Страница:
Гарольд Роббинс
Бетси
Книга первая
1969 год
Глава 1
Когда медицинская сестра, пышногрудая англичанка, вошла в палату, я сидел на кровати и маленькими глотками пил горячий кофе. Она сразу же занялась шторами, раздвинув их пошире, чтобы еще больше света влилось в мою палату.
— Доброе утро, мистер Перино.
— Доброе утро, сестра.
— Сегодня у нас праздник, не так ли? — улыбнулась она.
— Да.
— Доктор Ганс будет с минуты на минуту.
Внезапно мне захотелось облегчиться. Я опустил ноги на пол. Она взяла у меня кофейную чашечку, я же прошагал в туалет. Дверь закрывать за собой не стал. В клинике я находился уже второй месяц, так что давно позабыл о праве на уединение.
Сильная струя звонко ударила о фаянс унитаза. Потом я повернулся к раковине, чтобы помыть руки. На меня глянуло затянутое белыми повязками лицо, и я мог лишь гадать, что скрывается под ними. Впрочем, ждать осталось совсем недолго.
Когда я вернулся, сестра уже приготовила шприц.
— А это еще зачем?
— Распоряжение доктора Ганса. Легкий транквилизатор. Он любит, чтобы пациенты расслаблялись перед тем, как будут повязки.
— Я и так спокоен.
— Я знаю, — улыбнулась медицинская сестра. — Но укол нам не помешает. А ему будет приятно. Вытяните руку.
Дело свое она знала. Комар и тот кусает больнее. Она отвела меня к креслу у окна.
— А теперь садитесь, я устрою вас поудобнее.
Я сел, она завернула мне ноги в легкое одеяло, положила под голову подушку.
— Пока отдыхайте, — она направилась к двери. — Мы скоро придем.
Я кивнул, и она ушла. Я повернулся к окну. Под ярким солнцем сияли снежные вершины Альп. Мимо прошел мужчина в тирольских шортах. Безумная мысль сверкнула в мозгу.
— Ты поешь йодлем[1], Анджело?
— Разумеется, пою, Анджело, — ответил я сам себе. — Все итальянцы поют йодлем.
Я задремал.
Впервые я встретился с ним в восьмилетнем возрасте, в маленьком парке, где мы часто гуляли с няней. Я ехал на педальном гоночном автомобиле, подаренном мне дедушкой на день рождения. Машину изготовили в Италии по индивидуальному заказу. Отделанная кожей, с работающими от батареек фарами, она представляла собой миниатюрную копию «бугатти-59», показавшей рекордную скорость на трассе Бруклендса в 1936 году, и ее радиатор украшал фирменный знак «Бугатти».
Я мчался по дорожке, когда увидел их впереди. Статная сиделка толкала перед собой инвалидную коляску, в которой сидел мужчина. Я сбавил скорость и загудел в рожок. Сиделка оглянулась и вместе с креслом взяла вправо. Я же прижался к левому бордюру и пошел на обгон. Но дорожка начала подниматься в гору, и хотя я нажимал на педали изо всех сил, тем не менее едва держался вровень с ними.
Мужчина в инвалидной коляске заговорил первым.
— У тебя превосходная машина, сынок.
Я посмотрел на него, не забывая давить на педали.
Мне строго-настрого запретили разговаривать с незнакомцами, но этот производил самое благоприятное впечатление.
— Это «бугатти».
— Я вижу.
— Самый быстрый автомобиль.
— Вот тут ты, пожалуй, не прав.
Я старался изо всех сил, но уже начал выдыхаться.
— Мы на холме.
— Именно это я и имел в виду. На равнине они ведут себя отлично, но как только попадается на пути небольшая горка, сразу выясняется, что запаса мощности у них нет.
Я не ответил. Все силы уходили на то, чтобы жать на педали.
— Здесь есть скамейка, — продолжил мужчина в инвалидной коляске. — Сворачивай с дорожки, и мы глянем на твою машину. Может, нам удастся что-нибудь поправить.
Я с радостью согласился. Еще несколько ярдов, и я бы безнадежно отстал. А так сумел подкатить к скамье первым. Сиделка с креслом отстала разве что на три-четыре секунды. Тут же подбежал Джанно, всегда сопровождавший нас с няней, когда мы приходили в парк.
— Все нормально, Анджело?
Я кивнул.
Джанно посмотрел на мужчину в инвалидной коляске. Не было произнесено ни слова, но они друг друга поняли. Джанно улыбнулся.
— Ну и ладно.
Мужчина перегнулся через подлокотник. Вытянув руку, взялся за сиденье, снял его, изучающе вгляделся в цепь и рычаги.
— Вы хотите, чтобы я открыл капот? — спросил я.
— Пожалуй, что нет, — он установил сиденье на место.
— Вы инженер?
— В некотором роде. Во всяком случае, был до недавнего времени.
— И вы можете усовершенствовать мой автомобиль?
— Попробуем, — он повернулся к сиделке. — Вас не затруднит передать мне мой блокнот, мисс Гамильтон?
Молча она дала ему блокнот в простом картонном переплете. Точно с такими же я ходил в школу. Он достал из кармана ручку и, глядя на «бугатти», начал что-то чертить.
Я обошел кресло и заглянул через его плечо. На желтом листе появились какие-то колесики и линии.
— Что это? — спросил я.
— Переменная передача, — ответил он, но мне это ничего не говорило. — Впрочем, это неважно. Главное, эта механика заработает.
Закончив чертеж, он захлопнул блокнот и вернул его мисс Гамильтон.
— Как тебя зовут?
— Анджело — Так вот, Анджело, если мы сможем встретиться с тобой через день, в это же время, я приготовлю тебе сюрприз.
Я обернулся к Джанно. Тот молча кивнул.
— Смогу, сэр.
— Отлично, — он посмотрел на сиделку. — А теперь — домой, мисс Гамильтон. У нас впереди большая работа.
Я примчался раньше. Но он уже сидел у скамьи в своем инвалидном кресле. Улыбнулся, увидев меня.
— Доброе утро, Анджело.
— Доброе утро, сэр. Доброе утро, мисс Гамильтон.
— Доброе утро, — по тону мне показалось, что она меня невзлюбила.
Я повернулся к мужчине.
— Вы говорили, что меня будет ждать сюрприз.
— Терпение, юноша. Он уже в пути.
Я проследил за его взглядом.
Двое мужчин в белых комбинезонах несли по дорожке большой деревянный короб, за ними следовал третий с ящиком для инструментов.
— Сюда, — показал мой новый друг в инвалидной коляске. Короб поставили перед ним. — Все готово? — спросил он мужчину с ящиком для инструментов.
— Как вы и заказывали, сэр, — ответил тот. — Я лишь взял на себя смелость оставить люфт в треть дюйма в месте крепления оси, на случай, если понадобится подгонка.
Мой друг рассмеялся.
— Все еще не доверяешь моему глазомеру, Дункан?
— Зачем ненужный риск, мистер Хардеман? — ответствовал Дункан. — Выбрать люфт после установки гораздо проще. А где автомобиль, с которым мы будем работать?
— Здесь, — я подрулил к ним.
Дункан глянул вниз.
— Прекрасная машина.
— Это «бугатти», — похвалился я. — Мой дедушка заказывал ее в Италии специально для меня.
— Итальянцы — мастера по отделке, но ничего не понимают в двигателях, — он повернулся к двум мужчинам в белых комбинезонах. — Ладно, парни, за работу.
Впервые я заметил надписи на их комбинезонах: «ВИФЛЕЕМ МОТОРС». Они споро взялись за дело. Отвернули два болта, отсоединив боковины и крышку от дна короба, и он на глазах превратился в верстак, на который и водрузили мой автомобиль.
Я тем временем разглядывал странный механизм, извлеченный ими из короба. Стальной каркас со звездочками, цепями, тягами.
— Что это? — спросил я.
— Новый каркас, — ответил мой приятель. — Куда легче сделать все заново, чем менять что-то в старом.
Я молча смотрел, как механики сняли кузов моего автомобиля и теперь отсоединяли колеса. Несколько минут спустя колеса укрепили на новом каркасе, смонтировали на нем и кузов. На этом работа кончилась. Трудились механики от силы четверть часа.
Подошел Дункан, заглянул внутрь. Наклонился, за что-то подергал, выпрямился.
— Похоже, все нормально, сэр.
Мой друг улыбнулся.
— Понадобилась тебе треть дюйма?
— Нет, сэр, — и Дункан кивнул механикам.
Те опустили машину на землю. Я посмотрел на нее, потом на моего друга.
— Давай, Анджело. Испытай ее.
Я уселся в машину, а он подъехал в инвалидном кресле.
— Прежде чем ты тронешься с места, я хочу тебе кое-что показать. Видишь рычаг под правой рукой?
— Да, сэр.
— Положи на него руку.
Я выполнил указание.
— Он двигается вперед и назад. А если находится посередине, то и вбок. Попробуй.
Я двинул рычаг вперед, назад, установил вертикально, потянул на себя, подал вперед. Посмотрел на моего друга, уже начиная догадываться, что к чему. По моим глазам он все понял.
— Ты знаешь, зачем это нужно, Анджело?
— Да, сэр. Высокая передача, низкая и задний ход.
— Молодец. Далее. Я установил на задних колесах точно такие же тормоза, как на велосипеде. И теперь, чтобы затормозить, тебе надо крутануть педали в обратную сторону. Ясно?
Я кивнул.
— Отлично. Тогда — в путь. Но будь осторожен. Машина у тебя куда более скоростная, чем раньше.
Я медленно съехал с холма, приноравливаясь к новшествам, пробуя тормоза. Едва я отпускал их, «бугатти» быстро набирал скорость, но легким движением педалей я тут же уменьшал ее. Внизу я развернулся, пользуясь задним ходом, и легко поднялся к скамье. Затормозил у кресла-каталки.
— Великолепно!
Я вылез из автомобиля и подошел к моему другу.
— Огромное вам спасибо, — и протянул руку.
Он взял ее, и мы обменялись крепким рукопожатием.
— Еще раз напоминаю, будь осторожнее, — он улыбнулся. — Машина у тебя теперь очень быстрая.
— Не волнуйтесь, — ответил я. — Я собираюсь стать автогонщиком, когда вырасту.
Механики тем временем упаковали старый каркас в короб и двинулись вниз по дорожке. Мистер Дункан подошел к нам. Протянул листок бумаги моему другу.
— Извините, что беспокою вас, сэр, но здесь нужно расписаться.
Мой друг взял у него листок.
— Что это?
— Эл Ха Второй вводит новую систему учета. Это заказ-наряд. И он просил узнать, куда отнести расходы.
Губы моего друга разошлись в улыбке.
— Экспериментальный автомобиль.
Дункан рассмеялся.
— Хорошо, сэр.
Мой друг расписался, Дункан уже тронулся в обратный путь, но я остановил его.
— Благодарю вас, мистер Дункан.
Он сурово глянул на меня.
— Всегда рады помочь, молодой человек. Но попрошу вас не забывать, что на вашем «бугатти» заботами мистера Хардемана установлен двигатель «Вифлеем моторс».
— Не забуду, — пообещал я, проводил его взглядом, а затем повернулся к моему другу.
— Ваша фамилия — Хардеман, сэр?
Тот кивнул.
— Вы очень хороший человек.
Он засмеялся.
— Далеко не все придерживаются того же мнения.
— Я бы не обращал на них внимания. Многие точно так же недолюбливают моего дедушку, а он тоже очень хороший, и я его люблю.
— Нам пора, мистер Хардеман, — вмешалась сиделка.
— Одну минуту, мисс Гамильтон, — он посмотрел на меня. — Сколько тебе лет, Анджело?
— Восемь.
— Мой внук на два года старше тебя. Ему десять.
— Может, я смогу поиграть с ним. Дам поездить на моей машине.
— Едва ли, — усомнился мистер Хардеман. — Он учится в школе в другом городе.
— Уже поздно, мистер Хардеман, — вновь встряла сиделка.
Он скорчил гримасу.
— Сиделки и няни всегда такие, — посочувствовал я. — И моя постоянно от меня чего-то требует.
— Наверное, ты прав.
— Мне пообещали, что на следующий год няни у меня уже не будет. А зачем вам сиделка?
— Я не могу ходить, и мне нужен человек, чтобы ухаживать за мной.
— Вы попали в аварию?
Он покачал головой.
— Заболел.
— А когда вы поправитесь?
— Ходить я уже не смогу, — ответил он.
Я помолчал, думая, как ему помочь.
— Откуда вы знаете? Мой папа говорит, что такие чудеса случаются каждый день. Он — доктор.
Тут меня осенило:
— А может, вам показаться ему? Он очень хороший доктор.
— Я в этом не сомневаюсь, Анджело, — мягко ответил мистер Хардеман. — Но к докторам я уже находился. Кроме того, в субботу я уезжаю во Флориду и вернусь ой как нескоро, — он протянул руку. — До свидания, Анджело.
Я взялся за нее. Не хотелось, чтобы он уезжал. Почему-то уезжали все дорогие мне люди. Сначала дедушка, теперь — мистер Хардеман.
— Мы увидимся, когда вы вернетесь?
Он кивнул.
Я все еще держался за его руку.
— Я буду приходить в парк каждое воскресенье в это время и ждать вас.
— Я приеду сюда в первое же воскресенье после возвращения, — пообещал он.
Я отпустил его руку.
— Я запомню.
Сиделка покатила инвалидную коляску вниз по холму. Я следил за ними взглядом, пока они не скрылись из виду, а потом сел в машину. И лишь через двадцать лет узнал, во сколько обошелся Эл Ха Первому этот сюрприз.
Мы сидели с Дунканом в его кабинете, обсуждая характеристики автомобиля, который мне предстояло испытывать на следующий день. Внезапно старый инженер повернулся ко мне.
— Помнишь тот «бугатти», что мы переделывали для тебя по указанию Эл Ха Первого?
— Как я могу забыть?
Действительно, с того дня я бредил автомобилями.
Ничего другого для меня не существовало.
— А ты прикидывал, во что это обошлось?
— В общем-то, нет.
— У меня сохранился подписанный им заказ-наряд, — он выдвинул ящик стола, достал пожелтевший листок бумаги и протянул мне. — Ты знаешь, конструкторский и производственный отделы стояли на ушах, чтобы уложиться в поставленный им срок.
— Откуда мне знать?
Я разглядывал бумагу. «Экспериментальный автомобиль. Одиннадцать тысяч триста сорок семь долларов и пятьдесят один цент».
Я почувствовал легкое прикосновение к плечу и открыл глаза. Медицинская сестра-англичанка.
— Пришел доктор Ганс.
Я развернул кресло. Как обычно, он стоял, поблескивая очками.
— Доброе утро, мистер Перино. Как вы себя чувствуете сегодня утром? Ничего не болит?
— Нет, доктор. Неприятные ощущения возникают, лишь когда я смеюсь.
Он даже не улыбнулся. Дал знак сестре, и та подкатила столик со сверкающими стальными инструментами.
Я смотрел на них, зачарованный металлическим блеском. Он поднял кюретку с коротким лезвием. Пришел желанный миг.
Скольким людям выпадал шанс получить новое лицо?
— Доброе утро, мистер Перино.
— Доброе утро, сестра.
— Сегодня у нас праздник, не так ли? — улыбнулась она.
— Да.
— Доктор Ганс будет с минуты на минуту.
Внезапно мне захотелось облегчиться. Я опустил ноги на пол. Она взяла у меня кофейную чашечку, я же прошагал в туалет. Дверь закрывать за собой не стал. В клинике я находился уже второй месяц, так что давно позабыл о праве на уединение.
Сильная струя звонко ударила о фаянс унитаза. Потом я повернулся к раковине, чтобы помыть руки. На меня глянуло затянутое белыми повязками лицо, и я мог лишь гадать, что скрывается под ними. Впрочем, ждать осталось совсем недолго.
Когда я вернулся, сестра уже приготовила шприц.
— А это еще зачем?
— Распоряжение доктора Ганса. Легкий транквилизатор. Он любит, чтобы пациенты расслаблялись перед тем, как будут повязки.
— Я и так спокоен.
— Я знаю, — улыбнулась медицинская сестра. — Но укол нам не помешает. А ему будет приятно. Вытяните руку.
Дело свое она знала. Комар и тот кусает больнее. Она отвела меня к креслу у окна.
— А теперь садитесь, я устрою вас поудобнее.
Я сел, она завернула мне ноги в легкое одеяло, положила под голову подушку.
— Пока отдыхайте, — она направилась к двери. — Мы скоро придем.
Я кивнул, и она ушла. Я повернулся к окну. Под ярким солнцем сияли снежные вершины Альп. Мимо прошел мужчина в тирольских шортах. Безумная мысль сверкнула в мозгу.
— Ты поешь йодлем[1], Анджело?
— Разумеется, пою, Анджело, — ответил я сам себе. — Все итальянцы поют йодлем.
Я задремал.
Впервые я встретился с ним в восьмилетнем возрасте, в маленьком парке, где мы часто гуляли с няней. Я ехал на педальном гоночном автомобиле, подаренном мне дедушкой на день рождения. Машину изготовили в Италии по индивидуальному заказу. Отделанная кожей, с работающими от батареек фарами, она представляла собой миниатюрную копию «бугатти-59», показавшей рекордную скорость на трассе Бруклендса в 1936 году, и ее радиатор украшал фирменный знак «Бугатти».
Я мчался по дорожке, когда увидел их впереди. Статная сиделка толкала перед собой инвалидную коляску, в которой сидел мужчина. Я сбавил скорость и загудел в рожок. Сиделка оглянулась и вместе с креслом взяла вправо. Я же прижался к левому бордюру и пошел на обгон. Но дорожка начала подниматься в гору, и хотя я нажимал на педали изо всех сил, тем не менее едва держался вровень с ними.
Мужчина в инвалидной коляске заговорил первым.
— У тебя превосходная машина, сынок.
Я посмотрел на него, не забывая давить на педали.
Мне строго-настрого запретили разговаривать с незнакомцами, но этот производил самое благоприятное впечатление.
— Это «бугатти».
— Я вижу.
— Самый быстрый автомобиль.
— Вот тут ты, пожалуй, не прав.
Я старался изо всех сил, но уже начал выдыхаться.
— Мы на холме.
— Именно это я и имел в виду. На равнине они ведут себя отлично, но как только попадается на пути небольшая горка, сразу выясняется, что запаса мощности у них нет.
Я не ответил. Все силы уходили на то, чтобы жать на педали.
— Здесь есть скамейка, — продолжил мужчина в инвалидной коляске. — Сворачивай с дорожки, и мы глянем на твою машину. Может, нам удастся что-нибудь поправить.
Я с радостью согласился. Еще несколько ярдов, и я бы безнадежно отстал. А так сумел подкатить к скамье первым. Сиделка с креслом отстала разве что на три-четыре секунды. Тут же подбежал Джанно, всегда сопровождавший нас с няней, когда мы приходили в парк.
— Все нормально, Анджело?
Я кивнул.
Джанно посмотрел на мужчину в инвалидной коляске. Не было произнесено ни слова, но они друг друга поняли. Джанно улыбнулся.
— Ну и ладно.
Мужчина перегнулся через подлокотник. Вытянув руку, взялся за сиденье, снял его, изучающе вгляделся в цепь и рычаги.
— Вы хотите, чтобы я открыл капот? — спросил я.
— Пожалуй, что нет, — он установил сиденье на место.
— Вы инженер?
— В некотором роде. Во всяком случае, был до недавнего времени.
— И вы можете усовершенствовать мой автомобиль?
— Попробуем, — он повернулся к сиделке. — Вас не затруднит передать мне мой блокнот, мисс Гамильтон?
Молча она дала ему блокнот в простом картонном переплете. Точно с такими же я ходил в школу. Он достал из кармана ручку и, глядя на «бугатти», начал что-то чертить.
Я обошел кресло и заглянул через его плечо. На желтом листе появились какие-то колесики и линии.
— Что это? — спросил я.
— Переменная передача, — ответил он, но мне это ничего не говорило. — Впрочем, это неважно. Главное, эта механика заработает.
Закончив чертеж, он захлопнул блокнот и вернул его мисс Гамильтон.
— Как тебя зовут?
— Анджело — Так вот, Анджело, если мы сможем встретиться с тобой через день, в это же время, я приготовлю тебе сюрприз.
Я обернулся к Джанно. Тот молча кивнул.
— Смогу, сэр.
— Отлично, — он посмотрел на сиделку. — А теперь — домой, мисс Гамильтон. У нас впереди большая работа.
Я примчался раньше. Но он уже сидел у скамьи в своем инвалидном кресле. Улыбнулся, увидев меня.
— Доброе утро, Анджело.
— Доброе утро, сэр. Доброе утро, мисс Гамильтон.
— Доброе утро, — по тону мне показалось, что она меня невзлюбила.
Я повернулся к мужчине.
— Вы говорили, что меня будет ждать сюрприз.
— Терпение, юноша. Он уже в пути.
Я проследил за его взглядом.
Двое мужчин в белых комбинезонах несли по дорожке большой деревянный короб, за ними следовал третий с ящиком для инструментов.
— Сюда, — показал мой новый друг в инвалидной коляске. Короб поставили перед ним. — Все готово? — спросил он мужчину с ящиком для инструментов.
— Как вы и заказывали, сэр, — ответил тот. — Я лишь взял на себя смелость оставить люфт в треть дюйма в месте крепления оси, на случай, если понадобится подгонка.
Мой друг рассмеялся.
— Все еще не доверяешь моему глазомеру, Дункан?
— Зачем ненужный риск, мистер Хардеман? — ответствовал Дункан. — Выбрать люфт после установки гораздо проще. А где автомобиль, с которым мы будем работать?
— Здесь, — я подрулил к ним.
Дункан глянул вниз.
— Прекрасная машина.
— Это «бугатти», — похвалился я. — Мой дедушка заказывал ее в Италии специально для меня.
— Итальянцы — мастера по отделке, но ничего не понимают в двигателях, — он повернулся к двум мужчинам в белых комбинезонах. — Ладно, парни, за работу.
Впервые я заметил надписи на их комбинезонах: «ВИФЛЕЕМ МОТОРС». Они споро взялись за дело. Отвернули два болта, отсоединив боковины и крышку от дна короба, и он на глазах превратился в верстак, на который и водрузили мой автомобиль.
Я тем временем разглядывал странный механизм, извлеченный ими из короба. Стальной каркас со звездочками, цепями, тягами.
— Что это? — спросил я.
— Новый каркас, — ответил мой приятель. — Куда легче сделать все заново, чем менять что-то в старом.
Я молча смотрел, как механики сняли кузов моего автомобиля и теперь отсоединяли колеса. Несколько минут спустя колеса укрепили на новом каркасе, смонтировали на нем и кузов. На этом работа кончилась. Трудились механики от силы четверть часа.
Подошел Дункан, заглянул внутрь. Наклонился, за что-то подергал, выпрямился.
— Похоже, все нормально, сэр.
Мой друг улыбнулся.
— Понадобилась тебе треть дюйма?
— Нет, сэр, — и Дункан кивнул механикам.
Те опустили машину на землю. Я посмотрел на нее, потом на моего друга.
— Давай, Анджело. Испытай ее.
Я уселся в машину, а он подъехал в инвалидном кресле.
— Прежде чем ты тронешься с места, я хочу тебе кое-что показать. Видишь рычаг под правой рукой?
— Да, сэр.
— Положи на него руку.
Я выполнил указание.
— Он двигается вперед и назад. А если находится посередине, то и вбок. Попробуй.
Я двинул рычаг вперед, назад, установил вертикально, потянул на себя, подал вперед. Посмотрел на моего друга, уже начиная догадываться, что к чему. По моим глазам он все понял.
— Ты знаешь, зачем это нужно, Анджело?
— Да, сэр. Высокая передача, низкая и задний ход.
— Молодец. Далее. Я установил на задних колесах точно такие же тормоза, как на велосипеде. И теперь, чтобы затормозить, тебе надо крутануть педали в обратную сторону. Ясно?
Я кивнул.
— Отлично. Тогда — в путь. Но будь осторожен. Машина у тебя куда более скоростная, чем раньше.
Я медленно съехал с холма, приноравливаясь к новшествам, пробуя тормоза. Едва я отпускал их, «бугатти» быстро набирал скорость, но легким движением педалей я тут же уменьшал ее. Внизу я развернулся, пользуясь задним ходом, и легко поднялся к скамье. Затормозил у кресла-каталки.
— Великолепно!
Я вылез из автомобиля и подошел к моему другу.
— Огромное вам спасибо, — и протянул руку.
Он взял ее, и мы обменялись крепким рукопожатием.
— Еще раз напоминаю, будь осторожнее, — он улыбнулся. — Машина у тебя теперь очень быстрая.
— Не волнуйтесь, — ответил я. — Я собираюсь стать автогонщиком, когда вырасту.
Механики тем временем упаковали старый каркас в короб и двинулись вниз по дорожке. Мистер Дункан подошел к нам. Протянул листок бумаги моему другу.
— Извините, что беспокою вас, сэр, но здесь нужно расписаться.
Мой друг взял у него листок.
— Что это?
— Эл Ха Второй вводит новую систему учета. Это заказ-наряд. И он просил узнать, куда отнести расходы.
Губы моего друга разошлись в улыбке.
— Экспериментальный автомобиль.
Дункан рассмеялся.
— Хорошо, сэр.
Мой друг расписался, Дункан уже тронулся в обратный путь, но я остановил его.
— Благодарю вас, мистер Дункан.
Он сурово глянул на меня.
— Всегда рады помочь, молодой человек. Но попрошу вас не забывать, что на вашем «бугатти» заботами мистера Хардемана установлен двигатель «Вифлеем моторс».
— Не забуду, — пообещал я, проводил его взглядом, а затем повернулся к моему другу.
— Ваша фамилия — Хардеман, сэр?
Тот кивнул.
— Вы очень хороший человек.
Он засмеялся.
— Далеко не все придерживаются того же мнения.
— Я бы не обращал на них внимания. Многие точно так же недолюбливают моего дедушку, а он тоже очень хороший, и я его люблю.
— Нам пора, мистер Хардеман, — вмешалась сиделка.
— Одну минуту, мисс Гамильтон, — он посмотрел на меня. — Сколько тебе лет, Анджело?
— Восемь.
— Мой внук на два года старше тебя. Ему десять.
— Может, я смогу поиграть с ним. Дам поездить на моей машине.
— Едва ли, — усомнился мистер Хардеман. — Он учится в школе в другом городе.
— Уже поздно, мистер Хардеман, — вновь встряла сиделка.
Он скорчил гримасу.
— Сиделки и няни всегда такие, — посочувствовал я. — И моя постоянно от меня чего-то требует.
— Наверное, ты прав.
— Мне пообещали, что на следующий год няни у меня уже не будет. А зачем вам сиделка?
— Я не могу ходить, и мне нужен человек, чтобы ухаживать за мной.
— Вы попали в аварию?
Он покачал головой.
— Заболел.
— А когда вы поправитесь?
— Ходить я уже не смогу, — ответил он.
Я помолчал, думая, как ему помочь.
— Откуда вы знаете? Мой папа говорит, что такие чудеса случаются каждый день. Он — доктор.
Тут меня осенило:
— А может, вам показаться ему? Он очень хороший доктор.
— Я в этом не сомневаюсь, Анджело, — мягко ответил мистер Хардеман. — Но к докторам я уже находился. Кроме того, в субботу я уезжаю во Флориду и вернусь ой как нескоро, — он протянул руку. — До свидания, Анджело.
Я взялся за нее. Не хотелось, чтобы он уезжал. Почему-то уезжали все дорогие мне люди. Сначала дедушка, теперь — мистер Хардеман.
— Мы увидимся, когда вы вернетесь?
Он кивнул.
Я все еще держался за его руку.
— Я буду приходить в парк каждое воскресенье в это время и ждать вас.
— Я приеду сюда в первое же воскресенье после возвращения, — пообещал он.
Я отпустил его руку.
— Я запомню.
Сиделка покатила инвалидную коляску вниз по холму. Я следил за ними взглядом, пока они не скрылись из виду, а потом сел в машину. И лишь через двадцать лет узнал, во сколько обошелся Эл Ха Первому этот сюрприз.
Мы сидели с Дунканом в его кабинете, обсуждая характеристики автомобиля, который мне предстояло испытывать на следующий день. Внезапно старый инженер повернулся ко мне.
— Помнишь тот «бугатти», что мы переделывали для тебя по указанию Эл Ха Первого?
— Как я могу забыть?
Действительно, с того дня я бредил автомобилями.
Ничего другого для меня не существовало.
— А ты прикидывал, во что это обошлось?
— В общем-то, нет.
— У меня сохранился подписанный им заказ-наряд, — он выдвинул ящик стола, достал пожелтевший листок бумаги и протянул мне. — Ты знаешь, конструкторский и производственный отделы стояли на ушах, чтобы уложиться в поставленный им срок.
— Откуда мне знать?
Я разглядывал бумагу. «Экспериментальный автомобиль. Одиннадцать тысяч триста сорок семь долларов и пятьдесят один цент».
Я почувствовал легкое прикосновение к плечу и открыл глаза. Медицинская сестра-англичанка.
— Пришел доктор Ганс.
Я развернул кресло. Как обычно, он стоял, поблескивая очками.
— Доброе утро, мистер Перино. Как вы себя чувствуете сегодня утром? Ничего не болит?
— Нет, доктор. Неприятные ощущения возникают, лишь когда я смеюсь.
Он даже не улыбнулся. Дал знак сестре, и та подкатила столик со сверкающими стальными инструментами.
Я смотрел на них, зачарованный металлическим блеском. Он поднял кюретку с коротким лезвием. Пришел желанный миг.
Скольким людям выпадал шанс получить новое лицо?
Глава 2
Все началось в мае, после гонки «Индианаполис-500». На сорок втором круге забарахлил мотор, и я свернул в боксы. Несколько мгновений спустя по лицу старшего механика понял, что для меня гонка окончена. И уехал в мотель, не дождавшись финиша.
Лишь поворачивая ключ в двери номера, я вспомнил, что Синди осталась на трассе. Я совершенно забыл про нее.
Я открыл маленький холодильник, отломил несколько кубиков льда, бросил в стакан, плеснул канадского виски. Потягивая виски маленькими глоточками, прошел в ванную, пустил горячую воду, вернулся в гостиную, включил радио. Поймал репортаж с гонок.
— Андретти и Гурни пошли на восемьдесят четвертый круг. Номер один и номер два, — вещал комментатор. — Настоящая борьба гигантов…
Я выключил радио. Они возглавляли гонку с самого начала.
Я допил виски, поставил стакан на холодильник, направился в ванную. Добавил холодной воды и вставил в розетку штепсель портативного сатуратора[2] «джакацци». Раздеваясь, наблюдал, как над бурлящей водой поднимаются клубы пара. Ванная уже наполнилась белым туманом, когда я улегся в горячую воду.
Я облокотился головой о край ванны, чувствуя, как расслабляются мышцы, закрыл глаза, внутренне приготовившись к тому, что происходило в последние пять лет, стоило мне смежить веки.
Из-под капота показались языки пламени. Машина как раз вошла в поворот. Я отчаянно боролся с рулем, пытаясь подчинить себе теряющее управление чудовище. Внезапно перед глазами возникла высокая стена, с которой я и столкнулся на скорости сто тридцать семь миль в час. Машина встала «на попа», а затем, вся в огне, перевалилась через стену. В нос ударил запах моей горящей плоти. Я услышал собственный крик.
Открыл глаза. Видение исчезло. Я вернулся в ванну с горячей водой и мерно гудящим «джакузи». Медленно, очень медленно опять закрыл глаза.
На этот раз все обошлось. Я остался в воде.
Зазвонил телефон. В современных мотелях предусмотрено все, что только можно. Я протянул руку и снял трубку со стены за унитазом.
— Мистер Перино? — пропел мелодичный голос телефонистки.
— Да.
— Звонит мистер Лорен Хардеман. Соединяю.
В трубке что-то щелкнуло, и я услышал знакомый голос.
— Анджело, с тобой все в порядке? — чувствовалось, что он действительно обеспокоен.
— Полный порядок. Номер Один. Как вы?
— Нормально, — он рассмеялся. — Бодр» как мальчишка лет восьмидесяти пяти.
Рассмеялся и я. Ему недавно исполнился девяносто один год.
— Что это за шум? — спросил он. — Такое впечатление, будто ты говоришь из бочки, в которой переплываешь Ниагарский водопад. Я едва разбираю твои слова.
Я выключил «джакузи».
— Так лучше?
— Гораздо. Я смотрел телевизор и видел, как ты заехал в боксы. Что случилось?
— Подгорели клапана.
— Где ты выступаешь в следующий раз?
— Точно не знаю. Пока я дал твердое согласие на участие в гонке в Уоткинс-Глен. Но это осенью, — я услышал, как открылась дверь номера, к ванной приблизились шаги Синди. Я поднял голову. Она стояла на пороге.
— Может, на лето уеду в Европу и погоняюсь там.
Ее лицо осталось бесстрастным. Она повернулась и ушла в гостиную.
— Не делай этого. Нет никакого смысла. Еще разобьешься.
Хлопнула дверь холодильника. Звякнули о стекло кубики льда. Синди вернулась с двумя стаканами канадского виски со льдом. Я взял один. Она опустила крышку на унитаз и села. Пригубила виски.
— Я не разобьюсь.
Он, однако, гнул свое.
— Заканчивай с гонками. Ты уже не тот, что раньше.
— Просто неудачная полоса.
— Как бы не так. Я видел, как ты ехал. В прежние времена ты не позволил бы и Господу Богу обойти себя на повороте. А на последнем круге мимо тебя могла бы прорваться целая армия.
Вместо ответа я глотнул виски. Голос его помягчел.
— Послушай, в этом нет ничего плохого. У тебя была звездная пора. В 1963-м ты по праву считался вторым гонщиком в мире. И стал бы первым в шестьдесят четвертом, если б не вскарабкался на стену в Себринге и на год не выбыл из игры.
Я знал, о чем речь. Подтверждением тому служили ночные кошмары.
— Пяти лет вполне достаточно, чтобы доказать самому себе, что весь пар уже вышел.
— И чем же мне, по-вашему, заняться? — саркастически спросил я. — Переходить в спортивные комментаторы?
В его голосе появились резкие нотки.
— Не нахальничай со мной, юноша. Твоя беда в том, что ты никак не можешь повзрослеть. Не следовало мне возиться с той игрушечной машиной. Такое впечатление, будто ты никак не можешь с ней расстаться.
— Извините.
Действительно, я злился на себя самого и не имел никакого права выплескивать эту злость на него.
— Я в Палм-Бич. И хочу, чтобы ты заглянул ко мне на пару дней.
— Зачем?
— Не знаю, — он и не старался скрыть, что лжет. — Номы найдем, о чем поговорить.
Задумался я лишь на» мгновение.
— Хорошо.
— Вот и договорились. Ты приедешь один? Я должен предупредить экономку.
Я глянул на Синди.
— Пока сказать не могу.
Он хохотнул.
— Если она — милашка, возьми ее с собой. Здесь смотреть не на что, только море да песок.
В трубке раздались гудки отбоя. Синди взяла ее у меня, повесила на стену. Я встал, и она подала мне полотенце. Затем с моим стаканом вышла из ванной.
Я вытерся, повязал полотенце вокруг бедер и последовал за ней. Стакан мой стоял на столе, а она, сидя на полу, возилась со своим четырехдорожечным магнитофоном. Я глотнул виски, наблюдая за ней.
Она укладывала маленькие бобины в коробочки и что-то писала на них. Рев моторов возбуждал ее, как ничто другое. Кому-то требовался вибратор, ей же хватало работающего двигателя. Посади ее на переднее сиденье рядом с собой, газани, сунь руку ей между ног, и она наполнится «медом».
— Сегодня что-нибудь записала? — спросил я.
— Есть немного, — она не подняла головы. — Все кончено?
— С чего ты так решила? Только потому, что я забыл привезти тебя сюда?
Синди посмотрела на меня.
— Я не об этом. Пирлесс утверждает, что прошел слух, будто ты завязываешь с гонками.
Пирлесс входил во второй состав команды «Джи Си».
Выступал только в кроссах, но очень хотел поучаствовать в настоящих гонках. Я постарался изгнать из голоса нотки ревности.
— Тебя подвез Пирлесс?
— Да.
— Он тебе приглянулся?
— Скорее, я — ему, — тут она попала в точку. И ему, и многим другим, я это прекрасно знал. Что-то в ней было особенное.
Я почувствовал прилив желания.
— Включи магнитофон.
Синди коротко глянула на меня, затем молча поставила магнитофон на столик у кровати, установила четыре динамика, по два с каждой стороны, подсоединила провода. Повернулась ко мне.
— Поставь длинную запись. Ту, что ты сделала в Дентрне в прошлом году.
Она вытащила нужную бобину, поставила на магнитофон.
— Раздевайся.
Она разделась, вытянулась на кровати, не спуская с меня глаз. Без единого слова.
Я наклонился и нажал клавишу «пуск». Зашуршала перематывающаяся лента, послышались выкрики зрителей. И тут же взревели двигатели. Гонка началась.
Я ступил на кровать, встал над Синди. Губы ее чуть разошлись, меж белоснежных зубок виднелся кончик розового язычка. Вся она была золотисто-коричневая, за исключением узкой белой полоски на груди и треугольника на бедрах. Коралловые соски набухли, на вьющихся волосах между ног заблестели крохотные алмазики.
Я шагнул вперед, так, чтобы мои ступни оказались у нее под мышками. И сдернул полотенце.
Давно уже вставший член звонко шлепнул о живот. Я стоял над ее лицом, а она смотрела на меня снизу вверх.
Мгновение, не больше, потом пискнула, схватилась за моего молодца и потащила себе в рот. Я опустился на колени.
Ее язычок вылизал мне мошонку, затем двинулся дальше, вызнавая секреты анального отверстия. И все это время одной рукой она держалась за основание члена, управляя им, как ручкой переключения скоростей.
— Позволь мне лечь на тебя, — донесся до меня ее сдавленный шепот.
Я перекатился на бок, потом на спину. Она оседлала меня, медленно опускаясь на моего молодца. Он словно попал в кипящее масло.
— О, о, о, — постанывала она, качаясь взад-вперед, натирая клитор о мой лобок.
А рев двигателей гулял от динамика к динамику, наполняя комнату неистовостью звука, и она двигалась в том же ритме, поднимаясь на вершину блаженства на каждом круге.
Стоны стали громче, перешли в крики. Ее мотало из стороны в сторону. Ритм ее движений убыстрялся.
Вверх-вниз, вверх-вниз. Глубже, глубже, еще глубже.
Как мог, я помогал ей.
— Хорошо, — шептала Синди. — Как хорошо.
И вот уже вопли экстаза огласили комнату. И двигатели заревели громче: машины накатывали на финишяую полосу.
И наконец Карл Ярборо первым закончил гонку, его «марк-68» проскочил белую поперечную линию на скорости 143, 251 мили в час. А Синди получила последний оргазм, без сил упав на меня.
Потом соскользнула и улеглась рядом, казалось, вымотанная до предела. Скоро, однако, дыхание ее выровнялось, она открыла глаза.
— Ну и гонка, — прошептала Синди.
Я лишь смотрел на нее. Она же положила руку мне на член, и глаза ее округлились от изумления. Она начала нежно поглаживать его.
— Он еще стоит. Ты — потрясающий мужчина.
Я по-прежнему молчал. Не стоило говорить ей, что я так и не кончил.
Синди наклонилась, поцеловала головку члена, прижала ее к щеке.
— Где я найду такого, как ты?
Я погладил ее по волосам.
— Ты уходишь с Пирлессом?
— Ответь сначала на мой вопрос. Ты завязал?
— Да, — я не колебался ни секунды.
Она же замялась, решая, что ей дороже, я или рев моторов.
— Тогда я ухожу с Пирлессом.
На этом все и закончилось.
Лишь поворачивая ключ в двери номера, я вспомнил, что Синди осталась на трассе. Я совершенно забыл про нее.
Я открыл маленький холодильник, отломил несколько кубиков льда, бросил в стакан, плеснул канадского виски. Потягивая виски маленькими глоточками, прошел в ванную, пустил горячую воду, вернулся в гостиную, включил радио. Поймал репортаж с гонок.
— Андретти и Гурни пошли на восемьдесят четвертый круг. Номер один и номер два, — вещал комментатор. — Настоящая борьба гигантов…
Я выключил радио. Они возглавляли гонку с самого начала.
Я допил виски, поставил стакан на холодильник, направился в ванную. Добавил холодной воды и вставил в розетку штепсель портативного сатуратора[2] «джакацци». Раздеваясь, наблюдал, как над бурлящей водой поднимаются клубы пара. Ванная уже наполнилась белым туманом, когда я улегся в горячую воду.
Я облокотился головой о край ванны, чувствуя, как расслабляются мышцы, закрыл глаза, внутренне приготовившись к тому, что происходило в последние пять лет, стоило мне смежить веки.
Из-под капота показались языки пламени. Машина как раз вошла в поворот. Я отчаянно боролся с рулем, пытаясь подчинить себе теряющее управление чудовище. Внезапно перед глазами возникла высокая стена, с которой я и столкнулся на скорости сто тридцать семь миль в час. Машина встала «на попа», а затем, вся в огне, перевалилась через стену. В нос ударил запах моей горящей плоти. Я услышал собственный крик.
Открыл глаза. Видение исчезло. Я вернулся в ванну с горячей водой и мерно гудящим «джакузи». Медленно, очень медленно опять закрыл глаза.
На этот раз все обошлось. Я остался в воде.
Зазвонил телефон. В современных мотелях предусмотрено все, что только можно. Я протянул руку и снял трубку со стены за унитазом.
— Мистер Перино? — пропел мелодичный голос телефонистки.
— Да.
— Звонит мистер Лорен Хардеман. Соединяю.
В трубке что-то щелкнуло, и я услышал знакомый голос.
— Анджело, с тобой все в порядке? — чувствовалось, что он действительно обеспокоен.
— Полный порядок. Номер Один. Как вы?
— Нормально, — он рассмеялся. — Бодр» как мальчишка лет восьмидесяти пяти.
Рассмеялся и я. Ему недавно исполнился девяносто один год.
— Что это за шум? — спросил он. — Такое впечатление, будто ты говоришь из бочки, в которой переплываешь Ниагарский водопад. Я едва разбираю твои слова.
Я выключил «джакузи».
— Так лучше?
— Гораздо. Я смотрел телевизор и видел, как ты заехал в боксы. Что случилось?
— Подгорели клапана.
— Где ты выступаешь в следующий раз?
— Точно не знаю. Пока я дал твердое согласие на участие в гонке в Уоткинс-Глен. Но это осенью, — я услышал, как открылась дверь номера, к ванной приблизились шаги Синди. Я поднял голову. Она стояла на пороге.
— Может, на лето уеду в Европу и погоняюсь там.
Ее лицо осталось бесстрастным. Она повернулась и ушла в гостиную.
— Не делай этого. Нет никакого смысла. Еще разобьешься.
Хлопнула дверь холодильника. Звякнули о стекло кубики льда. Синди вернулась с двумя стаканами канадского виски со льдом. Я взял один. Она опустила крышку на унитаз и села. Пригубила виски.
— Я не разобьюсь.
Он, однако, гнул свое.
— Заканчивай с гонками. Ты уже не тот, что раньше.
— Просто неудачная полоса.
— Как бы не так. Я видел, как ты ехал. В прежние времена ты не позволил бы и Господу Богу обойти себя на повороте. А на последнем круге мимо тебя могла бы прорваться целая армия.
Вместо ответа я глотнул виски. Голос его помягчел.
— Послушай, в этом нет ничего плохого. У тебя была звездная пора. В 1963-м ты по праву считался вторым гонщиком в мире. И стал бы первым в шестьдесят четвертом, если б не вскарабкался на стену в Себринге и на год не выбыл из игры.
Я знал, о чем речь. Подтверждением тому служили ночные кошмары.
— Пяти лет вполне достаточно, чтобы доказать самому себе, что весь пар уже вышел.
— И чем же мне, по-вашему, заняться? — саркастически спросил я. — Переходить в спортивные комментаторы?
В его голосе появились резкие нотки.
— Не нахальничай со мной, юноша. Твоя беда в том, что ты никак не можешь повзрослеть. Не следовало мне возиться с той игрушечной машиной. Такое впечатление, будто ты никак не можешь с ней расстаться.
— Извините.
Действительно, я злился на себя самого и не имел никакого права выплескивать эту злость на него.
— Я в Палм-Бич. И хочу, чтобы ты заглянул ко мне на пару дней.
— Зачем?
— Не знаю, — он и не старался скрыть, что лжет. — Номы найдем, о чем поговорить.
Задумался я лишь на» мгновение.
— Хорошо.
— Вот и договорились. Ты приедешь один? Я должен предупредить экономку.
Я глянул на Синди.
— Пока сказать не могу.
Он хохотнул.
— Если она — милашка, возьми ее с собой. Здесь смотреть не на что, только море да песок.
В трубке раздались гудки отбоя. Синди взяла ее у меня, повесила на стену. Я встал, и она подала мне полотенце. Затем с моим стаканом вышла из ванной.
Я вытерся, повязал полотенце вокруг бедер и последовал за ней. Стакан мой стоял на столе, а она, сидя на полу, возилась со своим четырехдорожечным магнитофоном. Я глотнул виски, наблюдая за ней.
Она укладывала маленькие бобины в коробочки и что-то писала на них. Рев моторов возбуждал ее, как ничто другое. Кому-то требовался вибратор, ей же хватало работающего двигателя. Посади ее на переднее сиденье рядом с собой, газани, сунь руку ей между ног, и она наполнится «медом».
— Сегодня что-нибудь записала? — спросил я.
— Есть немного, — она не подняла головы. — Все кончено?
— С чего ты так решила? Только потому, что я забыл привезти тебя сюда?
Синди посмотрела на меня.
— Я не об этом. Пирлесс утверждает, что прошел слух, будто ты завязываешь с гонками.
Пирлесс входил во второй состав команды «Джи Си».
Выступал только в кроссах, но очень хотел поучаствовать в настоящих гонках. Я постарался изгнать из голоса нотки ревности.
— Тебя подвез Пирлесс?
— Да.
— Он тебе приглянулся?
— Скорее, я — ему, — тут она попала в точку. И ему, и многим другим, я это прекрасно знал. Что-то в ней было особенное.
Я почувствовал прилив желания.
— Включи магнитофон.
Синди коротко глянула на меня, затем молча поставила магнитофон на столик у кровати, установила четыре динамика, по два с каждой стороны, подсоединила провода. Повернулась ко мне.
— Поставь длинную запись. Ту, что ты сделала в Дентрне в прошлом году.
Она вытащила нужную бобину, поставила на магнитофон.
— Раздевайся.
Она разделась, вытянулась на кровати, не спуская с меня глаз. Без единого слова.
Я наклонился и нажал клавишу «пуск». Зашуршала перематывающаяся лента, послышались выкрики зрителей. И тут же взревели двигатели. Гонка началась.
Я ступил на кровать, встал над Синди. Губы ее чуть разошлись, меж белоснежных зубок виднелся кончик розового язычка. Вся она была золотисто-коричневая, за исключением узкой белой полоски на груди и треугольника на бедрах. Коралловые соски набухли, на вьющихся волосах между ног заблестели крохотные алмазики.
Я шагнул вперед, так, чтобы мои ступни оказались у нее под мышками. И сдернул полотенце.
Давно уже вставший член звонко шлепнул о живот. Я стоял над ее лицом, а она смотрела на меня снизу вверх.
Мгновение, не больше, потом пискнула, схватилась за моего молодца и потащила себе в рот. Я опустился на колени.
Ее язычок вылизал мне мошонку, затем двинулся дальше, вызнавая секреты анального отверстия. И все это время одной рукой она держалась за основание члена, управляя им, как ручкой переключения скоростей.
— Позволь мне лечь на тебя, — донесся до меня ее сдавленный шепот.
Я перекатился на бок, потом на спину. Она оседлала меня, медленно опускаясь на моего молодца. Он словно попал в кипящее масло.
— О, о, о, — постанывала она, качаясь взад-вперед, натирая клитор о мой лобок.
А рев двигателей гулял от динамика к динамику, наполняя комнату неистовостью звука, и она двигалась в том же ритме, поднимаясь на вершину блаженства на каждом круге.
Стоны стали громче, перешли в крики. Ее мотало из стороны в сторону. Ритм ее движений убыстрялся.
Вверх-вниз, вверх-вниз. Глубже, глубже, еще глубже.
Как мог, я помогал ей.
— Хорошо, — шептала Синди. — Как хорошо.
И вот уже вопли экстаза огласили комнату. И двигатели заревели громче: машины накатывали на финишяую полосу.
И наконец Карл Ярборо первым закончил гонку, его «марк-68» проскочил белую поперечную линию на скорости 143, 251 мили в час. А Синди получила последний оргазм, без сил упав на меня.
Потом соскользнула и улеглась рядом, казалось, вымотанная до предела. Скоро, однако, дыхание ее выровнялось, она открыла глаза.
— Ну и гонка, — прошептала Синди.
Я лишь смотрел на нее. Она же положила руку мне на член, и глаза ее округлились от изумления. Она начала нежно поглаживать его.
— Он еще стоит. Ты — потрясающий мужчина.
Я по-прежнему молчал. Не стоило говорить ей, что я так и не кончил.
Синди наклонилась, поцеловала головку члена, прижала ее к щеке.
— Где я найду такого, как ты?
Я погладил ее по волосам.
— Ты уходишь с Пирлессом?
— Ответь сначала на мой вопрос. Ты завязал?
— Да, — я не колебался ни секунды.
Она же замялась, решая, что ей дороже, я или рев моторов.
— Тогда я ухожу с Пирлессом.
На этом все и закончилось.
Глава 3
Влажная жара аэропорта Уэст Палм-Бич проникла мне под рубашку, накрепко слепив ее с кожей, прежде чем я добрался до стойки агентства «Хертц». Я достал кредитную карточку, положил ее перед девушкой.
Она посмотрела на карточку, потом на меня, и выражение ее лица изменилось.
— Тот самый Анджело Перино? — уважительно спросила она.
Я кивнул.
— Вчера я смотрела телевизор. Так жалела, что из-за поломки вам пришлось сойти с трассы.
— Такое случается.
— Я была еще ребенком, когда отец взял брата и меня на гонку в Себринг, где вы перелетели через стену. Я плакала. А потом неделю молилась за вас, пока не прочла в газете, что ваша жизнь вне опасности.
Внешностью ее бог не обидел. Иначе она не работала бы у «Хертца».
— И сколько вам тогда было лет?
— Шестнадцать.
Я вновь оглядел ее. На этот раз отметил ровный загар, свойственный жителям апельсинового штата.
— Так я у вас в долгу за те молитвы. Может, пообедаем сегодня?
— Вообще-то у меня свидание. Но я могу его перенести.
— Не стоит, — я покачал головой. — Мне не хотелось бы нарушать ваши планы. Мы сможем пообедать и завтра.
— Хорошо, — она что-то написала на листке и протянула мне. — Мое имя и телефоны. До пяти вечера вы найдете меня на работе, позднее — дома.
Я посмотрел на листок. Даже имя как нельзя лучше подходило к Флориде.
— Спасибо, Мелисса. Я позвоню. Как насчет машины?
Она посмотрела на карточку, потом на меня, и выражение ее лица изменилось.
— Тот самый Анджело Перино? — уважительно спросила она.
Я кивнул.
— Вчера я смотрела телевизор. Так жалела, что из-за поломки вам пришлось сойти с трассы.
— Такое случается.
— Я была еще ребенком, когда отец взял брата и меня на гонку в Себринг, где вы перелетели через стену. Я плакала. А потом неделю молилась за вас, пока не прочла в газете, что ваша жизнь вне опасности.
Внешностью ее бог не обидел. Иначе она не работала бы у «Хертца».
— И сколько вам тогда было лет?
— Шестнадцать.
Я вновь оглядел ее. На этот раз отметил ровный загар, свойственный жителям апельсинового штата.
— Так я у вас в долгу за те молитвы. Может, пообедаем сегодня?
— Вообще-то у меня свидание. Но я могу его перенести.
— Не стоит, — я покачал головой. — Мне не хотелось бы нарушать ваши планы. Мы сможем пообедать и завтра.
— Хорошо, — она что-то написала на листке и протянула мне. — Мое имя и телефоны. До пяти вечера вы найдете меня на работе, позднее — дома.
Я посмотрел на листок. Даже имя как нельзя лучше подходило к Флориде.
— Спасибо, Мелисса. Я позвоню. Как насчет машины?