И с Аркашей Сычевым – разве все ясно? Я, конечно, погорячился – за дочь испугался очень. А что, если кому-то было нужно, чтоб я погорячился? Если кто-то сыграл со мной в хитрую игру под названием «подстава»? Аркашу-то, конечно, мне не жалко – сволочь он был порядочная. Но тогда выходит, что есть у меня неизвестный враг. А это хуже всего…
Первой боевые действия начала Диана Евгеньевна. Встав утром и приготовив завтрак, она уселась на кухне со вчерашней газетой. Лена поднялась на час позже. И сразу же услыхала гневную тираду в свой адрес:
– Что-то ты в последнее время встаешь все позже и позже. Отец в тюрьме, а ей хоть бы хны! Привыкла, понимаешь, в своей Москве…
Лена решила не обращать на это внимание и спокойно стала готовить себе какао. Диана не унималась:
– Не знаю, что ты там себе думаешь, но так больше продолжаться не может. Посмотри на отца – до чего ты его довела! Он никогда на сердце не жаловался, а тут – пожалуйста! Ты думаешь, почему? Все из-за твоих московских похождений!
– Слушайте, ничего я не думаю, – устало отозвалась Лена. – Вы можете просто оставить меня в покое?
– Так ты еще и дерзишь! – вскипела Диана Евгеньевна. – Ну, ничего! Вот вернется отец – все ему расскажу. Пусть знает, какая дочь у него выросла!
Лена ушла в свою комнату и закрылась на ключ. Настроение было отвратительное. Открыв шкаф, Лена стала неспешно перебирать свою одежду…
Москва, осень 2003 года
Хоть Никулин и был заключен под стражу, однако его указания относительно того, чтоб «разобраться» с художником, никто не отменял. Охранник Олег, который уже испытал на себе силу и ловкость странного живописца, решил взять себе в помощники еще двоих из числа работников службы безопасности «Регион-банка». Их звали Костик и Руслан; оба были спортсменами, имели по нескольку разрядов, в том числе и по боевым искусствам.
Оставалось отыскать художника в большой Москве. Способ для этого был подсказан им еще Никулиным – тщательно следить за офисом Огородниковой, ожидая, пока рядом возникнет Жуковский.
Сам Олег решил не «светиться» – поскольку художник знал его в лицо. Функции наблюдения попеременно выполняли его сотоварищи. Но ждать им пришлось долго – почти неделю (они не знали, что Оксана была в клинике, а Жуковский проводил основное время рядом с ней). Когда же, наконец, Огородникова вновь вышла на работу, то и Жуковский не замедлил «проявиться». Он приехал вместе с ней на ее джипе, за рулем которого сидел телохранитель Борис.
– Вот он, урод, – тихо процедил Олег. Они втроем сидели в неприметных, купленных за бесценок допотопных «Жигулях», припаркованных напротив главного входа в офис компании «ОКО».
– Что будем делать? – спросил с заднего сиденья Руслан.
– Ждем, – объявил Олег. – Не будет же он вечно там торчать…
Ждать пришлось около часа. И это только усилило раздражение троицы против худосочного на вид «объекта». Когда Жуковский вышел, Олег с приятелями двинулись следом. У Костика с Русланом на всякий случай имелись при себе кастеты. Правда, Никулин не велел им убивать художника, а просил только его проучить. Что ж, думал Олег (который и вооружил своих спутников) – тем дольше этот бородатый дохляк будет помнить урок…
Жуковский перешел улицу, задержался на пару секунд у какой-то витрины и сразу же свернул в небольшой двор, посреди которого высилось одинокое, раскидистое дерево. Троица последовала за ним…
– Черт, ну куда он мог деться? – с досадой проговорил Костик, поглядывая на кастет, который он уже успел надеть на пальцы правой руки.
Они втроем стояли посередине глухого, темного дворика, который, судя по всему, не был проходным. Жуковского нигде не наблюдалось. По соображениям Олега и его подручных, за такое короткое время ему просто некуда было скрыться – только в подъезд. Но и на это у него, пожалуй, не хватило бы времени. Разве что… Костик, пораженный своей догадкой, поднял голову вверх, глядя на крону дерева, под которым стоял…
В этот момент Жуковский спрыгнул на него с проворством лесного хищника. Костик рухнул под его тяжестью, а Жуковский быстро добил его колющим ударом и вскочил на ноги. Руслан с криком развернулся вокруг своей оси, метя каблуком в голову Жуковского. Но тот присел, уходя от этой атаки, и тут же выпрямился, сочетая это движение с мощным, стремительным правым в челюсть…
…Олег почувствовал, что его ноги приросли к месту. Он даже не сделал попытки защититься, когда вездесущий и быстрый, как молния, противник нанес ему удар основанием ладони в грудь, а затем впечатал колено в его солнечное сплетение… Олег согнулся пополам и стал пятиться. Жуковский стоял неподвижно, насмешливо глядя на него. Олег собрал всю свою злость и ринулся на художника, превозмогая боль. Но – рука Жуковского взметнулась вверх, на манер шлагбаума, и Олег наткнулся на нее, как на преграду. Дальше – никулинский охранник просто распластался на асфальте. И схватка была окончена.
Жуковский присел рядом с Олегом на корточки.
– Разве тебя не учили, что нельзя набрасываться на незнакомых людей? Вижу, что не учили. Так вот, передай, пожалуйста, своему хозяину, пусть разбирается со мной сам, если хочет. А тебя я в следующий раз просто убью.
…Жуковский давно уже ушел, а Олег все лежал на земле, посреди двора, глядя на своих поверженных товарищей и кляня себя за то, что взялся за это поручение Никулина…
– Я-то в своем. А вот твоя дочь…
Никулин побледнел; впервые в жизни ему так сильно захотелось ударить женщину. Но он все-таки сдержался.
– И где теперь ее искать?
– Да у хахаля своего московского, где же еще…
Никулин и вправду в этот момент позабыл об Андрее Огородникове. Мысль о том, что Лена могла поехать к нему в Москву, резанула его по сердцу, словно острый нож. Он готов был сейчас же снова оказаться в тюремной камере, только бы Лена вернулась домой и не помышляла больше о своем горе-возлюбленном.
«Сейчас бы пригодился этот проклятый художник, – подумал вдруг Никулин, имея в виду Жуковского. – Через него я бы договорился с Огородниковой. А мои молодцы его, наверное, „помяли“ в Москве. Дуболомы! Хотя на кого жаловаться – сам посылал…»
Павел Игнатьевич отправился в душ, смыл с себя все запахи тюрьмы, затем открыл холодильник, налил себе стакан водки, выпил его залпом, не закусывая. Собрал всю одежду, что была на нем во время его короткого заключения. Сложил ее в огромный целлофановый пакет. Вынес и выбросил в мусорный бак.
– Ты что, Паша! Костюм-то был совсем новый, французский!.. – всполошилась Диана.
– Заткнись, – тихо посоветовал он ей. – Я не хочу, чтобы хоть что-то напоминало мне про тюрьму.
Оксана прервала чтение, потому что кто-то позвонил в дверь. Время было уже позднее – часы показывали половину двенадцатого. Андрей был у друга, на дне рождении. Гостей она не ждала. Выйдя в прихожую, она прильнула к дверному «глазку». Пару секунд стояла в замешательстве, не зная, что предпринять. Голос человека, стоявшего на площадке, вывел ее из оцепенения.
– Это я, Лена. Лена Никулина…
Оксана загремела засовами…
Областной центр
«Вчера, в четыре часа дня, из-под стражи был освобожден известный в нашей области предприниматель и общественный деятель Павел Никулин. Как уже сообщалось ранее, его обвиняли в подготовке покушения на уголовного „авторитета“ Аркадия Сычева. Однако подтвердить эти обвинения конкретными фактами не удалось…»
Петя Сычев подошел к телевизору и выключил его. Голос дикторши местных новостей сразу перестал наполнять комнату.
«Как же так?!.» – подумал Петя. И в волнении стал ходить по своему номеру из угла в угол.
Неужели они сочли недостаточными те сведения, что были приведены в бумагах отца? Зачем же он тогда отдал их тому капитану из ФСБ (кажется, его звали Денис)? И что делать теперь? Возвращаться – уже без документов, которые так долго собирал отец? А как встретит его дедушка, который жив еще только благодаря тому, что надеется – убийца его сына получит по заслугам?
От всех этих вопросов у Пети начала кружиться голова. Он набрал номер Нины. Но ему ответили, что она выехала в район по заданию редакции. Петя положил трубку, сел на диван… И вспомнил, что ТА САМАЯ авторучка все еще покоится на дне его дорожной сумки.
Конец осени 2003-го года
А между тем, в областном центре стали разворачиваться события, которые временно отодвинули на второй план заботы генерала Сотникова по раскрытию дела Сычева и поимке убийц Казарьянца.
Попросту говоря, началась война за передел собственности. Причем удар был нанесен сразу в нескольких направлениях. Атаке подверглись объекты, принадлежащие Никулину и Огородниковой, а также те, которые курировал покойный Сычев. Будь последний жив, участники этого наглого «наезда» могли бы получить достойный отпор. А так – сопротивляться было некому: Огородникова находилась в Москве и все еще неважно себя чувствовала, а Никулин был сосредоточен на другой проблеме: в эти дни он разбирался с представителями налоговой инспекции, которые внезапно нагрянули в головной офис «Регион-банка».
Итак, дождливой ноябрьской ночью одновременно случилось следующее. Неизвестные в масках и с автоматами ворвались в круглосуточный продуктовый мини-маркет, принадлежащий компании «ОКО». Стреляя в воздух, нападавшие (их было трое) заставили охранника и продавщиц лечь на пол, а сами расстреляли прилавки и скрылись. В эти же минуты повергся нападению и обменный пункт валюты «Регион-банка», расположенный недалеко от вокзала. Кассир был убит, а вся небольшая наличность – похищена. Лица налетчиков также были скрыты лыжными масками. Что же касается небольшого казино «Красный Лис», принадлежавшего Сычу и его «бригаде», то прямо около входа в него взорвался начиненный тротилом «москвич». Взрывом вынесло все стекла; несколько посетителей и «секьюрити» получили серьезные ранения.
Милиция в эту ночь сбилась с ног. Такого дерзкого и одновременно стремительного бандитского выпада город явно не ожидал. И спросить, в принципе, было не с кого – основная часть группировки покойного Сыча находилась за решеткой, во главе с Козырем. Да и не стали бы они взрывать собственное казино.
Генералу Сотникову стало ясно – действует кто-то пришлый; кто-то, почувствовавший благоприятный момент и решивший прибрать к рукам весь город сразу, целиком. Но от этого открытия легче никому не стало. Уже наутро телефон в рабочем кабинете Игоря Валентиновича буквально разрывался; его разыскивало московское начальство, а также чиновники из аппарата губернатора и даже редакторы местных изданий. Обстановка накалялась. Тут уже было не до подковёрных игр. Генерал вызвал к себе своего зама, начальника криминальной милиции города.
Геннадий Яковлевич был хмур и небрит: его разбудили среди ночи, и он уже много часов был на ногах, мотаясь по городу и выслушивая рапорты своих подчиненных о последних событиях.
– Чем порадуешь, Гена? – спросил генерал таким тоном, что стало ясно – на самом деле никаких хороших новостей он не ждет.
– Не знаю, что и сказать, Игорь Валентинович. Будто Мамай прошелся…
– «Братва» что говорит?
– Они и сами в шоке. Кто-то считает, что это чечены…
– А доказательства? Они что, могут назвать имена?
– Нет, не могут, в том-то и дело… А местные «чехи» напрочь всё отрицают. Вот и думай…
– От дум, Геночка, голова болит. Действовать надо.
«Интересно, как?» – с внезапно нахлынувшей злобой подумал подполковник. Но вслух, конечно же, ничего такого не сказал.
– Есть у меня одно соображение, товарищ генерал…
– Ну, давай, рожай уже, – поморщился Сотников.
– Вы помните тех трех киллеров, которых спецназовцы застрелили на Украине, при штурме? Ну, тех самых, на которых нас вывел Заречный?
– И?..
– Я нутром чую, что это опять их работа.
– Да мы ж, вроде, прихлопнули это… бюро добрых услуг.
– Так-то оно так… Но это явно их почерк. Знаете, что интересно? У всех троих убитых киллеров – одна и та же татуировка на левом предплечье.
– Какая? – живо спросил генерал.
– Пиковый туз – карта смерти. Я стал выяснять, что ж это за штука такая. Пришлось попотеть. Помог один грамотный мужик, приятель из облвоенкомата. Я ему тоже про наколку рассказал, потому как сразу понял – она скорее армейская, чем тюремная. И он пояснил, что было у нас когда-то такое спецподразделение – батальон «Пиковый туз». О нем практически не знали ничего. Так, слухи, догадки… Якобы они в Афгане воевали. Уходили в глубокий тыл к «духам» на несколько дней, а потом возвращались…с головами ихних полевых командиров.
Генерал нахмурился.
– Похоже на байку. Вон в Чечне сколько трепались про баб-снайперш, про «белые колготки». А кто их видел, колготки-то эти? Ладно, продолжай.
– Я связался по официальным каналам с Минобороны, запросил списки личного состава этого батальона. Знаете, куда меня послали?..
– Догадываюсь, – хохотнул Сотников. – Ох уж эти военные!.. Вечно у них тайны за семью печатями. А на хрена тебе списки?
– Я предполагаю, что часть бойцов «Пикового туза» и составила ядро группы исполнителей, которая убрала Сычева и многих других. Это следует, во-первых, из показаний Заречного – его знакомый киллер, по его словам, служил раньше в каком-то особо засекреченном подразделении КГБ, то ли ВДВ – подробностей Заречный не знает.
– Не знает? Или не хочет вспоминать?
– Не беспокойтесь, Игорь Валентинович. Мои орлы все из него вытрясли. Даже что и не знал – рассказал.
– Да-а, хорошо, что Козырь вовремя «раскололся». Искали б мы этого Заречного… лет десять. Так ты думаешь, что костяк исполнителей уцелел?
– Уверен в этом, – кивнул подполковник. – Кто-то создал этот отлаженный механизм и сейчас его использует. Чую, мы еще от них много сюрпризов получим…
– Типун тебе на язык! Ладно, Гена, я постараюсь разузнать про этот «Пиковый туз» по своим каналам. Если, конечно, он вообще существовал…
Глава двадцатая
* * *
Арест отца окончательно выбил из колеи Лену. Она осталась в большой квартире, один на один с Дианой, второй женой Павла Игнатьевича. Сейчас даже странно было думать, что эта женщина была когда-то лучшей маминой подругой. Ситуация была, мало сказать – неприятная. Она грозила перерасти в открытый конфликт.Первой боевые действия начала Диана Евгеньевна. Встав утром и приготовив завтрак, она уселась на кухне со вчерашней газетой. Лена поднялась на час позже. И сразу же услыхала гневную тираду в свой адрес:
– Что-то ты в последнее время встаешь все позже и позже. Отец в тюрьме, а ей хоть бы хны! Привыкла, понимаешь, в своей Москве…
Лена решила не обращать на это внимание и спокойно стала готовить себе какао. Диана не унималась:
– Не знаю, что ты там себе думаешь, но так больше продолжаться не может. Посмотри на отца – до чего ты его довела! Он никогда на сердце не жаловался, а тут – пожалуйста! Ты думаешь, почему? Все из-за твоих московских похождений!
– Слушайте, ничего я не думаю, – устало отозвалась Лена. – Вы можете просто оставить меня в покое?
– Так ты еще и дерзишь! – вскипела Диана Евгеньевна. – Ну, ничего! Вот вернется отец – все ему расскажу. Пусть знает, какая дочь у него выросла!
Лена ушла в свою комнату и закрылась на ключ. Настроение было отвратительное. Открыв шкаф, Лена стала неспешно перебирать свою одежду…
Москва, осень 2003 года
Хоть Никулин и был заключен под стражу, однако его указания относительно того, чтоб «разобраться» с художником, никто не отменял. Охранник Олег, который уже испытал на себе силу и ловкость странного живописца, решил взять себе в помощники еще двоих из числа работников службы безопасности «Регион-банка». Их звали Костик и Руслан; оба были спортсменами, имели по нескольку разрядов, в том числе и по боевым искусствам.
Оставалось отыскать художника в большой Москве. Способ для этого был подсказан им еще Никулиным – тщательно следить за офисом Огородниковой, ожидая, пока рядом возникнет Жуковский.
Сам Олег решил не «светиться» – поскольку художник знал его в лицо. Функции наблюдения попеременно выполняли его сотоварищи. Но ждать им пришлось долго – почти неделю (они не знали, что Оксана была в клинике, а Жуковский проводил основное время рядом с ней). Когда же, наконец, Огородникова вновь вышла на работу, то и Жуковский не замедлил «проявиться». Он приехал вместе с ней на ее джипе, за рулем которого сидел телохранитель Борис.
– Вот он, урод, – тихо процедил Олег. Они втроем сидели в неприметных, купленных за бесценок допотопных «Жигулях», припаркованных напротив главного входа в офис компании «ОКО».
– Что будем делать? – спросил с заднего сиденья Руслан.
– Ждем, – объявил Олег. – Не будет же он вечно там торчать…
Ждать пришлось около часа. И это только усилило раздражение троицы против худосочного на вид «объекта». Когда Жуковский вышел, Олег с приятелями двинулись следом. У Костика с Русланом на всякий случай имелись при себе кастеты. Правда, Никулин не велел им убивать художника, а просил только его проучить. Что ж, думал Олег (который и вооружил своих спутников) – тем дольше этот бородатый дохляк будет помнить урок…
Жуковский перешел улицу, задержался на пару секунд у какой-то витрины и сразу же свернул в небольшой двор, посреди которого высилось одинокое, раскидистое дерево. Троица последовала за ним…
– Черт, ну куда он мог деться? – с досадой проговорил Костик, поглядывая на кастет, который он уже успел надеть на пальцы правой руки.
Они втроем стояли посередине глухого, темного дворика, который, судя по всему, не был проходным. Жуковского нигде не наблюдалось. По соображениям Олега и его подручных, за такое короткое время ему просто некуда было скрыться – только в подъезд. Но и на это у него, пожалуй, не хватило бы времени. Разве что… Костик, пораженный своей догадкой, поднял голову вверх, глядя на крону дерева, под которым стоял…
В этот момент Жуковский спрыгнул на него с проворством лесного хищника. Костик рухнул под его тяжестью, а Жуковский быстро добил его колющим ударом и вскочил на ноги. Руслан с криком развернулся вокруг своей оси, метя каблуком в голову Жуковского. Но тот присел, уходя от этой атаки, и тут же выпрямился, сочетая это движение с мощным, стремительным правым в челюсть…
…Олег почувствовал, что его ноги приросли к месту. Он даже не сделал попытки защититься, когда вездесущий и быстрый, как молния, противник нанес ему удар основанием ладони в грудь, а затем впечатал колено в его солнечное сплетение… Олег согнулся пополам и стал пятиться. Жуковский стоял неподвижно, насмешливо глядя на него. Олег собрал всю свою злость и ринулся на художника, превозмогая боль. Но – рука Жуковского взметнулась вверх, на манер шлагбаума, и Олег наткнулся на нее, как на преграду. Дальше – никулинский охранник просто распластался на асфальте. И схватка была окончена.
Жуковский присел рядом с Олегом на корточки.
– Разве тебя не учили, что нельзя набрасываться на незнакомых людей? Вижу, что не учили. Так вот, передай, пожалуйста, своему хозяину, пусть разбирается со мной сам, если хочет. А тебя я в следующий раз просто убью.
…Жуковский давно уже ушел, а Олег все лежал на земле, посреди двора, глядя на своих поверженных товарищей и кляня себя за то, что взялся за это поручение Никулина…
* * *
– То есть как – ушла из дома? Диана, ты в своем уме?– Я-то в своем. А вот твоя дочь…
Никулин побледнел; впервые в жизни ему так сильно захотелось ударить женщину. Но он все-таки сдержался.
– И где теперь ее искать?
– Да у хахаля своего московского, где же еще…
Никулин и вправду в этот момент позабыл об Андрее Огородникове. Мысль о том, что Лена могла поехать к нему в Москву, резанула его по сердцу, словно острый нож. Он готов был сейчас же снова оказаться в тюремной камере, только бы Лена вернулась домой и не помышляла больше о своем горе-возлюбленном.
«Сейчас бы пригодился этот проклятый художник, – подумал вдруг Никулин, имея в виду Жуковского. – Через него я бы договорился с Огородниковой. А мои молодцы его, наверное, „помяли“ в Москве. Дуболомы! Хотя на кого жаловаться – сам посылал…»
Павел Игнатьевич отправился в душ, смыл с себя все запахи тюрьмы, затем открыл холодильник, налил себе стакан водки, выпил его залпом, не закусывая. Собрал всю одежду, что была на нем во время его короткого заключения. Сложил ее в огромный целлофановый пакет. Вынес и выбросил в мусорный бак.
– Ты что, Паша! Костюм-то был совсем новый, французский!.. – всполошилась Диана.
– Заткнись, – тихо посоветовал он ей. – Я не хочу, чтобы хоть что-то напоминало мне про тюрьму.
"…Я выслеживал его целых две недели. Днем отсыпался, а вечером, часов где-то с семи, занимал позицию на чердаке своего дома и вглядывался в темноту до боли в глазах… Но все тщетно – сквозь туман нельзя было разглядеть даже и смутных очертаний. Тогда я стал действовать по-другому. Я стал мысленно призывать его, повторяя и повторяя про себя его имя и желая только одного – чтобы он, наконец, явил мне свое истинное лицо…Москва
Жена на вторую ночь моего дежурства заявила мне, что я сошел с ума. Я с нею не спорил – возможно, так оно и было. Самое загадочное заключалось в том, что я не смог бы даже и себе объяснить, для чего мне все это. Ну увижу я его – и что потом? Почувствую себя счастливым? Вряд ли. Мир вокруг переменится, расцветет? Тоже нет. Тогда зачем?.."
Оксана прервала чтение, потому что кто-то позвонил в дверь. Время было уже позднее – часы показывали половину двенадцатого. Андрей был у друга, на дне рождении. Гостей она не ждала. Выйдя в прихожую, она прильнула к дверному «глазку». Пару секунд стояла в замешательстве, не зная, что предпринять. Голос человека, стоявшего на площадке, вывел ее из оцепенения.
– Это я, Лена. Лена Никулина…
Оксана загремела засовами…
Областной центр
«Вчера, в четыре часа дня, из-под стражи был освобожден известный в нашей области предприниматель и общественный деятель Павел Никулин. Как уже сообщалось ранее, его обвиняли в подготовке покушения на уголовного „авторитета“ Аркадия Сычева. Однако подтвердить эти обвинения конкретными фактами не удалось…»
Петя Сычев подошел к телевизору и выключил его. Голос дикторши местных новостей сразу перестал наполнять комнату.
«Как же так?!.» – подумал Петя. И в волнении стал ходить по своему номеру из угла в угол.
Неужели они сочли недостаточными те сведения, что были приведены в бумагах отца? Зачем же он тогда отдал их тому капитану из ФСБ (кажется, его звали Денис)? И что делать теперь? Возвращаться – уже без документов, которые так долго собирал отец? А как встретит его дедушка, который жив еще только благодаря тому, что надеется – убийца его сына получит по заслугам?
От всех этих вопросов у Пети начала кружиться голова. Он набрал номер Нины. Но ему ответили, что она выехала в район по заданию редакции. Петя положил трубку, сел на диван… И вспомнил, что ТА САМАЯ авторучка все еще покоится на дне его дорожной сумки.
Конец осени 2003-го года
А между тем, в областном центре стали разворачиваться события, которые временно отодвинули на второй план заботы генерала Сотникова по раскрытию дела Сычева и поимке убийц Казарьянца.
Попросту говоря, началась война за передел собственности. Причем удар был нанесен сразу в нескольких направлениях. Атаке подверглись объекты, принадлежащие Никулину и Огородниковой, а также те, которые курировал покойный Сычев. Будь последний жив, участники этого наглого «наезда» могли бы получить достойный отпор. А так – сопротивляться было некому: Огородникова находилась в Москве и все еще неважно себя чувствовала, а Никулин был сосредоточен на другой проблеме: в эти дни он разбирался с представителями налоговой инспекции, которые внезапно нагрянули в головной офис «Регион-банка».
Итак, дождливой ноябрьской ночью одновременно случилось следующее. Неизвестные в масках и с автоматами ворвались в круглосуточный продуктовый мини-маркет, принадлежащий компании «ОКО». Стреляя в воздух, нападавшие (их было трое) заставили охранника и продавщиц лечь на пол, а сами расстреляли прилавки и скрылись. В эти же минуты повергся нападению и обменный пункт валюты «Регион-банка», расположенный недалеко от вокзала. Кассир был убит, а вся небольшая наличность – похищена. Лица налетчиков также были скрыты лыжными масками. Что же касается небольшого казино «Красный Лис», принадлежавшего Сычу и его «бригаде», то прямо около входа в него взорвался начиненный тротилом «москвич». Взрывом вынесло все стекла; несколько посетителей и «секьюрити» получили серьезные ранения.
Милиция в эту ночь сбилась с ног. Такого дерзкого и одновременно стремительного бандитского выпада город явно не ожидал. И спросить, в принципе, было не с кого – основная часть группировки покойного Сыча находилась за решеткой, во главе с Козырем. Да и не стали бы они взрывать собственное казино.
Генералу Сотникову стало ясно – действует кто-то пришлый; кто-то, почувствовавший благоприятный момент и решивший прибрать к рукам весь город сразу, целиком. Но от этого открытия легче никому не стало. Уже наутро телефон в рабочем кабинете Игоря Валентиновича буквально разрывался; его разыскивало московское начальство, а также чиновники из аппарата губернатора и даже редакторы местных изданий. Обстановка накалялась. Тут уже было не до подковёрных игр. Генерал вызвал к себе своего зама, начальника криминальной милиции города.
Геннадий Яковлевич был хмур и небрит: его разбудили среди ночи, и он уже много часов был на ногах, мотаясь по городу и выслушивая рапорты своих подчиненных о последних событиях.
– Чем порадуешь, Гена? – спросил генерал таким тоном, что стало ясно – на самом деле никаких хороших новостей он не ждет.
– Не знаю, что и сказать, Игорь Валентинович. Будто Мамай прошелся…
– «Братва» что говорит?
– Они и сами в шоке. Кто-то считает, что это чечены…
– А доказательства? Они что, могут назвать имена?
– Нет, не могут, в том-то и дело… А местные «чехи» напрочь всё отрицают. Вот и думай…
– От дум, Геночка, голова болит. Действовать надо.
«Интересно, как?» – с внезапно нахлынувшей злобой подумал подполковник. Но вслух, конечно же, ничего такого не сказал.
– Есть у меня одно соображение, товарищ генерал…
– Ну, давай, рожай уже, – поморщился Сотников.
– Вы помните тех трех киллеров, которых спецназовцы застрелили на Украине, при штурме? Ну, тех самых, на которых нас вывел Заречный?
– И?..
– Я нутром чую, что это опять их работа.
– Да мы ж, вроде, прихлопнули это… бюро добрых услуг.
– Так-то оно так… Но это явно их почерк. Знаете, что интересно? У всех троих убитых киллеров – одна и та же татуировка на левом предплечье.
– Какая? – живо спросил генерал.
– Пиковый туз – карта смерти. Я стал выяснять, что ж это за штука такая. Пришлось попотеть. Помог один грамотный мужик, приятель из облвоенкомата. Я ему тоже про наколку рассказал, потому как сразу понял – она скорее армейская, чем тюремная. И он пояснил, что было у нас когда-то такое спецподразделение – батальон «Пиковый туз». О нем практически не знали ничего. Так, слухи, догадки… Якобы они в Афгане воевали. Уходили в глубокий тыл к «духам» на несколько дней, а потом возвращались…с головами ихних полевых командиров.
Генерал нахмурился.
– Похоже на байку. Вон в Чечне сколько трепались про баб-снайперш, про «белые колготки». А кто их видел, колготки-то эти? Ладно, продолжай.
– Я связался по официальным каналам с Минобороны, запросил списки личного состава этого батальона. Знаете, куда меня послали?..
– Догадываюсь, – хохотнул Сотников. – Ох уж эти военные!.. Вечно у них тайны за семью печатями. А на хрена тебе списки?
– Я предполагаю, что часть бойцов «Пикового туза» и составила ядро группы исполнителей, которая убрала Сычева и многих других. Это следует, во-первых, из показаний Заречного – его знакомый киллер, по его словам, служил раньше в каком-то особо засекреченном подразделении КГБ, то ли ВДВ – подробностей Заречный не знает.
– Не знает? Или не хочет вспоминать?
– Не беспокойтесь, Игорь Валентинович. Мои орлы все из него вытрясли. Даже что и не знал – рассказал.
– Да-а, хорошо, что Козырь вовремя «раскололся». Искали б мы этого Заречного… лет десять. Так ты думаешь, что костяк исполнителей уцелел?
– Уверен в этом, – кивнул подполковник. – Кто-то создал этот отлаженный механизм и сейчас его использует. Чую, мы еще от них много сюрпризов получим…
– Типун тебе на язык! Ладно, Гена, я постараюсь разузнать про этот «Пиковый туз» по своим каналам. Если, конечно, он вообще существовал…
Глава двадцатая
Москва, январь 2004 года
Оксана Огородникова
Под Новый год ни с того, ни с сего позвонил Илья. Трубку снял Андрей, и они долго говорили о чем-то. Нет, не то, чтобы я была против… Жгучей обиды на отца моего сына у меня никогда не было. Наоборот, я испытывала чувство благодарности – во многом благодаря ему из сопливой провинциалки получилась «столичная штучка» Оксана Кирилловна Огородникова.
Но все же Илья был в прошлом. Как и Слава Климович. Странно, но у меня не осталось ни одной его фотографии. Слава почему-то не любил сниматься. Помню, как-то даже ему предложили записать получасовое интервью на местном телеканале. Он наотрез отказался. Вместо него выступал тогда какой-то его помощник. Все это было тем более странно, что во всем остальном Климович не проявлял сверхскромности.
Лена Никулина уже третий месяц жила у нас. Я была в постоянном напряжении, ожидая звонка от ее отца. Но, как видно, у того были свои заботы, ведь в области, судя по сводкам новостей, разыгралась настоящая гангстерская война, характерная скорее для начала девяностых, когда банды «отморозков» терзали страну, стараясь отхватить кусок побольше. Что касается моих объектов по области, то они также подверглись «наезду». В частности, какие-то уроды разнесли мини-маркет, потом подожгли маленькое придорожное кафе и постоянно угрожали уничтожить редакцию газеты, часть акций которой принадлежала компании «ОКО». Я подумывала о том, чтобы вообще свернуть там весь свой бизнес, пока кто-нибудь не пострадал физически. Но порой закрыть фирму бывает гораздо сложнее, чем ее открыть. Да и объявить людям в один прекрасный день, что они больше не нужны, тоже не так-то просто…
Узнала я и об убийстве моего старого знакомого, полковника Казарьянца. Его труп обнаружили в стороне от шоссе, у подножья обрыва. Его машину тоже скинули с высоты, и она взорвалась при падении. Первой моей мыслью было, что с ним расправились по указке Никулина. Но это был бы перебор даже для Павла Игнатьевича; все-таки убивать офицера ФСБ он бы не стал – скорее, попытался бы его купить.
Среди всех этих, прямо скажем, не очень радостных новостей было то, что удерживало меня на плаву. Ведь я готовилась стать бабушкой! Это звание как-то не слишком ко мне подходило – я считала себя еще сравнительно молодой, а слово «бабушка» у большинства ассоциируется с морщинистой, беззубой старушенцией, сидящей день-деньской в кресле и без устали вяжущей внукам носки.
Сердце мое радовалось, когда я видела светящиеся неподдельным счастьем глаза Андрея, его веселую улыбку, слышала его задорный смех. Он будто бы вынырнул из какой-то трясины, возродился и теперь не видел вокруг ничего, кроме своей любимой.
Лена оказалась девушкой на редкость воспитанной и добросердечной. Лучшей снохи я для себя не могла бы и желать. Но от разговоров о свадьбе она пока тактично уклонялась, и я понимала, что это не потому, что она не уверена в Андрее; просто она сознавала свое неясное положение, памятуя о моих резких разногласиях с ее отцом.
Саша закончил своего «Стража Вишен». Роман получился по-своему оригинальный. Он состоял из двух частей. В первой главным действующим лицом был мужчина (который медленно сошел с ума, пытаясь отыскать Стража Вишен и пообщаться с ним). Во второй действие уже развивалось вокруг другого персонажа – молодой женщины. Она также мечтала встретиться с таинственным Стражем. Но ее судьба сложилась несколько иначе – она свою мечту все-таки воплотила…
Когда я прочитала весь роман до конца (пока он был еще в рукописи), то мне сразу подумалось – а не с нас ли обоих списал он своих главных героев? Мужчина из первой части, несомненно, был наделен Сашиными чертами. Что же касается женщины… Тут мне судить было сложнее. Но определенные ассоциации все же напрашивались.
Я позвонила одному своему знакомому издателю и попросила его принять Сашину рукопись к рассмотрению.
Саша также завершил и работу над картиной с одноименным названием. Затем выставил ее на новогоднем вернисаже. Я точно знаю, что ему предложили за нее пятьдесят тысяч евро, но он отказался.
На картине сам Страж Вишен был не виден; точнее сказать, сквозь мастерски выписанный туман, окутывающий вишневые деревья, проступали лишь неясные очертания. Кстати, и в романе автор также оставляет читателя в неведении относительно облика Стража. Да, героиня в финальной сцене видит Его, но – никакого внешнего описания не дается. Именно поэтому я затруднялась определить жанр романа. Мистический триллер? Детектив? Драма? Философское размышление о жизни? Скорее всего, все это вместе. В коммерческом успехе Сашиной книги я, если честно, сомневалась, но мне очень хотелось, чтобы он напечатал первый большой роман и поверил в свои возможности.
Санкт-Петербург, январь 2004 года
С момента, как Петя Сычев возвратился домой ни с чем (то есть не выполнил того, что поручил ему дед), Александр Тимофеевич совсем сдал. Теперь он почти все время молчал, сидя в своем кресле у окна. Спал мало и практически ничего не ел. Врачи не могли помочь старому особисту. Они назначали разные лекарства, а он их не принимал. Один из докторов даже потихоньку вывел Петю в прихожую и сказал, качая головой: «Готовьтесь к худшему, юноша. Он не хочет жить».
Петю все это очень и очень расстраивало; он любил дедушку и, как мог, старался объяснить ему, что попросту не способен на убийство человека. Александр Тимофеевич выслушивал его молча, глядя в одну точку. Никогда ничего не возражал, и это нервировало Петю еще больше. Он сделал попытку утешить дедушку, показывая ему статьи в газетах о тех неприятностях, которые обрушились в конце осени – начале зимы на главу «Регион-банка» (арест, затем налоговые проверки, атака неизвестных бандитов на коммерческие точки Никулина). Но и это оставило Сычева-старшего равнодушным, по крайней мере, внешне. Единственное, что он иногда делал – это брал лист бумаги и карандаш и исписывал весь лист одним лишь словом – «Смерть». После чего принимался исступленно водить грифелем по бумаге, пока карандаш не ломался; но он продолжал водить и водить, и переставал лишь, когда Петя подходил и мягко брал его за руку…
Все чаще врачи (которые регулярно навещали старика) произносили короткое, но емкое слово «маразм». Но Пете страшно было поверить, что его дедушка, всегда такой разумный и рассудительный, вдруг стал подобен трехлетнему ребенку…
Областной центр
Под конец рабочего дня на парковке, примыкающей к «Регион-банку», взорвались сразу три иномарки. Все они принадлежали высокопоставленным работникам банка. Это стало продолжением войны, которую некто объявил областной бизнес-элите. До взрывов на автостоянке уже были налеты на валютные обменники, поджоги магазинов, кафе, угрозы по телефону…
Никулин, узнав об очередной выходке неизвестных, немедленно вызвал к себе Семена, шефа своей службы безопасности (который не так давно оправился от ранения, полученного в перестрелке с Ковшом).
– И долго это будет продолжаться? – в притворно-спокойной манере спросил его Павел Игнатьевич.
– Видите ли, я… Мои люди уже вычисляют этих отморозков. Думаю, им вскоре не поздоровится.
– Пока что нам нездоровится, Сеня! Ты посмотри, что в городе творится – сычевские объекты уже все позакрывались, люди боятся на работу выходить. Точки этой Огородниковой тоже не сегодня-завтра самоликвидируются. Остаемся мы. И ни одна собака не знает, кто все это учинил! Разве так бывает, Сеня, дорогой!?. Ведь обычно в таких случаях сразу узнаешь, откуда ноги растут! Я хочу ведь этих засранцев мертвыми, ты понимаешь?..
– Делаю все, что в моих силах, – тихо ответил Семен, не поднимая глаз.
– Значит, силы у тебя уже не те! – рявкнул Никулин. – Даю тебе неделю срока. Или ты предъявишь мне этих кретинов, или…уходи к чертовой матери, вахтером в детский сад! Я благодарен тебе за то, что ты тогда закрыл меня от пули. Но в твоей профессии, Сеня, прошлые заслуги не в счет, и ты сам это знаешь.
Оставшись один, Никулин плеснул себе коньяку из пузатой бутылки, которая стояла в его баре, и выпил, закусив крошечным кусочком лимона. В последнее время он часто пил. И не в компании, а один, по-скорому, залпом…
… А неделя срока, отпущенная Павлом Игнатьевичем для поимки дерзких налетчиков, Семену не понадобилась; на следующий же день после разговора со своим боссом начальник охраны погиб: выходя утром из своего подъезда, он получил автоматную очередь в живот из проезжающего мимо джипа…
Запрос по линии Генштаба остался без ответа; генерал, предвидя это, заранее созвонился со своим старым школьным приятелем, который трудился в думском комитете по оборонной политике, и попросил его выяснить все, что можно о спецподразделениях, существовавших в советской армии период боевых действий в Афганистане. Школьный приятель перезвонил через два дня.
– Извини, Игорь, – сказал он. – Даже мне это дело не по зубам. Тут нужен особый доступ, его надо пробивать через Минобороны… Тебе и впрямь это очень нужно?
– Желательно, – ответил Сотников, уже понимая, что вновь напоролся на стену.
Приятель на том конце провода немного помолчал.
– Ладно, я постараюсь что-нибудь придумать. Но особо обнадеживать тебя не буду. Сам понимаешь – Афган был относительно недавно, и многие из тех, кто напрямую был причастен к этой заварушке, все еще сидят в своих высоких креслах.
– Понимаю, – хмуро отозвался генерал.
Утром следующего дня, как только Игорь Валентинович прибыл на работу, помощники вручили ему видеокассету, которую принес курьер из службы срочной доставки. На пакете, в которую она была завернута, значилось – «Генералу Сотникову, лично в руки».
Повертев кассету и тщательно осмотрев ее со всех сторон, генерал приказал принести в его кабинет видеомагнитофон.
Едва включив запись, Сотников понял, что самые большие неприятности лично для него – еще впереди…
Оксана Огородникова
Под Новый год ни с того, ни с сего позвонил Илья. Трубку снял Андрей, и они долго говорили о чем-то. Нет, не то, чтобы я была против… Жгучей обиды на отца моего сына у меня никогда не было. Наоборот, я испытывала чувство благодарности – во многом благодаря ему из сопливой провинциалки получилась «столичная штучка» Оксана Кирилловна Огородникова.
Но все же Илья был в прошлом. Как и Слава Климович. Странно, но у меня не осталось ни одной его фотографии. Слава почему-то не любил сниматься. Помню, как-то даже ему предложили записать получасовое интервью на местном телеканале. Он наотрез отказался. Вместо него выступал тогда какой-то его помощник. Все это было тем более странно, что во всем остальном Климович не проявлял сверхскромности.
Лена Никулина уже третий месяц жила у нас. Я была в постоянном напряжении, ожидая звонка от ее отца. Но, как видно, у того были свои заботы, ведь в области, судя по сводкам новостей, разыгралась настоящая гангстерская война, характерная скорее для начала девяностых, когда банды «отморозков» терзали страну, стараясь отхватить кусок побольше. Что касается моих объектов по области, то они также подверглись «наезду». В частности, какие-то уроды разнесли мини-маркет, потом подожгли маленькое придорожное кафе и постоянно угрожали уничтожить редакцию газеты, часть акций которой принадлежала компании «ОКО». Я подумывала о том, чтобы вообще свернуть там весь свой бизнес, пока кто-нибудь не пострадал физически. Но порой закрыть фирму бывает гораздо сложнее, чем ее открыть. Да и объявить людям в один прекрасный день, что они больше не нужны, тоже не так-то просто…
Узнала я и об убийстве моего старого знакомого, полковника Казарьянца. Его труп обнаружили в стороне от шоссе, у подножья обрыва. Его машину тоже скинули с высоты, и она взорвалась при падении. Первой моей мыслью было, что с ним расправились по указке Никулина. Но это был бы перебор даже для Павла Игнатьевича; все-таки убивать офицера ФСБ он бы не стал – скорее, попытался бы его купить.
Среди всех этих, прямо скажем, не очень радостных новостей было то, что удерживало меня на плаву. Ведь я готовилась стать бабушкой! Это звание как-то не слишком ко мне подходило – я считала себя еще сравнительно молодой, а слово «бабушка» у большинства ассоциируется с морщинистой, беззубой старушенцией, сидящей день-деньской в кресле и без устали вяжущей внукам носки.
Сердце мое радовалось, когда я видела светящиеся неподдельным счастьем глаза Андрея, его веселую улыбку, слышала его задорный смех. Он будто бы вынырнул из какой-то трясины, возродился и теперь не видел вокруг ничего, кроме своей любимой.
Лена оказалась девушкой на редкость воспитанной и добросердечной. Лучшей снохи я для себя не могла бы и желать. Но от разговоров о свадьбе она пока тактично уклонялась, и я понимала, что это не потому, что она не уверена в Андрее; просто она сознавала свое неясное положение, памятуя о моих резких разногласиях с ее отцом.
Саша закончил своего «Стража Вишен». Роман получился по-своему оригинальный. Он состоял из двух частей. В первой главным действующим лицом был мужчина (который медленно сошел с ума, пытаясь отыскать Стража Вишен и пообщаться с ним). Во второй действие уже развивалось вокруг другого персонажа – молодой женщины. Она также мечтала встретиться с таинственным Стражем. Но ее судьба сложилась несколько иначе – она свою мечту все-таки воплотила…
Когда я прочитала весь роман до конца (пока он был еще в рукописи), то мне сразу подумалось – а не с нас ли обоих списал он своих главных героев? Мужчина из первой части, несомненно, был наделен Сашиными чертами. Что же касается женщины… Тут мне судить было сложнее. Но определенные ассоциации все же напрашивались.
Я позвонила одному своему знакомому издателю и попросила его принять Сашину рукопись к рассмотрению.
Саша также завершил и работу над картиной с одноименным названием. Затем выставил ее на новогоднем вернисаже. Я точно знаю, что ему предложили за нее пятьдесят тысяч евро, но он отказался.
На картине сам Страж Вишен был не виден; точнее сказать, сквозь мастерски выписанный туман, окутывающий вишневые деревья, проступали лишь неясные очертания. Кстати, и в романе автор также оставляет читателя в неведении относительно облика Стража. Да, героиня в финальной сцене видит Его, но – никакого внешнего описания не дается. Именно поэтому я затруднялась определить жанр романа. Мистический триллер? Детектив? Драма? Философское размышление о жизни? Скорее всего, все это вместе. В коммерческом успехе Сашиной книги я, если честно, сомневалась, но мне очень хотелось, чтобы он напечатал первый большой роман и поверил в свои возможности.
Санкт-Петербург, январь 2004 года
С момента, как Петя Сычев возвратился домой ни с чем (то есть не выполнил того, что поручил ему дед), Александр Тимофеевич совсем сдал. Теперь он почти все время молчал, сидя в своем кресле у окна. Спал мало и практически ничего не ел. Врачи не могли помочь старому особисту. Они назначали разные лекарства, а он их не принимал. Один из докторов даже потихоньку вывел Петю в прихожую и сказал, качая головой: «Готовьтесь к худшему, юноша. Он не хочет жить».
Петю все это очень и очень расстраивало; он любил дедушку и, как мог, старался объяснить ему, что попросту не способен на убийство человека. Александр Тимофеевич выслушивал его молча, глядя в одну точку. Никогда ничего не возражал, и это нервировало Петю еще больше. Он сделал попытку утешить дедушку, показывая ему статьи в газетах о тех неприятностях, которые обрушились в конце осени – начале зимы на главу «Регион-банка» (арест, затем налоговые проверки, атака неизвестных бандитов на коммерческие точки Никулина). Но и это оставило Сычева-старшего равнодушным, по крайней мере, внешне. Единственное, что он иногда делал – это брал лист бумаги и карандаш и исписывал весь лист одним лишь словом – «Смерть». После чего принимался исступленно водить грифелем по бумаге, пока карандаш не ломался; но он продолжал водить и водить, и переставал лишь, когда Петя подходил и мягко брал его за руку…
Все чаще врачи (которые регулярно навещали старика) произносили короткое, но емкое слово «маразм». Но Пете страшно было поверить, что его дедушка, всегда такой разумный и рассудительный, вдруг стал подобен трехлетнему ребенку…
Областной центр
Под конец рабочего дня на парковке, примыкающей к «Регион-банку», взорвались сразу три иномарки. Все они принадлежали высокопоставленным работникам банка. Это стало продолжением войны, которую некто объявил областной бизнес-элите. До взрывов на автостоянке уже были налеты на валютные обменники, поджоги магазинов, кафе, угрозы по телефону…
Никулин, узнав об очередной выходке неизвестных, немедленно вызвал к себе Семена, шефа своей службы безопасности (который не так давно оправился от ранения, полученного в перестрелке с Ковшом).
– И долго это будет продолжаться? – в притворно-спокойной манере спросил его Павел Игнатьевич.
– Видите ли, я… Мои люди уже вычисляют этих отморозков. Думаю, им вскоре не поздоровится.
– Пока что нам нездоровится, Сеня! Ты посмотри, что в городе творится – сычевские объекты уже все позакрывались, люди боятся на работу выходить. Точки этой Огородниковой тоже не сегодня-завтра самоликвидируются. Остаемся мы. И ни одна собака не знает, кто все это учинил! Разве так бывает, Сеня, дорогой!?. Ведь обычно в таких случаях сразу узнаешь, откуда ноги растут! Я хочу ведь этих засранцев мертвыми, ты понимаешь?..
– Делаю все, что в моих силах, – тихо ответил Семен, не поднимая глаз.
– Значит, силы у тебя уже не те! – рявкнул Никулин. – Даю тебе неделю срока. Или ты предъявишь мне этих кретинов, или…уходи к чертовой матери, вахтером в детский сад! Я благодарен тебе за то, что ты тогда закрыл меня от пули. Но в твоей профессии, Сеня, прошлые заслуги не в счет, и ты сам это знаешь.
Оставшись один, Никулин плеснул себе коньяку из пузатой бутылки, которая стояла в его баре, и выпил, закусив крошечным кусочком лимона. В последнее время он часто пил. И не в компании, а один, по-скорому, залпом…
… А неделя срока, отпущенная Павлом Игнатьевичем для поимки дерзких налетчиков, Семену не понадобилась; на следующий же день после разговора со своим боссом начальник охраны погиб: выходя утром из своего подъезда, он получил автоматную очередь в живот из проезжающего мимо джипа…
* * *
Генерал Сотников, который поначалу с большим недоверием отнесся к информации своего подчиненного о батальоне «Пиковый туз», довольно скоро убедился, что подполковник нащупал реальный след, и что дело может оказаться гораздо серьезнее, чем казалось поначалу.Запрос по линии Генштаба остался без ответа; генерал, предвидя это, заранее созвонился со своим старым школьным приятелем, который трудился в думском комитете по оборонной политике, и попросил его выяснить все, что можно о спецподразделениях, существовавших в советской армии период боевых действий в Афганистане. Школьный приятель перезвонил через два дня.
– Извини, Игорь, – сказал он. – Даже мне это дело не по зубам. Тут нужен особый доступ, его надо пробивать через Минобороны… Тебе и впрямь это очень нужно?
– Желательно, – ответил Сотников, уже понимая, что вновь напоролся на стену.
Приятель на том конце провода немного помолчал.
– Ладно, я постараюсь что-нибудь придумать. Но особо обнадеживать тебя не буду. Сам понимаешь – Афган был относительно недавно, и многие из тех, кто напрямую был причастен к этой заварушке, все еще сидят в своих высоких креслах.
– Понимаю, – хмуро отозвался генерал.
Утром следующего дня, как только Игорь Валентинович прибыл на работу, помощники вручили ему видеокассету, которую принес курьер из службы срочной доставки. На пакете, в которую она была завернута, значилось – «Генералу Сотникову, лично в руки».
Повертев кассету и тщательно осмотрев ее со всех сторон, генерал приказал принести в его кабинет видеомагнитофон.
Едва включив запись, Сотников понял, что самые большие неприятности лично для него – еще впереди…