Маркуса и сейчас окружала атмосфера некоего хаоса, правда, она стала какой-то другой. Кажется, теперь он источал что то вроде… угрозы. Под его внешним очарованием таилась твердая решимость. Казалось, что, небрежно перекидываясь с вами в карты, в следующий момент он способен перерезать вам горло.
   Кэтрин вздрогнула. Неужели она в состоянии думать о сыне Урии Данна так плохо? Нет, конечно, Маркус непредсказуем и, возможно, он строит в отношении нее какие-то планы, но он никогда не причинит ей вреда, во всяком случае, намеренно. Все-таки в его жилах течет и отцовская кровь.
   Немного успокоившись, Кэтрин вздернула подбородок:
   – Чем я могу быть вам полезной?
   – Быть мне полезной? – эхом откликнулся Маркус, и вопрос Кэтрин приобрел отнюдь не невинный смысл.
   Щеки Кэтрин запылали, но она решила, что хотя бы одному из них следует сохранять благоразумие.
   – Вы же пришли сюда с какой-то целью? С какой же?
   Брови Маркуса взлетели вверх.
   – Я недавно вернулся в Лондон. Неужели я не имею права нанести визит старинному другу?
   Это дурацкое объяснение только усилило подозрения Кэтрин относительно истинной цели приезда Маркуса.
   – Вы чрезвычайно искусно искажаете прошлое, – заявила она и скрестила руки. – Интересно, зачем? Чего вы добиваетесь, Маркус Данн?
   Он сильнее оперся на костыли.
   – У меня обязательно должна быть скрытая цель?
   – Вы явились сюда после семи лет полного молчания и внезапно вознамерились нам помочь? Я знала вас подростком, не забывайте. И меня не так-то просто провести.
   – Значит, нанесенные вам раны все еще болят? И какие именно? Лягушка, обнаруженная в кармане? Сосновая иголка в сиденье стула?
   Изо всех сил сжав кулаки, Кэтрин боролась с нарастающим негодованием. О, как противно иметь дело с дотошными особями мужского пола! Они всегда стараются переложить всю ответственность на других.
   – Прошлое меня не волнует, для меня важнее день сегодняшний. Я говорю о вашем неожиданном преображении. Оно выглядит, мягко говоря, неестественно. И какую бы игру вы ни вели, обмануть меня будет нелегко.
   Голубые глаза Маркуса сверкнули оценивающе и… удивленно. Гнев Кэтрин вспыхнул с новой силой.
   – В том, как вы манипулируете своим отцом, нет ничего забавного. Упаси вас Господь причинить ему зло!
   Взгляд Маркуса стал ледяным.
   – Я никогда не обижу отца, – резко ответил он, шагнув к Кэтрин.
   Подавив желание отступить назад, Кэтрин перевела дух.
   – Но тогда что вам здесь нужно? Приют слишком беден, чтобы здесь можно было чем-либо поживиться…
   – Я не мелкий воришка! – в голосе Маркуса зазвучала сталь.
   – И чего же вы хотите? – Кэтрин вызывающе дернула плечом. – Вы не похожи на человека, желающего заслужить прощение. Смирение, Маркус Данн, вам абсолютно не свойственно.
   Негодяй улыбнулся. Проклятый обманщик просто-таки засиял. Итак, она хочет его понять!
   – Я отсутствовал семь лет, а вы с такой легкостью судите обо мне? – спросил Маркус с холодным удивлением.
   – Люди не меняются. – Однако, вспомнив о Прескотте, она все же решила добавить: – Разве что при особых обстоятельствах.
   – А то, что я подвергался смертельной опасности, – не особые обстоятельства?
   «Кажется, он получает удовольствие от этой перепалки», – с раздражением подумала Кэтрин.
   – Я вам не доверяю, – сообщила ему Кэтрин, скрестив руки на груди. – И не допущу, чтобы вы причинили вред своему отцу или даже просто задели его чувства, и уж тем более посеяли хаос в этом достойном учреждении.
   – Боже, вы решили в одиночку исполнять роль судьи, присяжного и палача.
   – Если вы будете продолжать в том же духе, я переговорю с членами Совета и разоблачу вас как шарлатана, и да поможет мне Бог!
   – У вас нет веских оснований.
   – Но если хорошенько поискать…
   – Но я – уже член Совета, я один из них. И вы не посмеете действовать подобным образом.
   – Посмотрим.
   Они застыли в молчании, словно два боксера, которые ждут знака рефери, чтобы продолжить обмен ударами. После продолжительной паузы Маркус вздохнул.
   – Отлично, – он опустился на ее стул и положил костыли рядом. – Вы позволите? – осведомился он, уже усевшись.
   Кэтрин неохотно кивнула. В конце концов, он действительно ранен, и она не имеет никакого права отказать ему в кратком отдыхе.
   Сняв шляпу, Маркус провел рукой по волосам, и до Кэтрин вновь донесся запах сандаловой помады. Молодой человек положил шляпу на раскрытый гроссбух и устроился поудобней.
   – Вас не затруднит закрыть дверь? – спросил он.
   Кэтрин не двинулась. Оставаться наедине с Маркусом – плохо уже само по себе, а закрытая дверь может быть неверно понята.
   – Я не могу говорить с вами откровенно, если каждый может нас услышать, – добавил Маркус.
   Поборов нежелание, Кэтрин шагнула к двери. Выглянув в коридор и никого не увидев, она захлопнула ее с громким стуком. Ее терзал смутный страх, а щеки горели из-за того, что она вынуждена находиться в такой близости от Маркуса. Однако Кэтрин решила узнать правду любой ценой.
   Собравшись с силами, она обернулась.
   Маркус вальяжно расположился на ее стуле, скрестив блестящие черные сапоги так, что панталоны цвета яичной скорлупы еще плотнее обтянули его мускулистые бедра. На его раненой ноге все еще была наложена повязка, а выше… Кэтрин отвела глаза от столь неподобающего для юной девушки зрелища. На Маркусе был изысканного покроя плащ, видимо, шелковый, и изящно повязанный шейный платок из белоснежного полотна. По ее мнению, лазурный плащ с золочеными пуговицами был достаточно впечатляющим. Вероятно, толк в таких вещах знал не только Прескотт.
   Мужчина не имеет права быть таким чертовски красивым, тем более что сама Кэтрин одета весьма невзрачно! Но по крайней мере, ее платье приобретено на честные заработки. А какой сомнительной монетой оплачен этот модный наряд – еще неизвестно.
   Нет, внешним лоском ее не обманешь, будь он самим Адонисом. Маркус не внушает ей доверия, и Кэтрин приложит все усилия, чтобы защитить Урию Данна и Андерсен-холл.
   – Вы присядете? – Маркус указал рукой на маленький стул в углу, который предназначался для детей, приходивших к Кэтрин. Некоторые ребятишки называли его цыплячьим насестом из-за того, что он стоял на трех шатких ножках.
   Кэтрин не нравилось, что Маркус распоряжается в ее кабинете, однако в данный момент ей было необходимо с ним сотрудничать. Взяв стул, Кэтрин поставила его как можно дальше от Маркуса, около двери.
   Сохранять уверенный вид, сидя на цыплячьем стуле, было отнюдь не простой задачей. Кэтрин аккуратно сложила руки на коленях и оперлась спиной о стену: носки вперед, пятки вместе, ноги не скрещены.
   Маркус снова провел рукой по смоляным волосам и глубоко вздохнул.
   – Я не могу допустить, чтобы вы, бегая по приюту, накликали беду…
   Кэтрин напряглась:
   – Это угроза?
   Маркус поднял руку в знак предупреждения.
   – Я не причиняю вреда женщинам. – Очевидно, в этот момент перед ним мелькнуло какое-то воспоминание, и он поспешил уточнить: – Конечно, если они не пытаются вонзить нож мне в спину.
   Кэтрин не совсем поняла, что он имеет в виду, однако заявила:
   – Если ваши намерения порочны, я отправлюсь в Совет или к констеблю, и у вас будет бездна неприятностей.
   Маркус наклонился и облокотился о здоровое колено.
   – Позвольте узнать, Кэтрин. Вы пытаетесь защитить моего отца и его приют? Или нечто большее?
   – Большее?
   – Ну, может быть, вы патриотка?
   Вопрос изумил Кэтрин.
   – Я не анархистка, если вы это имеете в виду.
   – А Наполеон?
   – Он узурпатор.
   – Вы не одобряете его политику?
   – Наполеон живет войной. Кроме того, вопреки своим обещаниям он так никого и не освободил, разве что пару государств от их собственных богатств. – Глаза Кэтрин стали огромными. – Но вы ведь… вы же не работаете на Наполеона, правда?
   Маркус содрогнулся, словно его оскорбили:
   – Я скорей перережу себе горло.
   Кэтрин почувствовала облегчение.
   – Хоть что-то говорит в вашу пользу.
   Маркус улыбнулся. Кэтрин его осуждает! Более того, она убеждена, что сможет дать ему отпор, если потребуется. Поразительно. Это воодушевляет! За эти семь лет маленький котенок приобрел сердце львицы. Взгляд Кэтрин сохранял твердость, руки недвижно лежали на коленях, явно демонстрируя ее бесстрашие, а подбородок был вздернут с почти королевским достоинством. Она олицетворяла саму Справедливость.
   Но почему Кэтрин сразу же решила, что он аморален? Что она может знать о причине, по которой он покинул Лондон семь лет назад? Истина была известна немногим, и они не проронили бы ни слова, опасаясь гибельных последствий.
   – Вас настораживает еще что-нибудь, кроме моего внезапного возвращения после столь продолжительного отсутствия?
   – Вы уехали, поссорившись с отцом, добрейшим в мире человеком. Он так горевал! И вдруг – все налаживается. «Какая-то в державе Датской гниль!»
   Оказывается, она любит Шекспира, что ж, он – тоже.
   – «Теперь молю: прости и позабудь»; – процитировал он в ответ пару строк из «Короля Лира».
   – Это реальная жизнь, а не театральная пьеса. Я хочу знать, каковы ваши намерения. И будьте уверены, ничто, кроме правды, меня не удовлетворит.
   «Интересно, ее кожа такая же нежная, как и тембр ее голоса?» – рассеянно подумал Маркус. Впрочем, он этого никогда не узнает.
   – Я скажу вам, почему я здесь, но только если вы поклянетесь… – Что может быть для нее самым дорогим? – У вас ведь был маленький брат?
   В дымчатых глаза Кэтрин мелькнул страх. Так вот ее слабое место!
   – Если вы поклянетесь жизнью своего брата, я расскажу вам все, что вы желаете знать, – закончил он. Конечно же, Маркусу вполне бы хватило ее слова, но он хотел увидеть реакцию Кэтрин.
   Подбородок Кэтрин поднялся еще выше.
   – Я не сделаю вам такого одолжения. Даже просить об этом недостойно. Расскажите мне то, о чем я спрашиваю, и я решу, стоит ли окружать все это такой секретностью.
   Тем хуже для нее. Теперь их беседа забавляла Маркуса даже больше, нежели следовало.
   – Мой отец всегда хвалил вашу сообразительность. Однако он никогда не воздавал должного вашему темпераменту.
   – Прекратите пустую болтовню и расскажите мне правду.
   Маркус подался вперед и наткнулся на ледяной взгляд ее серых глаз.
   – Я прибыл, чтобы добыть деньги для борьбы с Наполеоном.
   Розовые губы Кэтрин недоверчиво дрогнули.
   – Добыть?
   – Не беспокойтесь, я не собираюсь их красть. Мне нужно всего лишь найти кое-какие источники финансирования и поддержку, необходимую для ведения военных действий.
   – А почему отправили именно вас? – Смятение в глазах Кэтрин выдало ее недоверие, и золотистые брови девушки недоуменно поднялись. С таким подвижным лицом ей никогда не удастся стать желанной гостьей в «Друри-лейн». – Есть много других влиятельных офицеров. Кроме того, у вас нет связей.
   – Вы ошибаетесь, – возразил Маркус, наслаждаясь ее воинственным видом, – я спас жизнь сыну человека, который принадлежит к здешней знати, и мое появление в Лондоне должно пробудить в нем чувство благодарности. Больше я ничего не могу сообщить, эти сведения строго конфиденциальны.
   Кэтрин долго смотрела на него, а затем глубоко вздохнула:
   – Все эти ваши разговоры про патриотизм, секретность и Наполеона – чепуха… Вы не могли придумать что-нибудь получше? – Она встала, уперев руки в соблазнительные бедра. – Кем бы вы ни были, мистер Данн, я это выясню.
   Кэтрин развернулась и направилась к двери.

Глава 10

   Прежде чем она успела сделать шаг, Маркус решительно схватил ее за запястье:
   – Очень хорошо, я скажу вам правду.
   Кэтрин застыла, словно прикосновение Маркуса оскорбило ее, и бросила выразительный взгляд на его руку:
   – Отпустите меня!
   Кожа Кэтрин оказалась удивительно мягкой, и Маркус с трудом поборол желание провести по ней пальцем.
   – Не будьте такой упрямой, и я расскажу вам все, что вы желаете узнать.
   – Отпустите меня немедленно! – Кэтрин дернула свою руку в надежде, что ее требование будет исполнено. Однако Маркус только сильнее сжал запястье.
   – Я не хочу причинить вам боль, – пояснил он.
   – Так не причиняйте!
   – Говорите тише, не стоит тревожить детей.
   Последнее замечание чуть ослабило сопротивление Кэтрин. Ее розовые губы вытянулись в прямую линию, а в глазах появился ледяной блеск.
   – Если вы не отпустите меня, пока я считаю до десяти, я закричу.
   – Вы говорите так, как будто мы играем, – ему очень нравилось над ней подшучивать.
   – Я не играю с бычками-переростками, – отрезала Кэтрин.
   Пожалуй, это было самое замечательное развлечение Маркуса за последние месяцы.
   – Отлично.
   Выражение ее лица изменилось.
   – Раз, – пробормотал Маркус и погладил подушечкой большого пальца младенчески нежную кожу запястья девушки.
   Кэтрин чуть не задохнулась от возмущения. «О, леди чувствительна к прикосновениям!»
   – Два. – Палец Маркуса углубился в ее ладонь и мягко описал круг.
   Глаза Кэтрин стали просто огромными, а рот слегка приоткрылся, будто ей не хватало воздуха. Она взирала на свою ладонь в немом оцепенении.
   – Три. – Маркус передвинул палец к запястью, вдоль вен, и ощутил биение пульса. Чувство удовлетворения нахлынуло на него, и он улыбнулся.
   – Четыре. – Наклонившись, он прижал губы к пульсирующей жилке и попробовал шелковистую кожу на язык. Ощутив солоноватый привкус и вдохнув нежный запах лимона, исходящий от кожи Кэтрин, он слегка причмокнул.
   У Кэтрин перехватило дыхание, и ее длинные ресницы затрепетали.
   – Пять.
   Внезапно Кэтрин отдернула руку, словно обжегшись, и прижала к груди. Она почувствовала, что ее сотрясает дрожь. От злости… и от страха. Откуда у него такая сила? Одним лишь прикосновением он вызвал в ней волну жара, которая залила ее от щек до корней волос и отдалась в самой глубине ее существа. Кэтрин была в ужасе.
   Неужели любая женщина столь уязвима? Или невинность – ее ахиллесова пята? А может, Маркус – потрясающе ловкий соблазнитель? Кэтрин не могла представить, способны ли на такое другие мужчины, и ее неопытность лишь прибавляла ей неуверенности в себе.
   Пока Маркус гладил ее руку, Кэтрин боролась с желанием закрыть глаза, позволить мыслям течь, как им вздумается, и предоставить Маркусу возможность делать все, что он пожелает.
   Маркус и раньше вызывал у нее недоверие, а теперь она считала его опасным вдвойне.
   – Никогда больше так не делайте. – Кэтрин с трудом узнала собственный охрипший голос. Отступив назад, она постаралась собраться и преодолеть свое волнение.
   – Не делайте чего? – осведомился Маркус, широко и невинно улыбнувшись, даже не пытаясь сделать вид, что он тут ни при чем.
   – Не делайте, и все. – Кэтрин не намеревалась играть в его игру. Она, конечно же, проиграет. Маркус, без сомнения, очень опытен, и для достижения своей цели он использует все средства. В том числе и недопустимые.
   Но Кэтрин не позволит, чтобы ею манипулировали.
   Она распахнула дверь:
   – Уходите.
   Мерзавец даже не пошевелился.
   – Мы еще не закончили.
   Кэтрин категорично тряхнула головой:
   – Нет, закончили.
   – Так вы не желаете узнать, почему я вернулся?
   Охваченная сомнениями, Кэтрин заколебалась. Она не хотела, чтобы после их стычки Маркус решил, будто он сможет легко ею управлять. Но сможет ли она справиться со своим замешательством?
   – Никаких игр, – потребовала она.
   – Слово чести генерала.
   Это была клятва из времен их детских сражений. И хотя Кэтрин редко в них участвовала, она сознавала, как много значили те незыблемые принципы, и полагала, что Маркус не перешагнет через них. Или перешагнет? С полной невозмутимостью он манипулировал женщиной, которая его абсолютно не интересовала. И она проиграла ему по всем пунктам. Что ж, теперь ей нужно было срочно спасать свое лицо.
   Кэтрин воинственно подняла голову:
   – Только при открытой двери.
   – Хорошо. Присаживайтесь.
   Кэтрин заколебалась: она плохо представляла, как вести себя с этим коварным мужчиной.
   – С моей стороны было непорядочно смущать вас, – произнес он. – Простите меня.
   Кэтрин прищурилась, она не верила ни одному его слову. Прижав руку к груди, Маркус продолжил:
   – Вы должны знать, как трудно мне даются извинения. Подумаешь, одно-два слова!
   Кэтрин уселась, не сводя глаз с мерзавца.
   Вновь опустившись на стул, Маркус поудобнее устроил раненую ногу. Кэтрин даже невольно ему посочувствовала. Но это вовсе не означало, что она вновь поддастся его манипуляциям!
   – Меня направил сюда мой командир, – начал Маркус спокойным, медоточивым голосом, – чтобы я смог на время исчезнуть.
   Стараясь не поддаваться его чарам, Кэтрин попыталась сосредоточиться на фактах.
   – И почему он счел это необходимым?
   Маркус вздохнул:
   – Я попал в затруднительное положение.
   Кэтрин скрестила руки и откинулась на стуле.
   – Удивительно!
   – Мой начальник решил, что я должен на время покинуть полк, и дал мне отпуск. – Взгляд Маркуса стал холодным. – Решение принимал не я.
   – И вы подчинились? – она была уверена, что Маркус способен выбраться даже из гнезда смертоносных змей.
   – Приказ был отдан в такой форме, что я не мог не подчиниться.
   Кэтрин наклонила голову.
   – Почему же?
   – Мне грозил трибунал, – на скулах Маркуса заходили желваки, – и еще кое-какие наказания, которые я предпочел бы не обсуждать в столь нежном обществе.
   «Подумаешь, какой джентльмен!»
   – Я не хотел возвращаться, – во взоре Маркуса вспыхнул, как показалось Кэтрин, неподдельный гнев. – Честно говоря, я пытался изменить мнение своего командира всеми возможными способами.
   – Безрезультатно? – предположила Кэтрин.
   – Он был непоколебим. Пришлось подчиниться судьбе.
   – И вот вы здесь… Надолго?
   Маркус пожал плечами:
   – Месяц, может быть, два. Пока… все не утрясется.
   – А потом?
   – Вернусь в свой полк.
   – В Испанию?
   – В Испанию, в Португалию, кто знает… Куда меня сочтут нужным послать. – Маркус старался говорить убедительно. – В армии мы подневольные люди. – Возможно, для него это и неплохо. – И потом, есть еще проблема с деньгами.
   – С деньгами?
   – Я не лгал, когда сказал вам, что должен собрать некоторую сумму.
   Кэтрин вопросительно подняла брови:
   – Так вы действительно спасли чью-то жизнь? И теперь предполагается, что отец этого человека выразит вам свою благодарность?
   – Позвольте сформулировать это несколько иначе: некий джентльмен будет вынужден облегчить карман в подтверждение своих патриотических чувств…
   – Но отнюдь не по доброй воле, как я подозреваю, – в голосе Кэтрин прозвучала насмешка.
   – Когда я хочу, то могу быть весьма убедительным.
   Помедлив, она кивнула.
   – Значит, пока вы здесь находитесь, трудясь на благо Совета, вы на самом деле…
   – На самом деле я пытаюсь втереться в то общество, где он вращается.
   – Как вы политичны, – Кэтрин выдавила фальшивую улыбку. – А я-то думала, что вы выхватите саблю и, угрожая ею, попытаетесь изъять необходимые средства.
   – Я «выхватываю саблю» только тогда, когда считаю это необходимым.
   Кэтрин не сразу нашлась что ответить и постаралась подавить удивление, отразившееся на ее лице.
   – А кроме того, я уже объяснял, что у меня было достаточно времени, чтобы обдумать свои действия.
   – И где вы остановились на время визита в Лондон? – холодно осведомилась Кэтрин.
   – А, так вам стало не хватать меня в Андерсен-холле?
   Кэтрин не удостоила его ответом.
   – На Ламонт-стрит, в пансионе Уэдерли. Конечно, это не лучший вариант, – прокомментировал он, – зато для офицеров там есть особые скидки.
   – Что ж, на этом, я полагаю, наша беседа окончена? – спросила Кэтрин, вспомнив манеру, в которой обычно разговаривал с ней ее брат-брюзга.
   – Так вы обещаете никому не рассказывать о моих делах?
   Она не сомневалась, что Маркус знает, как твердо ее слово. Директор Данн, конечно же, не преминул поведать о ее достоинствах.
   – Даю слово, – Кэтрин взмахнула рукой. – Даже за все блага мира я не проговорюсь о ваших россказнях.
   Озадаченный подобным комментарием, Маркус бросил на нее удивленный взгляд и кивнул:
   – Спасибо.
   – Не стоит благодарности.
   Он улыбнулся.
   Щеки Кэтрин вспыхнули, но она не отвела глаз.
   – Мой отец попросил вас ознакомить меня с делами приюта. Я бы хотел просмотреть учетные книги.
   Кэтрин охватило возмущение, однако директор Данн действительно просил ее об этом, и она находилась у него на службе. Жаль, что он так доверчив и даже не подозревает о махинациях сына.
   – Если вы скажете когда…
   – Сейчас самое подходящее время. – Маркус встал. – Ведь это они, не так ли? – спросил он, указывая на книги, лежащие на ее рабочем столе.
   Кэтрин стиснула зубы. Она не могла придумать причину для отказа.
   – Неужели вас так интересуют цены на сало? – спросила она, поднявшись. Кэтрин постаралась повыше поднять голову, чтобы достойно встретить его предательский взгляд.
   Маркус так очаровательно улыбнулся, что губы Кэтрин едва не сложились в ответную улыбку. Поэтому она еще больше нахмурилась.
   – Меня занимает все на свете, – пробормотал он.
   Можно было бы изобрести менее идиотский ответ.
   – Прекрасно. Располагайтесь, – Кэтрин указала на книги. – Но если из-за вас возникнет беспорядок, я сильно рассержусь.
   – А мне казалось, что вы превосходно владеете собой.
   Кэтрин еще ни разу не испытывала желания кого-то ударить, однако сейчас была поразительно близка к этому.
   Маркус взял книгу, раскрыл ее и провел своей широкой ладонью по странице. Кэтрин оскорбилась и за себя, и за свой гроссбух.
   Она скрестила руки и метнула в его спину испепеляющий взгляд.
   – А где список жертвователей? – спросил Маркус, даже не потрудившись взглянуть на нее.
   – Что-что?
   Маркус обернулся, и на его удручающе красивом лице промелькнула насмешка:
   – Список благотворителей, которые поддерживают Андерсен-холл, и перечисление пожертвованных ими сумм.
   – Ах это… – Кэтрин удивило, что ему известны такие подробности, и она сильнее стиснула зубы.
   – Пожалуйста, дайте его мне.
   Кэтрин медлила в нерешительности.
   – Или я должен пожаловаться отцу, словно мальчик, которому нянька не дает положенного ему молока?
   Выхода у Кэтрин не было. Директор Данн абсолютно ясно дал ей понять, что она должна сотрудничать с его сыном.
   – Извините, – кивнула она.
   Маркус наблюдал, как Кэтрин, взяв стул, с грохотом переставила его к книжному шкафу. Она, несомненно, обладала сильным характером.
   Маркус протянул руку, чтобы помочь, однако Кэтрин из вредности предпочла ее не заметить. Встав на стул и дотянувшись до верхней полки, она начала перебирать книги. Серая ткань платья обтянула ее упругие груди, сведя на нет удручающий эффект, который производил ее застегнутый доверху наряд. Движения Кэтрин были совершенно безыскусны, но даже самая опытная соблазнительница из дома удовольствий не смогла бы произвести на Маркуса большего впечатления.
   Он сглотнул и напомнил себе, что и в прямом и в переносном смыслах Кэтрин находится вне зоны его досягаемости. Маркус не собирался больше дразнить ее. Он и так вел себя не очень-то достойно. Но Кэтрин выглядела слишком соблазнительно, чтобы это обстоятельство можно было проигнорировать. Чего стоило только одно возмущенное выражение, застывшее на ее лице! А ледяное презрение, вспыхивающее в глазах! Сколько страсти вкладывала она в свои возражения, а ведь самое подходящее место для такого темперамента – спальня. Нетрудно представить, как она будет вести себя на простынях! Ее чувственность так зажигательна. Маркус представил разметавшиеся по подушке золотистые волосы Кэтрин, соблазнительно приоткрытый рот, страстный затуманенный взор…
   Однако от этих идиотских мыслей нужно срочно избавляться. Правда, тогда и оставшиеся в его арсенале средства окажутся очень скудны. Интерес к публичным домам он потерял много лет назад. Это случилось тогда, когда, выиграв в карты, он провел целую ночь с девицей по имени Люсинда. Многие мужчины сочли бы подобную возможность за счастье. Но, проснувшись утром, Маркус увидел, сколь разрушительно действует страсть на женщин. Все утро он оставался возле Люсинды и слушал ее рассказы, отмечая про себя сквозящие боль и отчаяние в ее опустошенном взгляде, и синяки, покрывающие прекрасное тело девушки. С тех пор отношение Маркуса к покупным наслаждениям резко изменилось, и он навсегда потерял к ним интерес.
   Но и тут ему, казалось, не суждено было найти облегчения. Кэтрин Миллер для него – запретный плод. Он не совращает девственниц. Маркус вообще старается держаться от них подальше. Соблюдая дистанцию, он не столько щадит их невинность, сколько избегает ненужных осложнений, которые могут сопутствовать отношениям с девушкой. В особенности с такой, как Кэтрин.
   В этот момент, взяв толстый том и уже поворачиваясь, чтобы спуститься, Кэтрин пошатнулась. Маркус машинально протянул руки и обхватил ее тонкую талию. Ее маленькая рука слегка оперлась на его плечо, в то время как вторая продолжала сжимать книгу.