Кенету стало душно от омерзения и одиночества. Как ребенок, увидевший что-то очень страшное, он закрыл глаза - но рыла никуда не исчезли. Они были. Они продолжали быть. Они по-прежнему окружали его все плотней.
   Кенет выдохнул и стиснул зубы. "Сейчас я открою глаза и их не будет. Совсем не будет".
   Открывать глаза не хотелось. Кенету пришлось заставить себя поднять веки.
   Призрачные рожи исчезли. Их действительно больше не было. И ничего больше не было. Даже мыслей. Впрочем, одна мысль все же промелькнула напоследок: вот если бы все это было, эта роса на листьях была бы очень красива... жаль, что этого нет. Мысль мелькнула и сменилась равнодушным мимолетным удивлением: "Как же это так - ничего нет, а я еще о чем-то думаю?" Потом исчезло и удивление.
   Кенет был ничуть не безумнее любого своего сверстника. Его душевное здоровье было по-прежнему крепко и несокрушимо. Таким могучим душевным здоровьем слона убить можно, если стукнуть как следует. Именно собственная мощь и швырнула Кенета туда, где он пребывал. В самую глубь. Ниже ада. В аду хоть что-то есть.
   Обычному человеку подобное состояние грозит потерей рассудка, для мага же оно и попросту смертельно. Разум Кенета не хотел жить, но тело его не имело ни малейшего желания умирать. По счастью для тела, оно может вынести далеко не всякое напряжение духа, будь оно благим или смертоносным, и защищается, как умеет. Вот и на сей раз непосильное напряжение разрешилось вполне естественным образом.
   Кенет не чувствовал, как по его лицу течет теплая липкая кровь, пока на руку ему не шлепнулась тяжелая красная капля. Кенет бессознательным движением поднес руку к лицу, вытер его... ну точно, кровь. Весь в крови измазался. И лицо, и руки, и хайю... надо же, как течет, будто он нос расквасил... и перемазался весь...
   Кажется, где-то здесь был ручей...
   Когда Кенет встал, у него закружилась голова. Он пошатнулся, но не упал. Несколько мгновений он стоял, пытаясь хоть немного унять головокружение, потом отправился искать ручей. Нужно хайю выстирать и умыться. Воин может умереть, может даже с собой покончить - но не в таком же срамном виде! Даже если вокруг ничего нет.
   Вода в ручье была обжигающе холодна. У Кенета дух захватило, когда этот ледяной огонь коснулся его рук. Отрезвление было мгновенным. Но Кенет даже не успел порадоваться неожиданному избавлению от пагубного морока. Ему стало так больно, как никогда в жизни. Огонь - уже не ледяной, а жарко ревущий - вспыхнул в нем самом...
   Когда подлесок становится слишком густым и семена деревьев не могут упасть наземь, а застревают в кустах, может погибнуть весь лес. Тогда-то и устраивают лесники небольшой пожар. Он не может повредить вековым деревьям - языки пламени лижут мощные стволы, не нанося им сколько-нибудь ощутимого вреда, - но горит кустарник, назойливо заполонивший собой все вокруг, горит сорная трава, горят гусеницы, и прожорливые жуки, и мертвые трухлявые ветки, и всякий прочий мусор. А потом в остывшую золу падают долгожданные семена, и по весне из обновленной земли под защитой старых деревьев подымается новая поросль.
   Внутри Кенета бушевал именно такой пожар. Огонь не мог осилить то, что было главным, - но весь мусор, вся наносная дрянь, вся ничтожная мелочь и ветхий хлам сгорели дотла. А когда пламя отпылало, на душе у Кенета стало светло и просторно. Огромные деревья отбрасывали целительную тень, их стволы впервые за долгое время наслаждались солнечным светом, земля нежилась под еще теплой золой...
   Кенет откинул голову назад и засмеялся.
   "Какой же я все-таки был дурак! Какой невероятный, невозможный, непроходимый дурак! Вот ведь придет в голову такое...
   Остолоп, болван скудоумный, лопух деревенский! Как же близок я был к тому, чтобы умереть... или стать Инсанной. Инсанной, для которого мир все равно что не существует, а все люди - мразь. Ему не в чем себя упрекнуть. Наоборот, ему есть чем гордиться. Если все люди - мерзавцы, а он - самый большой мерзавец, он может по праву считать себя высшей формой жизни. И сам я едва не..."
   Внезапно Кенет почувствовал, как горят оцарапанные колючим кустарником руки, как саднит щека... это же надо - треснуться о дерево и даже не заметить! Кенет ликовал, дотрагиваясь до ссадины на щеке, до царапин, до подсохших капелек крови. Они свидетельствовали, что мир есть. И это знание наполняло его радостью - тихой, сосредоточенной и непохожей ни на что, испытанное ранее.
   Кенет не сразу понял, что же в его радости такого особенного. Лишь когда он нагнулся к ручью, чтобы выудить из него свой хайю, он сообразил.
   Хайю был совершенно чистым и совершенно сухим.
   Какое-то время Кенет ошарашенно пялился на свой кафтан, недоумевая, отчего бы его новое чувство единения с миром должно было выразиться столь странным образом. Он изумленно вздохнул - и тихий ветер зашелестел листвой. Уже понимая, но еще не вполне веря себе, Кенет сжал пальцы и вновь резко распрямил их. Пять солнечных лучей пронизали лесной воздух и погасли. Кенет вздрогнул от неожиданности - и весь вновь обретенный мир хлынул в него.
   До сих пор природное естество Кенета и его тщательно упражняемое искусство почти не соприкасались между собой. Теперь же они слились друг с другом и с миром - и стали магией. Без всяких заклинаний Кенет мог пошевелить дальними горами, как собственными пальцами. И никакие заклинания не были больше нужны, чтобы понять людей. Он попросту слился с ними, он был всеми людьми вместе и каждым в отдельности. Хрупкому телу человека подобного слияния долго не выдержать, будь этот человек хоть трижды магом. Оно ушло через долю мгновения, но память по себе оставило. И эта память навсегда изгнала из Кенета самую мысль о гнусности рода человеческого.
   Отныне - и навсегда - Кенет видел мир по-иному. Более ярко, более явственно, более отчетливо. Так, как видят только маги. Кенет опустил веки, облачился в хайю, тщательно повязал пояс - словом, придал себе достойный вид, - и лишь тогда осмелился вновь поднять глаза и посмотреть вокруг этим непривычным новым взглядом.
   Неподалеку от подножия Лихих Гор уютно свернулся калачиком пузатый холм, укрытый кустарником и густой травой. К холму с предгорья спускался лес. Солнечные лучи отвесно падали на землю сквозь просветы в густой листве. Ручей шептал на своем водяном языке что-то уморительно-забавное.
   Кенету в своих странствиях довелось видеть много восхитительно красивых мест, но впервые он видел то, в котором хотел бы поселиться. Ему нужды не было долго думать, какой здесь нужно выстроить дом: он увидел его почти воочию. Невысокий, как бы заподлицо с холмом, не нарушающий здешней гармонии, а словно выросший естественным порядком, как дерево...
   Кенет восхищенно моргнул, и видение исчезло.
   Ничего страшного. Кенет запомнил его до мелочей. Он обязательно выстроит этот дом. Уютный, тихий, просторный. Слишком просторный для одного.
   А что вообще имеет смысл, если не для кого стараться? Кому нужен дом, в который позвать некого? Зачем пахать землю, если некого кормить, - в одиночку и сложа руки прожить можно. Какой смысл быть воином, если некого защищать? Неужели только затем, чтобы мечом махать? Так ведь на свете сотни предметов, махать которыми куда сподручней. А если слишком долго без толку махать даже мечом, в конечном итоге прискучит - а дальше что? И какой толк быть магом, если незачем и не для кого?
   А ведь именно о магии ради самой магии толковал посланец Инсанны на Каэнской дороге. До чего же скучно, до чего невыразимо пусто и холодно! А потом подошел Хараи и сказал... сказал, кажется, так: "Ты хорошо дробишь камень. По этой дороге будет легко идти". Дороги строят, чтобы по ним ходили люди.
   А чем ты таким особенным от людей отличаешься, Кенет Деревянный Меч? Да кто ты такой?
   Остолоп.
   До чего, оказывается, приятно быть остолопом! Во всяком случае, куда приятнее, чем мерзавцем.
   Но до чего же трудно философствовать впервые в жизни!
   "Значит, так... зло злу рознь. Те, кого вынудил голод, болезнь, усталость, безумие - никто не говорит, что все эти непотребства должно прощать и попускать, но их можно и нужно исправить. А вот если укравший наслаждается не ворованными деньгами и даже не кражей, а страданиями обокраденного...
   Вот почему мне тесно в одном мире с Инсанной! Вот отчего меня мутит при одном упоминании его имени. Я ничем не лучше остальных людей, я такой же, как и они, - но Инсанна не человек. Его никто не заставлял творить зло - он сам сделал свой выбор вполне сознательно. И не будет мне покоя до тех пор, пока мир не избавится от Инсанны".
   Своим новым магическим зрением Кенет видел дом возле холма. Он несколько отличался от первоначального видения, но в лучшую сторону. Да, именно такой дом Кенет и построит. Но не сейчас. Сначала нужно уплатить кое-какие долги.
   А он-то дивился, отчего так упорно не оставляет его мысли покинутый им дом, раз он сам его оставил! Ничего удивительного, что прежний дом не хочет и не может уйти из его памяти. Ведь Кенет на самом-то деле не ушел из дома. Он не ушел, а сбежал. Это не одно и то же. И пока он будет бежать все дальше и дальше, он нипочем не сможет уйти. Чтобы уйти, он должен сначала вернуться.
   Вернуться... Кенет улыбнулся, вспомнив, как недоумевал когда-то, каким именно образом маг приходит в урочное место из места средоточия или откуда-нибудь еще. Теперь он больше не нуждался в прежних догадках. Он знал.
   Кенет обернулся и еще раз окинул взглядом свое место средоточия. На душе у него было хорошо и спокойно. Холм, ручей и лес улыбались ему, словно Аканэ, Акейро, Наоки или князь Юкайгин.
   Кенет усмехнулся неожиданному сравнению, крепко закрыл глаза и сделал шаг.
   Глава 23
   ВОЗВРАЩЕНИЕ
   Когда Кенет открыл глаза и огляделся вокруг, он понял, что попал не туда, куда направлялся, а туда, куда хотел. Куда приятнее навещать друзей, чем улаживать дела. Одной-единственной мысли хватило, чтобы в конце пути взору Кенета предстали не поля и луга, а знакомая балконная решетка, смятая когда-то могучими руками князя Юкайгина.
   Опочивальня наместника Акейро была пуста. На низеньком столике, как обычно, красовалась доска для "Встречи в облаках" с неоконченной партией. Кенет улыбнулся, вспомнив свой проигрыш.
   Нужно было уходить, но Кенет медлил. Он не знал, как объяснить побратиму свое появление в спальне, но и покидать Сад Мостов, не повидав побратима, ему тоже не хотелось. Кенет уже совсем было собрался покинуть покои наместника тем же способом, каким пришел, а потом войти через дверь, как все добрые люди ходят, когда за его спиной послышался знакомый голос.
   - Вот я все думаю - повесить мне мою личную стражу или просто уволить? - задумчиво протянул Акейро. - А вы, уважаемый брат, что бы посоветовали?
   Кенет стремительно обернулся. Акейро просиял радостной улыбкой, шагнул ему навстречу, потом спохватился и отдал положенный по этикету поклон. Кенет поклонился в ответ, стараясь сдержать усмешку: он хотел не поклониться, а сердечно обнять кровного побратима и был уверен, что Акейро тоже хотелось бы не спину гнуть, а выразить свою радость менее официальным образом. Но он знал, что Акейро не может, не умеет иначе выразить свои чувства. Как ни странно, у Кенета после этого церемониального поклона на душе повеселело: его побратим ничуть не переменился, и Кенет испытывал радость от того, что Акейро остался верен себе во всем. Только после разлуки можно в полной мере понять, как она была тяжела. Приучая себя к одиночеству, Кенет даже не смел признаться себе, как ему недоставало мнимой насмешливой холодности наместника Акейро, его милосердных приговоров и немилосердных шуток.
   - Вашей личной страже, уважаемый брат, следует выдать двойное жалованье, чтоб не сокрушались, - в тон наместнику ответил Кенет. - Иначе они будут горевать, что не смогли исполнить свой долг и задержать меня, а им бы это не удалось.
   - Вот даже как? - произнес Акейро. - Я рад. Я знал, что это случится, но не думал, что так скоро.
   Пояснений к словам Акейро не требовалось: он понял, каким образом Кенет миновал стражу и... Он, оказывается, ждал, что рано или поздно это произойдет! Похоже, все были уверены, что Кенет станет магом, - кроме самого Кенета.
   - Я ждал вас, - продолжил Акейро. - Хотел было начать поиски...
   - У вас что-то случилось? - обеспокоился Кенет.
   - У меня? - возмущенно переспросил Акейро тем же тоном, которым некогда между двумя приступами мучительного кашля упрямо требовал у непреклонного Кенета свою печать и деловые бумаги. - Это у вас, достойный брат, случилось.
   - По-моему, у меня все в порядке, - возразил Кенет.
   - А по-моему, нет, - отрезал Акейро. - Только не говорите мне, что не знаете о награде, объявленной за вашу голову.
   О награде... ах да, Кенет же сам отправил Наоки в Сад Мостов.
   - Значит, мой друг добрался благополучно? - на всякий случай уточнил Кенет.
   - Вполне, - кивнул Акейро. - Весьма многообещающий молодой человек. К тому же я почерпнул от него немало ценных сведений. В том числе и о вас, дорогой брат. Признаться, я немного беспокоился, не получая от вас никаких известий.
   Кенет мысленно выругал себя: надолго задерживаться в одном месте магу запрещает устав, но ведь письма писать не запрещает никто! Притом же грамоте обучен - мог бы хоть весточку о себе подать побратиму, поросенок бессовестный! Одно только извиняет подобное небрежение: после смерти отца никто о Кенете не тревожился, никто не беспокоился - вот он и не подумал дать о себе знать.
   - Но не обольщайтесь, - вздохнул Акейро, - об императорском указе я узнал вовсе не от него.
   Значит, и здесь побывали императорские ищейки!
   - Но тогда... - растерялся Кенет, - я должен...
   - Ничего вы не должны, - поморщился Акейро. - Еще не хватало, чтобы я позволил посторонним хозяйничать в своем городе. Гонцы, доставившие указ, сидят под замком. И поят их каждый день допьяна, до полного безъязычия. Чтоб забыли, куда явились и зачем, и болтали поменьше.
   Кенет едва не засмеялся: Акейро действительно был верен себе до мелочей и с императорскими гонцами управился с той же холодной быстрой решительностью и с тем же бесстрашием, с которыми бросил вызов самому Инсанне.
   - Значит, здесь мне ничего не грозит, - с благодарностью произнес Кенет.
   Акейро вновь вздохнул.
   - Поражаюсь вашей наивности, - усмехнулся он. - Как по-вашему, откуда император знает о вашем существовании? Кенет промолчал.
   - Неоткуда ему знать, - терпеливо разъяснил Акейро. - Он и не знал бы. А кто, как вы считаете, сообщил ему, что есть на свете воин по имени Кенет Деревянный Меч?
   Имени Инсанны называть не требовалось, все и так было ясно. Кенет просто угрюмо кивнул.
   - И долго вы собираетесь скрываться от того, кто объявил на вас охоту? Смею вас заверить, долго вам не продержаться.
   - Я знаю, - нехотя проронил Кенет.
   - В этом мире нет места для вас обоих.
   - Это я тоже понял, - так же неохотно признал Кенет.
   - Вот поэтому я и ждал вашего возвращения. Даже вам будет трудно управиться в одиночку.
   Война с Инсанной! Кенет похолодел. Говоря словами самого Акейро, Кенет знал, что это непременно наступит, но не думал, что так скоро. Однако если Акейро считает, что дальнейшее промедление опасно, лучше довериться его совету. В войнах Акейро наверняка разбирается не в пример лучше Кенета.
   - Все уже готово, - подтвердил его наихудшие опасения Акейро, - только вас и ждали. Вы прибыли в самую пору.
   Так и есть!
   Кенет даже спрашивать не стал, откуда Акейро знать, что он и сам решил переведаться с Инсанной, да еще до того, как самого Кенета посетила эта мысль. Его сейчас занимало совсем другое.
   - Я даже не знаю, как отблагодарить вас за заботу, - медленно произнес Кенет, - но прямо сейчас я не могу... - Он смешался под пристальным взглядом Акейро и совсем уже неуклюже объяснил: - Я должен наведаться домой... совсем ненадолго, на несколько дней...
   - Примите мои извинения, - слегка поклонился Акейро. - Я как-то не подумал, что у вас могут быть родные и близкие. Вы правы, когда хотите на всякий случай проститься с ними.
   Кенет вновь ощутил раскаяние: о сердечном прощании с мачехой, Кайрином и ни в чем не повинным Бикки он думал не больше, чем о том, чтобы дать о себе весточку побратиму.
   - А еще я хотел бы повидать учителя Аканэ, - смущенно вымолвил Кенет.
   - И не только его, - улыбнулся Акейро. - Нет, Аканэ вы увидите не сейчас... и не здесь... как и многих других. Он тоже ждет вас... но совсем в другом месте.
   Ну, если судьба Кенета в таких руках, можно и не беспокоиться.
   - Навестите родных и возвращайтесь, - сказал Акейро. - Только не задерживайтесь надолго. Я бы на вашем месте медлить не стал. Кенет кивнул с благодарностью.
   - Да, и вот еще, - произнес вдруг Акейро, - едва не забыл... вам ведь наверняка понадобятся деньги, а у вас их нет.
   И опять Кенет не успел даже спросить, откуда Акейро знает, что у Кенета с собой ни гроша. Акейро нагнулся, выдвинул из столика потайной ящик и достал оттуда собственный кошелек Кенета, оставленный им на постоялом дворе в Каэне.
   - Я знаю, что вы оскорбитесь, если я предложу вам денег, - заместил Акейро, - но уж свой-то кошелек из моих рук, я надеюсь, вы все-таки примете.
   - Откуда он у вас? - обалдело спросил Кенет, вертя в руках кошелек.
   - Это долгая история, - откровенно засмеялся Акейро. - Его принес мне один человек. Я расскажу вам, когда вернетесь.
   Его прощальный поклон был настолько подчеркнуто сухим и церемонным, что Кенету стало ясно: да у него просто сердце разрывается от беспокойства.
   - Не тревожьтесь, - хриплым от волнения голосом пообещал Кенет. - Я скоро вернусь.
   Он отдал поклон, закрыл глаза, сосредоточился на мыслях о доме и шагнул.
   На сей раз Кенет оказался посреди полей, примыкающих к деревне. Именно там он и собирался появиться. Акейро, может, и ждал, что его побратим станет магом, вот и не удивился особенно внезапному его приходу не через дверь - но шагни только Кенет через стену в собственный дом прямехонько из Сада Мостов, и все домочадцы перепугались бы насмерть. А даже если нет - в конце концов, сваливаться на голову ничего не подозревающим людям откуда-нибудь с потолка попросту невежливо. Кенет избрал местом своего появления окраинное поле потому, что там обычно в эту пору ни души не встретишь.
   Однако на поле все же кто-то был, хоть Кенет и не сразу заметил его среди высоких колосьев.
   - Посевы не топчи, - вынырнул откуда-то из-под колосьев смутно памятный голос.
   Кенет улыбнулся и, осторожно раздвигая руками стебли, пошел на звук.
   - Кому сказано, Кенет, посевы не топчи. - И вслед за словами наверх вынырнул тот, кто их произнес.
   - Я и не топчу, дядюшка Юкет, - улыбнулся Кенет, мигом узнав собеседника.
   - Только по шагам тебя и признал, - произнес Юкет, окидывая одобрительным взглядом высокую ладную фигуру в синем хайю. - В лицо небось и не признал бы. Вырос как... вытянулся... и меч у тебя какой большой! Воином, значит, заделался. Не нам чета. Как тебя теперь величать прикажешь - "достопочтенный господин воин"?
   Судя по тону, дядюшка Юкет испытал бы крайнее удивление, согласись Кенет быть достопочтенным или каким-нибудь еще господином. Он попросту подтрунивал над сыном старого приятеля, над мальчиком, которому приносил сладкий горох и деревянные лодочки. Даже воссядь Кенет на престол - он все равно останется для дядюшки Юкета тем, прежним мальчиком. Не такой человек дядюшка Юкет, чтобы гнуть спину перед тем, кого шлепал за детские проказы. И это замечательно. Это очень хорошо. До чего же хорошо дома!
   - Как звали, так и зовите, дядюшка Юкет, - засмеялся Кенет. - Только мне и недоставало перед вами нос задирать.
   - Попробовал бы только, - довольно пробасил Юкет. - Я бы тебя за этот самый нос живо оттрепал.
   - До чего же я рад вернуться, - выдохнул Кенет, окидывая окрестность таким нетерпеливым взглядом, словно стремился поскорей увидеть все, что происходило за два года его отсутствия.
   - Это хорошо, что ты рад, - усмехнулся Юкет, но как-то невесело. Вернулся ты, сынок, в самую пору.
   - Случилось что, дядюшка Юкет? - встревожился Кенет. Он почти ожидал, что Юкет, как и Акейро, скажет: "Нет, это у тебя случилось". Но сказал дядюшка Юкет совсем другое.
   - Случилось, сынок. Сразу так всего и не расскажешь. Погоди, вот управлюсь, пойдем ко мне - напою, накормлю тебя с дороги, тогда и поговорим. Долгий это разговор, сынок.
   - Давайте я пособлю, дядюшка Юкет, - предложил Кенет и, не дожидаясь ответа, скинул наземь котомку и меч.
   - Сноровки не потерял, господин воин? - хмыкнул Юкет, глядя, как Кенет снимает хайю и рубашку.
   - Не знаю, дядюшка Юкет, - тряхнул головой Кенет. - Посмотрим.
   Если Кенет, по выражению односельчанина, и утерял сноровку, то самую ее малость. Вдвоем они быстро управились. Юкет поглядывал поначалу, не отстает ли юноша от него, но, увидев, как спорится работа в руках молодого воина, оглядываться перестал. А Кенет и вовсе на него не оглядывался. Слова дядюшки Юкета насторожили его, но привычная сызмальства работа приносила ему столько наслаждения, что он просто не мог предаваться тревожным мыслям. Его радовал легкий ветерок, щекочущий согнутую спину, земля под ногами, присутствие рядом дядюшки Юкета. И подумать только - всего два года назад дядюшка Юкет казался ему если и не старым, то пожилым человеком вполне почтенного возраста. Какой же он пожилой, если ему лет сорок пять от силы? Совсем еще справный работник. Того и гляди обгонит Кенета. Хотя тело воина с легкостью вспомнило прежние привычки, а уста его - прежний говор, все же два года отсутствия даром не проходят. Вот Кенет и торопился, не позволяя себе разогнуться: уступить сейчас в рабочей сноровке - срам какой!
   - Ну, вот и все, - произнес Юкет. - Не умаялся с отвычки?
   - Немного, - признался Кенет.
   - Это дело поправимое. Бери свои пожитки и пойдем.
   Как хорошо, как приятно было умыться после работы! Как хорошо натянуть на себя хайю и последовать за дядюшкой Юкетом в дом! Каким вкусным может быть, оказывается, простое деревенское варево с пылу с жару! Как приятно пахнет травами в доме дядюшки Юкета - верно ведь, Кенет и забыл совсем, что Юкет был деревенским знахарем, оттого и жил чуть на отшибе... как же хорошо... как было бы хорошо, если бы не слова дядюшки Юкета о чем-то, что случилось, пока Кенет странствовал.
   - Так что же все-таки стряслось, дядюшка Юкет? - спросил Кенет, отведав варенья из стеблей сладкого тростника: как и в былые времена, дядюшка Юкет норовил накормить малыша Кенета чем-нибудь вкусненьким. Спрашивать о чем бы то ни было, не попробовав и не похвалив варенье, было бы верхом неблагодарности.
   - Стряслось оно уже давно, - вздохнул Юкет. - Вот как ты пропал, сразу же оно и стряслось.
   Он помолчал немного. Кенет терпеливо ждал.
   - Мачеху-то твою в деревне не сильно долюбливали.
   - Не замечал, - искренне удивился Кенет.
   - Дурень ты, - беззлобно заметил Юкет. - Не ее - отца твоего любили. Тебя любили. Ради вас не то что мачеху твою с сыночком - любую бы наволочь пришлую привечать стали, только скажите. А как помер отец твой... никто, ясное дело, носа не совал, а все же люди примечали, что худо тебе живется.
   - Дело прошлое, - отрывисто бросил Кенет.
   - Не скажи. Еще бы немного - и не утерпела бы деревня. А тут ты вдруг пропал.
   - Ушел, - поправил Кенет.
   - Ушел - это когда деньги с собой берут, одежонку хоть какую. Ты же будто нагишом ушел. Даже рубаху оставил.
   - Мне с собой ничего брать не хотелось, - опустил голову Кенет.
   - Я-то понимаю, а вот что люди подумали? День тебя нет, другой... разговоры пошли. Одного мужа схоронила - и кто его знает, от какой такой хвори помер бедолага? Второго деревом в лесу придавило - а не пособил ли дереву кто?
   - Нет! - возмутился Кенет. - Как можно? Они с отцом хорошо ладили...
   - Сам знаю, - перебил его Юкет. - Это ты кому другому скажи. А люди ведь что решили? Двух мужей схоронила, а теперь еще и пасынка извела!
   У Кенета не было сил даже сглотнуть. Вот, оказывается, чем обернулся для мачехи его уход!
   - Ну а не извела, - продолжал Юкет, - так все едино из дома выжила. Ей в деревне вовсе проходу не стало, лучше и не показываться. Даже когда по весне жребий на участки тянут, она не появлялась. Бикки за нее ходил и жребий тянул.
   - Бикки? - ошеломленно переспросил Кенет. - Как так Бикки? Почему не Кайрин?
   - А Кайрин живо почуял, куда ветер дует, - скривился Юкет. - Он тогда женился - не у нас, у нас бы за него не пошел никто. В соседней деревне женился. Хозяйство справное. В род жены вошел, от матери отказался. Чтоб никто таким родством, значит, не попрекнул. Мать с братом он теперь и знать не хочет.
   Смуглый красавец Кайрин! Непременный участник его детских игр! Мелкий предатель, однажды предавший сводного брата, а потом и родного вместе с матерью!
   - Значит, Кайрин хозяйство оставил, - задумчиво произнес Кенет.
   - Да, и будь уверен, не с пустыми руками. Денег он взял, что только в доме было. Хоть так перед новой родней худую славу замазать.
   - Да кто же теперь на поле работает? - ахнул Кенет.