Страница:
Это отчаяние, если вы попытаетесь его понять, может привести к великой революции в вашей жизни. В противном случае оно вас сокрушит: вы совершите самоубийство. Когда человеку доступны все возможности, перед ним открываются два пути. Либо он совершает самоубийство — сразу или постепенно, это уже другой вопрос — либо он должен трансформировать свое существо. Суицид и религия — это два альтернативных пути.
Религия — это трансформация вашего существа; это — революция. Суицид — это осознание собственной бесполезности, бессмысленности. Зачем продолжать жить? — лучше уничтожить себя. Религия тоже разрушает, но она созидает из этого разрушения. Суицид только разрушает, и никакого созидания не происходит.
Америка охвачена суицидальной манией. В Индии самоубийства не совершаются с такой легкостью — впереди так много надежд, так много возможностей; человек еще должен утвердиться в жизни, прославиться, и то, и сё. В Америке все возможности уже исчерпаны — вы зашли в тупик: теперь вам остается либо трансформировать свое существо, либо жизнь больше не имеет никакого смысла.
Чем меньше мы имеем, тем больше у нас поводов надеяться. Состояние постоянной нехватки, недостачи составляет саму основу индийского склада ума. Индия очень боится стать богатой и создает все возможные препятствия этому. Индия всегда выдвигает философов, которые помогают ей оставаться в бедности; гандизм — последнее из подобных учений. Если Индия будет следовать идеям Ганди, она всегда будет оставаться бедной. Индия постоянно лелеет и поддерживает нищету — она восхваляет нищету, как будто нищета — это добродетель, великая добродетель. Бедный человек ставится здесь гораздо выше, чем богатый человек, люди, живущие в грязных деревнях, пользуются большим уважением, чем люди, живущие в красивых чистых домах. Человек, который живет в Индии в красивом доме, чувствует себя виноватым — он совершает что-то очень-очень плохое, грех. По сути, он должен идти и жить в лачуге и быть бедным.
Если вы восхваляете нищету, вы будете оставаться бедным. И, скажу я вам, эта установка глубоко укоренилась в уме индийцев. Политики знают про это. Они говорят о том, как Индия может стать богатой, но при этом делают все, чтобы она оставалась бедной; слова — одно, дела — совершенно другое; потому что политики также знают, что как только люди станут богатыми, они станут опасными, они станут непокорными. Они будут требовать большего, а большего достигнуть невозможно; тогда их ждет разочарование. Лучше уж пусть остаются, как есть — бедными и счастливыми в своей бедности. Вместо того, чтобы становиться богатыми, пусть лучше чувствуют удовлетворение от того, что они делают что-то значительное, оставаясь бедными.
Запомните это: когда так называемые индийские махатмы приезжают на Запад и говорят об удовлетворенности индийцев, это ничего не значит. Все бедные общества довольны — Индия здесь ни при чем; возьмите любое бедное общество, и вы найдете в нем удовлетворенность. Бедному человеку нечего терять, но есть на что надеяться. И это прекрасно — потому что он постоянно получает удовлетворение.
Запомните: в истории всегда так бывало — когда развитая культура хотела стать религиозной… а любая развитая культура рано или поздно начинает интересоваться религией, потому что развитие и прогресс, в конце концов, приводят к разочарованию; и тогда душа человека начинает стремиться к религии. Поэтому любая прогрессивная культура, любая развитая страна рано или поздно обращается к религии, к Богу, к медитации, к молитве. И тогда происходит нечто странное: в поисках религии развитая культура всегда обращается к отсталой культуре. Так было всегда. Это странно, странная логика — развитая культура всегда обращается за религией к отсталой культуре.
Если вы хотите изучать науку, вы обращаетесь к развитой культуре — когда Индия хочет лучше освоить технику, физику, химию, она обращается к Западу. Когда Америка хочет узнать что-то о медитации, молитве, Боге, она обращается к Индии. Это странно — странно, потому что, чтобы найти настоящую религию, развитая культура должна идти вперед, а не назад. Но здесь скрыта психологическая причина: это своего рода регрессия.
Когда человек находится под воздействием сильного стресса, он стремится вернуться в детство, он начинает вести себя по-детски. Когда молодой человек испытывает сильное напряжение, он возвращается в детство. Он начинает вести себя как ребенок — кричит, плачет, совершает нелогичные поступки. Стресс порождает в нем идею: «Вернись назад. Вспомни золотое детство, это был просто рай. Вернись назад». Однако то, что утрачено — утрачено. Вы не можете вернуться назад.
Я не учу вас восточной религии, я не учу вас индийской религии. Я учу вас гораздо более развитой религии — религии, которая принадлежит будущему, а не прошлому. Поэтому в Индии мною не очень-то довольны — они хотели бы, чтобы я учил вас их религии, их нищете; они хотели бы, чтобы вы переняли от меня что-то индийское. Они рассержены на меня. Они довольны Махариши Махеш Йоги. Но они недовольны мной — они не могут быть мною довольны, потому что я не передаю вам их традицию. Я не хочу увековечивать старое. Я провозглашаю новое, будущее. Идти назад невозможно, можно идти только вперед. Возврат назад — это регрессия, это просто утешение — это вам нисколько не поможет, это не даст вам никакого роста. Но рост возможен: идите вперед. Вы достигли богатства, вы стали богатыми; теперь перед вами встала проблема. Вы достигли всего, чего хотели, и вот оказалось — как чувствует ваше сердце — что все это пустое.
Теперь идите вперед. Станьте более зрелыми — теперь вы можете видеть тщетность незрелых желаний, теперь вы можете видеть тщетность незрелых игр, которые вы вели со своей жизнью. Теперь идите внутрь, проникните в глубочайший центр своего существа. Вам нет никакой необходимости обращаться к старым, отсталым культурам.
Запомните, я живу в Индии, просто потому что я должен где-то жить. Я просто здесь оказался. Когда вы приезжаете ко мне, вы приезжаете не в Индию — потому что я представляю не Индию. Я представляю всемирное будущее. Я не ограничен индийскими идеями, концепциями, рамками. Мой взгляд обращен в будущее: вы должны идти вперед — вы достигли материального богатства, теперь вы должны стать духовно богатыми.
Я почитаю богатство во всех его аспектах — даже материальное богатство, потому что оно помогает придти к духовному богатству. Я не сторонник нищеты, ни внешней, ни внутренней. Я всецело за богатство — станьте богатыми материально, так чтобы однажды вы покончили с этой мечтой, и ваши энергии могли беспрепятственно двигаться к внутреннему богатству.
Да, внутренний мир — это Царство Божье. Это царство — и вы должны стать в нем царем, императором. До тех пор, пока вы не станете богом в своем собственном внутреннем царстве, вы будете оставаться нереализованным. Это нужно понять очень ясно. У вас есть две возможности. Когда вы слушаете Махариши Махеш Йоги, вы слушаете прошлое. Он говорит, что он несет учение, древнее учение индусов, которое записано в Ведах, и что он пришел прямо из Гималаев. Меня никогда не интересовали ни Гималаи, ни Веды, и меня не интересуют никакие древние учения — это все ребячество, детские игры. Все старое и сказанное должно быть забыто.
Я даю вам новое понимание религии. Чтобы быть религиозным, нет необходимости быть бедным — на самом деле, вы не можете стать религиозным, пока вы не станете богатым. Сейчас в мире появляется совершенно новый вид религии — религия богатых людей, у которых есть все, и, благодаря тому, что у них есть все, они знают, что все это тщетно.
Когда вы идете к Махариши, он дает вам утешение, он дает вам транквилизаторы. Вы напряжены, вы страдаете, и он дает вам мантру — повторяйте мантру, и она вас успокоит, вы будете хорошо спать. Мантра всегда помогает лучше спать. Мантра — это один из древних способов улучшить сон, она вызывает сон — потому что это ни что иное, как повторение определенного слова или звука. Когда вы долго повторяете одно и то же слово, вас охватывает скука. Попробуйте непрерывно повторять Рам-Рам-Рам — сколько времени вы сможете делать это, не скучая? А скука является основой сна. Когда вы скучаете, вы начинаете засыпать — потому что это единственное спасение от бесконечного «Рам-Рам-Рам».
Это средство использовалось веками. Матери знают — так действует колыбельная; это трансцендентальная медитация для ребенка. Мать повторяет определенный напев, и ребенок ничего не может с этим поделать. Он не может избежать этого, он не может сказать нет, его закутали в одеяло, и мать напевает колыбельную. Ребенка охватывает все большая и большая скука, и он засыпает.
И вы делаете то же самое, занимаясь трансцендентальной медитацией — вы изводите себя повторением. Вы начинаете скучать, и скука вызывает сон. Это действует очень успокаивающе – ваша скорость замедляется, ритм успокаивается — но никакого роста не происходит.
Запомните: напряжение не нужно уменьшать, его нужно превзойти. Вы должны выйти за его пределы, а не избегать его. Не будьте эскапистами, не уходите от жизни; используйте все жизненные возможности для того, чтобы превзойти их.
И последний вопрос:
Вопрос 4
Я хочу стать великим человеком, известным и знаменитым, политическим лидером. Это желание преследует меня день и ночь. Ошо, моешь ли ты мне помочь?
Кем ты хочешь стать? Джимми Картером? Брежневым? Морарджи Десаи? Ты, наверное, сошел с ума! Я просто расскажу тебе одну историю.
Дело было в Нью-Дели. Джимми Картер — или будем называть его господин Джимми Картер — товарищ Брежнев и махатма Морарджи Десаи вышли на утреннюю прогулку. Около одного дома играл маленький мальчик. Господин Джимми Картер подходит к нему и спрашивает:
— Привет, Бонни. Чем ты занимаешься?
— Смешиваю дерьмо с песком, — отвечает мальчик.
Немного озадаченный, Джимми Картер любопытствует:
— И кого ты собираешься из этого слепить?
— Джимми Картера, — отвечает мальчик.
Это сильно расстраивает Джимми Картера, и он отходит в сторону, тихо ругаясь. Товарищ Брежнев, видя Джимми Картера в таком состоянии, спрашивает его:
— Что случилось?
— Да вот, — говорит Картер, — этот гадкий ребенок сидит здесь, смешивает дерьмо с песком и лепит Джимми Картера.
В глубине души Брежнев обрадовался и подумал: «Этот ребенок — настоящий коммунист!» А сам говорит Джимми Картеру:
— Подожди. Сейчас я пойду и поговорю с этим ребенком.
Он подошел к мальчику и спросил:
— Скажи мне, малыш, чем ты занимаешься?
— Смешиваю дерьмо с песком.
— А что ты собираешься из этого сделать?
— Брежнева.
Теперь они оба, рассерженные, стоят в сторонке и возмущаются гадким ребенком. Теперь подходит махатма Морарджи Десаи и спрашивает, что случилось. Те объясняют ему, что произошло. Морарджи говорит им:
— Послушайте меня, вы не понимаете детскую психологию. Я старше вас обоих — и, между прочим, я знаю о моче и родственных субстанциях больше кого бы то ни было в мире. Сейчас я поговорю с этим мальчиком.
В глубине души он порадовался, что ребенок следует индийской политике неприсоединения — он ни за Америку и ни за Россию: сохраняет нейтралитет.
— Смотрите, что сейчас будет.
Итак, махатма Морарджи Десаи направляется к мальчику с надменным видом, надувая грудь, как он обычно это делает, и как может только махатма, подходит к нему и говорит:
— Привет, малыш. Чем ты занимаешься?
— Смешиваю дерьмо с песком, — последовал ответ.
— Могу побиться об заклад — я знаю, что ты собираешься
из этого сделать, — сказал Морарджи Десаи, — Ты собираешься сделать Морарджи Десаи.
— Неет, — грустно ответил мальчик. У меня для этого не хватит дерьма.
Глава 5. Пилигримы любви
К возлюбленному внутри себя я обращаюсь
И спрашиваю, к чему такая суета?
Мы чувствуем присутствие некоего духа,
Который любит птиц, животных и муравьёв.
Возможно, того самого, который
Окружил тебя сиянием
В утробе матери.
Логично ли, чтобы ты остался сейчас
Круглым сиротой?
Но истина заключается в том, что ты отвернулся
И решил идти в темноту в одиночку.
Теперь ты запутался в отношениях с другими людьми
И забыл то, что когда-то знал.
Поэтому всё, что бы ты ни делал,
Обречено на неудачу.
Путь бхакти тонок и изящен.
На этом пути нет вопрошания и нет не-вопрошания.
Эго просто само исчезает от соприкосновения
С Божественным.
И радость от созерцания его так велика,
Что ты просто ныряешь в него
И плывёшь, как рыба в воде.
Если кому-то нужна голова,
Любящий без колебаний отдаёт свою.
Стихи Кабира прикасаются к этой бхакти.
Вы должны понять «Ах!» всех вещей, и тогда вообще все будет понятно. Говорят, что философия начинается с тайны. Возможно. Но философия всегда пытается разрушить тайну — т. е. убить свою мать. Все усилия философии направлены на то, чтобы сорвать покров тайны с существования.
Чем больше вы полагаете, что что-то знаете, тем меньше вы испытываете благоговения, удивления, почтения, любви. Тогда существование кажется вам неинтересным, скучным, однообразным; в нем нет больше никаких тайн. А когда нет тайны вовне, нет поэзии внутри. Потому что они идут рука об руку, они параллельны: тайна снаружи, поэзия внутри.
Поэзия может возникнуть только тогда, когда в жизни есть что исследовать. Когда вы все знаете, поэзия умирает; познаваемость — это смерть всего прекрасного в вас. А когда поэзия умирает, вы живете жизнью, которая не имеет никакого смысла — в ней нет радости, нет никакой значимости. В ней нет цветения, нет танца; вы просто проводите время. Тот, кто говорит, что философия начинается с тайны, возможно, и прав, но я хотел бы добавить еще одно: она пытается убить свою мать.
Религия рождается из тайны и живет в тайне. Религия начинается с тайны и приходит к еще большей тайне. В этом различие между философией и религией — обе начинаются с тайны, но дальше их пути расходятся. Религия начинает исследовать тайну и обнаруживает, что тайна становится все более и более глубокой. Чем больше вы узнаете, тем меньше вы знаете, так что, в конце концов, познание приводит вас к неведению. Вы приходите к полному неведению, вы не знаете ничего. Вы достигаете состояния невинности.
В этом состоянии невинности поэзия достигает своего совершенства. Такая поэзия и есть религия.
Философия — против религии, невзирая на то, что постоянно утверждают философы. Религиозной философии не может быть в принципе; все философии антирелигиозны — потому что все философии стремятся к знанию, а религия стремится к бытию. А это два диаметрально противоположных измерения. Знание поверхностно, оно находится на периферии. Бытие — сущностно, это самый центр. Когда есть бытие — вас нет, когда есть знание — вас слишком много. Знание — это блуждания эго, бытие — это отсутствие эго.
Философия создает у вас иллюзию, что вы знаете. А религия позволяет понять, что вы не знаете и не можете знать — что истина не только не познана, но и непознаваема. И когда вы встречаетесь с непознаваемой истиной внутри себя и снаружи, возникает поэзия, возникает танец.
В этой невинности вы находите самадхи, экстаз.
Так что запомните, религия — это не философские изыскания. Она поэтична, всецело поэтична. Религия — это поэзия. Неслучайно многие великие мистики говорили стихами. Кабир — один из таких мистиков, его стихи необычайно красивы. Он понятия не имеет о языке, о грамматике, но все, что он говорит — это чистая поэзия. Он не заботится о форме, о стиле. Он ничего не знает о поэтике. Но он — поэт, и один из величайших.
Иногда, когда в сердце есть поэзия, даже проза становится стихами. А иногда, когда сердце лишено поэзии, даже стихи становятся прозой. Поэзия не зависит от формы выражения, она зависит от содержания — от внутренней сути, которую она выражает.
Платон, один из величайших философов мира, говорил, что в его утопическом государстве, Республике, поэты будут запрещены. Он приравнивал поэтов чуть ли не к преступникам. Почему? Что может быть криминального в поэтах? В глазах философа поэт аморален — потому что он нелогичен, он пребывает в состоянии невинности, он доверяется тайне жизни. И поэт не пытается узнать; он просто пытается проживать эту тайну, это существование. Его не интересуют никакие объяснения, он не озабочен анализом.
Когда он видит цветок, он наслаждается им. Он любит его. Он разговаривает с цветком, общается с ним, танцует вокруг него, восторгается им. Но его не заботит, почему этот цветок красный или желтый. «Почему этот цветок вообще существует? Зачем он создан? Случайно? Или согласно какому-то плану?» Нет, у поэта никогда не возникает вопросов «зачем?» и «почему?» Он воспринимает вещи просто такими, какие они есть — не обращаясь к их прошлому, не ища первопричины и не интересуясь конечной целью. Настоящий момент для поэта все; он полностью поглощен этим моментом, он полностью погружен в момент «здесь и сейчас».
Религия — это высшая форма поэзии, это сущностная форма поэзии. Поэтому я говорю вам: Вы должны понять «Ах!» вещей, тогда вами все будет понято. Запомните, понимание — это не знание, знание — это не понимание. Знание объективно, понимание субъективно. Понимание приходит только тогда, когда вы любите. А знание возможно только тогда, когда вы не вовлечены ни в какого рода симпатии — любовь, сострадание.
Абсолютным критерием научного знания является невовлеченность познающего в познаваемое. Вы должны быть объективны, беспристрастны, безразличны. Вы не должны никаким образом примешиваться к изучаемому предмету; вы должны оставаться вовне, полностью вовне, совершенно никак не вовлекаясь. Только тогда ваше знание может считаться достоверным.
Поэт понимает, религиозный мистик понимает — они не знают. А понимание возможно только тогда, когда вы участвуете — не стоите в стороне, а погружаетесь внутрь. Чтобы понять цветок, нужно стать цветком, чтобы понять женщину, нужно стать этой женщиной. Чтобы понять мужчину, вы должны участвовать в нем настолько полно, что все границы стираются, что ваши существа начинают сливаться друг с другом и наступает такой момент соединения, когда сложно сказать, кто есть кто.
Когда два существа пульсируют столь согласованно, что становятся почти что одним — когда их сердца бьются в одном ритме, когда их дыхания становятся одним дыханием, как будто есть только одна душа, может быть два тела, но одна душа, когда участие настолько полно — только тогда вы действительно знаете.
Религия предполагает, что существование может быть понято, но не познано. Само условие познания — быть объективным, беспристрастным наблюдателем — ограничивает вас. Вы будете много знать, но ничего не будете понимать. Вы будете накапливать знания, становиться все более осведомленным, но, по сути, у вас не будет никакого понимания истинной реальности вещей. Нужно, необходимо понять «Ах!» вещей. И понимание требует участия, понимание требует готовности потерять себя. Понимание требует безрассудно смелого ума, готового раствориться.
Если вы готовы раствориться в существовании, вы религиозны. Такое растворение я называю молитвой. Когда человек настолько растворился в существовании, что он уже не существует как познающий, отдельный от познаваемого, когда познающий и познаваемое становятся одним — в тот самый момент все секреты раскрываются. Но при этом тайна не разрушается, тайна становится еще глубже.
Помните об этом всегда: если тайна вашей жизни становится все глубже — вы на верном пути. Но если вы замечаете, что тайна исчезает из вашей жизни, и вы становитесь знающим — вы на ложном пути. Держитесь подальше от философии, и глубоко окунитесь в поэзию. Будьте поэтом настолько, насколько это возможно — потому что мистик вырастает из поэта. Поэт — это будущий мистик, и только поэт может стать мистиком.
Лучше читать стихи, чем философские трактаты, лучше петь песни, чем размышлять над философскими проблемами. Философские проблемы поверхностны. И вся философия основана на предположении, что жизнь может быть сведена до знания. Но это полный абсурд. Жизнь не может быть сведена до знания; жизнь так обширна, так безгранична. И как вы можете свести ее до знания, когда вы сами являетесь частью жизни? Но даже если, подходя с позиций логики, допустить, что однажды наступит такой момент, когда вы познаете все, вы сами все равно останетесь непознанным. Познающий останется непознанным.
А если познающий остается непознанным, какой смысл во всем вашем знании? Если в вашем доме темно, какой смысл во всем том свете, который вы видите вокруг? Вы сами живете в темноте, вы — в темноте. И нет никакой возможности познать познающего. Кто будет его познавать?— потому что знание подразумевает, что вы должны будете опять разделять.
Поэзия означает соединение, знание означает разделение. Поэзия означает наведение мостов, знание означает разрушение мостов.
То, что современный человек выглядит таким унылым и опустошенным, объясняется развитием философии — тем, что философия дает вам много знаний. Университеты набивают ваши головы знаниями.
Возьмите Кабира, Кабир — поэт, он не философ. Он — мистик. Он понимает, но не знает. Понимание — это чувствование; оно идет через ваше сердце. Вы чувствуете вкус жизни, осязаете его, но не можете описать. Никакими словами невозможно выразить его, никакой язык не достаточно богат для этого. Все описания кажутся настолько тусклыми по сравнению с пониманием, возникающим у мистика, что он может передать его только через тишину или, в крайнем случае, через поэзию.
Поэзия очень близка к тишине, потому что она говорит и, в то же время, не говорит. В этом особенность поэзии: она говорит и не говорит. Она использует слова таким образом, что тишина не нарушается. Она использует звуки, но так искусно, что тишина только усиливается; тишина не разрушается.
Джозеф Кемпбел сказал: «Тот, кто больше всего жаждет спасения — больше всего страдает, потому что именно самокопание создает страдание… Когда Будда уничтожил в себе эго, мир расцвел. Но это путь, который всегда открывался тем, в ком живет религия изумления, а не спасения!»
Пусть вашей религией будет изумление, а не спасение; спасение — это очередная философская концепция. Пусть изумление будет вашим пространством. Верните изумление своим глазам, которое было у вас в детстве. Каждый ребенок рождается полным изумления, но мы искореняем эту его способность. Мы наполняем его голову знаниями — знаниями, которые поверхностны, которые только разрушают жизнь. Возможно, эти знания полезны, утилитарны, но, в конечном счете, они пусты. Вы продолжаете набивать этими знаниями голову невинного ребенка и, рано или поздно, достигаете успеха. Ребенок беспомощен перед вами, и ваш успех становится его поражением. Как только он начинает думать, что знает, путь для него потерян.
Вы должны снова найти этот путь. Да, он потерян, но его можно найти — потому что глубоко внутри вас сохранилось это изумление; знание только на поверхности. Вам нужно просто нырнуть вглубь себя, и вы соприкоснетесь с сердцевиной собственного изумления, которое все еще живо. Потому что вы все еще ребенок.
И иногда этот ребенок проявляется. В моменты любви, в моменты радости, когда вы слушаете музыку или смотрите на закат солнца, этот ребенок выходит на поверхность — и вы снова бегаете за бабочками, снова собираете ракушки на берегу моря, снова ваши глаза сияют, и снова ваше сердце бьется по-особому. Время от времени это происходит со всеми.
Но религиозный человек так живет постоянно. Религиозный человек делает это стилем своей жизни: он живет изумленно, дышит изумленно, ходит изумленно. Все вызывает в нем изумление — и галька, и сухой лист так же удивительны и чудесны для него, как и все остальное. Вся жизнь для него наполнена чудесами. Если в ваших глазах есть интерес и изумление, тогда вы видите чудеса повсюду; они поджидают вас на каждом шагу.
Все существование создано из субстанции, называемой чудом. Оно чудесно от самого начала до конца — нужно просто иметь глаза, которые все еще способны удивляться. Глаза, которые еще способны удивляться — молодые глаза, а глаза, которые больше не способны удивляться — слепые, старые и мертвые.
Очистите свои глаза от пыли. «Пылью» я называю знания. Если вы сможете научиться у меня только одной вещи — если вы сможете научиться удивляться — вы научились всему. Если вы сможете разучиться всем знаниям — вы научились всему. Если вы сможете снова стать невинным, как в детстве, вы очень близки к Богу.
Именно поэтому Иисус говорит: «Пока вы не станете как дети, вы не войдете в Царство Божье». И запомните, что это царство не где-то вдалеке — оно окружает вас. Это царство здесь. Вы по-прежнему находитесь в нем, просто ваши глаза больше не видят его. Вам не нужно искать это царство, вам нужно только вернуть свою способность видеть, и это не так уж сложно, потому что и у вас она когда-то была. Ваши глаза просто покрылись пылью. Зеркало покрыто слоем пыли, но зеркало есть. Сотрите пыль, и тогда все снова станет прекрасным, тогда все снова обретет смысл и значение.
Религия — это трансформация вашего существа; это — революция. Суицид — это осознание собственной бесполезности, бессмысленности. Зачем продолжать жить? — лучше уничтожить себя. Религия тоже разрушает, но она созидает из этого разрушения. Суицид только разрушает, и никакого созидания не происходит.
Америка охвачена суицидальной манией. В Индии самоубийства не совершаются с такой легкостью — впереди так много надежд, так много возможностей; человек еще должен утвердиться в жизни, прославиться, и то, и сё. В Америке все возможности уже исчерпаны — вы зашли в тупик: теперь вам остается либо трансформировать свое существо, либо жизнь больше не имеет никакого смысла.
Чем меньше мы имеем, тем больше у нас поводов надеяться. Состояние постоянной нехватки, недостачи составляет саму основу индийского склада ума. Индия очень боится стать богатой и создает все возможные препятствия этому. Индия всегда выдвигает философов, которые помогают ей оставаться в бедности; гандизм — последнее из подобных учений. Если Индия будет следовать идеям Ганди, она всегда будет оставаться бедной. Индия постоянно лелеет и поддерживает нищету — она восхваляет нищету, как будто нищета — это добродетель, великая добродетель. Бедный человек ставится здесь гораздо выше, чем богатый человек, люди, живущие в грязных деревнях, пользуются большим уважением, чем люди, живущие в красивых чистых домах. Человек, который живет в Индии в красивом доме, чувствует себя виноватым — он совершает что-то очень-очень плохое, грех. По сути, он должен идти и жить в лачуге и быть бедным.
Если вы восхваляете нищету, вы будете оставаться бедным. И, скажу я вам, эта установка глубоко укоренилась в уме индийцев. Политики знают про это. Они говорят о том, как Индия может стать богатой, но при этом делают все, чтобы она оставалась бедной; слова — одно, дела — совершенно другое; потому что политики также знают, что как только люди станут богатыми, они станут опасными, они станут непокорными. Они будут требовать большего, а большего достигнуть невозможно; тогда их ждет разочарование. Лучше уж пусть остаются, как есть — бедными и счастливыми в своей бедности. Вместо того, чтобы становиться богатыми, пусть лучше чувствуют удовлетворение от того, что они делают что-то значительное, оставаясь бедными.
Запомните это: когда так называемые индийские махатмы приезжают на Запад и говорят об удовлетворенности индийцев, это ничего не значит. Все бедные общества довольны — Индия здесь ни при чем; возьмите любое бедное общество, и вы найдете в нем удовлетворенность. Бедному человеку нечего терять, но есть на что надеяться. И это прекрасно — потому что он постоянно получает удовлетворение.
Запомните: в истории всегда так бывало — когда развитая культура хотела стать религиозной… а любая развитая культура рано или поздно начинает интересоваться религией, потому что развитие и прогресс, в конце концов, приводят к разочарованию; и тогда душа человека начинает стремиться к религии. Поэтому любая прогрессивная культура, любая развитая страна рано или поздно обращается к религии, к Богу, к медитации, к молитве. И тогда происходит нечто странное: в поисках религии развитая культура всегда обращается к отсталой культуре. Так было всегда. Это странно, странная логика — развитая культура всегда обращается за религией к отсталой культуре.
Если вы хотите изучать науку, вы обращаетесь к развитой культуре — когда Индия хочет лучше освоить технику, физику, химию, она обращается к Западу. Когда Америка хочет узнать что-то о медитации, молитве, Боге, она обращается к Индии. Это странно — странно, потому что, чтобы найти настоящую религию, развитая культура должна идти вперед, а не назад. Но здесь скрыта психологическая причина: это своего рода регрессия.
Когда человек находится под воздействием сильного стресса, он стремится вернуться в детство, он начинает вести себя по-детски. Когда молодой человек испытывает сильное напряжение, он возвращается в детство. Он начинает вести себя как ребенок — кричит, плачет, совершает нелогичные поступки. Стресс порождает в нем идею: «Вернись назад. Вспомни золотое детство, это был просто рай. Вернись назад». Однако то, что утрачено — утрачено. Вы не можете вернуться назад.
Я не учу вас восточной религии, я не учу вас индийской религии. Я учу вас гораздо более развитой религии — религии, которая принадлежит будущему, а не прошлому. Поэтому в Индии мною не очень-то довольны — они хотели бы, чтобы я учил вас их религии, их нищете; они хотели бы, чтобы вы переняли от меня что-то индийское. Они рассержены на меня. Они довольны Махариши Махеш Йоги. Но они недовольны мной — они не могут быть мною довольны, потому что я не передаю вам их традицию. Я не хочу увековечивать старое. Я провозглашаю новое, будущее. Идти назад невозможно, можно идти только вперед. Возврат назад — это регрессия, это просто утешение — это вам нисколько не поможет, это не даст вам никакого роста. Но рост возможен: идите вперед. Вы достигли богатства, вы стали богатыми; теперь перед вами встала проблема. Вы достигли всего, чего хотели, и вот оказалось — как чувствует ваше сердце — что все это пустое.
Теперь идите вперед. Станьте более зрелыми — теперь вы можете видеть тщетность незрелых желаний, теперь вы можете видеть тщетность незрелых игр, которые вы вели со своей жизнью. Теперь идите внутрь, проникните в глубочайший центр своего существа. Вам нет никакой необходимости обращаться к старым, отсталым культурам.
Запомните, я живу в Индии, просто потому что я должен где-то жить. Я просто здесь оказался. Когда вы приезжаете ко мне, вы приезжаете не в Индию — потому что я представляю не Индию. Я представляю всемирное будущее. Я не ограничен индийскими идеями, концепциями, рамками. Мой взгляд обращен в будущее: вы должны идти вперед — вы достигли материального богатства, теперь вы должны стать духовно богатыми.
Я почитаю богатство во всех его аспектах — даже материальное богатство, потому что оно помогает придти к духовному богатству. Я не сторонник нищеты, ни внешней, ни внутренней. Я всецело за богатство — станьте богатыми материально, так чтобы однажды вы покончили с этой мечтой, и ваши энергии могли беспрепятственно двигаться к внутреннему богатству.
Да, внутренний мир — это Царство Божье. Это царство — и вы должны стать в нем царем, императором. До тех пор, пока вы не станете богом в своем собственном внутреннем царстве, вы будете оставаться нереализованным. Это нужно понять очень ясно. У вас есть две возможности. Когда вы слушаете Махариши Махеш Йоги, вы слушаете прошлое. Он говорит, что он несет учение, древнее учение индусов, которое записано в Ведах, и что он пришел прямо из Гималаев. Меня никогда не интересовали ни Гималаи, ни Веды, и меня не интересуют никакие древние учения — это все ребячество, детские игры. Все старое и сказанное должно быть забыто.
Я даю вам новое понимание религии. Чтобы быть религиозным, нет необходимости быть бедным — на самом деле, вы не можете стать религиозным, пока вы не станете богатым. Сейчас в мире появляется совершенно новый вид религии — религия богатых людей, у которых есть все, и, благодаря тому, что у них есть все, они знают, что все это тщетно.
Когда вы идете к Махариши, он дает вам утешение, он дает вам транквилизаторы. Вы напряжены, вы страдаете, и он дает вам мантру — повторяйте мантру, и она вас успокоит, вы будете хорошо спать. Мантра всегда помогает лучше спать. Мантра — это один из древних способов улучшить сон, она вызывает сон — потому что это ни что иное, как повторение определенного слова или звука. Когда вы долго повторяете одно и то же слово, вас охватывает скука. Попробуйте непрерывно повторять Рам-Рам-Рам — сколько времени вы сможете делать это, не скучая? А скука является основой сна. Когда вы скучаете, вы начинаете засыпать — потому что это единственное спасение от бесконечного «Рам-Рам-Рам».
Это средство использовалось веками. Матери знают — так действует колыбельная; это трансцендентальная медитация для ребенка. Мать повторяет определенный напев, и ребенок ничего не может с этим поделать. Он не может избежать этого, он не может сказать нет, его закутали в одеяло, и мать напевает колыбельную. Ребенка охватывает все большая и большая скука, и он засыпает.
И вы делаете то же самое, занимаясь трансцендентальной медитацией — вы изводите себя повторением. Вы начинаете скучать, и скука вызывает сон. Это действует очень успокаивающе – ваша скорость замедляется, ритм успокаивается — но никакого роста не происходит.
Запомните: напряжение не нужно уменьшать, его нужно превзойти. Вы должны выйти за его пределы, а не избегать его. Не будьте эскапистами, не уходите от жизни; используйте все жизненные возможности для того, чтобы превзойти их.
И последний вопрос:
Вопрос 4
Я хочу стать великим человеком, известным и знаменитым, политическим лидером. Это желание преследует меня день и ночь. Ошо, моешь ли ты мне помочь?
Кем ты хочешь стать? Джимми Картером? Брежневым? Морарджи Десаи? Ты, наверное, сошел с ума! Я просто расскажу тебе одну историю.
Дело было в Нью-Дели. Джимми Картер — или будем называть его господин Джимми Картер — товарищ Брежнев и махатма Морарджи Десаи вышли на утреннюю прогулку. Около одного дома играл маленький мальчик. Господин Джимми Картер подходит к нему и спрашивает:
— Привет, Бонни. Чем ты занимаешься?
— Смешиваю дерьмо с песком, — отвечает мальчик.
Немного озадаченный, Джимми Картер любопытствует:
— И кого ты собираешься из этого слепить?
— Джимми Картера, — отвечает мальчик.
Это сильно расстраивает Джимми Картера, и он отходит в сторону, тихо ругаясь. Товарищ Брежнев, видя Джимми Картера в таком состоянии, спрашивает его:
— Что случилось?
— Да вот, — говорит Картер, — этот гадкий ребенок сидит здесь, смешивает дерьмо с песком и лепит Джимми Картера.
В глубине души Брежнев обрадовался и подумал: «Этот ребенок — настоящий коммунист!» А сам говорит Джимми Картеру:
— Подожди. Сейчас я пойду и поговорю с этим ребенком.
Он подошел к мальчику и спросил:
— Скажи мне, малыш, чем ты занимаешься?
— Смешиваю дерьмо с песком.
— А что ты собираешься из этого сделать?
— Брежнева.
Теперь они оба, рассерженные, стоят в сторонке и возмущаются гадким ребенком. Теперь подходит махатма Морарджи Десаи и спрашивает, что случилось. Те объясняют ему, что произошло. Морарджи говорит им:
— Послушайте меня, вы не понимаете детскую психологию. Я старше вас обоих — и, между прочим, я знаю о моче и родственных субстанциях больше кого бы то ни было в мире. Сейчас я поговорю с этим мальчиком.
В глубине души он порадовался, что ребенок следует индийской политике неприсоединения — он ни за Америку и ни за Россию: сохраняет нейтралитет.
— Смотрите, что сейчас будет.
Итак, махатма Морарджи Десаи направляется к мальчику с надменным видом, надувая грудь, как он обычно это делает, и как может только махатма, подходит к нему и говорит:
— Привет, малыш. Чем ты занимаешься?
— Смешиваю дерьмо с песком, — последовал ответ.
— Могу побиться об заклад — я знаю, что ты собираешься
из этого сделать, — сказал Морарджи Десаи, — Ты собираешься сделать Морарджи Десаи.
— Неет, — грустно ответил мальчик. У меня для этого не хватит дерьма.
Глава 5. Пилигримы любви
К возлюбленному внутри себя я обращаюсь
И спрашиваю, к чему такая суета?
Мы чувствуем присутствие некоего духа,
Который любит птиц, животных и муравьёв.
Возможно, того самого, который
Окружил тебя сиянием
В утробе матери.
Логично ли, чтобы ты остался сейчас
Круглым сиротой?
Но истина заключается в том, что ты отвернулся
И решил идти в темноту в одиночку.
Теперь ты запутался в отношениях с другими людьми
И забыл то, что когда-то знал.
Поэтому всё, что бы ты ни делал,
Обречено на неудачу.
Путь бхакти тонок и изящен.
На этом пути нет вопрошания и нет не-вопрошания.
Эго просто само исчезает от соприкосновения
С Божественным.
И радость от созерцания его так велика,
Что ты просто ныряешь в него
И плывёшь, как рыба в воде.
Если кому-то нужна голова,
Любящий без колебаний отдаёт свою.
Стихи Кабира прикасаются к этой бхакти.
Вы должны понять «Ах!» всех вещей, и тогда вообще все будет понятно. Говорят, что философия начинается с тайны. Возможно. Но философия всегда пытается разрушить тайну — т. е. убить свою мать. Все усилия философии направлены на то, чтобы сорвать покров тайны с существования.
Чем больше вы полагаете, что что-то знаете, тем меньше вы испытываете благоговения, удивления, почтения, любви. Тогда существование кажется вам неинтересным, скучным, однообразным; в нем нет больше никаких тайн. А когда нет тайны вовне, нет поэзии внутри. Потому что они идут рука об руку, они параллельны: тайна снаружи, поэзия внутри.
Поэзия может возникнуть только тогда, когда в жизни есть что исследовать. Когда вы все знаете, поэзия умирает; познаваемость — это смерть всего прекрасного в вас. А когда поэзия умирает, вы живете жизнью, которая не имеет никакого смысла — в ней нет радости, нет никакой значимости. В ней нет цветения, нет танца; вы просто проводите время. Тот, кто говорит, что философия начинается с тайны, возможно, и прав, но я хотел бы добавить еще одно: она пытается убить свою мать.
Религия рождается из тайны и живет в тайне. Религия начинается с тайны и приходит к еще большей тайне. В этом различие между философией и религией — обе начинаются с тайны, но дальше их пути расходятся. Религия начинает исследовать тайну и обнаруживает, что тайна становится все более и более глубокой. Чем больше вы узнаете, тем меньше вы знаете, так что, в конце концов, познание приводит вас к неведению. Вы приходите к полному неведению, вы не знаете ничего. Вы достигаете состояния невинности.
В этом состоянии невинности поэзия достигает своего совершенства. Такая поэзия и есть религия.
Философия — против религии, невзирая на то, что постоянно утверждают философы. Религиозной философии не может быть в принципе; все философии антирелигиозны — потому что все философии стремятся к знанию, а религия стремится к бытию. А это два диаметрально противоположных измерения. Знание поверхностно, оно находится на периферии. Бытие — сущностно, это самый центр. Когда есть бытие — вас нет, когда есть знание — вас слишком много. Знание — это блуждания эго, бытие — это отсутствие эго.
Философия создает у вас иллюзию, что вы знаете. А религия позволяет понять, что вы не знаете и не можете знать — что истина не только не познана, но и непознаваема. И когда вы встречаетесь с непознаваемой истиной внутри себя и снаружи, возникает поэзия, возникает танец.
В этой невинности вы находите самадхи, экстаз.
Так что запомните, религия — это не философские изыскания. Она поэтична, всецело поэтична. Религия — это поэзия. Неслучайно многие великие мистики говорили стихами. Кабир — один из таких мистиков, его стихи необычайно красивы. Он понятия не имеет о языке, о грамматике, но все, что он говорит — это чистая поэзия. Он не заботится о форме, о стиле. Он ничего не знает о поэтике. Но он — поэт, и один из величайших.
Иногда, когда в сердце есть поэзия, даже проза становится стихами. А иногда, когда сердце лишено поэзии, даже стихи становятся прозой. Поэзия не зависит от формы выражения, она зависит от содержания — от внутренней сути, которую она выражает.
Платон, один из величайших философов мира, говорил, что в его утопическом государстве, Республике, поэты будут запрещены. Он приравнивал поэтов чуть ли не к преступникам. Почему? Что может быть криминального в поэтах? В глазах философа поэт аморален — потому что он нелогичен, он пребывает в состоянии невинности, он доверяется тайне жизни. И поэт не пытается узнать; он просто пытается проживать эту тайну, это существование. Его не интересуют никакие объяснения, он не озабочен анализом.
Когда он видит цветок, он наслаждается им. Он любит его. Он разговаривает с цветком, общается с ним, танцует вокруг него, восторгается им. Но его не заботит, почему этот цветок красный или желтый. «Почему этот цветок вообще существует? Зачем он создан? Случайно? Или согласно какому-то плану?» Нет, у поэта никогда не возникает вопросов «зачем?» и «почему?» Он воспринимает вещи просто такими, какие они есть — не обращаясь к их прошлому, не ища первопричины и не интересуясь конечной целью. Настоящий момент для поэта все; он полностью поглощен этим моментом, он полностью погружен в момент «здесь и сейчас».
Религия — это высшая форма поэзии, это сущностная форма поэзии. Поэтому я говорю вам: Вы должны понять «Ах!» вещей, тогда вами все будет понято. Запомните, понимание — это не знание, знание — это не понимание. Знание объективно, понимание субъективно. Понимание приходит только тогда, когда вы любите. А знание возможно только тогда, когда вы не вовлечены ни в какого рода симпатии — любовь, сострадание.
Абсолютным критерием научного знания является невовлеченность познающего в познаваемое. Вы должны быть объективны, беспристрастны, безразличны. Вы не должны никаким образом примешиваться к изучаемому предмету; вы должны оставаться вовне, полностью вовне, совершенно никак не вовлекаясь. Только тогда ваше знание может считаться достоверным.
Поэт понимает, религиозный мистик понимает — они не знают. А понимание возможно только тогда, когда вы участвуете — не стоите в стороне, а погружаетесь внутрь. Чтобы понять цветок, нужно стать цветком, чтобы понять женщину, нужно стать этой женщиной. Чтобы понять мужчину, вы должны участвовать в нем настолько полно, что все границы стираются, что ваши существа начинают сливаться друг с другом и наступает такой момент соединения, когда сложно сказать, кто есть кто.
Когда два существа пульсируют столь согласованно, что становятся почти что одним — когда их сердца бьются в одном ритме, когда их дыхания становятся одним дыханием, как будто есть только одна душа, может быть два тела, но одна душа, когда участие настолько полно — только тогда вы действительно знаете.
Религия предполагает, что существование может быть понято, но не познано. Само условие познания — быть объективным, беспристрастным наблюдателем — ограничивает вас. Вы будете много знать, но ничего не будете понимать. Вы будете накапливать знания, становиться все более осведомленным, но, по сути, у вас не будет никакого понимания истинной реальности вещей. Нужно, необходимо понять «Ах!» вещей. И понимание требует участия, понимание требует готовности потерять себя. Понимание требует безрассудно смелого ума, готового раствориться.
Если вы готовы раствориться в существовании, вы религиозны. Такое растворение я называю молитвой. Когда человек настолько растворился в существовании, что он уже не существует как познающий, отдельный от познаваемого, когда познающий и познаваемое становятся одним — в тот самый момент все секреты раскрываются. Но при этом тайна не разрушается, тайна становится еще глубже.
Помните об этом всегда: если тайна вашей жизни становится все глубже — вы на верном пути. Но если вы замечаете, что тайна исчезает из вашей жизни, и вы становитесь знающим — вы на ложном пути. Держитесь подальше от философии, и глубоко окунитесь в поэзию. Будьте поэтом настолько, насколько это возможно — потому что мистик вырастает из поэта. Поэт — это будущий мистик, и только поэт может стать мистиком.
Лучше читать стихи, чем философские трактаты, лучше петь песни, чем размышлять над философскими проблемами. Философские проблемы поверхностны. И вся философия основана на предположении, что жизнь может быть сведена до знания. Но это полный абсурд. Жизнь не может быть сведена до знания; жизнь так обширна, так безгранична. И как вы можете свести ее до знания, когда вы сами являетесь частью жизни? Но даже если, подходя с позиций логики, допустить, что однажды наступит такой момент, когда вы познаете все, вы сами все равно останетесь непознанным. Познающий останется непознанным.
А если познающий остается непознанным, какой смысл во всем вашем знании? Если в вашем доме темно, какой смысл во всем том свете, который вы видите вокруг? Вы сами живете в темноте, вы — в темноте. И нет никакой возможности познать познающего. Кто будет его познавать?— потому что знание подразумевает, что вы должны будете опять разделять.
Поэзия означает соединение, знание означает разделение. Поэзия означает наведение мостов, знание означает разрушение мостов.
То, что современный человек выглядит таким унылым и опустошенным, объясняется развитием философии — тем, что философия дает вам много знаний. Университеты набивают ваши головы знаниями.
Возьмите Кабира, Кабир — поэт, он не философ. Он — мистик. Он понимает, но не знает. Понимание — это чувствование; оно идет через ваше сердце. Вы чувствуете вкус жизни, осязаете его, но не можете описать. Никакими словами невозможно выразить его, никакой язык не достаточно богат для этого. Все описания кажутся настолько тусклыми по сравнению с пониманием, возникающим у мистика, что он может передать его только через тишину или, в крайнем случае, через поэзию.
Поэзия очень близка к тишине, потому что она говорит и, в то же время, не говорит. В этом особенность поэзии: она говорит и не говорит. Она использует слова таким образом, что тишина не нарушается. Она использует звуки, но так искусно, что тишина только усиливается; тишина не разрушается.
Джозеф Кемпбел сказал: «Тот, кто больше всего жаждет спасения — больше всего страдает, потому что именно самокопание создает страдание… Когда Будда уничтожил в себе эго, мир расцвел. Но это путь, который всегда открывался тем, в ком живет религия изумления, а не спасения!»
Пусть вашей религией будет изумление, а не спасение; спасение — это очередная философская концепция. Пусть изумление будет вашим пространством. Верните изумление своим глазам, которое было у вас в детстве. Каждый ребенок рождается полным изумления, но мы искореняем эту его способность. Мы наполняем его голову знаниями — знаниями, которые поверхностны, которые только разрушают жизнь. Возможно, эти знания полезны, утилитарны, но, в конечном счете, они пусты. Вы продолжаете набивать этими знаниями голову невинного ребенка и, рано или поздно, достигаете успеха. Ребенок беспомощен перед вами, и ваш успех становится его поражением. Как только он начинает думать, что знает, путь для него потерян.
Вы должны снова найти этот путь. Да, он потерян, но его можно найти — потому что глубоко внутри вас сохранилось это изумление; знание только на поверхности. Вам нужно просто нырнуть вглубь себя, и вы соприкоснетесь с сердцевиной собственного изумления, которое все еще живо. Потому что вы все еще ребенок.
И иногда этот ребенок проявляется. В моменты любви, в моменты радости, когда вы слушаете музыку или смотрите на закат солнца, этот ребенок выходит на поверхность — и вы снова бегаете за бабочками, снова собираете ракушки на берегу моря, снова ваши глаза сияют, и снова ваше сердце бьется по-особому. Время от времени это происходит со всеми.
Но религиозный человек так живет постоянно. Религиозный человек делает это стилем своей жизни: он живет изумленно, дышит изумленно, ходит изумленно. Все вызывает в нем изумление — и галька, и сухой лист так же удивительны и чудесны для него, как и все остальное. Вся жизнь для него наполнена чудесами. Если в ваших глазах есть интерес и изумление, тогда вы видите чудеса повсюду; они поджидают вас на каждом шагу.
Все существование создано из субстанции, называемой чудом. Оно чудесно от самого начала до конца — нужно просто иметь глаза, которые все еще способны удивляться. Глаза, которые еще способны удивляться — молодые глаза, а глаза, которые больше не способны удивляться — слепые, старые и мертвые.
Очистите свои глаза от пыли. «Пылью» я называю знания. Если вы сможете научиться у меня только одной вещи — если вы сможете научиться удивляться — вы научились всему. Если вы сможете разучиться всем знаниям — вы научились всему. Если вы сможете снова стать невинным, как в детстве, вы очень близки к Богу.
Именно поэтому Иисус говорит: «Пока вы не станете как дети, вы не войдете в Царство Божье». И запомните, что это царство не где-то вдалеке — оно окружает вас. Это царство здесь. Вы по-прежнему находитесь в нем, просто ваши глаза больше не видят его. Вам не нужно искать это царство, вам нужно только вернуть свою способность видеть, и это не так уж сложно, потому что и у вас она когда-то была. Ваши глаза просто покрылись пылью. Зеркало покрыто слоем пыли, но зеркало есть. Сотрите пыль, и тогда все снова станет прекрасным, тогда все снова обретет смысл и значение.