Роулэнд Лора Джо. Черный Лотос

   – Я проник в ту часть храма, где обитает духовенство, – начал Канрю, – как вдруг появился священник. Он сказал, что я должен покинуть храм, и выпроводил меня за ворота.
   – Со мной было так же, когда я пытался найти потайные ходы под строениями, – признался Хатия.
   – А мы сказали священникам, что хотим вступить в секту, – произнес Тадао. – Они оставили нас в зале с другими двенадцатью парнями. Потом нас порасспрашивали, накормили обедом и оставили медитировать над тем, насколько мы созданы для Черного Лотоса. Через некоторое время священники выбрали нас и отвели на улицу. Сказали, что мы не годимся в послушники, поэтому должны уйти.
   – По их глазам было видно, что они знают о нас, – добавил Такео.
   – Члены секты не случайно вышвырнули всех в один день, – произнес Канрю. – Они сразу нас вычислили. Им было известно, зачем мы явились.
   – Кто еще, кроме меня и Хираты-сан, знал о вашем задании в храме? – спросил Сано, мучимый подозрением.
   – Только сыскной отдел, – ответил Хатия.
   Распустив людей по домам, Сано сказал Хирате:
   – Среди нас, судя по всему, есть шпион Черного Лотоса.
   Сано опечалило, что кто-то из его верных вассалов оказался предателем, так же как и новость о том, что в секте сочли необходимым наблюдать за ним, а его соглядатаев изгнали из храма. Может, обвинители Черного Лотоса не лгали? Однако если сектанты промышляют злодейством, разве оставили бы они его шпионов в живых? Впрочем, они могли испугаться огласки.
   – Придется нам отыскать этого предателя и избавиться от него, – сказал Хирата, промокая куском материи глаз, пострадавший от ногтей Хару. – Я-то думал, что знаю наших людей, – добавил он с горечью, – и никогда не имел причин усомниться в их верности вам. Уж если Черный Лотос сумел купить честь самурая, он должен быть очень силен... и опасен.
   – Значит, будем наблюдать за ним, пока не узнаем всей правды, – сказал Сано, подходя к дверям. – По крайней мере нужная нам преступница схвачена.
   В гостиной они застали Мидори и Рэйко. Миловидная служанка О-хана подавала чай. Увидев вошедших Сано и Хирату, женщины поклонились. Мидори и О-хана пробормотали слова приветствия, но Рэйко не удостоила мужа ни словом, ни взглядом. Она сидела, выпрямив спину и поджав губы. Сано крепился, готовясь к противостоянию.
   Мидори подняла на Хирату радостный взгляд, в котором тотчас отразилось удивление.
   – Что у вас с глазом? – воскликнула она.
   – Пострадал на задании, – похвастался Хирата.
   – Дайте взглянуть. – Мидори вскочила и подалась к нему, чтобы осмотреть рану. – Болит сильно?
   – Да нет, не особенно.
   Вдруг Мидори странно изменилась в лице и отпрянула от Хираты.
   – Смотрите ничего не закапывайте! – выпалила она, словно всю ее заботливость как ветром сдуло.
   Сано и Хирата оторопело уставились на нее. У Рэйко дрогнула скула. А О-хана подбежала к Хирате.
   – Все равно больно, – защебетала она. – Пойдемте же в кухню, я сделаю вам травяную примочку...
   Увлекаемый служанкой Хирата оглянулся на Мидори. Та мгновение поколебалась и бросилась следом. Сано тем временем сел напротив Рэйко.
   – Что такое с Мидори? – удивился он.
   Рэйко неотрывно смотрела на чашку, которую держала в руках. На вопрос Сано она только пожала плечами. От нее так и веяло отчуждением.
   – А где Масахиро?
   – Спит.
   Ее тихий голос звучал натянуто, а свет фонаря в чайной чашке дробился – так сильно она ее стиснула. Повисла зловещая тишина, какая бывает перед грозой; отдаленные голоса девушек звенели, словно колокольчики на ветру.
   – Как ты мог арестовать ее? – произнесла Рэйко, все еще не поднимая глаз.
   – А как ты могла ездить в храм и Синагаву, когда я запретил? – возмутился Сано, оскорбленный ее неучтивостью и откровенной критикой в его адрес. – Ты ведь туда ездила, да? Вот почему ты вернулась так поздно.
   Рэйко пропустила упрек мимо ушей, но Сано понял, что прав.
   – Ты даже не сказал, – горько продолжала она. – Не загляни я к отцу домой, так бы и не узнала, что с ней.
   Сано подавил приступ ярости. По правилам Рэйко, конечно, должна была признать поражение, но и ему, если он хочет мира, лучше быть великодушным.
   – Прости, что не сказал сразу. Я же не знал, чем закончится допрос Хару, да и времени не было.
   – Зато знал, что пойдешь туда. Уж об этом-то ты мог предупредить!
   Сано не без усилий оставил укол без внимания, заглушив и голос совести, намекающий, что он был несправедлив к жене.
   – Тебе хоть известно, что Хару напала на нас с Хиратой?
   Рэйко сухо кивнула.
   – Ее было необходимо посадить в тюрьму, – стоял на своем Сано. – Там она никому не причинит вреда. Видела бы ты ее!
   – Если бы я была с вами, ничего бы не случилось! – Рэйко гневно взглянула на него и поставила чашку.
   – Скажи лучше, ты не позволила бы ей признаться! – взорвался Сано, забыв о добрых намерениях. – Ты загубила бы все мои попытки добиться от нее правды. Потому я и не сказал тебе, что готовлюсь допрашивать Хару.
   – Должна тебя поправить, – вставила Рэйко с холодной учтивостью. – Я не позволила бы выбить из Хару то, что ты хочешь услышать. Ведь так все и было, если не ошибаюсь? Именно поэтому ты скрыл от меня свои планы.
   "Я, может, и нажимал на девчонку, но не настолько", – сказал себе Сано.
   – Она сама наболтала изрядно. Из кожи вон лезла, чтобы перевести подозрение на доктора Миву и настоятельницу. – Сано передал ей истории Хару о том, как доктор запугивал Тиэ, а Дзюнкецу-ин пыталась от нее избавиться.
   – По-моему, Хару не солгала на их счет, – произнесла Рэйко, вспоминая собственные наблюдения.
   – Хару созналась добровольно, – настаивал Сано. – Я задержал ее по долгу службы.
   – Извини, но это признанием не считается. – Рэйко встала. – Ты так решил, но... – Она глубоко вдохнула, стараясь успокоиться, а потом сказала вымученно миролюбивым тоном: – Я знаю, ты зол на меня, но не надо срывать все на Хару.
   – Ничего я не срываю! – вскричал Сано. Теперь и он встал, рассерженный ее намеками. Выходило, что ссора с женой так задела его, что он стал сажать в тюрьму невиновных! – Я пытаюсь служить правосудию, а ты мне мешаешь!
   – Ты стал слишком скор на расправу! Это я пытаюсь спасти тебя от ужасной ошибки!
   В комнату вошел Хирата, прижимая к глазу матерчатый комок. За ним, в слезах – Мидори. Они так и застыли, смятенно взирая на Сано и Рэйко.
   – Нет, ты все-таки прекратишь вмешиваться в мое расследование и лезть к свидетелям, как сегодня!
   – Я вмешиваюсь? – возмутилась Рэйко. – Да я не меньше тебя хочу справедливости, и у меня есть сведения, противоположные наветам врагов Хару. Первосвященник Анраку сказал, что душа у нее добрая.
   – Мне он говорил совсем другое, – возразил Сано, вспоминая дневную беседу с Анраку. – Когда я упомянул, что Хару в тюрьме, он сказал, что так будет лучше, и предложил любую помощь, какая понадобится, чтобы завершить расследование.
   По лицу Рэйко было видно, что слова мужа глубоко потрясли ее, но оторопь вскоре сменилась недоверием и, наконец, мрачной догадкой.
   – Наверное, наш разговор восстановил его против Хару, – произнесла она. – Черный Лотос решил ею пожертвовать ради собственного спасения. Наверняка преступления совершили члены секты, а первосвященник ими повелевает.
   Ее непоследовательность вывела Сано из себя.
   – Нет, давай разберемся: либо Анраку свидетель защиты, либо злобный убийца. Обоими сразу он быть не может. По мне, он не выглядит опасным. Странноват, но не больше, чем прочие первосвященники.
   – Жаль, ты не видел его во время нашего с Кэйсо-ин посещения, – возразила Рэйко.
   – Нечего было его посещать, тем более с Кэйсо-ин. Я же велел держаться от нее подальше! Пока я стараюсь, оберегаю нашу семью и хозяйство, ты словно нарочно навлекаешь на нас беды!
   Рэйко на миг отвела взгляд и сказала, спешно меняя тему:
   – После храма я ездила в Синагаву.
   Она поведала про отравленные колодцы, губительный дым, таинственную эпидемию, похищения и взрыв с пожаром в здании, принадлежавшем Черному Лотосу.
   – Министр Фугатами считает, что секта затевает серьезные беспорядки. Завтра он собирается говорить об этом с советом старейшин и приглашает тебя на заседание.
   – И речи быть не может, – отмахнулся Сано, негодуя, что Рэйко опять пытается втянуть его в "священную войну", ведомую министром. – Если я открыто появлюсь с человеком сомнительной репутации, мое положение в бакуфу будет подорвано и меня вообще отстранят от расследования.
   – Сходи, прошу тебя! – Рэйко протянула руки в отчаянной мольбе. – Мы должны пресечь козни Черного Лотоса и найти настоящих убийц!
   – Уже нашел, – отозвался Сано и, опережая возражения Рэйко, добавил: – Что бы ни узнал министр Фугатами, он сможет обо всем доложить на суде. Это не обсуждается.
   Гнетущую паузу прервал топот маленьких ножек. Все обернулись и увидели Масахиро, семенящего в гостиную. Взъерошенный со сна, в голубой распашонке, он нес в руках маленькую шкатулку.
   – Мама, папа, – произнес он и, сияя, загремел шкатулкой. – Играть!
   – Не сейчас, – сказал Сано.
   Прибежала няня, бормоча извинения.
   – Иди спать, Масахиро-тян, будь молодцом.
   Но едва няня потянулась к нему, Масахиро отбежал с криком:
   – Нет! Хочу тут!
   Он сунул пухлую ручку в шкатулку и подбросил вверх пригоршню черных и белых камешков для игры в го. Пока Рэйко и няня ловили ребенка, а тот радостно забрасывал их камешками, Хирата подошел к Сано.
   – Прошу прощения, но мне кажется, вам стоит встретиться с Фугатами, – произнес он вполголоса, чтобы другие не слышали. – Если хоть сколько-нибудь вероятно, что Черный Лотос устроил поджог и убийство, будет неправильно отвергать сведения Фугатами до суда. Если Хару невиновна, мы не успеем ее оправдать. Надо изучить все улики заранее.
   Хирата был прав, что Сано и признал неохотным кивком. Согласно законодательству Токугавы, большая часть судебных разбирательств завершалась обвинительным приговором, а подсудимые по умолчанию считались виновными. Даже честный и мудрый судья вроде Уэды мог ошибиться из-за стойкой приверженности традициям. Как бы ни был Сано убежден в виновности Хару, он все же горячо желал для нее справедливого суда.
   – Все, Масахиро-тян, наигрались – и спать, – сказала Рэйко, беря сына на руки и обнимая, прежде чем отдать няне. – Спокойной ночи.
   Наблюдая за ней, Сано нашел еще одну причину встретиться с Фугатами. Рэйко и Масахиро были его семьей, и он должен был удержать их подле себя, даже если для этого требовалось идти на уступки.
   Когда Масахиро унесли, Сано сказал жене:
   – Я решил появиться на завтрашнем заседании.
   – Правда? – Голос Рэйко прозвучал от неожиданности тоном выше.
   Судя по виду, она хотела спросить почему, но боялась, что расспросами может вынудить его передумать. Затем ее лицо озарилось милой, сияющей улыбкой, которой так недоставало Сано.
   – Спасибо, – произнесла Рэйко, кланяясь с подчеркнутым изяществом.
   Сано кивнул, испытывая в душе противоречивые чувства. Он воспрянул духом, поняв, что надежда сохранить семью остается, но вместе с тем не спешил обольщаться, зная, что Рэйко ни за что не разделит его мнения о Хару.
   – У нас с Хиратой-сан еще много дел, – сказал Сано жене. Он попятился к двери с намерением уйти, прежде чем они снова поссорятся. К тому же его действительно ждал разговор о том, как выявить шпиона в своих рядах. – Скоро вернусь.

* * *

   – Что нового? – спросила Мидори.
   – Все не так плохо. Уверена, когда муж поговорит с Фугатами, он переменит свое мнение. – Рэйко задорно рассмеялась. Мир вдруг сделался ярче. – Мы еще докажем, что в преступлениях замешан Черный Лотос.
   Мидори вздохнула.
   – Мне бы твою надежду. Сомневаюсь, что Хирата-сан когда-нибудь почувствует ко мне то же, что я к нему. Ты бы видела, как он заигрывал с О-ханой... – Ее голос дрогнул, а из глаз полились слезы.
   Рэйко утешающе обняла подругу.
   – А как же твой план – притвориться, что он тебе безразличен? Он сработает, дай только срок. Не бегай за Хиратой повсюду, как только что.
   – Бесполезно, – мрачно отозвалась Мидори. – Ничего не могу с собой поделать. Да и Хирата-сан меня давно раскусил. Когда я пришла в кухню, он засмеялся и сказал: "К чему так упорно изображать равнодушие? Я же знаю, что нравлюсь тебе". Вот бы найти способ завоевать его любовь!
   Пока Мидори предавалась унынию, Рэйко снова принялась размышлять о деле.
   – Сегодня министр Фугатами нашел уйму свидетельств того, что Черный Лотос вредит людям даже вне храма, – сказала она. – Но происходящее внутри так и останется тайной, ведь священники с монахинями молчат как рыбы. Истинное Благочестие исчез. Сано в храме ничего не нашел, а его сыщиков рассекретили. Боюсь, пока он не получит прямых улик о преступлениях членов секты, убеждать его без толку и Хару останется под подозрением. Вот бы найти способ взглянуть на храм изнутри...
   – Я могу поехать туда и попробовать.
   – Что? – Рэйко уставилась на подругу и встретила взгляд, полный надежды. – Ты?!
   – А почему нет? Это решило бы и твои сложности, и мои. – И Мидори воодушевленно продолжила: – Я поброжу по храму, понаблюдаю за монахинями и духовенством. Если увижу что-нибудь подозрительное, сёсакан-сама признает свою неправоту.
   – Прости, но я не имею права втягивать тебя в это, – твердо сказала Рэйко. – Черный Лотос слишком опасен. Вполне возможно, что они действительно похищают, травят, пытают и убивают людей. – И Рэйко передала ей услышанное от старейшины Синагавы и Истинного Благочестия. – Если они тебя раскусят, неизвестно, чем все закончится.
   – Я буду осторожна. Они меня не поймают, – храбро объявила Мидори. От ее уныния не осталось и следа.
   – Муж ни за что не позволит. – Рэйко предпочла сослаться на Сано, чтобы не показать подруге, что сомневается в ее силах.
   – Ему не обязательно узнавать об этом сразу, – не унималась Мидори.
   – Хирата-сан рассердится, если ты сделаешь что-то неугодное его хозяину, – предупредила Рэйко.
   – Красивыми глазами и равнодушием я желаемого не добилась, а больше ничего в голову не приходит. – Мидори махнула рукой. – В конце концов, что мне терять?
   – А жизнь? – напомнила Рэйко.
   Мидори обиженно насупилась.
   – По-твоему, я не гожусь в шпионки. Ведь так? – Ее голос сорвался, на глаза навернулись слезы. – По-твоему, я глупая!
   – Нет, совсем нет, – поспешила заверить ее Рэйко.
   – Тогда разреши мне последить за Черным Лотосом!
   Рэйко столкнулась с неразрешимой задачей. Если отказом она ранит чувства подруги, то согласием подвергнет ее смертельной опасности. Рэйко, конечно, не могла не отметить всех выгод, которые ей сулило внедрение Мидори в Черный Лотос. Она была так безобидна и проста на вид, что никто там не обратил бы на нее внимания, не говоря уж о том, чтобы заподозрить в соглядатайстве...
   Однако здравый смысл и забота о подруге все же взяли верх, и Рэйко строго сказала:
   – Мидори-сан, ты должна пообещать мне никогда не приближаться ни к храму, ни к тем, кто связан с Черным Лотосом.
   Но Мидори тянула свое, и Рэйко завела разговор о жутких людях в секте и о злодеяниях, в которых она их подозревает. Наконец Мидори понурилась и кивнула, сдерживая слезы. Рэйко с горечью осознала, что, каким бы верным ни был выбор, это новое дело рассорит ее с другим близким человеком.

22

   Коли отыщется тот, кто незапятнан душой,
   Словно камень чистой воды —
   Прилежен, участлив и благочестив,
   Смело вверяйте ему истину.
   Сутра Черного Лотоса
   Над районом Дзодзё синело свежевымытое осеннее небо. Утреннее солнце позолотило желто-багровые верхушки деревьев. Погожие дни привлекли сюда множество паломников, смешавшихся с толпами священников и монахинь у торговых лотков. Возле ворот храма Черного Лотоса Мидори выбралась из паланкина, доставившего ее из замка Эдо.
   Переполняемая не то тревогой, не то воодушевлением, она поспешила на храмовое подворье, сжимая захваченный с собой сверток. Во дворе девушка замерла, проникаясь увиденным. Здесь было больше зелени, чем в любом другом храме, но в остальном двор, наводненный монахинями, священниками и прихожанами, показался Мидори вполне обыкновенным, как и здешние постройки. Тишину оживлял детский смех. Верно, Рэйко нарочно запугивала ее, чтобы отговорить от поездки в храм. Подумав так, Мидори расстроилась, поскольку надеялась на маленькое приключение, и вспомнила о своей обиде на Хирату и Рэйко. Она так и будет никем, недостойной ни его любви, ни уважения подруги... если все оставит как есть. Мидори решила не оставлять. Она будет следить за Черным Лотосом, одобрят друзья это или нет. И девушка зашагала к двум монахиням, что стояли у дверей главной молельни.
   – Доброе утро, – кланяясь, произнесла она. – Я пришла, чтобы принять постриг.
   Весь вечер и всю ночь Мидори вела борьбу с совестью и все-таки убедила себя нарушить слово, данное Рэйко. Хотя подруга и отговаривала ее ехать в храм, Мидори видела, насколько той необходим свой человек в секте, и придумала, как лучше всего наблюдать за происходящим в Черном Лотосе, не вызывая подозрений. Хирата и Рэйко еще увидят, на что она способна!
   Монахини поклонились в ответ, и одна из них сказала:
   – Сначала вы должны пройти проверку у наших наставников. Прошу следовать за нами.
   Мидори затрясло, когда она отправилась за монахинями на задворки главной молельни. Кто знает, каким образом здесь отбирают будущих послушниц?
   Монахини отперли дверь в боковой придел зала.
   – Подождите здесь, – сказала старшая.
   Мидори разулась и вошла внутрь. Дверь захлопнулась. Она очутилась в комнате со стенной нишей, вмещающей буцудан – деревянный алтарь с прикрепленным к нему отрывком буддийского текста, а перед ним – коленопреклоненной молодой женщиной, скороговоркой бормочущей молитвы. На Мидори она даже не взглянула. У окна стояла еще одна незнакомка немногим старше Мидори. Она была красива на простонародный манер – бойкая на вид, смуглолицая, с пытливым взглядом.
   – Ишь ты, хочет набожность свою показать, – произнесла она, тыча в сторону молящейся. – Жаль, никто, кроме нас, не видит.
   Мидори робко улыбнулась.
   – Я Тосико, – сказала женщина, подходя к ней. – А тебя как зовут?
   – Умеко, – на ходу сочинила Мидори.
   – Стало быть, ты тоже – в монашки? – Беззастенчивость и дешевое синее кимоно выдавали в Тосико крестьянку.
   – Да, если возьмут, – ответила Мидори.
   Тосико с любопытством оглядела ее.
   – Что же тебя привело в монастырь?
   "Допрос с пристрастием" поначалу смутил Мидори. Но она привыкла отвечать, когда к ней обращаются, поэтому рассказала припасенную накануне легенду:
   – Родня хочет выдать меня замуж за того, кто мне противен, вот я и сбежала.
   – А-а. – Тосико как будто удовлетворилась этой нехитрой историей. – Ну а я тут потому, что отец беден, а нас с сестрами у него пятеро. Без приданого мне замужества не видать, так что – либо сюда, либо в бордель.
   – Извини, – сказала Мидори, глубоко тронутая ее несчастьем и спокойствием, с которым она говорит о своих бедах.
   Дверь открылась, и в комнате показалась монахиня. Она молча поманила молившуюся женщину и куда-то повела ее.
   – Думаешь, здесь ты будешь счастливее? – спросила Тосико.
   – Надеюсь.
   – Я слышала, они жутко строгие.
   Мидори припомнила слухи о застенках, пытках и убийствах, которыми вчера делилась с ней Рэйко. То, что раньше, казалось, делало ее приключение увлекательнее, теперь заставляло ежиться от страха. Перед уходом она написала записку о своем замысле вступить в секту и положила подруге на стол. Но что, если Рэйко не найдет записку? Тогда никто не будет знать, где она, и некому будет спасти ее, если случится беда.
   – Ну-ну, не трусь. – Тосико со смехом взяла Мидори под руку. – Вот так. Со мной не пропадешь!
   Мидори успокоило ее дружелюбие, но вскоре за Тосико тоже явилась монахиня, а она осталась ждать в одиночестве. Ее тревога росла, пока Мидори не затрясло и не бросило в холод от страха. Она вцепилась в свой сверток, радуясь, что нашла хоть какую-то опору. Взявшись гадать, в чем будет заключаться экзамен, Мидори с трудом удержалась, чтобы не сбежать. Она подумала, как расстроится Рэйко, узнав, что она была здесь, подумала о Хирате... и осталась.
   Спустя многие, как показалось Мидори, часы пришедшая монахиня отвела ее к странному зданию в тыльной части подворья. Это был длинный приземистый сруб, почти неразличимый за деревьями, с наглухо закрытыми ставнями. Мидори оказалась в продолговатом зале с огромным светильником, мерцающим под потолком. У противоположных стен восседали пятерки священников и монахинь, еще трое – на возвышении в дальнем конце комнаты.
   – Встань под светильником и преклони колени, – приказал рослый незнакомец из глубины зала.
   Трепеща от волнения, Мидори подчинилась, стиснув сверток в руках. Она не ждала увидеть столько народу. Яркий свет, льющийся сверху, слепил глаза, но Мидори удалось разглядеть говорящего – жестоколицего священника со шрамом на виске. Вспомнив описанных Рэйко членов секты Черного Лотоса, она сразу узнала в нем Кумасиро. Неприглядный тип справа от него, вероятно, был доктор Мива, а монахиня слева – настоятельница Дзюнкецу-ин. Тогда, в тиши гостиной Рэйко, они казались ей куда безобиднее, чем теперь. Остальные священники и монахини были ей незнакомы, и все как один сурово и неодобрительно разглядывали Мидори. Где-то в зале вполголоса бубнили молитвы.
   – Назови свое имя и причину, по которой ты хочешь к нам присоединиться.
   Тонким, срывающимся голосом Мидори повторила легенду, прибавив:
   – Я хочу посвятить жизнь служению истине.
   – Что это у тебя? – спросила Дзюнкецу-ин. Она показалась Мидори привлекательной – правильные черты лица, изящная мантия с капюшоном – и вместе с тем какой-то зловещей.
   – Здесь кимоно... – Мидори запнулась. – Дар храму, чтобы оплатить мое содержание.
   Одна из монахинь отнесла сверток на возвышение, где Дзюнкецу-ин вынула из него бледно-зеленый наряд, расшитый сияющими бронзой фениксами.
   – Очень мило, – произнесла настоятельница, откладывая его в сторону.
   Мидори уже пожалела, что пожертвовала своим лучшим выходным кимоно, хоть и в благих целях.
   – Подай-ка нам чаю, – сказал Кумасиро.
   На подносе возле помоста стояли чайник и чашки. Мидори было вознегодовала, что какие-то простолюдины обращаются с ней, дочерью даймё, как со служанкой, но несколько лет жизни во фрейлинах научили ее исполнительности. Трясущимися руками она принялась разливать чай. Подавая чашку Кумасиро, девушка ненароком плеснула ему на одеяние.
   – Неуклюжая дуреха! – заорал тот.
   – Простите! – От страха Мидори рухнула на колени и попятилась. – Умоляю, простите меня!
   Опозорившись перед столькими людьми, она чувствовала себя раздавленной. Теперь-то ее точно вышвырнут.
   – Ничего. Возвращайся на место, – произнес Кумасиро. – Сейчас тебе зададут вопросы, на которые надо отвечать честно.
   Мидори уселась под огромным светильником, трепеща пуще прежнего. С детских лет ей было тяжело отвечать по заученному. А если она вообще не угадает ответ?
   – Представь, что ты одна шла по городу и заблудилась, – сказал Кумасиро. – Как ты поступишь?
   Мидори было нелегко такое представить, поскольку женщинам ее класса не годилось бродить в одиночку. Она никогда не терялась и даже не думала, что будет делать, случись с ней подобное. "Скорей, надо что-то ответить..." – лихорадочно думала Мидори.
   – Н-наверное, попрошу у кого-нибудь помощи, – рискнула сказать она.
   Почти тотчас до нее дошло, что правильнее было бы вернуться по своим следам или поискать ориентиры. Мидори в душе кляла себя за недогадливость. И хотя лица собравшихся ничуть не изменились, все наверняка сочли ее неразумной и, кроме того, неспособной самостоятельно думать. Она сжала кулаки, молясь, чтобы со следующим вопросом повезло больше.
   – Как ты разделишь три золотые монеты между собой и другим человеком? – произнес Кумасиро.
   Мидори снова страшно растерялась, но все-таки сообразила, что три предмета поровну на двоих не разделить. Еще она знала, что правила вежливости предполагают некоторое самоограничение.
   – Я отдам две монеты другому, а одну оставлю себе, – сказала Мидори и тут же подумала, что золото можно разменять на медяки и делить уже их. Нет, так ей никогда не попасть в монастырь!
   – Если бы кто-нибудь старше, умнее, сильнее тебя и выше по положению дал тебе приказ, что бы ты сделала?
   У Мидори гора упала с плеч. Для девушки, привыкшей уважать власть, это был простой вопрос.
   – Я поступлю так, как прикажут.
   – Даже если придется делать то, что тебе не нравится?
   – Моим долгом будет подчиниться, несмотря ни на что, – не раздумывая ответила Мидори.
   – Даже если придется сделать что-то, что ты считаешь неправильным?
   Мидори нахмурилась, пытаясь угадать, какой из ответов от нее хотят услышать. От волнения у нее свело живот.
   – Я повинуюсь, потому что старшие лучше меня знают жизнь.
   – Даже если тебе велят сделать что-то противозаконное?
   Мидори задыхалась, тогда как руки и ноги ее похолодели, уподобившись глыбам льда. Она не хотела признаваться в готовности преступить закон, как и не хотела показать руководству секты, что может восстать против властей.