Страница:
– Сорвет мясо с твоих, Джак, костей, – последовал весьма не обнадеживающий ответ Свейна.
– Не так страшно, Свейн, – сердито поправил его Релкин, – кровь потечет, но раны излечимы; Джак еще совсем молод.
Свейн хмыкнул и откинул голову в темноту. Оба они знали, что это не так. Шрамы, оставленные девятихвостой плеткой – каждый из хвостов с тремя узлами на конце – останутся с ними до конца их дней.
Свейн все же почувствовал интонацию Релкина и замолчал, подумав, что лучше зря не волновать маленького Джака, который примет это слишком тяжело. У Свейна были свои проблемы, он слишком быстро переходил от возбуждения к отчаянию, и теперь вся его бравада слетела.
Тем временем мысли Релкина снова ушли в сторону. Он удивлялся, как мог позволить Уилиджер своей злобе так завладеть им. Будучи их командиром, он не должен был сразу выносить обвинение. Вулворд никогда бы не поступил так, не посоветовавшись с начальством, а генерал Стинхур, зная напряженные отношения с флотом, не дал бы разрешения на этот шаг. Только Уилиджер будет виноват в том, что в полдень мальчиков искалечат.
Релкину было важно понять, удовлетворится ли теперь Уилиджер или продолжит и дальше вымещать на них злобу. Релкин знал, что командир эскадрона чувствует себя униженным, потому что фактически не участвовал в битве с чародеем. Потерять сознание до начала настоящего сражения – значило оказаться последним дураком, что для Уилиджера было страшнее всего на свете.
Удовлетворится ли он их ободранными спинами? Или постарается уничтожить эскадрон до последнего человека?
Во всяком случае, их троих уничтожить очень даже просто, потому что эти шрамы останутся с ними на всю жизнь. Каждый раз, когда Релкин будет надевать куртку, каждый раз, когда руки Эйлсы будут обнимать его, шрамы напомнят о себе.
Как же он сможет объяснить это Эйлсе! Как сможет он рассказать своим детям о позоре отца? Мальчик представил себе плеть, сдирающую с него кожу в потоках крови.
Неужели действительно никак нельзя спастись? Что, если Бирджит пришла в себя? Скажет ли она правду? Драконир почувствовал, что снова готов схватиться за соломинку.
Единственное, что их могло спасти – это признание Бирджит в своих позорных приставаниях к Свейну. Но даже если сейчас они избегнут наказания, Уилиджер снова будет искать случая уничтожить их.
Релкин стал размышлять над тем, как бы им успокоить незадачливого командира эскадрона. Избавиться от него они, похоже, не могли. Даже командор Вулворд не может разжаловать офицера, пока тот не проявил трусости в бою. Кроме того, все знали, что Уилиджер имеет влияние в Марнери благодаря связям семьи. Этого было достаточно, чтобы командоры обходились с ним осторожно. Так что мальчики оказались накрепко связаны с Уилиджером и его непредсказуемостью.
Свейн предложил его прикончить – меч в спину в ближайшем бою. Релкин отверг эту идею, но она не сразу покинула его мысли.
Релкин содрогнулся. Ему приходилось совершать много проступков. Как и Свейна, за многое его можно было бы и наказать. Но убийств на его совести не было, даже если вспомнить торговца Дука. То есть, конечно, Дука он убил, ибо именно он швырнул нож, оборвавший жизнь торговца, но мальчик был вынужден это сделать, защищая маленького драконенка. И суд оправдал его. Совесть Релкина была чиста. Но если бы они зарезали Уилиджера, это было бы только убийством и ничем другим, а Релкин не знал, сможет ли он так просто кого-нибудь убить, даже такого бесполезного и опасного человека, как Уилиджер.
Тем временем – пока Релкин перебирал свои нелегкие мысли, Джак старался не думать о девятихвостке, опускающейся ему на спину, а Свейн немузыкально насвистывал, ругая про себя моряков и драконьих командиров, – колдунья Эндисия при свете свечи внимательно осматривала Бирджит в небольшой комнатке.
Ее сомнения превратились в навязчивую идею, и она решила попробовать великое заклинание, способное пробудить любого, кто находится по эту сторону жизни. Работать Эндисии предстояло на пределе возможностей. Она была штатной ведьмой флота, а отнюдь не Великой Ведьмой, как Лессис или Рибела. Необходимо было безошибочно произнести тысячи строк Биррака, переплетенных с кунфшонскими заклинаниями. Она должна превзойти саму себя и коснуться истоков времени и пространства!
Тем не менее, если она этого не сделает, она уже никогда не осмелится взглянуть в глаза Серой Леди.
Итак, Эндисия, мокрая от пота и дрожащая от напряжения, провела ночь в речитативах и каденциях. За час до восхода она связала пучок тисовых листьев, посыпала их высушенной кровью кунфшонской летучей мыши и, воскурив дым, приступила к последней части действа. Заклинание было готово. Теперь, если все было сделано правильно, следовало ждать результатов.
Воздух в лазарете стал таким спертым, что трудно было дышать. Над распростертым телом Бирджит появилась неясная аура, которую можно было почти различить глазом.
Эндисия глубоко вздохнула. Это было самым тяжелым заклинанием из всех, что ей когда-либо приходилось создавать. Она чувствовала, что большего ей не совершить. Одежда отяжелела от пота и липла к телу. Колдунья просто не годилась для магии такого уровня. Ее пробрала дрожь, и ей сразу стало очень холодно. И была долгая страшная минута ожидания.
Затем с кровати донесся какой-то звук. Бирджит шевельнулась и чуть повернула голову.
Удалось! Эндисия тихонько вскрикнула, сердце ее воспарило до небес с самой глубины отчаяния.
Бирджит вскоре открыла глаза и оглядела лазарет.
Эндисия подождала несколько минут, чтобы дать Бирджит осознать себя, понять, где она находится, проверить, все ли в порядке.
Минуты шли. Бирджит по-прежнему не издавала ни звука.
– Бирджит! – позвала Эндисия.
Глаза молодой женщины сверкнули, встретившись с глазами колдуньи.
– Ты будешь жить, Бирджит; колдунья говорит тебе правду. Ты будешь жить. Ты кое-что должна нам сказать. Это срочно.
Бирджит посмотрела на нее пустыми глазами:
– Не скажу.
Она произнесла это внятно и членораздельно, а потом замолчала.
Эндисия ужаснулась. Несчастную и вправду изнасиловали? Или эти мальчишки так сильно унизили ее, что она больше не хочет жить?
Тактично и с большой осторожностью Эндисия вновь и вновь пыталась расспрашивать Бирджит, но ответа так и не добилась. Колдунья отступила, озадаченная и расстроенная.
Проведать морячку пришел хирург и с удивлением обнаружил, что женщина вышла из комы, которая раньше, казалось, грозила перейти в смерть. Эндисия была горда своим успехом, чувствуя, однако, некоторый страх за содеянное. Впрочем, она сейчас совершенно лишилась сил, и ей требовалось не меньше часа отдыха.
– Вынесите ее на палубу. Возможно, свежий воздух, немного еды заставят ее разговориться. Она так настрадалась!
Бирджит вынесли на мостик и устроили возле фальшборта с подветренной стороны. Капитан. Олинас поздравила Бирджит с выздоровлением и пообещала ей, что эти кошмарные драконьи мальчики будут наказаны. С них спустят шкуру сегодня же.
Тем временем весть разнеслась по всему кораблю. Легионеры с первым светом нового дня узнали: Бирджит очнулась, но отказывается говорить.
Так как Релкин был в карцере, Базил узнал эту новость не первым, Блок и Альсебра тоже. Им принесли ее Пурпурно-Зеленый с Мануэлем:
– Женщина, в нападении на которую их обвиняют, очнулась.
– Хорошо. Что она говорит?
– Она отказывается говорить!
– Думаю, она боится, – заявил Пурпурно-Зеленый.
– Наших мальчиков побьют, если она не заговорит. Мы-то знаем правду. Она ведь бывала здесь, месяцами добивалась оплодотворения своих яиц! Мальчики ничего не могли с ней поделать.
– Это правда, мальчик Свейн говорил, что лучше оплодотворит лошадь. Я знаю, мальчика Свейна поначалу трудно понять, но… – На этом глубокий анализ Блоком психологии его драконира прервался.
Дракон со сломанным хвостом встал и вышел, отодвинув Мануэля в сторону.
Несколько минут спустя Мануэль выбежал из каюты и стрелой взлетел на квартердек. Драконир должен был передать капитану просьбу Базила из Куоша, чтобы ему, дракону, разрешили встретиться с Бирджит, раненой морячкой, и задать ей вопрос.
Когда же парень вернулся, с одного взгляда было ясно, что капитан отказала.
Секунду спустя Базил уже лез по наклонной стене, взбираясь на верхнюю палубу. Отсюда было рукой подать до капитанского мостика. Никто и никогда не ходил таким путем.
Зажмурившись от яркого света, дракон вдохнул полной грудью океанский воздух и посмотрел через палубу туда, где лежала Бирджит. Их разделяли шкафут, трап и корабельные шлюпки, укрепленные с обеих сторон грот-мачты.
Это было серьезным шагом. Он очень рисковал. Мятеж драконов приводил легионеров в ужас. Но не мог же он позволить выпороть своего мальчика ни за что ни про что!
Базил пошел вперед, нащупывая ступеньки, протискиваясь в проходы, рассчитанные на людей, а не на драконов.
Моряки разбежались с криками ужаса. Гигант миновал грот-мачту, прошел мимо шлюпок и полубаркаса, перепрыгнул через брусья, приготовленные для починки рангоута, и медленно приблизился к мостику, священной и неприкосновенной территории капитана корабля.
Необоримая сила восстала против непререкаемых традиций. Необоримая сила победила. Базил поднялся на мостик, хотя доски прогибались под ним, ежеминутно грозя провалиться.
Командир эскадрона Уилиджер выскочил наперерез виверну. Были там и другие люди, с луками и стрелами наготове. Были и копьеносцы.
– Дракон Базил, ты должен остановиться немедленно! – проорал Уилиджер.
– Женщина должна мне ответить! Это все, чего я прошу, все, чего может просить хороший дракон. Позволь мне спросить ее. Потом делай все, что хочешь.
Уилиджер отскочил назад, и две с половиной тонны кожистоспинного дракона прошествовали мимо.
– Не стреляйте! – заверещал командир эскадрона. Там же стоял адмирал Кранкс, округлив рот буквой «О». Командор Вулворд мчался вверх по ступеням. Капитан Олинас с потемневшим от ярости лицом потянулась к мечу.
– Не стрелять! – крикнул Вулворд. Люди послушались и опустили луки.
Кранкс едко посмотрел на него:
– Вы превышаете ваши права, командуя на мостике.
Капитан Олинас кинулась с мечом в руках между драконом и кроватью у фальшборта.
– Ты не имеешь права здесь находиться! – вскричала она, поднимая меч.
Дракон пристально посмотрел на капитана. Инстинктивный, первородный ужас затмил ее разум, и она впала в драконий столбняк. Базил просто прошел мимо и остановился перед кроватью. Бирджит не могла отвести взгляд от глаз виверна.
– Я знаю, ты не боишься драконов. Я много-много раз видел тебя в наших помещениях.
Бирджит моргнула, глядя на него. В столбняк она не впала.
– Мой мальчишка испорчен, но не настолько испорчен. Он еще и глупый, но не так глуп. Я знаю, мой мальчишка никогда не хотел оплодотворять твои яйца.
Бирджит чувствовала, что взгляд дракона пронизывает ее насквозь.
– Моего мальчика высекут, потому что он пытался тебе помочь. Я знаю, что случилось. Ты знаешь, что случилось. Ты должна им сказать.
Бирджит струсила. Дракон, казалось, смотрел в самую ее душу. Ее бесчестье вышло на свет перед всеми. Женщина закрыла лицо руками и разразилась судорожными рыданиями:
– Я не хочу, чтобы кому-нибудь было плохо.., я не знаю…. Мне так стыдно.
– Мальчик Свейн, он ударил тебя, защищаясь, дракон уверен в этом. Он ранил тебя, потому что не хотел оплодотворить твои яйца.
Захлебываясь в рыданиях, Бирджит во всем призналась, потом уставилась в фальшборт. Дракон повернул свою огромную голову в сторону офицеров:
– Вы слышали, мальчики невиновны. Теперь дракон пойдет к себе.
И пока они глазели на него наполовину в ужасе, наполовину в ярости, гигант повернулся и по скрипящим ступеням спустился с мостика, прошел по шкафуту и скрылся в открытых дверях трюма.
Глава 22
Глава 23
– Не так страшно, Свейн, – сердито поправил его Релкин, – кровь потечет, но раны излечимы; Джак еще совсем молод.
Свейн хмыкнул и откинул голову в темноту. Оба они знали, что это не так. Шрамы, оставленные девятихвостой плеткой – каждый из хвостов с тремя узлами на конце – останутся с ними до конца их дней.
Свейн все же почувствовал интонацию Релкина и замолчал, подумав, что лучше зря не волновать маленького Джака, который примет это слишком тяжело. У Свейна были свои проблемы, он слишком быстро переходил от возбуждения к отчаянию, и теперь вся его бравада слетела.
Тем временем мысли Релкина снова ушли в сторону. Он удивлялся, как мог позволить Уилиджер своей злобе так завладеть им. Будучи их командиром, он не должен был сразу выносить обвинение. Вулворд никогда бы не поступил так, не посоветовавшись с начальством, а генерал Стинхур, зная напряженные отношения с флотом, не дал бы разрешения на этот шаг. Только Уилиджер будет виноват в том, что в полдень мальчиков искалечат.
Релкину было важно понять, удовлетворится ли теперь Уилиджер или продолжит и дальше вымещать на них злобу. Релкин знал, что командир эскадрона чувствует себя униженным, потому что фактически не участвовал в битве с чародеем. Потерять сознание до начала настоящего сражения – значило оказаться последним дураком, что для Уилиджера было страшнее всего на свете.
Удовлетворится ли он их ободранными спинами? Или постарается уничтожить эскадрон до последнего человека?
Во всяком случае, их троих уничтожить очень даже просто, потому что эти шрамы останутся с ними на всю жизнь. Каждый раз, когда Релкин будет надевать куртку, каждый раз, когда руки Эйлсы будут обнимать его, шрамы напомнят о себе.
Как же он сможет объяснить это Эйлсе! Как сможет он рассказать своим детям о позоре отца? Мальчик представил себе плеть, сдирающую с него кожу в потоках крови.
Неужели действительно никак нельзя спастись? Что, если Бирджит пришла в себя? Скажет ли она правду? Драконир почувствовал, что снова готов схватиться за соломинку.
Единственное, что их могло спасти – это признание Бирджит в своих позорных приставаниях к Свейну. Но даже если сейчас они избегнут наказания, Уилиджер снова будет искать случая уничтожить их.
Релкин стал размышлять над тем, как бы им успокоить незадачливого командира эскадрона. Избавиться от него они, похоже, не могли. Даже командор Вулворд не может разжаловать офицера, пока тот не проявил трусости в бою. Кроме того, все знали, что Уилиджер имеет влияние в Марнери благодаря связям семьи. Этого было достаточно, чтобы командоры обходились с ним осторожно. Так что мальчики оказались накрепко связаны с Уилиджером и его непредсказуемостью.
Свейн предложил его прикончить – меч в спину в ближайшем бою. Релкин отверг эту идею, но она не сразу покинула его мысли.
Релкин содрогнулся. Ему приходилось совершать много проступков. Как и Свейна, за многое его можно было бы и наказать. Но убийств на его совести не было, даже если вспомнить торговца Дука. То есть, конечно, Дука он убил, ибо именно он швырнул нож, оборвавший жизнь торговца, но мальчик был вынужден это сделать, защищая маленького драконенка. И суд оправдал его. Совесть Релкина была чиста. Но если бы они зарезали Уилиджера, это было бы только убийством и ничем другим, а Релкин не знал, сможет ли он так просто кого-нибудь убить, даже такого бесполезного и опасного человека, как Уилиджер.
Тем временем – пока Релкин перебирал свои нелегкие мысли, Джак старался не думать о девятихвостке, опускающейся ему на спину, а Свейн немузыкально насвистывал, ругая про себя моряков и драконьих командиров, – колдунья Эндисия при свете свечи внимательно осматривала Бирджит в небольшой комнатке.
Ее сомнения превратились в навязчивую идею, и она решила попробовать великое заклинание, способное пробудить любого, кто находится по эту сторону жизни. Работать Эндисии предстояло на пределе возможностей. Она была штатной ведьмой флота, а отнюдь не Великой Ведьмой, как Лессис или Рибела. Необходимо было безошибочно произнести тысячи строк Биррака, переплетенных с кунфшонскими заклинаниями. Она должна превзойти саму себя и коснуться истоков времени и пространства!
Тем не менее, если она этого не сделает, она уже никогда не осмелится взглянуть в глаза Серой Леди.
Итак, Эндисия, мокрая от пота и дрожащая от напряжения, провела ночь в речитативах и каденциях. За час до восхода она связала пучок тисовых листьев, посыпала их высушенной кровью кунфшонской летучей мыши и, воскурив дым, приступила к последней части действа. Заклинание было готово. Теперь, если все было сделано правильно, следовало ждать результатов.
Воздух в лазарете стал таким спертым, что трудно было дышать. Над распростертым телом Бирджит появилась неясная аура, которую можно было почти различить глазом.
Эндисия глубоко вздохнула. Это было самым тяжелым заклинанием из всех, что ей когда-либо приходилось создавать. Она чувствовала, что большего ей не совершить. Одежда отяжелела от пота и липла к телу. Колдунья просто не годилась для магии такого уровня. Ее пробрала дрожь, и ей сразу стало очень холодно. И была долгая страшная минута ожидания.
Затем с кровати донесся какой-то звук. Бирджит шевельнулась и чуть повернула голову.
Удалось! Эндисия тихонько вскрикнула, сердце ее воспарило до небес с самой глубины отчаяния.
Бирджит вскоре открыла глаза и оглядела лазарет.
Эндисия подождала несколько минут, чтобы дать Бирджит осознать себя, понять, где она находится, проверить, все ли в порядке.
Минуты шли. Бирджит по-прежнему не издавала ни звука.
– Бирджит! – позвала Эндисия.
Глаза молодой женщины сверкнули, встретившись с глазами колдуньи.
– Ты будешь жить, Бирджит; колдунья говорит тебе правду. Ты будешь жить. Ты кое-что должна нам сказать. Это срочно.
Бирджит посмотрела на нее пустыми глазами:
– Не скажу.
Она произнесла это внятно и членораздельно, а потом замолчала.
Эндисия ужаснулась. Несчастную и вправду изнасиловали? Или эти мальчишки так сильно унизили ее, что она больше не хочет жить?
Тактично и с большой осторожностью Эндисия вновь и вновь пыталась расспрашивать Бирджит, но ответа так и не добилась. Колдунья отступила, озадаченная и расстроенная.
Проведать морячку пришел хирург и с удивлением обнаружил, что женщина вышла из комы, которая раньше, казалось, грозила перейти в смерть. Эндисия была горда своим успехом, чувствуя, однако, некоторый страх за содеянное. Впрочем, она сейчас совершенно лишилась сил, и ей требовалось не меньше часа отдыха.
– Вынесите ее на палубу. Возможно, свежий воздух, немного еды заставят ее разговориться. Она так настрадалась!
Бирджит вынесли на мостик и устроили возле фальшборта с подветренной стороны. Капитан. Олинас поздравила Бирджит с выздоровлением и пообещала ей, что эти кошмарные драконьи мальчики будут наказаны. С них спустят шкуру сегодня же.
Тем временем весть разнеслась по всему кораблю. Легионеры с первым светом нового дня узнали: Бирджит очнулась, но отказывается говорить.
Так как Релкин был в карцере, Базил узнал эту новость не первым, Блок и Альсебра тоже. Им принесли ее Пурпурно-Зеленый с Мануэлем:
– Женщина, в нападении на которую их обвиняют, очнулась.
– Хорошо. Что она говорит?
– Она отказывается говорить!
– Думаю, она боится, – заявил Пурпурно-Зеленый.
– Наших мальчиков побьют, если она не заговорит. Мы-то знаем правду. Она ведь бывала здесь, месяцами добивалась оплодотворения своих яиц! Мальчики ничего не могли с ней поделать.
– Это правда, мальчик Свейн говорил, что лучше оплодотворит лошадь. Я знаю, мальчика Свейна поначалу трудно понять, но… – На этом глубокий анализ Блоком психологии его драконира прервался.
Дракон со сломанным хвостом встал и вышел, отодвинув Мануэля в сторону.
Несколько минут спустя Мануэль выбежал из каюты и стрелой взлетел на квартердек. Драконир должен был передать капитану просьбу Базила из Куоша, чтобы ему, дракону, разрешили встретиться с Бирджит, раненой морячкой, и задать ей вопрос.
Когда же парень вернулся, с одного взгляда было ясно, что капитан отказала.
Секунду спустя Базил уже лез по наклонной стене, взбираясь на верхнюю палубу. Отсюда было рукой подать до капитанского мостика. Никто и никогда не ходил таким путем.
Зажмурившись от яркого света, дракон вдохнул полной грудью океанский воздух и посмотрел через палубу туда, где лежала Бирджит. Их разделяли шкафут, трап и корабельные шлюпки, укрепленные с обеих сторон грот-мачты.
Это было серьезным шагом. Он очень рисковал. Мятеж драконов приводил легионеров в ужас. Но не мог же он позволить выпороть своего мальчика ни за что ни про что!
Базил пошел вперед, нащупывая ступеньки, протискиваясь в проходы, рассчитанные на людей, а не на драконов.
Моряки разбежались с криками ужаса. Гигант миновал грот-мачту, прошел мимо шлюпок и полубаркаса, перепрыгнул через брусья, приготовленные для починки рангоута, и медленно приблизился к мостику, священной и неприкосновенной территории капитана корабля.
Необоримая сила восстала против непререкаемых традиций. Необоримая сила победила. Базил поднялся на мостик, хотя доски прогибались под ним, ежеминутно грозя провалиться.
Командир эскадрона Уилиджер выскочил наперерез виверну. Были там и другие люди, с луками и стрелами наготове. Были и копьеносцы.
– Дракон Базил, ты должен остановиться немедленно! – проорал Уилиджер.
– Женщина должна мне ответить! Это все, чего я прошу, все, чего может просить хороший дракон. Позволь мне спросить ее. Потом делай все, что хочешь.
Уилиджер отскочил назад, и две с половиной тонны кожистоспинного дракона прошествовали мимо.
– Не стреляйте! – заверещал командир эскадрона. Там же стоял адмирал Кранкс, округлив рот буквой «О». Командор Вулворд мчался вверх по ступеням. Капитан Олинас с потемневшим от ярости лицом потянулась к мечу.
– Не стрелять! – крикнул Вулворд. Люди послушались и опустили луки.
Кранкс едко посмотрел на него:
– Вы превышаете ваши права, командуя на мостике.
Капитан Олинас кинулась с мечом в руках между драконом и кроватью у фальшборта.
– Ты не имеешь права здесь находиться! – вскричала она, поднимая меч.
Дракон пристально посмотрел на капитана. Инстинктивный, первородный ужас затмил ее разум, и она впала в драконий столбняк. Базил просто прошел мимо и остановился перед кроватью. Бирджит не могла отвести взгляд от глаз виверна.
– Я знаю, ты не боишься драконов. Я много-много раз видел тебя в наших помещениях.
Бирджит моргнула, глядя на него. В столбняк она не впала.
– Мой мальчишка испорчен, но не настолько испорчен. Он еще и глупый, но не так глуп. Я знаю, мой мальчишка никогда не хотел оплодотворять твои яйца.
Бирджит чувствовала, что взгляд дракона пронизывает ее насквозь.
– Моего мальчика высекут, потому что он пытался тебе помочь. Я знаю, что случилось. Ты знаешь, что случилось. Ты должна им сказать.
Бирджит струсила. Дракон, казалось, смотрел в самую ее душу. Ее бесчестье вышло на свет перед всеми. Женщина закрыла лицо руками и разразилась судорожными рыданиями:
– Я не хочу, чтобы кому-нибудь было плохо.., я не знаю…. Мне так стыдно.
– Мальчик Свейн, он ударил тебя, защищаясь, дракон уверен в этом. Он ранил тебя, потому что не хотел оплодотворить твои яйца.
Захлебываясь в рыданиях, Бирджит во всем призналась, потом уставилась в фальшборт. Дракон повернул свою огромную голову в сторону офицеров:
– Вы слышали, мальчики невиновны. Теперь дракон пойдет к себе.
И пока они глазели на него наполовину в ужасе, наполовину в ярости, гигант повернулся и по скрипящим ступеням спустился с мостика, прошел по шкафуту и скрылся в открытых дверях трюма.
Глава 22
Ну вот и все, Джак, – сказал Релкин. Он стоял с подветренной стороны, облокотившись на фальшборт, и разглядывал уже близкую землю. – Наше плаванье окончено.
– Не могу дождаться, когда снова окажусь на суше. Мы так долго были заперты на этом корабле.
Линия желтых скал, окаймленных бриллиантовой зеленью, уже маячила на юге прямо по курсу. Белый прибой бился о скалы, над которыми кружились миллионы морских птиц: тупики и олуши летали своими путями, эскадроны пеликанов и чаек – своими.
– Темный континент, мы добрались, а, ребята? – воскликнул Свейн, присоединившийся к ним.
– Мы все-таки добрались… – тихо произнес Релкин.
По вантам спустился Мануэль. К концу плавания в нем проснулся интерес к мореходству, и теперь он проводил массу времени на снастях, учась всему, чему можно, у моряков на марсах.
– Уже видны Согош и вход в канал сквозь рифы.
– Как далеко?
– Теперь – всего в нескольких милях, будем там в полдень, если ветер продержится.
Все подняли головы и воззрились на вздымающиеся над ними белые паруса. По мере приближения к Эйго ветер становился все слабее и непостоянней и несколько раз стихал за последние дни. Противнее ничего не могло быть для моряков и легионеров, раздраженных до крайней степени долгими месяцами плавания.
– Будем надеяться, старый Каймо все-таки выбросит за нас кости, – сказал Мануэль, проникшийся верой Релкина в то, что им помогает рука старого бога.
– Будем, – все, что сказал в ответ Релкин. Он сам вышел из великого сражения при Сприанском кряже в твердой уверенности, что Каймо лично вмешался в его судьбу. Великая Мать может, конечно, править на небесах, но Каймо каким-то образом все-таки уцелел.
– Кто-нибудь видел Уилиджера? – спросил Мануэль.
– С завтрака – нет. Я слышал, он отправился в гости к адмиралу, – сказал Свейн.
– Может, нам повезет и его переведут во флот? Они рассмеялись, представив подверженного морской болезни Уилиджера в роли моряка.
– Этот адмирал, должно быть, влюбился в Уилиджера; они теперь встречаются каждый день.
– Он чует выгоду. Все знают, что от Уилиджера воняет богатством.
– К сожалению.
– Тс-с! – прошипел Джак. – Уили здесь.
Он не ошибся. Командир эскадрона неожиданно появился на верхней палубе и стал спускаться к ним.
– Что теперь? – тихонько простонал Свейн. Релкин тоже хотел бы это знать. После происшествия на Водяном острове Уилиджер превратился в злобного тирана. Отброшены были все намеки на дружбу. Впрочем, вместе с этим прекратилась и большая часть одуряющих проверок и идиотских упражнений. Уилиджер в основном проводил время, не выходя из своей каюты или же в просторных апартаментах адмирала, который определенно благоволил к молодому офицеру.
Тем не менее, как понимал Релкин, Уилиджер только дожидался малейшей ошибки со стороны мальчиков. Унижение на острове Чародея было ужасно для него, но то, как было опровергнуто его обвинение против Релкина, Свейна и Джака, просто выбило командира из колеи.
– Вольно, мальчики, – сказал Уилиджер, отвечая на их бодрый салют куда менее энергично.
Он остановился перед драконирами, глядя поверх их голов на желтые скалы и пышную тропическую растительность. Его тропическая форма была уставной, но она была не выглажена, пуговицы – начищены небрежно. Шляпы на нем не было, так что они не знали, снял ли он неуставную кокарду.
– Полагаю, мальчики, вы все возбуждены и мечтаете сойти с корабля и снова почувствовать под ногами землю.
Они почтили командира бдительным молчанием.
– Вот ты, юный Джак, небось не можешь дождаться, когда ступишь на землю, а?
Джак что-то пробормотал в ответ. Глаза Уилиджера блеснули.
– Предостаточно уже морской жизни, не так ли, Джак?
– Что-то вроде того, сэр.
– Ну а как насчет драконира Релкина? Смотришь, как бы добраться до берега?
– Да, сэр, – быстро ответил Релкин безжизненным голосом автомата.
Уилиджер пошевелил губами и снова уставился на желтые скалы Богона.
– Ладно, мальчики, не буду вам напоминать, что жду от вас только отличного поведения, пока мы будем стоять в Согоше.
Свейн подавил чуть не вырвавшийся смешок. Уж не думает ли Уилиджер, что Свейн не отправится на охоту за девочками после месяцев плавания? Любыми девочками?
– Нет нужды говорить вам, что, если я поймаю кого-нибудь за пределами нашего лагеря без особого моего на то разрешения, прикажу наказать по первому разряду. Вы знаете, что это значит!
Двадцать плетей девятихвосткой!
Они сразу сникли. Свейн притих. Релкин одеревенел, чувствуя, как зашевелились волоски на шее. Уилиджер не успокоится, пока не искалечит их спины. Он никогда не простит и не забудет.
– Скажу вам больше, мальчики, мы объединяем силы с армией чардханских рыцарей, которые дожидаются нас уже месяц. Кроме того, там же находятся силы Баканских государств и полк Кассимской кавалерии, называемой «Пантерами Пустыни». – Уилиджер очевидно гордился своей информированностью, но улыбка лишь тронула губы его. – Генерал Баксандер и генерал Стинхур отдали приказ избегать конфликтов на берегу. В частности, для нас очень важны чардханцы. Ни при каких обстоятельствах мы не должны наносить вред чардханским рыцарям.
Дракониры мрачно молчали. Они и пальцем не тронут ни единого чардханца, если те попридержат свои гражданские язычки и будут уважительно относиться к Матери.
– Все понятно?! – грохнул он. Глаза его загорелись опасной яростью.
– Да, сэр, – послушным хором ответили они. Уилиджер улыбнулся, опустил глаза и помешкал с минуту. Потом повернулся и удалился по трапу. Мальчики вернулись к созерцанию скал.
– Ф-фу! Ну и зараза же он! – проворчал Свейн.
– Никогда не видел чардханцев, – заявил Джак.
– Конная кавалерия, тяжелое вооружение, поистине огромные верховые лошади. Предполагают, что на поле боя их ничто не может остановить, – сказал Мануэль.
– Ха! Мы видели кавалерию против драконов, это не работает, – сказал Релкин.
– Мы видели легкую кавалерию, и они не могли окружить нас, так как мы были в лесу. Будь мы на открытом месте, все было бы по-другому. Мы бы просто не достали их. И нам бы пришлось кидаться в них стрелами из-за драконов весь день. Каждый день.
– Ты хочешь сказать, что эти «рыцари» действительно на что-то способны?
– Я хочу сказать, что мы не видели атаки на драконов тяжелой кавалерии.
– Но мы не собираемся ведь драться с чардханцами, разве не так? – растерянно спросил Джак.
Свейн рассмеялся.
– Нет, не собираемся, – успокоил младшего Мануэль.
– Мы вообще не знаем, с каким чертом мы собираемся драться, – сказал Релкин. – Никто ничего не знает наверняка. Одни слухи.
– Ну и ладно, в любом случае эта кавалерия будет на нашей стороне.
– Ага, и еще у нас будут какие-то кассимские всадники, – сказал Свейн, – называющие себя Пантерами. Хо-хо!
– Я видел кассимцев; в Марнери как-то заходили кассимские моряки. Они много торгуют с Кадейном.
– Кассим – древнее королевство со славными традициями рыцарства, – сообщил Мануэль, как всегда словно читая по книге.
– Плевать на кассимцев, что насчет богонцев? Они черные.
Релкин пожал плечами:
– Ну и что? Все равно они те же люди. Кроме того, и в Урдхе живут чернокожие.
– Откуда ты знаешь? И когда это куошит успел там побывать? Я так думаю, что там никто еще не был, кроме ведьм, разумеется.
– Торговцы там бывают постоянно, Свейн.
– Мне все это не нравится, потому что сильно отличается от моего дома, – заявил Свейн.
– Дома? – переспросил Релкин. – И где же это? Форт Далхаузи?
Но раньше чем Свейн начал ссору, объясняя, что под «настоящим» домом он имел в виду внутренний Аргонат, Джак удивленно присвистнул:
– Ух ты! Похоже, это наши друзья-пираты. Все-таки они решили взяться за нас всерьез.
С грот-мачты раздался звук трубы.
Джак показал пальцем вдаль. С наветренной стороны к аргонатским кораблям быстро приближалась флотилия быстроходных суденышек. Это были небольшие пиратские шлюпы, болтавшиеся в виду «Ячменя» со вчерашнего дня. По флоту разнеслись новые сигналы.
– Я думаю, они решили – теперь или никогда, – сказал Свейн.
Релкин кивнул, соглашаясь, и в этот момент экипаж «Ячменя» с топотом бросился по местам.
Пиратские суденышки были легкими, но несли многочисленный экипаж. Обычной их тактикой было подойти как можно ближе к жертве и взять ее на абордаж.
Моряки установили тяжелые катапульты в боевую позицию, сняли брезентовые чехлы, защищавшие оружие от стихий. Пока под ритмичное пение вращались рукоятки лебедок, заряжающие уже вставили десятифутовые стрелы в направляющие желоба. Каждая стрела была снабжена массивным стальным наконечником больше фута длиной.
Тем временем на марсовые реи были подняты тяжелые пращи. Они должны были швырять сосуды с горящим маслом в паруса и оснастку пиратов. Пращи были изобретательно прикреплены между мачтами и установлены вертикально, что позволяло их натягивать с огромной силой, добиваясь большей дальности полета.
Вдоль борта ближайшего пиратского шлюпа уже можно было разглядеть множество черных лиц, белые зубы скалились над сверкающими абордажными саблями.
Трубы снова пропели по флоту.
– Смотрите! – закричал Джак.
Старый «Картофель» подвергся нападению.
Словно пара гигантских плетей щелкнула в воздухе – это две катапульты «Картофеля» открыли огонь. Стрелы ударили в корпус пиратского шлюпа. Хрупкое суденышко не могло выдержать подобного удара. Обе стрелы пробили борт.
Последовали выстрелы еще нескольких катапульт, и вскоре шлюп, идущий первым, получил пробоину ниже ватерлиний и стремительно затонул.
Шлюп, идущий следом, взял рифы и принялся подбирать отчаянно барахтающихся в воде людей, потом повернулся и ушел по ветру на юг, оставив белые корабли в покое.
Другой шлюп оказался на линии огня «Ячменя».
Капитан Олинас отдала приказ, и был открыт залповый огонь. Грохот поднялся такой, что у стоящих на палубе заложило уши. В первый раз стрелы прошли над шлюпом. Во второй – угодили во вражескую грот-мачту. В третий – упали в воду, не долетев до цели. Со шлюпа послышались насмешливые крики, пираты приближались.
Последовала новая команда капитана Олинас, и целый град больших стрел обрушился на корпус пиратского шлюпа.
Ситуация мгновенно изменилась. Шлюп потерял скорость и стал неповоротливым. Теперь его расстреливали в упор, и все новые и новые пробоины появлялись в корпусе кораблика. Вскоре только отчаянно барахтающиеся люди и обломки такелажа плавали на месте шлюпа.
«Ячмень» лег в дрейф.
Мальчики видели, как два фрегата поддержки, «флейта» и «Фиалка», развернулись по направлению к уцелевшим пиратским суденышкам и, ощетинившись катапультами, неумолимо двинулись в атаку. Черные шлюпы ударились в бегство и скрылись за горизонтом.
Между тем белые корабли уже входили в морские ворота Согоша – пролив шириной в милю между двумя грядами больших рифов.
Впереди раскинулся белоснежный Согош.
– Не могу дождаться, когда снова окажусь на суше. Мы так долго были заперты на этом корабле.
Линия желтых скал, окаймленных бриллиантовой зеленью, уже маячила на юге прямо по курсу. Белый прибой бился о скалы, над которыми кружились миллионы морских птиц: тупики и олуши летали своими путями, эскадроны пеликанов и чаек – своими.
– Темный континент, мы добрались, а, ребята? – воскликнул Свейн, присоединившийся к ним.
– Мы все-таки добрались… – тихо произнес Релкин.
По вантам спустился Мануэль. К концу плавания в нем проснулся интерес к мореходству, и теперь он проводил массу времени на снастях, учась всему, чему можно, у моряков на марсах.
– Уже видны Согош и вход в канал сквозь рифы.
– Как далеко?
– Теперь – всего в нескольких милях, будем там в полдень, если ветер продержится.
Все подняли головы и воззрились на вздымающиеся над ними белые паруса. По мере приближения к Эйго ветер становился все слабее и непостоянней и несколько раз стихал за последние дни. Противнее ничего не могло быть для моряков и легионеров, раздраженных до крайней степени долгими месяцами плавания.
– Будем надеяться, старый Каймо все-таки выбросит за нас кости, – сказал Мануэль, проникшийся верой Релкина в то, что им помогает рука старого бога.
– Будем, – все, что сказал в ответ Релкин. Он сам вышел из великого сражения при Сприанском кряже в твердой уверенности, что Каймо лично вмешался в его судьбу. Великая Мать может, конечно, править на небесах, но Каймо каким-то образом все-таки уцелел.
– Кто-нибудь видел Уилиджера? – спросил Мануэль.
– С завтрака – нет. Я слышал, он отправился в гости к адмиралу, – сказал Свейн.
– Может, нам повезет и его переведут во флот? Они рассмеялись, представив подверженного морской болезни Уилиджера в роли моряка.
– Этот адмирал, должно быть, влюбился в Уилиджера; они теперь встречаются каждый день.
– Он чует выгоду. Все знают, что от Уилиджера воняет богатством.
– К сожалению.
– Тс-с! – прошипел Джак. – Уили здесь.
Он не ошибся. Командир эскадрона неожиданно появился на верхней палубе и стал спускаться к ним.
– Что теперь? – тихонько простонал Свейн. Релкин тоже хотел бы это знать. После происшествия на Водяном острове Уилиджер превратился в злобного тирана. Отброшены были все намеки на дружбу. Впрочем, вместе с этим прекратилась и большая часть одуряющих проверок и идиотских упражнений. Уилиджер в основном проводил время, не выходя из своей каюты или же в просторных апартаментах адмирала, который определенно благоволил к молодому офицеру.
Тем не менее, как понимал Релкин, Уилиджер только дожидался малейшей ошибки со стороны мальчиков. Унижение на острове Чародея было ужасно для него, но то, как было опровергнуто его обвинение против Релкина, Свейна и Джака, просто выбило командира из колеи.
– Вольно, мальчики, – сказал Уилиджер, отвечая на их бодрый салют куда менее энергично.
Он остановился перед драконирами, глядя поверх их голов на желтые скалы и пышную тропическую растительность. Его тропическая форма была уставной, но она была не выглажена, пуговицы – начищены небрежно. Шляпы на нем не было, так что они не знали, снял ли он неуставную кокарду.
– Полагаю, мальчики, вы все возбуждены и мечтаете сойти с корабля и снова почувствовать под ногами землю.
Они почтили командира бдительным молчанием.
– Вот ты, юный Джак, небось не можешь дождаться, когда ступишь на землю, а?
Джак что-то пробормотал в ответ. Глаза Уилиджера блеснули.
– Предостаточно уже морской жизни, не так ли, Джак?
– Что-то вроде того, сэр.
– Ну а как насчет драконира Релкина? Смотришь, как бы добраться до берега?
– Да, сэр, – быстро ответил Релкин безжизненным голосом автомата.
Уилиджер пошевелил губами и снова уставился на желтые скалы Богона.
– Ладно, мальчики, не буду вам напоминать, что жду от вас только отличного поведения, пока мы будем стоять в Согоше.
Свейн подавил чуть не вырвавшийся смешок. Уж не думает ли Уилиджер, что Свейн не отправится на охоту за девочками после месяцев плавания? Любыми девочками?
– Нет нужды говорить вам, что, если я поймаю кого-нибудь за пределами нашего лагеря без особого моего на то разрешения, прикажу наказать по первому разряду. Вы знаете, что это значит!
Двадцать плетей девятихвосткой!
Они сразу сникли. Свейн притих. Релкин одеревенел, чувствуя, как зашевелились волоски на шее. Уилиджер не успокоится, пока не искалечит их спины. Он никогда не простит и не забудет.
– Скажу вам больше, мальчики, мы объединяем силы с армией чардханских рыцарей, которые дожидаются нас уже месяц. Кроме того, там же находятся силы Баканских государств и полк Кассимской кавалерии, называемой «Пантерами Пустыни». – Уилиджер очевидно гордился своей информированностью, но улыбка лишь тронула губы его. – Генерал Баксандер и генерал Стинхур отдали приказ избегать конфликтов на берегу. В частности, для нас очень важны чардханцы. Ни при каких обстоятельствах мы не должны наносить вред чардханским рыцарям.
Дракониры мрачно молчали. Они и пальцем не тронут ни единого чардханца, если те попридержат свои гражданские язычки и будут уважительно относиться к Матери.
– Все понятно?! – грохнул он. Глаза его загорелись опасной яростью.
– Да, сэр, – послушным хором ответили они. Уилиджер улыбнулся, опустил глаза и помешкал с минуту. Потом повернулся и удалился по трапу. Мальчики вернулись к созерцанию скал.
– Ф-фу! Ну и зараза же он! – проворчал Свейн.
– Никогда не видел чардханцев, – заявил Джак.
– Конная кавалерия, тяжелое вооружение, поистине огромные верховые лошади. Предполагают, что на поле боя их ничто не может остановить, – сказал Мануэль.
– Ха! Мы видели кавалерию против драконов, это не работает, – сказал Релкин.
– Мы видели легкую кавалерию, и они не могли окружить нас, так как мы были в лесу. Будь мы на открытом месте, все было бы по-другому. Мы бы просто не достали их. И нам бы пришлось кидаться в них стрелами из-за драконов весь день. Каждый день.
– Ты хочешь сказать, что эти «рыцари» действительно на что-то способны?
– Я хочу сказать, что мы не видели атаки на драконов тяжелой кавалерии.
– Но мы не собираемся ведь драться с чардханцами, разве не так? – растерянно спросил Джак.
Свейн рассмеялся.
– Нет, не собираемся, – успокоил младшего Мануэль.
– Мы вообще не знаем, с каким чертом мы собираемся драться, – сказал Релкин. – Никто ничего не знает наверняка. Одни слухи.
– Ну и ладно, в любом случае эта кавалерия будет на нашей стороне.
– Ага, и еще у нас будут какие-то кассимские всадники, – сказал Свейн, – называющие себя Пантерами. Хо-хо!
– Я видел кассимцев; в Марнери как-то заходили кассимские моряки. Они много торгуют с Кадейном.
– Кассим – древнее королевство со славными традициями рыцарства, – сообщил Мануэль, как всегда словно читая по книге.
– Плевать на кассимцев, что насчет богонцев? Они черные.
Релкин пожал плечами:
– Ну и что? Все равно они те же люди. Кроме того, и в Урдхе живут чернокожие.
– Откуда ты знаешь? И когда это куошит успел там побывать? Я так думаю, что там никто еще не был, кроме ведьм, разумеется.
– Торговцы там бывают постоянно, Свейн.
– Мне все это не нравится, потому что сильно отличается от моего дома, – заявил Свейн.
– Дома? – переспросил Релкин. – И где же это? Форт Далхаузи?
Но раньше чем Свейн начал ссору, объясняя, что под «настоящим» домом он имел в виду внутренний Аргонат, Джак удивленно присвистнул:
– Ух ты! Похоже, это наши друзья-пираты. Все-таки они решили взяться за нас всерьез.
С грот-мачты раздался звук трубы.
Джак показал пальцем вдаль. С наветренной стороны к аргонатским кораблям быстро приближалась флотилия быстроходных суденышек. Это были небольшие пиратские шлюпы, болтавшиеся в виду «Ячменя» со вчерашнего дня. По флоту разнеслись новые сигналы.
– Я думаю, они решили – теперь или никогда, – сказал Свейн.
Релкин кивнул, соглашаясь, и в этот момент экипаж «Ячменя» с топотом бросился по местам.
Пиратские суденышки были легкими, но несли многочисленный экипаж. Обычной их тактикой было подойти как можно ближе к жертве и взять ее на абордаж.
Моряки установили тяжелые катапульты в боевую позицию, сняли брезентовые чехлы, защищавшие оружие от стихий. Пока под ритмичное пение вращались рукоятки лебедок, заряжающие уже вставили десятифутовые стрелы в направляющие желоба. Каждая стрела была снабжена массивным стальным наконечником больше фута длиной.
Тем временем на марсовые реи были подняты тяжелые пращи. Они должны были швырять сосуды с горящим маслом в паруса и оснастку пиратов. Пращи были изобретательно прикреплены между мачтами и установлены вертикально, что позволяло их натягивать с огромной силой, добиваясь большей дальности полета.
Вдоль борта ближайшего пиратского шлюпа уже можно было разглядеть множество черных лиц, белые зубы скалились над сверкающими абордажными саблями.
Трубы снова пропели по флоту.
– Смотрите! – закричал Джак.
Старый «Картофель» подвергся нападению.
Словно пара гигантских плетей щелкнула в воздухе – это две катапульты «Картофеля» открыли огонь. Стрелы ударили в корпус пиратского шлюпа. Хрупкое суденышко не могло выдержать подобного удара. Обе стрелы пробили борт.
Последовали выстрелы еще нескольких катапульт, и вскоре шлюп, идущий первым, получил пробоину ниже ватерлиний и стремительно затонул.
Шлюп, идущий следом, взял рифы и принялся подбирать отчаянно барахтающихся в воде людей, потом повернулся и ушел по ветру на юг, оставив белые корабли в покое.
Другой шлюп оказался на линии огня «Ячменя».
Капитан Олинас отдала приказ, и был открыт залповый огонь. Грохот поднялся такой, что у стоящих на палубе заложило уши. В первый раз стрелы прошли над шлюпом. Во второй – угодили во вражескую грот-мачту. В третий – упали в воду, не долетев до цели. Со шлюпа послышались насмешливые крики, пираты приближались.
Последовала новая команда капитана Олинас, и целый град больших стрел обрушился на корпус пиратского шлюпа.
Ситуация мгновенно изменилась. Шлюп потерял скорость и стал неповоротливым. Теперь его расстреливали в упор, и все новые и новые пробоины появлялись в корпусе кораблика. Вскоре только отчаянно барахтающиеся люди и обломки такелажа плавали на месте шлюпа.
«Ячмень» лег в дрейф.
Мальчики видели, как два фрегата поддержки, «флейта» и «Фиалка», развернулись по направлению к уцелевшим пиратским суденышкам и, ощетинившись катапультами, неумолимо двинулись в атаку. Черные шлюпы ударились в бегство и скрылись за горизонтом.
Между тем белые корабли уже входили в морские ворота Согоша – пролив шириной в милю между двумя грядами больших рифов.
Впереди раскинулся белоснежный Согош.
Глава 23
Белый флот подошел к берегу после полудня. Корабли встали на внешнем рейде, огромные якоря под заливистый свист дудок с грохотом опустились на глубину. Город Согош спал, так как это было единственным спасением от палящей жары. Одни лишь несчастные слепые пункахи не спали, обмахивая опахалами своих спящих хозяев.
Согош, старинный космополитический город, стоял в самом устье реки Ауал и контролировал всю транзитную торговлю с внутренними землями. Все дальше и дальше растягиваясь вдоль границы моря и реки, он давно выплеснулся за крепостные стены и занимал теперь втрое большее пространство. Гавань окружали трех-и четырехэтажные беленые здания. На господствующих холмах разместились изящные виллы из белого известняка под розовой черепицей. Над городом возвышалось множество башен, а те из них, что принадлежали различным храмам, были украшены яркими луковицами куполов.
В настоящее время Согош принадлежал Ог Богону, феодальной империи народа хумар. Правил в ней сюзерен Кубхи. Так называлась столица Ог Богона, лежащая в нескольких днях пути внутрь континента над большой горной расселиной.
Нынешнего сюзерена звали Хулапут, он был молод, полон сил и уже успел стать счастливым отцом ста шестидесяти детей. Он был широко известен под именем «Львиное Сердце» – «Куа Хало» – и пользовался в Согоше большим уважением, так как у него достало ума разрешить торговлю и облегчить налоги.
Заливистым звуком дудки корабли приветствовали город. Через несколько минут эхо разнеслось на далеком берегу, и внезапно раздался гром фанфар – это ответили приветствием трубы, поддерживаемые тяжелым гулом барабанов.
Немедленно были спущены шлюпки. На берег отправилась делегация с подарками и посланием к представителю сюзерена Согоша, лорду Тагуту.
Согош медленно просыпался. Поначалу, казалось, город замер в страхе перед выстроившимся у его берегов белым флотом. Но потом наиболее предприимчивые сели в лодки, и скоро уже рой мелких торговцев налетел на белые корабли и разразился пронзительными криками, предлагая фрукты, свинину и тысячи других вещей.
«Ячмень» окружили битком набитые лодчонки и каноэ. Драконопасы, с искренним изумлением взирая на мускулистых темнокожих мужчин и женщин, меняли марнерийское серебро на связки бананов, ананасов, плодов гуавы и папайи. Фиги, мед, виноград предлагали из других лодок. А вот подплыли торговцы пряным мясом, солониной и пагфладди – пряным соусом из рыбы и мяса.
Согош, старинный космополитический город, стоял в самом устье реки Ауал и контролировал всю транзитную торговлю с внутренними землями. Все дальше и дальше растягиваясь вдоль границы моря и реки, он давно выплеснулся за крепостные стены и занимал теперь втрое большее пространство. Гавань окружали трех-и четырехэтажные беленые здания. На господствующих холмах разместились изящные виллы из белого известняка под розовой черепицей. Над городом возвышалось множество башен, а те из них, что принадлежали различным храмам, были украшены яркими луковицами куполов.
В настоящее время Согош принадлежал Ог Богону, феодальной империи народа хумар. Правил в ней сюзерен Кубхи. Так называлась столица Ог Богона, лежащая в нескольких днях пути внутрь континента над большой горной расселиной.
Нынешнего сюзерена звали Хулапут, он был молод, полон сил и уже успел стать счастливым отцом ста шестидесяти детей. Он был широко известен под именем «Львиное Сердце» – «Куа Хало» – и пользовался в Согоше большим уважением, так как у него достало ума разрешить торговлю и облегчить налоги.
Заливистым звуком дудки корабли приветствовали город. Через несколько минут эхо разнеслось на далеком берегу, и внезапно раздался гром фанфар – это ответили приветствием трубы, поддерживаемые тяжелым гулом барабанов.
Немедленно были спущены шлюпки. На берег отправилась делегация с подарками и посланием к представителю сюзерена Согоша, лорду Тагуту.
Согош медленно просыпался. Поначалу, казалось, город замер в страхе перед выстроившимся у его берегов белым флотом. Но потом наиболее предприимчивые сели в лодки, и скоро уже рой мелких торговцев налетел на белые корабли и разразился пронзительными криками, предлагая фрукты, свинину и тысячи других вещей.
«Ячмень» окружили битком набитые лодчонки и каноэ. Драконопасы, с искренним изумлением взирая на мускулистых темнокожих мужчин и женщин, меняли марнерийское серебро на связки бананов, ананасов, плодов гуавы и папайи. Фиги, мед, виноград предлагали из других лодок. А вот подплыли торговцы пряным мясом, солониной и пагфладди – пряным соусом из рыбы и мяса.