Роббинс Гарольд. Бетси

   Хорошо информированные источники также сообщают, что президент компании Лорен Хардеман Третий испытывает все большую тревогу в связи с ростом затрат и недостаточной безопасностью нового автомобиля. Именно эти причины заставили его решиться на крайнюю меру, и он обратился в суд лишь после того, как ему не удалось убедить деда отказаться от этого опасного проекта в интересах общественности…»
   Текст на этом не кончался, но я отложил газету. Насчет «хорошо информированных источников» сомнений у меня не возникло. Уэйман. Как исполнительный вице-президент он имел прямой выход на редакцию. И у меня возникло предчувствие, что это лишь начало, и такие же статьи скоро появятся по всей стране. Пожалуй, они нашли лучший способ убить «бетси» до того, как она вышла на рынок. Еще два-три подобных материала, и «бетси» не будут брать даже задаром.
   — Подождите меня здесь, — и я направился в кабинет Лорена.

Глава 4

   — У мистера Хардемана совещание, — секретарь привстала, пытаясь остановить меня.
   — Вот и прекрасно, — я словно и не заметил ее намерения.
   Лорен Третий сидел на столом, Уэйман и еще один мужчина, которого я видел впервые, — напротив.
   Лишь Лорен не удивился моему приходу.
   — Я тебя ждал.
   — Еще бы, — буркнул я.
   Мужчина и Уэйман тут же встали.
   — Мы подождем в моем кабинете, пока ты не освободишься, — и Уэйман первым направился к двери.
   — Вы останьтесь, — бросил я Уэйману. — То, что я намерен сказать, касается и вас.
   Уэйман стрельнул глазами на Лорена, тот кивнул, — Марк, побудьте в моем кабинете, — обратился Уэйман к мужчине, а сам сел.
   — Это Марк Симпсон? — спросил я, прежде чем за мужчиной закрылась дверь.
   Уэйман замялся, но Лорен вновь кивнул.
   — Да, — с неохотой ответил вице-президент.
   — Я так и думал. Дерьмо начинает всплывать на поверхность.
   Они промолчали.
   — О нем мы еще поговорим, — я встал сбоку от стола, чтобы видеть их обоих. — Ты видел статью в «Уолл-стрит джорнэл»?
   — Да, — ответил Лорен.
   — Не кажется ли тебе, что с ней ты перегнул палку?
   — Нет. Приведенные в ней факты соответствуют действительности.
   — Как ты ее себе представляешь.
   — Как я ее себе представляю.
   — А ты не задумывался, что случится с компанией, если ты проиграешь?
   — Такому не бывать, — уверенно заявил он.
   — Ты проиграешь, если и победишь. Еще несколько таких статей, и ты будешь руководить компанией-банкротом. Даже круглые дураки перестанут покупать автомобили, изготовленные на наших заводах.
   — Что бы ни случилось с компанией, тебе до этого нет дела.
   — Вот тут ты ошибаешься. Очень даже есть. Мне принадлежит двести тысяч акций компании, которые я купил у твоего деда за два миллиона долларов.
   Впервые на лице Лорена отразилось удивление.
   — Я в это не верю. Дед не стал бы продавать акции постороннему.
   — Это легко проверить, — усмехнулся я. — Почему бы тебе не снять трубку и не позвонить ему?
   Лорен не шевельнулся.
   — Как владелец акций я имею определенные права. Если ты читал устав этой компании так же внимательно, как и я, то должен знать, о чем идет речь. Я могу потребовать возмещения убытков от любого сотрудника компании, вмешивающегося в текущую работу, если нанесенный компании ущерб обусловлен именно этим вмешательством.
   Лорен потянулся к телефону. Коротко переговорил с Джимом Эллисоном, старшим юристом компании. Положил трубку и посмотрел на меня.
   — Это еще надо доказать.
   Я улыбнулся.
   — Я не адвокат, но едва ли мне придется долго искать доказательства. Ты остановил производство «бетси», и сто пятьдесят миллионов долларов вылетели в трубу.
   Лорен промолчал.
   — Я попробую облегчить тебе жизнь, — продолжил я. — У тебя будет время на размышление, пока я дойду до своего кабинета. А вот если я сяду за стол и окажется, что работы на конвейере не продолжены, а мои парни не могут заниматься порученным им делом, я подам на тебя и твоего самодовольного дружка в суд, и вам на пару придется уплатить штраф, о котором еще и не слыхивали: сто пятьдесят миллионов долларов.
   Я двинулся к двери. На полпути обернулся. Посмотрел на Уэймана.
   — А вас с руководством профсоюза я жду в своем кабинете, чтобы подписать все необходимые документы.
   Я едва не улыбнулся ему в лицо. На заводе все знали о его пристрастии к экс-лаксу. Но сегодня, судя по физиономии Уэймана, он мог обойтись без слабительного.
   Я посмотрел на Лорена.
   — На твоем месте я бы нашел способ дать опровержение на сегодняшнюю статью, прежде чем результаты ее публикации начнут отражаться на благополучии компании.
   В кабинет я решил вернуться кружным путем, чтобы дать им время подумать. Проходя мимо кабинета Уэймана, заглянул в приемную.
   — Марк Симпсон еще здесь? — спросил я секретаршу.
   — Только что ушел, мистер Перино, — она лучезарно улыбнулась. — Попросил передать мистеру Уэйману, что у него важная деловая встреча, и обещал перезвонить позже.
   Я кивнул и вышел в коридор. Не зря Симпсон и внешне напоминал шакала. Почувствовал, что запахло жареным, и решил отбежать в сторону да посмотреть издали, что из этого выйдет. И я дал себе зарок сегодня же заняться этим подонком, если с остальным все наладится.
   У двери в приемную я выкурил целую сигарету. Не хотел, чтобы потом они жаловались на недостаток времени.
   Моя секретарша подняла голову, когда я открыл дверь.
   — Мистер Перино.
   Я остановился у ее стола.
   — Я только что получила для вас странное послание из кабинета мистера Хардемана, — на ее лице отразилось недоумение. — Я ничего не поняла, но он сказал, что вам все будет ясно.
   — Так что он просил мне передать? — спросил я.
   Она заглянула в свой блокнот.
   — Он сказал, что все будет, как вы того хотите, но на следующей неделе он зайдет лично, чтобы попрощаться с вами.
   Я улыбнулся.
   — Действительно, мне все понятно, — и прошел в кабинет. — Приступайте к работе. Мы и так потеряли на этом три дня.
   Дункан посмотрел на меня.
   — Как тебе удалось так быстро привести их в чувство?
   Я широко улыбнулся.
   — Все дело в моем итальянском обаянии. Я пригрозил, что спою им «О соле мио».
   Совещание с представителями ПАР закончилось в девять вечера, так что заняться Симпсоном в тот день я уже не сумел. С запуском в производство нового автомобиля хватало дел и без этого подонка.
   Я впервые участвовал в переговорах с профсоюзами и должен отметить, что я мысленно пожелал себе в будущем держаться от этих дел подальше. А при всей моей нелюбви к Дэну Уэйману мне пришлось признать, что этот сукин сын не давал профсоюзным деятелям спуска.
   Я даже представить себе не мог, сколь разных профессий рабочие заняты в автомобильном производстве.
   Уэйман же держал все их в голове да еще помнил обязанности каждого специалиста. И когда он взялся за дело, мне оставалось только молчать. Жаль, конечно, что он взял сторону Лорена, а не нашу, но это не мешало ему пахать на благо компании.
   В один момент, когда эмоции начали брать вверх, Уэйман не поленился прочитать небольшую лекцию.
   — Мы должны стремиться к компромиссу. В чем-то уступаю я, в чем-то — вы, — голос его звучал спокойно, словно выступал он перед студенческой аудиторией. Кстати, перед тем, как поступить к «Форду», он читал лекции в колледже. — Мы выворачиваемся наизнанку, чтобы японцы и немцы окончательно не заполонили наш рынок. И я говорю не только о готовых изделиях, но и о комплектующих. Руководство «Вифлеема» полностью отдает себе отчет в том, что изготовление нового автомобиля за рубежом с последующей доставкой в Штаты обойдется куда дешевле. И вам это известно не хуже нашего. В прошлом году в нашей компании стоимость рабочего часа составила шесть и шестьдесят шесть сотых доллара, существенно выше, чем в среднем по отрасли. И автостроительное отделение закончило год с убытками в двадцать миллионов. У нас есть все основания перенести производство нового автомобиля за рубеж. Но мы этого не делаем, потому что уважаем наших работников и считаем, что несем перед ними определенные обязательства. И просим мы лишь о сотрудничестве. Все мы должны стремиться к повышению производительности труда. Но чрезмерный рост зарплаты может свести на нет все наши усилия. Так что взаимные уступки просто необходимы. И тогда нам не придется обращаться к услугам иностранцев.
   Пока он говорил, я наблюдал за лицами профсоюзных деятелей. Не могу сказать, что я многое по ним прочел, но чувствовалось, что и они настоящие профессионалы, понимающие, где нужно надавить, а где стоит и уступить. Однако и достигнув полного взаимопонимания мы убили не один час на окончательную утряску соглашения.
   Когда они наконец ушли, я посмотрел на Уэймана, собирающего бумаги в брифкейс.
   — Вы потрудились на славу.
   Он не ответил.
   — Но вы могли бы сберечь нам немало времени, если б сделали все сразу, когда я попросил вас об этом.
   Он захлопнул брифкейс. Глянул на меня, словно хотел что-то сказать, но передумал и молча вышел из кабинета.
   Синди встретила меня в дверях моего номера, куда я добрался уже в одиннадцатом часу. Сунула мне в руку листок.
   — Только не говори мне, что и она пришла по делу.
   Я развернул его.
   «Я внизу в баре. Нам необходимо увидеться.
   Б. X.»
   Я посмотрел на Синди.
   — Скорее всего так оно и есть.
   — Еще бы, — фыркнула Синди. — Она позвонила до того, как принесли записку. Этот английский акцент я узнаю и со сна. Но она повесила трубку, прежде чем я успела спросить, кто говорит. А потом принесли записку.
   — Давно?
   — С полчаса назад.
   Я задумался. В баре встречаться не стоит. Зачем Бобби лишние неприятности.
   — Спустись в бар и попроси ее подняться сюда. А сама погуляй с часок.
   — И чем же прикажешь мне заняться в это время? — полюбопытствовала Синди.
   — Сходи в кино, посиди в том же баре, — посоветовал я.
   Ехидная улыбка заиграла на ее губах.
   — А может, мне тоже подняться? Я могла бы спрятаться в спальне, чтобы не мешать. Вы даже знать не будете о моем присутствии.
   — Этого нам не надо, — я покачал головой.
   — По крайней мере позволь мне включить магнитофон. Может, я смогу чему-нибудь научиться. Меня всегда интересовало, как это делают английские леди.
   — У меня был трудный день, Синди, — я тяжело вздохнул. — Прекращай препираться и иди вниз, а не то я тебя выпорю.
   Она коротко глянула на меня.
   — Не теперь. Когда я вернусь, — и направилась к лифту.

Глава 5

   Когда она вошла, бокал с ледяным «мартини» уже ждал ее на стойке бара. Я подал ей бокал.
   — Ты ничего не забываешь, Анджело, не так ли? — спросила она.
   — У всех Анджело, как И у слонов, превосходная память, — ответствовал я. — Мы никогда ничего не забываем.
   И я поднял свой бокал. Выпили мы молча. Она осушила бокал до дна. Я тут же наполнил его из шейкера.
   Бобби подошла к окну, посмотрела на огни Онтарио.
   Повернулась ко мне.
   — Неплохой тут вид.
   — Когда нет смога — да.
   Второй бокал она лишь пригубила и отвернулась к окну.
   — Я ухожу от него. Это была ошибка. Теперь у меня нет ни малейших сомнений.
   Я промолчал, так что ей не осталось ничего другого, как посмотреть на меня.
   — Ты слышал, что я сказала?
   — Да.
   — Комментариев не будет?
   — Нет.
   — Никаких?
   — Абсолютно, — подтвердил я.
   Бобби вновь уставилась в окно.
   — Эта девушка, что спускалась за мной. Она — твоя… — фразу Бобби не закончила.
   — Мы давние друзья, — пояснил я.
   В молчании она допила бокал и сунула его мне. Я налил в бокал «мартини» и вернул его Бобби.
   — Благодарю.
   Я кивнул.
   — Что-то ты сегодня неразговорчив.
   — Просто мне нечего сказать.
   — Так найди что-нибудь, — выкрикнула она.
   Я пристально посмотрел на нее.
   — Что произошло?
   Она не повернулась ко мне.
   — Ничего. Выяснилось, что его заботит только компания. И живет он только ради нее. Есть, правда, еще одна цель — отомстить за смерть отца.
   — Отомстить за смерть отца?
   — Да, — подтвердила Бобби. — Он разрывается между уважением к деду за все его прошлые заслуги и ненавистью к нему, ибо именно он вынудил отца к самоубийству.
   — Он винит в этом Номера Один?
   Бобби кивнула.
   — Он говорил, что старик постоянно давил на отца, точно так же, как сейчас давит на него.
   — Я не могу в это поверить.
   Вот тут она повернулась ко мне.
   — Я тоже не верила. Пока однажды вечером он не показал мне письмо, которое хранится в стенном сейфе у нас дома. Впервые он показал его постороннему человеку. Даже Алисия письма не видела.
   — Какое письмо?
   — Которое написал его отец перед тем, как покончить с собой.
   — Но письма не было, — я вспомнил газетные статьи. — Полиция его не нашла.
   — Его нашел Лорен. Он обнаружил тело отца. Увидел письмо и спрятал его. Даже тогда он опасался, что компании будет нанесен непоправимый урон, если содержимое письма станет достоянием общественности.
   — И о чем там идет речь?
   — Я видела письмо лишь однажды, но не забуду по гроб жизни. Оно не адресовано кому-либо конкретно.
   Просто несколько строк, написанных почерком его отца.
   «Терпеть дальше нет мочи. Он не дает мне ни минуты покоя. Терзает непрерывно, и не проходит дня, чтобы я не услышал от него очередного невыполнимого требования. Многие годы я пытался убедить его отстать от меня, но теперь вижу, что ничего из этого не выйдет. И у меня больше нет сил бороться с ним. Иного выхода я не вижу.
   Поверьте мне. И простите меня».
   И подпись: Эл Ха Второй.
   Я молчал, а Бобби, посмотрев на меня, продолжила.
   — Лорен говорил, что именно так относится дед и к нему. Но он сильнее отца и не согнется, а ударит в ответ.
   Я шагнул к бару, наполнил свой бокал. Пригубил.
   — Почему же он не предпринял никаких действий?
   — Он назвал мне причину. Боялся, что дед не назначит его президентом компании, если он поднимет шум, — она допила «мартини» и протянула мне пустой бокал.
   Я вылил в него остатки из шейкера и вернул бокал Бобби.
   — Я чувствую, что пьянею. Наверное, я напилась еще до того, как поднялась к тебе. В баре выпила два двойных «мартини», пока дожидалась твоего возвращения.
   Алкоголь, однако, ее не брал. Глаза оставались ясными.
   — По-моему, с тобой все в порядке.
   — Да нет, — она покачала головой. — Я себя знаю.
   Я воздержался от комментариев.
   — Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что все его помыслы связаны только с компанией. Не нужны ему ни жена, ни женщина. Никто ему не нужен.
   — Тогда почему он женился на тебе? Он мог жить и с тобой, и с Алисией. И этим сэкономил бы себе немало денег.
   Бобби рассмеялась.
   — Да он просто не подозревал, что такое возможно.
   Ты об этом знаешь, я. А он — нет. Для этого он слишком добропорядочен.
   Я молча глотнул виски.
   — Ты знаешь, каждый раз, когда мы занимаемся любовью, он спрашивает, получила ли я оргазм, прежде чем кончить самому, — Бобби хихикнула. — Иногда я специально тяну с ответом, чтобы свести его с ума. И он-таки сходит с ума.
   — Похоже, ты действительно набралась.
   — В чем дело, Анджело? — удивилась она. — Тебе не нравится, что я говорю о наших сексуальных отношениях?
   Я посмотрел на нее.
   — Если по правде, то нет.
   — В тебе тоже взыграла добропорядочность, да? В тот раз, на полигоне в штате Вашингтон, ты еще поддавался, а теперь вообще стал ханжой.
   Я не стал с ней спорить.
   — Я помню, как все было у нас в Сан-Франциско. А ты помнишь, Анджело? Тогда-то мы просто слились воедино.
   — Помню, — коротко ответил я. Помнил я и боль, испытанную при разлуке в аэропорту. Странно, но сейчас она не воспринималась столь остро.
   Бобби подошла ко мне вплотную.
   — И теперь все будет точно так же.
   — Нет.
   Она поставила бокал на столик, обняла меня за шею.
   Губы ее сомкнулись с моими, язык Устремился мне в рот.
   Но я ничего не почувствовал.
   Осторожно взял ее руки, разнял.
   — Нет.
   — Дай мне еще шанс, Анджело, — она пыталась встретиться со мной взглядом. — У нас снова все получится.
   — Нет, Бобби. Такого больше не будет.
   — Почему ты так говоришь, Анджело? — воскликнула она. — Я люблю тебя! И любила всегда, с первой нашей встречи!
   На этот раз я притянул ее к себе и поцеловал. Долгим поцелуем, пока руки ее не упали, как плети, а она не отступила назад. Глаза ее наполнились страхом одиночества.
   — Ты могла допустить еще одну ошибку. Убежав от него ко мне, своих проблем ты не решишь.
   — Откуда ты знаешь? — голос ее звучал отчетливо, словно она и не пила.
   Я взял ее за руку.
   — Я не слышу музыки.
   Она помолчала, глядя на наши руки, потом отдернула свою.
   — В шейкере что-нибудь осталось?
   Я заглянул в него, покачал головой.
   — Мне будет недоставать тебя. Ты смешиваешь хороший «мартини».
   — Я дам тебе рецепт. Чистый джин. Побольше льда.
   Ни капли вермута.
   Она улыбнулась.
   — Да ты просто меня спаивал.
   — Зато получался отличный «мартини».
   — Мои чемоданы внизу. Я еду в аэропорт. К нему я не вернусь.
   Я молчал.
   — Успею на последний рейс в Чикаго. А утром вылечу в Лондон.
   — Он знает о твоем отъезде?
   Она покачала головой.
   — Я позвоню ему из аэропорта, перед самым вылетом.
   — А если он хватится тебя раньше?
   Она рассмеялась.
   — Он совещается с Дэном, каким-то Марком Симпсоном и несколькими джентльменами, которых я никогда не видела раньше. Довольно суровыми личностями. Не похожими на тех, что появлялись в нашем доме раньше. Едва ли они разойдутся раньше полуночи.
   Кстати, проходя мимо двери, я услышала, что говорили они о тебе.
   — Неужели? Наверное, расточали мне комплименты.
   — Да нет. Похоже, сегодня ты крепко насолил Лорену. Я права?
   — Возможно. Но я работаю на его деда, и сейчас действительно нельзя сказать, что мы с Лореном живем душа в душу.
   — Уходя, я услышала последнюю фразу Лорена: «Я тоже могу сыграть грязно, как в свое время делал старик, и Анджело скоро в этом убедится».
   — Что еще он сказал?
   — Больше я ничего не слышала. Говорили они тихо, — в глазах ее появилась тревога. — Мне это не нравится.
   — Возможно, слова окажутся куда страшнее дел.
   — Ты будешь осторожен? — она всмотрелась мне в глаза.
   Я кивнул, и мы направились к двери.
   — Где твое пальто?
   — Я оставила его внизу.
   Я открыл дверь. Она повернулась ко мне. Мы поцеловались.
   — До свидания, Бобби. Удачи тебе.
   На глазах у нее блестели слезы.
   — Мы только и делаем, что прощаемся, не так ли, Анджело?
   — Похоже, что да.
   Слезы высохли. Она гордо вскинула подбородок.
   — Но больше этого не повторится, правда?
   — Нет.
   Она схватилась за лацканы моего пиджака, прижалась ко мне. Нежно коснулась губами моих губ.
   — Прощай, Анджело. Не держи на меня зла. Только помни, как мы любили друг друга. Однажды.
   — Я буду помнить, — пообещал я.
   Она резко повернулась и пошла к лифту. Я подождал, пока за ней не захлопнулись двери кабины. Она не обернулась. Ни разу.

Глава 6

   Когда я вышел из ванной, приняв душ, официант уже прикатил столик с завтраком, и Синди сидела на кровати и ела крекер, роняя крошки на простыню. Стереомагнитофон ревел во всю мощь.
   — О господи! — я еще туже завязал полотенце вокруг бедер. — Не слишком ли рано для таких развлечений? — и налил себе кофе.
   — Это пятисотмильная гонка в Поконо. Пленки я получила только вчера.
   Я глотнул кофе. Черный и безвкусный, как и в любом отеле.
   — Тебе уже не терпится? — спросил я, саркастически улыбнувшись.
   Синди не отреагировала, жадно вслушиваясь в рев моторов, гуляющий от динамика к динамику.
   — Это Марк Донахью. Слышишь, как его пытается достать другая машина?
   Не отвечая, я закурил. Прислушался. Она не ошиблась. В динамиках ревели два двигателя. Вот их рев слился.
   — Это Джек Леонард! Вот он поравнялся с Марком!
   Обходит его! Марк чуть сбавил скорость, входя в поворот, и Джек этим воспользовался. Слушай! Марио также приблизился к ним.
   Зазвонил телефон. Я снял трубку.
   — Слушаю! — крикнул я в микрофон.
   — Что это за шум? — проревел Номер Один. — Что у тебя там делается?
   — Убери звук, — я глянул на Синди.
   Она подняла с простыни блок дистанционного управления, рев моторов стих.
   — Так лучше? — спросил я Номера Один.
   — Кто это с тобой?
   — Синди. Мой водитель-испытатель.
   — Что она там делает? Гоняет в «формуле-1» по твоей спальне?
   Я рассмеялся.
   — Попали в самую точку.
   — Прошло уже три дня, а ты мне не звонишь.
   Я вспомнил предупреждение Алисии о миссис Крэддок.
   — Мне нечего вам сказать.
   — Чем же ты тогда занимаешься? — фыркнул он. — Проверяешь со своим водителем-испытателем прочность кровати?
   — Вы не могли бы позвонить мне из города? — осторожно спросил я.
   — Это еще зачем? — недовольно пробурчал он. — Ты же знаешь, я терпеть не могу Палм-Бич.
   — Так надежнее.
   Номер Один засопел в трубку.
   — Ты имеешь в виду миссис Крэддок?
   — Да.
   — Мне известно ее побочное занятие. Кроме того, она сейчас уехала за продуктами. Ты можешь говорить.
   — Если вы знаете, что она шпионит за вами, почему не выгоните ее?
   — Потому что она — лучшая секретарша и домоправительница из тех, что были у меня. И поверь мне, хорошей домоправительницы нынче не сыскать, — он хохотнул. — А благодаря деньгам, которые платит ей мой внук, она знает, что другой столь же высокооплачиваемой работы ей не найти, и старается изо всех сил.
   — Но в результате Лорен в курсе всех ваших дел. Что в этом хорошего?
   Он вновь хохотнул.
   — Он узнает далеко не все, а лишь то, что я дозволяю ему узнать. Так что в итоге все довольны. К примеру, она уехала до нашего разговора. Ты понимаешь, что я имею в виду?
   — Понимаю, — вздохнул я. Действительно, он все рассчитывал на шаг дальше остальных. Говорили, что такое приходит с годами, так что в девяносто четыре он мог дать фору каждому из нас.
   Он выслушал все, что мне удалось выяснить за два дня. Не вымолвил и слова после того, как я закончил.
   — Вы меня слышите? — спросил я, подумав, не прервалась ли связь.
   — Слышу, — эхом отозвался Номер Один. — Мой внук так хочет взять надо мной вверх, что весь горит от нетерпения.
   Теперь пришла очередь помолчать и мне.
   В голосе его впервые за годы нашего знакомства послышалось смирение.
   — Молодым свойственна торопливость. Ему бы немного обождать. До понедельника остается совсем ничего.
   — За шесть дней многое может случиться.
   — Я попросил Робертса вернуть право голоса фонду.
   И даже не пойду на судебное заседание.
   — Почему? Уверены в своем поражении?
   — Не охальничай со мной, молодой человек, — рявкнул он, голос его вновь наполнился силой. — Не потому, что я обречен на проигрыш. Просто в данной ситуации это самое верное решение. Фонд слишком важен, чтобы использовать его как разменную монету.
   Я воздержался от комментариев.
   — Кроме того, это всего лишь бой местного значения.
   Главное сражение состоится на совещании держателей акций во вторник утром. Там мы или победим или проиграем. Туда я приду обязательно, — он коротко рассмеялся. — Разумеется, мой внук полагает, что победа у него в кармане, иначе не стал бы он собирать держателей акций на следующий день после судебного слушания.
   — Он потерял голос Алисии. Возможно, нам удастся перетянуть на свою сторону и других.
   — Они не будут руководствоваться теми причинами, что она. Наш единственный шанс — связать его с Симпсоном. Даже попечители фонда не останутся на стороне президента, пытающегося пустить под откос свою компанию.
   — Начало уже положено. Мы знаем, что у них есть общие дела.
   — Тут все зависит от тебя. Как ты понимаешь, в Палм-Бич я тебе ничем не помогу.
   — Постараюсь. Я помню, что вы сказали мне перед отъездом.
   — Забудь! — рявкнул он. — Я говорил так только от злости. Я не хочу, чтобы его подставляли, если настоящей вины за ним нет.
   — Откуда такие перемены? — удивился я. — Или на старости лет у вас проснулась совесть?
   — Нет, черт побери! — проревел Номер Один. — Но не забывай, что он мой внук, и я не намерен обвинять его в том, чего он не совершал.
   — Тогда приготовьтесь к поражению, если я не сумею связать его с Симпсоном, — повысил голос и я.
   — Этому не бывать! — отрезал он. — Все будет так, как я тебе и говорил с самого начала. Мы собирались построить новый автомобиль и, клянусь Богом, своего добьемся.
   — Мистер Хардеман ждет в кабинете, — обрадовала меня секретарша, когда я вошел в приемную.
   — Отлично. Принесите две чашки кофе.
   Я открыл дверь и переступил порог. Лорен стоял у окна. Повернулся ко мне.
   — Доброе утро, Лорен. Кажется, ты пришел на неделю раньше, не так ли?
   — Я по другому поводу, — он направился к моему столу. Чувствовалось, что ночь он не спал. Лицо прорезали морщины, глаза покраснели, под ними повисли тяжелые мешки. — Вчера вечером от меня ушла жена.
   Секретарь внесла поднос с чашечками кофе. Мы подождали, пока она поставит их на стол и вернется в приемную.
   — Выпей, — я пододвинул к нему чашку. — Кофе тебе не повредит.
   Он плюхнулся в кресло, потянулся к чашке. Но его руки так дрожали, что кофе выплеснулся через край, и он поставил чашку на стол, даже не пригубив кофе.