Роджерс Розмари. Распутница

   «Чего он хочет от меня? Зачем он делает это со мной?» – с отчаянием думала я. Я внезапно вспомнила старую балладу «Демон-любовник» и внутренне содрогнулась. Великий Боже, кто этот демон, которого я должна больше всего бояться: моя собственная похоть или мужчина, который пробудил ее во мне? Но даже в то время, как в моем сознании пробегали эти тревожные мысли, мое тело реагировало иначе. Стоя на коленях, я прижималась к Блейзу, к его крепкому мужскому телу. Я цеплялась за него (и, по правде говоря, отчаянно) хотя бы для того, чтобы не упасть, а он яростно целовал меня, намотав прядь моих волос себе на кулак. Я почувствовала, что если не уступлю, то он сломает мне шею.
   Уступлю… Я в самом деле уступила или просто мной овладела алчность? Желание испытать хотя бы еще раз то неописуемое наслаждение, когда я чувствовала, что вот-вот выскочу из собственного тела. Я услышала, как из моей груди вырвался стон – протяжный стон, напоминающий крик животного. Я и ощущала себя тогда животным. Я начала трогать Блейза так же, как он трогал меня, – нетерпеливо, жадно. Странно, но я чувствовала себя весьма осведомленной в той области, которой я, конечно, не могла знать, – я знала, где и как его ласкать. Теперь я смело прикасалась к Блейзу, я хотела видеть и чувствовать его. Я была как будто в полусне, в трансе. Время остановилось, или я попала в центр замкнутого круга, за пределами которого осталось все и вся, включая реальность.
   – Ты быстро учишься, не правда ли? Или ты уже тренировалась раньше? – Блейз почти прорычал эти слова, оторвав свои губы от моих. Но не успела я ответить, как он схватил меня за бедра, взгромоздил на себя и откинулся на спину. Я смотрела на его непроницаемое лицо – стыдно сказать! – открыв рот от неожиданности. – Ты ведь лишилась своего коня, да и я уже на тебе скакал. Так что смею предложить себя. Или тебе еще не приходилось ездить на таких скакунах, моя милая распутница?
   Я побледнела, почувствовав, как Блейз нетерпеливо ерзает подо мной.
   – Я не буду… – начала я дрожащим от ярости голосом и поднесла руку к его лицу, пытаясь выцарапать глаза. Однако Блейз неуловимым быстрым движением перехватил мои руки и, глядя в лицо, задержал на бесконечно долгий миг. Затем Блейз притянул меня к себе и развел наши руки далеко в стороны. Мы по-прежнему смотрели друг другу в глаза – на этот раз очень внимательно.
   Я никогда не узнаю, о чем он думал в эти мгновения, и никогда не скажу ему, о чем думала я. Как я теперь понимаю, есть мысли и чувства, о которых не нужно говорить вслух. Весь мой праведный гнев иссяк, когда я с болезненной ясностью поняла, какие темные смерчи клубятся в глубине его сознания, которую мне, возможно, не дано измерить.
   А Блейз продолжал меня поражать и… сбивать с толку. Все еще не отрывая от меня глаз, он поднес к губам мои руки и с бесконечной нежностью поцеловал каждый синяк, приговаривая:
   – О Боже! Бедная маленькая Триста! Бедная девочка, которая так стремится все узнать! Кто-то должен был предупредить тебя, что надо быть осторожнее… кто-то должен был предостеречь против таких испорченных и бессовестных людоедов, как я. Видишь, что получилось? Тебя изнасиловали, и я думаю, что вскоре изнасилуют снова. Черт возьми, но у тебя все такое узкое и шелковистое! И для девственницы, коей ты была еще два часа назад, ты слишком хорошо знаешь, как раздразнить мужчину. Ты…
   Я медленно и даже, пожалуй, томно передвинулась и, услышав прерывистое, хриплое дыхание Блейза, в который раз поразилась ощущению своей власти над ним. Дразня его, я застыла на одно бесконечно малое мгновение и опустила бедра, позволив ему войти в меня глубоко-глубоко. Уже по собственной инициативе я наклонилась, чтобы провести сосками по его груди, и почувствовала, что внутри меня стало очень тесно. Мои раздвинутые бедра дразнили его взгляд. Блейз внезапно притянул меня к себе, и наши тела тут же обрели единый ритм, вздымаясь и опускаясь, как морской прибой. Мы превратились в две океанские волны, которые, слившись воедино, все поднимаются и поднимаются к немыслимым высотам и замирают, прежде чем со всей силой яростно обрушиться на берег в потоках белой пены.
   Потом, когда все кончилось, я рухнула на тело Блейза, слабая и измученная, чувствуя, как сильно бьется его сердце.
   Я еще не думала о том, что будет после. Меня это не заботило – пока не заботило! Я все еще не могла прийти в себя. Почему бы мне и дальше не лежать вот так – положив голову на плечо обнимающего меня любовника?
   Но конечно, мы оба понимали, что дольше это продолжаться не может. Времени уже совсем не осталось, и если кто-нибудь обнаружит нас здесь – что тогда? Произойдет дуэль или убийство? Может быть, чтобы искупить вину, Блейз предложит жениться на мне – хотя я почти наверняка отвергну его, что бы там ни говорили! Никогда не смогу жить в неопределенности, терпеть его вечно меняющееся настроение и высокомерие, не говоря уже о том, что он все делает по-своему, не обращая внимания на мои чувства.
   – Нет! – вслух сказала я и посмотрела в ленивые золотисто-зеленые глаза Блейза. Прищурившись, он задумчиво глядел на мое нахмуренное лицо.
   – Нет? Боюсь, что я ничего не спрашивал! Тем не менее… все было просто восхитительно… – Он резко выпрямился и помог мне встать на ноги. Блейз двигался легко, как огромная кошка или кобра, готовящаяся к броску. Мгновение его глаза смотрели на меня, пожалуй, почти с сожалением. Затем он, приподняв рукой мой подбородок, запечатлел на моих губах легкий поцелуй, совсем непохожий на поцелуй любовника.
   – В следующий раз будь осторожнее с выбором мужчины, Триста. Ты можешь разбудить такого дикого зверя, который сожрет тебя целиком. – И он отвернулся, чтобы взять свою одежду, не оставив мне другого выбора, кроме как закусить губу и последовать его примеру.

Глава 6

   Нежный организм юной леди слишком долго подвергался действию палящего послеполуденного солнца. А ехать с непокрытой головой, без шляпы, было по меньшей мере неосмотрительно, если не сказать больше. Ведь известны случаи, когда люди умирали от солнечного удара! Именно это строгим тоном сказал мне поспешно вызванный доктор Уайз. ^[4]Какой невыносимой должна быть жизнь у его несчастной жены и дочерей, которым никогда (как сообщил мне доктор) даже и в голову бы не пришло ехать верхом без сопровождения конюха!
   К своему стыду, я должна признаться, что совсем по-детски состроила гримасу, когда доктор отвернулся, чтобы написать инструкции по моему «лечению». Это заметила одна из служанок, которой пришлось, чтобы скрыть смех, срочно закашляться. И добрый доктор тут же выписал еще один рецепт – лекарства от кашля!
   В конце концов, благодарение Богу, меня оставили одну в темной комнате, «чтобы немного поспать». Я уже тогда ненавидела темноту, и если бы знала, что мне это сойдет с рук, то сразу бы распахнула все эти тяжелые ставни и раздвинула портьеры. О, если бы я и в самом деле могла заснуть, прогнав все темные мысли и образы, блуждавшие в моей голове!
   Блейз… Нет, я все еще не хотела об этом думать. Наверное, со мной и вправду случился солнечный удар, и это привело к временному расстройству чувств. Иначе почему я, открыв глаза, даже не подумала о том, чтобы спросить Блейза, по какому странному совпадению (или несчастливой случайности) он оказался там, около меня. Я просто приняла как должное тот факт, что он находится рядом, как будто бы… «Нет! – решительно сказала я себе. – Рок имеет право на существование только в древних сказаниях!» Вероятно, я уделила слишком много внимания тем переплетенным в телячью кожу старым томам с норвежскими и греческими мифами, которые обнаружила на одной из верхних полок в библиотеке. Чего я, собственно, могла ожидать? Зевса, проливающегося золотым дождем? Аполлона? Вместо этого я, как глупая Персефона, дождалась Плутона – мрачного бога подземного мира!
   Это была его идея – рассказать всем, что я случайно упала с лошади, пошла пешком домой и вдруг почувствовала головокружение…
   – А потом тебе следует упасть в обморок. Я заметил, что женщины всегда очень вовремя падают в обморок или подвергаются приступам ипохондрии – что бы, черт возьми, это ни означало!
   – Я не буду говорить ничего подобного! Я никогда в жизни не падала с лошади и тем более не падала в обморок и не впадала в ипохондрию!
   – Неужели? Ну, всегда что-нибудь делаешь впервые. А сегодня у тебя было целых три возможности в этом убедиться, разве нет?
   Как страстно я тогда желала треснуть по его ухмыляющейся физиономии или хотя бы сказать Блейзу, кто он такой! Но к несчастью, это было невозможно: я ехала на его лошади, тесно прижимаясь к его груди. Но какая же он подлая, отвратительная скотина! Я никогда…
   Блейз прервал мои мрачные размышления:
   – Конечно, если ты можешь придумать лучшее объяснение своему… ну, скажем мягко, растрепанному виду, не говоря уже о пятнах зелени на платье…
   Платье действительно было совершенно измято, а волосы свисали неровными клоками. И думать не хотелось о том, как я сейчас выгляжу. Скрипя зубами, я вынуждена была признать, что он прав.
   Блейз Давенант. Чуть раньше, когда он с холодным и вежливым видом провожал меня в рощу, где была привязана его лошадь, он соизволил назвать мне свою фамилию:
   – Конечно, всегда к вашим услугам, мисс… э… Виндхэм, не так ли?
   Я поняла, что тем самым он мягко напоминает мне о том, что до сегодняшнего дня мы как бы не были знакомы. Но я же не настолько глупа! Кроме того, его внезапно появившаяся чрезмерная вежливость начинала действовать мне на нервы. И что только в нем могло меня так сильно привлекать?
   Я попыталась скрыть свои сложные чувства, задав Блейзу вопрос в лоб:
   – А каким образом, смею вас спросить, вы объясните свое появление, когда привезете меня домой? Откуда вы вообще тут взялись? – Говоря об этом, я внезапно вспомнила о тете Чэрити – может быть, он думал найти ее здесь? На меня волной накатило странное чувство – то ли вины, то ли ревности.
   Ну конечно, думала я, беспокойно ворочаясь в постели в своей чересчур жаркой комнате. Я должна была догадаться: у него есть совершенно законный предлог для присутствия здесь независимо от того, какова тому действительная причина. Если бы только я никогда не встречала его раньше… я сегодня не наткнулась бы на него! «Вы мчались как сумасшедшая», – сказал он. Может быть, это какой-то примитивный инстинкт гнал меня на встречу с ним?
   Он сейчас здесь, в этом доме, думала я. Внизу, с папой. Показывает ему эскизы, которые сделал сегодня утром. Подумать только, Блейз – художник!
   – Даже если вы вывернетесь, сказав, что знакомы с хозяевами этого поместья, то уж эта часть вашего рассказа звучит совершенно неправдоподобно! – говорила я ему. – Знаете, вы нисколько не похожи на… на того, кто обладает чувствительностью или талантом художника! Вы больше похожи на… на одного из мавританских пиратов, которые ограбили половину Европы!
   Я меньше всего ожидала, что он рассмеется – причем с явным удовольствием.
   – А в ваших исторических книгах сказано, что эти мавританские пираты также захватывали самых красивых девушек из городов, которые они грабили? – И пока я возмущалась, Блейз добавил уже совсем другим тоном: – Может быть, правда, что все мы раньше жили в другие времена и в других местах – и именно тогда мы и встретились впервые. И я уверен, что тогда насиловал бы вас бесчисленное множество раз и всеми мыслимыми способами – до тех пор, пока вы мне не надоели бы, конечно!
   Я была в каком-то трансе, но последнее бесцеремонное замечание вернуло меня к неприглядной реальности.
   – Вы действительно совершенно отвратительны! – Я сказала это с максимально возможной холодностью, стараясь не обращать внимания на то, что Блейз находится в опасной близости от меня, а руки его касаются моей груди.
   – Конечно, дражайшая мисс Виндхэм! Но думаю, это для вас не новость, не так ли? И тем не менее вы предложили мне свое девственное тело и нерастраченные чувства – именно мне, а не кому-то другому! Ради Бога, скажите, маленькая идиотка, почему? И что, черт возьми, вы станете делать, если забеременеете? Как теперь выйдете замуж за человека, которому нужна невеста-девственница? Вам или следовало сидеть по ночам взаперти, а днем ходить в сопровождении дуэньи, или иметь хоть немного здравого смысла, чтобы выбрать кого-то более подходящего для этой цели, чем я. Этакого джентльмена, который мягко похлопал бы вас по плечу и сказал бы, что хотя вы не в себе, но можете полагаться на него – он, конечно, никогда не воспользуется тем, что леди находится в расстроенных чувствах!
   – Нет… не надо! – Если бы это было возможно, я бы заткнула ему рот. Почему, ну почему он так себя ведет? И как можно так быстро меняться? – Нет необходимости напоминать мне о… о… – Сделав глубокий вдох, я заговорила более ровным голосом: – В любом случае возможные последствия вас вряд ли будут касаться, потому что… потому что, как вы снова мне напомнили, вы… вы такой, какой вы есть! Если позволите, я не хотела бы говорить об этом – о том, что между нами произошло.
   Мне показалось, что я слышала, как он тоже глубоко вздохнул и сказал сухим, лишенным эмоций тоном:
   – Прошу прощения, мисс Виндхэм. Конечно, вы совершенно правы, и я могу заверить вас, что впредь не стану проявлять подобной дерзости.
   Я молчала.
   – Надеюсь, вам достаточно удобно? – добавил он. – Дом уже вот-вот покажется.
   – Неужели вы действительно бывали здесь раньше? – не удержалась я от вопроса и быстро добавила, чтобы продлить разговор: – Мы сегодня ждем на ужин гостей, но я уверена, что папа захочет выпить с вами бокал хереса…
   – Но ведь я приглашен на ужин! Вы разве не видели списка гостей? Я прихожусь четвероюродным братом или чем-то в этом роде графине, которая, как я понимаю, является мачехой вашей подруги. Думаю, это она устроила, чтобы меня пригласили. Она очень важная персона – моя кузина Корнелия, вы не находите?
   Сказать, что я была шокирована – значит, ничего не сказать. Это известие меня просто ошеломило. Ведь он аболиционист, курьер организации, которую называют «Подземной железной дорогой»! Как такое возможно? Разве что он выдает себя за другого человека… Разве что…
   – Но… но ведь семья Мачехи из Южной Каролины! – крикнула я и попыталась, рискуя жизнью, повернуться, чтобы увидеть выражение лица Блейза. – У них есть рабы, и у всех их друзей тоже, так почему же вы…
   – Осторожнее!
   Я едва не вылетела из седла, и руки Блейза сжали меня сильнее.
   – Вы очень неловки… Да сидите же спокойно, черт возьми! Помнится, вы говорили, что умеете ездить на лошади!
   – Но я ничего не понимаю! Как же вы стали?..
   – Боюсь, что для долгих объяснений нет времени, мисс Виндхэм. – Голос его звучал сухо. – Особенно учитывая то, что нас уже почти обнаружили… Как я понимаю, сюда едут Хэм и Рекс. Но кое-что я все же могу вам сказать, учитывая то, что вы и сами скоро многое узнаете. Да, моя семья действительно с Юга – по отцовской линии. И любая дама с Юга скажет вам, что мы с ней состоим в той или иной степени родства. Пожалуй, тут доходит до кровосмешения. Но… но я считаю, что никто не должен никем владеть, Триста. И это все, что я хотел вам сказать.
   Услышав эту последнюю решительную фразу, я замолчала. Тут к нам подскакали два конюха. Когда они увидели меня и узнали моего так называемого спасителя, на их лицах появилось облегчение.
   – Мистер Блейз! Добро пожаловать! А вы, мисс… ваш папа очень беспокоился… хотя я не сразу сказал ему, что лошадь вернулась домой одна.
   Я видела, что Хэм избегает моего взгляда, и невольно покраснела. Вероятно, он поехал меня искать и увидел… О Боже! Что же он увидел?
   – Мы не ожидали, что вы снова навестите нас так скоро, мистер Блейз. Мы все думали…
   – Чего там думать, Рекс! Мистер Блейз и молодая леди хотят вернуться в дом. Вишь, как они смотрят туда?
   Насколько я помню, на этом разговор закончился. Блейз Давенант – чопорный незнакомец, которого я только что встретила, – вернул меня в прохладу дома и любезно все объяснил за меня бедному папе, который выглядел ужасно обеспокоенным и расстроенным.
   К счастью, никто из приглашенных еще не успел приехать, а стало быть, не мог и заметить моего жалкого вида. Пожалуй, это было единственное, в чем мне повезло. Приехали ли они сейчас? А Мачеха – как мог Блейз быть родственником такой женщины? Несомненно, она сунет и в это дело свой длинный нос и вместе с надутым доктором Уайзом станет осуждать меня за поездки без сопровождения. А Фернандо… Нет, я и так уже о слишком многом передумала, мысли кружатся в голове, как жужжащие мухи. Мне стало жарко, я задыхалась в закрытой комнате, а все тело, каждая его клеточка ныли и болели. Конечно, это моя ошибка, как саркастически напомнил мне Блейз. Я сама предложила ему себя, а беспринципный негодяй поспешил этим воспользоваться.
   «Я насиловал бы вас бесчисленное число раз и всеми мыслимыми способами…» Почему мне запомнилась даже интонация его голоса? И теперь, когда он меня лишил девственности и изнасиловал… надоела ли я ему?
   «Ты просто дура, глупая дура!» – устало повторял мне внутренний голос. Он без всякой жалости напомнил о возможных последствиях. У него, конечно, нет совести – он это ясно продемонстрировал. Я встала и подошла к туалетному столику. Доктор оставил там темно-коричневую бутылку с этикеткой «Лауданум. Две капли на стакан воды или слабого чая». Ну что ж, вода есть. Две капли – вот они! А теперь я, возможно, засну, как предписано, и перестану перебирать в памяти то, что случилось и что уже нельзя изменить или забыть.

Глава 7

   Я снова видела во сне тигра и снова бежала, задыхаясь от бега. Была ночь, и я могла разглядеть лишь золотистые полосы на его гладкой шкуре. Зверь не отставал, зеленые огни глаз маяками светились в окружавшей меня живой, дышащей темноте. Почему он до сих пор не схватил меня? Я почувствовала, что падаю, лечу сквозь пустоту, пронизанную тонкими лучами света, и вновь оказываюсь лицом к лицу с ним – с пылающим тигром из поэмы Блейка. Внезапно я понимаю, что уже схвачена и съедена моим тигром, так что мы теперь с ним одно целое – я и тигр вместе в одной шкуре… «Я всегда буду твоя, и ты всегда будешь мой. И если мы потеряем друг друга, то всегда найдем друг друга снова, поскольку мы можем изменяться, не изменяясь, и в то же время оставаться одним целым». Эти невысказанные слова проникали в сознание, возникали в сознании. И я знала, что всегда была тигром, а он мной.
   Я проснулась вся в поту. Я давно поняла, что временами могу постигать определенные вещи, хотя скоро научилась никому не говорить, что вижу «эти картины», как называла их, когда была моложе. В конце концов, на самом деле никто не хочет знать будущее! Люди больше боятся того, что будет, чем того, что может быть. Да и как ребенок может объяснить подобные вещи? Меня стали называть брухой, то есть ведьмой, и креститься при моем появлении, и вскоре я перестала рассказывать о своих снах, даже если об этом просили. Настолько ли я сама любопытна, чтобы поинтересоваться, что означает для меня именно этот сон? Или я это уже знала?
   Через некоторое время дрожь и головокружение, как всегда, прошли… И только тогда я заметила, что сбросила на пол все простыни и лежу, свернувшись калачиком и уткнувшись головой в колени. Нет, больше никаких капель с опиумом! Потянувшись всем телом, я расправила затекшие члены и глубоко вздохнула. Подойдя к окну, я отодвинула тяжелые шторы, открыла деревянные ставни, а затем и сами окна и вдохнула прохладный вечерний воздух. Встав на колени на скамейку у окна и выглянув наружу, я увидела оранжевые полосы света, льющиеся на зеленую траву из окон нижнего этажа. Часы пробили, и я с удивлением поняла, что еще достаточно рано. Сколько же длился этот сон?
   – И чего ты торчишь у окна? Разумеется, ты не так больна, как об этом говорят, – ты ведь вообще никогда не болеешь!
   – Мари-Клэр!
   – Прошу прощения, что не постучалась, но мне нужно тебя видеть. Как ты знаешь, мне больше не с кем поговорить, а у меня столько всего накопилось! Почему ты не пришла на ужин? Что-то сомнительно, чтобы тебя хватил солнечный удар или сбросила лошадь! Ты не хотела видеть Фернандо?
   Зажигая лампы, Мари-Клэр носилась по комнате как вихрь. Задав один вопрос, она не давала мне на него ответить, потому что тут же задавала следующий. Зная ее привычки, я оставалась там, где была, на скамейке у окна. Мари-Клэр беспокойно вилась вокруг меня – прекрасная бабочка в элегантном платье из тафты.
   – Ну что? – наконец спросила Мари-Клэр, переставив все в комнате по своему вкусу. – Должна заметить, что ты вовсе не похожа на больную! Чем ты тут занималась, пока торчала в деревне? А ты не хочешь узнать, что делала я?
   Я подумала, что скорее предпочту выслушивать рассказ о ее приключениях, чем предаваться размышлениям о своих безумных поступках, и пожала плечами.
   – Конечно, хочу! Но, знаешь ли, ты мне не давала такой возможности…
   – Знаю, знаю! Но ты ведь понимаешь, в каком я сейчас положении? Я ничего не могу поделать. Ты так и не хочешь ничего узнать? До сих пор боишься?
   – Ты говоришь так быстро, что я не могу понять и половины! Я-то почему должна бояться? Думаю, что это ты должна быть осторожна! Той ночью…
   – Да, той ночью! Это было совершенно потрясающе, я просто наслаждалась опасностью. А сегодня! Знаешь, я именно поэтому решила убедиться, что ты вовсе не больна. И я прощу тебя за то, что ты пропустила ужин, если ты оставишь свою дверь незапертой – просто так, на всякий случай! – Мари-Клэр игриво посмотрела на меня. – Правда, если ты будешь занята с Фернандо… – Поймав мой взгляд, она захихикала. – Неужели ты думаешь, что я стала бы возражать? Конечно, нет! И ты была дура, что не поощрила Фернандо, когда в ту ночь я направила его к тебе в библиотеку!
   – Подожди! – Я прижала ладони к ушам. – Мари-Клэр, я не понимаю, о чем ты говоришь. Я отношусь к Фернандо как к брату, и…
   – Но он-то относится к тебе по-другому! Думаешь, я не заметила, как он на тебя смотрит? Или ты на него? В общем, мне это все равно, хотя я, конечно, буду очень осторожна, чтобы избежать скандала. Так что… пожалуйста, Триста, ты моя единственная настоящая подруга и единственная знакомая, которая мне не завидует. Я могу тебе доверять, и ты поможешь мне – ведь правда? – Понизив голос, Мари-Клэр подошла ко мне настолько близко, насколько позволяли ее юбки с кринолином. Я могла ощущать аромат фиалок, который соответствовал цвету ее отороченного кружевами платья. – Ну пожалуйста, Триста! – канючила она так же, как всегда. – Он сейчас здесь, в этом доме. Кто знает, когда мы сможем следующий раз увидеться? Я же выхожу замуж и должна уехать в это чертово свадебное путешествие.
   – Должна уехать? – Я пришла в ярость, и у меня немедленно начала болеть голова. – В последний раз, когда мы с тобой говорили насчет медового месяца, ты сказала, что не хочешь возвращаться из Европы. Если ты нашла мужчину, который дорог тебе, то почему бы тебе не выйти замуж за него?
   – Тебе этого никогда не понять! – драматически воскликнула Мари-Клэр. – Но ты мне поможешь? – тут же другим тоном добавила она. – Скажи, что поможешь! А я спущусь и сообщу им, что я тебя разбудила и что ты чувствуешь себя намного лучше – это ведь действительно так. Я тебе обещаю, что все объясню сразу, как только смогу. И…
   – Нет! – твердо сказала я и смело посмотрела в ее изумленные глаза. – Если я не буду с самого начала знать, во что вовлечена, то отказываюсь участвовать в этой опасной интриге. Ты можешь передумать. Тебе не стоит выходить за Фернандо. У тебя же есть выбор…
   – У меня есть выбор? Что ты понимаешь! Ах, какая же ты все-таки наивная! Ты ничего не знаешь о жизни, кроме того, что написано в твоих дурацких книгах! А жизнь не всегда похожа на то, что написано в книгах, я это поняла уже давно. Я наслаждаюсь тем, чем хочу, но при этом делаю то, что должна делать. Как, пожалуй, мой папа… У него есть титул, но нет денег. Так что же ему оставалось делать, как не жениться на богатой женщине? Нужно быть практичной. Я вовсе не хочу вести нищенскую жизнь! Жизнь – это рынок: кто энергично торгуется, тот получает прибыль, а остальные… – Мари-Клэр пожала плечами и с вызовом посмотрела на меня. – Ну? Так ты мне поможешь или нет? Ответь мне сейчас же!
   В первый раз с тех пор, как мы познакомились и подружились, она была со мною так откровенна, подумала я.
   – Я помогу – ты, очевидно, это уже поняла. Но стоит ли он того, чтобы так рисковать? Что это за человек? Уж он-то, во всяком случае, должен понимать, что подвергает опасности твое будущее, кто бы он ни был!
   – Ты еще не догадалась? Ну конечно – ведь ты весь вечер проспала крепко, как ребенок! Слишком переутомилась… – Мари-Клэр коротко рассмеялась. Смех ее звучал отчужденно. – И благодарение Богу, ты была в своей постели, иначе… Кто знает, что могло бы случиться? Почем я знаю? Я хочу его… и собираюсь сохранить его даже после того, как выйду замуж за Фернандо. Наверное, я должна быть благодарна судьбе, если мой будущий муж думает, что этот человек – всего-навсего изнеженная, избалованная личность, которая пишет стихи, рисует картины и предпочитает общество мужчин обществу женщин! Это дает возможность…
   – Рисует картины? – непроизвольно повторила я. – И я знаю этот образец совершенства?
   Уже задавая этот вопрос, я знала ответ на него.
   – Конечно, знаешь! – смеясь, сказала Мари-Клэр. – Насколько я понимаю, именно он нашел тебя в бессознательном состоянии и привез сюда. Что ты о нем думаешь? Ты что-нибудь помнишь? Как он тебе? – Ее взгляд скользил по моему лицу. – Непонятно, отчего у тебя такой ошеломленный вид! Или ты смотришь осуждающе? Твое счастье, что он приехал за мной сюда. В конце концов, если бы он тебя не нашел, последствия твоего солнечного удара могли быть куда хуже! Разве тебе не кажется, что он заслуживает с нашей стороны некоторой благодарности?