– Не смейте критиковать меня! Я бы вообще не поехала на эту дурацкую вечеринку, если б вы не настояли. И мне кажется, что ваше поведение сегодня было куда предосудительнее, чем мое. В конце концов, это не я заехала в челюсть хозяину дома – и поцеловала свою падчерицу!
   Она не собиралась этого говорить, но была так зла, что это вырвалось помимо воли. Слова лежали между ними, как брошенная перчатка.
   Губы Стюарта чуть заметно сжались. Было ясно, что он удивлен и недоволен ее неожиданной контратакой.
   – О нет, конечно же. Ты просто флиртовала направо и налево со всеми присутствующими холостяками и здорово нализалась в придачу. Чудное поведение для «зеленой» мисс!
   – Не хуже, чем ваше! Или Селии! И не называйте меня «зеленой» мисс таким покровительственным тоном!
   – Определенно не хуже, чем Селии. Но я буду называть тебя как захочу, – сказал он достаточно спокойно, хотя глаза противоречили его тону. В них начал появляться решительный блеск, и Джесси поняла, что разозлила его. Отлично! Она хотела, чтобы он был зол. Так же зол, как и она!
   – И вообще, какое вам дело до того, что я делаю? Вам лучше направить все усилия на то, чтобы присматривать за своей блудницей-женой! Вспомните, это ее вы обнаружили в оранжерее, не меня!
   – Я привел тебя сюда не для того, чтобы обсуждать Селию. – Джесси рассмеялась. Блеск в его глазах усилился.
   – Вы слишком много на себя берете, Стюарт. Я не хочу и не нуждаюсь в том, чтобы вы мне указывали, как себя вести!
   – В самом деле? Судя по тому, как ты строила глазки этому мальчишке Тодду, я бы не удивился, если б обнаружил, что вы вдвоем тайком скрылись в темноте. В точности как сделала бы твоя мачеха.
   – Вы отвратительны!
   Тогда он неприятно улыбнулся и встал. Внезапно он показался таким большим в маленькой комнате.
   – Отнюдь не так отвратителен, как могу быть, уверяю тебя. Совсем не так отвратителен, как буду, если найду тебя в ситуации, хоть отдаленно напоминающей ту, в которой мы обнаружили Селию, или если услышу, что ты снова пила спиртное.
   – Вы не смеете мне угрожать!
   – Ты испытываешь мое терпение, Джесси.
   – Вот и хорошо!
   Его губы сжались. Скрестив руки на груди, он склонил голову набок и окинул ее внимательным взглядом. Джесси видела, что он уже снова обуздал свой гнев и очень старается сдержать его.
   – Весь этот маленький спектакль из-за того, что я поцеловал тебя, да?
   – Разумеется, нет. И это никакой не спектакль!
   – В самом деле? А я уверен, что все это – и флирт, и спиртное – для того, чтобы отомстить мне, не так ли?
   Джесси почувствовала, как лицо ее краснеет, но от злости ли, от смущения ли, или от какой-то смеси того и другого, она не могла понять, ибо была слишком расстроена. Она тут что-то невнятно лепечет, а он стоит, небрежно привалившись к столу, с видом полного превосходства и бесчувственно выведывает самые сокровенные тайны ее сердца. Она стиснула зубы и в этот момент была близка к тому, чтобы возненавидеть его.
   – Вы себе льстите!
   – Неужели?
   И тут он улыбнулся по-доброму, и эта сострадательная улыбка стала последней каплей. С нечленораздельным воплем ярости она ринулась на него, намереваясь содрать эту улыбку с его лица.
   – Эй!
   Он поймал ее машущие запястья, удерживая ее на расстоянии, пока она извивалась, и пиналась, и обзывала его всеми плохими словами, которые когда-либо слышала. Но ее пинки всего лишь задевали его сапоги, а оскорбления заставляли смеяться. Его смех еще больше бесил ее, и в конце концов ему пришлось пригвоздить ее спиной к своему телу, чтобы утихомирить.
   – Пусти меня!
   – Веди себя прилично, и отпущу. – Он продолжал ухмыляться.
   – Я ненавижу тебя!
   – Спокойно, спокойно.
   – Болван! Тупица!
   – Моя мама предупреждала меня остерегаться рыжих женщин. Уж очень они вспыльчивые, говорила она.
   – Я не рыжая!
   – Рыжая, рыжая. И твой взрывной нрав тому доказательство. Успокойся, Джесси, и я отпущу тебя.
   Джесси сделала глубокий вдох и затихла. Она стояла спиной к нему, задом прижимаясь к его бедрам, скрестив руки на груди, в то время как он удерживал ее за запястья. Краем глаза она видела его широкую ухмылку.
   – Я не думаю, что один маленький поцелуй стоит всего этого, а ты?
   Его тон был почти поддразнивающим. Джесси в уме обозвала его таким словом, что сама бы покраснела, если б услышала его. Но вслух она вежливо проговорила:
   – Пожалуйста, отпусти мои руки. Ты делаешь мне больно.
   – Тогда веди себя хорошо.
   Он предупреждающе сжал ее запястья, затем медленно отпустил их. В ту же секунду, как Джесси освободилась, она развернулась на пятках и со всей силы залепила пощечину по его ухмыляющемуся лицу.
   – Вот чего, я думаю, стоит твой поцелуй!
   – Ох!
   Он отступил назад, прижав ладонь к щеке. Глаза его расширились от потрясения. Несколько мгновений он просто смотрел на нее, и выражение лица у него было настолько комичным, что она забыла про страх. Она улыбнулась ему со злым торжеством. И тем самым сама совершила огромную ошибку.
   – Ах… ты… соплячка! – процедил он сквозь зубы и схватил ее.
   – Ой! – Его руки ухватили ее повыше локтей и дернули на себя. На одно застывшее мгновение Джесси уставилась в его глаза, которые сверкали, холодные и яркие, как бриллианты. Затем с каким-то звуком, который был не то рычанием, не то проклятием, Стюарт наклонил голову.
   В этот раз, когда он поцеловал ее, не было и намека на мягкую нежность его предыдущего поцелуя. Этот поцелуй был жестоким, грубым, нацеленным на то, чтобы дать выход гневу и проучить ее. Широко раскрыв глаза, Джесси попыталась вырвать голову, но он не дал ей сделать этого, согнув ее в своих руках так, что ее голова оказалась прижатой к неподатливой тверди его плеча. Его рот сжимал ее рот, давя, расплющивая губы на зубах до тех пор, пока не заставил их раскрыться. Тогда его язык невероятным образом протолкнулся внутрь. Дерзкий и самоуверенный, он поглаживал ее небо, внутреннюю сторону щек, язык.
   Это горячее, влажное вторжение напугало ее, заставило извиваться и протестующе захныкать. К ее невыразимому облегчению, Стюарт внезапно застыл и поднял голову. Несколько мгновений они просто смотрели друга на друга – глаза Джесси были огромными и испуганными, а у Стюарта омрачены какими-то эмоциями, назвать которые она не могла.
   Затем он резко отпустил ее и отступил назад.
   – Вот теперь ударь меня, – тихо сказал он.
   Действуя слепо, больше инстинктивно, чем потому, что он сказал ей, Джесси отвела руку и залепила ему такую пощечину, что она эхом зазвенела в маленькой комнате и у нее в голове. Затем она быстро отступила подальше.
   Он стоял и смотрел на нее, просто смотрел бесчисленные секунды, в то время как длинные пальцы осторожно трогали лицо. Темная кровь прилила к отметине, оставленной ею, – отпечаток ее ладони отчетливо виднелся на щеке. Джесси прижала пальцы ко рту. С дрожащими губами она наблюдала за ним, ничего не говоря.
   Наконец он нарушил молчание:
   – Иди спать, Джесси. – Его голос был лишен каких-либо эмоций. Лицо его тоже выглядело пустым, когда он встретился с ее глазами. Пальцы все еще лежали на покрасневшей щеке. Джесси догадывалась, что ее стало дергать и жечь. Все ее инстинкты побуждали пойти к нему, попросить прощения, раскаяться в том, что ударила его.
   Но потом она вспомнила ненавистный поцелуи. Не говоря ни слова, Джесси развернулась и убежала.

Глава 24

   В последующие десять дней внутренняя ситуация в «Мимозе» сильно ухудшилась. Большую часть времени Джесси старательно избегала Стюарта, который, как она подозревала, тоже делал все возможное, чтобы избегать ее. Селия попеременно ударялась то в горький сарказм, то в угрюмое молчание. Морщины недовольства как-то вдруг появились на ее некогда таком юном лице. Хотя спальня Джесси располагалась в старой, передней, части дома, а у Селии и Стюарты были отдельные, хотя и смежные комнаты в новом заднем крыле, по ночам они скандалили так яростно, что Джесси не могла их не слышать. Или по крайней мере она слышала Селию, в бешенстве орущую на мужа. Ответов Стюарта она обычно не слышала, хотя один раз он закричал: «Я сказал, убирайся отсюда к дьяволу, сука!» – достаточно громко, чтобы Джесси вздрогнула и проснулась. В другой раз она услышала разнесшийся по дому удар, словно что-то тяжелое упало или было брошено, за которым последовал визг Селии.
   Эти звуки и расстраивали, и пугали Джесси, поэтому она прятала голову под подушку и делала вид, что не слышит их. Поскольку все слуги спали со своими семьями в бараках, Джесси была единственным свидетелем этих скандалов, происходящих почти каждую ночь. С приходом солнца и слуг все шло по большей части как всегда, если не считать того напряжения, которое накрыло дом. Оно было таким густым, что Джесси буквально ощущала его тяжесть, как одеяло, всякий раз, когда находилась в доме. Слуги тоже это ощущали. Тьюди, Роуз, Сисси и другие выполняли свои обязанности по дому в непривычном молчании. Все они, включая Джесси, стали вздрагивать, когда появлялась Селия.
   Но с другой стороны, положительным моментом было то, что у Джесси теперь определенно не было недостатка в поклонниках. В дни, последующие за днем рождения Сета Чандлера, Оскар Кастел, Билли Каммингс, Мак Уайлдер, Эван Уильямс и Митч Тодд – все не единожды приезжали к ней с визитами.
   Джесси сидела с ними на веранде или гуляла по подъездной аллее, или ездила кататься в их колясках с Тьюди или Сисси приличия ради. Было время, когда Джесси была бы безумно рада тому, что Митч ухаживает за ней. Но она была настолько задушена нависшей над «Мимозой» тяжелой и мрачной атмосферой и раздражена своими отношениями со Стюартом, что осуществление мечты, лелеемой столько лет – иметь Митча Тодда в своих поклонниках, – не доставляло ей ожидаемого удовольствия. К своему отчаянию, Джесси ловила себя на том, что улыбается его остроумным шуткам и опускает глаза при его комплиментах, но при этом вынуждена делать сознательные усилия, чтобы не дать своим мыслям ускользать в сторону.
   И во всем этом, она знала, виноват был только Стюарт.
   Знал ли Стюарт о ее вновь обретенной популярности, Джесси не могла сказать. Он с утра до ночи пропадал на хлопковых полях, где работники спешили собрать урожай до первых осенних заморозков. Цветы хлопка давно сделались из розовых пурпурными. Когда цветы завяли, сигнализируя, что растения созрели, все имеющиеся в распоряжении мужчины, женщины, дети и мулы в «Мимозе» были отправлены на поля, где они трудились над бесчисленным множеством крапчатых растений, словно армия муравьев. Отдаленное монотонное звучание религиозных гимнов, доносящихся с полей, сливалось с журчанием реки, протекающей поблизости, образуя звуковой фон, такой знакомый, что Джесси его уже не замечала. Только она, Селия и домашние слуги были освобождены от работы на полях.
   Когда Джесси была не занята своими визитерами, которые вскоре стали досадной помехой, поскольку ей приходилось развлекать их, она проводила большую часть времени в седле. Дважды она ездила в «Тюльпановый холм», чтобы провести дневные часы с мисс Флорой и мисс Лорел, к которым она все больше и больше привязывалась. Почти всегда она старалась приезжать после ужина, во время которого Селия и Стюарт по-прежнему хранили угрюмое молчание. Единственное место, куда она больше не ездила, были поля – чтобы не встречаться со Стюартом.
 
   Чейни Дарт в конце концов попросил Нелл Бидсуэлл выйти за него замуж, и Бидсуэллы устроили праздничный обед, чтобы сделать торжественное объявление. К удивлению Джесси, Селия отказалась от приглашения. Стюарт тоже уклонился от посещения вечеринки, объяснив свой отказ тем, что у него слишком много работы с хлопком. По своей собственной инициативе, вызванной желанием показать ему, что она не такая отсталая и робкая, какой он ее считает, Джесси поехала одна в сопровождении Тьюди и Прогресса и, к своему удивлению, прекрасно провела время. Она подозревала, что необычный отказ Селии принять участие в соседском празднестве был устроен Стюартом, который, как она догадывалась, был склонен избегать повторения неблагоразумного поведения Селии у Чандлеров. Хотя, на взгляд Джесси, такие предосторожности со стороны Стюарта были пустой тратой времени. У Селии тяга к мужчинам в крови, и если она не найдет себе любовника в одном месте, то найдет в другом.
   Например, на собственной плантации во время длинных, жарких полуденных часов.
   Наступил октябрь. Стало прохладнее. Однажды, ближе к вечеру, внезапно приехали Митч Тодд с Билли Каммингсом, удивив Джесси, которая как раз собиралась улизнуть из дома. Селия исчезла, как она обычно делала после ленча, и должна была вернуться только ко времени переодевания к обеду. Джесси хотела убедиться, что будет вне досягаемости словесных стрел Селии, прежде чем мачеха вновь появится в доме. В последнее время Селия набрасывалась на все и со все растущей злобой.
   – Вы поедете к Калпепперам на следующей неделе, мисс Джесси?
   Джесси сидела на верхней ступеньке лестницы, ведущей на веранду. Билли Каммингс, долговязый блондин двадцати одного года, сидел на две ступеньки ниже. Задавая вопрос, он выжидающе, с нетерпением смотрел на нее.
   – Ну, я…
   – Вам следует поехать. Танцы будут ужасно скучными, если вы не приедете. – Митч сверкнул улыбкой, и Джесси подивилась, почему эта улыбка больше не заставляет ее сердце неровно биться. Он сидел на той же ступеньке, что и Билли Каммингс, только Билли с правой стороны, а он с левой. Джесси, сидя чуть выше между ними, могла одинаково разговаривать с ними обоими. Глядя на них сверху, она недоумевала, как могла когда-то трепетать перед ними. Оба были красивыми, высокими, воспитанными молодыми людьми, и оба были старше ее на год-два, но оба всего лишь мальчишки. Она чувствовала себя гораздо старше.
   – Вы ничуть не хуже меня знаете, что я отнюдь не блещу мастерством в танцах, Митчелл Тодд. – Джесси говорила дерзко, слегка улыбаясь юноше, который когда-то владел ее сердцем. Его улыбка стала шире.
   – Кому есть дело, насколько хорошо вы танцуете? – ответил он. – Главное, как прелестно вы выглядите, делая это.
   – А вы выглядите воистину прелестно, – вставил Билли Каммингс, не желая быть обойденным своим соперником. Джесси улыбнулась им обоим. На ней было плотно облегающее талию, с короткими рукавами дневное платье из белого муслина, отделанное изумрудно-зеленым. Вырез был окаймлен искусной стоячей рюшей из белого кружева, так же как и рукава и подол. Распущенные волосы опускались по спине до бедер, а передние пряди были убраны с лица и закреплены на макушке изумрудно-зеленым бантом. Платье было прелестным, и она знала, что действительно выглядит чудесно. Это знание позволило ей ответить на комплимент смехом, а не смущенным румянцем.
   – Вы самый большой льстец, Билли Каммингс, – сказала она таким же дразнящим тоном, каким, она слышала, говорили другие девушки. Билли запротестовал, приложив руку к сердцу в подтверждение своей искренности. Джесси рассмеялась.
   – Принимаешь гостей, Джесси? – Селия вышла на веранду из дома, куда зашла, должно быть, через заднюю дверь. Джесси оглянулась на мачеху, ее веселая улыбка дрогнула. Поведение Селии в последнее время было непредсказуемым, но наверняка она не станет смущать Джесси перед сыновьями своих соседей.
   – Добрый день, миссис Эдвардс, – заговорил Митч, избавив Джесси от необходимости отвечать. Билли тоже поздоровался, и одновременно с приветствием оба юноши вежливо поднялись.
   – Здравствуйте, джентльмены. – Селия уже переоделась к ужину в лавандово-голубое платье, привлекательный оттенок которого немного смягчал теперь постоянно жесткое выражение ее лица. Она улыбнулась посетителям, махнула, чтобы они снова садились, и повернулась к Джесси. Когда Селия смотрела на свою падчерицу, улыбка оставалась на месте, но глаза похолодели.
   – А где Тьюди? Или Сисси?
   – В доме, я полагаю. – Тон Джесси был настороженным. Она уже слышала раньше эти раздражительные, нервные нотки в голосе Селии, и обычно они не предвещали ничего хорошего.
   – Ты же знаешь, что тебе не следует принимать гостей одной, дорогая. Эти джентльмены подумают, что у тебя манеры нищей оборванки. – Селия улыбнулась своей крокодиловой улыбкой молодым людям, которые уже начинали чувствовать себя неловко. Джесси внутренне съежилась. Селию ни в малейшей степени не остановит присутствие гостей, в конце концов.
   Большой колокол на плантации зазвонил, извещая о конце рабочего дня и в то же время спасая ситуацию. Как только первый удар эхом разнесся по округе, подъехали Стюарт с Грейдоном Брэдшо. Услышав стук лошадиных копыт, Джесси оглянулась. Вдалеке она увидела пустеющие поля и длинную колонну рабов, идущих и едущих верхом на мулах в сторону дома. Звучание религиозных гимнов стало громче и отчетливее, когда уставшие певцы подтягивались ближе, потом свернули по другую сторону сада, направляясь в свои хижины к вечерней трапезе.
   Стюарт и Грейдон Брэдшо спешились. Томас подбежал, чтобы забрать лошадей. Двое мужчин начали подниматься по ступенькам, а Томас повел Храбреца и лошадь Брэдшо в конюшню. На этот раз Джесси встала вместе с Билли и Митчем, чтобы дать дорогу Стюарту. И хотя она презирала себя за это, ее глаза жадно упивались им, наверстывая упущенное за те несколько дней, что она не видела его. Он был потный, черные волосы влажно завивались в тех местах, где их прижимала шляпа, щеки потемнели от отросшей за день щетины и солнечных лучей, на белой рубашке виднелось длинное грязное пятно, черные брюки и обычно безупречно начищенные сапоги были в пыли. Это был один из немногих случаев, когда она видела его растрепанным. Забавно, но это ни капельки не портило его мужественной красоты. Грейдон Брэдшо, поднимающийся за ним следом, был в похожем состоянии, но Джесси видела только Стюарта. Для нее Брэдшо мог вообще не существовать.
   Колокол ударил один последний раз и затих. Пение ослабело, когда один за другим певцы замолкали, затем наконец и вовсе стихло.
   – Ты опаздываешь на ужин, как всегда. – Селия смотрела на Стюарта, который только ступил на веранду. В ее голосе было раздражение, которое, как надеялась Джесси, могли уловить лишь те, кто хорошо ее знал.
   – Я мигом переоденусь. Грей, пожалуйста, присоединяйся к нам, если хочешь. Джесси, ты пригласила своих друзей на ужин?
   Сама мысль о том, чтобы сидеть в столовой со Стюартом и Селией, ежеминутно делающими выпады друг против друга, и пытаться отвлечь Митча и Билли, заставила Джесси поежиться, но теперь уже ничего нельзя было изменить. Поэтому она через силу улыбнулась Стюарту, затем повернулась к молодым людям, которые стояли позади нее:
   – Мы были бы рады, если б вы остались и поужинали с нами.
   И Митч, и Билли с готовностью приняли приглашение. Обменявшись с ними любезностями и отправив Брэдшо переодеваться, Стюарт повернулся, чтобы тихо сказать что-то своей жене. Селия несколько минут разговаривала с гостями Джесси в своей кокетливой манере, намереваясь, не сомневалась Джесси, досадить Стюарту. Джесси видела, что он заметил это и был раздражен. Почва была явно готова для ссоры.
   Что сказал Стюарт Селии, никто не расслышал, но лицо ее при этом сильно покраснело. Взрыв, которого Джесси страшилась, мог вот-вот последовать, если бы Стюарт не предотвратил его предостерегающим взглядом своей жене. Потом он взял Селию за руку жестом, который мог бы показаться любящим наблюдателю, не имеющему понятия, как обстоят дела между ними, и увлек ее за собой к двери.
   – Джесси, можешь сказать Роуз, что мы будем готовы через двадцать минут, – сказал он через плечо, сохраняя неизменно любезный тон. Джесси подумала, что только тот, кто знал ею так же хорошо, как она, смог бы заметить гнев, скрывавшийся за невозмутимым спокойствием, которое он демонстрировал перед гостями. Она полагала, что для человека постороннего его рука на руке Селии выглядит скорее собственнической, чем удерживающей, и, несмотря на их разногласия, они с Селией все еще представляют живущую в согласии привлекательную пару – она, изящная, белокурая, и он, высокий, смуглый, черноволосый. Но Джесси не сомневалась, что семейная ссора последует в ближайшие же несколько минут, лишь на этот раз она, возможно, будет не слишком громкой. Ей не хотелось испытывать неловкость перед гостями.
   Семейная ссора. Даже в такой неприятной ситуации, как эта, в ней была прелесть интимности, которая не давала покоя Джесси. Это лишний раз напоминало ей тот факт, что, как бы сильно ни презирал Стюарт Селию, и наоборот, они женаты. И будут вместе до тех пор, пока смерть не разлучит их. Джесси не забывала, что Стюарт дважды поцеловал ее – один раз из благодарности, а другой – со зла. Но он женат на Селии. Джесси должна помнить об этом.
   Но как бы хорошо она это ни понимала, наблюдая, как они входят в дом вместе, Джесси почувствовала какую-то странную тянущую боль под ложечкой. Всего лишь на мгновение она удивилась при том напряжении, в котором находилась, она не ожидала почувствовать голод. Но потом до нее дошло, что то, что она ощущает, вовсе не голод.
   Смешно, глупо, по-идиотски она ревнует Стюарта к Селии.

Глава 25

   К удивлению Джесси, вечер прошел вполне приятно. Противостояние Стюарта и Селии внешне никак не проявлялось. Селии даже удалось придерживать свой язык на протяжении всей трапезы, и она не кокетничала с Митчем и Билли больше, чем это дозволялось приличиями. В сущности, она обращала большую часть реплик к своему кузену Грею, предоставив развлекать гостей Джесси и Стюарту.
   Джесси с забавным удивлением обнаружила, что молодые парни обращаются к Стюарту с почтением, словно он старше их на целое поколение, а не на какой-то десяток лет или и того меньше. Он тоже избрал тот отеческий тон, какого они ожидали в ответ на свое отношение к нему. Конечно, разница в возрасте, может, и не была так уж велика, но что касается жизненного опыта, между ними лежала пропасть.
   После ужина вся компания, за исключением Селии, которая сослалась на головную боль, перешла на галерею. Стюарт и Грей курили, а юноши соперничали за внимание Джесси. Постоянно ощущая бдительное присутствие Стюарта, даже когда он лениво беседовал с Греем, Джесси из кожи вон лезла, чтобы отвечать на комплименты и остроумные шутки своих гостей.
   Когда стемнело настолько, что Сисси начала зажигать в доме лампы, Стюарт поднялся и выбросил свой окурок через перила.
   – Ну, нам с Греем еще надо поработать. Джесси, не слишком задерживайся, ладно?
   – Мы уже уезжаем, мистер Эдвардс. Благодарю за ужин.
   Митч и Билли поспешно поднялись при не слишком тонком намеке Стюарта, но первым заговорил Билли. Митч следом за ним тоже поблагодарил за ужин. Стюарт кивнул им обоим и пригласил приезжать в любое время. Затем с Греем, следующим за ним по пятам, он направился в дом, предположительно в библиотеку, где проделывал большую часть бумажной работы по плантации.
   – Томас, пойди и приведи лошадей мистера Тодда и мистера Каммингса, – крикнула Джесси темной фигуре, крадущейся за угол дома. Томас, она знала, направлялся на кухню к Роуз. После ужина – его любимое время выпрашивать лакомства.
   – Да, мисс Джесси, – отозвался Томас, хотя Джесси показалось, она уловила тень нежелания в его голосе. Она усмехнулась. Сегодня на ужин Роуз подавала свежую ветчину и батат, за которыми следовал мелассовый пирог. Этот сладкий пирог из патоки был у Томаса самой любимой на свете едой, и он явно боялся ее пропустить. Но Роуз, без сомнения, прибережет ему кусочек, поэтому Джесси не чувствовала себя особенно виноватой из-за того, что лишает его лакомства.
   – Так вы поедете к Калпепперам? – тихонько спросил Митч, когда Билли отошел, чтобы забрать свою шляпу с кресла-качалки.
   – Подождите и увидите, – ответила Джесси с легкой улыбкой. Ей на самом деле нравился Митч. Он был самым красивым юношей на много миль вокруг, хотя и бледнел в сравнении с суровым мужским великолепием Стюарта (мысль, которую Джесси решительно отогнала, как только она пришла ей в голову). И он милый, добрый и…
   – Как вы считаете, ничего, если я останусь еще ненадолго? Мне очень нужно кое-что вам сказать, – торопливо прошептал Митч, прежде чем Билли вернулся со шляпой в руке.
   – Что это ты тут нашептываешь мисс Джесси? Если бы я не знал тебя так хорошо, то поклялся бы, что ты украдкой договариваешься о чем-то. – Билли хмуро оглядел своего друга, затем сунул Митчу его шляпу, оставив свою себе. – Вот, я принес твою шляпу.
   Митч взял шляпу, но не надел ее на голову, как сделал Билли.
   – Не твое дело, что я говорю мисс Джесси. И можешь отправляться домой без меня. Нам все равно в разные стороны.
   – Я не оставлю тебя наедине с ней!
   – Это что, оскорбление? Если да, то лучше будь готов подтвердить свои слова кулаками!
   К смятению Джесси, двое молодых людей внезапно оказались нос к носу, сверля друг друга такими разъяренными взглядами, словно были врагами, а не друзьями. Она поспешно положила ладони на руку каждого.
   – Мистер Тодд! Мистер Каммингс! Пожалуйста!
   Они посмотрели на нее, сразу устыдившись, и отвернулись друг от друга.