— Злей?
   — Ага. Слушайте, так вы никак не угомонитесь? Поймите вы, Злей помогал защитить камень, чего ж ему этот камень воровать!
   Гарри знал, что и Рон, и Гермиона разделяют его мнение: раз Злей сам принимал участие в обеспечении защиты камня, то ему ничего не стоит выяснить, какими заклятиями защитили камень остальные учителя. Возможно, он уже все знает — кроме, кажется, заклятия Белки и способа обойти Пушка.
   — А ты единственный, кто знает, как пройти мимо Пушка, Огрид? — тревожно спросил Гарри. — И ты никому не скажешь, да? Даже кому-нибудь из учителей?
   — Ни-ни, ни одной живой душе! Знаем только я и Думбльдор.
   — Что ж, это уже что-то, — тихо сказал Гарри своим друзьям. — Огрид, а можно открыть окно? А то я уже закипаю.
   — Нельзя, Гарри, извини, — отказал Огрид. Он бросил взгляд в очаг. Гарри тоже посмотрел туда.
   — Огрид! Что это?
   Но он уже и так догадался, что это такое. В самом центре очага, под чайником, лежало громадное черное яйцо.
   — Ах, это! — протянул Огрид, беспокойно теребя бороду, — Это… э-э-э…
   — Откуда ты это взял, Огрид? — Рон присел на корточки у огня, чтобы получше рассмотреть яйцо. — Это же стоит целое состояние!
   — Выиграл, — сказал Огрид. — Давеча в деревне. Пошел пропустить пару рюмочек, ну, и перебросились в картишки с одним мужичком. Да он, кажись, был только рад сбыть это с рук.
   — Но что же ты с ним будешь делать, когда он вылупится? — с ужасом спросила Гермиона.
   — Ну, я тут это… в книжках порылся, — Огрид вытянул из-под подушки здоровенный том, — в библиотеке взял. «О выгодах содержания драконов в домашнем хозяйстве» — устарела, факт, но все тут есть, и что яйцо надо держать в огне — потому мамки дышат на них, ясно? — и что, когда вылупится, раз в полчаса давать ведро коньяку с цыплячьей кровью. И вот еще — как определять породу по яйцу — у меня норвежский зубцеспин. Редкость, вот так вот.
   Он был страшно доволен собой, но Гермиона не разделяла его радости.
   — Огрид, ты ведь живешь в деревянном доме, — напомнила она.
   Но Огрид не слушал. Он счастливо напевал вполголоса, вороша угли.
   Таким образом, ребятам прибавилось беспокойства: как бы кто не узнал, что Огрид держит у себя в хижине запрещенного дракона.
   — Интересно, какая она, спокойная жизнь? — вздохнул Рон, после того, как уже много дней, вечер за вечером, они героическими усилиями доделывали домашние задания. Гермиона теперь составляла учебные планы и для Гарри с Роном — чем доводила мальчиков до бешенства.
   Затем, однажды за завтраком, Хедвига принесла Гарри записку от Огрида. Записка состояла всего лишь из двух слов: «Он вылупляется».
   Рон предложил прогулять гербологию и поскорей отправиться в хижину. Но Гермиона и слышать об этом не захотела.
   — Гермиона, как ты думаешь, когда нам в следующий раз доведется наблюдать, как вылупляется дракон?
   — Нам надо идти на уроки, иначе у нас будут неприятности, причем это пустяки по сравнению с тем, что ждет Огрида, когда выяснится, чем он занимается…
   — Тихо! — шепотом прикрикнул Гарри.
   Неподалеку, всего в нескольких метрах, стоял Малфой — и он замер, прислушиваясь. Что он успел расслышать? Выражение его лица совершенно не понравилось Гарри.
   Рон с Гермионой пререкались всю дорогу до кабинета гербологии, и, в конце концов, Гермиона согласилась сбегать к Огриду во время большой перемены. Когда раздался удар колокола, возвещавший окончание урока, они быстро побросали мерные совочки и побежали на опушку леса. Огрид приветствовал гостей с красным от радостного возбуждения лицом:
   — Почти вылупился.
   Он провел их внутрь.
   Яйцо лежало на столе. По скорлупе шли глубокие трещины. Внутри что-то шевелилось; и оттуда доносились забавные щелкающие звуки.
   Все вчетвером они придвинули стулья поближе к столу и, затаив дыхание, стали наблюдать.
   Несмотря на пристальное ожидание, они тем не менее вздрогнули, когда вдруг раздался громкий хруст, после чего скорлупа развалилась на части. На стол выпал младенец-дракон. Лишь с огромной натяжкой можно было назвать его симпатичным. Гарри подумалось, что более всего он похож на черный, сложенный, мятый зонтик. Проволочные крылья казались огромными по сравнению с костлявым компактным тельцем, у него было длинное рыльце с широкими ноздрями, зачаточные рожки и выпученные оранжевые глазки.
   Дракончик чихнул. Из ноздрей вылетели искорки.
   — Ну не прелесть? — мурлыкнул Огрид. Он протянул руку и хотел потрепать младенца по голове. Тот огрызнулся и чуть не отхватил Огриду палец, показав при этом остренькие зубки.
   — Ишь ты, малыш! Гляньте-ка — признал мамку!
   — Огрид, — спросила Гермиона, — а с какой скоростью растут норвежские зубцеспины?
   Огрид собирался было ответить, но вдруг лицо его страшно побледнело — он вскочил и бросился к окну.
   — Что случилось?
   — Кто-то подглядывал, там, за занавесками — какой-то пацан — вон, почесал обратно в школу!
   Гарри стремглав кинулся к двери и выглянул на улицу. Даже на расстоянии он узнал эту фигуру.
   Малфой видел дракона.
   Что-то такое появилось в улыбке Малфоя, из-за чего в течение всей следующей недели Гарри, Рон и Гермиона не находили себе места от беспокойства. Большую часть свободного времени они проводили в затемненной хижине Огрида и пытались воззвать к его здравому смыслу.
   — Его надо выпустить, — убеждал Гарри, — выпустить на волю.
   — Не могу, — упирался Огрид, — он еще кроха, он помрет.
   Ребята посмотрели на дракона. Всего за неделю кроха вырос в три раза. Из ноздрей у него клубился дым. Огрид был так с ним занят, что забросил все прочие обязанности. По полу в беспорядке валялись пустые бутылки из-под бренди вперемешку с куриными перьями.
   — Звать его буду Норберт, — умиленно поведал Огрид, не отрывая от дракона влажных глаз. — Он меня уже узнает, глядите: Норберт! Где мамочка?
   — Шарики за ролики заехали, — констатировал Рон на ухо Гарри.
   — Огрид, — громко позвал Гарри. — Через две недели твой Норберт перестанет помещаться в доме. А Малфой в любой момент наябедничает Думбльдору.
   Огрид прикусил губу.
   — Я… я знаю, мне нельзя оставить его здесь, но пока… не могу я без его.
   Гарри вдруг повернулся к Рону.
   — Чарли, — сказал он.
   — У тебя тоже заехали, — объявил Рон. — Я — Рон, помнишь меня?
   — Да нет — Чарли — твой брат, Чарли. Который в Румынии. Который изучает драконов. Можно послать Норберта к нему. Чарли его выкормит, а потом выпустит на волю.
   — Великолепная мысль! — обрадовался Рон. — Как тебе, Огрид?
   В конце концов, Огрид согласился, что, по крайней мере, можно послать Чарли сову, посоветоваться.
   Следующая неделя тянулась невозможно долго. В среду вечером Гермиона и Гарри в одиночестве сидели в гостиной, остальные давно уже разошлись спать. Часы на стене только что пробили полночь, когда с шумом распахнулось отверстие за портретом. Оттуда как чертик из табакерки появился Рон, стаскивая на ходу плащ-невидимку. Он вернулся от Огрида, которому помогал кормить Норберта. Норберт теперь питался дохлыми крысами, причем поедал их целыми корзинами.
   — Он меня укусил! — пожаловался Рон, показывая руку, обернутую пропитанным кровью носовым платком. — Я теперь неизвестно сколько перо не смогу держать! Ничего ужаснее этого дракона я в жизни не видел, а послушать, как кудахчет над ним Огрид — это и зайка, и киска, и рыбка! Когда я уходил, он пел этому чучелу колыбельную!
   От окна донеслось осторожное постукивание.
   — Это Хедвига! — воскликнул Гарри, торопясь впустить сову. — Она принесла ответ от Чарли!
   Три головы склонились над посланием:
   Дорогой Рон!
   Как поживаешь? Спасибо за письмо — я буду очень рад взять норвежского зубцеспина, однако, доставить его сюда будет нелегко. Мне кажется, самым разумным будет передать дракона с моими друзьями, которые собирались приехать навестить меня. Проблема лишь в том, что их могут задержать при ввозе запрещенного животного.
   Не могли бы вы принести зубцеспина на самую высокую башню в субботу в полночь? Они будут ждать вас там и заберут дракона ночью, чтобы никто не увидел.
   Пришлите ответ как можно скорее.
   С любовью,
   Чарли
   Дети переглянулись.
   — У нас есть плащ-невидимка, — сказал Гарри. — Это не должно быть очень сложно — мне кажется, плащ достаточно большой, чтобы под ним могли спрятаться двое из нас вместе с Норбертом.
   Друзья с ним согласились — что послужило лишним доказательством того, насколько неудачной была для них последняя неделя. Они были готовы на все, лишь бы избавиться от Норберта — и от Малфоя.
   На пути выполнения плана возникло неожиданное препятствие. К утру укушенная рука Рона распухла так, что сделалась раза в два больше своего нормального размера. Рон сомневался, стоит ли идти к мадам Помфри — вдруг она сразу узнает укус дракона? Однако, к полудню выбора уже не было. Место укуса приобрело зловещий зеленоватый цвет. Видимо, зубки Норберта были ядовиты.
   В конце дня Гарри и Гермиона побежали в больничное крыло проведать Рона и нашли его в кровати в ужасном состоянии.
   — Это не только из-за руки, — прошептал он, — хотя она так болит, что, кажется, скоро отвалится. Малфой сказал мадам Помфри, что хочет попросить у меня книгу, она его впустила, и он ужасно надо мной издевался. Все угрожал, что расскажет, кто меня на самом деле укусил — я сказал, собака, но мадам Помфри, похоже, не поверила — не надо было мне с ним драться на квидишном матче, теперь он мне мстит.
   Гарри с Гермионой по мере сил постарались успокоить Рона.
   — Зато в субботу в полночь все будет позади, — сказала Гермиона, но это совершенно не утешило Рона. Наоборот, он рывком сел в постели и весь покрылся холодным потом.
   — В субботу в полночь! — застонал он хрипло. — Нет — только не это! Я только что вспомнил — письмо от Чарли лежало в той самой книге, которую взял Малфой! Теперь он будет знать, что мы собираемся вывезти Норберта.
   Ни Гарри, ни Гермиона не успели ответить. Вошла мадам Помфри и велела оставить больного — Рон, по ее словам, нуждался в отдыхе.
   — Слишком поздно что-нибудь менять, — сказал Гермионе Гарри. — У нас нет времени посылать Чарли еще одну сову, и вообще, это, может быть, наш единственный шанс избавиться от Норберта. Придется рискнуть. И придется взять плащ, Малфой хотя бы про него не знает.
   Когда они пришли к Огриду с отчетом о последних новостях, Клык сидел возле хижины с перевязанным хвостом. Огрид разговаривал с ними через окно.
   — Не могу вас впустить, — пропыхтел он. — У Норберта переходный возраст — но я с ним слажу.
   Услышав про письмо от Чарли, Огрид чуть не заплакал, хотя, возможно, и не только от грусти — Норберт в это время тяпнул его за ногу.
   — Уууух! Ничего, ничего, просто навсего башмак прокусил — играется! — несмышленыш еще, понимаете.
   Несмышленыш колотил хвостом по стене хижины, и от этого в окнах дрожали стекла. Гарри и Гермиона возвращались в замок с единственной мыслью — дождаться бы субботы.
   Пожалуй, если бы они не так сильно переживали из-за того, что им предстоит сделать, они бы пожалели Огрида в момент расставания с Норбертом. Ночь была темной и облачной, и дети слегка опоздали, потому что им пришлось пережидать, пока Дрюзг уберется из вестибюля, где он сам с собой играл в теннис у стенки.
   Огрид подготовил Норберта к отправке, и тот был заботливо упакован в большую корзину.
   — Я там положил и крыс, и бренди, ему хватит на дорожку, — в голосе Огрида явственно звучали с трудом подавляемые рыдания. — И мишка его любимый тоже там.
   В корзинке затрещало — кажется, мишке оторвали голову.
   — До свиданья, Норберт! — всхлипывал Огрид, пока Гарри с помощью Гермионы укрывал корзину плащом-невидимкой, — мамочка тебя никогда не забудет!
   Как им удалось донести корзину до замка, они и сами не могли понять. Минуты, тикая, неуклонно приближали их к полуночи, и они упорно тащили Норберта вверх по мраморной лестнице в вестибюль и дальше, по темным коридорам. Вверх по еще одной лестнице, еще — даже короткий путь, недавно открытый Гарри, не слишком облегчил задачу.
   — Почти пришли! — прерывисто возвестил Гарри, когда они подошли к переходу в самую высокую башню замка.
   Что-то мелькнуло впереди, едва не заставив их выронить корзину. Забыв о том, что они невидимы, дети метнулись глубже в тень, стараясь рассмотреть темные силуэты двух людей, схватившихся друг за друга неподалеку.
   Профессор МакГонаголл, в халате из шотландки и с сеточкой на волосах, за ухо держала Малфоя.
   — Нарушение! — кричала она. — Минус двадцать баллов у «Слизерина»! Бродить здесь среди ночи, да как ты посмел…
   — Вы не понимаете, профессор. Сюда должен придти Гарри Поттер — с драконом!
   — Какая несусветная чушь! Как ты смеешь так врать! Пошли — я должна сообщить о тебе профессору Злею, Малфой!
   После этого происшествия крутая винтовая лестница на вершину башни показалась самой легкой дорогой на свете. Но, до тех пор, пока они не вышли наружу, на холодный ночной воздух, дети не решались снять плащ-невидимку, а когда наконец сняли, то были счастливы, что могут снова дышать свободно. Гермиона станцевала джигу.
   — Малфоя наказали! Я сейчас запою!
   — Только не это, — поспешно сказал Гарри.
   Веселясь по поводу Малфоя, они ждали, а Норберт бесился в корзине. Примерно через десять минут из темноты лихо и бесшумно вырулили четыре метлы.
   Друзья Чарли оказались развеселой компанией. Они показали Гарри и Гермионе упряжь, которую наспех смастерили, чтобы вместе нести Норберта. Дружными усилиями они запаковали дракона, а потом Гарри и Гермиона за руку попрощались с ними и сказали большое, большое спасибо.
   Наконец-то, Норберт улетал… улетал… улетел.
   Гарри с Гермионой тихонько спустились по винтовой лестнице, чувствуя легкость и в руках, и в голове, теперь, когда на них не висел Норберт. Никаких больше драконов — Малфой наказан — чем можно омрачить такое счастье?
   Ответ на последний вопрос поджидал их у подножия лестницы. Лишь только они вышли в коридор, из темноты внезапно вырисовалась физиономия Филча.
   — Так-так-так, — негромко произнес он, — вот мы и попались.
   Они забыли на башне плащ-невидимку.

Глава 15
Запретный лес

   Ничего хуже нельзя было придумать.
   Филч отвел нарушителей в кабинет профессора МакГонаголл на первом этаже, где они сели и стали ждать своей участи, не произнося ни слова. Гермиона дрожала мелкой дрожью. Какие-то извинения, алиби, оправдательные истории нагромождались друг на друга в голове у Гарри, и каждая следующая версия была хуже предыдущей. На этот раз он не видел способа выпутаться из неприятностей. Они загнаны в угол. Как же они могли оказаться настолько неосторожны и забыть плащ-невидимку? Нет такой причины, которая в глазах профессора МакГонаголл могла бы оправдать их пребывание вне спальни и подозрительное блуждание по школе среди ночи, не говоря уже об астрономической башне — туда вообще запрещалось ходить иначе как на занятия. Прибавьте сюда Норберта и плащ-невидимку — и можно собирать вещички.
   Когда Гарри думал, что ничего хуже и придумать нельзя, он ошибался. Появилась профессор МакГонаголл и привела с собой Невилля.
   — Гарри! — вырвалось у Невилля, лишь только он увидел своих одноклассников. — Я хотел тебя найти и предупредить, я слышал, как Малфой грозится поймать тебя, он сказал, что у тебя дра…
   Гарри отчаянно затряс головой, пытаясь предостеречь Невилля от необдуманных слов, но профессор МакГонаголл это заметила. Она нависла над всеми тремя детьми, и, если сравнить ее с Норбертом, то в этот момент она была больше способна выдыхать пламя.
   — Я бы никогда не поверила, что кто-то из вас осмелится на подобный поступок. Мистер Филч сказал, что вы были на астрономической башне. Сейчас час ночи. Объяснитесь.
   Гермиона впервые не могла ответить на вопрос учителя. Она смотрела на свои шлепанцы и была неподвижна как статуя.
   — Думаю, я и сама могу объяснить, что произошло, — сказала профессор МакГонаголл. — Для этого не надо быть гением. Вы заставили Драко Малфоя поверить в дурацкую историю с драконом, с тем, чтобы выманить его ночью из постели и вовлечь в неприятности. Я уже поймала его. Надо полагать, вам кажется очень забавным, что Длиннопопп тоже услышал ваши россказни и поверил им?
   Гарри поймал взгляд Невилля и попытался знаками показать ему, что все сказанное — неправда, настолько у того был убитый вид. Бедный, неуклюжий Невилль — уж Гарри-то знал, чего ему стоила эта ночная прогулка ради спасения друзей от беды.
   — Я возмущена, — продолжала профессор МакГонаголл. — Четыре ученика одновременно находятся вне спальни в такой час! Неслыханно! Уж о вас, мисс Грэнжер, я была лучшего мнения. Что же касается вас, мистер Поттер, то я думала, у вас значительно больше уважения к «Гриффиндору». Вы все трое получаете взыскания — да-да, и вы тоже, мистер Длиннопопп, ничто не является оправданием для пребывания вне спальни ночью, особенно в наше время, это очень опасно — кроме того, я снимаю с «Гриффиндора» пятьдесят баллов.
   — Пятьдесят? — задохнулся Гарри. Теперь они потеряют лидирующее положение, которое заняли благодаря победе в квидишном матче.
   — Пятьдесят за каждого, — выговорила профессор МакГонаголл, раздувая ноздри длинного, острого носа.
   — Профессор… пожалуйста…
   — Вы не можете…
   — Не учите меня, что я могу, а чего не могу, Поттер. Возвращайтесь в постель, вы все. Никогда раньше мне не приходилось так краснеть за гриффиндорцев.
   Они потеряли сто пятьдесят очков. «Гриффиндор» оказался на последнем месте. За одну ночь они умудрились разрушить все надежды своего колледжа на получение кубка в школьном соревновании. Гарри чувствовал себя так, будто жизнь его на этом кончилась. Что же теперь делать, как загладить свою вину?
   Гарри не спал всю ночь. Он слушал, как Невилль долго-долго рыдал в подушку и не знал, чем его утешить. Он понимал, что Невилль, подобно ему самому, с ужасом думает о завтрашнем дне. Что будет с остальными гриффиндорцами, когда станет известно о том, что они натворили?
   Сначала гриффиндорцы, проходившие на следующее утро мимо гигантских песочных часов, которые показывали количество баллов, набранное колледжем, думали, что произошла какая-то ошибка. Куда могли за ночь подеваться сто пятьдесят баллов? Потом по школе стала распространяться новость: виной всему Гарри Поттер, герой двух квидишных матчей, он и двое других первоклашек.
   Из самого обожаемого Гарри внезапно сделался самым ненавистным всем человеком. Даже равенкловцы и хуффльпуффцы злились на него, уж очень всей школе хотелось, чтобы «Слизерин» потерял кубок. Куда бы Гарри ни пошел, все показывали на него пальцами и открыто оскорбляли его. Слизеринцы, наоборот, приветствовали его аплодисментами и кричали: «Спасибо, Поттер, мы тебе этого не забудем!».
   Один только Рон оставался на его стороне.
   — Через пару недель они все забудут. Колледж столько раз терял баллы из-за Фреда с Джорджем, а их все равно все любят.
   — Но ведь никто не терял из-за них сто пятьдесят баллов сразу, правда? — горестно отвечал Гарри.
   — Ммм… нет, — соглашался Рон.
   Поздновато было спасать положение раскаянием, но Гарри тем не менее поклялся сам себе, что больше никогда не будет вмешиваться не в свои дела. Хватит играть в сыщика-любителя. Ему было так стыдно, что он пошел к Древу и сказал, что уйдет из команды.
   — Уйдешь? — прогрохотал Древ. — И что будет хорошего? Как мы наберем хоть какие-то баллы, если еще и в квидиш перестанем выигрывать?
   Но и от квидиша было мало радости. Никто в команде с Гарри не разговаривал, а если ребятам все-таки приходилось говорить о нем, его называли «Ищейка».
   Гермиона с Невиллем тоже пострадали. Им, конечно, было не так плохо, как Гарри, потому что они не были столь известны, но и с ними никто не разговаривал. Гермиона перестала проявлять активность на занятиях, сидела, опустив голову и работала в одиночестве.
   Гарри был почти что рад, что приближались экзамены. Подготовка к ним помогала немного забыться. Они с Роном и Гермионой общались только между собой, занимались допоздна, старались запомнить составы сложных снадобий, учили наизусть заклятия и проклятия, зубрили даты важнейших колдовских открытий и гоблинских восстаний…
   Затем, примерно за неделю до начала экзаменов, решение Гарри не вмешиваться не в свои дела было подвергнуто неожиданному испытанию. Он один возвращался из библиотеки и вдруг услышал какое-то хныканье в кабинете чуть дальше по коридору. Подойдя поближе, он разобрал голос Белки:
   — Нет — нет — только не это, пожалуйста…
   Как будто кто-то угрожал ему. Гарри неслышно приблизился.
   — Хорошо, хорошо… — услышал он всхлипывания Белки.
   В следующую секунду Белка торопливо вышел из класса, поправляя на ходу тюрбан. Он был бледен и близок к рыданиям. Он быстро удалился; Гарри сомневался даже, что профессор заметил его. Мальчик подождал, пока стихнут шаги, и заглянул в класс. Там никого не было, но дверь в другом конце комнаты осталась приоткрытой. О том, что он решил ни во что не вмешиваться, Гарри вспомнил только когда был уже на середине комнаты.
   В любом случае, он поставил бы двенадцать философских камней на то, что это Злей только что вышел из класса, к тому же, в самом звуке затихавших шагов было нечто такое, отчего Гарри понял — Белка или уже сдался, или вот-вот сдастся.
   Гарри поспешил обратно в библиотеку, где Гермиона проверяла Рона по астрономии. Гарри рассказал друзьям, что он только что услышал.
   — Значит, Злей добился своего! — воскликнул Рон. — Если Белка сказал ему, как разрушить заклятие против сил зла…
   — Но ведь еще остается Пушок, — напомнила Гермиона.
   — Может быть, Злей и без Огрида узнал, как обойти Пушка, — сказал Рон, обводя взглядом полки с книгами. — Наверняка есть книжка, в которой говорится, как обойти гигантскую трехглавую собаку. Что делать, Гермиона?
   В глазах Рона зажегся озорной огонек, его явно манило новое приключение, но Гермиона ответила раньше, чем Гарри успел произнести хоть слово.
   — Идти к Думбльдору. Нам следовало сделать это давным-давно. Если мы опять начнем предпринимать что-то сами, нас вышвырнут из школы.
   — Но у нас нет доказательств! — сказал Гарри. — Белка слишком труслив, чтобы подтвердить наши слова. А Злей только скажет, что понятия не имеет, каким образом тролль проник в школу на Хэллоуин и что он близко не подходил к третьему этажу — и кому, вы думаете, поверят, ему или нам? Не секрет, что мы его терпеть не можем, Думбльдор решит, что мы это придумали, чтобы Злея уволили. Филч на нашу сторону не станет, они слишком дружны со Злеем, и вообще, для него, чем меньше в школе учеников, тем лучше. А кроме того, не забывайте, предполагается, что мы ничего не знаем ни про камень, ни про Пушка. Нам долго придется все объяснять.
   Эти слова убедили Гермиону, но не Рона.
   — Если мы немного разведаем обстановку…
   — Нет, — сказал Гарри без выражения, — мы уже наразведывались.
   Он придвинул к себе карту Юпитера и стал заучивать названия его лун.
   На следующее утро за завтраком Гарри, Гермиона и Невилль получили записки одинакового содержания:
   Ваше наказание будет иметь место сегодня в одиннадцать часов вечера.
   Мистер Филч будет ожидать вас в вестибюле.
   Профессор МакГонаголл
   В ужасе от потери ста пятидесяти баллов, Гарри и забыл, что им, кроме всего прочего, нужно отбывать наказание. Он думал, Гермиона начнет жаловаться, что из-за этого потеряет время, необходимое для занятий, но та не произнесла ни слова. Как и Гарри, она считала, что наказание справедливо.
   В одиннадцать вечера они попрощались с Роном в гриффиндорской гостиной и, захватив Невилля, спустились в вестибюль. Филч был уже там — как и Малфой. Гарри совсем забыл, что Малфой тоже получил взыскание.
   — Следуйте за мной, — рявкнул Филч, зажигая лампу и выводя детей из замка.
   — Ну что, теперь будете хорошенько думать, прежде чем нарушать школьные правила, а? — он злобно скосил глаза. — Да-да… тяжелый труд и сильная боль — вот лучшие учителя, если вы спросите мое мнение… Жаль, что отменили прежнюю систему наказаний… Подвесить бы вас за руки к потолку на пару деньков, у меня ведь и цепи сохранились, я их держу в порядке, смазываю маслом, вдруг снова понадобятся… М-да… Ну, пошли, что ли… и не вздумайте убежать, от этого вам только хуже будет.
   Они пересекали темный двор. Невилль всхлипывал. Гарри гадал, какое же наказание их ждет. Наверное, что-то действительно ужасное, иначе Филч не был бы так доволен.
   Луна была яркая, но из-за облаков, набегавших на нее, маленькая процессия то и дело погружалась в кромешную темноту. Впереди, Гарри видел освещенные окна хижины Огрида. Потом они услышали отдаленный крик:
   — Это ты, Филч? Давай поспешай, пора б уж и начать.
   Гарри немного приободрился; если им предстоит поработать с Огридом, может быть, все не так плохо. Должно быть, его чувства отразились у него на лице, потому что Филч процедил:
   — Ты, видимо, думаешь, что вы будете валять дурака с этим пугалом? Ошибаешься, парень — вы пойдете в лес и — поправьте меня, если я ошибаюсь — вам вряд ли удастся вернуться оттуда целыми и невредимыми.