Внезапно зазвонил телефон.
   — Элизабет, это я. — Голос графа прорывался сквозь помехи.
   — Я тебя не слышу, — неуверенно вырвалось из пересохшего рта.
   — Я сейчас в машине, — сказал граф. — Перезвоню через пять минут, когда треск исчезнет.
   Я с трудом положила трубку. Какие неудобные аппараты! Наверно, дело в том, что мне плохо. К тому же вокруг темно.
   Телефон зазвонил снова.
   — Элизабет, это я. — Голос графа звучал отрывисто, ясно. — Теперь слышишь?
   — Да, — с трудом ответила я.
   — Что-то случилось? С последней пятницы никто не получал от тебя вестей. Прошло шесть дней.
   Шесть дней? Он, верно, ошибся.
   — Я переехала на квартиру, — придумать другой ответ мне было не под силу.
   — Да, да, я знаю, — нетерпеливо выпалил он. — В конце концов в отеле мне дали этот номер. Похоже, ты просила не сообщать его. Несколько песет решили проблему. Что с тобой?
   — Ничего особенного. — Меня почему-то здорово задел его тон. — Я уезжала на уик-энд, а затем перебралась сюда.
   — Мой уважаемый партнер, — он, видимо, затянулся любимой сигаретой «Голуаз», — вы так легко поддались обаянию этого известного американского журналиста?
   — Конечно, нет! — Мне удалось справиться с собой. — Нью-йоркские дела. Я оставила тебе в понедельник сообщение с просьбой передать остальным. Что? Ты не получил? Бывает. Извини… извини… я-то была уверена…
   Ложь, необходимая ложь.
   — Ничего страшного, — перебил он, давая понять, что не верит. — Надо поговорить о существенном. Снова проблемы, связанные с деньгами. Французскому банку нужна точная информация о положении дел на сегодня; только после такого отчета они смогут выдать вторую половину кредита. Это их право, надо предоставить им материал.
   Звон в ушах прекратился. Он, несомненно, лжет. Я разговаривала с банком в пятницу. Никто ничего об отчете не говорил. Цифры потребовались ему. Мое поведение показалось ему странным, и граф занервничал. Но он прав, я бы сделала то же самое. Когда речь идет о фильме, можно запросто потерять миллионы.
   — Ты можешь его подготовить?
   — Могу… почему нет? — ответила я. — Они вправе интересоваться. Да, завтра утром.
   Но в голове крутились мысли… записи, документы, счета… в портфеле, который лежит в гостиной, нет, в шкафу, таблетки в ванной…
   — Элизабет? — Голос графа прервал мои размышления. — Или снова помехи? Ты меня слышишь?
   — Конечно, слышу. Отчет для банка… Все материалы находятся здесь, в квартире… составление отчета займет несколько часов.
   — Хорошо. Хорошо. Встретимся в «Ла Луна» завтра в семь. — Это звучало скорее как приказ, нежели как просьба. — Выпьем аперитив и поговорим. Может, назовешь твоему партнеру некоторые цифры, а?
   — Да, в семь часов… «Ла Луна»… приеду… выпьем аперитив.
   — Элизабет, что с тобой? Ты с любовником?
   — Нет, конечно. Ты звонишь посреди ночи. Я спала.
   — Моя дорогая, сейчас только шесть, — с укором произнес он.
   — Я спала. У меня легкая простуда. Спасибо, что разбудил. В комнате темно.
   — Здесь что-то не так. Может, ты действительно разболелась?
   — Говорю тебе, ничего серьезного. «Ла Луна», в семь. Спасибо, что беспокоишься обо мне.
   Положив трубку и включив свет, я изумилась, увидев два подноса. На одном остался недоеденный омлет, на втором — суп и салат. Рядом лежали отдельные счета из кафе. С различными датами. А подле — таблетки Бетти. Я каким-то образом потеряла два дня.
   Я снова проснулась в семь утра, как обычно, До того, как зазвонил будильник, и приготовила крепкий кофе. В голове еще пульсировало, но я уже чувствовала себя лучше. Может, я действительно подцепила какую-то инфекцию. Мне пришлось осторожно пройтись по гостиной чтобы проверить… легкое головокружение… нет, все в порядке… просто слабость. Крепкий кофе взбодрит меня… вот портфель, на стуле, загляни туда… да, документы, счета, планы, цифры, все на месте, в полном порядке.
   Я села за стол, раскрыла свой «лаптоп» — миниатюрный компьютер — и начала работать. В скудно обставленной квартире царила тишина. Здесь все было чужим, ничего не напоминало о прошлом, не представляло интереса. Не было даже намека на будущую радость или горе, с улицы не проникало ни звука, ни лучика солнечного света. Именно это мне и нужно.
   Я работала гораздо дольше, чем рассчитывала, но все же закончила отчет. И отправилась искать, где бы его распечатать. Над летними улицами поднимался пар, выхлопные газы множества машин душили меня. Наконец подвернулось одно бюро, затем заглянула в стеклянный кафетерий на Пасео де Грасиа, затем прошла на забитую людьми и голубями площадь Плаза де Каталуна, оказалась возле Рамблас де Каталуна, спустилась к порту через заполненный цветами центральный променад. Около Рамблас группа молодых светловолосых немцев в сандалиях и с рюкзаками на спинах смотрели шоу мимов напротив ряда лотков с сувенирами. Налево начинались извилистые узкие улочки Старого Квартала, они и привели меня к отелю «Колон».
   — Мадам, — портье вручил мне перетянутую резинкой пачку корреспонденции. — Еще одно заказное письмо.
   — Как любезно с вашей стороны.
   Это действительно было любезностью. Обычно вам передают уведомление, и вы идете на многолюдную почту.
   Портье удивленно посмотрел на меня.
   — Конечно, сеньора, вы же оставили письменное указание принимать вашу корреспонденцию. Пожалуйста, подождите минуту.
   — Спасибо.
   Я принялась просматривать новые сценарии и нью-йоркские счета.
   — Вот, мадам, — портье вернулся с конвертом «Федерал экспресс».
   Там лежало письмо от Стивена. Я поднесла конверт к свету… дата стерлась. Бережно убрав конверт в сумку, покинула отель. На противоположной стороне площади возвышался собор, округ которого в этот солнечный день гуляли ногочисленные туристы. Рядом ждали огромно автобусы, металлические крыши отражали жаркие лучи. Мне захотелось посидеть на ступенях собора и прочитать письмо, но голова снова закружилась, мир показался слишком большим, а путешествие через площадь — чересчур длинным.
   Я расположилась в ближайшем кафе, бросила пачку сценариев на край стола, а письмо Стивена — на середину, прямо перед собой. Рассмотрела надпись на конверте. Рукописный текст таит в себе нечто личное, создает эффект присутствия человека. Я развернула письмо.
   Дорогая Элизабет!
   Сейчас подо мной исчезает Барселона, и мне трудно выразить охватившее меня ощущение пустоты. В Коста-Брава я вовсе не собирался подвергать себя эмоциональному риску, делясь с тобой самым сокровенным. Но сейчас, глядя вниз на этот прекрасный город, я вижу твою улыбку, и внутренний голос велит написать это письмо. Я чувствую нашу связь и знаю, что ты испытываешь то же самое, но по какой-то причине стараешься подавить. Возвращаясь из Коста-Брава, я хотел только одногоудержать тебя. Заставлял себя не смотреть в твою сторону.
   Впервые встретившись с тобой в июне в самолете, я полушутя решил, что ты моглибы составить счастье всей моей жизни. После уик-энда я понял, что это правда. Не знаю, почему мне было очень трудно выразить свои чувства, но сейчас я боюсь потерять тебя навсегда.
   Пока мы держались как друзья, я мечтал показать тебе величайшие горнолыжные трассы мира, видел нас среди снегов в Инсбруке, на Монблане, в Аспене перед камином. Я мысленно говорил о том, как сильно люблю тебя. И мог бы раствориться в тебе.
   Что такое любовь, если не высшая форма существования? Влюбленный излучает невероятную энергию, мир кажется ему тем великолепным местом, которым он должен быть. Проблема только в том, что мы оба привыкли искать и не находить любовь.
   Элизабет, такое приходит раз в жизни. Потерять егонепозволительная роскошь. В любом случае тыженщина, которую я люблю.
   Стивен
   Перечитав письмо Стивена, я остановилась на словах: «В любом случае ты — женщина, которую я люблю». Потом взяла свою почту, оплатила счет и покинула кафе; вышла через Баррио Готико на Авенида Портал де л'Ангел, Линовала Плаза де Каталуна, попала на Пасео де Грасиа. И все время крепко сжимала в руке письмо Стивена.
   Хорошо, я расскажу тебе, Стивен, все, что случилось с Бетти. И после этого ты счастливо заживешь со мной, глубоко травмированным продюсером, связываться с которым все боятся. Репортеры «Пипл» опишут, что руководители телекомпании пришли в ярость, поскольку в каждой бульварной газетенке будет освещено истинное прошлое новой жены Стивена, в юности жившей со своим знаменитым отцом. Он не испугался профессионального краха. И проявил такую чуткость к несчастной жене. Как похвально!
   Я шагала, нервно размахивая письмом, пока не добралась до квартиры. Одежда по-прежнему валялась на полу… Прошло несколько мгновений, я наслаждалась тишиной, ощущая себя почти невидимой. Все остальное находилось снаружи.
   В семь часов пятнадцать минут граф сидел в «Ла Луна» в окружении молодых женщин — высокой, стройной скандинавской блондинки и гибкой темнокожей африканской красотки. Стены зала, обшитые по новейшей итальянской моде изразцами, усиливали каждый звук. Взрослые люди в костюмах от модных кутюрье смешались с молодежью в черных куртках. Кондиционеры работали на полную мощность.
   — Элизабет, я здесь, — граф энергично помахал стеком.
   — Привет, — я старалась говорить твердо и уверенно.
   Спутницы тактично покинули его, предоставляя возможность поговорить о делах. Мне оставалось только одобрительно посмотреть на графа.
   — Похоже, совсем неплохо, что я немного задержалась.
   — Отчет готов?
   Он сразу перешел к делу, закурил «Голуаз».
   Внимательно просмотрел все цифры и последние расчеты, относящиеся к будущей работе. Изучил каждую колонку, пока не убедился, что все в полном порядке. Наконец доверие и хорошее расположение духа партнера восстановились. Впрочем, было еще кое-что.
   — Ив сейчас здесь, — заявил граф.
   — В Барселоне? Очень интересно.
   Ив Боланье не любитель бесцельных увеселительных поездок.
   — Какой бы ни была цель этой поездки, я видел его длинный белый «бугатти», ползущий по Рамблас, точно блестящее доисторическое насекомое.
   — Его автомобиль? Вероятно, он намерен здесь задержаться.
   — Совсем необязательно. Он всегда берет свой автомобиль, на какой бы срок ни выезжал. Хромированный бампер его машины напоминает морду муравьеда, а на пластинке для номеров — только представь себе — его фамилия!
   — Ну, не стоит обвинять его в этом. Есть кое-что посерьезнее.
   — Правда?
   Граф навострился в предвкушении новой международной сплетни, которой он сможет пополнить свой богатый арсенал.
   — Лучше промолчу, — уклончиво улыбнулась я.
   — А теперь догадайся, кто сидел рядом с ним, очаровательно улыбаясь под солнечным светом?
   — Вряд ли.
   — Исполнительница фламенко, владелица клуба «Лас Куэвас».
   — Мерседес?
   На этот раз я заинтересовалась.
   — Да, ее зовут именно так. Я вроде бы слышал, что вы близкие подруги.
   — Не притворяйся. Ты же знаешь, что я с ней знакома.
   — Да, вы обе произвели легкий фурор на торжествах в Памплоне… в гостях у одного матадора… несколько недель тому назад, да? А потом рано утром уехали из отеля и сели на поезд.
   — Откуда тебе известны такие подробности?
   — Mi bellissima, я знаю почти все о богачах, аристократах и знаменитостях. Это — неотъемлемая часть моего бизнеса.
   — Твоего бизнеса? Почему?
   — И сам точно не знаю, но эти секреты всегда в конце концов помогают сделать или потерять деньги.
   — А как насчет Джорджа? Ты в курсе, что произошло?
   — Absolutamente!
   Мой собеседник погасил «Голуаз» и откинулся на спинку кресла, чтобы рассказать всю историю, но, очевидно, несчастный Джордж уже вызывал у него скуку, превратившись в пустое место.
   — Бельгийская полиция обошлась с Джорджем весьма сурово, найдя тот тайник с оружием. Его долго держали под арестом.
   Граф замолчал.
   — А потом? Потом? — не унималась я.
   — О да, хм, да.
   Теперь его интересовал только Ив, но граф, как джентльмен, готов был ради меня закончить интригующую историю Джорджа.
   — Похоже, он замешан в деятельности международного синдиката. Но стоит ли тревожиться о Джордже после того, как он с тобой обошелся.
   — Тюрьма погубит его. Я не хочу, чтобы он сидел.
   — Элизабет, не волнуйся. В конце концов благодаря деньгам из Франции — не знаю, почему именно из Франции, но у меня есть некоторые подозрения, — чиновники удовлетворились, и Джорджа выпустили на свободу.
   — Куда он отправился? Его нет в Барселоне.
   — По слухам, он сейчас где-то на Среднем Востоке, пытается спасти свой нефтяной бизнес. Месье Боланье на сей раз решил раздавить его и, похоже, неплохо поработал и там.
   — А Мерседес? Какова ее роль во всем этом?
   — Mi bellissima, возьми себя в руки. Джордж владеет большой частью ее клуба «Лас Куэвас». Теперь на него наседают кредиторы. Мы можем только догадываться…
   — Не верю, что Мерседес тотчас после краха своего друга и партнера способна броситься в объятия его вечного соперника.
   — Моя дорогая, теперь ясно, что ты — новичок в мире славы. Мерседес лишь хочет спасти свой клуб. Это ее долг.
   — Ив — не единственный возможный инвестор.
   — А нам-то что за дело? Права на фильм целиком наши, мы имеем надежное финансирование. Джордж нам не страшен. А Ив Боланье? Вполне возможно, что в Барселоне он является всего лишь французом, влюбленным в обворожительную исполнительницу фламенко. Однако суди сама.
   — То есть?
   — Наша блистательная пара входит сюда.
   Граф стеком указал на бар.
   Мерседес в безупречном белом костюме от Шанель выглядела впечатляюще. Туалеты от Шанель невозможно спутать ни с какими другими. Я подумала об этом еще в первый вечер, когда только-только увидела танцующую Мерседес. Испанка сказала: «Мы с Родольфо станцуем в вашем фильме бесплатно, исполняя фламенко ради удовольствия». Вряд ли можно приобрести бесплатно такую экипировку, включая абсолютно новую сумочку на золотой цепочке. На Иве также был белый костюм — легкий шелковый Армани.
   — Обрати внимание на безымянный палец ее левой руки, — продолжал граф.
   Стек словно сам по себе повернулся в нужную сторону.
   — Я заметила.
   Сверкнул крупный бриллиант в форме сливы.
   Они, однако, никого вокруг не замечали. Граф постучал стеком по столу.
   — По-моему, тут все просто. — Тук, тук. — На мой взгляд, Мерседес и Ив выглядят, как влюбленные. — Тук, тук.
   — А как же Родольфо?
   — Это, — тук, тук, — чисто номинальный брак. Удобный для обоих. Родольфо развлекается со своими мальчиками, а Мерседес — со всеми остальными. — Тук, тук. — Вроде тебя.
   — Извини, — раздраженно произнесла я. — Несколько минут тому назад ты не мог вспомнить ее имени, а сейчас уверен, что я ее любовница.
   — Дорогая, поскольку ты мой деловой партнер, я просто обязан знать, кто твои любовники. Судьба моих денег и репутации не должна зависеть от чуств женщины.
   — Тогда почему ты думаешь, что я не представляю для тебя опасности? — насмешливо спросила я.
   — Bellissima Элизабет, посмотри, кто твои любовники.
   — По-моему, это не слишком хорошая рекомендация.
   Мне прешлось искренне улыбнуться.
   — Нет, ты ошибаешься. — Он указал в сторону бара. — Перед нами два хитрых человека… они умны, очень умны. Оба преуспевают… они талантливы… очень красивы.
   — Каким образом это служит мне рекомендацией?
   — Они оба начинали жизнь совсем в ином качестве.
   — Неверно, — возразила я. — Думаю, Мерседес и Ив всегда были очень красивы.
   — Тут ты права.
   Он подкрепил свое согласие ударами стека о стол.
   Беседа приобретала нелепый характер, но я уже втянулась.
   — Но все же, почему тебе удобно заниматься бизнесом со мной?
   — Потому что, если бы твои любовники не обладали перечисленными качествами, я бы не смог полагаться на твои суждения.
   Весьма забавно.
   — Возможно, мне следует убедить своих банкиров, чтобы они оценивали клиента по твоему методу, — сказала я, — и отказались от традиционного. Проверять платежеспособность — это так несовременно.
   — Это буржуазные банкиры, — в его голосе прозвучало презрение ко всему финансовому сообществу. — Только человек благородной крови знает, что семейные и любовные связи говорят гораздо больше о том, кто надежный клиент, а кто — нет.
   — Вообще-то банки считают меня надежным клиентом. Только не те, что финансируют кинопроизводство.
   — Дорогая, неужели ты думаешь, что я обратился во французский банк и вложил свои собственные деньги, не разузнав о тебе всего? Я узнал все не только о юной балерине, которая когда-то отдавала свое сердце в Барселоне многочисленным мужчинам, а потом много работала и добилась успеха. Я знаю все, все. А?
   Сердце в груди замерло. Нет, это невозможно. Никто в мире не знает. Я никому не говорила. Он не мог… Он мог узнать о каждом заработанном мною пенни и каждом моем любовнике, но не об этом… Он провоцирует… проверяет меня… Я достаточно сильна. Он ищет оружие… на тот случай…
   — Bellissima, пожалуйста, не пугайся так из-за твоей биографии.
   Я тотчас произнесла легкомысленным тоном:
   — Похоже, меня везде окружают шпионы.
   Граф понял, что я не хотела его обидеть, однако продолжал:
   — Некоторые люди не способны выжить, хотя хорошо притворяются. Я считаю их ненадежными партнерами. Но ты умеешь выживать. Это неотъемлемое качество так присуще тебе, что ты даже не замечаешь отсутствия его в других.
   — Кинобизнес — это океан с акулами; что ж тут непонятного.
   Он, похоже, проигнорировал расхожий штамп.
   — Существуют и другие интересные моменты, которые помогают тебе выживать… когда-нибудь мы еще поговорим об этом, а?
   — В этом нет нужды, — усмехнулась я. — Спроси кого угодно. Тебе ответят, что я слишком много работаю, чтобы казаться интересной.
   — Да, но, возможно, есть секреты, о которых они не знают, а?
   — Опять ошибка! Видимо, ты начитался журнальных статей.
   Граф едва заметно отреагировал, отметил кое-что в своей голове. Я снова возразила. Он постарается выяснить, почему. Граф встал, улыбаясь уголками рта.
   — В любом случае уже много времени. Твой отчет выглядит превосходно. Мы в отличной форме, как говорят американцы. Рад, что твоя простуда проходит. К сожалению, мне пора.
   Он сложил принесенный мною листок пополам и взял свой стек.
   Мне удалось изобразить бесстрастную светскую улыбку, одновременно наблюдая и чувствуя себя объектом наблюдения, потом я нарочито непринужденно откинулась на спинку кресла.
   — Желаю приятно провести остаток вечера, сэр.
   Я обвела взглядом безупречный костюм графа, надеясь отвлечь его внимание.
   — Вы весьма любезны! Да, сегодня у меня появился восхитительный шанс провести время с прекрасной молодой дамой из Англии, которая приехала петь в опере Барселоны. Она красива талантлива и честолюбива и, думаю, оценит мою помощь.
   Похоже, граф снова надел на себя маску бонвивана. Поправив галстук, он преднамеренно оставил на столе листок с цифрами.
   — О нет, — остановила я, когда он потянулся за счетом, — пожалуйста, позволь мне.
   Мы расцеловались, и он удалился.
   Я закурила оставленный им «Голуаз», заказала «Кампари» и стала наблюдать за кольцами дыма. Этот человек был эксцентричным, возможно, жестоким, но он помог мне, недвусмысленно дав понять то, что мне было уже известно — в кинобизнесе никто не предоставит миллионный кредит, не будучи уверенным на сто пятьдесят процентов в твоей надежности.
   Что если я захочу пройти курс психотерапии и раскрою свои тайны? Подобное всегда происходит, всегда кто-то что-то слышит, задает вопросы. Начинаются поиски. Медицинские карты, больницы, люди. Сначала появляются небольшие статьи. Кто знает, кому они попадутся на глаза, к чему это приведет? Я не кинозвезда, не шоумен, секреты которого способны усилить интерес к личности. Мне ни к чему скандальная известность, способная привлечь внимание публики. Элизабет занимается бизнесом, имеет дело с банками и крупными компаниями. Для них я стану ненадежной персоной, рискую потерять все, ради чего работала эти годы.
   Я медленно раздавила в пепельнице «Голуаз». Мерседес и Ив все еще сидели в баре, полностью поглощенные друг другом. Они меня не видели. Я оставила деньги на столе и вышла через боковую дверь, чтобы не встречаться с ними.

ГЛАВА 22

   Всю следующую неделю я ходила в свой офис, изображала из себя бесстрастную, сдержанную личность, но в четверг, вернувшись поздно вечером, стала нервно просматривать надписи на почтовых ящиках в подъезде… Да, я оказалась права, на первом этаже находился кабинет доктора Яреса, терапевта. Несомненно, легкая пульсация в груди после головной боли превратилась в болезненное ощущение. Днем, перекладывая бумаги из стопки в стопку, я боялась нового приступа. Наконец закололо в области сердца.
   Я медленно поднялась по лестнице и на всякий случай записала телефон доктора Яреса в свой календарь. Утром пульсации исчезли; я выбрала из груды одежды, все еще валявшейся на полу, несколько бесцветных вещей и вышла из дома. Может быть, все обойдется. Но к двенадцати часам боли в груди усилились, я уже задыхалась.
   После тщательного обследования похожий на дедушку доктор Ярее торжественно пригласил щеня в свой кабинет.
   — Вы — молодая женщина с завидным здоровьем.
   — Но откуда же эти боли в груди?
   — Скорее всего обычный невроз, — мягко объяснил он. — Видимо, это вас удивляет, но я много раз наблюдал подобную реакцию.
   — Хорошо… что происходит… что можно сделать?
   Меня душил спазм в горле.
   Доктор внимательно выслушал жалобу.
   — Сеньора, возможно, вы хотите, чтобы я рекомендовал вам психотерапевта или психоаналитика, который поможет вам справиться с проблемами, вызывающими подобную реакцию?
   Он все понял? С такой легкостью? Доктор сочувственно продолжил:
   — Думаю, следует направить вас к специалисту такого профиля.
   Я едва не засмеялась вслух. Стоит пойти к психоаналитику, как вся Барселона узнает подробности моей жизни. «Известный продюсер рассказывает о пережитом ею сексуальном насилии!» Это, конечно, избавит меня от болей в груди.
   — Вряд ли, — спокойно возразила я. — Через неделю мне возвращаться в Нью-Йорк.
   — В таком случае настоятельно рекомендую обратиться к кому-нибудь там, и как можно скорее. Как раз эмоциональные проблемы и порождают беспокоящие вас боли.
   — Во всяком случае, это не сердце. В кинобизнесе стрессы и сердечные заболевания — обычное дело.
   — Тогда на сегодня все. — Он пристально изучал мое лицо.
   Нет! Не все! Мне нужна помощь… Неужели нет средства… Ощущение паники возвращалось, мне не хватало воздуха.
   — Доктор, пожалуйста, мне необходима помощь… Я…
   Я вспомнила о своих снах.
   — Доктор, — взмолилась я, стараясь скрыть отчаяние. — Я все поняла, но визит к психоаналитику сейчас не решит мою проблему.
   Успокойся!.. Излагай спокойно, разумно.
   — Потому что у меня слишком мало времени. Может, пропишете мне валиум, чтобы я продержалась до возвращения домой?
   — Нет, валиум выписать не могу. Агентства тщательно контролируют подобные назначения. Как профессионал я считаю, что валиум может привести к новым проблемам.
   — Но, доктор… — Я уже не скрывала панического страха. — Мне нельзя работать в таком состоянии! Пожалуйста, поверьте. Вы никогда не были на съемочной площадке. Следующая неделя — самая важная. Мы близки к завершению, а я в стрессовой ситуации, и все зависят от меня. Что можно предпринять? Вероятно, вы можете объяснить свое назначение как профилактическое. .. пожалуйста…
   — В такой ситуации не может быть и речи о профилактике, — сочувственно ответил доктор. — Но я дам вам очень маленькую дозу валиума для приема исключительно перед сном. В сложной эмоциональной ситуации организм не отдыхает, и напряжение усиливается. Но, — предупредил он, — я выпишу вам только недельную дозу без повторения.
   Доктор заполнил бланк и вручил мне рецепт.
   — Большое спасибо, доктор.
   — Пожалуйста, мисс, я вижу, как трудно вам это сделать, но…
   Он вышел из-за стола и приблизился ко мне.
   — Сходите к кому-нибудь, как только вернетесь домой. Возможно, реакция вызвана ежедневным стрессом, который характерен для вашего бизнеса; все пройдет само по себе после нескольких недель отдыха. — Он взглянул на меня как профессиональный медик и добрый человек. — Или приведет к пагубным последствиям для вашего здоровья. Поверьте, даже такой здоровый организм, как ваш, может сломаться.
   — Большое спасибо, доктор.
   — Сначала попробуйте обойтись половиной таблетки. Иногда и этой дозы хватает с лихвой.
   Я покинула кабинет врача и взбежала вверх по лестнице, сжимая драгоценный рецепт. Положила бланк на подоконник, чтобы рассмотреть, что он мне выписал. Пять таблеток по пять, только пять миллиграммов валиума в каждой. На пять дней. Если разделить каждую таблетку пополам и принимать с вином, этого количества хватит на десять дней… но два с половиной миллиграмма — слишком малая доза… Тысячи людей могут продать мне всевозможные успокоительные средства, напомнила я себе… Нет, об этом станет известно… и очень быстро.