— Я непременно захвачу их в кафе — посмотришь и выберешь себе те, что понравятся, — с подкупающей добротою в голосе объявил он по телефону.
   Против такого довода девушка устоять не смогла…
   Наконец на витрине попалась какая-то зажигалка в симпатичной коробочке. Продавец завернула ее в нарядную упаковку и Петровская нехотя застучала высокими каблучками к выходу.
   — Ты как всегда неотразима!.. — расплылось в улыбке лицо Антона.
   Преподнеся цветы, он взял стройную девушку под руку и важно повел вдоль узенькой, примыкающей к широкому проспекту, улочки. Вскоре парочка спустилась в небольшой ресторанчик, расположившийся в подвале старинного, красивого здания. И в фойе, и гардеробе, где они оставили верхнюю одежду, и в бесчисленных закоулках таился приглушенный свет и витал приятный аромат. Однако муляжи антикварной утвари, разбросанные по стенам и углам дизайнерской мыслью; сводчатые, расписные потолки, и едва слышное, льющееся откуда-то сверху, русское хоровое пение, придавали заведению вид трактира и одновременно монастырской обители.
   В одном из отдельных залов, их поджидал, заказанный на двоих, столик.
   — Прошу, — галантный кавалер любезно пододвинул стул, продолжая суетиться вокруг и ухаживать. Сам же, устроившись отчего-то не напротив
   — через крохотный круглый столик, а рядышком — сбоку, довольно спросил:
   — Чувствуешь забытый национальный колорит?
   Эвелина пожала плечами, оглядываясь по сторонам, и ничего не ответила. Кругом царил полумрак — из многочисленных и едва различимых элементов оформления погребка, почему-то приглянулась лишь небольшая, почти квадратная картина, как раз, под которую и уселся Князев. На холст косо падал шальной лучик света, освещая портрет старого седого человека, с мягкими чертами лица. Выцветший сероватый армяк свисал с худых плеч, правая рука крепко сжимала такой же старый деревянный посошок. Удивительно мудрым и проницательным взглядом пожилой мудрец смотрел прямо на нее…
   Вскоре появился официант, одетый в лиловую атласную косоворотку. Приткнув где-то сбоку поднос, расписанный под хохлому, он зажег три свечи, неровно торчавших в медном канделябре, сработанном под старину. Затем стал живо подавать одно за другим блюда русской национальной кухни, а под занавес суетной миссии откупорил бутылку шампанского, наполнил два широких фужера, многозначительно улыбнулся и, пожелав приятного вечера, растворился в темноте.
   — Ты получил премию? — поглядывая на уставленный дорогими яствами стол, поинтересовалась девушка.
   — На зарплату не жалуюсь, — заявил он и, широко улыбнулся: — Итак, я с нетерпением жду поздравлений…
   Она с готовностью вынула из сумочки подарок, положила его перед ним.
   — Это тебе. Поздравляю.
   На миг оторопев от знака внимания, тот с благоговением прикоснулся к коробочке и с торжественной неторопливостью развернул шелестевшую и переливавшуюся всеми цветами радуги бумагу…
   — Зажигалка?.. — в изумлении вскинул брови Антон, да тут же подавил в себе удивление и нашел деликатно-шутливый выход: — Придется научиться курить — ради тебя я готов на любые жертвы!
   И только сейчас девушка поняла: выбирая подарок, думала совсем не об этом человеке…
   Они выпили шампанского, после чего именинник с грустью признался:
   — Знаешь, я хочу извиниться… Закружил меня сегодня Серебряков — обещал полноценный выходной по случаю дня рождения, а получилось черте что… Одним словом, не сумел я заскочить домой за фотографиями, так и остались они лежать на письменном столе.
   Эвелина вздохнула. Приняв приглашение, она ехала сюда исключительно ради этих старых снимков… Теперь же оставалось слушать словоохотливого собеседника, да откровенно скучать.
   Он и вправду взялся без умолку болтать, часто перескакивая с одной темы на другую. Вначале она пыталась следить за нитью беседы, невпопад и односложно отвечала на вопросы, ковыряя вилкой какой-то салат со свежей зеленью, а затем попросту отвлеклась, забылась, размышляя о своем…
   Но скоро визави, будто угадывая ее настроение, замолчал, деловито наполнил бокалы и предложил неожиданный тост:
   — Я хотел бы выпить за нашего Константина.
   — С удовольствием, — с готовностью поддержала она почин.
   Поставив на стол пустой фужер, Эвелина вдруг почувствовала мимолетное, точно случайное прикосновение руки Князева к своему бедру. Не придав тому значение, она снова посмотрела на картину с изображением пожилого человека. «Вспомнила! Это «Портрет странника»… Нет, просто «Странник», неизвестного художника». Старик не сводил с нее глаз. Слегка прищурившись, он пристально и строго взирал сверху вниз, словно предупреждая о нависшей опасности…
   — Скажи, тебе совсем безразлично мое общество?.. — обеспокоился Антон ее отсутствующим видом.
   — С чего ты взял? — поспешно посмотрела она на именинника. — Разве я когда-нибудь об этом говорила или намекала?..
   Успокоившись, тот с грустью продолжил руладу, начала которой девушка пропустила:
   — Мне пока приходиться жить с матерью. Кстати, там же в Нейшлотском — неподалеку от Фокина. Отец умер пару лет назад, а мать больна и почти не выходит из дома. Но не в этом дело… Руководство ФСБ обещает мне в ближайшем времени новую отдельную квартиру. Надеюсь, когда вернется Костя, мы все вместе отпразднуем мое новоселье…
   «Почему он с такой настойчивостью упоминает о Косте? — пронеслось в ее голове, — или они действительно были друзьями?..»
   Ели они вяло — закусок на столе не убавлялось. А вот отменное шампанское скоро закончилось, и Князев ловко вклинил в воспоминания о детстве заказ второй бутылки. Официант в лиловой рубахе проделал уже знакомую процедуру: пробка с характерным звуком вылетела из горлышка, сизый дымок заструился над золотистой струей.
   — Костя молодчина — свое нелегкое дело знает отлично, — дождавшись ухода гарсона, поднял бокал Антон и, приблизившись к ней, шепнул у самого ушка: — Я многое мог бы рассказать о ходе операции, о ее замысловатом сюжете, но…
   Эвелина впервые за весь вечер обратила взор на собеседника с осознанной заинтересованностью.
   — Что же тебе мешает? — насторожилась она.
   Тот многозначительно повел плечами:
   — Дал подписку о неразглашении, да и обстановка здесь неподобающая — слишком уж праздная. А мужики там — в холодных заснеженных горах, во главе с Костей лишены и малой толики комфорта…
   Пока девушка пила шампанское, он мимоходом предложил:
   — Заходи ко мне в гости — живешь-то рядышком… Возьмешь фотографии, а заодно я поделюсь с тобой кое-какой информацией…
   И не дожидаясь возражения или отказа, заговорил с парадным пафосом:
   — Дорогая Эвелина! Ведь наша с тобой юность прошла на одной улице, и я склонен видеть в этом некий символический смысл. Выходит: мы очень давно знаем друг друга…
   А она внимала, опустив голову и, комментировала про себя каждую фразу: «Ну, вот и дождалась — уже «дорогая». Интересное вступление. И чем же монолог закончится?»
   — …Я ведь тебя сразу узнал в клинике. Узнал и почувствовал что-то особенное…
   «Врет. В юности он меня не знал, — незаметно усмехнулась она и опять с горечью подумала: — Боже, сколько раз мне говорилось нечто похожее! Другими словами, иными фразами, но похожее… Странно, но желание при этом возникало всегда одно: чтобы услышать это только от него — от любимого Ярового».
   Вдруг рука Князева опять коснулась ее ноги, а потом и вовсе осторожно легла на бедро. Петровскую позабавила эта наглая фамильярность. «Занятно. Константин считает его своим приятелем. Или даже другом детства, — дивилась она и еле сдерживала смех с желанием всадить в его руку вилку. — Или я ошибаюсь, и дальше флирта этот селадон зайти не решится?»
   — Ответь мне, пожалуйста, — перешел он на многозначительный шепот, — если когда-нибудь сложатся благоприятные обстоятельства, могу ли я рассчитывать на твою благосклонность…
   — Нет, — отрезала Эвелина, резко скинув его ладонь. — И что, собственно, ты считаешь «благоприятными обстоятельствами»?
   Ни однозначный ответ, ни последовавший за ним вопрос не обескуражил именинника, и он продолжал говорить напористо, беспрерывно, делая лишь короткие паузы, чтоб смочить пересохшее от болтовни горло.
   — Я, конечно же, не имел в виду самых жутких крайностей, типа исчезновения группы Константина в кавказских горах. Но ты взрослый человек и понимаешь: жизнь — сложная штука, и помимо явных катастроф она до предела насыщена множеством, казалось бы, безобидных мелочей. Однако именно эти, на первый взгляд невинные мелочи иногда и становятся причинами ссор, разводов, крушения судеб… Кто может сказать наперед: с таким-то человеком я проживу счастливо весь отпущенный богом срок и умру с ним в один день? Дорогая Эвелина, я человек настойчивый и терпеливый…
   «Опять «дорогая»…»
   Секунду спустя, продолжая размашистые рассуждения, он привстал, немного пододвинул стул ближе к милой собеседнице и уже основательно устроил ладонь на ее правой ножке. Она снова опешила от наглости, но вместе с тем одолевало любопытство: сколь далеко может зайти эта бесцеремонность? Уж не решил ли молодой ловелас воспользоваться подходящей для обольщения обстановкой? — в маленьком зале кроме них не было ни души, вокруг царил все тот же полумрак, одна бутылка шампанского была уже выпита…
   — Разве ты не мечтаешь свить уютное гнездышко, наполненное благополучием и тихим счастьем? Чтобы вокруг бегали маленькие дети, и дом был полной чашей?.. — продолжал он вполголоса плести бесконечные словесные кружева.
   Та напряженно молчала…
   Князев подлил в фужеры шампанского, предупредительно подал один Эвелине, мимоходом наклонившись и поцеловав гостью в щечку. А когда и это действие не возымело явного отпора, неподвижная до того мужская рука осмелела и поползла вдоль бедра под юбку…
   «Сейчас я все-таки ему врежу!.. — прицелилась она к его физиономии. — Хотя нет, пусть почувствует себя неотразимым донжуаном. Посмотрим, насколько ошибался в нем Костя».
   Расторопные пальцы уже ощупывали широкую, ажурную резинку чулка…
   Эвелина медленно перевела взгляд на Князева и внезапно отчетливо поняла, насколько сидящий рядом и в сущности ничего для нее не значащий волокита самонадеян, доволен собой и происходящим вокруг. Ему нравилось это убогое подземелье с одним лишь приличным портретом на стене. Он наслаждался впечатлением, производимым на полунищего врача щедро накрытым столом. Радовался встрече, полагая: если однажды она приняла приглашение, то непременно ответит согласием и в другой раз. А самым отвратительным открытием стало то, что Князев был способен на подлое предательство.
   В ней быстро росло негодование и вдруг нестерпимо захотелось сию же минуту испортить настроение несносному, нахальному снобу, вездесущие пальцы которого уже теребили краешек ее нижнего белья и норовили заставить слегка раздвинуть ножки.
   Дотянувшись до тяжелого медного канделябра, она придвинула его ближе, чуть наклонилась к Антону и, улыбнувшись, шепнула:
   — Если ты немедленно не уберешься из-под моей юбки, я разобью эту антикварную штуку о твою голову. А потом, сознательно нарушу клятву Гиппократа — преспокойно уйду домой…
   Спустя несколько мгновений ей стало немного жаль именинника, сидевшего подобно провинившемуся школьнику за партой — аккуратно сложив на столе перед собою руки. Выждав, когда того покинет замешательство, она уже мягче, но без колебаний сказала:
   — Знаешь… Кокетка из меня никудышная — я могу либо всем сердцем обожать и любить человека… как обожаю и люблю Константина. Либо… — и, чуть вскинув тонкую бровь, снова покосилась на медный канделябр, — в общем, извини…
   Она вопросительно посмотрела на странника: «Я ответила «нет». Вы же именно этого ждали?!» Глубокий взгляд мудрого старца помимо строгой взыскательности теперь излучал доброту и неиссякаемую веру. В ту же секунду искоркой вспыхнула мысль: «Господи, я сижу здесь с чужим и безразличным для меня мужчиной, а Яровой, быть может, вернулся и ждет где-то рядом!..»
   В последний раз, взглянув на висевшую картину, очаровательная девушка поблагодарила седого человека; торопливо, словно боясь не поспеть за мыслями, встала из-за стола, и, не прощаясь с виновником торжества, покинула подвальчик.

Глава шестая

   /Санкт-Петербург/
   Уже на следующий после именин Князева день — четвертого января в Санкт-Петербург одно за другим пришли два сообщения от старших офицеров, возглавляющих группы контрразведки в западном Дагестане.
   Первое донесение из Арчо гласило:
   /«Под предлогом поиска и ликвидации сети поставок и распространения запрещенных наркотических средств, группой совместно с МВД Дагестана проведена проверка горного селения Арчо./
   /В ходе проверки установлено:/
   /1. В целом обстановка в селе, несмотря на близость к чеченской границе (25 километров), нормализованная и спокойная./
   /2. Два года назад в Арчо поселилось две семьи чеченских беженцев: Катраевы и Усмандиевы;/
   /3. Старшим сыном Усмандиевых в течение нескольких последних месяцев под видом животноводческого хозяйства создавалось незаконное вооруженное формирование из местной дагестанской молодежи. В становлении банды в качестве духовного наставника активное участие принимал и старейшина рода Катраевых. Мусса Катраев (1930 года рождения) регулярно проводил с набранными молодыми боевиками беседы крайнего ваххабистского толка;/
   /4. Банда общей численностью 18–20 человек располагает арсеналом автоматического оружия и боеприпасами, доставляемыми из Чечни./
   /По всем признакам именно эта преступная группировка имеет прямое отношение к нападению на патрульный милицейский автомобиль и убийству трех сотрудников Дагестанского МВД осенью прошлого года на трассе Ботлих—Агвали»./
//
   Донесение из Миарсо было немного лаконичнее:
   /«В процессе совместной проверки с сотрудниками Махачкалинского Отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотических средств, каких-либо подозрительных фактов, свидетельствующих о готовящихся в селе Миарсо терактах не установлено. Однако, посланные мною сотрудники ФСБ в указанный Вами район пещер (один километр к северо-западу от села), обнаружили разбитый лагерь чеченских боевиков./
   /Численность банды — до пятидесяти человек; вооружение слабое — около десяти автоматов Калашникова, две автоматические винтовки М-16 устаревшего образца; охотничьи ружья, гранаты. Судя по характеру поведения боевиков, банда находится в готовности предпринять в ближайшие дни какие-то активные действия. Скрытное наблюдение за бандой продолжается»./
//
   Картина приготовления чеченских сепаратистов к чему-то грандиозному в западном Дагестане вырисовывалась все ярче и четче. Не выдавая эйфории, Антон Князев, прибыв по срочному вызову Серебрякова в клинику, чувствовал себя на седьмом небе оттого, что высказанная им 31 декабря гипотеза подтверждалась и становилась реальным фактом.
   А вскоре подоспело и третье сообщение — из райцентра Агвали…
   /«С помощью начальника местного РОВД (бывший командир роты спецназа, ветеран войны в Афганистане), удалось выяснить личность «Сайхана»./
   /Сайхан Сусаев — 1970 года рождения. Чеченец. Холост (разведен решением шариатского суда в 1998 году). В первую чеченскую компанию воевал в различных формированиях Дудаева. Ныне занимается перепродажей наркотиков. С поличным был взят однажды, но во время следствия сумел откупиться и получил условный срок. Имеет налаженную сеть оптового сбыта наркотиков в соседние республики и области РФ./
   /Задержан моей группой третьего января сего года. После усиленной «обработки» Сайхан Сусаев сообщил:/
   /1. Описанный Вами караван с коноплей, направлялся и благополучно прибыл именно к нему;/
   /2. На момент задержания 80 % конопли уже реализовано;/
   /3. С чеченскими боевиками поддерживает исключительно коммерческую связь — деньги за реализацию караванного товара (за вычетом своего процента) должен был передать людям полевого командира Абдул-Малика;/
   /4. О стратегических планах Командования ВС ЧРИ Сайхан Сусаев не знает./
   /Ныне Сайхан Сусаев отпущен и ожидает появление людей Абдул-Малика под нашим контролем/
   /Список фамилий постоянных перекупщиков наркотических средств ниже прилагается…»/
* * *
   — Антон, задержись немного, — шепнул Серебряков Князеву после окончания очередного совещания, посвященного разбору донесений из Дагестана.
   Князев понимающе кивнул, а про себя едва не выругался — его план посещения кабинета Эвелины с извинениями за неудавшийся вчерашний вечер в ресторане рушился словно карточный домик…
   Когда сотрудники Центра удалились из ординаторской и голоса их стихли у лифта, Сергей Николаевич накинул поверх пижамы шинель, водрузил на голову генеральскую папаху и предложил молодому коллеге прогуляться на свежем воздухе. Они неторопливо спустились по лестнице вниз; Антон получил в гардеробе пальто, с привычным тщанием оделся у зеркала и вышел вслед за Серебряковым на застекленное крыльцо.
   — Хочу поговорить с тобой с глазу на глаз. Не возражаешь? — взял его под руку руководитель Центра и направился по узкой аллейке между серым зданием клиники и ровным рядом черневших в вечерней тьме деревьев.
   — Нет, отчего же? — незаметно вздыхая, отвечал тот.
   — Я ведь вижу: не складываются у вас отношения с Альфредом Анатольевичем. А жаль — дуэт получился бы великолепный, неповторимый. С твоими способностями к анализу, да с его опытом!.. Ну да ладно, не об этом я хотел…
   Антон уж давно смекнул о чем тот собирался повести речь. Еще там — в холле, расправляя против высокого зеркала тонкое кашне на шее, он не смог сдержать презрительной усмешки. Своим приглашением на эту чертову прогулку генерал признавал его полную и безоговорочную победу над Альфредом Анатольевичем. Не с ним — старым, консервативным и надменным уродцем, а с молодым одаренным Князевым Серебряков решил поделиться сокровенным и посоветоваться в последний и решающий момент перед отданием приказания о переброски на восток Чечни нескольких крупных войсковых соединений.
   Подняв голову и с тоскою посмотрев на горящие окна в четвертом этаже, талантливый аналитик сызнова почувствовал подступавшую скуку оттого, что все наперед предугадывал вплоть до самой последнего пустяка. От безысходности он принялся считать и отыскивать средь светившихся проемов кабинет Эвелины. Где-то там, в уютном тепле маленького помещения с табличкой «Хирург» на двери, сидела сейчас над рабочим журналом девушка его мечты. И вновь его мысли, вместе со всем естеством сами собой устремились к завораживающему сознание и душу образу…
   Генерал же, не ведая о терзаниях спутника, продолжал вести нить беседы в своем направлении:
   — Все три донесения вполне логично вписываются в план подготовки сепаратистами масштабного теракта или же целой войсковой операции, намеченной ими на шестое января…
   Антон машинально кивнул, а тот, приняв этот жест за поддержку и согласие, подробно расписывал предстоящие действия боевиков исходя из своего преогромного опыта:
   — Шайка молокососов из Арчо осуществляет дерзкий налет на какой-нибудь блокпост — отвлекая на себя подразделения силовиков. Банда в пятьдесят штыков двигается от пещер прямиком на Миарсо или соседнее с ним селение. В это же время бригада Абдул-Малика начинает творить беспредел в окрестностях Агвали. Ты согласен?
   — Что?.. Ах да, извините… Согласен, наркотики немного выпадают из общей картины. Хотя…
   Сергей Николаевич посмотрел на него с недоумением — о наркотиках он не проронил ни слова…
   — Не мне вам напоминать, но… — деликатно продолжил тот, — но современная война требует огромных средств, и без приличных финансовых вливаний победа в ней невозможна. В данном случае перепродажа наркотиков является очень неплохим подспорьем. Так что появление конопляного каравана вполне объяснимо.
   — Совершенно верно, — сдержанно кивнул Серебряков, мысленно присовокупляя логичные доводы Антона к фундаменту предстоящей бандитской акции. — Деньги, вероятно, нужны для закупки провизии, боеприпасов или подкупа должностных лиц, тех же сотрудников силовых структур Дагестана…
   До угла пятиэтажного здания они дошли молча. Повернув же обратно, фээсбэшник проронил:
   — И все-таки меня настораживают некоторые нюансы…
   Потом они прогуливались по аллее еще минут тридцать. Последний медперсонал, задержавшийся на рабочих местах, высыпал с крыльца на улицу и разошелся к остановкам общественного транспорта. В клинике остались лишь дежурные врачи, да медсестры. Погас свет в окнах четвертого этажа
   — верно, собравшись, ушла и Эвелина. Но пока Князева надежды не терял. Сегодня ему позарез требовалось увидеть ее — он составил грандиозный план, свершение которого, давало ему огромные шансы расстроить союз девушки и майора спецназа.
   Пожилой мужчина изредка продолжал высказывать бередившие сомнения, а моложавый спутник, сдерживая раздражение, отвечал невпопад, почти не задумываясь над смыслом собственных фраз.
   Он без труда и быстро отыскал приемлемое объяснение той странности, что в Дагестан — под Миарсо, отправлено не слишком боеспособное подразделение — банда новичков с плохеньким, гладкоствольным вооружением.
   — Я не большой мастак в военном деле, но исходя из той же логики чеченских тактиков, могу предположить следующее: чем больше подразделений принимает участие в широкомасштабной акции, покрывающей огромную территорию западного Дагестана, тем грандиознее начинается сумятица и неразбериха в стане федеральных войск. И не так уж важны при этом такие частности, как: опыт боевиков, их возраст, экипировка, вооружение…
   Он посмеялся над опасениями Константина, своевременно доложившего о скрытной слежке за разведгруппой и таинственном исчезновении тех, кто эту слежку производил.
   — Сергей Николаевич, вспомните упоминание Ярового в одном из донесений о встрече с пастухом в долине, — протяжно и не без театральности вздохнул Антон. — Средь кавказских гор бродят и мирные чеченцы: охотники, пастухи, беженцы… так неужто кому-то из них взбредет в голову нападать на группу русского спецназа?..
   Наконец, напрочь отмел колебания генерал-лейтенанта относительно трех неуклюжих курьеров, почему-то неблизким, кружным путем несших в стан Абдул-Малика устную депешу, в то время как многие отряды сепаратистов были оснащены куда более навороченным связным оборудованием, нежели регулярные российские части.
   — Это могла быть элементарная подстраховка, — уверенно парировал он. — А возможно, самые архиважные сообщения руководство Вооруженных сил Ичкерии вообще предпочитает не передавать с помощью радиосвязи. Понимают: эфир давно доступен для всех…
   — Что ж, Антон, ты почти меня убедил, — пожимая на прощание руку молодого человека, наконец, сдался Сергей Николаевич. — Но я все ж таки дождусь последней весточки от Константина, прежде чем решусь обращаться к высокому начальству с требованием немедленной переброски войск на восток.
   — Весточки об исправленной технике, идущей из Грузии берегом реки к Дагестану?
   — Верно, о ней.
   — Сергей Николаевич, если от Кости данное известие не поступит или же депеша будет содержать нечто иное, можете выгнать меня из Центра в тот же час.
   — Выгнать всегда успеем, — проворчал Серебряков. — Я вот о чем тебя попрошу… Времени у нас — минимум. До приказа о начале переброски наших соединений к границам Дагестана и к известным населенным пунктам остается в запасе только один завтрашний день — пятое января. Дальнейшее промедление — смерти подобно. Войска должны выйти на марш не позднее двух часов ночи с пятого на шестое. Но это самый крайний срок, лучше начать переброску пятого засветло… Ты уж, Антон, не сочти за труд, посвяти последние сутки анализу. Самому глубочайшему анализу! Может мы где-то, что-то упустили, неверно истолковали, ошиблись или недоделали. Завтра я тебя беспокоить не стану — поработай спокойно и продуктивно. Договорились?
   — Договорились, Сергей Николаевич. Обещаю хорошенько поразмыслить.
   — Я надеюсь на тебя. Завтра утром я покидаю клинику — выписываюсь и прямиком в Управление. А там уж, видимо, зависну до завершения операции. Будет что-то срочное — звони в любое время дня и ночи, не стесняйся — мне все одно спать не придется. До встречи, Антон…
   И подняв воротник шинели, генерал неторопливой, усталой походкой направился к стеклянным дверям крыльца. Князев немного постоял, провожая взглядом его сутуловатую фигуру, заметил, как тот на ходу усиленно потирает ладонями виски, пытаясь, вероятно, утихомирить разыгравшуюся головную боль. Затем посмотрел на темные окна четвертого этажа, бросил взгляд на часы и с досадой сплюнув в сугроб, отправился домой…

Глава седьмая

   /Горная Чечня/
   Второй день разведгруппа «квартировала» в удобном местечке — на просторной площадке, прилепленной чуть ниже и сбоку к остроконечному пику — тысячнику. Почти сутки Берг не снимал с головы гарнитуры. Бедолага дважды пропустил прием пищи, отрешенно смотрел вдаль своими красноватыми от побоев глазами и прислушивался к каждому звуку в эфире. Дважды ему удалось нащупать быстротечный разговор на чеченском, но едва улем успевал подковылять и прислонить ухо к мягкой коже наушника, как диалог обрывался. После очередной осечки Яровой попросил Ризвана Халифовича не отдаляться от инженера и быть в постоянной готовности.