Что-то очень и очень знакомое. Кажется, почти так же отыскал золотую жилу один из героев Джека Лондона.
   Зачем теперь уезжать куда-то? Работы здесь хватит надолго. Виктор опустился на борт лодки и оглядел размеры оползня. Часть берега, не менее пятидесяти шагов в длину, смыло в реку, ширина отвала – не менее тридцати метров. Захотелось что-то подытожить, сложить и умножить, но вместо этого Подрезов, достав из лодки лопату, кирку и лоток, отправился работать.
   До наступления сумерек, до тех пор пока солнце не скрылось за верхушками деревьев, он отбрасывал в реку землю, складывал в кучу куски кварца, испещренные вкраплением золотого песка, потом бросал куски и лоток, измельчал их до пыли и промывал. Остающиеся на дне крупинки золота ссыпал в коробку из-под примуса, валявшуюся без дела в лодке. Сколько тонн породы он переработал за день, Виктор не знал, но когда вечером у себя в хижине он взвесил на электронных весах то, что добыл, удивился сам – втрое больше того, чем за весь предшествующий месяц. Под потолком болтался фонарь – «летучая мышь», и бледный рассеянный свет в доме, казалось, пропах керосином. Но об этом менее всего думал Виктор. Свет рябил и мелькал: вокруг лампы крутился белый ночной мотылек с большой мохнатой головой, и тени от его крыльев порой закрывали полстены. «Вот и я так же, – пронеслось в голове Подрезова, – полетел на непонятный и чужой свет, а для чего? Хотя если так пойдет, можно полгода здесь продержаться. Или год. Зато потом вернусь в Европу богатым человеком, и не будет уже проблем у людей, которым помочь больше некому. Эльжбета, Валтер и эта девушка, подарившая мне на удачу олимпийского мишку на цепочке. А может, и в самом деле он помог мне?»
   Виктор поднялся, прикрутил фитиль и задул свет. В темноте засыпается легче, особенно если болит спина и руки отваливаются от усталости.
   День шел за днем. Сезон дождей еще не закончился, но сильных ливней больше не было, дожди моросили, не мешая работе, крокодилы тоже проплывали мимо. Солнечные дни, конечно, тоже случались. Но тогда появлялись кусачие мухи, которых не брала никакая мазь, тело мгновенно покрывалось волдырями и безумно чесалось.
   Однажды Виктор, подняв голову, увидел леопарда, который внимательно наблюдал за ним, лежа на краю обрыва метрах в тридцати. В следующий раз, возвращаясь из лодки, куда он относил песок и самородки, Подрезов увидел зверя уже ближе. Тот делал вид, что хочет попить водички из реки. Заряженный карабин был рядом, стоило лишь протянуть руку, но Виктор сказал пятнистому зверю:
   – Иди в другое место: не мешай работать!
   Того, как видно, перестала мучить жажда. В три прыжка он достиг вершины холма, напоследок обернулся, оскалил зубы и поджал длинный хвост. Прыжок, и он исчез в зарослях. Больше он не появлялся, а что ему здесь делать – территория-то не его.
   Подрезов теперь работал один. Мужчины из деревни ходили на охоту и занимались другими важными делами, иногда они для этого уходили со своими женами в лес. Порой семейные прогулки заканчивались на берегу, размытом рекой. Парочки смотрели на копошащегося в грязи Виктора и думали о собственном самом ближайшем будущем. Но тропинка сюда была уже протоптана, и была она не длиннее, чем путь по реке. Очень скоро начал приходить темнокожий Николас Никльби, несколько раз посетила берег и его старшая сестра, и Подрезов, стоя в воде, тряся лотком под струей, вытекавшей из приспособленного им фанерного желоба, думал одно и то же: «А если снять ее на видеокамеру: вряд ли кто подумает, что это дикарка и что ей всего тринадцать лет».
   Он тряс головой, прогоняя ненужные мысли, и еще сильнее тряс своим лотком.
   Вообще-то это была хорошая мысль – отгородить часть реки камнями, устроить небольшую запруду и прорыть узкое русло, в которое вода падала с небольшой высоты. Фанера, взятая со стенок ящиков для инструмента, послужила неплохим желобом, достаточно было согнуть ее до полуокружности, связать полутубус веревками, чтобы она не распрямилась, и вот теперь падающая с полутораметровой высоты мощная струя промывала измельченный кварц, оставляя на дне лотка самое главное.
   Но однажды, вернувшись в деревню, Виктор увидел, что все жители молчаливы и печальны. Встретив старосту, узнал – сегодня на одного из охотников напал лев, разорвал его и утащил тело с собой. Об этом узнали другие мужчины по следам, которые остались на месте трагедии. Была организована охота, но зверь оказался очень хитрым, легко ушел от них. Только однажды они увидали его.
   – Очень крупный, – объяснил староста, – большой такой!
   Он обвел руками пространство вокруг себя и добавил:
   – С черной гривой.
   А это означало, что зверь не местный. В прайде, обитавшем неподалеку, все самцы были с золотистой шерстью на шее, а их вожака жители деревни знали хорошо, и со стаей участки для охоты были строго поделены. Хотя в львиной стае охотились только львицы, они, порой загоняя молодых буйволов или антилоп, заскакивали на чужую территорию, но, увидев людей, прекращали охоту.
   Вообще, английский язык имеет одну отличительную особенность. Если в русском любой предмет или явление можно определить множеством различных слов, то у обитателей туманного Альбиона, а соответственно, и у тех, кто говорит на их языке, наоборот: одно и то же слово обозначает множество различных вещей.
   Основное значение слова «Pride» – гордость. А то, что прайд – это еще и семья львов, вспоминают в самую последнюю очередь. Кроме того, это слово обозначает еще и высшую степень чего-либо. Обиды или терпения. Но когда через два дня в деревню принесли растерзанное тело еще одного человека, то староста деревни сказал, обращаясь к одному только Под-резову: мы не будем прятать гордость в карман [8].
   Но Виктора тогда заинтересовало другое. Старик долго осматривал труп и только потом, разведя руками, сказал землякам что-то, после чего заголосили женщины и заплакали дети.
   Неужели он рассчитывал, что человек может оставаться в живых после атаки огромного дикого зверя?
   Солнце вставало в тумане [9], когда дробь барабана разбудила Подрезова. Он вылез из своего дома и увидел мужчин в боевой раскраске, уходящих на битву со львом. Все были вооружены копьями и луками. Некоторые несли барабаны, видимо, для поднятия боевого духа или выполняя роль загонщиков. Виктор взял карабин и направился вслед за ними, но староста ухватил его за руку:
   – Занимайся своим делом, а это наше.
   День прошел, как обычно: вечером, вернувшись домой с очередным килограммом презренного металла, Виктор застал деревню в ожидании. Охотники вернулись, когда уже совсем стемнело, и вид у них был печальный, хотя они не потеряли ни одного человека. Они нашли следы чужого льва, пошли по ним, готовясь в любую секунду отразить нападение, но когда вышли на небольшое плато, где обычно располагалась стая местных львов, то увидели тело мертвого вожака. Мощный зверь лежал на боку с перекушенным горлом и разодранным мощными когтями телом. Преследование продолжено, и вскоре был найден еще один молодой лев, у которого и вовсе не было шансов выстоять в схватке с гигантом.
   Подрезов откалывал куски кварцевой породы, слыша, как на вершине холма Николас играет с Тугриком. Они носились друг за другом, один весело смеялся, другой звонко лаял. Еще день-два, и надо будет устроить небольшой отпуск. Погрузить на лодку то, что успел добыть, и отправляться в Цау. Об этом думал сейчас Подрезов, представляя, как лодка доберется до истока, как он выгрузит из нее тяжелый мешок и позвонит мэру, тот приедет сам или пришлет кого-нибудь на своем «Вранглере». Пожалуй, что сам. Отделение банка принимает песок по восемь долларов за грамм, но мэр обязательно захочет присутствовать при этом. Руководит отделением его двоюродный брат, и поэтому главе города необходимо присутствовать при историческом событии. Еще бы: в родной стране, да еще на подвластной ему территории нашли золото! Потом втроем они сядут пить виски и закусывать просроченными южноафриканскими анчоусами.
   Крики и лай на вершине холма стихли, но через несколько секунд раздался хрип Тугрика. Он, видимо, пытался зарычать, но потом залаял испуганно и тонко. Тут же раздался короткий рык зверя. Добраться пять метров до края обрыва – дело не долгое, но когда Виктор вылез наверх, он понял, что надо было мчаться вниз к лодке, где лежал карабин. Тогда он еще имел шансы спасти свою жизнь, а сейчас у него в руках только кирка. Лев пригнулся, припав передними лапами к земле, готовясь совершить последний прыжок к жертве. Мальчик лежал на земле, парализованный страхом. Лишь Тугрик, потеряв голос, продолжал носиться вокруг, но черногривый зверь не обращал на него никакого внимания. Он уже увидел стоящего на обрыве Виктора. Он еще раз поглядел на лежащего ребенка и понял, что тот уже никуда не денется, потом оскалил клыки, рыкнул, приподнялся, два коротких шага, небольшой прыжок, и вот огромное тело распрямилось в секундном полете. Но Подрезов уже ждал его, отведя кирку, сжимаемую обеими руками, в сторону. В последний раз он еще раз сжался для дополнительного размаха и с силой ударил в мгновенно приблизившегося зверя. Тут же тяжеленная туша ударила его, опрокинула, и он полетел с обрыва вниз, оглушенный ударом, и даже не чувствуя боли от вонзившихся в его грудь когтей.

7

   – Ну что, – сказал Высоковский, – допрыгался? Они сидели вдвоем в салоне огромного автомобиля,
   в котором светился лишь экран телевизора. За тонированными стеклами окон была ночь, и звуки не проникали сюда.
   – Я же тебя предупреждал, – вздохнул Вовка, – теперь вот и сам знаешь, что тебя ждет.
   Но Виктор не знал и не понимал слов Высоков-ского. Захотелось вдруг оправдаться, но о чем говорить, Подрезов не мог сообразить. Он оглянулся и увидел рядом девушку из Гетеборга. Лена плакала и гладила его голову. Но на ней совершенно нет одежды, и находятся они не в салоне лимузина, а в его африканском доме. И светится перед глазами не экран телевизора, а фонарь-«летучая мышь», и мотылек летает вокруг него, как когда-то очень и очень давно.
   – Лена! – позвал Виктор.
   И девочка по имени Жулейт, которую назвали так в честь возлюбленной веронского мальчика Ромео, наклонилась и погладила вспотевший подрезовский лоб. И две капли упали на грудь и обожгли раны. Снова закрылись глаза, но Виктор продолжал все видеть, только гораздо явственнее, чем за секунду до этого. Он видел старика и двух женщин, девочку, целующую его плечи, и себя самого, лежащего с разодранной грудью, и свое сердце, бьющееся так медленно, словно редкие капли прошедшего недавно дождя, скатывающиеся с крыши на ленинградский подоконник. Но барабан за стеной начинал стучать, увеличивая темп, и сердце торопилось за этим ритмом. Птицы не спали в эту ночь, розовые фламинго пролетали над бескрайним болотом, устремляясь к своим гнездовьям на берег Скелетов. Океан накатывался на огромный темный континент, но уже где-то вставало солнце, корабли не спеша шли по светлым водам пролива Каттегат, кто-то, стоя на борту, кормил чаек. Звякнул колокол на колокольне, порыв ветра захлопнул форточку, и девушка, сидящая на подоконнике, отшатнулась от стекла, словно смогла узнать того, невидимого, смотрящего на нее из-за восхода. И потом вдруг она снова прильнула к окну и, зажмурившись, прижалась к стеклу губами. Снова замелькали внизу волны, зашумел сплошной ковер из верхушек деревьев, ветер пронесся над саванной, а на небольшом плато лежала спящая львиная стая, и лишь одна-единственная львица вылизывала маленьких пятнистых зверенышей. Опять дом, стоящий на краю тсванской деревни, женщины, зашивающие его раны, старик, смазывающий его сухие губы каким-то пойлом, и Тугрик, примостившийся в ногах, с тоской ловит дыхание человеческой души, зависшей в полуметре над полом.
   Еще один последний вздох перед тем, как забыться окончательно и надолго, последнее воспоминание о том, чего Подрезов не мог видеть: он сам, лежащий на берегу реки, а рядом огромный мертвый лев, в ухо которого по рукоять всажена кирка, мужчины, поднимающие его на руки и спешащие к деревне. Они бегут так быстро, что мальчик,-прижавший к себе собаку, не поспевает за ними. Николас не плачет, потому что он тоже будет воином и охотником, только из глаз Тугрика текут слезы.
   Иногда, пробуждаясь, Виктор слышал, что дождь стучит по крыше его дома, а потом вдруг почему-то светило солнце или была непроглядная тихая мгла, и все это без всякой последовательности следовало одно за другим, словно слайды в автоматическом проекторе.
   Мальчик сидел рядом на корточках и что-то вырезал. Почувствовав, что на сей раз он лежал не на циновках пола, а на своей раскладушке, Подрезов опустил руку и, пошарив внизу, вытащил десантный нож. Николас, заметив это движение, внимательно наблюдал за каждым движением вернувшегося к жизни человека.
   – На! – сказал Виктор, протягивая мальчику нож. Тот оглянулся на деда, и тот кивнул, добавив при этом:
   – Ценная вещь!
   Выздоровление продвигалось не так чтобы быстро. Ведь помимо ран на груди мучило другое – Подрезов шандарахнулся с восьмиметровой высоты как раз на кучу кварца, разметав ее головой. И теперь стоило лишь оторвать голову от подушки, весь мир начинал кружиться со все увеличивающейся скоростью. И все-таки настало, наконец, утро, когда Виктор смог сесть в своей постели. Он осмотрел шрамы на своей груди и поразился тому, что раны срослись так быстро, хотя не было ни лекарств, ни перевязки. Открыв дверь, Виктор сел тут же на пороге, выставил ноги наружу и наслаждался жизнью, кипевшей вокруг. Бегали по деревне дети и козы, пахло только что испеченными просяными лепешками, и женщины, завидев Подрезова, улыбались и показывали на него пальцами. И он, щурясь от бьющих в глаза лучей яркого солнца, чувствовал себя возвратившимся не просто к жизни; словно именно сейчас он вернулся домой, в родной и знакомый край, о котором он мечтал давно, где его все это время любили и ждали.
   Подошел старик и попытался поднять Виктора, ухватив его за подмышки.
   – Тебе надо еще лежать.
   Но Подрезов показал на свои шрамы.
   – Почему так быстро?
   Старик вместо ответа подошел к широким листьям дерева, между которыми блестела в лучах солнца тонкая сеть паутины. Он сорвал ее и, скатывая в комок, снова подошел к крыльцу.
   – Вот так, – показал он, раскатывая комок по его груди.
   Как все оказалось просто: паутина, оказывается, лучше всяких мазей и лейкопластыря стягивает раны. Казалось бы: невесомый клейкий пух, а вот что, оказывается, делает! Виктор хотел спросить старика, какими листья останавливали кровь, но тут подошли женщины, и каждая, осторожно коснувшись его плеча, произнесла:
   – Ки а лейбуха [10].
   И когда женщины отошли в сторону, староста тоже коснулся его плеча и сказал с величайшим уважением:
   – Ки а лейбуха, Великий охотник.
   Вечером в деревню вернулись мужчины. В руках они несли лопаты, кирки и лотки. Каждый из них подошел к Виктору и, тронув его за плечо, говорил:
   – Ки а лейбуха.
   Последний подошедший еще поставил перед Подрезовым калейбасу [11]. Но в ней была не вода. Почти наполовину она была заполнена золотым песком и мелкими самородками.
   – Пока ты шел к жизни, – сказал староста, – наши мужчины делали то, что они должны были сделать.
   Он крикнул что-то своим женщинам, и невестка и внучка начали выносить из хижины точно такие же калейбасы, отдавали их мужчинам, а те подносили их и ставили перед домом Подрезова. Можно было не подниматься и не тянуть голову – все бывшие тыквы были полными. А было их всего восемнадцать.
   – Ки а лейбуха, – сказал всем Подрезов, и люди, услышав это, почему-то смутились.
   Виктор смотрел на принесенное к его дому золото и пытался определить, сколько же его здесь. Двести, триста килограммов? Наверное, больше. Он был так удивлен, что не слышал того, что ему говорил староста. Но старик повторил, и, наконец, смысл сказанного дошел до сознания.
   – Мы хотим отдать тебе самое ценное, что у нас есть. Мы отдаем тебе Жулейт. Она будет тебе женой и родит нам нового вождя, который будет таким же сильным и храбрым воином, как и ты.
   Старик замолчал на секунду и добавил:
   – И таким же белым. Тогда ни один человек не сможет ударить его, все будут кланяться и говорить «Здравствуйте, господин».
   – У меня уже есть жена, – покачал головой Виктор.
   Но староста только рассмеялся.
   – У такого человека должно быть много жен, чтобы они родили ему много сильных воинов, и тогда его народ сможет защитить себя от врагов, от Мокеле, от злых карликов.
   – От кого? – переспросил Подрезов.
   Но старик продолжал:
   – И потом, у тебя нет женщины. Это знает каждый в нашей деревне, знает даже ребенок.
   Хитрый старикашка усмехнулся, добавив:
   – Даже твоя собака это знает.
   Он посмотрел на Тугрика, а тот рад был лишний раз вильнуть хвостом и тявкнуть. Похоже, что и он вступил в заговор с жителями деревни и считал свадьбу своего хозяина делом решенным.
   – Нет, – твердо сказал Виктор, но тут, увидев выходящую из хижины старосты Жулейт, закашлялся и обещал подумать.
   Но, судя по всему, деревня уже готовилась к празднику. Весь следующий день жители деревни жарили быков на огромных вертелах, без умолку кричали счастливые женщины, а Тугрик лежал возле дома, объевшись требухой, и вздыхал от мук, вызванных обжорством.
   А накануне ночью к Подрезову пришел староста. Он не стал спрашивать, принял ли хозяин какое-либо решение, а покосившись на чудо техники, висящее под потолком, сказал:
   – Мой дед был королем Окаванго и Северной Калахари. Это было давно, когда белые называли нашу страну Бечуаналенд [12]. Но они никогда не добирались до нас. Дед мой правил, и все деревни вокруг подчинялись ему. Мы были сильным народом, и соседи наши старались жить с нами в мире, а мы не собирались ни на кого нападать. Но однажды, когда еще мой дедушка был ребенком, с севера пришли воинственные карлики. Они нападали на наши деревни, убивали мужчин и мальчиков, захватывали женщин и сжигали хижины. Когда тсвана впервые увидели их, то очень удивились, приняв врагов за детей. Но у тех были луки и отравленные стрелы, и даже царапина, сделанная стрелой, приводила к смерти. Карлики были злыми и не знали нашего языка. Им были нужны наши женщины, потому что их женщины перестали рожать девочек. Карлики уводили наших женщин, и некому было преследовать их. Это длилось долго, пока мужчины из разных деревень не собрались вместе и не отправились в лес, чтобы отыскать врагов. Возвратились немногие, но карликов перебили всех. А когда в наши края пришли белые, мы не смогли уже сопротивляться. Некоторые, которых увел дед, поселились здесь в болоте, а другие теперь живут в городах белых, носят их одежду и совсем забыли наши обычаи.
   Старик снова посмотрел на «летучую мышь» и вздохнул.
   – Иногда мне кажется, что ты пришел к нам, потому что и твою страну захватили карлики.
   Он протянул руку, в которой был шнурок с нанизанными на нем когтями льва.
   – Возьми. Завтра наденешь на свою жену. Такого красивого украшения нет ни у одной женщины: очень большой был лев.
   Виктор так и сделал. Жулейт вошла в его дом. Но стала ли она его женой, не знаю, а врать не хочу – не присутствовал. Я вообще в Африке не был, а хотелось бы. Только уж больно боюсь мух цеце и малярии, не говоря уже о львах и крокодилах. А карлики – чего их бояться? Что мы, карликов не видели?

8

   Мэр Цау, вытаращив глаза, наблюдал, как Виктор загружает в его машину калейбасы с золотом.
   – Сколько его всего? – наконец спросил он.
   – Около полутонны.
   – И как ты все это довез на лодке?
   – С трудом, – ответил Подрезов, усаживаясь в джип.
   Но самый главный местный начальник не мог найти в себе силы, чтобы повернуть ключ зажигания. Он сидел и потел молча, потом наклонился и поднял с пола заскорузлое махровое полотенце, вытер им свой мощный загривок. После чего хрипло спросил:
   – Ты что, золото нашел?
   – Банк ограбил, – отозвался Подрезов и махнул рукой, – поехали, сдадим его поскорее.
   По дороге в Цау мэр рассказал Виктору все мировые новости, которые сводились к главному событию: в Южно-Африканской Республике президентом избрали Нельсона Манделу, и теперь отношения между Ботсваной и богатым южным соседом заметно улучшились.
   – Представляешь, – радовался мэр, – у них теперь тсвана – один из официальных языков. Не только африканас или английский, но и оба диалекта созо, зулу, свази, цонга, ксоса, венда и, конечно же, наш. Мне вчера уже звонил один человек из Габороне. Он, правда, сам из буров, живет в Кейптауне, но хочет прилететь к нам на своем самолете.
   «Интересно, – подумал Подрезов, – что нужно здесь потомку голландских переселенцев?»
   Но разговорчивый мэр как будто прочитал его мысли.
   – Этот человек жил здесь лет пятнадцать назад. Он хорошо знает язык тсвана и открыл здесь школу, чтобы приобщать наш народ к цивили…
   Мэр заикнулся, поняв, что оговорился:
   – …К знаниям.
   Он снова провел полотенцем по своей шее и продолжил:
   – Я в той школе учился, а потом уже оттуда уехал в Габороне, где закончил университет. Надо же! – продолжал удивляться он, – я – человек с высшим образованием, и даже не догадывался, что сижу на золоте.
   – Поднимись и копай! – посоветовал ему Виктор.
 
   Местный банк – небольшой трехкомнатный домик. И штат его, соответственно, три человека. Управляющий, бухгалтер и кассир смотрели на золото с каким-то ужасом.
   – Куда я его дену? – наконец, возмутился глава отделения. – Дома, что ли, хранить?
   – Будешь ночевать здесь! – приказал мэр. – А завтра прилетит самолет, и Виктор увезет золото в столицу.
   Мэр вздохнул: ему не хотелось расставаться с богатством. Ночь они встретили втроем в кабинете управляющего. На столе стояли бутылки с местным виски, запас которого у мэра, казалось, никогда не иссякнет, а в окна заглядывали местные жители, собравшиеся на площади. Им всем уже сообщили, что в банк завезли золото.
   – Что они там делают? – громко вопрошали любопытные, которым не достались места в первых рядах.
   – С мэром золото делят, – отвечали им.
   – Уже разделили, – кричали самые догадливые. – Сейчас пьют виски и едят анчоусы.
   Толпа колыхалась в темноте и постепенно редела. В бледном ореоле светился уличный фонарь, россыпи зеленых звезд сияли на бездонном небе, и черные тени летучих мышей метались неприкаянные над крышами маленького городка.
   – Здесь этого…, – мэр посмотрел на иностранца, подбирая слово помягче, -…этого добра на четыре миллиона долларов. А как ты, Виктор, думаешь платить налоги в местный бюджет?
   – Как положено, – пожал плечами Подрезов.
   Но мэр со своим родственником-управляющим дружно рассмеялись.
   – Э-э, нет, – продолжал смеяться городской голова, – так не надо. А вот если ты построишь в городе больницу, то я освобожу тебя от налогов.
   – Хорошо, – согласился Виктор.
   Но его собеседники продолжали смеяться, поражаясь тупости европейца.
   – Ты как бы построишь амбулаторию, а я спишу с тебя уплату налогов.
   Через час все трое были уже настоящими друзьями, и Подрезов пообещал мэру таким же образом, как и больницу, построить в городе хоккейный стадион, кроме того проложить линию метро с остановками возле городской администрации, банка и местной тюрьмы.
   Утром, когда проснулись на полу, втроем долго удивлялись, почему вчера не умерли со смеху. Мэр позвонил на работу, чтобы отдать приказание подчиненным, главным из которых было бы распоряжение о немедленной доставке ящика пива в контору банка, но кто-то из служащих сообщил ему, что только что пришел в мэрию очень важный белый, назвался мистером Ван Хейденом и стал спрашивать начальника.
   – Дела, – развел руками глава города, – когда-нибудь загнусь на этой работе: ни минуты свободной нет. Все ходят и ходят. И каждому чего-то от меня надо.
   За пивом пришлось бежать кассиру.
   Виктор открывал очередную бутылку, как вдруг распахнулась дверь и на пороге замер мэр. Он пропустил в комнату высокого светловолосого мужчину в белом костюме и потом уже прошел сам. Незнакомцу было около сорока лет, он был гладко выбрит и весьма сдержан.
   – Угощайтесь пивом, – предложил ему Подрезов.
   Мистер Ван Хейден поблагодарил, взял из коробки бутылку и весьма профессионально открыл ее обручальным кольцом. Виктор уважительно кивнул: так и в России не всякий может. Правда, на пальце важного белого было не кольцо, а перстень-печатка с бриллиантом, но это для открывания пивных бутылок не такая уж существенная разница.
   – Я слышал, Вы нашли здесь золото? – поинтересовался Ван Хейден.
   Вместо ответа Виктор кивком головы указал на калейбасы, выстроившиеся вдоль стены.
   – Полтонны, – подтвердил мэр с гордостью за свой богатый край, – вчера лично все взвесил.
   Ван Хейден открыл еще одну бутылочку и, сделав глоток и вытерев рот рукавом белого пиджака, сказал: