Послышались чьи-то тяжелые шаги и звук открывающейся щеколды. Дверь с сильным скрипом медленно открылась, и в глаза Эдвине внезапно ударил яркий свет.
   В дверях стояла чья-то огромная фигура, загораживая свет, падающий изнутри. Эдвина попятилась, но Прескотт крепко держал ее за руку, прижимая к себе.
   В голове у Эдвины пронеслась безумная мысль: она сейчас одна в темной аллее с Прескоттом и верзилой незнакомцем. Во что она ввязалась?
   – Не волнуйтесь, миледи, – прошептал Прескотт. – Это друг.
   Эдвина вздохнула с облегчением, успокоенная его ласковым голосом. Однако в глубине души она сомневалась, правильно ли поступает, и твердо решила ни на секунду не терять бдительности.
   – Привет, Томлин, – поздоровался Прескотт.
   Рослый незнакомец шагнул навстречу. Эдвина никогда не видела людей такого гигантского роста. Мужчина был по меньшей мере на две головы выше Прескотта. У него были взъерошенные, густые, черные как смоль волосы. Он был в изящном белом кепи, сидевшем на его курчавой голове как белая птица на черном разворошенном гнезде, и белой униформе, единственным украшением которой являлась вышивка золотом на высоком жестком воротнике и рукавах. Увидев Прескотта, верзила просиял от удовольствия.
   – Батюшки святы! Да это же знаменитый Прескотт Дивейн собственной персоной! – радостно пробасил он.
   Своей громадной ручищей Томлин похлопал Прескотта по спине, отчего тот едва удержался на ногах.
   – Когда Вэл сказал мне, что ты придешь, я так громко рассмеялся от радости, что моя новенькая нарядная униформа чуть не лопнула по швам. – Он показал на свой вышитый золотом китель. – Ну как? Нравится?
   – Представляю, как ворчит Салли, когда ей приходится выводить с твоей униформы пятна от шоколада, – заметил Прескотт.
   – Мою униформу теперь стирает прачка его светлости. И Салли не нарадуется, что теперь это не ее обязанность. Говорит, что с тех пор у нее каждый день праздник.
   Прескотт кивнул, и его глаза потеплели.
   – Вижу, дела у тебя пошли в гору, Томлин.
   Верзила пожал плечами:
   – Сегодня – лучше, чем вчера, но, сам знаешь, всегда хочется…
   – …чтобы завтра стало еще лучше, – подхватил Прескотт, кивая.
   От внимательного взгляда Эдвины не укрылось, что в общении между этими двумя людьми была особая легкость и непринужденность, которой Эдвине ни разу не довелось наблюдать, когда Прескотт беседовал с доктором Уиннером или Фанни. Ей стало любопытно, откуда эти двое знают друг друга.
   Томлин посерьезнел.
   – А почему ты не пришел на мой день рождения?
   – Я тогда немного… прихворнул.
   Несмотря на то, что у Прескотта имелась вполне уважительная причина для отсутствия – ожоги, полученные во время спасения маленькой девочки, – похоже, он не придавал большого значения своему смелому поступку. Эдвине это показалось занятным.
   Томлин поднял вверх указательный палец.
   – Значит, придешь на следующий год. И больше никаких отговорок я не приму. Нам с тобой есть что вспомнить.
   – На следующий год я ни за что не пропущу твой праздник, Томлин.
   Верзила объяснил Эдвине:
   – Я очень многим обязан Прескотту. Это он уговорил меня вернуться обратно на кухню, когда все дразнили меня Тарталетка Томлин и давали другие обидные прозвища, которые я не могу произнести сейчас, щадя ваши нежные ушки. Прескотт сказал, что те, кто сейчас поднимает меня на смех, скоро будут умолять позволить им облизать крошки с моей тарелки.
   – Ах, я догадалась, кто вы! – воскликнула Эдвина. – Вы – Малыш Том, известный кондитер!
   – Вы слышали о нем? – удивился Прескотт. Эдвина знала, как восхищалась Дженел Малышом Томом.
   – Одна моя подруга говорит, что такого даровитого кондитера днем с огнем не сыщешь. Она рассказывала, что ваш торт был похож на римский Колизей. И такой вкусный, что пальчики оближешь!
   Лицо добродушного великана расплылось в счастливой улыбке.
   – Я его испек для важного приема у Луистонов. Это было месяц назад.
   – Это что! Если бы вы попробовали торт, который Томлин приготовил ко дню рождения директора Данна, вы бы еще не то сказали! – Прескотт заметно оживился. – Это была точная копия Андерсен-Холла: ворота, конюшни, молочная ферма. В жизни не видел ничего подобного! – Прескотт покачал головой, искренне восхищаясь. – А из марципанов он сделал сотрудников Андерсен-Холла. Да он настоящий гений!
   Томлин залился довольным смехом.
   – Труднее всего было придать лицу миниатюрной миссис Найджел обычное для нее кислое выражение!
   – А помнишь, как директор Данн съел самого себя? Дети визжали от восторга. – Прескотт и сам, вспоминая это, радовался как ребенок. Он посветлел лицом, а его глаза задорно сияли.
   – Чудесное было время, – кивнул Томлин, улыбаясь. А потом сразу погрустнел и тяжело вздохнул. – Да, теперь уже его не вернешь…
   Они оба стояли и молча смотрели друг на друга, объединенные общими воспоминаниями о горькой утрате. Прескотт первым отвел взгляд и тихо кашлянул.
   – Я заглянул к тебе на минутку, старина Томлин, и совсем позабыл о вежливости. – Не глядя на Эдвину, он представил ей Томлина. – Леди Росс, познакомьтесь с Томлином Берком, выдающимся кондитером.
   Томлин поклонился:
   – К вашим услугам, миледи.
   Эдвина кивнула:
   – Знаю, возможно, это прозвучит банально, но все, кто знал директора Данна, не могут не скорбеть о нем.
   Добродушный великан кивнул:
   – Он был таким добрым человеком, миледи, таким славным… – Томлин сочувственно взглянул на Прескотта: – Я слышал о Кэтрин.
   Эдвина почувствовала, как под его взглядом Прескотт весь словно сжался.
   – Я был потрясен. Хотя в глубине души о чем-то таком догадывался. Как ты…
   – Спасибо, Томлин, что позволил нам пройти через свою дверь, – перебил его Прескотт. – Я не хотел, чтобы о моем приезде объявляли. Ты же знаешь, я не люблю привлекать к себе внимание.
   Добродушный увалень кивнул, очевидно, с пониманием относясь к нежеланию Прескотта продолжать разговор о Кэтрин.
   – Ах, я очень рад тебя видеть, Дивейн. Несмотря на то, что ты, как обычно, решил проникнуть туда, куда тебя не приглашали. – Томлин улыбнулся другу. – Послушай, мне нужно возвращаться. У меня суфле в духовке. Салли все время про тебя спрашивает. Когда ты к нам заглянешь?
   – Через несколько недель у нее будет день рождения. Вот и повод зайти.
   Увалень погрозил Прескотту пухлым пальцем.
   – Ловлю тебя на слове, Прескотт Дивейн.
   – Я обязательно приду, Томлин. Только если готовить будет Салли, а не ты. Я не собираюсь есть ту бурду, которую ты называешь едой.
   – О, не беспокойся, пожалуйста. Дома Салли не пускает меня на кухню. Только здесь, на работе, я король в своих владениях. А дома меня не допускают даже к мытью посуды, – жаловался Томлин, однако сам в это время так и светился от счастья.
   Подняв бровь, Прескотт спросил:
   – Ты не забыл про суфле, за которым тебе надо смотреть?
   Томлин развел руками:
   – Мне и правда нужно идти. Ступайте по этому коридору, затем поверните налево и поднимитесь по лестнице. А потом идите прямо на звуки музыки – там будет танцевальный зал. – Повернувшись к Эдвине, Томлин указал большим пальцем на Прескотта: – Поосторожнее с этим парнем, миледи. Он будет подбивать вас на авантюры, от которых у вас дух захватит.
   Широко улыбнувшись, Томлин отправился на кухню. Качая головой, Прескотт улыбался.
   – Ах, мой старый дружище Томлин!
   Эта абсолютно новая для нее сторона личности Прескотта приятно удивила Эдвину. Разгадывание его характера напоминало Эдвине очистку лука – снятие слоя за слоем, только без слез. Чем больше она узнавала о его характере и о его прошлой жизни, тем большее любопытство в ней возбуждал этот необычный человек.
   – Томлин тоже вырос в Андерсен-Холле?
   – Да, и Салли, его жена, тоже. Они прекрасные люди.
   – А Кэтрин? Она тоже воспитывалась в приюте вместе с вами?
   Лицо Прескотта приняло непроницаемое выражение, и он сказал, не глядя на Эдвину:
   – Если вам так уж необходимо это знать, Кэтрин работает в Андерсен-Холле. Точно так же как миссис Найджел.
   Эдвине как-то не верилось, что Кэтрин «совсем как миссис Найджел». То, как Прескотт реагировал на любые невинные вопросы о ней, до предела возбудило любопытство Эдвины. Какое-то неприятное, незнакомое чувство свернулось клубком в ее сердце.
   – Тем не менее вы называете ее по имени.
   Одно мгновение Прескотт молчал. Затем вздохнул, поняв, что его приперли к стенке.
   – Вы, миледи, очень настырны. И также проницательны. Миссис Найджел навсегда останется для меня строгой наставницей, которая была готова в любой момент, когда я плохо себя вел, пройтись по моей голове метлой. Что, я должен признаться, случалось довольно часто. Что касается Кэтрин, она тоже воспитывалась в Андерсен-Холле, а теперь помогает вести там дела. Поэтому трудно привыкнуть называть ее… миссис Данн.
   Миссис! Так, значит, она замужем! У Эдвины отлегло от сердца, и ей сразу стало лучше. Неужели это было так важно для нее?
   – Данн? Она родственница директора Данна?
   – Да, она замужем за его сыном. – Считая разговор оконченным, Прескотт показал на открытую дверь. – А теперь хватит робеть и тянуть время. Пойдемте в зал. Ну, что же вы? Вперед, смелее!
   Мгновение Эдвина смотрела на открытую дверь. Внезапно она представила, что им обоим предстоит, и смущенно поправила прическу.
   – Томлин – единственный здесь великан-людоед, Эдвина, – поддразнивал ее Прескотт. – Честное слово. – Он картинно приложил руку к сердцу. – И пока я рядом, никто не посмеет вас сожрать.
   Она на миг позабыла о беспокойстве и улыбнулась.
   – Боюсь, что я не привыкла изображать из себя беззащитную барышню…
   – О, вам придется постараться, Эдвина. Потому что веселое приключение начинается! Во всех сказках есть дама, которую необходимо спасти. Это дает герою возможность занять себя чем-то полезным. Иначе ему придется просидеть весь вечер за выпивкой и игрой в кости. А что в этом увлекательного?
   О да! Пылкие поцелуи украдкой, выпрыгивание из экипажа на полном ходу, потайные ходы и сказочные великаны-кондитеры… Томлин прав. Пребывание рядом с Прескоттом похоже на забавное приключение и головокружительную авантюру. И если для Прескотта этот вечер – всего лишь веселая и дерзкая проделка, тогда, возможно, все будет хорошо. Сопровождающий у Эдвины и в самом деле замечательный…
   Кивнув, Эдвина позволила Прескотту провести ее в дом.

Глава 16

   – Ах, вот и ты, Эдвина!
   Она оглянулась.
   – Джинни! Как мне приятно тебя видеть!
   Следом за Джинни шла Дженел, размахивая, словно оружием, своим кружевным веером.
   – Мы разыскиваем тебя по всему танцевальному залу, а ты прячешься от нас?
   – Просто мне хотелось немного побыть в тишине, – объяснила Эдвина.
   Дженел поправила свой лиловый тюрбан.
   – Что? Потягивать шампанское, кушать омаров и принимать поздравления для тебя слишком утомительно?
   – Ах, не обращай внимания на Дженел, – махнула рукой Джинни. – Просто она расстроилась из-за того, что здесь Бакстер.
   – Понятно, – поморщилась Эдвина. – Ну и как ваш сын?
   – Прекрасно, просто… прекрасно, – ответила Дженел раздраженно.
   Джинни грустно покачала головой.
   – Ты хочешь, чтобы мы ушли, Эдвина? Чтобы ты наконец побыла в тишине?
   – Нет, что вы! Конечно же, нет. – Эдвина схватила подругу за руку. – Я очень рада вас видеть.
   – Я же предупреждала тебя, – напомнила Дженел. – Какими бы качествами ни обладал мистер Дивейн, все будут рассматривать вашу помолвку как ужасный мезальянс. Ради всего святого, он – простолюдин с пустыми карманами, а ты – дочь графа!
   – О, вы мне льстите! – За спиной Эдвины раздался насмешливый голос Прескотта, и Эдвина покраснела до корней волос.
   Прескотт шел, неся в руках поднос с двумя стаканами лимонада. Остановившись перед дамами, он вежливо поклонился, ухитрившись не пролить ни капли.
   – Добрый вечер, леди Энсли и леди Бланкетт. Вы обе выглядите сегодня просто замечательно.
   Дженел показала веером в сторону танцевального зала, откуда доносились звуки котильона.
   – Я говорила об их отношении.
   – А твое? – не удержавшись, спокойно спросила Эдвина.
   Шумно вздохнув, Дженел пожала плечами:
   – А что я? Мне-то прекрасно известно, что все это не по-настоящему.
   – Тише! – шикнула на нее Джинни, с опаской озираясь по сторонам. – Нас могут услышать.
   Эдвина взяла протянутый ей Прескоттом стакан и стала потягивать тепловатый лимонад.
   – Насколько я понимаю, все идет по плану? – шепотом спросила Джинни.
   – Я просмотрела по меньшей мере пятьдесят пар обуви. Но именно ту пару, которая нам нужна, так и не нашла до сих пор. – Эдвина поджала губы. – Мне срочно нужно придумать какую-то новую уловку. Иначе люди подумают, что я стала страшно неуклюжей: уже раз тридцать за этот вечер роняла носовой платок и веер.
   Джинни повела бровью и поинтересовалась:
   – А как твои поклонники? Не мешают тебе?
   Эдвина улыбнулась:
   – Мои поклонники ретировались. А значит, хотя бы в этом отношении мой расчет оправдался: мы с Прескоттом заставили всех поверить, что обручены.
   – А как дела у вас, мистер Дивейн? – осведомилась Дженел. – Вы уже вдоволь наслушались оскорблений?
   – О, не волнуйтесь за меня, леди Бланкетт. Я и не то смогу выдержать.
   Джинни недоуменно взглянула на подругу:
   – Оскорблений?
   Прескотт невозмутимо пожал плечами и объяснил, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся:
   – Ну, о том, что я охотник за богатым приданым и все в этом роде…
   Эдвина поморщилась:
   – О, мне так жаль, Прескотт, что вам пришлось выслушивать всякий вздор!
   Однако Прескотта, напротив, все это только веселило. Озорно улыбнувшись, он успокоил Эдвину:
   – Ну что вы! Не стоит мне сочувствовать. На самом деле мне очень интересно наблюдать за происходящим. Больше всего меня забавляют люди, которые пока не решили, как ко мне относиться. Они просто кивают и шарахаются от меня как от прокаженного.
   Эдвина хитро прищурилась:
   – Готова побиться об заклад, что в детстве вы не были пай-мальчиком.
   – Вы угадали. Я был настоящим сорвиголовой и обожал всяческие проделки. – Прескотт и Эдвина, улыбаясь, смотрели друг на друга.
   Дженел, нахмурившись, указала веером на Эдвину:
   – Вижу, исполняя роль невесты мистера Дивейна, ты быстро освоилась. Хотя чему тут удивляться?
   Джинни схватилась за голову:
   – Да замолчишь ты наконец? Нас могут услышать!
   – Не надо так нервничать. – Дженел одернула рукав платья. – Никто ничего не услышит. А если и услышит, то что из этого? Все равно никто не поверит – слишком уж это нелепо!
   Джинни вздохнула:
   – О, ради Бога, прошу тебя, перестань!
   Прескотт приблизился к Дженел и сказал заговорщически:
   – Как захватывающе, правда? Мы единственные, кто знает правду.
   Дженел кивнула:
   – Это и в самом деле приятно. Это дает какое-то чувство превосходства над всеми…
   – В таком случае мы же не хотим испортить себе удовольствие?
   Дженел вынуждена была согласиться:
   – Разумеется, нет.
   «Тогда держи язык за зубами», – подумала Эдвина. Раньше она бросила бы эти слова Дженел в лицо и сейчас не могла не удивляться произошедшим с ней переменам.
   – Черт возьми, вот вы где! – раздался мужской голос. Все четверо разом повернули головы и посмотрели на стеклянную дверь в сад.
   – Генри! – воскликнула Эдвина.
   К ним приближался ее двоюродный брат. Лицо у него было чернее тучи.
   – Ради всего святого, скажи мне, что это неправда! Этот алчный охотник за богатыми невестами не посмеет сломать тебе жизнь!
   – О, мне кажется, нам пора удалиться в дамскую комнату, – заявила Джинни, хватая Дженел за руку. – Пойдем, дорогая.
   Дженел отмахнулась.
   – Можешь идти. А я буду ждать тебя здесь, на этом самом месте.
   – Но мне нужна твоя помощь. У меня болит нога, и мне трудно одной пробираться сквозь толпу.
   Джинни тянула Дженел за руку. Дженел неохотно, с выражением крайнего разочарования на лице, позволила подруге увести себя прочь.
   – Ну вот, на самом интересном месте…
   Эдвина нервничала, готовясь к неприятному разговору с кузеном. Одно дело – водить за нос своих знакомых, и совсем другое – обманывать Генри. Но ни при каких обстоятельствах он не услышит от нее правду. Ничего сколько-нибудь похожего на правду. Несмотря на искреннюю привязанность к брату, Эдвина сознавала, что Генри обладает вспыльчивым нравом и склонен к опрометчивым поступкам и суждениям. А вот способностями к дипломатии, напротив, похвастать не может.
   Стараясь скрыть волнение, Эдвина пододвинулась к Прескотту.
   – Мистер Дивейн, разрешите представить вам моего кузена, мистера Бланчарда. Генри, это мистер Прескотт Дивейн, мой… жених.
   Лицо Генри сначала побледнело, а затем побагровело от ярости.
   – Он же проклятый волокита, Эдвина!
   Эдвина старалась держать себя в руках.
   – Знаю, ты говоришь так, потому что желаешь мне добра, Генри. Но прошу тебя не оскорблять моего жениха.
   Он сокрушенно качал головой.
   – Эдвина, если бы ты послушалась меня и вышла замуж за виконта Белвуда, ты бы не оказалась в столь незавидном положении!
   Эдвина прищурилась. Ее лицо приняло то решительное и упрямое выражение, которое стало уже хорошо знакомо Прескотту.
   – Повторяю тебе в сотый раз, Генри: у меня нет ни малейшего желания выходить замуж за виконта Белвуда…
   – Ты сама не знаешь, во что ввязываешься, Эдвина!
   Эдвина положила руку на плечо кузену.
   – Генри, – проговорила она твердо. – Я уже давно не школьница. Уж кому-кому, а тебе должно быть известно, что я в состоянии думать своей головой.
   – Но…
   – Хватит, Генри. Если я выбрала мистера Дивейна, значит, я сделала это обдуманно, взвесив все «за» и «против». Оценив его как своего потенциального партнера, я пришла к выводу, что стать его невестой – в моих интересах. Я признательна тебе за твою заботу, но желаю, чтобы ты больше доверял моему суждению.
   Спокойные слова Эдвины пришлись по душе Прескотту.
   Чего нельзя было сказать о кузене Генри. Его лицо покрылось красными пятнами, он то сжимал, то разжимал кулаки. Своей наружностью двоюродный брат Эдвины напоминал германца: у него были светло-голубые глаза, светлая кожа и белокурые волосы, постриженные коротко, на греческий манер. Для Генри была также характерна чисто немецкая педантичность. В его облике нельзя было найти никакого намека на нудную напыщенность, свойственную английским джентльменам.
   Через мгновение Генри вскинул голову и кивнул в знак согласия:
   – Как тебе будет угодно.
   Очевидно, Генри уважал Эдвину. И Прескотт не мог не отдать должное его здравомыслию.
   Одарив Генри благодарным взглядом, который способен был растопить и каменное сердце, Эдвина повернулась к Прескотту:
   – Итак, еще раз, мистер Дивейн, познакомьтесь с моим двоюродным братом, мистером Бланчардом. Генри, это мистер Дивейн, мой жених.
   Прескотт вежливо кивнул Бланчарду, решив воздержаться от рукопожатия. Хотя раз выяснилось, что Эдвина привязана к своему кузену, Прескотт будет стараться относиться к нему с должным почтением. Если только Генри сам своим поведением все не испортит.
   – Как продвигаются наши дела в Кембридже, Генри? – поинтересовалась Эдвина, очевидно, пытаясь сменить тему. – Все идет так, как мы планировали?
   – Разве сейчас уместно обсуждать дела, Эдвина? – сказал Генри, которому было неловко от вопросов Эдвины.
   – Я не стыжусь своего участия в деловых предприятиях. А ты стыдишься?
   Генри, видимо, стало еще больше не по себе.
   – Нет, что ты. Разумеется, нет.
   – Ну и как, сделка совершилась? – спросила Эдвина, не скрывая своего нетерпения. – Мы получили землю в собственность?
   «Мы»! Значит, Эдвина и Генри вместе занимаются куплей-продажей земли. Они партнеры по бизнесу. А может, ее кузен рассчитывает на нечто большее? Нет – учитывая, что он хотел, чтобы она вышла замуж за Белвуда.
   Генри понурил голову и тяжело вздохнул:
   – Все пропало. Полетело псу под хвост.
   – Ах! – Эдвина постаралась не показать виду, что расстроена этой новостью. Но Прескотт видел, что она ожидала совсем другого ответа. – Но договор был у нас почти в кармане! Что именно там произошло?
   Бланчард скрестил руки на груди и повел плечом.
   – Что я им ни говорил – все не так. Они с самого начала приняли меня в штыки. – Генри поморщился от досады и скривил губы. – Как такое могло случиться? Мы же столько времени успешно вели с ними переписку! Казалось, что все на мази. – Бланчард с недовольной миной покачал головой. – Я уверен, что тот самый парень – Линер – имел на меня зуб. Как только я приехал, он предложил пойти с ними в таверну. Наверняка они хотели подпоить меня, чтобы вывести из игры.
   – О Господи, Генри! – раздраженно воскликнула Эдвина. – Неужели ты отказался пойти с ними в таверну?
   – Разумеется. Я пришел туда по делу, а не для того, чтобы напиться и веселиться с людьми, стоящими ниже меня на социальной лестнице. – При этих словах кузен Эдвины мрачно взглянул в сторону Прескотта.
   – Генри, следи за тем, что говоришь, – предупредила Эдвина.
   Увидев расстроенное лицо Эдвины, ее кузен воскликнул:
   – Только, пожалуйста, не пытайся убедить меня в том, что эти люди пошли на попятную и не заключили со мной соглашение из-за того, что я не захотел вместе с ними пьянствовать! Это вздор чистейшей воды!
   Эдвина посмотрела на Прескотта, ища у него поддержки. Отвернувшись и глядя в сторону, на залитый лунным светом сад, Прескотт невозмутимо заметил:
   – Есть такие люди, которые не продадут тебе и тощей хромоногой кобылы, покаты с ними не выпьешь. Это неписаное правило. Совместная выпивка рассматривается как проявление взаимного уважения и доверия между сторонами.
   – Проявление уважения? – презрительно фыркнул Бланчард. – Какое все это имеет отношение к делу? – Он поднял вверх указательный палец. – Самое главное, от чего зависит совершение сделки, выгодно ли это сторонам в финансовом плане. Если выгодно, то договор заключается. Если нет – сделка не состоится. Уважение здесь ни причем.
   Эдвина продолжала расспросы:
   – Ты не выяснил, имелись ли у них другие покупатели, Генри?
   – Мы были единственными претендентами на эту землю. Что делает их решение еще более нелепым.
   – В таком случае, возможно, еще не все потеряно… – Эдвина задумалась, кусая губы.
   – Ты знаешь, Эдвина, чем больше я размышляю над этим, тем больше склоняюсь к мнению, что мы вполне сможем обойтись и без этой земли, – заявил Бланчард. – Я понимаю: ты очень долго вынашивала свои планы. Но не слишком ли это крупное вложение капитала?
   – Да. Но прибыль от этого вложения ожидалась немалая. Очень немалая, Генри, – решительно возразила Эдвина. – Не говоря уже о том, что мы принесли бы огромную пользу обществу. Кембридж – место перспективное, стремительно развивающееся. Нужда в жилищном строительстве там огромна. Этот проект полезен для всех. А больше всего – для нас с тобой. – Эдвина отвернулась, стараясь не показывать, как сильно она расстроена. – Давай продолжим этот разговор завтра. Когда у нас будет время все тщательно взвесить и наметить новые шаги.
   Бледные щеки Бланчарда вспыхнули. Указывая пальцем на Прескотта, он заявил:
   – Я предпочел бы поговорить с тобой о том, как ты… – он замешкался, подыскивая нужное слово, – докатилась до того, что связалась с этим…
   – Генри… – с угрозой в голосе проговорила Эдвина.
   Бланчард снова скрестил руки на груди – видимо, это была его любимая поза.
   – А что такого? Он явно не нашего круга! Так что вопрос резонный.
   – Я сама выбрала мистера Дивейна, – заявила Эдвина решительным тоном, – придя к выводу, что мне пора выйти замуж во второй раз. Мистер Дивейн – достойный человек с прекрасным характером…
   – Ты предпочла его? – спросил Бланчард потрясение – Если тебе так приспичило снова выскочить замуж, я готов был бы сам на тебе жениться.
   От улыбки, которой одарила его Эдвина, повеяло холодом.
   – Как это мило с твоей стороны, Генри.
   – И это все, что ты можешь мне сказать?.. – ахнул Бланчард. У него был такой жалкий вид, что Прескотт от души посочувствовал ему.
   – Что бы ты там ни говорил, я выбрала именно мистера Дивейна. В нем есть нечто большее, чем внешний лоск и показная мишура. Он надежен и обладает здравомыслием.
   Прескотт с удовольствием слушал, как Эдвина защищает его перед кузеном. И что Прескотта особенно порадовало: она говорила не о его природном обаянии и умении красиво танцевать, что обычно привлекало к нему остальных женщин. Эдвина оценила качества его ума и благородство его характера. Как приятно, когда о тебе так отзываются! Пусть даже это всего-навсего искусная игра – и ничего больше…
   – Кроме того, – невозмутимо продолжала Эдвина, – мистер Дивейн хорошо ко мне относится, и я признательна ему за заботу и внимание. Он человек прекрасной души – добрый и отзывчивый, верный и порядочный. В чем ты сам сможешь убедиться, как только познакомишься с ним поближе.
   – Познакомлюсь поближе? – У Бланчарда был такой вид, как будто его, того и гляди, хватит апоплексический удар.