опасаясь, что вот-вот в комнату войдет Доминик: он уже говорил с Леоном, старым чернокожим дворецким.
   – Так вот почему здесь был майор Купер, – тихо произнесла она. – Из-за Филиппа.
   – А что? – На лице пожилой дамы осталась печаль, оттененная глубокой морщиной меж бровей. – Что может быть общего между Филиппом и смертью Клер?
   Эммануэль покачала головой:
   – Не знаю.
   Мари-Тереза бросила на нее сердитый взгляд.
   – А это не ты предала моего сына?
   Ее слова больно задели Эммануэль. Много раз она винила себя в смерти Филиппа. Ведь если бы их семейная жизнь была счастливой, возможно, она смогла бы спасти его – спасти от себя самого.
   – Если я скажу «нет», – мягко ответила она матери Филиппа, – то вы поверите мне?
   Пожилая дама только отвернулась – и тут же подняла руку к глазам, поскольку солнечный свет, проникавший через кружевные занавески, ослепил ее.
   – Доминик часто спрашивает меня о том, когда мы отправимся в Бо-Ла.
   – Я знаю.
   Обычно Доминик гостил в Бо-Ла каждое лето, проводя время в поездках на коне по окрестностям, занимаясь рыбалкой и плавая на пироге по извилистым ручьям. Но в этом году Эммануэль не хотела расставаться с ним.
   – Это много значит для Жан-Ламбера, – произнесла Мари-Тереза, – иметь возможность побыть с мальчиком и прогуляться с ним.
   – Думаю, не очень безопасно и для Доминика, и для вас жить в Бо-Ла в такое тревожное время. Байу-Креве находится под контролем северян, но рейнджеры делают постоянные набеги на этот район.
   Мари-Тереза повернулась, чтобы бросить на нее изучающий взгляд.
   – Разве это плохо?
   – Если ответные действия янки приведут к жертвам среди мирного населения, то да.
   – Люди говорят, что наши войска могут начать наступление, чтобы вернуть Батон-Руж.
   Эммануэль с сожалением глубоко вздохнула. Опять погибнет много людей.
   – И это будет очень плохо для женщин и детей Батон-Руж, – сказала она.

Глава 22

   Через два дня Эммануэль спустилась с узкого заднего крыльца дома. Над городом нависли густые грозовые облака. Закрыв луну и звезды, они наползали друг на друга. Воздух стремительно свежел, вдалеке сверкали молнии. По всему было видно, что совсем скоро начнется ливень. Возможно, вместе с ним разродится и эта женщина.
   Внезапно Эммануэль почувствовала, что ее ноги слабеют. Она поспешно опустилась на ступеньку, опершись спиной на деревянный столб крыльца. Скоро наступит утро. Уже много часов Эммануэль находилась в маленьком домике, расположенном в бедняцком районе Нового Орлеана, который горожане из-за соседства с рекой называли Ирландским каналом. Если женщина не родит ребенка в ближайшее время, она умрет.
   Эммануэль имела полное право оказывать помощь при родах, поскольку была акушеркой. Но ее услугами пользовались только бедняки и недавно прибывшие иммигранты. Более состоятельные жители обычно направляли своих жен в больницы, где доктора, исследуя будущих матерей, обычно не мыли руки после вскрытия, а затем удивлялись, почему их пациентки болеют и умирают. Но в последнее время докторов можно было по пальцам пересчитать – подавляющее большинство из них отправились на войну.
   Внезапно воздух прорезал полный боли вскрик:
   – Боже! Мисс Эммануэль! Быстрее сюда!
   За ним раздался детский плач.
   Вздохнув, Эммануэль набрала в легкие горячий неподвижный воздух и поднялась по ступенькам.
   Когда Эммануэль покидала узкий домик в бедняцком переулке около Чупитулас-стрити поворачивала к железно-дорожной ветке, всходящее солнце уже посылало на землю бледно-оранжевые полосы. Город еще спал; утреннюю тишину нарушал только стук колес телеги молочника по узкой мостовой. На пустынной улице Эммануэль заметила лишь отдаленный темный силуэт негритянки, с природной грацией несущей на голове корзину с продуктами. Дождя так и не было.
   Как хорошо сейчас идти, подумала Эммануэль, глубоко вдыхая свежий воздух. Эту ночь она провела без сна, но сейчас улыбалась. День непременно будет замечательным, поскольку в тихие предрассветные часы ребенок, наконец, появился на свет – большой, мускулистый, невероятно крикливый. Теперь и с матерью будет все в порядке. Когда малыш родился, Эммануэль шаталась от усталости, но ее переполняли радость и чувство победы.
   Пока Эммануэль шла, день набирал силу. Внезапно она заметила, что в бакалейном магазине, расположенном на углу улицы, разбиты стекла. Тревожное предчувствие охватило Эммануэль. В этом пригороде жили бедняки, Эммануэль проходила по его улицам много раз в разное время суток, но никогда ей не было так страшно.
   Она ускорила шаг, оглядывая тихие лавочки и покосившиеся дома. Звук чьих-то шагов заставил ее поспешно обернуться, но обезображенный бороздами от телег переулок был безлюден. Лишь свинья рылась в сточной канаве, и кот с короткой шерстью следил за ней с ближнего крыльца. Эммануэль решила, что ее опасения напрасны.
   – Привет, мой маленький котик, – произнесла Эммануэль с натянутой улыбкой и двинулась дальше.
   Только тут она почувствовала, как устала. Чувство радости и приподнятое настроение уже улетучились, осталось только сильное утомление, которого раньше она не испытывала. Повернув за угол, Эммануэль сильнее ухватилась за медицинский саквояж, который держала в руке. Позади взвизгнула свинья, Эммануэль интуитивно оглянулась, а когда повернулась снова, то увидела стоящего перед ней мужчину.
   Эммануэль сделала судорожный вдох. Незнакомец был среднего роста. Из-под потертого, покрытого пятнами костюма виднелась расстегнутая на груди рваная грязная рубашка. В руках он держат охотничий нож, лезвие которого ярко сверкало в холодных рассветных лучах.
   – Вы следили за мной, – хрипло произнесла Эммануэль.
   – Да, – выдохнул человек. Его широкая светло-рыжая борода закрывала большую часть лица и незаметно переходила в волосы, клоками торчащими из-под старой помятой шляпы. Кожа была дряблой. Ее сероватый оттенок говорил о том, что перед Эммануэль скорее всего потребитель опиума.
   – Я ждал этого день и ночь, – дико озираясь, прорычал мужчина.
   – Меня? – Эммануэль бросила взгляд за спину незнакомца, но улица была пустынной. Бледные лучи освещали лишь покосившиеся лачуги, жалкие строения, покрытую засохшей грязью дорогу и заросшие сорной травой крылечки домов.
   – У меня в сумочке есть только несколько долларов и немного морфина. Вы можете это забрать, но, пожалуйста, оставьте медицинские инструменты.
   – Да, я возьму то, о чем ты говоришь. Но я здесь по другой причине.
   На провисшей крыше обшитого досками магазина чисто и красиво запел скворец.
   – Что привело вас в столь ранний час? – спросила Эммануэль.
   – Я к тебе лично ничего не имею, поняла? – На какое-то мгновение незнакомец бросил взгляд куда-то в переулок позади нее. Его ноздри испуганно расширились, когда он услышал мягкий стук копыт по земле.
   Эммануэль инстинктивно сжала крепче кожаную ручку своей сумки; швы с силой врезались ей в ладонь.
   – Я никогда раньше не убивал француженок, – произнес незнакомец, снова переводя взгляд на ее лицо. Подняв руку с ножом, он бросился на Эммануэль. Смертоносное лезвие ярко сверкнуло в свете поднимающегося солнца.
   Эммануэль вскрикнула от ужаса и попыталась закрыться от удара медицинским саквояжем. Сумка была настолько тяжелой, что от соприкосновения с ней нож вывалился из рук бродяги. Тот взвыл от боли и неожиданности.
   – Ублюдок! – вскрикнула Эммануэль, с силой ударив его зонтом по голове. – Убийца! Помогите кто-нибудь, пожалуйста!
   Послышался звук открываемых ставней. Топот конских копыт приближался. Кто-то закричал.
   Защищаясь локтем, бродяга отпрянул, пытаясь дотянуться до ножа, который лежал у стеньг магазина. Эммануэль с силой ударила его в лицо медицинским саквояжем, и незнакомец упал на спину, закинув руки.
   – Чертовка! – выругался он, глядя на нее. Из его носа капала кровь, но смотрел он не на Эммануэль, а на кого-то позади нее.
   Эммануэль еще раз замахнулась на него сумкой, но мужчина на карачках отполз из зоны ее досягаемости.
   – Чокнутая баба, – произнес он, обернувшись через плечо, после чего поднялся на колено и встал. – Неудивительно, что они хотят вас убить.
   – Кто? – крикнула Эммануэль. – Кто хочет меня убить?
   Но незнакомец уже убегал, неуклюже ступая на прогнившие корабельные доски, которые служили здесь мостовыми; длинные фалды сюртука развевались за его спиной.
   Эммануэль неподвижно стояла на месте, дрожа от страха и злости.
   Позади она услышала быстрые шаги. Ей на плечо опустилась теплая сильная рука. Повернувшись, Эммануэль увидела перед собой темно-синюю форму с двумя рядами медных пуговиц, украшенных орлами.
   – Эммануэль, – произнес Зак Купер, – с тобой все в порядке? – Рядом с ним, беспокойно перебирая ногами, стояла большая лошадь, поводья которой спускались прямо в дорожную грязь. На синем покрывале под седлом было выведено золотыми буквами «КАВАЛЕРИЯ США».
   Зак обнял ее за плечи.
   – Он тебя не ранил?
   Эммануэль с силой втянула в себя напоенный речной прохладой воздух.
   – Все хорошо.
   Внезапно она ощутила свою беззащитность. Ей захотелось прижаться к этой ненавистной синей форме и почувствовать себя в крепких мужских объятиях. Но… она была вдовой, а он – офицером северян, подозревавшим ее в убийстве. Вокруг уже хлопали двери, раздавались тревожные голоса. Стараясь держать спину прямо и с силой сжав зубы, чтобы они не застучали от страха, Эммануэль сделала шаг назад.
   – Как вы здесь оказались?
   Зак отпустил ее плечо.
   – Когда солдаты возвращались, они заметили вас в очень поздний час. – Он посмотрел за спину Эммануэль: за бродягой уже гнались. – Я ехал из лагеря в Карролтоне и решил заглянуть сюда. И вдруг услышал ваш крик.
   – Вы… – Она сделала еще один шаг назад, сильнее сжав ручку медицинского саквояжа. Сейчас ей уже захотелось запустить сумку в его голову. – Ваши люди за мной следят? Следуют по пятам? Шпионят?
   Майор поспешно отступил и с беспокойством посмотрел на саквояж и зонтик.
   – Мы охраняем вас.
   Ее наконец перестало трясти.
   – А если я скажу – большое спасибо, майор, но мне не нужна ваша защита? – с вызовом спросила Эммануэль.
   Он озадаченно посмотрел на нее, но потом его губы медленно растянулись в улыбке.
   – Я бы ответил, что знаю одного бродягу, который бы согласился с вами. – Он взглянул куда-то за ее спиной, где на узкой, покрытой бороздами дороге собирались местные жители. Они оживленно переговаривались, обсуждая последние события, и этот шум смешивался с гавканьем собак, мяуканьем котов, кудахтаньем кур и повизгиванием свиньи. – Здесь многие бы с вами согласились.
   – Сколько еще? – требовательно спросила Эммануэль де Бове, глядя на Зака с противоположной стороны полутемной гостиной. Солнце было уже высоко, улицы заполнились звуками грохочущих по мощеной мостовой телег и стуком открываемых ставней. Но окна в этом доме были закрыты. В темноте Эммануэль казалась неясной тенью.
   – И как долго ваши люди за мной следили?
   Когда майор сопровождал ее сюда, на улицу Дюмен, они почти не разговаривали. Теперь он скромно стоял на пороге, держа в руке шляпу с пером. Казалось, доверительность, которая возникла между ними на залитых солнцем берегах озера Понтчартрейн, исчезла без следа.
   – С вечера пятницы, – ответил майор и увидел, что Эммануэль вздрогнула. Видно, она вспомнила, что в этот день они отправились на озеро и он обнимал ее и говорил, что верит ей. А после этого вернулся в город и приказал своим людям следить за ней.
   Резко повернувшись, Эммануэль направилась к двухстворчатым окнам, распахнула их, и в комнату проник слабый серый свет.