— Ну и?.. — мельком обернувшись на шум, поторопил губернатор.
   — Кажется, он испытывает определенные чувства к одной молоденькой, привлекательной особе. И знаешь, кто эта особа?
   — Кто?.. — вперился в него колючими глазками Дмитрий Петрович.
   — Дочь покойного Филатова.
   — Вот как? И ты…
   — Разумеется, — улыбнулся понятливый ветеран спецслужб. — Уже взял эту девочку, приголубил и содержу в надежном месте. Она нам оч-чень пригодится в качестве наживки для ловли офицеров спецназа.
   Улыбнулся этому известию и Стоцкий, широко растянув свои женские губки.
   Более того, вскочив с резвостью, какую мог позволить колоссальный вес, толстобрюхий задорно хлопнул старого генерала по плечу и, рискуя поскользнуться, побежал к бассейну…
   Бег этот походил на передвижение королевского пингвина, с той лишь разницей, что птичий живот не качается из стороны в сторону и не выглядывает из-за спины при каждом шаге то слева, то справа…
   Когда Дмитрий Петрович достиг края закрытого водоема, кагэбэшник невольно прикрыл глаза и, тем не менее, после оглушительного падения необъятного тела в воду, несколько мелких капель все ж окропили его правую щеку.

Глава 12

   /26 июля/
   По дороге сюда он трижды натыкался на фантомных, почти невидимых спецов в камуфляже под «лифчиками», с приличным нарезным оружием в руках. Небольшими группами по три-четыре человека они внимательно исследовали лес и дальние подходы к частной резиденции губернатора. Не будь у Белозерова отточенных навыков лесной войны — не миновать бы ему обнаружения с цепочкой дальнейших неприятностей.
   Дворец, соединенный изогнутой галереей с домом для прислуги, хорошо просматривался с лесистой возвышенности, у подножия которой и был построен. Чуть дальше — на фоне мрачного города, ярко светились улицы поселка из особняков поскромнее — то «слуги народа» и прочие приближенные господина Стоцкого с нарочитой, но насквозь искусственной деликатностью подчеркивали: мы знаем свое место, Дмитрий Петрович, знаем…
   Опустив одно колено на теплую твердь склона, спецназовец несколько минут оставался неподвижен. Лицо его, кроме глаз и лба скрывалось за темно-зеленой повязкой. На земле лежал открытый и не нужный кейс — в руке покоилась привезенная в нем и уже собранная бесшумная снайперка
   — «ВСК». Сзади за поясом торчал пистолет непривычной формы; в карманах лежали запасные магазины; к ноге под брючиной крепился ремнями нож… Все было готово к началу боевых действий, а потому для внимания и разума Павла не существовало ничего, кроме плана выполнения поставленной перед собою задачи. Отныне его не заботила жизнь охранников, изредка появлявшихся у огромного особняка; не интересовала безопасность тех несчастных из персонала, что наверняка подвернутся под случайные пули
   — ничто в предстоящей операции не могло послужить непреодолимым препятствием в достижении целей. Так когда-то по наитию действовал его друг Серега Зубко, так с тех пор привык осознанно действовать и побеждать Белозеров.
   Минуло четверть часа, как солнце ушло за горизонт. Он ждал наступления темноты. Но уже сейчас его неподвижная фигура, одетая во все черное, напрочь терялась в опустившихся на густо заросший дубами склон сумерках. Лишь нижняя челюсть под тонкой «дышащей» маской иногда машинально совершала плавное движение вниз и вверх. Вниз и вверх…
   «Пора! — мысленно скомандовал майор, — пора начинать войну!»
   Прелюдия закончилась, и тень его бесшумно скользнула к бетонному забору. Периодически останавливаясь, он прижимал к плечу приклад винтовки и всматривался в округу сквозь оптику ночного прицела — на подступах к охраняемой территории вполне могла быть размещена сигнализация или камеры слежения.
   Забор. «Егозы» сверху нет.
   Плиты подходят друг к другу вплотную, но кое-где торчат огрызки арматуры.
   Винтовку за спину. Вверх!..
   Долго оставаться на узких бетонных плитах невозможно — сейчас предстоит стрелять. Прыжок вниз и плавными движениями к последнему рядочку дубков. Вот-вот из-за дворцового монолита появятся первые мишени…
   И верно. Два охранника с помповыми ружьями и кавказской овчаркой на длинном поводке неспешно совершают ночной обход внутренней территории.
   Перекрестье мягко сопровождает того, который несет слабое ружьишко в руке. Оно не просто слабое, оно маскарадное — для шумового эффекта и поражения тупо стоящей цели в радиусе броска булыжника. Но шуметь пока рано, поэтому первым должен умереть тот, чей указательный палец ближе к спусковому крючку. Второй не успеет достать оружия из-за спины. Собака вообще не в счет — лай здешних питомцев, без всякого повода оглашающий округу, Белозеров слышит целых полчаса.
   Патроны в магазине те же, что и в привычном «вале» — пули очень тяжелы и крутизна траектории велика. Однако дистанция смехотворна — можно обойтись без поправки.
   Наконец, патруль достигает заранее выбранного спецназовцем места — рядочка аккуратно подстриженных шаровидных кустов. Заботливо смазанный Валероном спусковой механизм работает мягко, безупречно, почти неслышно.
   Хлопок с коротким шелестом затвора.
   Помповый заокеанский пугач кувыркается в воздухе, его хозяин с пробитой височной костью валится на собаку. Та, взвизгнув, шарахается в сторону и тянет поводок. Второй служивый, ошалело выкрутив голову вбок, безвольно оседает рядом. Третий бесшумный выстрел обрывает жизнь кавказской овчарки…
   Все по плану — лежащие за темнеющим кустарником трупы не видны ни с тропинки, ни из желтых окон мини-дворца. Теперь сменить позицию, немного развернуться — скоро объявится второй патруль.
   И вновь майор замер с нацеленной в нужную сторону винтовкой. Слух, зрение, интуиция — все обращено против тех, кто мешает достижению цели. Лишь нижняя челюсть машинально мнет резинку — вверх и вниз. Вверх и вниз…
   Идут.
   Опять двое. Вместо «кавказца» на поводке «немец».
   Эти обязаны умереть раньше — метров за сто до кустов, иначе псина почует смерть — оскалит клыки и вздыбит холку. Следом насторожатся и люди.
   Хлопок. Второй. Третий.
   Кустов рядом нет, а распластавшиеся на тропинке тела все одно не различимы для праздного взгляда.
   Один дернул ногой… Жив? Нет — агония; последний импульс; мышечный спазм…
   Находясь на склоне, офицер насчитал две патрульные группы. С наступлением темноты эта цифра могла увеличиться, но тянуть нельзя — хватятся пропавших — в миг поднимут тревогу.
   Теперь незаметно к телам. Каждая группа обязана нести портативную рацию. Это незыблемый закон, свято исполняемый любой охраной. Покой же господина Стоцкого небось стережет не «любая», а самая-самая — либо ребята из «Девятого отдела», либо специально организованное подразделение.
   Все верно, рация второго патруля преспокойно лежит в нагрудном кармане легкой куртки убитого парня. А вот приемо-передатчику первой пары не повезло — разбит пулей…
   — Успею, — прошептал Палермо, выискивая внимательным взглядом камеры слежения на хорошо освещенных стенах особняка и под козырьком его необычной крыши.
   Камеры были установлены грамотно, по углам здания, не оставляя так называемых «мертвых зон» — секторов без визуального обзора. Но и на этот счет у спецназовца имелось «возражение».
   Еще один хлопок винтовки и яркий фонарь погас; вниз полетели прозрачные осколки. Часть изогнутой галереи из светло-желтой превратилась в темно-серую…
   Медлить нельзя — вперед!
   Пригнувшись, он кинулся к галерее, к ближайшему окну.
   Все огромные проемы с коричневым пластиковым переплетом оставались закрытыми — внутри, вероятно, работали кондиционеры. Лишь на втором и третьем этажах самого дворца окна с дверьми многочисленных и разнообразных по форме балконов были открыты настежь.
   — Годится. Вверх, так вверх, — приговаривал Белозеров, цепляясь за края декоративных «камней» и собираясь ползти по вертикальной стене меж окон.
   Однако намерения его внезапно оборвал строгий мужской голос…
* * *
   — Девятый, ты где прохлаждаешься?! — донеслось из рации. — Девятый!!
   — Я с северной стороны здания, — нажав кнопку «передача», быстро ответил майор, держа микрофон на всякий случай подальше.
   — Значит, восточную осмотрел?
   — Осмотрел.
   — Седьмого видишь?
   — Вижу. Впереди идут…
   — Ну-ка, оглянись — чё там с фонарем?
   — Погас… Тока щас горел…
   — Ладно, иди. Разберемся…
   Связь с начальником охраны или старшим смены закончилась, да порадоваться данному факту человек с темно-зеленой повязкой на лице не успел — в метре кто-то открывал ближайшую фрамугу. Щелкнул поворотный механизм. Одна сторона окна поехала назад, щель становилась все шире, и вот уж изнутри потянуло приятным холодком…
   — Я ж говорю, мля, перегорел, — авторитетно заявил голос, весьма похожий по интонации на тот, что распинался по рации. — Так, срочно вызывай электрика, пусть лезет и меняет лампу.
   «Подходяще!» — решил Павел, делая широкий шаг вправо.
   На плитках дворцовой отмостки звеня, заплясали стреляные гильзы, а оба любопытных мужика отлетели от подоконника вглубь неширокой галереи.
   Он все еще старался сохранить невидимость, внезапность, тайну своего вторжения. Хотел сбросить оба тела в темноту улицы и закрыть окно, да в дальнем конце галереи, что упирался в пристройку, появились двое в цивильных костюмах…
   «Сотрудники внутренней охраны!» — сообразил Палермо. Те метнулись к стенам, выхватывая из оперативок пистолеты…
   Опять хлопки, опять танец горячих гильз, и густые красные ошметки, ползущие по импортной, сиреневой краске стен…
   Четкая — в три движенья, смена магазина. Затвор.
   Вперед! Черт с ними — с телами.
   Он правша, передвигаться удобней вдоль левой стены. Пригнувшись, беззвучно ступает по мраморному полу. Всё, последние метры длинной галерейной кишки. Уже виден край богатой лестницы, ведущей вниз и на верхние этажи; какие-то двери; огромные расписные вазоны на полу…
   И вдруг опять мужская фигура, спешащая куда-то по делам. Нос к носу.
   Удар локтем в лицо. За шиворот, пока не опомнился и головою в стену…
   Звук тяжело упавшего плашмя человека.
   Крытая галерея позади; спецназовец распрямляется и входит во дворец. И сразу скрип — слева дверь нараспашку.
   Павел резко обернулся, палец замер на спусковом крючке…
   Щупленькая девчонка. Судя по строгой, отглаженной одёжке — из обслуги. И так похожа на Юльку! Палец сам собой слабеет…
   Нет, в нее не сможет.
   Она глядит сначала насмешливо и даже игриво, не понимая, что перед нею смерть. Затем заглядывает мужчине со странной треугольной тряпицей, закрывающей нос, рот и подбородок, за спину — туда, где обильно орошает мрамор черной кровью разбитая голова сотрудника охраны…
   И лицо перекашивает ужас.
   — Тихо, девочка, — шепчет ей на ухо «террорист», обхватив голову и зажав рот. — Я не причиню тебе зла, твоя жизнь мне не нужна. Веди к губернатору. А следователю потом скажешь: заставили, не было выбора. Поняла?
   Та ответила мелкими кивками.
   — Повтори.
   И мужская ладонь освобождает аккуратненький ротик, но готова моментально его захлопнуть.
   — Не было выбора… — послушно шепчут бледные губы.
   — Умница. Куда идти?
   Кивок на лестницу, глазами: «вниз».
   — Охраны там много?
   Девчонка, нервно сглотнув:
   — Двое. У входа в сауну…
   — Пошли.
   Крадучись, они подходят к широким ступеням. Для вооруженного бандита и его случайной жертвы они выглядят необычно. Винтовка висит за спиной, левой рукой он прижимает к себе девчонку, а в правой ладони поблескивает черной сталью пистолет. Однако не тщедушное тело заложницы служит живым щитом «террористу» в маске, а почему-то он прикрывает ее от возможной стрельбы снизу. Так и идут в обнимку — ступень за ступенью, метр за метром…
   Оба охранника сплоховали — видать, местечко под землей у теплой сауны считалось самым спокойным и недосягаемым для внезапных появлений недругов губернатора и прочих сказочных неприятностей. И впрямь, кому удастся прорваться сквозь вооруженные до зубов кордоны?..
   Ни тот, ни другой не успели достать пистолетов. Зато бесшумное оружие Павла сработало на славу и вновь ему пришлось бормотать слова благодарности покойному Валерону…
   Массивная дверь не заперта. Вот они и внутри.
   Запах прокаленной, высушенной липы, смешанный с духом березовых веников и вонью недавно пролитого алкоголя.
   Плеск воды в бассейне; многократное эхо…
   Водоем Палермо до поры не интересует — раздетые люди планов не нарушат. Нарушить их могут те, кто, вероятно, находится в светлом помещении справа, где видны кресла, стол, разбросанная одежда…
   Трель телефонного звонка льется из светлого помещения.
   — Да, — отвечает немолодой уверенный голос.
   Майор ускоряет шаг, тянет за собой девчонку; он понимает: звонят по его душу — обнаружены тела убитых, и медлить опасно.
   Вот и комната отдыха.
   Два выстрела происходят одновременно. Обычный — громкий и хлопок Валеркиного пистолета.
   Пуля обжигает спецназовцу плечо, задевает мышцу и крошит белый импортный кафель. Он прижимается к стене, прячет за собой «заложницу»… но со вторым выстрелом тянет. И одного довольно — престарелый, одетый в солидный костюм мужик с пышными седыми усами роняет свое оружие и, морщась от боли, держится за перебитую руку.
   — Ты чё там, генерал, конины обожрался? — доносится из-под арки — от бассейна. Мужскому голосу вторит заливистый женский смех.
   Павел в три прыжка оказывается рядом с одетым стариком.
   Сильный удар в челюсть. Упавший пистолет поднят и спрятан за пояс. Телефон разбит о стену.
   Теперь под широкую арку — к водоему…
   — Ты… кто?.. — очумело смотрит мужик с невероятно огромным брюхом.
   Вокруг брюха плавает обнаженная девица. Останавливается, лишь завидев неслышно появившегося человека с повязкой на лице.
   — Хрен в пальто, — грубо отвечает незнакомец и демонстративно приставляет пистолет к виску хрупкой служанки. — Этот?
   Та кивает; от страха не понимая игры для своей же пользы; плачет — слезы ручьем бегут из глаз…
   — Где Филатова? — оглашает зал густой баритон.
   — Какая Фила…
   Выстрел винтовки прерывает надменный вопрос.
   Перед Стоцким взмывает высокий водяной фонтанчик. Толстяк взвизгивает удивительно высокой нотой и прыгает по дну бассейна на одной ноге, разгоняя по цветным бортам жуткую волну.
   Девка кашляет — с испугу нахлебалась.
   Но вода цвета не меняет. Хитрит чинуша — пуля пущена мимо.
   — Где дочь прокурора Филатова? — повторяет спецназовец.
   — У Роммеля спроси!.. — с обидой и чуть не сквозь слезы жалобно подвывает тот.
   Однако пришедший в себя поджарый дружок первого чиновника области, оказавшийся тем самым печально известным Роммелем, выдавать секретов не торопится. И это плохо. Это отвратительно. Времени, чтоб сорваться из дворца без боя почти не остается.
   Нужно отыскать радикальное решение. Срочно отыскать!
   И оно нашлось.
   — Быстро из воды! — командует майор.
   Раздетая девка пулей выскакивает на борт; жирный, точно тюлень, Стоцкий, покачиваясь, поднимается из воды пологими ступенями.
   — На выход.
   — А одеться?..
   — В морге оденут. Вперед. И ты тоже!
   Генерал с разбитой нижней губой молча повинуется.
   У двери Павел оглядывается на «заложницу» — худенькую девушку. Та, прижавшись спиной к белой стене — ни жива, ни мертва.
   — Тебя, кажется, величают Роммелем? — насмешливо кривит губы «террорист».
   Тот молчит…
   — Ладно, потом разберемся… Ты идешь к машине первым. Оставляешь за рулем водилу, сам садишься вперед, — уже поднимаясь по лестнице, инструктирует генерала «террорист». Обняв шею Стоцкого и уткнув пистолетный ствол в складку кожи под подбородком, предупреждает: — одно неверное действие и твои губернаторские мозги украсят потолок. Или крышу…
   У высоких дверей собралось несколько вооруженных людей в бронежилетах. Старший озабочен и возбужден, отдает резкие команды, выказывая явное намерение оказать сопротивление и помочь хозяину.
   — Не стрелять! Не стрелять, здесь губернатор! — злобно рычит идущий впереди усатый. Свою правую руку он несет подобно ребенку — прижимая к груди.
   — Пусть все отойдут влево как можно дальше, — приказывает майор.
   Роммель громко повторяет приказание.
   Охранники, готовые открыть пальбу, пятятся в указанном направлении, изумленно взирая на голого Стоцкого, неверно шлепающего мокрыми ступнями по мраморным плитам.
   Прикрываясь от охранников телом высокопоставленного заложника, спецназовец минует колоннаду и оказывается на первой ступеньке лестницы. Все, путь свободен — можно бежать к машине.
   Стоп! Что происходит впереди — там, где въезд на территорию губернаторского дворца перекрывают кованные чугунные ворота?..
   Ажурная решетка ползет влево, пропуская внутрь несколько автомобилей и автобус. Едва миновав ворота, кавалькада поворачивает и резко тормозит; из легковушек и «уазиков» выскакивают офицеры, из автобуса высыпают вооруженные хлопцы в касках и бронежилетах.
   «А вот это в мои планы не входило…» — подумал Палермо, еще сильнее сжимая рыхлую шею Стоцкого.

Глава 13

   /26 июля/
   Отряд спецназа, в котором отныне предстояло служить Топоркову, был внезапно поднят по тревоге. Пришлось спешно напяливать форму, полчаса назад аккуратно устроенную на спинке единственного в мизерном номере стула; прихрамывая скакать по коридору небольшой офицерской общаги, где до поздней ночи гудели пьянки, а по утрам гремела ведрами и пустыми бутылками уборщица тетя Люба. Толкаться у каморки оперативного дежурного, с целью получить оружие, слава богу, не довелось — ни одного ствола в этой воинской части за ним еще не числилось. Так и запрыгнул в «уазик» безоружным…
   По дороге подполковник — командир отряда, куда-то названивал, выяснял и уточнял задачу. Наконец, недовольно пробурчал:
   — Сами толком ни черта не знают!.. То ли нападение на губернатора, то ли кто-то в его хоромах захвачен в заложники. А я теперь должен самостоятельно разбираться в их кроссвордах… Фугас им в заднее сопло!..
   Лейтенант посматривал на его лысеющий затылок, покрывшийся от напряжения капельками пота и, вздыхая, вспоминал майора Белозерова с красивым прозвищем «Палермо», коему самая сложная боевая задача никогда не казалась неразрешимым «кроссвордом». Он разгадывал их одним махом, даже если требовалось колоссальное усилие воли и нечеловеческое напряжение. Потрогав полученный за ранение в секретной операции свеженький орден, тускло поблескивающий на груди, пообещал сам себе: «Завтра обязательно позвоню майору — уговорю, упрошу, чтоб никого не брал на мое место. Расшибусь, а через год вернусь в его команду…»
   Справа замелькали огни великолепных особняков, впереди показался высокий забор и автоматические, вычурной формы ворота, медленно сдвигавшиеся в сторону. Проскочив открытую арку, вереница спецавтомобилей развернулась вправо и остановилась.
   — Занять позицию возле машин! Блокировать выезд! — кричал подполковник, вглядываясь в каких-то людей, стоявших на крыльце впечатляющего размерами дворца.
   Бойцы рассредоточились у четырех авто, Топорков присел недалеко от УАЗа.
   — Дай-ка взглянуть, — попросил он бинокль у ближайшего соседа.
   Быстро настроив оптику, замер, потом побледнел — сквозь окуляры он отчетливо разглядел человека, лицо которого было наполовину закрыто темно-зеленой повязкой. Точь-в-точь, как это делал во время боевых операций его бывший командир. Хорошенько вглядевшись в фигуру, в видимую часть лица, он уже не сомневался — это был майор Белозеров. Сто процентов — отважный и решительный Палермо!
   Тот стоял на верхних ступеньках длинной лестницы и левой рукой обхватывал шею совершено голого человека с невероятно объемным, безобразно висевшим животом. В правой руке майор держал пистолет; а ступенькой ниже топтался сухопарый пожилой мужчина. Много правее этой троицы толпились вооруженные охранники. Впрочем, предпринимать какие-либо решительные действия по захвату или уничтожению «террориста» они не решались или, скорее, были не готовы…
   Лейтенант повернул бинокль левее — изучил ближайший угол здания, но не нашел за ним ни единой души. Затем бегло повел окулярами выше — по окнам, балконам, крыше… Это были удобные позиции для снайперов и простых стрелков.
   И вдруг ощутил жуткий холодок внутри — на огромном полукруглом балконе, поддерживаемом белыми колоннами, один за другим появились трое мужчин в черных костюмах со снайперскими винтовками и автоматами в руках. Они осторожно подбирались к краю — к самым перилам, высматривая внизу не подозревавшего о подвохе «преступника»…
   «Майор не ожидает нападения сверху! — молнией пронеслось в голове Топоркова. — Он привык воевать в горах и лесу, а не в городе, поэтому не прокачал ситуацию с балконом!»
   — А ну-ка одолжи на минуту, — без раздумий вырвал он у соседа автомат с подствольником.
   — Так не было команды стрелять, — попытался возразить тот.
   — Заткнись! Без тебя знаю, — огрызнулся офицер и, проверив наличие гранаты в стволе, повернул автомат в сторону дворца.
   «Метров сто двадцать… Чуть выше… Еще чуть-чуть… Да-да, вот так учил на склоне сержант!»
   Издав резкий хлопок, граната ушла в темное небо.
   — Ну, кто-о там стреляя-яет, фуга-ас вам в заднее со-опло?! — послышался страдальческий голос подполковника. — Ну, кто-о там у меня в Чечню-ю захотел, вне всякой очереди, а-а?..
   Монотонный монолог его был прерван взрывом и звоном посыпавшегося стекла. Заряд угодил точно на балконную площадку, и троих сотрудников внутренней охраны вмиг разметало осколками. Встать никто из раненых не пытался — лишь громкая матерная брань, да причитания командира спецназовского подразделения разбавляли наступившую тишину…
* * *
   Выстрел из ГП-30 Палермо узнал по долетевшему звуку. Куда упадет заряд, его особенно не беспокоило — куда угодно, только не в опасной близости от «его превосходительства» губернатора, тихо скулившего рядышком.
   И верно. Взрыв прогремел сверху — на балконе. Толпа стоявших слева охранников шарахнулась к стене, сверху кто-то завопил от боли, а майор, боле не раздумывая, рванул вперед, на ходу стреляя по фонарям, освещавшим дугообразную дорожку с огромной клумбой. Фасад дворца в секунду утерял парадный лоск и потонул во мраке. Остался гореть ряд высоких оконных прямоугольников галереи, да несколько окон самого дворца.
   Подталкивая в спину сухопарого старика и сдавливая иногда шею Стоцкого, Белозеров подвел заложников к черной представительской машине. Генерал сам уселся на правое переднее сиденье, обалдевший чиновник повиновался лишь после пинка коленом.
   — Гони! — повелел водителю «террорист» и, обернувшись, дал короткую очередь из автоматической винтовки по лестнице, прежде чем захлопнуть дверцу.
   Водитель лихо тронул с места, и в толпу рассеянной меж колоннадой охраны вместо пуль полетел из-под колес мелкий гравий. Впереди оставалась последняя преграда — три десятка спецназовцев, да чугунные сдвижные ворота с постом по соседству.
   Иномарка притормозила.
   Толстый винтовочный ствол уперся Роммелю в затылок…
   — Не стрелять! — крикнул тот в опущенное окно. — Открыть ворота! Заснули, что ли?!
   И, дернувшись, ворота поехали влево…
   — Предлагаю сыграть в азартную игру, — процедил Павел, когда черный автомобиль влился в плотный поток. — Я задаю вам, генерал, вопрос, и если ответ меня не устраивает — господин Стоцкий лишается на руке пальца.
   При этих словах губернатор, прикрывший живот пиджаком водителя, зашевелился, возмущенно зачмокал женскими губами. А сидящий впереди усач даже не пошевелился.
   — Итак, вопрос все тот же: где дочь прокурора Филатова?
   Сухощавый старик упрямился, молчал. Прошло пятнадцать томительных секунд — тишина…
   И тогда в задней части салона молнией блеснуло лезвие ножа.
   — А-а-у!.. — подпрыгнул толстяк.
   Нож пробил его левую холеную ладонь, мирно покоившуюся на кожаном сиденье рядом с бледной ляжкой.
   Генерал оглянулся; покривился, завидев невероятную боль на лице хозяина и, наконец-то, заговорил:
   — Если вы гарантируете мне и губернатору жизнь, я отдам девчонку.
   — А мои… мои пальцы тебя уже не волнуют?.. — морщился и тяжело дышал Стоцкий.
   — Плевать мне на пальцы! — бесцеремонно оборвал его кагэбэшник, позабыв уж думать и о своем ранении. — Тут речь о более важном.
   — Хорошо, я не трону вас, — легко согласился «террорист». — Как видите, я до сих пор не открываю лица. Значит, этот вариант мной не исключен.
   — И тем не менее. Вы, полагаю, офицер… Дайте слово офицера.
   — Даю, — почти не задумываясь, кивнул Павел, отталкивая скорчившегося над пробитой дланью Стоцкого.
   — Она под охраной одного моего человека. Место нахождение мне не известно. Связь только по телефону.
   — Как это не известно?
   — Таковы наши правила, — коротко и твердым голосом отчеканил генерал.
   — Звоните своему человеку. И пусть он потом даст трубку Филатовой.
   Усатый полез за мобильником, набрал номер…
   — Печкин, это Роммель. Сейчас дашь на минуту трубку девчонке, а потом, как закончит разговор, отпустишь ее. Да, правильно понял — пускай девчонка идет на все четыре стороны! — четко повторил он и протянул трубку назад.