— Запад богат! Там большие реки и плодородные земли, которые никто не возделывает. Там можно отыскать минералы, превратить людей в рабов и заставить их работать на земле. Там достаточно места, чтобы увеличить обе наши империи. О, я знаю, твой король не особенно заинтересован в возможном благосостоянии этих земель! Он предпочитает завоевывать тех, кто уже накопил добычу, которой он так страстно желает. Но мы здесь, в Мецпе, создаем богатство; мы приумножаем богатство! Впрочем, это неважно. Ясно одно — Гассем не сможет меня завоевать. Но вместе мы сможем уничтожить Гейла.
   И ни слова, заметил Гейл, о стальной шахте.
   — Но вы же понимаете, мой господин, что я не имею право решать за своего короля.
   — Ты и не должен. Я просто хочу, чтобы ты постоянно оставался здесь. Ты поселишься здесь, во дворце, я познакомлю тебя с жизнью Мецпы и мощью Мецпы. Таким образом ты сумеешь написать достоверное сообщение для своей королевы и, быть может, убедить своего короля в безрассудстве любых действий, направленных против меня. Это приемлемо?
   — Я напишу обо всем, что увижу, — сказал Гейл, — и передам все, что вы мне рассказали.
   Мертвая Луна ухмыльнулся.
   — Хорошо сказано. Ты отлично знаешь свое дело, шпион. А теперь пошли со мной. Для наших почетных гостей есть комнаты куда лучше.
   Гейл последовал за ним из камеры, и они пошли по длинному коридору с множеством других камер в комнату стражи, где на них уставился человек, похожий на головореза.
   — Принеси его вещи, — отрывисто сказал Мертвая Луна.
   Они поднялись на два лестничных пролета, пересекли обеденный зал и оказались в гостевом крыле. Комната, в которую они вошли, была почти без мебели, но очень просторная, с большим балконом, похожим на каплю, нависшую с верхушки скалы над рекой.
   — Думаю, здесь тебе будет удобно. Никакой упаднической роскоши госпожи Утренней Птички и ее дегенеративных друзей, но ведь вы, шессины, предпочитаете более грубую жизнь, верно?
   — Это более чем удовлетворительно, мой господин, особенно после ваших подвалов.
   Вошли стражники с вещами Гейла. Один из них нес его копье, на этот раз собранное. Мертвая Луна взял его в руки.
   — Сразу можно отличить копье шессинов. Я читал их описание во множестве сообщений. Мои агенты обнаружили его в твоей комнате в первый же день. Не следовало брать его с собой.
   — Воин-шессин никогда не ходит без своего копья, — возразил Гейл.
   — Твоя сентиментальная привязанность к этому символу могла с легкостью уничтожить тебя как шпиона. Тебе не приходило это в голову?
   Гейл улыбнулся.
   — Но ведь я торговец предметами искусства, а разве оно не прекрасно и не уникально?
   Мертвая Луна метнул копье, и Гейл поймал его.
   — Вообще-то да. Ты мог бы и вывернуться с таким объяснением, если бы попал не ко мне. Можешь хранить свое оружие здесь, но не выноси его из дома. У меня очень строгие законы о ношении оружия в черте города.
   Пожилой молчаливый слуга принес на подносе вино и бокалы, и Мертвая Луна отправил его накрывать стол на балконе. Когда тот ушел, хозяин жестом пригласил Гейла присоединиться к нему. Они пригубили вино. Меньше всего Гейл боялся быть отравленным.
   — Довольно о политике, — сказал Мертвая Луна. — Удовлетвори мое любопытство. Правда ли, что королева Лериса необыкновенно красива? Такие слухи обычно сильно преувеличены.
   — Она самая прекрасная женщина в мире, — Гейл сказал чистую правду. — Ее невозможно описать, ибо нет таких слов. Вам надо увидеть ее.
   — Я на это надеюсь. Говорят, в ней нет ни капли скромности даже по меркам тех дам, которых ты видел на приеме Утренней Птички, что она нагая выходит к толпам людей.
   — На островах другие стандарты скромности. Моя королева считает, что ее красота — достаточное одеяние, кроме того, наших короля и королеву нельзя судить по меркам обычных людей.
   — Понятно. — Мертвая Луна произнес это с сомнением. — И именно она управляет внутренними делами покоренных земель, а король этим почти не занимается?
   Гейл понимал, что Мертвая Луна проверяет его. Верен шпион королю или королеве? Есть много вариантов, но Гейл был прирожденным конспиратором и решил сыграть против Гассема.
   — Королева решает многие вопросы, ее это устраивает. Наш король — воин, и проводит много времени, занимаясь армией. — Гейл решил, что это звучит не в поддержку короля, но и не откровенным предательством. Все чересчур очевидное будет для Мертвой Луны подозрительным.
   — Можно сказать, королева более талантлива?
   — Все островитяне просто боготворят ее, — сказал Гейл, — а покоренные народы боятся. Впрочем, короля тоже.
   — Возможно, следует обращаться прямо к ней, как к управляющей внутренними делами, поприветствовав короля Гассема, как дружественного монарха?
   Гейл рассудительно кивнул головой.
   — Это, конечно, не мое дело, но я думаю, это мудро.
   — Отлично. Позаботившись о благоприятных условиях, я думаю, следует предложить встречу где-нибудь на нейтральной территории. На расстоянии, через посредников, можно кое-чего достичь, но, чтобы союзники пришли к истинному пониманию, необходимо встретиться лицом к лицу. Как удачно, что ваши король с королевой поняли, насколько действенно объединенное правление, и Гассем может отправить свою королеву с такой миссией, дав ей право принимать решения от своего имени.
   Еще один рассудительный кивок головой.
   — Королева Лериса уже поступала так раньше. Обычно она выбирает остров на реке, по которой проходит граница между нашим и другим государством.
   — У нас пока нет общей границы, но ведь можно прийти к какому-то соглашению? Королева Лериса путешествует с большой помпой?
   — Обычно ее сопровождает эскорт младших воинов-шессинов. Они производят большее впечатление, чем вся пышность южных королей.
   — Надо полагать. Я тоже буду скромным. Если бы ты только знал, как мне надоел напыщенный вид союзных монархов.
   — Я заметил, что в Мецпе придают мало значения показухе.
   — Истинная правда. Мы ценим деловитость и результаты. Потому твои правители произвели на меня впечатление — они деловиты.
   — Они такие. И получают результаты. Многие троны лежат у ног моего короля. У него есть скамейка для ног, сделанная из их корон.
   — Пугающий король, право слово. И между ним и королем Гейлом — давнишняя вражда? Я хочу сказать, это больше, чем обычное соперничество между королями. Всем известно, что Гейл — тоже островитянин.
   — Вы же сказали, что их наследственная вражда вас не интересует, — заметил Гейл.
   — Это так, но мне хочется лучше узнать своего брата-правителя. — Его нисколько не смутило, что он оказался пойман на противоречии.
   — Много я вам рассказать не смогу. Гейл и мой король родом из одной деревни, говорят, они вместе росли. Гассем презирал Гейла, называя его глупцом и трусом еще в детстве. Гейла за что-то выслали, но об этом никто не говорит, и не очень мудро просто называть имя этого человека там, где его могут услышать мои король и королева.
   — Ну, что ж, им придется услышать это имя от меня, невзирая на их чувства по этому поводу.
   — Если вы предложите союз против Гейла, я уверен, они не будут протестовать.
   Мертвая Луна резко встал.
   — Очень хорошо. У меня есть другие дела. Устраивайся поудобнее. В течение нескольких дней мы будем часто совещаться. Если захочешь выйти из дворца, пойдешь с сопровождением. Теперь ты почетный гость и неофициальный посланник. Поэтому сопровождение тебе необходимо. Понятно?
   — Абсолютно.
   — Тогда хорошего дня. — Мертвая Луна резко повернулся и вышел.
   Гейл вздохнул и налил себе еще бокал вина. В его жизни было всего несколько случаев, когда судьба совершала так много неожиданных поворотов за такой короткий период, хотя подобное случалось с ним чаще, чем с другими людьми. Он был человеком судьбы, а у судьбы много странных шуток.
   От полного отчаяния он перешел к положению лучшему, чем мог бы надеяться.
   Теперь он сможет узнать много секретов Мертвой Луны, одновременно отравляя отношения между ним и Гассемом. Это было не просто полезно, это могло стать еще и забавным.
   Потом он увидел стражника, наблюдавшего за ним с верхнего балкона, и напомнил себе, что он все еще пленник.

Глава восьмая

   Крэг выглядел устрашающе. Город высился за рекой, окутанный утренним туманом, и был уродливее и зловещее, чем все, что Каирн видел раньше. В нем было что-то неестественное, как будто его воздвигло здесь какое-то чуждое и злобное существо. Он подумал, что город похож на существо, сосущее кровь. Каирн понимал, что это просто воображение, но это место производило впечатление неотвратимости. Его осенило, что этого-то и добивались. Ему не приходилось слышать, чтобы человек создал что-то исключительно с целью устрашения, но все, слышанное им ранее о Мецпе, допускало, что здесь так поступить могли.
   Он направил кабо вниз по илистому берегу к мосту, соединяющему берега. Большую часть дороги он проехал по обочине, потому что твердое покрытие дороги ранило копыта кабо. Путники на дороге выглядели такими же подавленными, как и он, от близости этой крепости. Они говорили, понизив голос, или вообще молчали. Вьючные животные тянули повозки, груженные продуктами и другими необходимыми вещами, по направлению к форту, а идущие в обратную сторону были почти ненагруженными или вообще пустыми, что усиливало впечатление от Крэга, как от паразита, иссушающего регион и ничего не дающего взамен.
   Мост через реку, сделанный из тесаного камня, был оригинальной конструкции. Его поддерживали арки с центральным пролетом из тяжелого бруса, который можно поднимать, пропуская большие речные корабли. Каирн остановился у центрального пролета, восхищаясь его конструкцией, подвижным дорожным полотном, так искусно сбалансированным противовесами, что достаточно легкого усилия, чтобы поднять и опустить его. Эту работу выполняли полдюжины рабов.
   Он пересек реку и оказался в беспорядочном городке, прижатом к основанию большого скального обнажения. Тут же Каирн почувствовал себя лучше. Какой бы ни была природа правящей элиты вверху на скале, жители нижнего городка — те же шумные независимые речники, которых он так хорошо успел узнать. Несколько минут в городке — и Каирн увидел пьяниц, выкинутых из таверны, проституток, демонстрировавших свои прелести, и две серьезные потасовки. Жизнь здесь грубовата, но Каирн решительно предпочитал ее единообразию, так любимому большинством жителей Мецпы.
   Ощущение опасности вернулось сразу, как только он покинул речной поселок. Когда Каирн увидел солдат, марширующих на учебном плацу, настроение слегка поднялось. Все, что они делали, абсолютно не походило на привычное поведение воинов, механический порядок был зловещим, и Каирн хорошо знал, на что способны огненные трубки. Мецпа нашла способ превратить шумное, но безобидное оружие в убедительное орудие войны, несмотря на медленный темп огня и низкую точность.
   Долгий подъем по эстакаде, ведущей к низким и широким отвратительным воротам, устрашал до крайности. Абсурдно, но Каирну казалось, что крепость наблюдает за ним, и чувствовал свою уязвимость на широкой каменной дороге. Ему пришло в голову, что появление верхового вооруженного воина с равнин очень подозрительно. Он решил, что в таком городе только очень простой чужеземец не будет замечен.
   Чиновник у ворот разрешил Каирну войти без особых сложностей, и заверил его, что ни один человек с внешностью его отца в город в последнее время не въезжал. Такой же ответ он получил и в полиции, куда был отправлен чиновником. Это его озадачило, кроме того, он очень негодовал из-за требования находиться в городе безоружным. Спорить он, конечно, не стал. Меньше всего ему нужны были проблемы с властями.
   Подыскивая себе пристанище, Каирн недоумевал, что же могло случиться с Гейлом. Если он не здесь, то где? Учитывая все задержки в пути, Каирн никак не мог прибыть сюда раньше отца. Он решил немного подождать в Крэге, вдруг отец все же появится. А вдруг Гейл погиб? Нет, Каирн отказывался даже думать об этом.
   Найдя жилье и устроив кабо, Каирн решил познакомиться с городом поближе. Тот был неприятно деловит, и Каирну это казалось отталкивающим. Он привык к тишине диких мест, бывал и в шумных городах. Густо населенный город, в котором стояла тишина, выглядел неестественно.
   Изредка он встречал людей, странно непохожих на всех остальных, одетых богато и необычно. Видимо, скучная похожесть была только для простонародья. Многие из этих ярко наряженных людей смотрели на него дольше, чем принято.
   Не часто им выпадает шанс увидеть чужестранца, подумал Каирн.
   Почти каждый в Крэге был одет в платье согласно положению и занятию: владельцы лавок — в длинные темные халаты; рабочие — в короткие куртки и узкие штаны; рабы — в тускло-коричневые туники. Домашние слуги носили ливреи, солдаты и полицейские — униформы.
   В городе имелись обычные рынки и шумные мастерские, но никаких часовен или мест поклонения. Город был безупречно чистым, но совершенно не доброжелательным. Ничто, подумал Каирн, кроме его безнадежной миссии, не заставило бы его провести в этом месте больше одного дня.
   Изучение города привело его на узкую улицу со ступеньками, ведущими вниз, на тропу, врезанную в скалу прямо у гребня.
   Дорожка грубо врезалась в скалу, и с нее открывался изумительный вид на реку внизу и землю вдали. Каирн пристально вгляделся на покрытые лесом холмы и захотел оказаться там.
   Он шел по узкому уступу, который вился вокруг скалы сразу под внутренней крепостью. Возможно, подумал он, его сделали, чтобы поддерживать леса наверху во время строительства. Он шел и рассматривал многоэтажную крепость, нависавшую сверху.
   Каирн заметил, что над обнажением скалы не было укрепленной стены. Очевидно, горожане не боялись нападения с этой стороны и считали отвесную стену достаточной защитой. Гребень скалы патрулировался часовыми, и на некоторых балконах стояли стражники. На других развлекались причудливо одетые группы людей. Эти цветные пятна не делали картину менее мрачной.
   Высоко над собой Каирн увидел двух человек, вышедших на балкон. Один был невысокий мужчина с бородой, одетый в серое. Второй тотчас бросился Каирну в глаза, и он едва не вскрикнул, но взял себя в руки и прислонился к шершавому камню скалы, прячась в глубокой послеполуденной тени.
   Каирн несколько минут наблюдал за маленькими отдаленными фигурами, стараясь убедить себя, что ошибся. Он знал каждый жест этого человека лучше, чем себя самого. Это его отец, король Гейл, ведущий с кем-то секретный разговор.
   Дыхание Каирна участилось, на лбу выступил пот. Здесь что-то совершенно не так! Страж у ворот и полицейский утверждали, что не видели такого человека! Может, он прибыл сюда тайно, или его присутствие специально держится в секрете? Ведет ли он переговоры с дружественным монархом, или он пленник здесь? Неожиданно задача Каирна очень осложнилась.
   Он начал рассматривать стену, надеясь забраться на балкон. Если он сообразит, как это сделать, можно вернуться сюда в темноте.
   Это возможно, если допустить, что отец живет в комнате с балконом, но гарантий никаких нет. В любом случае, другого плана у него не было. Он, разумеется, не может ломиться в ворота крепости и требовать отвести его к королю Гейлу.
   Изучение стены не помогло отыскать путь наверх. Стена выглядела гладкой, выступали только балконы. Он подумал было перелезать с балкона на балкон с помощью веревки, но плохо представлял себе, как он пойдет покупать веревку. Это обязательно навлечет на него подозрения.
   Каирн поспешил назад на свой постоялый двор, торопливо поужинал и попробовал составить план. На колышке в стене висели его лук и стрелы, и он вспомнил уступ, на котором стоял, и дверь на балкон. Если попробовать послать записку с помощью стрелы? Возможность захватывающая, но он не был уверен, что правильно рассчитает расстояние и угол, и комната с балконом не обязательно принадлежит Гейлу. Была еще опасность, что его стрела пронзит кого-нибудь постороннего, но не это главное. Если выстрел вообще возможен, скорее всего он попадет в потолок.
   Каирн вытащил письменные принадлежности из седельных сумок, увлажнил чернильный блок и попробовал составить письмо. Все равно возникли осложнения. Он умел писать невванским шрифтом, используя родной язык.
   И то, и другое было здесь иностранным, но все же это столица, и здешние писцы, наверное, обучены многим алфавитам и языкам. А доставленное таким образом любое послание, если попадет в чужие руки, может испортить игру, которую ведет его отец.
   Чем больше Каирн об этом думал, тем глупее казался ему план. Он скомкал толком не начатое письмо, потом сжег его в пламени свечи, чтобы не оставлять следов. Со вздохом разочарования упал он на узкую кровать, сцепил на затылке пальцы и уставился в потолок, где крохотный паук плел сложную паутину.
   Долгие годы он раздражался, когда им руководили: родители, старший брат, воины и старейшины его народа. Ему хотелось быть самостоятельным, искателем приключений, отвечающим только перед самим собой.
   Теперь он понимал, что заблуждался; как здорово было бы спросить сейчас совета у старшего, мудрого, более опытного…
   Сейчас до него дошло, что он наделал множество ошибок. Не следовало приезжать сюда так открыто, да еще выспрашивать у всех и каждого о человеке с внешностью отца. Можно было догадаться, что отец собирался сделать что-то в тайне, а, может, попал в плен. Теперь Каирн привлек к себе внимание, возможно, подверг опасности отца. Интересно, как долго нужно жить, чтобы стать достаточно опытным в таких вещах?
   Каирн был уверен, что все прошло бы гораздо лучше, не будь этот город таким странным. Он готовился попасть в город, похожий на те, где бывал раньше, или даже в один из тех огромных, величественных, но хаотичных городов, о которых слышал от других путешественников. Но здесь все было по-другому. Полиция, к примеру. Города часто охраняются солдатами; они стерегут городские стены, иногда патрулируют улицы, чтобы не допустить беспорядков и мятежей. Но полиция? Вооружены они чересчур легко, чтобы быть воинами, и их слишком мало, чтобы составить надежную боевую силу, и при этом по одному-двое находятся на каждой улице. Теперь, когда он подумал об этом, то понял, что встречал людей в зловещей черной униформе везде, где успел побывать в городе. Даже в общем зале, где он ужинал, сидел в углу полицейский с жестоким лицом. Все это очень странно. С полным желудком и в полном смятении духа он уснул.
* * *
   Кто-то ухватил его за плечо и потряс. Каирн попытался проснуться, но все еще был во власти сна и плохо соображал. Его подхватили — под руки и поставили на ноги.
   — Что? Что такое? — что-то щелкнуло у него на запястьях, и Каирн увидел два легких кольца из твердой керамики, соединенных короткой цепью, сковавших его руки. Перед ним стоял тот самый, из общего зала, а остальные собирали его вещи.
   — Чужестранец, ты арестован, — объявил человек с жестоким лицом. Он был приземистым и мускулистым, а короткую дубинку держал так, как будто очень хотел пустить ее в ход.
   — За что? Я ничего не сделал!
   — За шпионаж для врагов Мецпы. Тебя видели, когда ты занимался этим сегодня, так что не трудись отрицать.
   — Это неправда! Я…
   Почти лениво человек махнул дубинкой и ударил Каирна в челюсть. Сокрушительная боль пронзила голову.
   — Остынь, парень. Есть люди, которые хотят тебя выслушать. Наше дело — доставить тебя в место, где они с комфортом смогут допрашивать тебя. Они с комфортом, не ты. Поэтому не беспокой нас своей историей. Виновен или нет, жив или мертв — нам как-то все равно. — И он повернулся к остальным. — Отведите его в участок. Господин Мертвая Луна побеседует с ним утром.
   Во всяком случае, подумал Каирн, пока его выволакивали из комнаты, теперь я знаю, для чего им полиция.
   Заперев его в участке, полицейские потеряли к нему всякий интерес, и Каирн смог доспать, что было ему совершенно необходимо. Еще когда его тащили сюда, он понял, что они выжидали не меньше трех часов для того, чтобы он очень глубоко заснул, а потом ворвались в комнату и схватили его. Этой же тактикой пользуются воины во время ночных рейдов. Жертву пошатывает, она плохо соображает и полностью деморализована, потому что ее резко выдернули из глубокого сна. Челюсть болела, но он был рад, что ее не сломали, а коренные зубы лишь слегка расшатались. Поскольку изменить свое положение он не мог, то решил, что лучше просто уснуть.
* * *
   Небо еще темнело за решеткой окна, когда вошли полицейские и приказали ему встать и следовать за ними. Не имея возможности выбора, Каирн подчинился. Прогулка по прохладному, раннему, еще темному городу оказалась недолгой.
   Она закончилась у массивных ворот большой башни, где его передали с рук на руки стражникам в униформе, а полицейские получили расписку о доставке арестованного. Каирн часто видел, что так поступают купцы, но никогда — воины. Хотя, напомнил он себе, это же не настоящие воины.
   Стражники привели его в подвал, в пустую и сырую камеру, на стенах которой висели керамические цепи и ошейники. В комнате побольше рядом с камерой было множество плетей, цепей, рамок и колес, явно предназначенных для изощренных пыток. Рядом с жаровней, в которой горел несильный огонь, лежали бронзовые инструменты. Зрелище, рассчитанное на устрашение, и он испугался.
   Все внутри Каирна сжалось от отчаяния. Не только из-за предстоящих пыток. Бессмысленно стараться выдержать их. Эти люди не отнесутся с уважением к мужеству воина. Самая ужасная перспектива — умереть под отвратительными пытками от рук людей, которым совершенно все равно, мужественно ли он их вынесет. Это означает смерть, лишенную достоинства. Никто не узнает, как он погиб. Он будет одним из многих, кто покинул дом и не вернулся назад. Его забудут — вот самая горькая мысль.
   Каирну никогда не приходило в голову, что смерть может настичь его не в бою. Трудно перенести мысль о пытках. Сама по себе смерть — не самое ужасное, хотя он предпочел бы погибнуть позже и достойнее. Но остаться жить беспомощным инвалидом — что может быть страшнее!
   Стражники защелкнули у него на шее кольцо и покинули камеру. Он огляделся в поисках других пленников, но никого не было. Длина цепи позволяла сесть, прижавшись спиной к стене, и, бесполезно дернувшись несколько раз, Каирн так и поступил. Руки были по-прежнему скованы, и Каирн попробовал сломать оковы. Керамика казалась хрупкой, но была невероятно прочной.
   Он подумал, нельзя ли покончить с собой. Можно попробовать задушить себя кольцом на шее. Это отвратительно, но лучше, чем смерть под пытками.
   Потом Каирн вспомнил, зачем он здесь, и обругал себя за эгоистичное желание умереть быстро. Что значат его страдания по сравнению с важностью сообщения, которое он обязан доставить отцу?
   С другой стороны, если раньше встретиться с отцом было трудно, теперь это просто невозможно. Как он сможет перекинуться с Гейлом хоть словом? Потом Каирн сообразил, что Гейл находится где-то в этом строении. Поняв, что одним препятствием уже меньше, он почувствовал себя немного лучше и решил, что все равно сумеет выбраться отсюда. Просто надо, наконец, начать пользоваться мозгами и теми знаниями, которые он получил по настоянию отца. Одно только полностью ясно — мастерство воина не поможет тому, кто закован в цепи.
   Около полудня Каирн услышал, как наверху лестницы, ведущей в камеру для пыток, открывается дверь. Он ничего не ел со вчерашнего вечера и надеялся, что его покормят. Все мысли о голоде испарились, как только Каирн увидел невысокого бородатого человека, который стоял вчера на балконе с Гейлом.
   Человека сопровождали слуги и стражники. Один из слуг нес складной стул. Он поставил его посреди камеры, маленький человек вошел и сел. Каирн заметил, что человек сидит так, чтобы пленник, приди ему в голову мысль напасть, не дотянулся до него. Человек охватил изящными руками широко расставленные колени, наклонился вперед и начал изучать своего пленника. Глаза его напоминали холодные черные камни, а лицо с равным успехом могло оказаться маской, так мало оно выражало.
   — Юноша, — начал он голосом таким же ледяным, как и глаза, — прежде, чем мы начнем, я хочу, чтобы ты точно уяснил себе свое положение. Я знаю, ты чужестранец, но немного знаешь наш язык. Ты понимаешь меня?
   — Да, — сказал Каирн, гордясь своим недрогнувшим голосом. Потом сообразил, что ничего по-настоящему плохого еще не произошло.
   — Превосходно. Меня зовут Мертвая Луна, и я — правитель этой страны, Мецпы, и всей империи. Я невероятно могуществен, а ты — мой пленник. Забудь о побеге, это невозможно. Ты не должен мне лгать, я сразу пойму, что ты лжешь, а мои офицеры очень искусно умеют причинять боль и расчленять человека на части, но при этом не убивают. Это ты понял?
   — Да, — ответил Каирн.
   — Очень хорошо. Дабы избежать многословия твоих ответов, я скажу то, что мне о тебе уже известно. Не трудись отрицать, это уже доказано. — Он протянул руку, и слуга вложил в нее кожаную папку. Человек разложил открытую папку на коленях, и другой слуга подошел с лампой, ибо света, струящегося из маленького окошка, не хватало.
   — Ты прибыл через главные ворота Крэга вчера, верхом на прекрасном кабо, и назвался Каирном. Ты сказал, что ищешь человека, которого подробно описал: высокий, могучего телосложения, длинные волосы своеобразного бронзового оттенка, цвет лица того же оттенка, но бледнее, широкие скулы, глаза синие, сверкающие. Очень впечатляющая внешность, надо сказать; позже ты мне скажешь, зачем ты его разыскиваешь.