Куда девались ее энергия и самоуверенность?
Кэт стыдливо прикусила губу.
– И ты на меня не сердишься?
– Нет. – Маркус поежился. – Я зол, но не на тебя, – его голос стал жестким, на щеках заходили желваки, а в глазах загорелась ярость. – Я довершу начатое тобой дело и отомщу всем Каддихорнам, всем до единого.
Его свирепый вид сейчас мог бы напугать кого угодно.
– Более того, – добавил Маркус, – я уже сделал так, чтобы сэр Джон Уинстон и его сын больше никогда не побеспокоили вас с Джаредом.
Кэтрин прикрыла рот ладошкой, а потом спросила:
– Как тебе это удалось?
– Дело в том, что Томас Уинстон страдает болезненной забывчивостью, а я просто немного освежил его память. После чего он внезапно вспомнил, что часы сэра Джона Уинстона на самом деле находятся у его камердинера, и пообещал аннулировать долг Джареда.
– Боже, какой ты замечательный, – выдохнула она. После возвращения Кэтрин прошло всего несколько часов, а Маркус уже знает все ее тайны. И главное, он ими абсолютно не шокирован.
Маркус улыбнулся в ответ.
– Ты тоже замечательная, моя очаровательная взломщица. Власти и понятия не имеют, кто совершил кражу, и я постараюсь устроить так, чтобы они этого никогда не узнали. – Он поцеловал Кэт в макушку, и девушку захлестнула волна горячей нежности к нему, такому дорогому, единственному.
Каждой частичкой своего существа Кэт ощущала, что Маркус всегда будет оберегать и защищать ее.
– Мне тоже нужно сообщить тебе нечто важное, – он ласково погладил ее по руке. – Я никогда и никому об этом не рассказывал, но мне бы не хотелось, чтобы у нас остались хоть какие-то секреты друг от друга.
Кэт смотрела на него, затаив дыхание.
– Вор с площади Робинсон – это я. Ну или, по крайней мере, я – первый человек, назвавшийся этим именем.
Рот Кэтрин непроизвольно открылся.
– Чтобы скрыть эту тайну, я отправился в армию. Точнее, меня отослали в армию. Этим делом занимался Гиллис. По поручению моего отца. – Маркус поморщился. – Против меня не имелось никаких улик, но это не приняли во внимание. Гиллис встретился с Дагвудом.
Потрясенная Кэтрин попыталась осмыслить услышанное.
– С королевским дознавателем?
– Тогда он еще не занимал эту должность.
– О Боже мой! – Кэт еле сдерживала охватившее ее возбуждение. – Сегодня он приходил, чтобы арестовать тебя! Он считает, что это ты ограбил Каддихорнов! – Она чуть ли не плакала. – Я немедленно дам показания и во всем сознаюсь! Это моя вина, Маркус! И я не допущу, чтобы тебя повесили!
– Успокойся, Кэт, – Маркус обнял ее за плечи и притянул к себе. – Никто не будет повешен, и я в том числе.
Кэтрин дрожала от ужаса.
– Что я наделала… Что я наделала?
– Ты решилась на глупейший поступок – совершила ограбление, вот что ты сделала. Но я клянусь, что ни одна живая душа об этом никогда не узнает.
– А как же ты? – закричала она.
– Дагвуду известно, что это не моих рук дело. Меня ведь тогда не было в Лондоне, помнишь? А ворошить мое прошлое он не станет.
Плечи Кэтрин дрогнули, она ощутила облегчение и немного расслабилась.
– Тогда все хорошо. Благодарение небу.
– Но ты должна мне обо всем рассказать, Кэт. Я умираю от любопытства.
Эта просьба сильно смутила ее. Она искоса взглянула на Маркуса, не понимая, шутит он или нет.
– Пожалуйста, – повторил он, – расскажи мне, как ты ограбила Каддихорнов.
Кэтрин пожала плечами:
– Ну, я просто следовала твоим советам. Книга, то есть твой дневник, он потрясающий.
Маркус самодовольно ухмыльнулся.
– Откуда ты узнал про эти особые узлы? Ну, про те, когда веревка, разматываясь, скользит свободно, но при этом надежно закреплена? – Кэт подняла руку и жестами показала, что она имеет в виду.
Маркус понимающе кивнул:
– Этому меня научил отец.
Кэтрин широко раскрыла глаза, неожиданно она поняла, из-за чего поругались Маркус и директор Данн.
– Гиллис уладил все проблемы с Дагвудом, хотя ты возражал против этого! Ведь это он, а не ты был его клиентом. Боже! Отец не посчитался с твоим мнением, да? Так вот почему ты так на него рассердился!
Маркус перестал улыбаться.
– Я уже давно злился на него совершенно по иному поводу, Кэт. Злился очень долго, а это просто стало последней каплей.
– Не могу поверить, что директор Данн мог выдать твою тайну, – пробормотала она, кусая губы. – Это ужасно!
– Вовсе не так ужасно, как кажется.
Кэт с изумлением посмотрела на него:
– Ты защищаешь отца?
– Теперь я начал понимать, почему он так поступил. Он хотел, чтобы я навсегда перестал заниматься воровством. Он лишил меня всех возможностей, но, с другой стороны, он спас меня от судебного преследования. И я отправился на войну. Это было мудрое решение.
– И он с самого начала знал, чем ты занимаешься?
– Нет, конечно нет. Он нашел мой дневник, когда в Андерсен-холл начали поступать анонимные пожертвования. И несмотря ни на что, я уверен: отец отдал должное тому причудливому способу, которым я перераспределял богатства между состоятельными подонками и незаслуженно обделенными людьми. Ведь, если ты заметила, моими жертвами становились исключительно отъявленные скупердяи. Впрочем, у моего отца всегда были своеобразные понятия о правосудии.
– Но представители власти…
– Отец знал о Дагвуде нечто такое, что им, в конце концов, пришлось прийти к взаимовыгодному соглашению.
– Неужели добродетельный Урия Данн мог кого-то шантажировать? – Открытия следовали одно за другим! Потрясенная до глубины души, Кэт покачала головой. – Так вот почему, когда ты уехал в армию, Вор с площади Робинсон исчез.
– Ну да. И не появлялся до прошлой ночи.
– Поразительно! – она снова покачала головой. – Но я не могу понять, зачем директор Данн распорядился, чтобы в кладовке навели порядок. Ведь он знал, что там спрятан дневник. – Кэтрин прижала ладонь к глазам, вспоминая. – Дневник был спрятан в тайнике, однако доски, которыми он был заколочен, так сильно прогнили, что я случайно… – девушка отчетливо вспомнила все подробности того дня. – Но мне никак не удавалось сообщить ему о своей находке.
– Он хотел вернуть его мне. – Маркус стиснул кулаки. На его лице отразилось смятение. – Он хотел извиниться… Нет, в это невозможно поверить… Это я должен был просить у него прощения. – Борясь со слезами, он опустил голову. – Если бы я только попытался понять… Если бы он только знал… Я так и не успел сказать отцу… как я любил его.
– Он знал, что ты любишь его, Маркус. – Кэт сжала его руку. – Он всегда был в этом уверен. – Она осторожно поцеловала Маркуса в щеку и прижалась головой к его плечу. – Тебе не нужно было ничего ему говорить, он и так все знал.
– Когда дело касается чувств, мне обычно не хватает… умения их выразить, – сокрушенно вздохнул Маркус, вытирая глаза.
– Да, любовь похожа на ветер, – вспомнила Кэт свои слова.
Маркус ухмыльнулся, а потом рассмеялся так громко, что его раскатистый смех эхом отозвался в душе Кэтрин.
Покачав головой, он заявил:
– Ну и рассмешила же ты меня, Кэт Миллер! Ты сняла тяжесть с моего сердца, которое едва не почернело от горя.
– А говорил, что ты не умеешь выражать свои чувства. Да ты настоящий поэт! – поддразнила его Кэтрин.
– Я становлюсь поэтом, когда ты рядом. – Его лучистый взгляд встретился с глазами Кэтрин, искренними, полными нежности. – Я люблю тебя, Кэт.
– Я тоже люблю тебя, Маркус, – радостно улыбнулась она.
Девушка чувствовала себя так хорошо, что ей казалось, она вот-вот взлетит. Потянувшись к Маркусу, Кэтрин положила руки ему на плечи и прижалась к его груди.
– Ты прекрасно понимаешь – придется сообщить всем, что ты – Коулридж. Мы должны назвать твое настоящее имя, иначе наше брачное свидетельство не будет действительным. – Он немного отстранился, пристально глядя ей в глаза. – Ведь ты выйдешь за меня замуж, не так ли?
Кэтрин прислушалась к себе: не вернутся ли вдруг её прежние страхи?
– Знаешь, мне кажется, что все мои поступки за последние десять лет были, так или иначе, продиктованы боязнью и ненавистью к Каддихорнам. Даже решение никогда не выходить замуж. Но я больше ничего не боюсь, Маркус, – удивленно, но с сияющей улыбкой проговорила она. – Да, я выйду за тебя замуж! Это будет для меня самым большим счастьем!
Их губы слились в нежном, но пылком поцелуе, и Кэт показалось, что она сейчас растает в объятиях Маркуса. Все было так прекрасно, так потрясающе правильно, что ее сердце пело.
Внезапно девушка отодвинулась и воскликнула:
– Но ведь если мы поженимся, Дики Каддихорн не сможет претендовать на опекунство!
– Уверяю тебя, что из тюремной камеры ему будет очень трудно добраться не то что до тебя и твоего брага, а вообще до кого бы то ни было.
– Он действительно получит по заслугам, ты в этом уверен?
– О, могу поспорить на что угодно, милая.
Кэт закусила губу.
– Как ты думаешь, Джаред сможет с нами поехать?
Покрывая ее подбородок легкими поцелуями, он пробормотал:
– Куда?
– На Пиренейский полуостров.
Маркус распрямился.
– Я не собираюсь возвращаться в армию, Кэт, и намерен передать офицерский патент своему другу Люку Хейзу.
– Но война, все твои усилия…
– Семи лет вполне достаточно, Кэт. Я больше не могу бороться с предателями. Я устал от обманов и лжи. Я исполнил свой воинский долг, и никто не сможет меня упрекнуть в нерадивом отношении. – Наклонившись, он поцеловал ее волосы. – Мне надоело постоянно куда-то убегать. Я хочу жить дома.
– Но ты всегда ненавидел Андерсен-холл…
– Дом – это не четыре стены. Дом – здесь. – Он положил руку на грудь Кэтрин, туда, где билось ее сердце. – Вот мой дом. Мой и твой. – Маркус посмотрел в ее глаза, светившиеся безграничной любовью. – Отец однажды сказал мне, что когда-нибудь я пойму, как много значит семья. И он был прав. Твои чувства к Джареду, детям, твоим друзьям… они прекрасны, и я тоже хочу… войти в твою семью. И остаться здесь, с тобой.
На глаза Кэт навернулись слезы, и в горле возник горький ком.
– Я люблю тебя, Маркус, и я так рада, что ты мой.
– Поверь, меня это радует куда больше, – пробормотал он. – А как насчет еще одного поцелуя?
– Только одного?
Они начали быстро снимать друг с друга одежду. «Это женщина, которую я люблю», – восхищенно подумал Маркус, лаская ее нежные груди.
– Ты создана для меня, – проговорил он, покрывая поцелуями ее шею и ощущая нежный аромат апельсина, перемешанный с запахом страсти. – Бог сотворил тебя мне на радость.
– А тебя – на радость мне, – выдохнула она и раздвинула ноги, приглашая его в себя. – Пожалуйста, возьми меня, Маркус. Я хочу, чтобы ты вошел в меня.
Никаких других слов больше не понадобилось. Вонзившись вглубь ее плотного горячего лона, он едва не задохнулся от исступленного восторга.
– Такое влажное, – простонал он, – такое теплое и только для меня.
Лаская плечи Маркуса, Кэтрин прижимала его к себе все крепче, стараясь передать ему всю свою любовь.
– Так чудесно ощущать тебя, Маркус. Ничто… ничто не сравнится…
Маркус медленно отстранился.
– Даже лазание по крышам? – поддразнил он девушку. Ее соблазнительные губы сложились в лукавую улыбку.
– Это очень похоже… И все же… куда лучше.
Он сделал новый рывок и еще глубже вошел в ее лоно.
– Лучше, говоришь?
Она едва не задохнулась, и ее глаза расширились.
– Боже Всемогущий!
Вновь отстранившись, он прошептал:
– Повторим?
– Маркус! – Это были и приказ, и мольба, и просьба о пощаде.
Улыбаясь, он вновь и вновь входил в нее, с наслаждением впиваясь в ее губы. Ни одна женщина не казалась ему такой желанной, как Кэт. Она была предназначена именно для него.
Кэт обхватила его лицо ладонями и, застонав, с такой страстью прижалась к его губам, что его дыхание прервалось. Ее лоно напряглось, дыхание участилось, тело выгнулось дугой. Ритм его движений все ускорялся и ускорялся, и вот Маркус, возблагодарив небеса, устремился в полет – вместе с женщиной, которую любил.
Эпилог
Кэт стыдливо прикусила губу.
– И ты на меня не сердишься?
– Нет. – Маркус поежился. – Я зол, но не на тебя, – его голос стал жестким, на щеках заходили желваки, а в глазах загорелась ярость. – Я довершу начатое тобой дело и отомщу всем Каддихорнам, всем до единого.
Его свирепый вид сейчас мог бы напугать кого угодно.
– Более того, – добавил Маркус, – я уже сделал так, чтобы сэр Джон Уинстон и его сын больше никогда не побеспокоили вас с Джаредом.
Кэтрин прикрыла рот ладошкой, а потом спросила:
– Как тебе это удалось?
– Дело в том, что Томас Уинстон страдает болезненной забывчивостью, а я просто немного освежил его память. После чего он внезапно вспомнил, что часы сэра Джона Уинстона на самом деле находятся у его камердинера, и пообещал аннулировать долг Джареда.
– Боже, какой ты замечательный, – выдохнула она. После возвращения Кэтрин прошло всего несколько часов, а Маркус уже знает все ее тайны. И главное, он ими абсолютно не шокирован.
Маркус улыбнулся в ответ.
– Ты тоже замечательная, моя очаровательная взломщица. Власти и понятия не имеют, кто совершил кражу, и я постараюсь устроить так, чтобы они этого никогда не узнали. – Он поцеловал Кэт в макушку, и девушку захлестнула волна горячей нежности к нему, такому дорогому, единственному.
Каждой частичкой своего существа Кэт ощущала, что Маркус всегда будет оберегать и защищать ее.
– Мне тоже нужно сообщить тебе нечто важное, – он ласково погладил ее по руке. – Я никогда и никому об этом не рассказывал, но мне бы не хотелось, чтобы у нас остались хоть какие-то секреты друг от друга.
Кэт смотрела на него, затаив дыхание.
– Вор с площади Робинсон – это я. Ну или, по крайней мере, я – первый человек, назвавшийся этим именем.
Рот Кэтрин непроизвольно открылся.
– Чтобы скрыть эту тайну, я отправился в армию. Точнее, меня отослали в армию. Этим делом занимался Гиллис. По поручению моего отца. – Маркус поморщился. – Против меня не имелось никаких улик, но это не приняли во внимание. Гиллис встретился с Дагвудом.
Потрясенная Кэтрин попыталась осмыслить услышанное.
– С королевским дознавателем?
– Тогда он еще не занимал эту должность.
– О Боже мой! – Кэт еле сдерживала охватившее ее возбуждение. – Сегодня он приходил, чтобы арестовать тебя! Он считает, что это ты ограбил Каддихорнов! – Она чуть ли не плакала. – Я немедленно дам показания и во всем сознаюсь! Это моя вина, Маркус! И я не допущу, чтобы тебя повесили!
– Успокойся, Кэт, – Маркус обнял ее за плечи и притянул к себе. – Никто не будет повешен, и я в том числе.
Кэтрин дрожала от ужаса.
– Что я наделала… Что я наделала?
– Ты решилась на глупейший поступок – совершила ограбление, вот что ты сделала. Но я клянусь, что ни одна живая душа об этом никогда не узнает.
– А как же ты? – закричала она.
– Дагвуду известно, что это не моих рук дело. Меня ведь тогда не было в Лондоне, помнишь? А ворошить мое прошлое он не станет.
Плечи Кэтрин дрогнули, она ощутила облегчение и немного расслабилась.
– Тогда все хорошо. Благодарение небу.
– Но ты должна мне обо всем рассказать, Кэт. Я умираю от любопытства.
Эта просьба сильно смутила ее. Она искоса взглянула на Маркуса, не понимая, шутит он или нет.
– Пожалуйста, – повторил он, – расскажи мне, как ты ограбила Каддихорнов.
Кэтрин пожала плечами:
– Ну, я просто следовала твоим советам. Книга, то есть твой дневник, он потрясающий.
Маркус самодовольно ухмыльнулся.
– Откуда ты узнал про эти особые узлы? Ну, про те, когда веревка, разматываясь, скользит свободно, но при этом надежно закреплена? – Кэт подняла руку и жестами показала, что она имеет в виду.
Маркус понимающе кивнул:
– Этому меня научил отец.
Кэтрин широко раскрыла глаза, неожиданно она поняла, из-за чего поругались Маркус и директор Данн.
– Гиллис уладил все проблемы с Дагвудом, хотя ты возражал против этого! Ведь это он, а не ты был его клиентом. Боже! Отец не посчитался с твоим мнением, да? Так вот почему ты так на него рассердился!
Маркус перестал улыбаться.
– Я уже давно злился на него совершенно по иному поводу, Кэт. Злился очень долго, а это просто стало последней каплей.
– Не могу поверить, что директор Данн мог выдать твою тайну, – пробормотала она, кусая губы. – Это ужасно!
– Вовсе не так ужасно, как кажется.
Кэт с изумлением посмотрела на него:
– Ты защищаешь отца?
– Теперь я начал понимать, почему он так поступил. Он хотел, чтобы я навсегда перестал заниматься воровством. Он лишил меня всех возможностей, но, с другой стороны, он спас меня от судебного преследования. И я отправился на войну. Это было мудрое решение.
– И он с самого начала знал, чем ты занимаешься?
– Нет, конечно нет. Он нашел мой дневник, когда в Андерсен-холл начали поступать анонимные пожертвования. И несмотря ни на что, я уверен: отец отдал должное тому причудливому способу, которым я перераспределял богатства между состоятельными подонками и незаслуженно обделенными людьми. Ведь, если ты заметила, моими жертвами становились исключительно отъявленные скупердяи. Впрочем, у моего отца всегда были своеобразные понятия о правосудии.
– Но представители власти…
– Отец знал о Дагвуде нечто такое, что им, в конце концов, пришлось прийти к взаимовыгодному соглашению.
– Неужели добродетельный Урия Данн мог кого-то шантажировать? – Открытия следовали одно за другим! Потрясенная до глубины души, Кэт покачала головой. – Так вот почему, когда ты уехал в армию, Вор с площади Робинсон исчез.
– Ну да. И не появлялся до прошлой ночи.
– Поразительно! – она снова покачала головой. – Но я не могу понять, зачем директор Данн распорядился, чтобы в кладовке навели порядок. Ведь он знал, что там спрятан дневник. – Кэтрин прижала ладонь к глазам, вспоминая. – Дневник был спрятан в тайнике, однако доски, которыми он был заколочен, так сильно прогнили, что я случайно… – девушка отчетливо вспомнила все подробности того дня. – Но мне никак не удавалось сообщить ему о своей находке.
– Он хотел вернуть его мне. – Маркус стиснул кулаки. На его лице отразилось смятение. – Он хотел извиниться… Нет, в это невозможно поверить… Это я должен был просить у него прощения. – Борясь со слезами, он опустил голову. – Если бы я только попытался понять… Если бы он только знал… Я так и не успел сказать отцу… как я любил его.
– Он знал, что ты любишь его, Маркус. – Кэт сжала его руку. – Он всегда был в этом уверен. – Она осторожно поцеловала Маркуса в щеку и прижалась головой к его плечу. – Тебе не нужно было ничего ему говорить, он и так все знал.
– Когда дело касается чувств, мне обычно не хватает… умения их выразить, – сокрушенно вздохнул Маркус, вытирая глаза.
– Да, любовь похожа на ветер, – вспомнила Кэт свои слова.
Маркус ухмыльнулся, а потом рассмеялся так громко, что его раскатистый смех эхом отозвался в душе Кэтрин.
Покачав головой, он заявил:
– Ну и рассмешила же ты меня, Кэт Миллер! Ты сняла тяжесть с моего сердца, которое едва не почернело от горя.
– А говорил, что ты не умеешь выражать свои чувства. Да ты настоящий поэт! – поддразнила его Кэтрин.
– Я становлюсь поэтом, когда ты рядом. – Его лучистый взгляд встретился с глазами Кэтрин, искренними, полными нежности. – Я люблю тебя, Кэт.
– Я тоже люблю тебя, Маркус, – радостно улыбнулась она.
Девушка чувствовала себя так хорошо, что ей казалось, она вот-вот взлетит. Потянувшись к Маркусу, Кэтрин положила руки ему на плечи и прижалась к его груди.
– Ты прекрасно понимаешь – придется сообщить всем, что ты – Коулридж. Мы должны назвать твое настоящее имя, иначе наше брачное свидетельство не будет действительным. – Он немного отстранился, пристально глядя ей в глаза. – Ведь ты выйдешь за меня замуж, не так ли?
Кэтрин прислушалась к себе: не вернутся ли вдруг её прежние страхи?
– Знаешь, мне кажется, что все мои поступки за последние десять лет были, так или иначе, продиктованы боязнью и ненавистью к Каддихорнам. Даже решение никогда не выходить замуж. Но я больше ничего не боюсь, Маркус, – удивленно, но с сияющей улыбкой проговорила она. – Да, я выйду за тебя замуж! Это будет для меня самым большим счастьем!
Их губы слились в нежном, но пылком поцелуе, и Кэт показалось, что она сейчас растает в объятиях Маркуса. Все было так прекрасно, так потрясающе правильно, что ее сердце пело.
Внезапно девушка отодвинулась и воскликнула:
– Но ведь если мы поженимся, Дики Каддихорн не сможет претендовать на опекунство!
– Уверяю тебя, что из тюремной камеры ему будет очень трудно добраться не то что до тебя и твоего брага, а вообще до кого бы то ни было.
– Он действительно получит по заслугам, ты в этом уверен?
– О, могу поспорить на что угодно, милая.
Кэт закусила губу.
– Как ты думаешь, Джаред сможет с нами поехать?
Покрывая ее подбородок легкими поцелуями, он пробормотал:
– Куда?
– На Пиренейский полуостров.
Маркус распрямился.
– Я не собираюсь возвращаться в армию, Кэт, и намерен передать офицерский патент своему другу Люку Хейзу.
– Но война, все твои усилия…
– Семи лет вполне достаточно, Кэт. Я больше не могу бороться с предателями. Я устал от обманов и лжи. Я исполнил свой воинский долг, и никто не сможет меня упрекнуть в нерадивом отношении. – Наклонившись, он поцеловал ее волосы. – Мне надоело постоянно куда-то убегать. Я хочу жить дома.
– Но ты всегда ненавидел Андерсен-холл…
– Дом – это не четыре стены. Дом – здесь. – Он положил руку на грудь Кэтрин, туда, где билось ее сердце. – Вот мой дом. Мой и твой. – Маркус посмотрел в ее глаза, светившиеся безграничной любовью. – Отец однажды сказал мне, что когда-нибудь я пойму, как много значит семья. И он был прав. Твои чувства к Джареду, детям, твоим друзьям… они прекрасны, и я тоже хочу… войти в твою семью. И остаться здесь, с тобой.
На глаза Кэт навернулись слезы, и в горле возник горький ком.
– Я люблю тебя, Маркус, и я так рада, что ты мой.
– Поверь, меня это радует куда больше, – пробормотал он. – А как насчет еще одного поцелуя?
– Только одного?
Они начали быстро снимать друг с друга одежду. «Это женщина, которую я люблю», – восхищенно подумал Маркус, лаская ее нежные груди.
– Ты создана для меня, – проговорил он, покрывая поцелуями ее шею и ощущая нежный аромат апельсина, перемешанный с запахом страсти. – Бог сотворил тебя мне на радость.
– А тебя – на радость мне, – выдохнула она и раздвинула ноги, приглашая его в себя. – Пожалуйста, возьми меня, Маркус. Я хочу, чтобы ты вошел в меня.
Никаких других слов больше не понадобилось. Вонзившись вглубь ее плотного горячего лона, он едва не задохнулся от исступленного восторга.
– Такое влажное, – простонал он, – такое теплое и только для меня.
Лаская плечи Маркуса, Кэтрин прижимала его к себе все крепче, стараясь передать ему всю свою любовь.
– Так чудесно ощущать тебя, Маркус. Ничто… ничто не сравнится…
Маркус медленно отстранился.
– Даже лазание по крышам? – поддразнил он девушку. Ее соблазнительные губы сложились в лукавую улыбку.
– Это очень похоже… И все же… куда лучше.
Он сделал новый рывок и еще глубже вошел в ее лоно.
– Лучше, говоришь?
Она едва не задохнулась, и ее глаза расширились.
– Боже Всемогущий!
Вновь отстранившись, он прошептал:
– Повторим?
– Маркус! – Это были и приказ, и мольба, и просьба о пощаде.
Улыбаясь, он вновь и вновь входил в нее, с наслаждением впиваясь в ее губы. Ни одна женщина не казалась ему такой желанной, как Кэт. Она была предназначена именно для него.
Кэт обхватила его лицо ладонями и, застонав, с такой страстью прижалась к его губам, что его дыхание прервалось. Ее лоно напряглось, дыхание участилось, тело выгнулось дугой. Ритм его движений все ускорялся и ускорялся, и вот Маркус, возблагодарив небеса, устремился в полет – вместе с женщиной, которую любил.
Эпилог
– Ты уже готова, моя очаровательная вот уже пятьдесят восемь часов жена? – спросил Маркус.
По лицу Кэтрин скользнула улыбка:
– Все еще подсчитываешь?
– Да, – серьезно кивнул Маркус. – Я пересчитываю эти часы, словно хорошо вложенные деньги.
– Надеюсь, ты не собираешься их растратить…
– Никогда! Я слишком высоко их ценю. И кроме того… – он поцеловал ее затянутую в белую перчатку руку, – источник заимствований недосягаем.
Кэтрин была тронута тем, как он старается отвлечь ее от мыслей о толпе, ожидавшей их внизу, новее голове по-прежнему царил беспорядок, а рот пересох.
– Может, мне стоит выпить еще лимонада?
– Знай, что ты прелестно выглядишь, – не ответив на вопрос Кэтрин, продолжил Маркус и погладил ее по щеке. – И бледно-лиловое платье чудесно подходит к твоим сияющим глазам. Ты будешь королевой бала.
Кэтрин провела рукой по платью из легчайшей шелковой ткани, которое стоило так дорого, что леди Хантингтон даже отказалась сообщить, сколько именно.
– Я тебе нравлюсь? Платье, кажется… сидит неплохо, – девушка в сотый раз оправила на груди прозрачную кисею.
– Должен признаться: когда я в первый раз увидел тебя в этом наряде, то сильно огорчился при мысли о том, сколько мужчин смогут наслаждаться этим зрелищем. Впрочем, благодаря леди Хангтингтон мне удалось посмотреть на эту проблему и с другой стороны.
– С какой же?
– Каждый мужчина в Лондоне поймет, как я счастлив.
Его губы дрогнули в лукавой улыбке, которую Кэт так любила, и девушка немного расслабилась.
Из-за закрытой двери раздались звуки менуэта, и ее сердце лихорадочно застучало. Одно дело – отбросить все свои страхи, другое – нервничать по поводу того, что ты впервые выезжаешь в свет после десятилетнего затворничества в приюте.
– Как тебе кажется, ты получишь новую форму?
– Неужели тебе не нравится мой наряд? – Маркус указал на свой костюм.
– Нет, ты, конечно, очень элегантен, слов нет. – Ее муж и вправду выглядел прекрасно: накрахмаленная белоснежная рубашка, голубой жилет, черные панталоны и блестящие черные башмаки. Прекрасно скроенный черный сюртук подчеркивал широкие плечи и стройную талию Маркуса, и Кэт невольно им залюбовалась. Скорее бы он снова оказался с ней наедине и без одежды, со вздохом подумала она. – Просто ты мне очень нравишься в форме: у тебя такой внушительный вид.
– Командование не хочет афишировать мою связь с Министерством иностранных дел. Лазутчикам Наполеона незачем знать, что я иду по их следу. Кроме того, сегодня твой вечер, а не мой. – Он предложил ей свою руку. – Идем?
Кэтрин оперлась на его руку, и они направились к двери.
– Леди Хантингтон так добра, она дает бал в нашу честь!
– Добра? Леди упивается своей победой. Теперь она может доказать всему миру, что ее неприязнь к проклятым Каддихорнам была вполне обоснованной. И, конечно, – Маркус не удержался и поцеловал ее в щеку, – она рада появлению достойных родственников. Ведь все эти годы ей, так или иначе, приходилось мириться с существованием Каддихорнов.
– Она совершенно очарована Джаредом, – кивнула Кэтрин.
– Джаред стойко переносит ее заботы.
– Ну да, иногда она бывает немного навязчива, – согласилась Кэтрин, с теплотой вспомнив о даме, которая взяла их всех, включая воспитанников Андерсен-холла, под свое крылышко.
– Думаю, со временем Джаред привыкнет к избытку внимания, – уверил ее Маркус.
Они уже стояли перед входом в бальную залу.
Кэтрин сжала губы.
– За последнее время с нами произошло слишком много перемен.
Маркус взялся за ручку двери.
– Пойдем, милая, и покажем всему обществу, кого оно так долго было лишено. – Он распахнул дверь, и звуки менуэта, смешивающиеся с гулом множества голосов, приветствовали их. Вокруг раздавался звон бокалов и звучал смех. Ароматы роз, лилий, мускуса и столь любимого Кэтрин сандала витали по всему залу.
Молодые начали спускаться по лестнице, и по залу пронесся шорох. Леди Хангтингтон, занимавшая гостей светской беседой, просияла.
Сотни ожидающих глаз устремились на них. Все женщины красовались в разноцветных нарядах, в золоте и бриллиантах. «Вероятно, на те деньги, за которые они были куплены, могли бы кормиться месяц несколько ребятишек», – мелькнуло в голове у Кэт. Мужчины, большинство – в строгих черных костюмах, готовились вынести свой приговор новоявленной леди, которая, будучи нищей, десять лет провела в приюте.
Кэтрин знала, что, несмотря на все ее фамильные богатства, она никогда не сможет стать одной из них. Поэтому она отказалась от большей части своего наследства в пользу Джареда. У нее есть дом и Маркус, а больше она ни в чем не нуждается. Что касается ее брата, то ему предстоит пройти через серьезные испытания. Потребуется затратить много сил и средств, чтобы он смог войти в этот новый для него мир.
Гул голосов усилился. Затрепетали веера, многие приглашенные вооружились моноклями. Перебрасываясь замечаниями, гости стали переходить с места на место, и толпа задвигалась.
Кэтрин боролась с желанием повернуться и убежать.
Маркус склонился к ней и прошептал:
– Только подумай, сколько здесь толстенных кошельков, которые ждут не дождутся, чтобы мы облегчили их вес.
– Но мы, кажется, договорились, – еле слышно ответила она, – больше никаких крыш!
– Но ради Андерсен-холла, моя милая. Мы ограбим богатых и облегчим участь бедных. Хотя сначала мы, конечно же, попросим о пожертвованиях.
Когда до нее дошел смысл сказанного, Кэтрин приободрилась. Ее страхи исчезли, словно их смыл дождь. Она – представительница Андерсен-холла и трудится на его благо, ради попавших в беду детей. Необычная история ее жизни интригует и нуждается в разъяснениях, и, возможно, благодаря ей девушка сумеет привлечь всеобщее внимание к приюту и объяснить, как он нужен обездоленным лондонцам.
Кэтрин улыбнулась мужу:
– Ты, как всегда, прав.
– Мне приятно слышать это от тебя.
– И ты всегда будешь рядом со мной, мой напарник?
Маркус поднес ее руку к губам и поцеловал.
– Всегда.
По лицу Кэтрин скользнула улыбка:
– Все еще подсчитываешь?
– Да, – серьезно кивнул Маркус. – Я пересчитываю эти часы, словно хорошо вложенные деньги.
– Надеюсь, ты не собираешься их растратить…
– Никогда! Я слишком высоко их ценю. И кроме того… – он поцеловал ее затянутую в белую перчатку руку, – источник заимствований недосягаем.
Кэтрин была тронута тем, как он старается отвлечь ее от мыслей о толпе, ожидавшей их внизу, новее голове по-прежнему царил беспорядок, а рот пересох.
– Может, мне стоит выпить еще лимонада?
– Знай, что ты прелестно выглядишь, – не ответив на вопрос Кэтрин, продолжил Маркус и погладил ее по щеке. – И бледно-лиловое платье чудесно подходит к твоим сияющим глазам. Ты будешь королевой бала.
Кэтрин провела рукой по платью из легчайшей шелковой ткани, которое стоило так дорого, что леди Хантингтон даже отказалась сообщить, сколько именно.
– Я тебе нравлюсь? Платье, кажется… сидит неплохо, – девушка в сотый раз оправила на груди прозрачную кисею.
– Должен признаться: когда я в первый раз увидел тебя в этом наряде, то сильно огорчился при мысли о том, сколько мужчин смогут наслаждаться этим зрелищем. Впрочем, благодаря леди Хангтингтон мне удалось посмотреть на эту проблему и с другой стороны.
– С какой же?
– Каждый мужчина в Лондоне поймет, как я счастлив.
Его губы дрогнули в лукавой улыбке, которую Кэт так любила, и девушка немного расслабилась.
Из-за закрытой двери раздались звуки менуэта, и ее сердце лихорадочно застучало. Одно дело – отбросить все свои страхи, другое – нервничать по поводу того, что ты впервые выезжаешь в свет после десятилетнего затворничества в приюте.
– Как тебе кажется, ты получишь новую форму?
– Неужели тебе не нравится мой наряд? – Маркус указал на свой костюм.
– Нет, ты, конечно, очень элегантен, слов нет. – Ее муж и вправду выглядел прекрасно: накрахмаленная белоснежная рубашка, голубой жилет, черные панталоны и блестящие черные башмаки. Прекрасно скроенный черный сюртук подчеркивал широкие плечи и стройную талию Маркуса, и Кэт невольно им залюбовалась. Скорее бы он снова оказался с ней наедине и без одежды, со вздохом подумала она. – Просто ты мне очень нравишься в форме: у тебя такой внушительный вид.
– Командование не хочет афишировать мою связь с Министерством иностранных дел. Лазутчикам Наполеона незачем знать, что я иду по их следу. Кроме того, сегодня твой вечер, а не мой. – Он предложил ей свою руку. – Идем?
Кэтрин оперлась на его руку, и они направились к двери.
– Леди Хантингтон так добра, она дает бал в нашу честь!
– Добра? Леди упивается своей победой. Теперь она может доказать всему миру, что ее неприязнь к проклятым Каддихорнам была вполне обоснованной. И, конечно, – Маркус не удержался и поцеловал ее в щеку, – она рада появлению достойных родственников. Ведь все эти годы ей, так или иначе, приходилось мириться с существованием Каддихорнов.
– Она совершенно очарована Джаредом, – кивнула Кэтрин.
– Джаред стойко переносит ее заботы.
– Ну да, иногда она бывает немного навязчива, – согласилась Кэтрин, с теплотой вспомнив о даме, которая взяла их всех, включая воспитанников Андерсен-холла, под свое крылышко.
– Думаю, со временем Джаред привыкнет к избытку внимания, – уверил ее Маркус.
Они уже стояли перед входом в бальную залу.
Кэтрин сжала губы.
– За последнее время с нами произошло слишком много перемен.
Маркус взялся за ручку двери.
– Пойдем, милая, и покажем всему обществу, кого оно так долго было лишено. – Он распахнул дверь, и звуки менуэта, смешивающиеся с гулом множества голосов, приветствовали их. Вокруг раздавался звон бокалов и звучал смех. Ароматы роз, лилий, мускуса и столь любимого Кэтрин сандала витали по всему залу.
Молодые начали спускаться по лестнице, и по залу пронесся шорох. Леди Хангтингтон, занимавшая гостей светской беседой, просияла.
Сотни ожидающих глаз устремились на них. Все женщины красовались в разноцветных нарядах, в золоте и бриллиантах. «Вероятно, на те деньги, за которые они были куплены, могли бы кормиться месяц несколько ребятишек», – мелькнуло в голове у Кэт. Мужчины, большинство – в строгих черных костюмах, готовились вынести свой приговор новоявленной леди, которая, будучи нищей, десять лет провела в приюте.
Кэтрин знала, что, несмотря на все ее фамильные богатства, она никогда не сможет стать одной из них. Поэтому она отказалась от большей части своего наследства в пользу Джареда. У нее есть дом и Маркус, а больше она ни в чем не нуждается. Что касается ее брата, то ему предстоит пройти через серьезные испытания. Потребуется затратить много сил и средств, чтобы он смог войти в этот новый для него мир.
Гул голосов усилился. Затрепетали веера, многие приглашенные вооружились моноклями. Перебрасываясь замечаниями, гости стали переходить с места на место, и толпа задвигалась.
Кэтрин боролась с желанием повернуться и убежать.
Маркус склонился к ней и прошептал:
– Только подумай, сколько здесь толстенных кошельков, которые ждут не дождутся, чтобы мы облегчили их вес.
– Но мы, кажется, договорились, – еле слышно ответила она, – больше никаких крыш!
– Но ради Андерсен-холла, моя милая. Мы ограбим богатых и облегчим участь бедных. Хотя сначала мы, конечно же, попросим о пожертвованиях.
Когда до нее дошел смысл сказанного, Кэтрин приободрилась. Ее страхи исчезли, словно их смыл дождь. Она – представительница Андерсен-холла и трудится на его благо, ради попавших в беду детей. Необычная история ее жизни интригует и нуждается в разъяснениях, и, возможно, благодаря ей девушка сумеет привлечь всеобщее внимание к приюту и объяснить, как он нужен обездоленным лондонцам.
Кэтрин улыбнулась мужу:
– Ты, как всегда, прав.
– Мне приятно слышать это от тебя.
– И ты всегда будешь рядом со мной, мой напарник?
Маркус поднес ее руку к губам и поцеловал.
– Всегда.