«Хэлло!», радостно закричал он.
   «Хэлло, Пух!»
   Поросенок посмотрел наверх и потом посмотрел опять вниз. И он почувствовал себя в Таком Глупом и Идиотском положении, что окончательно решил убежать из дому и стать Матросом, как вдруг он что-то увидел.
   «Пух!», завопил он. «Там что-то по твоей спине карабкается».
   «Вот и я думаю», говорит Пух.
   «Это же Малютка!», закричал Поросенок.
   «А, так вот это кто!», говорит Пух.
   «Кристофер Робин, я нашел Малютку!», заорал Поросенок.
   «Молодец, Поросенок», говорит Кристофер Робин.
   И после этих ободряющих слов Поросенок почувствовал себя совершенно счастливым и решил пока в Матросы не поступать. Поэтому, когда Кристофер Робин помог им выбраться из Большого Карьера, они пошли оттуда все вместе, взявшись за руки.
   Через два дня Кролик случайно встретил в Лесу И-Ё.
   «Хэлло, И-Ё», сказал он. «Что это ты ищешь?»
   «Малютку, разумеется», говорит И-Ё. «Совсем, что ли, ничего не соображаешь?»
   «О, разве я тебе не говорил?», говорит Кролик. «Малютку нашли два дня назад».
   Последовало минутное молчание.
   «Ха-ха», сказал И-Ё с горечью. «Всеобщий восторг и прочее. Не надо оправданий. Именно что-нибудь в таком роде и должно было произойти».

Глава IV. Jagular

   Как-то раз Пух думал, и вот он подумал, что неплохо было бы навестить И-Ё, потому что он его не видел аж со вчерашнего дня. Но, проходя сквозь вереск и напевая, он вспомнил, что Сыча он не видел с позавчерашнего дня, поэтому он подумал, что сначала заглянет в Сто-Акровый Лес и посмотрит, может, Сыча нет дома.
   Ладно, он шел, напевая, пока не дошел до того места у ручья, где был брод, и, когда он уже был посередине третьего камня, он стал раздумывать, как там поживают Канга с Ру и Тиггером, потому что они жили все вместе совсем в другой части Леса. И он подумал: «Я не видел Ру очень давно, и если я не увижу его сегодня, пройдет еще больше времени». Итак, он сел на камень посреди ручья и спел один из куплетов своей песни попутно размышляя, что же предпринять.
   Этот куплет был примерно такого сорта:
 
Встаю я рано поутру,
Гляжу вокруг.
Играю в кошки-мышки с Ру.
Я – Winnie Пух.
Побольше бегать и играть
(Стараться в голову не брать!),
Побольше спать, поменьше жрать
И наплевать! [67]
 
   Солнце было восхитительно теплым, и камень, на котором он уже довольно долго сидел, тоже нагрелся, так что Пух почти решил уже оставаться Пухом посреди ручья весь остаток утра, когда он вспомнил Кролика.
   «Кролик», сказал Пух. «Мне нравитсяпотолковать с Кроликом. Он всегда толкует о разумных вещах. Он не употребляет длинных, трудных слов, как Сыч. Он употребляет короткие, легкие слова, такие, как „Не позавтракать ли нам?“ или „Угощайся, Пух“. Я полагаю, что на самом деле я должен пойти и навестить Кролика».
   Что побудило его подумать о следующем куплете:
 
Да, я люблю потолковать о том о сем.
У камелька поворковать За жизнь вдвоем.
И сесть у Кролика за стол:
Поел-попил – да и пошел.
Лекарства лучшего от зол
Я не нашел.
 
   Итак, исполнив этот куплет, он встал с камня, вернулся обратно через ручей и отправился к дому Кролика.
   Но не прошел он и нескольких шагов, как стал говорить себе:
   «Да, но, положим, Кролика нет дома?»
   «Или, положим, я застряну в его парадной двери, как уже однажды случилось, когда его передняя вдруг стала гораздо меньше?»
   «Потому что я-то знаю, что я не стал толще, а его парадная дверь вполне могла похудеть».
   «Поэтому не будет ли лучше, если…»
   И все это время, пока он высказывал эти и им подобные мысли, он забирал все больше и больше на запад, сам не понимая, что делает… пока вдруг не обнаружил, что находится возле двери собственного дома.
   Было одиннадцать часов.
   Время, когда необходимо-немножко-чего-нибудь…
   Полчаса спустя он делал то, что он на самом деле имел в виду с самого начала, – он ковылял к дому Поросенка [68]. По ходу дела он вытер рот тыльной стороной лапы и спел заключительный куплет своей песни:
 
Встаю я рано поутру,
Гляжу вокруг.
Мне Поросенок лучший друг.
И то не вдруг!
Осёл, и Сыч, и Мелкота,
И Кристофер Робин (как же я про него-то забыл, тьфу ты, зараза!)
С друзьями просто красота,
Без них – каюк!
 
   Когда это вот так записано, то, может, оно и не кажется очень уж удачной песней, но, идя через светлый желтовато-коричневый пушок очень солнечного утра приблизительно в половине двенадцатого, Пух был склонен думать, что это лучшая из всех песен, какие ему когда-либо доводилось петь.
   Поросенок был занят рытьем небольшой ямы в земле прямо рядом со своим домом.
   «Хэлло, Поросенок», сказал Пух.
   «Хэлло, Пух», сказал Поросенок, подпрыгнув от удивления. «Я так и знал, что это ты».
   «И я знал, что это я», сказал Пух. «Что это ты делаешь?»
   «Сажаю желудь, Пух, так чтобы из него выросло дубовое дерево и у меня было бы много желудей прямо возле дома, вместо того чтобы ходить за ними за тридевять земель, понимаешь?»
   «А положим, не вырастет?», говорит Пух.
   «Вырастет, потому что Кристофер Робин сказал, что вырастет, поэтому я его и сажаю».
   «Ладно», говорит Пух, «значит, если я посажу медовые соты возле своего дома, то, стало быть, вырастет целый улей?»
   Поросенок не вполне был в этом уверен.
   «Или кусочек соты», сказал Пух, «а то так сот не напасешься. Но только тогда вырастет только кусочек улья, при том что это может оказаться неправильный кусочек, где пчелы только погудели, но ничего не намедовали. Зараза».
   Поросенок согласился, что это было бы скорее обидно.
   «Кроме того, Пух, сажать-то совсем не просто, особенно если ты не знаешь, как это делается», сказал Поросенок. Он положил желудь в яму, засыпал ее землей и попрыгал на ней.
   «А я знаю», сказал Пух, «потому что Кристофер Робин давал мне семена мастурбций, и я их посадил, и у меня теперь вырастут мастурбций прямо перед дверью».
   «Может, настурций?», робко говорит Поросенок, продолжая прыгать.
   «Нет!», сказал Пух. «Это другие. Мои называются мастурбций».
   Когда Поросенок закончил прыгать, он вытер лапы об живот и говорит: «Что будем делать?», а Пух говорит: «Давай навестим Кангу с Ру и Тиггера», а Поросенок говорит: «Д-да, д-давай», потому что он слегка тревожился насчет Тиггера, который был весьма Прытким Животным с такой манерой здороваться, что у вас потом полны уши песка, даже после того, как Канга скажет: «Спокойнее, Тиггер, дорогуша» – и поможет вам встать. Итак, они отправились к Канге.
   Теперь, случилось так, что Канга почувствовала в то утро прилив комплекса хозяйки, в частности, она захотела Сосчитать Вещи – жилетки Ру, сколько кусков мыла осталось и два пятна на Тиггеровом нагруднике; итак, она услала их из дому с пакетом сандвичей с кресс-салатом для Ру и пакетом сандвичей с Солодовым Экстрактом для Тиггера, чтобы они как следует прогулялись по Лесу и не шалили. Ладно, они и ушли.
   И когда они шли, Тиггер рассказывал Ру (которого это интересовало) обо всем, что Тиггеры умеют делать.
   «Летать умеют?», спросил Ру. «Да», говорит Тиггер, «они прекрасные летуны». «Оо!», говорит Ру. «Летают, как Сыч?» «Да», сказал Тиггер. «Но они не хотят». «Почему же они не хотят?» «Ладно, им почему-то не нравится». Ру не мог этого понять, потому что он думал, что уметь летать было бы классно, но Тиггер сказал, что это трудно объяснить, если ты сам не Тиггер. «Ладно», говорит Ру, «прыгать, как Канга?» «Да», сказал Тиггер. «Но только в охотку». «Я люблю прыгать», сказал Ру. «Давай, кто дальше!»
   «Я могу», говорит Тиггер, «но только мы не должны останавливаться, а не то опоздаем». «Куда мы опоздаем?»
   «Туда, куда надо приходить вовремя», говорит Тиггер.
   Через некоторое время они подошли к Шести Сосновым Деревьям.
   «Я умею плавать», говорит Ру. «Я упал в речку и плавал. Тиггеры умеют?»
   «Конечно, умеют. Тиггеры все умеют». «Лазить по деревьям лучше Пуха?», спросил Ру, остановившись перед самой высокой сосной и задрав голову.
   «По деревьям они лазят лучше всего», сказал Тиггер. «Гораздо лучше, чем Пухи».
   «А на это дерево они могут влезть?»
   «Они как раз всегда на такие и лазают», сказал Тиггер. «Вверх – вниз, и так целыми днями».
   «Оо, Тиггер, на самом деле?»
   «Вот ты сейчас сам убедишься», храбро сказал Тиггер. «А ты можешь сесть мне на спину и наблюдать». Ибо из всех вещей, о которых он сказал, что Тиггеры умеют их делать, он неожиданно почувствовал уверенность именно относительно лазанья по деревьям.
   «Оо, Тиггер – оо, Тиггер, – оо, Тиггер», возбужденно пищал Ру.
   Итак, он сел Тиггеру на спину, и они пошли.
   Через первые десять футов Тиггер радостно говорит себе: «Лезем!»
   Еще через десять футов он сказал:
   «Я всегда говорил, что Тиггеры умеют лазить по деревьям».
   А еще через десять футов он говорит:
   «Однако надо принять во внимание, что это непростое дело».
   А еще через десять футов он сказал:
   «С другой стороны, придется ведь слезать обратно».
   А потом говорит:
   «Что будет непросто…»
   «Хотя кто-то думает…»
   «Что это…»
   «Легко».
   И на слове «легко» ветка, на которую он залез, неожиданно сломалась, и он только чудом ухитрился схватиться за другую, медленно зацепился за нее подбородком, затем задней лапой… затем другой… пока наконец не уселся на ней, тяжело дыша и жалея, что не попробовал вместо этого плаванье.
   Ру слез с его спины и уселся рядом с ним.
   «Оо, Тиггер», сказал он возбужденно, «мы на самой верхушке?»
   «Нет», говорит Тиггер.
   «Полезем на верхушку?»
   «Нет», говорит Тиггер.
   «О!», сказал Ру скорее грустно. Затем он с надеждой продолжал: «Здорово у тебя получилось, когда ты сделал вид, что мы собираемся упасть прямо вниз и не упали. Давай еще попробуем?»
   «НЕТ», говорит Тиггер.
   Ру ненадолго замолчал, а потом говорит: «Съедим сандвичи, Тиггер?» На что Тиггер сказал: «Да, где они?» А Ру говорит: «Внизу под деревом». А Тиггер сказал: «Не думаю, что их надо сейчас есть».
   Ладно, они и не стали.
   Мало-помалу Пух и Поросенок приближались к цели. Пух рассказывал Поросенку поющим голосом, что, мол, самое главное не брать в голову и спать побольше, а там хоть трава не расти, а Поросенок размышлял, сколько времени пройдет, пока вырастет его желудь.
   «Смотри, Пух!», вдруг сказал Поросенок. «Там кто-то на сосне сидит».
   «Точно!», говорит Пух, удивленно вглядываясь. «Это какое-то Животное».
   Поросенок схватил Пуха за руку на тот случай, если Пух испугался.
   «Это Одно из Свирепых Животных?», спросил он, глядя в другую сторону.
   Пух кивнул.
   «Это Jagular».
   «Что делают Jagular'ы?», говорит Поросенок в надежде, что они этого делать не будут. [69]
   «Они прячутся в ветвях деревьев и сваливаются вам на голову, когда вы проходите внизу», сказал Пух. «Мне Кристофер Робин говорил».
   «Может, мы лучше не будем проходить внизу на тот случай, если он свалится и поранит себя?»
   «Они никогда себя не ранят», сказал Пух. «Они первоклассные свальщики».
   Поросенок все еще чувствовал, что находиться прямо внизу под Очень Хорошим Свальщиком было бы Ошибкой, и он уже совсем решил возвращаться обратно, как будто он забыл сделать что-то важное, когда Jagular позвал их.
   «На помощь! На помощь!», звал он.
   «Вот так Jagular'ы всегда делают», сказал Пух, очень заинтересованный. «Они зовут: „На помощь! На помощь!“, а потом, когда ты посмотришь наверх, сваливаются тебе на голову».
   «Я смотрю вниз», громко закричал Поросенок, так чтобы Jagular случайно не сделал по ошибке неверный шаг.
   Что-то очень возбужденное рядом с Jagular'ом узнало Поросенка и запищало:
   «Пух и Поросенок! Пух и Поросенок!»
   Тут Поросенок вдруг почувствовал, что этот день гораздо лучше, чем он ему казался раньше, – такой теплый, солнечный.
   «Пух!», заорал он. «По-моему, это Тиггер и Ру!»
   «Точно», говорит Пух. «А я думал, это Jagular и другой Jagular».
   «Хэлло, Ру», позвал Поросенок. «Что вы там делаете?»
   «Мы не можем слезть, мы не можем спуститься вниз!», закричал Ру. «Не забавно ли? Пух, не забавно ли? Тиггер и я живем на дереве, как Сыч, и собираемся тут оставаться навсегда. Я могу видеть дом Поросенка. Поросенок, я могу видеть твой дом отсюда. Правда, мы высоко забрались? А дом Сыча такой же высокий, как этот?»
   «Как ты туда попал, Ру?», спросил Пух.
   «На спине у Тиггера. А Тиггеры не могут лазать вниз, потому что у них хвост мешает, только вверх, а Тиггер забыл об этом, когда мы начали залезать, и только сейчас вспомнил. Так что мы здесь останемся навсегда-навсегда, если только еще выше не полезем. Что ты говоришь, Тиггер? О, Тиггер говорит, если мы полезем выше, то мы будем не в состоянии так хорошо видеть дом Поросенка, так что мы собираемся остаться здесь».
   «Поросенок», говорит Пух торжественно, услышав все это, «что будем делать»? И он начал есть Тиггеровы сандвичи.
   «Они попались?», тревожно спросил Поросенок.
   Пух кивнул.
   «Ты не можешь слазить за ними?»
   «Я бы мог, Поросенок, я бы мог даже принести Ру на спине, но принести Тиггера я не смогу. Итак, мы должны сделать что-то еще». И он глубокомысленно начал есть сандвичи Ру.
   Думал ли он о чем-нибудь, когда доедал последний сандвич, я не знаю, но, когда он докончил предпоследний, раздался треск папоротника и на сцене явились Кристофер Робин и И-Ё.
   «Не удивлюсь, если завтра, того и гляди, начнется град», говорил И-Ё. «Бураны, снежные заносы или что там еще. Сегодня хорошо – так и не Бери в Голову. Не имеет значения – так что ли? Пустяк, ерунда. Просто кусочек погоды».
   «Вон Пух!», сказал Кристофер Робин, который не беспокоился о завтрашнем дне, пока он не наступил. «Хэлло, Пух!»
   «Это Кристофер Робин», сказал Поросенок. «Он поймет, что делать». Они подошли к нему.
   «О, Кристофер Робин», начал Поросенок.
   «И И-Ё», сказал И-Ё.
   «Тиггер и Ру прямо на Шести Сосновых Деревьях и не могут слезть и…»
   «Я только что сказал», вставил Поросенок, «что если бы только Кристофер Робин…»
   «И И-Ё…»
   «Если бы вы только были здесь, тогда бы мы могли что-нибудь придумать».
   «Я думаю», сказал Поросенок серьезно, «что если И-Ё стал бы у подножия дерева, а Пух встал бы И-Ё на спину, а я встал бы на плечи Пуху…»
   «И если спина И-Ё вдруг хрустнула бы, то для нас это было бы какое-никакое развлечение. Ха-ха!», сказал И-Ё. «В некотором роде забавно, но в действительности бесполезно».
   «Ладно», сказал Поросенок мягко, «я думал…»
   «Неужели твоя спина сломалась бы, И-Ё?», спросил Пух, в высшей степени удивленный.
   «Это-то как раз самое увлекательное, Пух. Не быть вполне уверенным, пока сам не убедишься».
   Пух сказал: «О!», и все снова начали думать.
   «У меня идея!», закричал Кристофер Робин.
   «Послушай его, Поросенок», сказал И-Ё, «и тогда ты поймешь, что мы будем пытаться делать».
   «Я сниму твою Тунику [71], и мы возьмемся каждый за свой угол, и тогда Ру и Тиггер смогут туда прыгнуть, и это будет безопасно и упруго, так что они не ушибутся».
   «Спустить Тиггера вниз», говорит И-Ё, «не поранив кого бы то ни было. Держи эти две мысли в голове, Поросенок, и все будет в порядке».
   Но Поросенок не слушал, он пришел в возбуждение от мысли увидеть снова голубые подтяжки Кристофера Робина. Он их раньше видел только один раз, когда был гораздо моложе, и был так перевозбужден от их созерцания, что должен был лечь спать на полчаса раньше, чем обычно; и он всегда размышлял, на самом ли деле они были такими голубыми и тянучими, какими он их себе представлял. Итак, Кристофер Робин снял Тунику, и оказалось, что они действительно точно такие и были. Поросенок почувствовал полное дружелюбие к И-Ё и даже держал конец Туники рядом с ним и радостно улыбался ему. И-Ё же шепнул в сторону: «Я не говорил, что Несчастье не случится. Несчастья – это забавная вещь. Вы о них никогда не думаете, пока их нет».
   Когда Ру понял, что он должен делать, он пришел в дикое возбуждение и закричал: «Тиггер, Тиггер, мы сейчас будем прыгать! Погляди, как я буду прыгать, Тиггер! Подобен полету будет мой прыжок. Тиггеры так умеют?»
   И он запищал: «Я пошел, Кристофер Робин» – и прыгнул прямо в середину Туники. И прыгнул он так быстро, что оттолкнулся и прыгнул снова почти так же высоко, и еще несколько раз подпрыгивал и говорил «Оо!», а потом он наконец остановился и говорит: «О, здорово!», и они спустили его на землю.
   «Давай, Тиггер!», завопил он. «Это легко».
   Но Тиггер впился в ветку и говорил себе: «Это все очень хорошо для Прыгучих Животных, как Канга, но это совершенно другое дело для Плавучих Животных, как Тиггеры».
   И он представил, как он плывет себе вниз по речке и почувствовал, что это и есть настоящая жизнь для Тиггеров.
   «Давай!», орал Кристофер Робин. «Все будет в порядке».
   «Подождите минутку», нервно сказал Тиггер. «Мне в глаз попал кусочек коры». И он медленно двинулся по ветке.
   «Давай, это легко!», пищал Ру. И вдруг Тиггер убедился в том, как это было легко.
   «Атас!», закричал Кристофер Робин остальным. Раздался треск, ужасающий шум и страшная неразбериха на земле.
   Кристофер Робин, Пух и Поросенок встали первыми, затем они подняли Тиггера, а в самом низу валялся И-Ё.
   «О, И-Ё», воскликнул Кристофер Робин, «ты не ушибся?» Он в тревоге поднял его, и встряхнул, и помог ему встать на ноги.
   Долгое время И-Ё молчал. Потом говорит: «Тиггер здесь?»
   Тиггер был здесь, такой же Прыткий, как всегда. «Да», сказал Кристофер Робин. «Тиггер здесь». «Ладно, поблагодарите его от моего имени», сказал И-Ё.

Глава V. Busy Backson

   Все говорило о том, что Кролику предстоял хлопотный день. Как только он проснулся, он сразу почувствовал всю важность происходящего, почувствовал, как много сегодня от него зависит. Это был как раз такой день, Подходящий для Организации Чего-Либо, для Написания Писки За Подписью «Кролик» и для того, чтобы выяснить, что Думают По Этому Поводу Остальные. Это было замечательное утро, самое подходящее для того, чтобы поспешить к Пуху и сказать: «Прекрасно, я так и передам Поросенку», а затем пойти к Поросенку и сказать: «Пух полагает, но, возможно, лучше будет, если я посоветуюсь с Сычом». Это был такой Капитанский день, когда все говорят: «Да, Кролик» или «Нет, Кролик» и ждут дальнейших распоряжений.
   Он вышел из дома и окунулся в теплое весеннее утро, размышляя о том, что бы предпринять. Ближе всего был дом Канги, а там Бэби Ру умел говорить «Да, Кролик» или «Нет, Кролик», пожалуй, лучше, чем кто бы то ни было в Лесу; но теперь там находилось другое животное, этот непредсказуемый и Прыткий Тиггер, а это был еще тот Тиггер, который всегда опережал тебя, как только ты соберешься показать ему дорогу, и был вне поля зрения во все время пути, но приходил раньше всех и говорил: «А вот и мы!»
   «Нет, только не Канга», сказал задумчиво Кролик, грея усы на солнце; и чтобы совершенно убедить себя в том, что он туда не собирается, он повернул налево и потрусил в другом направлении, которое оказалось дорогой к дому Кристофера Робина.
   «В конце концов», говорил себе Кролик, «Кристофер Робин зависит только от меня. Он обожает Пуха и Поросенка, так же как и я, но ведь у них совершенно нет Мозгов, просто ни чуточки. И он уважает Сыча, потому что, конечно же, нельзя не уважать кого бы то ни было, если он может написать В Т О Р Н Е К, даже если он пишет это слово неправильно; но правописание – это еще не все. Бывают дни, когда написать вторнек совершенно не считается. А Канга слишком занята воспитанием Ру, а Ру слишком юн, а Тиггер слишком Прыток, чтобы от них был какой-нибудь толк. Итак, на самом деле, кроме меня, никого нет, если приглядеться хорошенько. Я пойду и погляжу, не собирается ли он что-нибудь сделать, и я сделаю это для него. Это как раз такой день сегодня, чтобы проворачивать дела».
   Он радостно затрусил дальше и мало-помалу пересек Ручей и попал в то место, где жили его друзья-и-родственники. Казалось, в это утро их было даже больше, чем обычно, и он кивнул парочке-другой ежей, так как для долгих приветствий и рукопожатий он был слишком занят, сказал важно «Привет», некоторым другим и – милостиво – «А, это вы», – самой Мелкоте. Он похлопал их лапой по плечу и ушел, оставив такую атмосферу возбуждения и я-не-знаю-что-там-еще-такое, что некоторые члены семейства Жук, включая Анри Пти, тут же отправились в Сто-Акровый Лес и начали взбираться на деревья в надежде, что им удастся забраться на самую верхотуру, прежде чем это, что бы оно ни было, произойдет, так, чтобы увидеть его воочию.
   Кролик спешил, каждую минуту все больше раздуваясь от важности; вскоре он добрался до того дерева, где жил Кристофер Робин. Он постучал в дверь и пару раз крикнул, затем он отошел немного назад и поднял лапу, загораживая глаза от солнца, и крикнул по направлению к верхушке дерева. Потом он повернулся и заорал: «Хэлло! Слышишь, что ли? Это Кролик», но ничего не произошло. Тогда он перестал орать и прислушался. И все остановились и прислушались вместе с ним, и Лес был такой одинокий, тихий и мирный в солнечном блеске, и тогда вдруг в ста милях, где-то высоко над ним, запел жаворонок.
   «Черт!», сказал Кролик. «Он ушел».
   Он вернулся к парадной двери, просто чтобы убедиться, и уже было двинулся прочь, чувствуя, что все утро испорчено, как вдруг увидел на земле листок бумаги. А на нем была кнопка, так что было ясно, что она откнопилась от двери.
   «Ха!», сказал Кролик, вновь чувствуя прилив энергии. «Еще записка!»
   Вот что там говорилось:
   УШОЛ БЭКСОН [72]ЗАНЯТ БЭКСОН К. Р.
   «Ха!», говорит Кролик. «Надо сказать другим». И он с важностью пустился прочь.
   Ближайшим был дома Сыча, поэтому именно туда направил Кролик свои стопы.
   Он подошел к двери Сычова дома и стучал и звонил, и звонил и стучал, пока наконец Сыч не высунулся наружу и сказал: «Пошел отсюда, то есть я хотел сказать – о, это ты» – в своей обычной манере.
   «Сыч», коротко сказал Кролик. «И у тебя и у меня – мозги. У остальных – мякина. И если кто может в этом Лесу думать, а когда я говорю „думать“, то я имею в виду думать, то это мы с тобой».
   «Да», говорит Сыч. «Что верно, то верно».
   «Прочти вот это».
   Сыч взял у Кролика записку Кристофера Робина и мельком взглянул на нее. Он умел написать свое собственное имя ЫСЧ, и он умел написать Вторнек так, чтобы было понятно, что это не Среда, и он мог читать вполне приемлемо, если только ему не заглядывали через плечо и не говорили все время «Ну», и он также умел…
   «Ну», сказал Кролик.
   «Да», сказал Сыч, стараясь произнести это как можно более Мудро и Многозначительно. «Я понимаю, что ты имеешь в виду. Несомненно».
   «Ну?»
   «Вот именно», говорит Сыч. «Безусловно». И после недолгого размышления он добавил: «Если бы ты ко мне не пришел, то я сам пришел бы к тебе!» [73]
   «Почему это?», спросил Кролик.
   «Вот по этой самой причине», сказал Сыч, надеясь, что вскоре что-нибудь придет ему на помощь.
   «Вчера утром», торжественно говорит Кролик, «я пошел навестить Кристофера Робина. Его не было дома. К двери была прикноплена записка!»
   «Вот эта записка?»
   «Нет, другая. Но по содержанию та же самая. Это очень странно».
   «Удивительное дело», сказал Сыч, вновь взглянув на записку. «Что же ты предпринял?»
   «Ничего».
   «Это самое лучшее», мудро сказал Сыч.
   «Ну так что?», говорит опять Кролик, когда Сыч подумал, что он уже собирается уходить.
   «Безусловно», сказал Сыч.
   Некоторое время в голову ему не лезли никакие мысли, а затем вдруг одна пришла.
   «Скажи мне, Кролик», говорит Сыч, «точныеслова первой записки. Это очень важно. От этого зависит все. Точныеслова первойзаписки».
   «Она была точно такая же, как эта».
   Сыч посмотрел на него, размышляя, как бы получше столкнуть его с дерева, но потом почувствовал, что это он всегда успеет сделать. И он предпринял еще одну попытку понять, о чем идет речь.
   «Точные слова, пожалуйста», сказал он так, как будто Кролик вообще не умел говорить.
   «Там сказано: „Ушол. Бэксон“. Как здесь. Только здесь сказано еще „Занятый Бэксон“».
   Сыч издал вздох облегчения.
   «А!», сказал Сыч. « Теперь-томы знаем, на каком мы свете».
   «Да, но на каком свете Кристофер Робин?», сказал Кролик. «Вот в чем вопрос».
   Сыч снова посмотрел на записку. Человеку с его образованием прочитать ее было раз плюнуть. «Ушол Бэксон. Занятый Бэксон» – именно нечто в таком роде он и ожидал там увидеть.
   «Совершенно ясно, что произошло, мой дорогой Кролик», сказал Сыч. «Кристофер Робин куда-то пошел с этим Бэксоном. Они с Бэксоном чем-то вместе заняты. Ты когда последний раз видел где-нибудь тут в Лесу Бэксона?»
   «Не знаю», говорит Кролик. «Об этом я как раз тебя хотел спросить. Как он выглядит?»
   «Ладно», сказал Сыч, «Крапчатый Травянистый Бэксон это просто – по меньшей мере, – он на самом деле больше всего напоминает – конечно, это зависит от, – ладно», говорит, «честно говоря», говорит, «я не знаю, как они выглядят», сказал Сыч откровенно.
   «Спасибо», сказал Кролик и поспешил к Пуху.
   Подойдя, он услышал шум. Итак, он остановился и прислушался. Вот какой это был шум:

ШУМ, СОЧ. ПУХА

 
Вот и бабочки летают,
И сосулечки все тают,
Первоцветы зацветают,
Просто страх!
 
 
Вот и горлицы воркуют,
И деревья зеленуют,
И фиалки голубуют
В зеленях!
 
 
Пчелки в небе лихо пляшут,