Робертс Джон Мэддокс. Стальные короли

   Они присоединились к группе, окружившей знамя. Младшие улюлюкали, отмечая победу. Опытные воины берегли силы для изматывающей скачки, ожидающей их.
   — Чего я не могу понять, — сказал Каирн, когда они готовы были тронуться в путь, — это почему они вообще сражаются. Ну не могут же они любить Гассема!
   — Они сражаются, потому что они солдаты, и сражения — это их работа, — ответил Анса. — Кроме того, для них мы — просто новые завоеватели. Откуда они знают, что мы не хуже островитян?
   — Мы потеряли кого-нибудь? — спросил Каирн у десятника.
   — Из нашего десятка — никого, — ответил матва. — В других десятках были падения с кабо. Но никто не погиб.
   — Хотел бы я надеяться, что и в других отрядах то же самое, — грустно усмехнувшись, сказал Анса. — Но я знаю, что это невозможно.
   Они тронулись быстрой рысью. Полки соединялись в дивизии, а дивизии делились согласно первоначальному плану. Их корпус оказался центральным, они направлялись прямо через сердце того, что когда-то было гордым и независимым королевством Чива, а теперь стало провинцией рабов империи Гассема. Сотня Каирна относилась к дивизии, которая охватывала северную петлю каждым движением клешни. Каирн взял себя в руки и приготовился к долгой, тяжелой скачке.
   Шел третий день кампании. В первый день они с криками пронеслись через границу, раскидывая неуклюжую оборону стражей. Поскольку Гассем думал только об агрессии, он никогда не заботился об укреплении границ. Скачка была бодрящей, их переполняло неистовое возбуждение атаки и воинственные намерения пронестись через страну противника. Но скоро Каирн понял, насколько это изнурительно. Первые два дня сложно было придерживаться скорости, которой требовали расчеты Гейла. Сражений было мало, а крепости они объезжали, оставляя их пехоте и инженерным войскам.
   Ночью они сумели несколько часов поспать на твердой земле, держа поводья кабо в руках. Шансов добыть трофеи пока не имелось, но Каирн уже набрал небольшой мешочек стальных наконечников для стрел, отобранных у сдавшихся лучников противника. Сами стрелы оказались негодными — могучие равнинные луки просто перерубили бы их древки.
   Этим утром они добрались до первого из больших полевых лагерей — за земляным ограждением тысячи рабов-солдат Гассема размещались в бараках и палатках. Дивизия сосредоточилась на высотах и выманила полевую армию из лагеря, затем окружила ее, отрезав от лагеря, где они могли попробовать укрыться за земляным валом. После этого их истребляли, пока они не решили сдаться.
   Теперь они скакали к следующему полевому лагерю, по дороге окружая и отрезая любые встретившиеся войска и оставляя их между собой и пехотой. Каирн сжал челюсти и наклонился вперед. Бессмысленно стонать и жаловаться на судьбу. Война только началась.

* * *

   Пока Гейл был доволен ходом войны. Нападение прошло быстро и сокрушительно, координация между верховыми корпусами и дивизиями была безукоризненна. Королевские гонцы быстро перемещались между войсками, передавая новости о победах, непредвиденных препятствиях и военных лагерях, в которых войск было больше или меньше, чем ожидалось.
   Гейл полагал, что пехота и тяжелые обозы со снаряжением тоже передвигались беспрепятственно, хотя и медленнее. Но вообще он мало чего опасался. Это как раз такая кампания, в которой невванцы значительно превосходят все остальные страны, а королева Шаззад довела свою военную машину до высочайшей степени преданности и эффективности. И они ненавидели и боялись Гассема.
   Каждую ночь Гейл объезжал своих людей, пока они урывали немного сна.
   Ему не хотелось делать это очевидным для всех, и все же он должен был удостовериться, что с его сыновьями все в порядке. Недостойно проявлять о них чрезмерную заботу, но он всего лишь человек. Они оба — молодые воины в своем первом походе, и он не назначил их командирами, хотя и был уверен, что они смогут выполнить эти обязанности и обладают качествами руководителя. Нет, они пройдут эту кампанию, как рядовые воины, пока не сумеют проявить себя.
   Чива должна быть относительно спокойной частью кампании в смысле боев и потерь, но изнурительной из-за головокружительной скорости, что он предвидел. Зато это поможет сплотить огромную, противоречивую армию в боевую единицу с полной согласованностью всех ее частей. Предлагаемая скорость закалит их и подготовит к следующим стадиям, куда более суровым. Все неопытные воины получат крещение кровью и немного привыкнут к тяготам боев.
   Только закаленная, жесткая, профессиональная армия сможет промчаться по перевалам в Соно. Он создаст непревзойденную военную машину, которая однажды лицом к лицу встретится с Гассемом где-нибудь на восточном побережье.

* * *

   — Мой король, — сказал страж рамди, стоявший у маленькой палатки, единственного убежища, которое Гейл позволял себе во время кампании. — Явился гонец.
   Гейл проснулся. Судя по звездам, спал он около двух часов. Гонец подвел кабо к палатке и протянул трубку с донесением. Офицеры собрались вокруг, чтобы услышать, что происходит.
   — Откуда ты скачешь? — спросил Гейл, взяв трубку.
   — Из Пако. Это прислал адмирал Саан.
   — Пако! — это был самый восточный порт Чивы.
   Гейл рывком открыл трубку и начал читать свиток, улыбаясь все шире с каждой строчкой.
   — Адмирал Саан сообщает нам, что все порты Чивы теперь безопасны и надежны. Они не просто блокированы, они сдались! Не ускользнуло ни единого судна, чтобы сообщить о нашем нападении. Морская фаза чиванской кампании завершилась на девять дней раньше намеченного!
   Офицеры хрипло закричали «Ура!» Все знали — больше всего Гейл боялся, что какой-нибудь корабль ускользнет, и Гассем узнает об их приближении. Имея достаточно времени для подготовки, ужасный завоеватель смог бы дать достойный отпор. А пока все идет неплохо.

* * *

   В последующие дни они скакали и сражались, снова скакали и снова сражались, и в конце концов этот ритм так захватил их, что стал почти естественным. Слабость и усталость первых дней прошли, вместо них, как результат бешеной скачки, появилась нечувствительность, заставлявшая их сваливаться с седла и засыпать поверх одеял. Впрочем, по утрам энергия возвращалась к ним.
   Всю армию охватило возбуждение первых дней кампании, но более глубокое, источником которого была важность их миссии, ошеломляющие действия и вера в своего предводителя.
   То, что они совершали, не делал никто и никогда: поход через половину мира и уничтожение величайшего завоевателя всех времен и народов. И теперь они поверили в собственную непобедимость. Они черпали свою уверенность в Гейле, человеке, достаточно дерзком, чтобы задумать такой поход, и достаточно обаятельном и вдохновенном, чтобы убедить невванцев принять в нем участие, пусть даже на вторых ролях. Кто сможет победить короля, который общается с духами земли, неба и воды?
   Гейл осадил кабо на вершине горного перевала. Офицеры окружили его, подъехали и сыновья.
   — Двадцать восемь дней! — прокричал король среди буйного восторга.
   Молниеносная кампания по захвату Чивы прошла быстрее, чем он смел надеяться. Потерь было немного, теперь у него есть настоящая армия. Ни один человек в ней не станет колебаться, приказы выполняются немедленно.
   — Еще довольно рано, мой король, — сказал командир дивизии. — Отправимся на Соно сегодня?
   — Нет, пока не узнаем, что остальные тоже прошли свои перевалы. Мы атакуем Соно одновременно. Давайте посмотрим, кого нашел летучий отряд.
   На лугу с чиванской стороны перевала они обнаружили под охраной около сотни мужчин и женщин. Глаза их расширились от появления свирепых верховых воинов, но вообще-то они были довольно спокойны. Гейл строго приказал обращаться с ними хорошо и заверить, что удерживают их временно.
   Офицер амси встал и отсалютовал.
   — Они не доставили нам проблем, мой король. Мы не очень хорошо знаем их язык, но постарались понять все. Двое попытались бежать в первую же ночь. Мы держим их отдельно.
   — Я хочу их допросить, — сказал Гейл. — Отведи меня к ним.
   Вслед за амси он подошел к дереву, под которым сидели двое, связанные по рукам и ногам, под охраной двух юных воинов с обнаженными мечами. Сыновья Гейла и офицеры держались немного поодаль, пока он изучал этих двоих в длинных полосатых халатах и маленьких тюрбанах.
   В ушах у обоих болтались многочисленные подвески и серьги.
   — Это вы король Гейл? — спросил один. — Ваше величество, это ошибка. Мы скромные торговцы пряностями. Мы не враги!
   — Вы пытались сбежать. Почему? — Голос Гейла звучал спокойно и холодно.
   — Почему? Какой храбрец не попытается сбежать из плена? Почему мы должны верить, что нас не убьют или не потребуют за нас выкуп? Мы считали, что это обычные бандиты, прикинувшиеся вашими людьми.
   — Звучит разумно, — согласился Гейл. Потом обернулся к вождю летучего отряда. — Куда они направлялись, когда вы их поймали?
   — В сторону Соно, и так быстро, как только могли бежать их горбунки, и никого из нас не заметили.
   — До нас дошли слухи, что в стране идет война. Мы побоялись, что началось восстание против короля Гассема, и решили, что лучше всего оказаться где-нибудь подальше отсюда.
   — Слухи не могли нас обогнать, — возразил Гейл. — Держу пари, вы скакали от самой невванской границы, покупая или воруя сменных животных, потому что загоняли их до смерти.
   — Вы ошибаетесь, Ваше величество, — сказал второй купец. Из-под его тюрбана струился пот.
   Военный вождь мэтва по имени Йохим вышел вперед и наклонился, по очереди изучая оба потных лица.
   — Я знаю этих двоих, — сказал он наконец. — Два года назад они приезжали на ярмарку засушливого сезона, и тогда они не были торговцами пряностями; они покупали сталь.
   — С каких это пор купеческая гильдия разрешает торговцам менять вид деятельности? — потребовал ответа Гейл.
   — Этот человек ошибся, — сказал первый купец.
   — Нет, он не ошибся. Вы — шпионы Лерисы. Знаю я вашу породу.
   Страж потрогал острие меча.
   — Убить их, мой король?
   — Нет, — сказал Гейл. — Они преданно служили своей госпоже. У меня слабость к дерзким и отважным.
   — Мой король, я протестую! — вскричал Йохим. — Они не воины, а подонки, служащие за плату.Убей их!
   Раздались крики согласия.
   — Нет мы убиваем только солдат в открытом бою. И так будет всегда. — Гейл повернулся к стражу. — Найди кольцо от подпруги, разогрей его на огне и поставь круглое клеймо на левой щеке каждого. — Потом он повернулся обратно к шпионам. — Я дарую вам жизнь. Но если вы когда-нибудь появитесь в моих землях, первый же воин, увидевший клеймо, убьет вас на месте.
   — Это уже кое-что, — сказал Йохим, уходя вместе Гейлом. — Я уж было решил, что вы стали сентиментальным.
   В лагере Гейл не спал вместе с сыновьями до поздней ночи, ожидая гонцов с сообщениями от других корпусов. К полуночи те доложили, что перевалы пройдены. Гейл отправил гонцов обратно, разрешив всем два дня отдыха. Перед рассветом третьего дня они обрушатся на Соно.
   — Теперь нас никто не победит, — сказал Анса, когда они втроем сидели у сторожевого костра.
   — Никогда так не думай, — отозвался Гейл. — Всегда что-то может случиться, и предводитель не должен об этом забывать. Сейчас, после стольких легких побед, люди в прекрасном расположении духа. Они не потеряют мужества при небольшой неудаче, но крупное поражение может испортить все. В этом заключалась сила невванцев, когда королем был отец Шаззад. Они не падали духом, даже когда Гассем несколько раз разгромил их. И с нашей помощью они сумели изгнать его. — Он уставился на трепещущее пламя костра. — Все потому, что они — древний народ с долгими традициями побед. Они никогда не сомневаются, что в конце концов победа будет за ними.
   — А мы — совсем юное королевство, не старше вас, мальчики, и это наша первая по-настоящему большая война. Я не могу позволить себе потерпеть большую неудачу.

* * *

   Весь следующий день они отдыхали, люди в основном проспали целые сутки, а огромный табун кабо с удовольствием пасся. Время от времени из Соно приходили группы людей или одинокие путники, их брали под охрану и отправляли к остальным. Первым их допрашивал Гейл. Пока что по другую сторону границы никто не подозревал о произошедшем в Чиве, и все пленные искренне поражались, увидев огромную армию, собравшуюся на перевале.
   На второй день люди приводили в порядок упряжь, обнаружив, что за время тяжелого похода снаряжение, которое в обычное время служило годами, сильно износилось. Пришлось точить мечи и острия копий, вострить наконечники стрел, чинить или заменять подпруги, залечивать мелкие раны у кабо. К ночи люди в основном были готовы к новой скачке.
   За два часа до восхода солнца они оседлали кабо и начали спуск с перевала. Шли шагом, потому что крутой и темный склон мог оказаться смертельной ловушкой. Гейл знал, что Соно лежал на плоскогорье, выше, чем Чива, и восточный склон был короче западного. К тому времени, как солнце поднялось над далеким горизонтом, они спустились с гор на обширную плодородную равнину.
   Трубы дали сигнал, и с гиканьем пустились они в галоп. Снова оцепеневшие таможенные чиновники глядели, как армия проносилась мимо, забыв про вежливость и обходительность. Летучий отряд оторвался от основной массы. Они будут нестись впереди армии, избегая контакта с противником, и остановятся только у реки. Там они повернут на юг и захватят все мосты и паромы, которые смогут отыскать, дабы не дать просочиться слухам на восточный берег. Началась вторая стадия великого похода.
   Теперь армия изменилась. Соединение с северным корпусом прошло точно, как планировалось, он одержал полную победу, пригвоздив маленькую армию оккупанта к району между собой и корпусом Гейла. Битва была короткой, капитуляция — быстрой. Оба корпуса соединились, отправились на юг и присоединились к третьему. Но по дороге наткнулись на армию, частично состоявшую из островитян, частично — из наиболее надежных войск покоренных народов. Очевидно этот район не смогли усмирить до конца, и Гассем оставил сильное войско, чтобы подавить бунт. Среди них не оказалось шессинов, но другие островитяне были ничуть не хуже: храбрые, искусные воины, чрезвычайно преданные Гассему. Их предводители знали — нельзя сбиваться толпой на поле, где лучники на кабо могут с легкостью перестрелять их. Вся армия отступила в заросший густыми лесами район, который растянулся по обе стороны главной дороги до самой реки Пата.
   — Разве нельзя объехать их? — спросил Анса. — Оставить их пехоте?
   — Нет, — ответил Гейл. — Такая армия в тылу — все равно, что кинжал в спину. Я знаю этих людей. Они пойдут за нами следом. Мы можем оторваться, но если по какой-то причине задержимся — допустим, встретим еще одну такую армию, они ударят нам в спину в самый неподходящий момент. Придется преследовать их и полностью уничтожать. Они не сдадутся.
   Йохим сплюнул на землю.
   — И как мы это сделаем?
   — Мне не нравится идея разделиться на части, но другого выхода нет. Каждый командир выделит половину своих сотен, а вторая половина останется в резерве на случай, если они попробуют прорваться.
   — А не проще послать половину полков? — спросил вождь амси.
   — При моем способе все полки разделят тяготы поровну, — решительно сказал Гейл. — Битва там будет трудной, большая ее часть — лицом к лицу. В этот раз легко не будет.
   Сердце Каирна сильно колотилось, когда он занял свое место. Его сотню выбрали для боя в лесу. Для них это будет новым способом сражаться, никакой стрельбы из лука с далекого расстояния. Конечно, лучше бы это делать, спешившись, но ни один воин с равнин не покинет своего кабо, если его не принудят к этому обстоятельства. Они обнажили мечи и приготовили редко используемые щиты из жесткой кожи.
   Длинные шеренги всадников растянулись вдоль опушки, насколько хватало взгляда. Они стояли одна за другой в три линии, чтобы не дать противнику проскользнуть мимо. Трубы дали сигнал, и первая линия шагом вошла в лес. Они сделали пятьдесят шагов, и пошла вторая линия, затем третья. Резервные силы напряженно ждали.
   Каирн положил стрелу на тетиву и оглядел медленно продвигавшуюся линию в надежде увидеть Ансу. Они оказались в разных отделениях. Потом Каирн заставил себя сосредоточиться на том, что происходит перед ним. Пусть Анса сам о себе заботится. Впереди — враг. В лесу было тихо, даже мелкие животные спрятались, испугавшись непривычного нашествия. Каирн слышал, как под копытами хрустели сучья и шуршали листья, кабо тихонько фыркали и постанывали. Он видел впереди только деревья и кусты.
   Затем тишина леса взорвалась пронзительными воплями, и все ожило. В двадцати футах от него за кустом стоял лысый человек с большой пурпурной звездой, нарисованной на лице, отведя руку, чтобы метнуть дротик. Каирн не сознавал, что целится, натягивает лук и отпускает тетиву, но прежде, чем рука человека поднялась для броска, стрела Каирна пронзила его грудь. На таком близком расстоянии стрела прошла насквозь и сломалась о дерево позади человека.
   Они были везде, подпрыгивали, метали дротики и копья, хватали поводья. Каирн выстрелил еще дважды, но не понял, попал или нет, так много летало вокруг стрел, дротиков, палок и камней. Слышались крики ярости и боли и рев раненых кабо.
   Враги беспорядочно ринулись вперед, только их длинные черные щиты придавали им какое-то единообразие. В этом лесу невозможно было осуществлять сложные боевые маневры, которые Гассем использовал к своему вящему успеху. Здесь были только сила, умение и свирепость, особенно свирепость.
   После третьего выстрела Каирн затолкал лук в чехол и вытащил копье, потом потянул со спины щит. Пока он это делал, рядом оказался черноволосый человек с копьем. Каирн перетянул щит как раз вовремя, чтобы заслониться от копья противника, одновременно посылая свое собственное тому в живот. Вскрикнув, человек упал. Рана была скверная, пройдут часы, прежде тот умрет, если никто не прикончит его раньше. Но Каирн не был сейчас в милосердном настроении. Он сам едва остался жив.
   Воин-островитянин пробежал перед ним и атаковал прижатого к дереву соратника Каирна справа. Каирн наклонился вперед и пронзил врага со спины. Здесь не время и не место для щепетильности. С пронзительным воплем подбежал еще один. Каирн вонзил копье в грудь противника, и в тот же момент о его щит ударился топорик. Топорик отскочил, а копье застряло в груди врага и Каирн не удержал его. Освободив копье, он вытащил свой длинный меч.
   Подтянулась вторая линия. Они закрыли бреши, оставленные сраженными воинами, и укрепили свои позиции. Воин Гассема попытался схватиться за поводья, и Каирн отсек ему руку. Она так и осталась висеть на уздечке. Получив подкрепление, жители равнин начали продвигаться вперед, оттесняя противника массой своих кабо, бросая копья в стену из щитов, рубя направо и налево длинными мечами. Островитяне и остальные рычали, кричали и умирали. Некоторые карабкались на деревья, чтобы спрыгнуть на всадников сверху.
   Кабо шли так плотно, что всадники начали мешать друг другу. Каирн решил, что уже достаточно долго пробыл впереди, и его место может на время занять кто-нибудь другой. Он осторожно выбрался назад и остановился, пытаясь перевести дыхание. Линия сражения была в каких-то двадцати футах от него, но в сравнении с ней здесь казалось очень спокойно.
   Внезапно что-то с криком и ревом упало на него. У упавшего было смрадное дыхание и достаточно веса, чтобы сшибить Каирна с седла. В плечо полетел нож, ударился о край щита и чудом не задел шею. Каирн ударил назад локтями и рукояткой меча, но удар получился слабым. Падение вышибло из него дыхание, перед глазами все плыло.
   Потом тяжесть исчезла. Каирн подтянулся, чтобы увидеть всадника, державшего на весу коричневого островитянина. Одна рука всадника крюком вцепилась в бритый подбородок, другой он провел ножом по незащищенному горлу. Анса отшвырнул дергающегося, умирающего человека, наклонился с седла и поднял Каирна на ноги.
   — Надо быть осторожнее, братишка, — сказал, ухмыляясь, Анса.
   Каирн почувствовал, что снова может дышать.
   — Все было хорошо, пока этот не упал с облаков.
   — Я знаю. Я видел тебя. Не старайся в одиночку убить всю армию. — Анса отъехал на несколько ярдов и вернулся, ведя в поводу кабо Каирна. Каирн нашел оброненное копье и вложил меч в ножны. С копьем в руках он снова сел верхом.
   — Хватит отдыхать, — сказал Анса. — Пора вернуться в бой.

* * *

   Бой в лесу шел еще долго, противник сопротивлялся с жестоким отчаянием, отступая на шаг и заставляя всадников расплачиваться за каждый выигранный ярд. В нетерпении всадники собирались группами и объединенными усилиями кидались на линии черных щитов. Сначала эти безуспешные атаки отбивались большой кровью, но постепенно они начали прорываться через ряды врагов и разделяли их на еще меньшие группки.
   Они преследовали эти группы людей, машущих копьями, враг отступал через лес и наконец повернул к заливу, продолжая яростно отбиваться, нанося раны и убивая. Некоторые прятались, залегая, и дожидались, пока всадники пройдут мимо, а потом вставали и метали копья в спины, пока сами не падали сраженными.
   Однако и беспощадные островитяне поняли, что им довольно. По одному, по двое, потом целыми группами и отрядами они бросали свои щиты, разворачивались и убегали.
   Как всегда в бою, стоило одной из сторон потерять сплоченность и допустить панику — и началась настоящая резня. Всадники преследовали островитян, стреляя из луков, вонзая копья в незащищенные спины, рубя головы мечами и топорами, пускали в ход булавы.
   Каирн мчался среди толпы преследователей, выпуская одну за другой стрелы в бегущих людей так же холодно и бесчувственно, как и все остальные. Не было даже мыслей о милосердии. Битва оказалась слишком долгой и тяжелой, слишком многие погибли, слишком многих искалечили. Шла война насмерть, и глупо оставлять в живых таких воинов, как эти, чтобы когда-то снова вступить с ними в бой.
   Каирн услышал впереди плеск воды. Тут же они выскочили из леса и оказались на покатом берегу реки. На воде качались головы и оторванные конечности. На берегу сидели в седлах измученные люди, методично выпуская стрелу за стрелой в барахтающихся в реке, охваченных паникой воинов. На другом берегу еще больше всадников — войско, посланное Гейлом для очистки восточного берега — делали то же самое. Каирн поднял лук и вдруг заколебался.
   — Они сегодня или мы завтра, братишка, — сказал Анса. — Брат, рядом!..
   Даже разговаривая, Анса выпустил стрелу. Каирн тоже поднял свое оружие. Это продолжалось, пока вода не покраснела, и в ней уже ничто не двигалось, только стервятники спешили на свой пир.

* * *

   Когда Гейл увидел двух суровых воинов, он не сразу узнал в них своих сыновей. Казалось, они постарели на десять лет.
   — Ну, что ж, мои сыновья, — мягко сказал Гейл, — теперь вы знаете, что такое настоящая битва.
   — Отец, — сказал Анса, равнодушно спешиваясь, — если это — оккупационные войска, оставшиеся в тылу, что же будет, когда мы встретим Гассема и его основные силы?
   — Вот тогда, — сказал Гейл, — и начнется настоящий бой.

Глава десятая

   Увидев Лерису, въезжающую в лагерь, Гассем сразу понял, что миссия оказалась неудачной. Он вышел из-под навеса и поспешил вниз с возвышения, которое воздвигли для него солдаты. Они считали неправильным, что король будет жить на одном уровне со всеми остальными, поэтому, когда судьба приводила их в плоскую страну, такую, как эта прибрежная равнина, они сооружали искусственную платформу, чтобы он мог обозревать армию, и все могли бы видеть богоподобного короля.
   — Спокойно, моя королева, — сказал он, дотягиваясь и обнимая ее за талию. — Даже если все плохо, нужно показать людям, как мы счастливы. — Сказал он это сквозь зубы, широко улыбаясь при этом.
   Лериса ослепительно улыбнулась.
   — Я сделаю все, что смогу. — Огромные руки Гассема сомкнулись в кольцо на ее тонкой талии, и он поднял ее с седла, как будто она была трехлетним ребенком.
   Помахав ликующим солдатам, они поднялись на помост между двумя шеренгами женщин-воинов. Телохранители Лерисы сами разместились вокруг помоста и встали, опершись на копья, суровые и бесстрастные. Она запретила им рассказывать что-либо о виденном у Мертвой Луны.
   — Поешь, — сказал Гассем, — подкрепи силы, приди в себя после дороги. Потом расскажешь, что произошло.
   Рабы принесли еду и вино, и она легла на диван животом вниз и начала пить, а одна из прислужниц, опытная массажистка, размягчала спазмы и судороги ее мышц. Особое внимание она уделяла бедрам, ягодицам и нижней части спины королевы — местам, больше всего страдавшим от долгого сидения в седле.
   — Оставь нас, — сказала, наконец, Лериса.
   Массажистка укутала ее простыней, потому что солнце уже садилось, и от океана веяло прохладой. Остальные слуги тоже вышли, кланяясь.
   — Значит, ты не увидела того, чего хотела? — спросил Гассем.
   — Я увидела все, что собиралась, и даже слишком хорошо, — отозвалась она.