Руми Джалаладдин. Дорога превращений. Суфийские притчи

Она и Лукмана мудрей, и Платона:
 
 
С души отрясая безверия прах,
Любовь ее к небу несет на крылах!
 
 
Пусть сердце поет, как влюбленная птица,
Иначе твой Друг от тебя отвратится, —
 
 
Молись, чтоб, отвергнутый розой своей,
В весеннем саду не замолк соловей...
 
 
Ты – глина земная, ты – персть, но при этом
Друг сердце твое озарил Своим светом!
 
 
А если б Он свет Свой навеки сокрыл, —
Ты бился б о землю, как сокол без крыл,
 
 
И в мире земном, опустелом и темном,
Ты б странствовал в страхе бродягой бездомным...
 
 
Но светоч немеркнущий в доме зажжен,
И в зеркале сердца твой Друг отражен.
 
 
А если твой мир помрачило хоть что-то —
Не медли и сердце омой от налета
 
 
Гордыни и злобы: омоешь – и вмиг
В нем вновь отразится возлюбленный Лик.
 
 
Прозреешь – и жизнь просияет иная,
И сердцем услышишь рыдания ная!..
 

Притчи Руми

   Притчи Руми взяты из «Маснави-йи-манави» («Двустишия с намеком на незримое») – грандиозной поэмы, в контексте которой они представляют собой наглядные иллюстрации к определенным положениям суфийского учения. Однако и вне контекста «Маснави» притчи Руми сохраняют свою огромную литературную, этическую и педагогическую ценность, что сделало их весьма популярными во многих мусульманских странах. Особо стоит вопрос о взаимовлияниях притч Руми и фольклорных источников различных культур Ближнего и Среднего Востока. Влияние притч прослеживается в литературе и фольклоре целого ряда народов на протяжении столетий. Следует особо подчеркнуть, что за оригинальным сюжетом каждой притчи Руми, обычно несущей заряд остроумия и поразительно яркой житейской мудрости, скрывается иная мудрость – мистическая, содержащая указания на тайны человеческой души, ее общения с Богом и духовного восхождения. Таким образом, притчи дают каждому читателю буквально то, что он «способен взять». К притчам Руми в наибольшей степени можно отнести слова из раннехристианского гностического апокрифа – «Евангелия от Филиппа»: «...Мудрый... познал пищу каждого: перед детьми он положил хлеб... перед рабами он положил... пшеницу, и скоту [он бросил ячмень], и солому, и траву. Собакам он бросил кости, [а свиньям он] бросил желуди... Так и ученик Бога... Формы телесные не введут его в обман, но он посмотрит на состояние души каждого и заговорит с ним...» (пер. М.К. Трофимовой). Эти слова как нельзя более подходят к притчам Руми – с той только разницей, что, получая одну и ту же «духовную пищу», читатели великого суфия сами выбирают из нее то, что способны «усвоить», – от простого смысла до самого сокровенного... В связи со сказанным понятно, что сокрытый – эзотерический – смысл притч не может быть исчерпан до конца. Поэтому в дальнейших комментариях мы будем обращать внимание выборочно на тот или иной суфийский аспект каждой притчи.

I. Неспособные к обучению

   В притчах этого раздела описаны такие качества характера и настрой ума, которые, оставаясь непреодоленными, лишают своих обладателей возможности усваивать посылаемые свыше наставления.

Татуировка

   Суфийская система воспитания направлена на создание гармоничного «внутреннего человека», властвующего над низшими проявлениями своей природы (животными силами) и олицетворяемого поэтому в образе «царя зверей» – льва. В данной притче создание такого «внутреннего льва» изображено в виде нанесения татуировки. Поскольку же путь суфийского послушника- мюридасвязан с одолением больших испытаний, вступающий на этот путь должен быть мужествен и терпелив. При этом невозможно избежать каких-либо этапов пути и связанных с ними страданий – как нельзя изобразить льва «без брюха, без хвоста и головы»...
    Д. Щ.
   ***
   Казвинец, выведенный в притче, желает лишь одного – чтоб о его «силе львиной» повсюду «прошла молва». Следовательно, «лев» для него – не отражение его внутренней сути, а чисто внешнее украшение, которое призвано выставить его сильным в глазах окружающих людей. Итак, казвинец стремится «не быть, но слыть», и само испытание страданием выявляет в нем это противоречие между «внешним львом» и «внутреннем зайцем». Разумеется, находясь в таком состоянии, человек совершенно не готов к вступлению на суфийский путь, требующий прямоты и решительности. Только совершив мужественный выбор и пройдя все испытания, суфий обретает власть над собой и окружающими обстоятельствами: «Знай – перед тем склоняются светила, // В ком власть душа над телом захватила». Согласно астрологии, судьба человека определяется звездами; но тот, кто вышел из-под власти плотского начала, «управляет светилами», т. е. получает власть над своей судьбой. Такого человека «ни адский жар, ни солнце не сожжет»: как в Библии, так и в Коране земная история человечества уподобляется ночи, а мир грядущий, в котором присутствие Бога станет явным для людей, – восхождению «Солнца Праведности», дневному «жару». Вынести это, нестерпимое для нечестивых, сияние «Божьего лика» и наслаждаться им смогут лишь души, закаленные в горниле земной жизни и «воцарившиеся» над своей низшей природой, подобно льву в царстве зверей.
    М. Х.

Татуировка

 
Какой-то житель города Казвина
Красой задумал похвалиться львиной.
 
 
А для сего достаточно вполне
Носить наколку на своей спине.
 
 
Вот он к татуировщику пришел,
Разделся, лег и молвил: «Хорошо,
 
 
Коль обо мне везде пройдет молва,
Что я, рожденный под созвездьем Льва,
 
 
И впрямь отвагой обладаю львиной:
Изображеньем льва укрась мне спину!»
 
 
Тут мастер стал накалывать... «Довольно, —
Казвинец заорал, – оставь: мне больно!
 
 
Что? ты рисуешь на моей спине?»
«Рисую льва, как Вы велели мне,
 
 
Его с хвоста я начал, как ведется...»
«Лев без хвоста прекрасно обойдется,
 
 
Начни его, к примеру, с головы!»
Тот начал... Пациент вскричал: «Увы!
 
 
Что на моем ты вытворяешь теле?!»
«Рисую голову, как Вы хотели».
 
 
«Невыносима эта голова...
С другого места наколи мне льва!»
 
 
Тот приступил... «Ты что рисуешь?» —
«Брюхо!» «Помилуй, я теряю силу духа,
 
 
Не надо брюха, краску пожалей,
Без брюха лев отважней и смелей!»
 
 
В сердцах татуировщик иглы бросил:
«Что ж, господин, пойдем – прохожих спросим:
 
 
Неужто водятся на свете львы
Без брюха, без хвоста и головы?!.»
 
 
...Коль хочешь ты с могучим львом сравниться —
Вели своим желаньям потесниться,
 
 
А коль совсем терпеть не можешь боли —
Так нет тебе среди отважных доли!
 
 
Чтоб взять свои желанья в обладанье,
Ты научись переносить страданья:
 
 
Знай – перед тем склоняются светила,
В ком власть душа над телом захватила.
 
 
Кто победил себя – тот господин
И горных высей, и морских глубин.
 
 
Ни адский жар, ни солнце не сожжет
Того, кто пламя Духа бережет.
 

Косой слуга

   Притча иллюстрирует разницу между шейхом(«хозяином»), достигшим просветления и потому прозревающим единый Лик Аллаха за «завесами» множества феноменов вселенной («один кувшин»), – и вступающим на духовный путь мюридом, которому бытие представляется раздробленным на множество явлений («два кувшина»). Ощутить единство бытия человеку мешает изъян в его мышлении – материалистическое мировидение («косоглазие»).
    Д. Щ.
   ***
   Здесь с очевидностью выражен важный принцип суфийской психологии: всякое восприятие действительности преломляется сквозь внутреннее состояние человека, поэтому, анализируя то, как ученик («слуга») воспринимает те или иные феномены окружающего мира, наставник может оценить его внутреннее состояние («косоглазие») и помочь ему одолеть свои пороки («двуличие» и «злобу»).
    М. Х.

Косой слуга

 
Хозяин закричал слуге косому:
«Кувшин с вином неси сюда из дому!»
 
 
«Несу! Да не могу я выбрать, право,
Какой: который слева – или справа?»
 
 
«Чушь не мели! У нас всего один,
Не медли и неси сюда кувшин!»
 
 
«Хозяин, странны мне твои слова:
Я вижу ясно, что кувшина – два!»
 
 
А тот в ответ: «Какое безобразие!
Вот до чего доводит косоглазие!
 
 
Но, если ты и на ухо тугой, —
Один разбей, а принеси другой!..»
 
 
...Слуга в сердцах кувшин об землю грохнул:
«Куда ж исчез второй?!» – он в страхе охнул...
 
 
...И сам двуличный косоглаз на вид,
И взгляд его – единое двоит,
 
 
А для того, кто злобою охвачен,
И свет незрим, и даже полдень мрачен!
 

Глухой посещает больного

   Притча иллюстрирует одну из основных причин взаимной подозрительности, переходящей в ненависть, между отдельными людьми, социальными группами, народами и вероисповеданиями. Эта причина – неумение и нежелание услышать и понять друг друга.
    Д. Щ.
   ***
   Кто же такой этот «глухой» в символическом смысле? Очевидно – тот, кто находится в состоянии патологического эгоизма, мешающего не только услышать другого, но и признать, что другой человек является самостоятельной личностью, а не частью окружающей обстановки. Для «глухого» его будущий собеседник заранее схематизирован, обращен в своего рода марионетку, в уста которой «глухой» влагает свои собственные слова («сперва продумать надо всё до слова»). Таким образом, с самого начала перечеркивается любая возможность того контакта между душами, который мог бы облегчить положение страждущего. К сожалению, большинство случаев человеческого общения в той или иной степени подобны описанному в притче. А ведь каждый истинный контакт между личностями призван служить умножению добра в мире и восстановлению той утраченной некогда цельности, которую являли все души в момент их сотворения...
    М. Х.

Глухой посещает больного

 
Корят глухого: «Ты пойди проведай
Хоть раз больного своего соседа!»
 
 
Глухой пошел к больному, но в тревоге
Остановился все же на пороге:
 
 
«Я глух, трудна беседа мне... Но, впрочем,
Напрасно я всем этим озабочен:
 
 
Что? молвит он, что? мне сказать ему —
Я это все по мимике пойму.
 
 
Но, чтоб исхода не было плохого,
Сперва продумать надо всё до слова.
 
 
Вот я войду, спрошу: „Ну, как дела?“
А он: „Мне лучше, боль почти прошла“.
 
 
А я ему в ответ: „И слава Богу,
Пускай совсем уходит понемногу!“
 
 
„Что ешь ты?“ – вопрошу. Он скажет:
„Рис“. „Отличное питанье, ободрись! —
 
 
Скажу я. – „А кого ж из лекарей
Ты звал, чтобы с постели встать скорей?“
 
 
Он назовет кого-то из врачей,
А я ему: „Сколь славен доктор сей!
 
 
Лечиться у него всего полезней:
Он навсегда избавит от болезни!“»
 
 
И вот глухой к соседу входит в дом,
И, хоть и видит – нет лица на нем,
 
 
Но вопрошает бодро: «Как дела?»
А тот: «Ужасно, жизнь почти ушла».
 
 
Глухой в ответ: «Отлично, слава Богу,
Пускай совсем уходит понемногу!»
 
 
Шепнул больной: «Не думал я никак,
Что мне сосед ближайший – лютый враг!»
 
 
«А что ты ешь?» – спросил глухой. —
«Отраву», – Больной в ответ. – «Питание на славу!
 
 
Почаще ешь!» – «Сколь сердцем он суров!» —
Подумал тот. – «А кто из докторов
 
 
К тебе приходит?» – «О сосед, помилуй,
Уймись – я завтра породнюсь с могилой,
 
 
Уж Ангел смерти ждет души моей!»
Глухой в ответ: «Он лучший из врачей!
 
 
Войдет он – не останется и духа
От твоего несносного недуга!»
 
 
Ушел глухой, и умилен и рад,
И от Аллаха ждал себе наград:
 
 
«Я принял в муках ближнего участье
И видел сам, как плакал он от счастья!»
 
 
Меж тем и впрямь рыдал больной сосед,
В то утро испытав беду из бед:
 
 
«Пусть Бог того настигнет тяжкой дланью,
Кто радовался моему страданью!» —
 
 
Шептал он. А растроганный глухой,
Исполнив долг, обрел в душе покой...
 

Корзина песка

   Получив от «странника», символизирующего суфийского наставника, полезный совет для исправления жизни («ноша твоя будет облегчена»), «бедуин» (человек, не сведущий в духовной науке) начинает сомневаться в значимости совета. Ведь он узнаёт, что материальных благ не сподобился и сам советующий. Согласно суфийскому учению, человек, чрезмерно обремененный вещественными заботами и отождествляющий себя со своей физической природой (везущий с собой корзину, наполненную «песком» – субстанцией земли, того «праха», из которого был создан Адам) – неспособен принять духовное вразумление. Чтобы стать причастным к Высшей Мудрости, истинный суфий идет на многие жертвы, избирая путь «жалкого и нищего» странника.
    Д. Щ.
   ***
   Одна из характерных черт человека – постоянное сравнение себя с другими, чаще всего приводящее к негативным последствиям: взаимному непониманию, зависти, злобе, уничижению другого. Земной мир – это перекресток, где встречаются друг с другом жизненные пути совершенно разноуровневых по своему состоянию душ. Их цели, образ мыслей и действий, окружающие обстоятельства, соотношение Божественной милости и строгости в их бытии совершенно не сопоставимы.
   В данной притче бедуин, вместо того чтобы принять относящийся к своей жизни благой совет странника, принимается анализировать жизнь этого последнего, сопоставляя ее со своей собственной. Но оценка жизни мудреца простолюдином «со своей колокольни» – дело бессмысленное. Дерзко взявшись оценивать, бедуин лишается пользы, которую мог бы извлечь из встречи с мудрецом. Почему же так происходит? Странник—суфий дает совет, великолепно вписывающийся в образ жизни наездника. Однако последний, начав сравнивать свою жизнь с жизнью пешехода, замечает лишь внешние отличия: тот идет пешком, нуждается в пище, «в награду за мудрость» постоянно страдает. Решив, что странник пытается навязать ему такой же образ жизни, наездник с негодованием отвергает подобное «вмешательство» в свои дела. Таким образом, следствием собственного эгоистического состояния (заметим, что нуждающемуся в куске хлеба наездник, обладающий «корзиной с зерном», не счел нужным уделить ни горсти) становится глухота к совету, могущему принести реальную жизненную пользу. Пожалев немногое, человек упускает во много крат большее: сжимая руку перед нуждающимся, он лишается возможности и собственную «ношу облегчить». А сам мудрец, видимо, в очередной раз, получает «в награду» горечь от невозможности реализовать свою мудрость.
    М. Х.

Корзина песка

 
На рослом верблюде один бедуин
Вез пару огромных и полных корзин.
 
 
В дороге он странника встретил, и тот
Спросил, что за ношу с собой он везет.
 
 
Наездник сказал: «На боку на одном
Верблюд перевозит корзину с зерном,
 
 
А для равновесия вздумалось мне
Корзину с песком на другой стороне
 
 
Привесить ему». – Но прохожий изрек:
«Из этой корзины ты высыпь песок,
 
 
В нее пересыпь половину зерна,
И ноша твоя будет облегчена,
 
 
И сам ты спасешься от лишних забот,
И вдвое быстрее верблюд твой дойдет».
 
 
А тот: «Я умом твоим так восхищен!
Я мудрым вниманьем твоим так польщен!
 
 
Но что ж ты пешком совершаешь свой путь?
Садись на верблюда! Еще что-нибудь
 
 
Поведай, раскрой своей мудрости ширь!
Ты, верно, правитель? Иль, может, визирь?»
 
 
А тот: «Посмотри на мой старый халат:
Ужель на правителе столько заплат?!»
 
 
Ему бедуин: «Что ж, спрошу я спроста:
А сколько отар ты имеешь скота?»
 
 
А тот: «От вопросов твоих я устал:
Овцы не имею, не то что отар!»
 
 
Тогда бедуин: «Ну скажи, наконец,
Всю правду: что ты – знаменитый купец,
 
 
И мне опиши свой прекрасный товар!»
А тот: «Да я отроду не торговал!»
 
 
Сказал бедуин: «В самом деле? Ну что ж,
Наверно, из меди ты золото льешь,
 
 
Как льется твоя драгоценная речь?
Ты – маг знаменитый, и мне не перечь!»
 
 
Но путник ответил: «Я жалок и нищ,
И хлеба прошу близ богатых жилищ:
 
 
В награду за мудрость я век голодал,
И всюду скитался, и много страдал».
 
 
Вскричал бедуин: «Так зачем же ты тут?
Пусть больше не носит тебя мой верблюд:
 
 
Ты мудростью ложной, пока здесь сидишь,
И долей несчастной меня наградишь!
 
 
От жизни своей отведу я беду:
Направо иди – я налево пойду.
 
 
И пусть остается в корзине песок:
О да, я глупец, но мой жребий высок,
 
 
Ведь Бог меня глупостью сей наградил,
Чтоб в сытости я свои дни проводил!..»
 
 
...Не думай, что мудрость твоя велика:
В корзине души еще много песка!..
 

Ответ Лейлы

   Здесь Лейла символизирует Божественный Абсолют – цель стремлений и объект преданной любви суфийского адепта («Меджнуна»). В образе халифа представлен человек, ослепленный эгоизмом («печешься лишь о выгоде своей»), который напрасно прожил жизнь, гоняясь за материальными объектами – призрачными проекциями, «тенями» Высшей Реальности. В притче отражено суфийское (соотносящееся с учением Платона) представление о взаимоотношении между прообразом (архетипом) явления, находящимся в вышнем мире, – и его отображением – «тенью» – в мире вещественном. Жизнь становится осмысленной лишь в том случае, если человек находится на пути к «вершинам духа», а не гоняется за «тенью призрачной». Истинный суфий – «человек, с ума сведенный страстью» – является «безумцем» в глазах тех закоренелых материалистов, чей «трезвый ум в гордыне вознесен», «чье сердце к страсти глухо». Однако только духовная любовь служит для души верным проводником в обители «высшей яви».
    Д. Щ.
   ***
   Притча выражает глубокую суфийскую идею: рассудочная «трезвость», т. е. рациональное познание, не позволяет проникнуть в истинную природу вещей, поскольку последняя коренится в метафизическом, духовном, мире. Таким образом, «царь» (т. е., говоря языком Священного Писания, «плотский разум») не может узреть ту скрытую красоту вещей («Лейлы»), которая постигается в состоянии экстатического озарения, вдохновения, когда чувства человека обострены и постижение происходит интуитивно («Меджнун» в переводе с арабского – «безумец»). Чтобы не прожить жизнь зря («конец – и пуст колчан»), человек не должен увлекаться «тенями», т. е. изучением лишь частных феноменов бытия («твой взгляд за тенью призрачной следит»). Ему, напротив, следует направить внутренний взор на постижение самой Истины, «отражением» которой является вся множественность феноменов материального мира. Обучение, согласно суфийской традиции, должно вести ученика от явного (физического) к сокрытому (духовному), обострять его внутреннее восприятие, чтобы он не обманывался «кажущейся завершенностью» вещественного мира.
    М. Х.

Ответ Лейлы

 
Когда Лейла в чертог царя вошла,
Тот изумился: «Ты и есть Лейла?
 
 
Но где ж красы твоей волшебной сила?
Чем ты Меджнуна разума лишила,
 
 
Невзрачная, обычная вполне?
И лик, и стан твой безразличны мне!»
 
 
Лейла ему: «О царь, не зарекайся,
Ведь ты меня не видишь взором Кайса,
 
 
Темны и тяжелы глаза твои:
Ты в вечной не клянешься мне любви,
 
 
Мне сердцем не свершаешь поклоненье,
От страсти не впадаешь в опьяненье.
 
 
Твой трезвый ум в гордыне вознесен,
Но эта трезвость – самый тяжкий сон.
 
 
Лишь человек, с ума сведенный страстью,
Над высшей явью обладает властью.
 
 
Хотя в твои закрытые зеницы
Свет Правды и пытается пробиться,
 
 
Но ты сквозь сон, что камня тяжелей,
Печешься лишь о выгоде своей.
 
 
Увы! Тому, чье сердце к страсти глухо,
Вовеки не взойти к вершинам духа:
 
 
Ты преуспел в своих земных делах,
Но в вышнем мире обретешь лишь прах.
 
 
Твой взгляд за тенью призрачной следит,
Сама же птица по небу летит.
 
 
Ты за стрелой стрелу пускаешь смело
Туда, где тень, а не туда, где тело,
 
 
И лишь тогда почувствуешь печаль,
Когда поймешь: конец – и пуст колчан!..»
 

Узник-обжора

   В виде узника-обжоры изображен нафс, отличающийся неблагодарностью («должник, что многим долг не возвратил») и неспособностью к просветлению («тот, кто о Божьем позабыл законе»). Единственный способ совладать с нафсом– держать его постоянно под стражей («попал под суд, в темницу угодил»). Будучи «выпущен из темницы», т. е. освободясь от постоянного контроля со стороны разума, нафсвсякий раз приносит новое горе своему обладателю. Тому же, кто служит ему постоянно («мы всюду странствовали вместе»), нафск концу жизни («к вечеру») способен доставить одни убытки. Однако человек, зная это, тем не менее постоянно обольщается напрасной надеждой, ожидая иного исхода: «То ль нужен врач тебе от глухоты, // То ль слышишь то, что хочешь слышать ты?..»
    Д. Щ.
   ***
   Суфии разделяют издревле существовавшее представление о том, что земной мир является «темницей духов» (ср. I Петр. 3, 19), в которой каждая воплощающаяся в человеческом теле душа должна «расплатиться полною ценою». В данной истории содержится намек на то, что «долг» был «не оплачен» душой в высшем мире, за что она и попала на землю: «Должник... попал под суд, в темницу угодил». Руми проводит различие между духами («узниками»), склонными к исправлению, и теми, которые, не вразумляясь наказанием, ведут вампирический образ жизни («плачут все, лишь он смеется, сытый»). Нередко власти предержащие, находящиеся на виду у всего народа («на верблюде пусть провезут тебя»), принадлежат именно к разряду «обжор», обирающих «узников». Возникает вопрос: почему же Бог допускает до власти таких людей? В соответствии с данной историей можно ответить так: их злодеяния, совершаемые публично, являются предостережением для одних и испытанием для других: «Пусть агнцем притворится этот волк... Смотри – не доверяй плуту и вору, // В лицо запомни этого обжору!». Подобные люди, окончив («проехав на верблюде», т. е. гордо и властно пройдя) свой жизненный путь, оказываются «должниками» уже по отношению к миру земному: «Коль в долг возьмет – запомни: не вернет он». Остается только гадать, какая участь ожидает подобную душу после смерти тела (наказание в преисподней и т. п.), – во всяком случае, обратно «в темницу», т. е. в земной мир, в таковом состоянии ей путь закрыт («тебя я изгоняю из темницы»). Однако же просьба других «узников»: «Хоть на поруки взять его вели» – содержит намек на суфийскую концепцию «заступничества» праведного шейха, который благодаря своей духовной мощи может «вытянуть» из бездны зла даже тяжелого грешника (ср. новозаветное учение об искуплении грехов Иисусом Христом).
    М. Х.

Узник-обжора

 
Должник, что многим долг не возвратил,
Попал под суд, в темницу угодил,
 
 
И там, где были редкостью лепешки,
Всех объедал, не оставлял ни крошки.
 
 
В три пуза ест – в лачуге иль на троне —
Тот, кто о Божьем позабыл законе.
 
 
Пусть узники не заслужили рая, —
Но, как в аду, от голода сгорая,
 
 
Они теперь свои влачили дни.
«Ну, как нам выжить?» – думали они.
 
 
Тюрьма обжоре стала местом пира,
А узники с тех пор не знали мира.
 
 
А настоящим миром нас дарит
Аллах, когда он с сердцем говорит.
 
 
Так расплатись же полною ценою,
Сойдя в сей мир – узилище земное!..
 
 
...И узники взмолились, чтоб факих
Пришел на помощь, вник в несчастье их:
 
 
«Еды в тюрьме и прежде было мало,
Ну, а теперь совсем ее не стало,
 
 
Поскольку сей обжора и злодей
Жрет так, как будто рядом нет людей.
 
 
А скажем слово – станет он вопить:
„Аллах нам заповедал есть и пить!“
 
 
Когда ж садимся мы за стол накрытый,
То плачут все, лишь он смеется, сытый.
 
 
Судья, его от нас ты удали —
Хоть на поруки взять его вели.
 
 
Тебя мы молим, руки простираем:
Тогда для нас темница станет раем!»
 
 
Факих решил: «Того обжору мы
На волю выпускаем из тюрьмы.
 
 
Да будет всем и каждому известно,
Что объедалам и в тюрьме не место!»
 
 
Должник-обжора горько зарыдал:
«О, хоть бы мне факих отсрочку дал!
 
 
Ведь здесь я сыт, а при моем обжорстве
Не выжить мне на собственном довольстве.
 
 
Ведь от Аллаха, как Пророк учил,
И сам Иблис отсрочку получил!»
 
 
Факих в ответ: «Сидеть с тобой не хочет
Никто, все узники тебя порочат.
 
 
Так знай, что ты свободен с этих пор,
И твой я отменяю приговор.
 
 
А чтоб и впредь ты к нам не попадал,
Я о тебе такой приказ издал:
 
 
По площадям и рынкам на верблюде
Пусть провезут тебя, чтоб знали люди,
 
 
Какой ты лжец, чтоб впредь, боясь убытка,
Тебе никто не одолжил и нитки!
 
 
Иблис был изгнан Божьею десницей,
Тебя ж я изгоняю из темницы!..»
 
 
...Тут у погонщика верблюд был нанят,
И страж до вечера был тем и занят,