– Мы “полезные”,— четко произнесла Кэрол, со страхом оглянувшись на стоявшую поблизости и слушающую машину. Но отшатнулись только Задор и Ховелер: настойчивость оборванной грязной женщины казалась поистине безумной.
   Но и ее спутник согласно закивал головой. Закивал медленно и задумчиво.
   – Да, да... А вы?
   Помолчав, Анюта произнесла тихо, но твердо:
   – Мы не “полезные”. Нет,
   Машина, стоящая рядом, казалось, ничего не заметила.
   Постепенно Скурлок стал приглядываться к новому окружению, в которое поместил его металлический хозяин.
   Спросил:
   – Что это за место?
   Ховелер стал объяснять.
   Грязный нечесаный мужчина оборвал Даниэла:
   – Интересно, что собирается делать наша машина?
   – Ваша машина? Берсеркер?
   – Называй их, как хочешь. Нам задали ужасно много вопросов об этом... месте... перед тем, как попасть сюда.
   Задор и Ховелер ощутили прилив нового страха.
   Кэрол добавила к словам Скурлока:
   – Не знаю, какую пользу представляют из себя человеческие зиготы. Тьфу!.. Но нашей машине лучше знать.
   – Ваша машина, как вы ее называете, воспользуется вашей же помощью?
   Кэрол поспешно согласилась:
   – Разумеется, я помогу!
   Речь ее становилась ясной и понятной:
   – Мы поможем. Пока не знаем, как. Но наступит время, и машина подскажет. Мы же готовы ко всему. Ее страстно поддержал Скурлок:
   – Мы готовы!
   Он вдруг запнулся, увидев, с каким отвращением и презрением глядят на него Ховелер и Задор. И уже другим тоном добавил:
   – “Вредные”!
   Прошептал, давая чувству обильное презрение.
   – Мы “полезные”,— снова повторила Кэрол с видом школьной учительницы, но явно находясь в состоянии душевной неуравновешенности. Задор резко оборвала ее:
   – С вами никто не спорит! Хорошо, если вы так говорите. Вы — “полезные”... Думаю, достаточно умело подготовленные.
   Ховелер не удержался и добавил несколько грязных эпитетов.
   Кэрол дико закричала и вдруг набросилась на Анюту, с безумной силой наваливаясь на высокую женщину, царапая своими обломанными ногтями ее лицо.
   Чтобы оградить Задор от телесных травм, Ховелер бросился к Кэрол и так резко ее оттолкнул, что маленькая женщина отшатнулась и упала на гладкую палубу.
   – Оставь ее! — Скурлок в свою очередь толкнул Ховелера.
   Тот зло ответил:
   – Тогда прикажи ей оставить нас! Перебранка и оскорбления двух сторон постепенно стихли.
 
   Спустя несколько часов наступило неловкое перемирие. У Ховелера и Задор, тихо и спокойно разговаривающих, появилось сильное подозрение, что Скурлок и Кэрол сами нашли в полетах берсеркера, чтобы добровольно наняться на службу,
   Ховелер:
   – Думаешь, и от нас ждут того же? Задор:
   – Любопытно, подслушивают нас?
   – Конечно, подслушивают. Ну и что? Мне наплевать. Может, слушают от нечего делать? Чуть помолчал.
   – Меня больше волнует то... и пугает, что начинаю понимать, как люди становятся “полезными”. Ты когда-нибудь думала об этом?
   – До сих пор нет.
   Временами Скурлок, во всяком случае, так казалось, пытался найти соглашение с другой парой. Кэрол же была слишком не в себе, чтобы заботиться об этом.
   Скурлок говорил:
   – Послушайте, мы все пленники. Ховелер осторожно кивал головой:
   – Машина говорила, что она собирается делать с нами?
   Скурлок страшно улыбнулся:
   – Нет! Но и я, и Кэрол будем участвовать в игре. Это единственный способ разобраться в ситуации, подобно этой.
 
   После неожиданного захвата станции все базы, города и поселения на обитаемых планетах Иматранской системы находились в безумной активности. Но было уже бессмысленно и поздно спасать лабораторию.
   Весть о ее захвате, об атаке берсеркера со скоростью света долетела до властей, управляющих планетами Солнечной системы.
   Новость получили через несколько часов после случившегося.
   В направлении разоренного планетоида была выслана посильная помощь.
   Следуя военной доктрине, было образовано единое военное командование, под эгидой которого крупные планеты координировали свои усилия.
   Внутри системы больше не наблюдалось столкновений — по одной причине: отсутствие в космическом пространстве Иматрана сил, способных противостоять победившему противнику. Захваченную станцию безжалостно и неумолимо, но осторожно и аккуратно уводили прочь.
   После налета все, что осталось от вторжения — это умеренное число мертвых и раненых, следы повреждений, короткие и угасающие электромагнитные сигналы, включая световые волны...
   Результатом короткого, неистового сражения стало небольшое количество обломков, мертво плывущих в космосе: останки кораблей и маленьких берсеркеров.

3

   Во сне, который казался длинным и повторяющимся, перед глазами леди Дженевьев продолжал стоять образ ее спасителя. Фигура в костюме и с защитным космическим шлемом... Высокий, сильного телосложения человек протянул руки, предлагая спасение от гибели, избавление от...
   Да, от всего. Кроме страшных снов.
   Голос, доносящийся из динамика скафандра, вновь произнес ее имя, только что... как раз...
   Леди Дженевьев, находясь на борту погибшего курьера, обрадовалась спасителю. С чувством всеохватной радости подняла руки, чтобы обнять ловкого, счастливого и великолепного Николаса Хоксмура.
   Лишь на мгновение он показался нерешительным от удивления. И потом его руки в доспехах нежно обняли леди, осторожно отвечая на ее же объятия.
   Потом Дженевьев, освободившись от признательных рук пилота, нетерпеливо спросила:
   – Вы можете забрать меня отсюда? Видите, у меня нет костюма. Похоже, на борту нет скафандров.
   Опять его голос... голос Ника, голос, который она запомнила еще с экрана... а теперь вот звучит в скафандровом, динамике.
   – Все в порядке, леди. Конечно, я вас спасу. Потому что...
   А потом...
   Вспоминая последовательность событий — сколько бы времени ни прошло, находясь в безопасном месте, где бы оно ни было, Дженевьев казалось, что взорвался весь мир.
   Но и сейчас у нее оставались сомнения, что взрыв, всплывший в памяти, произошел на самом деле. Однако, сцена представлялась реальной и убедительной. Как и впечатление, что после взрыва нечто произошло.
   То, что воспоминание о крушениях и взрывах стало отдаленным, несколько успокаивало леди.
   Но и возвращало обратно.
   В объятиях пилота ее тело, покрытое лишь обрывками белого платья, прижалось к жесткому бесчувственному снаряжению. Оба стояли, окруженные дымом, заполнявшим корабль-курьер.
   Затем этот взрыв.
   Реальный и убедительный.
   И за ним начались видения. Огромный мир необычных снов, переходящих в странную ясность ума, а иногда — в видение, несущее ужас.
   И теперь леди переживала неясный, неотступный страх, беспомощное чувство перед надвигающейся смертью, неизбежностью уничтожения.
   Слава Богу, проявления ясности и страха были коротки.
   И вновь Дженевьев впала в бессознательное состояние. Погружение в темноту, похожую на сон, больше всего напоминало прекращение существования.
 
   Когда она вырывалась из небытия, являлась мысль, что курьер, на борту которого она находилась, разрушен на самом деле. Хотя все казалось таким далеким.
   Наконец, до нее стала доходить реальность. Ее теперешнее состояние, приятное окружение доказывали, что она спасена и находится в безопасном месте. Леди занимала кровать, или скорее, узкую койку, которая по некоторым признакам была на борту корабля. В нескольких сантиметрах над ее лицом двигались тонкие, ловкие, явно не человеческие, но страсть как приветливые руки металлического медицинского робота, который ухаживал за ней.
   С большим усилием, все еще лежа на кровати, леди Дженевьев слабо заговорила. А заговорила потому, что чуть дальше робота разглядела неясно вырисовывающееся лицо — красивое и мужественное — лицо пилота, который наблюдал за койкой через прозрачный гигиенический щит. Имя спасителя она теперь уже никогда не забудет: Николас Хоксмур присматривал за обессиленной и больной женой премьера.
   Говорить ей было трудно. Она задыхалась. Но все же спросила:
   – Где я?
   Трудности с речью пугали ее. Однако, в душе верила: если она спасена, то трудности со здоровьем обязательно будут преодолены.
   Хоксмур быстро наклонился, чтоб успокоить леди:
   – Вы в безопасности, на борту моего маленького корабля. Я называю его “Рен”. О, я вовремя вытащил вас из курьера.
   Ник запнулся. И добавил:
   – Вы помните, что произошло там?
   – Я помню, как выбралась на курьере из лаборатории. Конечно, как не помнить?
   – А меня помните?
   – Николас Хоксмур, архитектор и пшют.
   Каждое слово, которое она произносила, требовало неимоверных усилий. Но леди хотела говорить. Ей даже чудилось от этого желания, что она и не слишком устала:
   – Вы очень хороший пилот, должна признать.
   – Хорошо, хорошо,— произнес Ник успокаивающе. Дженевьев не оборвала разговор:
   – Как зовут вас друзья? Ник?
   – Мои друзья? — вопрос, кажется, на мгновение выбил его из равновесия.— Да, да, Ник подойдет. А как вас зовут друзья?
   – Дженни.
   – Да, конечно, Дженни. Это имя мне что-то напоминает.
   – Что же?
   – Поэму. Стихи. Может быть, я исполню их позже.
   Леди Дженевьев попыталась повернуть голову и хорошенько всмотреться. Белая стена, из которой торчали руки медицинского робота, являлась только частью ниши, не дававшей ей свободно двигаться. Белые гладкие стены углубления, в котором ее тело утопало, как в ванне, ограничивали поле зрения.
   Пораженная неожиданной мыслью, леди спросила:
   – А что с остальными людьми? Николас вздохнул:
   – С теми, кто был на борту курьера? Боюсь, что ничего не смог бы сделать для них. Когда я появился, одни были уже мертвы, другие умирали. Кроме того, у меня было снаряжение лишь для одного человека.
   Леди задумалась ненадолго. Она не считала, что все были безнадежны. Она помнила, что это было не совсем так. Но...
   – У меня ничего не болит,— прошептала Дженевьев.
   Ей было лучше, чем раньше, удавалось свободней дышать, когда произносила слова. Похоже... что-то... постепенно приходило в норму. Она слышала немало хороших отзывов о бортовых медицинских роботах, хотя раньше никогда не испытывала на себе их умение.
   Николас был заботливо внимательным.
   Произнес:
   – Что ж, я рад. Так и должно быть. Вы обязаны быть здоровой после того... после всего, что сделали для вас. С вами будет все в порядке.
   И снова наступило для леди время сна.
 
   На поверхности Иматры местные власти, мелкие политические и военные лидеры не пострадали от атаки. Это счастливое обстоятельство не являлось результатом обороны или принятых индивидуальных мер предосторожности. Ведь почти все рядовые граждане, а так же гости, которые находились на планетоиде, вышли из катастрофы без последствий.
   Но не благодаря силам обороны планетоида, которые практически не были проверены. Скорее, то, что жители выжили, зависело от тактики врага. Как оказалось, этот странный берсеркер не воспользовался возможностью устроить массовое кровопролитие. Он имел единственную цель: захватить биолабораторию.
   Вскоре после последнего выстрела обитатели планетоида поняли, что берсеркер не вернется назад, а если вернется, то не сразу.
   Ошеломленные власти, поднявшиеся из своих укрытий, получили немало рапортов из наиболее отдаленных районов Иматры. Везде подтверждалось, что полностью уничтожены оборонные сооружения, разрушено то, что находилось вблизи их. В некоторых зонах наблюдалось и полное разрушение.
   Местное начальство, не дожидаясь своих коллег и наблюдателей с крупных планет системы, поспешили собраться возле установки объемного изображения. Все были напуганы катастрофой. Но и успокоены, что каким образом — разрушения и потери людей были незначительными. Эю было загадкой.
   Планетоид Иматра долгое время был местом проведения научных исследований. Кроме того, здесь проводились конференции, встречи представителей близлежащих планет. В приятном окружении английского парка часто собирались администраторы различных уровней политической структуры премьера Дирака, чтобы в необычной обстановке отдохнуть от рутины. Обычно сюда прибывало много известных людей.
   Итак, местные власти успокоились, что человеческих жертв мало. Но все же...
   Все же в телескоп еще просматривался берсеркер и его беспомощная жертва. Он шел с возрастающей скоростью. Вернее, удалялся. Казалось, что по тому же курсу* по которому и появился: в середину туманности Мавронари.
   Снарядили один из быстрых курьеров, чтобы отправиться с плохими вестями к самому премьеру Дираку, находившемуся в нескольких днях полета в другой системе. По программе он должен был прибыть на Иматру ровно на стандартный месяц. И власти боялись, что прилетев, премьер привлечет их к ответственности. И не только за потерю молодой жены с недавно зачатым ребенком, но и вообще за все случившееся.
   По крайней мере, придется отвечать за некомпетентность — власти это чувствовали.
   Говорили:
   – Как мы могли предвидеть нападение берсеркеров? Ведь в Иматранской системе берсеркеров не видели вот уже...
   Вот уже... а никто не мог и сказать, сколько уже лет. Давно, очень давно.
   Обеспокоенные лидеры стали быстрехонько просматривать записи нападения, сделанные с поверхности Иматрана, а так же с искусственных спутников планетоида. Дирак и его окружение, возможно, захотят все это посмотреть. Первый просмотр проводился для того, чтобы побольше узнать о странном берсеркере, чтобы в его поведении найти основание для своей защиты, если начнется расследование.
   Среди событий, ясно показанных на записях, было и такое: перемещение странного маленького судна, несчастного курьера, который действительно отделился от биолаборатории, спасаясь бегством, но вскоре подвергся удару берсеркера. Сохранилось и краткое сообщение со станции, что вылет состоялся.
   Услышав такое, у людей на земле появилась надежда, что леди Дженевьев удалось сесть на корабль и унестись от опасности.
   Но вот отделившийся от лаборатории маленький корабль был разбит. За первым выстрелом вскоре последовал другой, более мощный. Он наверняка вывел из строя двигатель.
   В перерывах между взрывами “Рену” Хоксмура удалось близко подойти к поверженному кораблю.
   Увидевшие этот эпизод спрашивали:
   – Какие были вести с “Рена”? Кто-то бросил, откашлявшись:
   – Никто не уцелел.
   Хотя возможность найти оставшихся в живых была ничтожной, сразу же начались поиски людей, особенно леди Дженевьев. Эти попытки продолжались и тогда, когда на экране появился “Рен”, другие корабли. Но все искали, искали остальных.
   В район, где взорвался курьер, прибыли корабли, а многие были еще в пути, направляясь к ним на помощь. Но ничего утешительного об уцелевших. И вряд ли они объявятся.
   Некоторые участники конференции местных лидеров остались недовольны тем, что показали записи. Что на разбитом курьере не хватало аварийных космически* костюмов, которые смогли бы помочь выжить пассажирам.
   Такое сообщение было воспринято молча.
   Хотя все знали, что перед нападением берсеркера вряд ли можно было назвать корабль, где защитной одежды хватило бы и на десяток человек.
   Итак, обнаружены потери в космосе, которые не замолчишь. Кроме курьера погибло несколько боевых кораблей. С полными экипажами.
   Правда, один участник конференции заметил со слабым удовлетворением, что и врагу не удалось избежать потерь: несколько маленьких машин берсеркеров, выпущенных в космос, которые напоминали исследовательские судна людей, были сбиты наземными батареями.
 
   У планетоида и других планет системы не осталось ни одного вооруженного корабля. Все они храбро ввязывались в борьбу с берсеркерами, и за несколько минут чудовище быстро с ними разделалось.
   Власти утешались тем, что если прибудет премьер, они твердо заявят: мы сделали все возможное, преследовали врага, но...
   Кто-то из лидеров выдвинул перед коллегами утверждение, с которым собирался выступить и перед народом:
   – Хотя наша кровь закипает от жажды вступить в борьбу от решимости быть отомщенными, у нас нет возможности преследовать врага. Думаю, что мы не сможем сделать более того, что сделали в критическую минуту катастрофы.
   Его коллеги молчали, задумавшись.
   Кто-то из них выразился мрачно:
   – По крайней мере, наши потери в целом незначительны.
   Другой уставился на выступившего:
   – Незначительны? Разве вы забыли, что леди Дженевьев пропала, а может, и погибла? Вы понимаете это?
   – Я сказал в целом. Общее число незначительно.
   – Едва ли и в целом, если учесть зародыши людей, которые находятся в лаборатории, которую похитили у нас.
   – Если что? Если кого?
   – Я имею в виду предполагаемых колонистов.
   Сказавший это и ведший спор, огляделся вокруг и увидел, как много смущенных взглядов и согласных кивков. Поддержанный, продолжал:
   – Погибло то, что на биостанции являлось основной причиной вообще ее создания. Человеческие зиготы и несколько утробных плодов... Живые взносы и пожертвования, собранные за годы у семей и матерей, наверно, десятка планет.
   Первый не сдавался:
   – Слово “живые” можно подвергнуть сомнению. Ну сколько таких пожертвований, как вы называете, предполагаемых колонистов находилось на борту станции?
   – У меня нет под рукой точного числа. Но я слышал — больше биллиона.
   – Сколько, сколько?
   – Десять в десятой степени. Трудно было даже постигнуть сказанное. Полыхнула какая-то суматоха в умах, и предложили:
   – Тогда давайте позаботимся, чтобы их не считали и не упоминали в списках потерь.
   – Но про одно уж точно узнают.
   – Про что же?
   – Разве вы не слышали, что Дженевьев прилетала не ради формальной проверки.
   Говоривший повернул голову вправо:
   – Ну, Кенсинг? Что скажете?
   Стол переговоров не был столом как таковым. Это была система связи, выходящей на установку объемного изображения,— все для удобства местных властей: они тоже могли сделать вид, что участвуют в нелицеприятном разговоре.
   А сами удобно располагались в отдельных комнатах или даже дома.
   С одной стороны стола споров находился самый молодой из присутствующих — человек по имени Сандро Кенсинг. До сих пор он хранил молчание. Во-первых, был очень расстроен. Во-вторых, совершенно не имел никакого отношения к властям. Если не считать того, что в прошлом году его дядя занимал пост в Совете, а сам он был женихом Анюты Задор, которая числилась среди пропавших.
   Приглашен же сюда он был потому, что вот уже два года являлся близким другом единственного сына премьера Дирака, часто бывал у него дома и на борту его яхты.
   Так или иначе начальство знало, что он кое-что да знает о монархе.
   – Ну, Кенсинг!
   Сандро приподнял густые брови и оглянулся. Он ссутулил тяжелые плечи над столом и сильно сжал руки. Волнение выдавали покрасневшие глаза.
   – Извините? — он не слышал вопроса.
   – Я спрашиваю,— повторил выступавший,— как вы думаете, Дирак отреагирует на ужасную новость?
   – Ах, да...
   Сандро не обращал внимания на местных лидеров, включая своего дядю:
   – Что ж, вряд ли старик обрадуется. Это и без меня понятно.
   Снова воцарилось молчание.
   Принимая во внимание горе Кенсинга, что потеряна его невеста, никто не возмутился, не бросил на него сердитого взгляда в ответ на дерзкое поведение. Все понимали: есть более серьезные вещи, чем личные обиды и прочее.
   Слово взял председатель:
   – У нас много дел. Но перед тем, как закрыть заседание, мы должны решить вопрос о делегации.
   – Делегации? — переспросил кто-то удивленный. Председатель:
   – Мне бы следовало сказать “депутации”. Депутации для приема и встречи Дирака.
   Оглядевшись вокруг, председатель решил, что внесена полная ясность. И продолжил:
   – Если никто из нас не встретит его на орбите, я не удивлюсь, если он всех нас пригласит на свой борт для персонального отчета.
   Настроение вокруг стола стало еще печальнее.
   – Предлагаю,— произнес один из заседавших,— назначить делегата. Представителя, который доставит наш отчет. А пока мы полностью будем заняты нашей работой.
   Головы вокруг экрана повернулись в одну сторону. Делегат был избран единодушно и без дебатов. Кенсинг, чей интерес к собранию повысился, слегка удивился. Слабо и цинично улыбнулся обращенным к нему лицам.

4

   Премьер прибыл в Иматранскую систему на впечатляющей скорости. И на несколько часов раньше, чем его ждали. Прилетел на своей огромной вооруженной яхте “Фантом”. Грозный боевой корабль — некоторые опытные обозреватели утверждали, что он больше похож на легкий крейсер — сопровождали два маленьких судна, вооруженных, но неопределенного типа.
   Очевидно, премьер Дирак за короткое время смог снарядить только три корабля.
   Вместо того, чтобы приземлиться на почти ровной поверхности планетоида Иматра, как и сделал бы он в мирное время, Дирак задержал свой маленький эскадрон на низкой орбите. Находясь в позиции готовности, он созвал словами, переданными более чем в вежливой форме, местных лидеров на борт яхты.
   Он так же призвал к быстрой мобилизации и приведению в боевую готовность местные технические средства в помощь своей, эскадрилье.
   Оборудование на его корабле нуждалось в ремонте, перевооружении и перезарядке прежде, чем решаться на схватку с врагом.
   При сложившихся обстоятельствах легко было понять, что отсутствовали формальная церемония встречи и приветствия. Единственным человеком, подчинившимся приказу премьера и явившимся на борт его корабля, чтобы приветствовать Дирака и его окружение, оказался выбранный делегат Сандро Кенсинг.
   Молодой человек, слегка взволнованный, хотя ничуть не испуганный предстоящим приемом, ступил из челнока, сделавшего стыковку, в основной тамбур яхты. В кармане Сандро находилась запись, сделанная установкой объемного изображения, где запечатлелось заседание местного совета.
   Запись, кстати, представляла правдивую компиляцию причин отсутствия начальства. Но представлять его и был уполномочен Кенсинг.
   Большинство местных лидеров не отправились на прием к премьеру не оттого, что было слишком занято ликвидацией разрухи, а просто боялось разноса или чего худшего.
   “Возможно,— думал Сандро,— у них были причины так решать”. Сам же он ничего не боялся. Даже если бы он не испытывал горя, он вряд ли бы впал в испуг от встречи с отцом Майка, с которым не раз встречался, вместе ходил в школу, в семье которого был гостем.
   Именно эти отношения привели Кенсинга к работе, связанной с проектом колонизации. И таким образом Кенсинг познакомился с Анютой Задор.
   В тамбуре вооруженного “Фантома” Кенсинга встретил седеющий мужчина — сильного телосложения и неопределенного возраста, в спецодежде без знаков отличия. Кенсинг узнал одного из членов главной охраны премьера. Внешность его была Сандро известна по визитам во дворец Садро и его владения.
   – Привет, Брабант!
   Телохранитель, как обычно непринужденно вежливый к друзьям своего хозяина, узнал молодого посетителя в лицо, несмотря на то, что после их последней встречи прошло несколько лет.
   – Привет, мистер Кенсинг. Присаживайтесь. Босс вас ждет. Он освободится через минуту.
   За телохранителем просматривался интерьер корабля. Многое было переделано и заново отделано со времени последнего посещения Кенсинга и было похоже на административный офис власти планетарного значения.
   – Я пока постою, спасибо. И так теперь немало сижу.
   Брабант посмотрел на Сандро с сожалением.
   – Эй, доктор Задор очень стойко держится. Действительно стойко.
   Сандро встрепенулся:
   – Спасибо. Охранник:
   – У вас с боссом общее горе. К большому сожалению.
   Под давлением собственных горьких чувств Кенсинг нередко забывал, что пропала новая жена премьера. А ведь верно, что у него с премьером общее горе.
   – Где Майк? — неожиданно спросил он телохранителя.
   Тот попытался вспомнить, но пожал плечами:
   – Он поссорился с отцом несколько месяцев назад и уехал. Залетал сюда, но это было давно.
   – А где же он теперь?
   – Семья не посвящает меня в свои дела.
   – Я-то думал, что встречу его на борту яхты. Его отцу понадобятся хорошие пилоты.
   – Эй, хороших пилотов у босса хватает. Даже лучших, чем Майк.
   Кенсинг приподнял брови:
   – Но ведь не многие находятся здесь?
   – Но тот, который находится на борту, действительно хороший пилот.
   Брабант с довольным видом, что владеет информацией, посмотрел в сторону коридора и добавил:
   – Может, увидите его.
   – Да? Говорите, что он представляет собой нечто ценное?
   – Совершенно верно. Его зовут Фрэнк Маркус. Полковник. Это его последнее звание, о котором я слышал. В отставке.
   На какое-то время Кенсинг даже забыл о личных переживаниях.
   – Маркус? Вы говорите...
   – Точно. Знаменитый человек... Мне сказали, что недавно — да, перед нашим полетом сюда — его поставили управлять яхтой.
   – Боги космических полетов!.. Я думал, я полагал, что полковник Маркус умер несколько десятков лет назад.”
   – Не говори ему это, малыш. Извините. Я хотел сказать, что это было бы не совсем дипломатично, мистер официальный представитель Иматры.